Изобретение шляпы

13

Содержание

Введение

1. Первое упоминание о головном уборе

2. Времена поздней готики

3. XX век - шляпа под угрозой!

Литература

Введение

За многие тысячелетия человеческой истории головным уборам приходилось быть и предметами сугубо практическими, и символическими, и комическими, и патетическими, шутовскими и политическими. Их то возносили, то преследовали, а то надолго предавали забвению.

Редко какая другая деталь одежды выражала с такой силой дух времени, вкусы и представления людей и особенно их социальное положение и социальные претензии.

Судить о материальной культуре и бытовом укладе древних народов - дело непростое. В распоряжении науки археологические находки, скупые свидетельства античных авторов, древние языки. На уцелевших сосудах (или черепках, оставшихся от них), на фресках, скульптурах древних греков мы видим в основном людей с непокрытыми головами. Это особенность, как и вообще «открытость» античной одежды, объясняется не столько мягкостью средиземноморского климата, а сколько этическими и эстетическими представлениями эпохи. Античный человек стремился открыть себя, свое тело и взглядам и природе. Нужна была определенная практическая необходимость, чтобы надеть головной убор или закутаться в плащ. Для работы (в поле, на виноградниках) или в дорогу греки надевали шляпу с полями -- петасос. Поэтому и бога Гермеса, посыльного богов, греки тоже изображали в петасосе. Петасосы носили и эфебы -- свободнорожденные юноши от 18 до 20 лет, проходившие подготовку к гражданской и военной службе.

1. Первое упоминание о головном уборе

А танагрийские глиняные статуэтки изображают мужчин и женщин в шляпах-зонтиках, защищавших их от палящих лучей южного солнца. Войлочные колпаки без полей -- пилосы -- были на головах ремесленников, моряков и другого трудящегося люда. Но не рабов, так как во времена античности такие колпаки были привилегией свободного человека. Люди состоятельные и служители культа отдавали предпочтение венкам и налобным повязкам -- это было их социальной привилегией.

Римские «шляпные» обычаи были похожи на греческие, но на время сатурналий -- празднеств в честь бога Сатурна, когда хозяева и рабы становились «равными», -- все надевали пилеусы (pileus), войлочные колпаки греческого образца. Позднее, в эпоху древнеримской империи, патриции отреклись от пилеусов, их стал носить только трудовой люд, но не рабы. Рабу дарили пилеус, когда его отпускали на свободу или продавали. Отсюда пошли такие латинские выражения, как «пилеум редимере» (pileum redimere) -- «получить свободу» и «сервос ад пилеум вокаре» (servos ad pileum vocare) -- «призывать рабов к восстанию, обещая им свободу». И видимо, не лишено оснований предположение, что обычай в знак приветствия снимать шляпу начинается с античных времен и должен означать: «Я ваш раб и готов служить вам».

Но ни греков, ни древних римлян нельзя считать изобретателями пилеусов: эти колпаки были заимствованы у фригийских племен, живших в Малой Азии с XIII до V века до н. э. Фригийский шерстяной колпак имел верхушку, свисающую на лоб. Именно этот колпак и стал символом свободы в античные времена. Опережая события, минимум на две тысячи лет, скажем, что об этих колпаках в конце XVIII века вспомнили французские революционеры, чтобы сделать символом свободной Франции. Наверное, сыграло роль и то, что на стороне революции выступили каторжане: красные фригийские колпаки были частью их тюремной униформы. Еще в VI веке до н. э. колпак свободы был выбит на медали в честь изгнания из Рима последнего царя Тарквиния Гордого, по преданию пришедшего к власти с помощью убийства. Римляне надели фригийские колпаки в день смерти ненавистного императора Нерона, прославившегося жестокостью и развратом.

Разумеется, подчиненные Древнему Риму народы, так или иначе, использовали его шляпную символику. У даков (жителей римской провинции на территории современной Румынии) пилеус носила только знать -- пилеати (pileati), в противоположность простонародью -- комати (comati), то есть «косматым», или «волосатым», пилеусов не носивших (не носили они обычно и других головных уборов, за что и получили свое прозвище...).

Возникает законный вопрос: как поступали те же рабы или «комати», когда стужа, морозы посещали места их проживания? Очень просто: плащ надевали так, чтобы свободным его концом можно было прикрыть голову -- как носили, например, свой гиматий многие греческие женщины. Именно из такого способа носить плащ и родилась, вероятнее всего, идея плаща с капюшоном.

Средневековье охватывает период без малого в тысячу двести лет -- с конца V до середины XVII века. Попытаемся в самых общих чертах представить шляпный арсенал этой эпохи.

Некоторые исследователи отмечают, что во времена раннего средневековья одежда знати и простонародья была почти одинакова и отличалась лишь качеством материала и украшениями. Но постепенно «костюм, будучи важнейшим символом социального статуса, стал определять принадлежность человека не только к классу или сословию, но и к социальной группе... Вопрос о том, как одеваться, переплетался... в его представлении с проблемами морали и социального статуса. Каждый должен был носить платье, соответствующее его положению и ни в коем случае не оскорбляющее общественную нравственность...».

Положению женщины, например, вполне соответствовало покрывало восточного образца, почти полностью скрывавшее голову, а иногда и лицо. Ведь женщины были объявлены «самым опасным силком», «сладким злом», управляющим миром. И разрешить женщинам показывать волосы и лица значило увеличивать их власть над мужчинами, чего допустить было нельзя. Головной убор женщины средневековья определялся ее поведением на людях: «ходить, не поворачивая лица в стороны, опустив глаза, не позволяя себе ни посмеяться, ни поболтать с кем-нибудь на улице, а девушкам настоятельно рекомендовалось сидеть, сложив руки на животе».

Еще в IV веке сложился статус белой фаты христианской невесты как символ непорочности и чистоты. Тогда же и черная фата наделяется траурной символикой.

У фаты -- многовековая история. В Древнем Египте женщины кутались в полупрозрачное покрывало биссис, которое носили и гречанки. Древнеримские невесты украшали голову огненно-красной вуалью -- фламмеумом (flammeum) или рециниумом (recinium).

Столь же типична для женского облика XII--XIII веков плотная головная повязка, которая охватывала голову и подбородок. Немцы называли ее «гебинде» -- от «бинден» («связывать»).

Повязана была голова, полузакрыто лицо -- связаны воля и мысль женщины... А поверх надевали круглую шляпу -- шапель (chapel), обруч или даже корону. В таком уборе изваял средневековый мастер святую Уту для Наумбургского собора в Германии.

Но уже пробивали себе дорогу высокие, «словно здания», головные уборы и прически из своих и чужих волос с «рожками» по парижской моде, приводя в ужас моралистов и духовных пастырей. Им больше был по вкусу неуклюжий чепец, хотя нередко голова в нем напоминала большой кочан капусты.

2. Времена поздней готики

А время идет, и феодалы все больше осознают свое место на социальной лестнице, это находит выражение в одежде, в головных уборах. Во времена поздней готики (XIV век) удлиненный силуэт фигуры подчеркивается высокими колпаками -- энненами (Hennin), так полюбившимися бургундским дамам. Эннены продержались в моде Европы около ста лет, и их «феномен» объясняется сословными традициями средневековой знати, когда не само богатство было главным мотивом поведения, а возможность демонстрировать его.

Эннены делали из жесткой бумаги или накрахмаленного льна, а поверх натягивали шелк или другую дорогую ткань. К нему прикрепляли длинную (до земли) вуаль, которая иногда закрывала и лицо.

Эннены возвышали феодалок над народом и друг над другом. Чем знатнее была дама, тем был выше ее эннен. Так, принцессы носили эннены высотой в метр! Дамы рангом ниже, придворные, не смели, разумеется, иметь колпаки выше, им был милостиво установлен предел -- до пятидесяти-шестидесяти сантиметров (это в переводе, конечно, на современную метрическую меру)... Мужчины, чтобы не казаться малорослыми по сравнению с дамами, надевали шляпы в виде «сахарных голов».

Феодальная знать все чаще нарушает обет христианской скромности и украшает шляпы перьями павлинов. За ней тянутся разбогатевшие горожане, но те и другие отводят недовольство бедноты, люто преследуя «ведьм» и «волшебников», которых выставляют на позор в высоких остроконечных колпаках. Еретиков вели на костер в картонных колпаках, разрисованных языками пламени и чертями (кстати говоря, в США и сегодня на головы провинившихся школьников надевают высокие бумажные колпаки).

В обиходе раннего средневековья (X век) были и плетеные соломенные шляпы, вошедшие даже в историю войн, вся королевская рать Оттона I (германского правителя, а потом -- императора Священной Римской империи) выступила в поход против французского герцога в соломенных шляпах, чем насмешила герцога; но смех этот ему дорого обошелся -- его войска потерпели сокрушительное поражение от «саксонских недотеп».

Позже, уже в XII веке, крестоносцы, воевавшие с «неверными» за «гроб господень» и Палестину, не могли устоять перед соблазнами восточного костюма и среди прочих трофеев привозили из своих походов тюрбаны. Церковь решительно воспротивилась «сарацинской моде», и ношение тюрбанов и подобных им головных уборов было небезопасным.

По типу тюрбана была сконструирована итальянская шляпа XV века бальцо (balzo). Ее мастерили из жести или кожи и обтягивали пестрой тканью, большей частью шелком.

Конец средневековья (XIV век) означал большую свободу в выборе костюма. Одно из веских доказательств этому -- господство моды на шапероны -- род капюшона с длинным «хвостом», сооружение из большого количества ткани. Под шаперон нередко надевали шляпу с большими полями, которые отгибались на затылке, а спереди опускались.

И снова меняются костюмные пропорции. Теперь им больше соответствует плоский круглый баретт, известный со времен Византии.

Не так уж редко богатые заимствовали головные уборы у бедных, бывало и наоборот. Капюшон, например, был частью простонародного плаща, потом стал самостоятельным убором крестьян и горожан, приобрел свисающий до пояса башлык и оплечье и в XIII-- XIV веках входит в моду у знати. А с XV века такой капюшон -- недвусмысленный атрибут шутов и «дураков».

Дорогие шляпы тешат честолюбие одних и тщеславие других. А власть упорно пытается отстоять сословные традиции.

«Дабы между лицами высокого и низкого звания было различие», император Германии Максимиллиан I (XV век) по примеру многих своих коронованных предшественников учредил «Правила одежды». Английская королева сочла возможным запретить простому люду носить шляпы.

В Западной Европе XIV--XV веков вид и форма головного убора указывали на род занятий: берет носил врач, черную шапочку -- богослов и ученый, по бобровой шапке узнавали нотариуса.

Человек средневековья дорожил шляпой, нередко злоупотребляя ее знаковыми атрибутами. Не потому ли бургундским щеголям мало было шляпы на голове -- другую они носили за спиной?

Кроме того, головные уборы были так велики, что надевать их прямо на голову не решались. Под баретт, например, надевали небольшую шапочку -- калотт (calott), чтобы громоздкий баретт не сползал набок.

На Руси тоже были пристрастны к двойным и даже тройным головным уборам. Во время ордынского ига утвердился обычай брить голову накануне больших праздников. Дома на бритой голове постоянно носили расшитую шапочку -- тафью, или скуфью. Отправляясь куда-нибудь, поверх тафьи надевали колпак, а на него горлатную шапку, которую, правда, охотнее носили на сгибе левой руки. По горлатным шапкам можно было узнать именно боярскую верхушку, родовитых бояр. Шапку эту бояре не «ломали» даже перед самим царем. Дома же такой шапке было определено почетное место - ее напяливали на «болванец», нарядно расписанный иконописцами и считавшийся украшением в доме. Иной раз прямо на тафью надевали мурмолку - шапку с меховыми отворотами.

Насколько важен был головной убор в социальном распорядке феодальной России, видно из такого примера.

Царь Алексей Михайлович, принимая от иностранных послов грамоту, был без шапки. Подъячий посольского приказа Григорий Котошихин (1630--1667) записал: «А снимает при послех с царя шапку тесть ево или иной первой боярин».

Шляпный ритуал помогает нам глубже проникнуть в быт средневековья. На миниатюре первой половины XVI века изображено заседание городского совета Регенсбурга (Германия). Председатель совета и некоторые важные персоны восседают в шляпах; остальные -- видимо, приглашенные -- остаются с непокрытыми головами. Но в Европе XVII века у горожан установился обычай совсем не снимать своих шляп в помещении, в обществе и даже в церкви; в шляпах остаются и во время еды. Все еще фетишизируется само право носить ту или иную шляпу: среди привилегий европейских университетов, например, не последнее место занимали особые «шляпные» права. Ректорам разрешалось носить княжеские шляпы из горностая, а магистрам -- коричневые береты.

Студенты-аристократы ревностно оберегали свое право носить перья на шляпах; из-за этих перьев у них то и дело случались потасовки со студентами-бюргерами.

Эти шапки шили из меха лис, куниц и соболей, взятого с «горла» (отсюда и название), или «душек».

В большом почете были «рога» -- их можно было видеть на рыцарском шлеме и на дамском чепце.

Шляпа то и дело становится символом. Она угодила даже в герб швейцарских городов, который сохранила для нас лейпцигская хроника 1701 года.

В средние века на рыночных площадях некоторых европейских городов день торговли начинался водружением колпака на высокий столб. Когда колпак снимали, ни покупать, ни продавать было уже нельзя. Молодые люди, вступая в брак, дарили друг другу шапочки -- это было залогом любви и дружбы в новой семье.

Есть шляпы, по которым можно отмечать вехи в истории головных уборов. Одна из них -- треуголка, в известном смысле современница стилевого направления в искусстве конца XVI -- середины XVIII века, получившего название барокко (от итальянского слова Бароссо, буквальный перевод которого означает «странный», «причудливый»). Само по себе это было противоречивое явление: с одной стороны, оно было связано с дворянско-церковной культурой абсолютизма, а с другой -- отражало антифеодальные тенденции в общественном развитии, которые были характерны для набиравшего силу капитализма. Барокко было свойственно стремление к торжественности, выражаемой контрастно, напряженно, с изрядной долей пышности и прямой аффектации.

Произошла треуголка от военной шляпы, у которой в XVI веке загнули поля, мешавшие военным запрокидывать голову. Кроме того, широкие поля были помехой, когда на плече лежало громоздкое ружье.

Треуголка красовалась на головах военных и гражданских лиц, пока Людовик XIV не завел огромные парики-аллонжи. Шляпа оказалась не у дел, ее стали носить в основном не на голове, а в руках или под мышкой, при поклонах описывая замысловатые фигуры. С тех пор снова повелось оставаться в обществе с непокрытой головой.

Носить громоздкую треуголку было очень неудобно, пришлось переделать ее в двууголку (как ни парадоксально такое название), которая легко складывалась и занимала меньше места -- качества важные, если вспомнить, что на приемах и балах кавалеры не расставались со своими шляпами. Этой двурогой шляпе суждена была долгая жизнь. В России она до самой Октябрьской революции была частью форменной одежды чиновников, а в капиталистических странах до сих пор еще не вышла из употребления.

Полна неожиданных поворотов «биография» цилиндра. Кажется, впервые он появился на головах пуритан в XVII веке. Для американских колонистов в XVIII веке цилиндр стал символом их независимости. В цилиндрах были члены французского Национального собрания в 1789 году. Не удивительно поэтому, что цилиндр не внушал европейским монархам добрых чувств. Тем не менее, лондонский шляпный мастер Хеферингтон 15 января 1797 года отважился появиться на улице в цилиндре собственного изготовления, чем вызвал смятение публики. Дерзкий шляпник был немедленно арестован и препровожден к лорду-мэру. Арестованный пробовал было напомнить, что в качестве свободного англичанина он вправе носить любую шляпу. Но такой довод не спас его от внушительного штрафа.

Прошло каких-нибудь лет двадцать, не больше, и отношение к цилиндру переменилось на противоположное: его надели чиновники и даже полицейские. Черный цвет мирно соседствовал с серым. К 1848 году цилиндр уже украшает голову легитимиста, сторонника монархической власти, опасливо поглядывавшего на мягкие калабрийские шляпы либералов.

В 1820-е годы, когда демократические слои Европы радовались успехам борцов за независимость южноамериканских колоний, в моду вошла шляпа предводителя этого движения, названная его именем -- боливар.

Боливар носили современники Пушкина («Надев широкий боливар, Онегин едет на бульвар...»).

На тех же чувствах симпатии к освободительным движениям была замешана и популярность круглой шапочки-гарибальдийки, которую в 1860х годах ввел в обиход знаменитый парижский модельер Борт.

Крайне любопытно, что на протяжении тысячелетий, когда одни цивилизации успели сменить другие, когда с лица земли исчезли многие государства и народы, люди с удивительным постоянством подтверждали свою приверженность знаковым функциям головных уборов. Не удивительно поэтому, что со шляпами связывали принадлежность к тем или иным общественным группировкам, и им не раз довелось играть активную роль в политике. В Англии, например, сторонники так называемого «долгого парламента» в 1640-х годах получили от аристократов пренебрежительную кличку «круглых шляп» за то, что носили круглые плоские шляпы, -- тут был тот же антагонизм, что у пилеати, кичившихся своими колпаками перед комати, как это было у даков почти за две тысячи лет до «долгого парламента». В Швеции XVIII века десятилетиями шла борьба между «партией шапок» и «партией шляп».

Социально-знаковая функция головных уборов в наше время, конечно, стала слабее, хотя не скажешь, что она исчезла совсем. А вот чисто знаковая не изменилась: мы и сейчас по головному убору нередко безошибочно узнаем профессию его хозяина.

3. XX век - шляпа под угрозой!

В начале XX века на какое-то время воцарилась мода на шляпы с перьями, что стало серьезно угрожать миру пернатых, особенно экзотических. Только в 1911 году и только во Францию было ввезено, в основном для украшения шляп, более миллиона килограммов птичьего пера -- цапли, страуса, многих тропических птиц.

Поднялось мощное движение протеста. В защиту птиц и против шляп выступил президент США. В Англии в «лучших домах» отказывали в приеме дамам, носившим шляпы с перьями.

Но и само существование шляпы оказалось под угрозой. В 1907 году раздался недвусмысленный призыв: долой шляпы! На этот раз на шляпы ополчились поборники здоровья, которые утверждали, что шляпа и гигиена несовместимы...

Русские народные головные уборы могли бы стать предметом солидного исторического исследования. Наши намерения скромнее: попытаемся узнать, что носили в народе в XIX-начале XX века.

С 1860-х годов, после отмены крепостного права, усилилось социальное расслоение в деревне, и оно давало себя знать во всем -- даже в облике деревенского жителя или новоиспеченного горожанина из крестьян.

Крестьянин-бедняк откуда-нибудь из Тульской или Калужской губернии носил на голове самодельный «валенок», колпак из грубой валеной шерсти, поля которого отворачивались и занимали всю тулью почти до самого верха, плотно к ней прижатые. Молодежь в праздники украшала свои «валенки» лентами.

У мужиков покрепче -- тех, что порой брали у помещика в аренду землю или заводили свой промысел, -- шапки были добротнее. Например, поярковые (из мягкой шерсти молодой овцы первой стрижки); высокие валеные цилиндры -- гречневики, суконные или плисовые шапки с опушкой. А зимой приспевала пора малахаю -- овчинному треуху, который в деревне делали сами.

С середины прошлого века вся «простонародная» Россия обзаводится картузами. Возвращаясь в XVII век, узнаем, что картузами называли мешочки с порохом или патронами (от немецкого слова Kartuse -- «кулек»). Фуражку же с козырьком (на голландский манер) называли «карпуз». В какой-то момент карпуз стал картузом.

За справкой относительно русских простонародных головных уборов прошлого века стоит обратиться к «Толковому словарю живого великорусского языка» Владимира Даля.

Вот что там написано: «Шляпа -- мужская головная покрышка из твердого припаса». Затем идет перечисление шляп, снабженное авторскими рисунками прямо в тексте: «кучерская или прямая; ровная...; с подхватом...; с переломом...; шпилек простой или бурлацкая...; шпилек московский; шпилек ровный...; кашник...; верховка...; шляпок, ямская...; поповская... Есть еще: срезок, похожая на верховку; буфетка...» Поражаешься Далю: врач по образованию, филолог по призванию, он сохранил для нас очень многое из того, что ускользнуло от внимания многих специалистов: историков, этнографов, бытописателей...

Еще разнообразнее женские «головные покрышки» того времени. Косынки, платки, шали, чепцы, ленты, связки, полотенца, венцы, короны, сборники, кички, кокошники, налобники, пучки-крючки-зеленая лента, косицы, фата, похватки, ширинки, сороки, назатыльники, крылышки, заушники... И у каждого такого убора было особое назначение, повод и способ носить.

Древний обычай предписывал замужней женщине скрывать волосы. Грехом тяжким было явиться «на люди» простоволосой. Девушка носила косы, а с распущенными волосами могла идти только под венец.

Для русской крестьянки головной убор был не просто одеждой, но еще и средством утвердить себя, свою роль в жизни, в своей деревне. И конечно, способом выразить себя и свои представления о красоте. При этом поражает постоянство во вкусах простой русской женщины -- рядом с безумствами городской моды XIX века.

В северо-западных губерниях девушки на праздник украшали себя «девичьей красой» из твердого лубяного очелья, обшитого парчой, шелком, осыпанного бисером, украшенного бумажными цветами. Бывало, что убор этот украшали жемчугом и жемчужной поднизью.

В женских головных уборах воплотились таинственные и трогательные обычаи, идущие от дремучего прошлого. Ширинку, полосу холста, часто вышитую и затканную по концам узорами, девушки носили, перегибая по диагонали; молодые женщины в первый год замужества складывали ширинку жгутом и повязывали ими повойник или сороку концами вперед. И неожиданное превращение: в начале XX века ширинка становится вдруг траурным головным убором. Или платок: девушки завязывали его под подбородком, а замужние -- «по-бабьи», концами назад.

До петровских времен русские женщины всех сословий (а в простонародье -- до начала XX века) почти не знали ни шляп, ни беретов, ни чепцов, ни колпаков. Верные обычаю скрывать после замужества свои волосы, они надевали повойник, сороку, кичку (кику), кокошник. Сверху этот убор покрывался платком или шалью.

«Короною замужества» (по выражению историка И.Е. Забелина) была кичка -- холщовая шапочка с твердой передней частью в виде лопатки или «рогов». Спереди кичка имела украшения: вышивку, бисер, жемчуг -- по достатку ее обладательницы. Неистребима была привязанность к рогатым кичкам.

Кичку носили в праздник и в будни, выполняли в ней тяжелую работу, например косили и пахали. Были селения, где женщина считала для себя позором, если мужчина увидит ее без кички.

Бывало, по барской прихоти прекращалась деревенская мода. «Бабы на лугу сено трясли -- все в кичках наряжены; приехал господский приказчик на луг и приказал, чтобы отобрать у всех баб кички и покидать в реку; барину, дескать, не нравится эта мода. Так и не стали носить кички в Ромоданове».

Молодуха шила себе сороку (чехол, надевавшийся поверх кички) из красной крашенины, а праздничную -- из кумача, малинового штофа. Если на женщине была белая сорока, все знали -- это вдова. Просватанные поморские девушки (Север России) прятали свою косу в вязаный колпак, державшийся повязкой.

Был свой ритуал и распорядок для свадебных головных уборов. Фату для невесты делали из белой фабричной ткани (мадаполама, батиста, тюля); ее набрасывали на голову до того, как отправлялись в церковь, под венец. После венчания фату снимали и надевали молодой кичку с сорокой, а на них -- красные крученые шелковые пряди.

В день свадьбы невеста надевала свадебную корону (конуру или коруну -- так называли этот убор в северных губерниях России). Расшитая, украшенная жемчугом, парчой, каменьями, корона эта чаще всего была недоступна каждой крестьянской семье. Иногда на волость была одна только коруна, которую брали напрокат, расплачиваясь зерном, скотом и т. п.

Истоки русского головного платка теряются в XII веке. Тут берет начало русское головное полотенце -- убрус. Его набрасывали поверх головного убора так же, как и платно из куска ткани, которое тоже носили с глубокой древности. На изготовление убруса и платна шло тонкое полотно или легкие шелковые ткани.

«Как государыне голову зачесали и на государыню кику и покров положили, и покрыли убрусом; а убрус был унизан жемчугом с дробницами золотыми», -- читаем мы в описании бракосочетания Евдокии Стрешневой с царем Михаилом Федоровичем.

В XVII веке «царевы» мануфактуры производили убрусы и для царского обихода, и на продажу. В подмосковных селах Коломенском и Богородском в петровские времена ткали шелковые платки, а со второй половины XVIII века под Москвой и Петербургом налаживается выпуск хлопчатобумажных платков.

Шерстяные же платки и шали стали распространенным головным убором в XIX веке, в их изготовление вовлекаются Поволжье, Подмосковье, Рязанская.

В 1806 году в Нижегородской губернии, в вотчине помещицы Мерлиной, начали ткать так называемые кашмирские шали. Два десятилетия спустя на здешней мануфактуре трудились шестьдесят мастериц. За год всем им удавалось сработать не больше шестнадцати шалей и пяти шарфов.

Кашмирские шали Мерлиной были чудом ремесла. Ткали их из тончайшей пряжи, для которой годился лишь пух тибетских коз, а на худой конец -- пух сайгаков. Из 13 граммов такой пряжи вытягивали нить длиной в четыре с половиной километра. Шали получались невесомыми и нежными на ощупь.

Изготовление мерлинских шалей стоило здоровья молодым ткачихам, их трудовой век оканчивался задолго до 30 лет. Для крепостной это было выкупом за свободу: ведь каждую шаль, имевшую десятки оттенков, две мастерицы ткали от полутора до двух лет, и стоила она целого состояния -- до 12 тысяч рублей.

Международная слава русских кашмирских шалей началась с первой Всемирной промышленной выставки в Лондоне (1851). В подтверждение высочайших достоинств шали эти маркировали двуглавым орлом -- право, дарованное немногим промышленникам. На мануфактуре Мерлиной освоили и ковровые платки без изнанки, помог опыт ковроткачества, которым раньше здесь занимались.

В крестьянской и купеческой среде во второй половине XIX века предпочтение отдавали «турецким» квадратным ковровым платкам и шалям. Теперь они были относительно доступны, так как вырабатывали их промышленным способом на жаккардовых станках. Но тканый рисунок для массового производства был все-таки дорог. Дешевле обходилась набивка резными манерами.

Сначала набивали контур узора, а потом частями и сам узор. Сложный многоцветный рисунок требовал порой до четырехсот резных деревянных манер для набивки.

С конца XVIII века в России начинают носить ситцевые набивные платки. Больше века покорял сердца крестьянок и мещанок кумачовый ситцевый платок с «адрианопольским» оттенком. Кумачовые платки не выгорали и не линяли. В большом ходу были платки фабрики Барановых из Владимирской губернии -- у них по кумачовому красному фону горели ярко-желтые, зеленые и синие цветы. А московская Трехгорка купцов Прохоровых славилась кубовыми платками -- темно-синими с красными розами, тюльпанами и гвоздиками. У Барановых и Прохоровых хватало конкурентов: фабрика Молчановых -- под Москвой, фабрика Зубковых -- во Владимирской губернии и другие.

Платки ткали даже в монастырях. Монахи специализировались на изготовлении темных шелковых платков для женщин среднего и пожилого возраста.

Ну а создатели этих шедевров, русские гении ремесла, как правило, забыты. Известны лишь имена некоторых владельцев, значительно реже -- самих мастеров, художников, авторов узоров, рисунков.

Мерлина, Елисеева, Шишкина, Колокольцев -- фамилии владельцев первых фабрик, мануфактур, где были сработаны изделия, составляющие теперь сокровища лучших музеев. Редчайший случай: художник Волков с фабрики Константинова в Москве и Аксаков с фабрики Медведевых в Лопасне оставили свои имена на самих платках. Имена других мастеров извлечены из небытия благодаря музейным архивам, книгам - такие, как Т.Е. Марынин с Трехгорки, по отзывам современников, определявший художественное лицо предприятия; Н.М. Постников, посвятивший себя узорам; Яков Вейс, отдавший свой талант фирме Гюбнера в Москве, художники Травин, Попов, Дружинин -- из Иваново-Вознесенска.

Сто лет отделяют нас от творчества замечательных художников из Павловского Посада, работавших на фабрике Лабзина и Грязнова: П. Логинова, С.В. Постигаева с сыновьями Нилом и Дмитрием, С. Г. Анисимова с сыном Алексеем, П.М. Судана,З.А. Проханова, Ф.А. Жигарева и других. Как исстари повелось у ремесленников, это были потомственные мастера, из поколения в поколение передававшие свое умение, свои навыки и секреты.

Литература

1. Ястребицкая А. Л. Западная Европа XI--XIII веков. М., Искусство, 1978

2. Бунташный век. М., Молодая гвардия, 1983

3. Липе Ю. Происхождение вещей. М., Изд-во иностранной литературы, 1954,

4. Арсеньева Е. В. Русские платки и шали. М., Исторический музей (без года издания).

5. Толковый словарь русского языка. Т. Ш. М., Государственное издательство иностранных и национальных словарей, 1939. Под ред. Д.Н. Ушакова.

6. Русский костюм. Т. I. М., ВТО, 1960

7. Крестьянская одежда населения европейской части России XIX --начала XX века. М., Сов. Россия, 1971.

8. Армянгаян А. Царь жалует тебе красную обувь для одной ноги. -- Наука и жизнь, 1980, № 2