В.И. Суриков и картина "Утро стрелецкой казни"

В. И. Суриков и его картина «Утро стрелецкой казни»

Картина "Утро стрелецкой казни" была первым большим полотном Сурикова на тему русской истории.

Художник начал работу над этой картиной в 1878 году. Он создавал ее в Москве, куда переехал на постоянное жительство после окончания Академии художеств.

Здесь, в древней столице русского государства, Суриков нашел, по его словам, свое подлинное призвание -- призвание исторического живописца. "Я, как в Москву приехал, прямо спасен был, -- вспоминал он впоследствии. -- Старые дрожжи, как Толстой говорил, поднялись! Памятники, площади -- они мне дали ту обстановку, в которой я мог поместить свои сибирские впечатления...". Каковы же были эти "сибирские впечатления", о значении которых для себя не раз говорил Суриков?

Уроженец Красноярска, безвыездно проживший в этом городе до двадцати лет, Суриков рассказывал, что Сибирь, современная его юности, хранила много пережитков старины в народном быту, нравах и обычаях. Сибиряки не знали крепостного права, и это в свою очередь наложило определенный отпечаток на их характеры и отношение к жизни. "Идеалы исторических типов воспитала во мне Сибирь с детства, она же дала дух, и силу, и здоровье", -- писал Суриков под старость. Его привлекали мощные люди, вольные, смелые, сильные духом и телом, люди могучей воли, отважные, непокорные, несгибаемые, твердо стоящие за свои убеждения, люди, которые не страшатся ни темницы, ни пытки, готовые идти на смерть, если того потребует от них исполнение долга. Суриков любил русских людей "ярых сердцем", не раз с гордостью повторяя народную поговорку о своих земляках: "Краснояры -- сердцем яры". Он искал и умел находить таких русских людей в современной ему жизни; их он находил и в прошлом родной страны.

Суриков формировался как художник в семидесятых годах XIX века, в период демократического подъема; он создавал свои произведения в период реакции восьмидесятых и девяностых годов, в условиях тяжкого общественного гнета, который рождал страстный народный протест.

Обостренное восприятие художником социальной действительности и происходившей в ней борьбы обусловило глубину, напряженность и силу переживаний героев его исторических народных драм.

Эти черты творчества Сурикова ярко сказались уже в его первом большом историческом полотне на тему русского прошлого -- картине "Утро стрелецкой казни".

В этом произведении Суриков обратился к переломной эпохе русской истории -- эпохе Петра I.

Мы знаем, что исторически прогрессивные преобразования Петра достигались дорогой ценой -- страданиями и кровью народных масс, неимоверным усилением социального гнета, который вызывал горячий протест. Поэтому "начало светлых дней Петра мрачили мятежи и казни".

Вполне естественно, что прогрессивные реформы Петра вызывали решительное противодействие прежде всего со стороны исторически обреченных общественных групп.

Стрельцы (старое допетровское войско, которое Петр I заменил регулярной армией), ущемленные в своих интересах, неоднократно восставали. В 1698 году последний стрелецкий бунт, реакционный по своим целям (им пыталась воспользоваться старшая сестра Петра царевна Софья, чтобы завладеть престолом), был жестоко подавлен.

Взяв сюжетом своей картины казнь стрельцов, Суриков не показал, однако, самой казни. Поразить зрителя кровавыми ужасами не входило в его намерения. Его задача была неизмеримо глубже и значительнее -- страницу давней истории России он стремился прочесть, как трагическое повествование о народных судьбах в момент крутого исторического перелома.

Москва. Красная площадь. У Лобного места, на фоне храма Василия Блаженного расположились привезенные к месту казни стрельцы. В белых рубахах, с погребальными свечами в руках, они приготовились к смерти.

Последние минуты перед неотвратимой казнью, которая сейчас начнется. . . Первого осужденного уже повели к виселице.

Страшную драму стрельцов художник раскрыл, сосредоточив внимание прежде всего на их душевном состоянии, на том, как каждый из приговоренных переживает свою последнюю предсмертную минуту, показав отчаяние и бессильные слезы тех, кто с ними прощается, провожая в последний путь.

Слева -- рыжебородый стрелец в красном заломленном колпаке, руки его связаны, ноги забиты в колодки, но не покорился он. Как нож, с которым готов броситься на врага, сжимает он свечу с взметнувшимся языком пламени. С лютой злобой устремил он свой взор на Петра, сидящего на коне подле кремлевских стен. Столь же гневным и непримиримым взглядом отвечает стрельцам Петр, полный сознания своей правоты.

Мрачно, исподлобья, взглядом затравленного зверя, озирается вокруг чернобородый стрелец в красном накинутом на плечи кафтане, глубоко затаив гнев непокорного бунтаря.

Ужас грядущей казни помутил сознание седого стрельца: его взгляд безумен, он не видит припавших к нему детей; он разжал руку, из которой солдат выхватывает свечу.

Смиренно склонился, прощаясь с народом, стоящий на телеге стрелец; его почти безжизненное тело и как бы сломившаяся голова словно предвещают ожидающую его участь.

Тяжело упала голова на грудь, бессильно опустились руки у того стрельца, которого солдаты волокут к виселице; брошены на землю ненужные кафтан и колпак, чуть тлеет фитилек свечи, выпавшей из рук; свеча потухла -- жизнь оборвалась.

Вопль отчаяния рвется из груди молодой стрелецкой жены; мальчик, вскинув руки, прижался к матери и спрятал лицо в складках ее одежды. Невдалеке тяжело опустилась на землю старуха, вероятно мать одного из стрельцов, темные, землистые тени легли на ее изможденное страданием лицо.

Рядом с ней, сжав ручонку в кулак, кричит охваченная страхом маленькая девочка. Ее красный платочек выделяется среди темной толпы так же, как выделился среди слитного гула площади ее звонкий детский голосок.

Но не только раскрытием душевного состояния изображенных, не только выразительностью их лиц и фигур достигает Суриков впечатления глубокого трагизма сцены.

Этому служит тяжелый темный колорит картины, оправданный самим выбором момента: раннее утро после дождливой осенней ночи, когда лишь посветлел восток, когда еще не рассеялся над площадью холодный лиловатый туман. В утренних сумерках, среди темной толпы выделяются белые рубахи осужденных; мерцающие огоньки зажженных свечей бросают на них тревожные отсветы...

В картине "Утро стрелецкой казни" Суриков в полной мере проявил свой дар мастера композиции. Он сумел создать впечатление, будто на его полотне сосредоточилась громадная народная толпа, полная жизни и движения. Между тем здесь всего несколько десятков действующих лиц; Суриков, однако, как блестящий режиссер, заполнил ими огромную Красную площадь. В частности, он достиг этого композиционным приемом сближения планов, сократив расстояние между Лобным местом, храмом Василия Блаженного и кремлевскими стенами.

Созданию картины предшествовала большая подготовительная работа.

"Я в Петербурге еще решил "Стрельцов" писать, -- рассказывает сам художник. -- Задумал я их, еще когда в Петербург из Сибири ехал. Тогда еще красоту Москвы увидал... В Москве очень меня соборы поразили. Особенно Василий Блаженный: все он мне кровавым казался... Как я на Красную площадь пришел -- все это у меня с сибирскими воспоминаниями связалось... Когда я их задумал, у меня все лица сразу так и возникли ... Помните, там у меня стрелец с черной бородой -- это Степан Федорович Торгошин, брат моей матери. А бабы -- это, знаете ли, у меня и в родне были такие старушки. Сарафанницы, хоть и казачки. А старик в "Стрельцах" -- это ссыльный один, лет семидесяти. Помню, шел, мешок нес, раскачивался от слабости -- и народу кланялся. А рыжий стрелец -- это могильщик, на кладбище я его увидал. Я ему говорю: "Поедем ко мне -- попозируй". Он уже занес было ногу в сани, да товарищи стали смеяться. Он говорит: "Не хочу". И по характеру ведь такой, как стрелец. Глаза глубоко сидящие меня поразили. Злой, непокорный тип. Кузьмой звали. Случайность: на ловца и зверь бежит. Насилу его уговорил. Он, как позировал, спрашивал: "Что, мне голову рубить будут, что ли?" А меня чувство деликатности останавливало говорить тем, с кого я писал, что я казнь пишу.

А дуги-то, телеги для "Стрельцов" -- это я по рынкам писал... На колесах-то грязь. Раньше-то Москва немощеная была -- грязь была черная. Кое-где прилипнет, а рядом серебром блестит чистое железо... Всюду красоту любил".

Итак, основной материал дала художнику жизнь, пристальное наблюдение, жадное и глубокое ее изучение.

Неоценимую помощь Сурикову оказала замечательная зрительная память, четко закрепившая в его сознании воспоминания юности и даже детства. Так было и при создании "Стрельцов".

"Смертную казнь я два раза видел. Раз трех мужиков за поджог казнили. Один высокий парень был, вроде Шаляпина, другой старик. Их на телегах в белых рубахах привезли. Женщины лезут, плачут, -- родственницы их", -- вспоминал позднее художник.

Наконец, серьезно изучал Суриков и исторические источники, предметы материальной культуры, памятники письменности. "Петр у меня с портрета заграничного путешествия написан, -- рассказывал он, -- а костюм я у Корба взял".

Действительно, если заглянуть в "Дневник путешествия в Московию" секретаря австрийского посла И. Корба, нетрудно заметить, как внимательно относился Суриков к тому, о чем повествует этот наблюдательный иноземец, бывший очевидцем стрелецких казней.

Многое из того, что описано у Корба, творчески воссоздано Суриковым в его картине. ". .. На небольших московских телегах были посажены сто виновных, ожидавших своей очереди казни, -- пишет Корб. -- Сколько было виновных, столько же тележек и столько караульных солдат. .. Священников для напутствия осужденных видно не было. . . все же каждый держал в руках зажженную восковую свечу, чтобы не умереть без света и креста.. . Горький плач жен усиливал для них страх предстоящей смерти. .. мать рыдала по своем сыне, дочь оплакивала судьбу отца, несчастная супруга стонала об участи своего мужа. .. Его царское величество в зеленом польском кафтане прибыл в сопровождении многих знатных московитов к воротам, где по указу его царского величества остановился в собственной карете господин цесарский посол с представителями Польши и Дании".

Однако Суриков далеко не во всем следовал за этим источником. Это видно хотя бы из того, что Корб описывает казнь, которая происходила 10 октября 1698 года в селе Преображенском на реке Яузе; художник же изменяет место действия и переносит его на Красную площадь. Сурикову была необходима конкретная историческая обстановка, а в селе Преображенском она не сохранилась. Да и само событие, перенесенное на Красную площадь и изображенное на фоне храма Василия Блаженного и древних кремлевских стен, приобретало не только большую историческую убедительность, но и особую значительность.

Рассказывая о создании своего первого большого исторического полотна на тему из русского прошлого, Суриков однажды упомянул о том, как родилось название картины: ""Утро стрелецких казней" хорошо. . . кто-то назвал".

Думается, что не случайно в данном случае Суриковым употреблено множественное число -- "стрелецких казней": здесь как бы заключено указание на возможность более широкого истолкования картины, ее содержания, всей ее исторической концепции. Внимательное рассмотрение картины приводит к тому же выводу.

Не данный бунт стрельцов сам по себе, не данное конкретное столкновение между стрельцами и Петром интересовали Сурикова. Художник стремился раскрыть в своей картине основные противоречия Петровской эпохи.

Суриков понимал прогрессивную роль Петра I и проявлял большой интерес к его личности, чему мы имеем немало подтверждений. Но в центре внимания художника всегда были жизнь народа, народные судьбы.

Как народную драму решил Суриков и картину "Утро стрелецкой казни".

Все в этой картине приводит к мысли, что художник, несомненно, сближал стрельцов с народом, причем в большей мере, чем это может быть исторически оправдано.

Мы знаем, что нельзя ставить знак равенства между стрельцами и народом, знаем, что стрелецкий бунт 1698 года не был бунтом народным. Мы можем говорить только о том, что стрельцы все же встречали порой сочувствие в народе, но лишь в той мере, в какой они восставали против иноземщины и против государственной власти, которая усиливала помещичий гнет. Известно также, что рядовые стрельцы не раз примыкали к народным движениям во второй половине XVII века.

Характерно, что Суриков показал именно рядовых стрельцов, внутренне сближая их с теми стрельцами, которые отворяли Степану Разину ворота волжских городов и шли за ним, присоединяясь к могучему крестьянскому восстанию. Суриков, очевидно, видел и в своих стрельцах, в их женах, матерях и детях.

О народе, о его силе, о его гневе и страданиях в сложную, полную противоречий, переломную эпоху русской истории думал великий русский художник, создавая свою картину. И именно это явилось основным содержанием "Утра стрелецкой казни".