Синтез искусств

Театр, кино

Под синтезом искусств понимается добровольное соединение, сочетание, органический союз равноправных, окончательно сформировавшихся, самостоятельных видов искусства. Синтез искусств - это результат взаимодействия противоположных начал, которые, вступая в конфликт между собой, преодолевают его и сочетаются в новую художественно-синтетическую реальность. Всеобщей закономерностью синтеза искусств является противоречие, конфликт, преодоление.

Принципиальным основанием синтеза искусств как художественного творчества стало всеохватывающее освоение и преобразование мира. Синтез искусств необходимо понимать в двух смыслах:

1) как историческую категорию, отражающую содержание художественных целостностей, сложившихся на определенном этапе развития искусства в результате постоянного процесса интеграции (наряду с процессом дифференциации);

2) как вполне определенную целостность, доступную созерцанию и анализу.

В мировой эстетике известны концепции Ф.Шеллинга, Р.Вагнера, А.Скрябина, в которых подчеркивалось, что синтез искусств предоставляет художественному творчеству новые резервы и дополнительные возможности в освоении мира, в создании качественно новых художественных ценностей.

Синтез искусств осуществляется под эгидой одного вида искусства и опирается на свойственную ему образность. Отсюда типологически синтезы различаются на пластический, театральный и кинематографический.

В основу пластического синтеза искусств заложено архитектурное сооружение (здание, архитектурный комплекс). Оно дополняется монументально-декоративной скульптурой (статуи, рельефы, лепной декор и т. д.), живописью (фрески, панно, мозаики, витражи, орнаменты и т. д.), а также произведениями декоративно-прикладного искусства (народные промыслы и промышленный дизайн), которые развивают й конкретизируют собственно архитектурный образ. Примерами удачного синтеза искусств могут служить: средневековые соборы, современные культурно-спортивные сооружения, станции метро и т. д.

Рассмотрим более подробно два наиболее ярких синтетических вида искусства: театр и кино.

Театр

Главным элементом театрального зрелища является сценическое действие, осуществляемое творческим коллективом. Театральный синтез искусств включает авторское содержание, режиссерское прочтение, актерское исполнение, с участием музыки, хореографии, художественного оформления.

Театр объединяет самые различные жанры сценического искусства - будь то драма или балет, опера или пантомима.

Театр не всегда был таким, каким мы его знаем теперь. За свою долгую историю он менялся не раз. Истоки театрального искусства восходят к религиозным образам и карнавальным действиям, где и проявил себя синтез различных искусств - литературы, музыки, хореографии, изобразительных искусств. Как профессиональное искусство театр сложился в эпоху Европейского Возрождения, когда театр становится и зданием, где имеет место представление.

Долгое время главной фигурой в театре был актер, а режиссеру была уготована второстепенная роль. Иногда крупные актеры могли договориться друг с другом и создать сценический ансамбль, выработать общий тон, придать какое-то единство представлению. Если автор пьесы обладал определенными педагогическими и режиссерскими наклонностями, то он мог помогать актерам, быть их наставником, объединять их. Но это было делом случая (У. Шекспир, А. Н. Островский). То, что мы сегодня называем "художественная целостность спектакля" или "лицо театра" - все это было необязательным сценическим законом.

Но шло время, театр развивался, и требования к нему росли. Зритель хотел видеть завершенный гармоничный мир спектакля, где все находилось в согласии: действующие лица, сценическая атмосфера, ритм и краски. Нужен был специальный человек в театре за все ответственный, все знающий и все умеющий. Этим человеком стал режиссер. В современном понимании режиссер - это не только толкователь пьес, но и организатор театрального процесса, идеолог театра.

Первый завершенный зрелый режиссерский театр возник I в России в конце 90-х гг. XIX в. Основали его К. С. Станиславский и В. И. Немирович-Данченко. Из стен этого же театра выходили режиссеры следующих поколений, воспитанники и продолжатели - В. Мейерхольд и Е. Вахтангов. Все вместе они стали строителями русского, советского театра, корифеями мировой театральной культуры.

В XX в. театральная практика пополнилась множеством экспериментальных форм: появился театр абсурда, театр камерный, театр политический, театр улицы и т. д.

Кино

Специфика кинематографического синтеза искусств тесно связана с особенностями кинообраза, включающего в себя пластическое воспроизведение реальных событий с помощью таких выразительных средств, как киноизображение и монтаж.

Исторически в кинематографе сложилось три жанра: игровой (художественный), неигровой (документальный и научно-популярный) и мультипликационный. В игровом кино художественный образ создается на основе сценария, оригинального или написанного по мотивам литературного произведения. При этом с помощью специфических художественных средств игрового фильма воспроизведение жизненного материала на пленке формирует иллюзию безусловной реальности экранного действия. Следует добавить и то, что, отражая жизнь через призму фабульного сюжета, игровое кино черпает их в древних архетипических структурах. Все используемые в современном киноискусстве сюжеты были уже, так или иначе, использованы на протяжении многих тысячелетий в общечеловеческой культуре.

Неигровое кино (документальное и научное) выражает действительность, минуя призму фабульного сюжета, непосредственно, напрямую. Информация, передаваемая кинокадром, обладает особым качеством - наибольшей степенью подобия, реалистичности. Неигровое кино сегодня остро чувствует особенности современной стилистики. Это выражается, прежде всего, в том, что документальные ленты стали более проблемными, поднимающими самые острые темы. Благодаря новым технологиям, небольшие синхронные камеры позволяют вести на экране продолжительные, с привлечением множества участников обсуждения. Использование видеозаписи и более чувствительной кинопленки не требует прежнего мощного света на площадке и дает возможность

Ценностно-нейтральная (академическая) философия, удовлетворенная своим искусственным словарем и жаргоном, торжествуя над обычным словоупотреблением, одерживает кажущуюся победу, так как порывает с общественным мнением, уже не солидарна с жизнью общества. Разрушение средствами философии обыденного языка морали означает подрыв корневой системы и депопуляризацию моральной философии. Обыденный язык морали является главным языком общения и носителем такой важнейшей функции морали, как ее способность убеждать, воздействовать на сознание человека идеальным образом.

Древним актуальным языком европейской морали, по всей видимости, является язык классической культуры, который периодически "вбрасывается" в современность. С ним связана целая эпоха от Аристотеля до Данте, которая облагораживала человека, восхищалась им и приписывала ему разнообразные достоинства ума и души под именем добродетели. Он очень богат предикативными формами и именами существительными. Но он беднее глагольными формами то есть средствами отображения деятельности и движения. Это один из универсальных языков, который заключает в себе и способ мироистолкования.

Другой пласт языка морали представлен "библейским языком", соединяющим нравственные и религиозные значения.

Он лаконизмами, удачными и незаконченными репликами, настроен на магии слов, благоговении пёред словом, какое возможно только у немых перед речевой деятельностью. Этот язык в целом принадлежит нериторической культуре, отличающейся от риторической культуры Демосфена и Цицерона. В данном языке нет инструментов анализа и классификации, как в классическом языке культуры, он инертен к социальным терминам. Вместе с тем он содержит средства возвышения и выведения. Требуется небольшой навык, чтобы постичь и этот универсальный язык в современных условиях.

Следующая универсальная лингвистическая модель складывается в XVI - XVII вв., когда язык морали ассимилирует термины из области права и заметно политизируется. Философские и нравственные идеи находят свое выражение в таких понятиях, которые входят, например, в словарь Канта: "природа", "свобода", "суверенитет (Автономия)", "мир", "право", "народ, "человечество", "интерес". Становится другим понятие мира. В ХIХ в. язык морали пpeвpaщaeтcя в инструмент гуманистической риторики, выражающей идеалы и ценности светского индивидуализма. Моральные аргументы, как правило, занимают важное место в публичных политических дебатах. Противоречия связанны с самими словами, например справедливость, равенство, общественное благо, которые в зависимости от контекста, могут означать что угодно. Философия в своем историческом развитии, как о том говорит Ю.Хабермас, проходит путь от онтологии к философии сознания и затем - к лингвистическому анализу, или философии языка. Лингвистический поворот в философии знаменует разочарование в теориях субъективности, поиск объективной реальности, путь в виде" лингвистического сообщества", преодоление логоцентризма, в пользу ситуативной или процедурной рациональности (действующего разума). Он убежден, что философия языка наряду с феноменологией, марксизмом и структурализмом представляет собой одно из главных направлений в философии постмодернизма.

Лингвистическая философия является кульминацией философской традиции самосознания, критики существующих теорий морали претендуют на решительное преобразование мировоззрения. "Это теория философии ночного сторожа: философия не должна вносить свой собственный позитивный вклад, но обязана быть всегда на страже против возможных ошибок и злоупотреблений, которые служили бы препятствием к правильному познанию, приводили бы к путанице". Вся прежняя философия с лингвистической точки зрения оказывается патологией языка, а все философские проблемы сводятся к ненадлежащему использованию языковых средств выражения, и ведет к тривиализации философских проблем, под видом нейтрализма и объективности их предрешает.

Согласно Гумбольдту дух и мысль (интеллект) не могут существовать и развиваться вне языка, язык есть орган, образующий мысль. В силу необходимости мышление всегда связано со звуками языка, иначе мысль не сможет достичь отчетливости и ясности, представление не сможет стать понятием". Язык необходим и в процессе формирования понятий, и в самом акте мышления. С необходимостью говорить связано прямохождение человека. Языки ориентированы на оценки, а также являются средством общения мотивации: "общение посредством языка обеспечивает человеку уверенность в своих силах и побуждает к действию". Через язык, можно постичь, утверждает Гумбольдт, дух народа и его историческую судьбу.

Язык морали

Мораль, как мыслительная идеальная форма объективируется в языке. Лингвистические возможности морали исторически развиваются, описываются исторической семантикой и требуют своих историков языка. Мораль можно характеризовать как определенный способ использования языка. Это касается и объединенного языка морали, или оценочно-нормативных суждений, посредством которых, люди выражают свою нравственную позицию и свое отношение к различным фактам и событиям, и теоретических утверждений или концентруализации морали в философских и научных системах. Язык морали, или лектон (высказываемое), включает и обыденные теоретические суждения. Вместе с тем они отличаются друг от друга до такой степени, что теоретические лингвистические конструкции могут казаться бессмысленными: так, Эпикуру учителя словесности не могли объяснить, что означает "хаос" у Бесмода, а А.Шопегауэр с заметным раздражением указывал, что нельзя говорить о душе "как обо всем известном, и хорошо аккредитованной особе, нет, она требует отчета в том, как философы дошли до этого понятия, и какое право имеют они делать для него научное употребление". Филология подвергает критике обыденный язык морали и суждения здравого смысла. Между теоретическим и обыденным языком морали полезно и допустимо, так как служит просвещению обыденного сознания и возводит его представления и суждения к осознанным и аргументированным убеждениям. Философский язык - это специальная и большая проблема.

В XX в. проблемами языка занимались такие выдающиеся представители философии и логики, как Э.Гуссерль, Л.Витгенштейн, М.Хайдеггер, Г. Гадамер, Г.Фреге, Ф. Брентано, Дж. Э. Мур, Д.Остин, Р. Хеар, Э. Кассирер и др. В России этим проблемам уделили большое влияние А.Ф.Лосев, М.Бахтин, П.Флоренский, Б.Яворский. По свидетельству А.Ф. Лосева, никогда ранее философия языка не занимала такого принципиального места. Он сам выдвигает свою теорию или "имясловие", в которой рассматривает слова и имена как определенную социальную действительность, даже полноту этой действительности отраженный комплекс социальных форм, провозглашает нераздельность имени и бытия. Лосев видит в языке орган самосознания человека.

Естественный язык претерпел существенные изменения. Об этих изменениях свидетельствует этимология слов, например, "бить -", "бояться", промахнуться - грешить", "прикрывать, прятать - стыд" и так далее. Исходные значения исчезли из практического употребления как если бы их и не было. Естественный язык является фундаментом для социокультурного языка, или "речей". Этимологические исследования проясняют историческую эволюцию языка, но не отвечают на вопрос об истинном значении слов, нормах использования языка.

Ценностные термины имеют особую функцию в языке, хвалить; и по этому они не могут быть прямо определены посредством других слов, которые сами не выполняют этой функции; так как, если бы это делалось, мы лишились бы средств выполнения этой функции.

Подобно тому, как отдельный нравственный поступок обладает полным значением, будучи элементом общественно-значимой деятельности, так и моральный лектон имеет смысл и внутреннюю логику не сам по себе, а в социальном контексте. Он самым тесным образом связан с естественно сложившимися формами мировоспитания, с духовными проявлениями, непосредственно вплетенными в человеческую жизнедеятельность, а также и с предметно-практической деятельностью. Следует подчеркнуть, что язык морали, как никакой другой, несет психологическую нагрузку. Он оперирует предложениями, которые содержат имена эмоциональных и волевых психических состояний (стыд, досада, сочувствие, радость, покой, страх, жалость, восторг и др.). Он оказывает огромное психологическое воздействие и служит для сообщения другим чьих-то субъективных переживаний. Это, в сущности, социолингвистическая и психолингвистическая форма, а не просто инструмент.

В моральном языке представлены различные типы мировоззрений, обнаруживаются разногласия в оценках и образе мыслей. Некоторые моральные диалекты, "жаргоны", системная терминология выделяются в плазме языка. Это гуманистическая риторика, язык индивидуализма, язык для самовыражения и самовыставления элит, : манипуляции другими, моральный язык рынка и бюрократии, идиомы полезности, идиомы долга и ответственности, язык прав человека, космополитические термины, язык чести, порока и чистоты, язык общения с чужими и др. Вербально-семантические композиции почти не исследованы.

Обыденный язык морали содержит ряд социолингвистических психолингвистических форм. Ими являются:

1) экспрессия, гневные речи (инвективы),

2) просьбы (мольба, молитва),

3) похвала (панегирик, лесть, самовосхваление),

4) ординарные (пошлые) суждения,

5) пословицы (афоризмы),

6) бранная речь,

7) суждения о несуществующем,

8) суждения о злом и отвратительном, ложные высказывания (обман, клевета),

11) молчание.

Экспрессивность (интонационность) нравственных суждений подчеркивается представителями эмотивизма (А. Айер, Р. Стивенсон). Более глубокое представление об интонационном оформлении речи дает Б.Л. Яворский. Он отмечает, что слово без интонации лишено значения, и утверждает, что интонационная речь и является проекцией процесса мышления и жизненного волевого импульса. Б. Яворский приводит в пример разные интонационные формы:

а) крестьянское голошение истово трудовой эпохи, скандировочная речитация и псалмодия идеологически истовой феодальной эпохи,

в) декламация эпохи становящегося абсолютизма,

г) фразировка психологической эпохи, объединяющей в одном временном отрезке разложение абсолютистского режима и развитие буржуазной идеологии.

Он истолковывает режимную речь, рассудочно-декламационный стиль, страстность и эмоциональность речи, ее риторичность. Риторичность Яворский определяет как угодливость процесса мышления и его речевого оформления по отношению к тезису: "Риторичность, злоупотребляя тавтологией и сбивчивыми аналогиями, усиливает впечатление от преподносимого идеологического тезиса с помощью моторных образных ухищрений и этими же ухищрениями запутывает внимание следящего за рассудочной логикой мысли, обманывает сознание при помощи скользких поворотов мышления, выспренних восклицаний, многозначительных умолчаний, возвышенных чувствительных сравнений, приводящих в смущение обращений, эффектно возбуждающих призывов".

В конце XVII - XVIII столетии произошел переход от предметного к абстрактному мышлению. В XVI-XIX вв. сложился светский язык как специальный диалект в общении с религиозными оппонентами. Появились новые формы регламентации поведения, сдерживания истовости и страстности, так называемая режимная речь и рассудочный этикет. Яворский пишет: "Речевая артикуляция выработала свои условные маскировки - декламация, пафос речи, три "стиля" речевого оформления (высокий, средний и низкий), свои жанры, угодливую риторичность, подчеркнутую цензурность, возвышенность (sublime) исключительных ситуаций - условность для общих речевых изъяснений и для научных трактатов и художественных произведений". Интонационные формы и стили не являются субъективно-произвольными, а предзаданы эпохой, если угодно, навязываются, как навязывается, например, режимная, официальная речь. Яворский отмечает, что грация, или грациозность движений, и изысканность, манерность речи широко развились в XVIII в., и раскрывает ее природу: "Грация, т.е. движение, освобожденное от целенаправленности трудового усилия, противополагается действенному проявлению творческой энергии и является одним из бытовых признаков переходящей эпохи от абстрактных идеалов красоты к эстетству". Существуют параллели между человеческой речью и музыкой. Это два вида интонационной речи.

Моральные отношения связаны с властными отношениями, зыке морали, облик властных отношений и субординация индивидов представлены как "гневные слова", "гневные речи", "гневные мысли", выражения гнева. Напротив, зависимость и безвластие выражают себя в "кротких речах", в демонстративном послушании. Безусловные требования и обвинения являются моноподией власти. Императивы и инвективы предполагают властные притязания и психологию власти. Напротив, подчиненные индивиды пользуются для выражения своих идей "смиренными просьбами, "льстивой речью", избегают повелевающей риторики и резких оценочных суждений. В властных отношениях раскрываются два разных типа фразеологического мышления и стилистики речи.

Властный (повелевающий и судящий) моральный лектон примыкает к жанру ораторской речи, публичных высказываний. Политические речи воспринимаются как морализации (Цицерон, Марат, Робеспьер, Гюго). А морализирующие публичные выступления (проповеди) воспринимаются как социально-политические требования (Савонарола, Лютер). Вербальная деятельность имеет важное знание для укрепления статуса и развития сознания общественных групп.

Упражнение в риторике и знание словесности (в античной, средневековой и буржуазной культурах) свидетельствовали об образованности и высоком общественном положении. Это мог быть "салонный разговор", произнесение религиозной проповеди, дипломатический язык, выступление на форуме или в парламенте, заявления адвоката в судебном разбирательстве. При этом надо заметить, что приниженным социальным слоям предписывалось молчание. Так, одним из основных требований к рабу была молчаливость. Болтливость считалась пороком женщин. Юношам и невеждам так же рекомендовали молчать. Выслушивать высказывания младших, несведущих и низких по положению в обществе считалось оскорбительным. Вербальная деятельность социальных низов и дискриминируемых групп оценивалась как безнравственная: "бесстыдные речи", "пустые речи", "наглая брань", ропот, подстрекательство, заговор, кощунство, "злые языки" и т.п. Тем большее недоумение вызвал сын простого плотника, который явился со словами "Я говорю вам".

Другим было молчание эзотериков: молчание лучше и удивительнее всех словествований. Сознание тайны наделяло их чувством превосходства и спокойствием среди житейских мелочей. Им запрещалось говорить о ценностях. Это след магических предрассудков, те с тем это фетишизация ценностей и неумение их обсуждать. Этическая дискуссия предполагает логические методы и каким-то разом связана с теоретичностью мышления, чего и недоставало эзотерикам-визионерам.

Иногда монахи и схимники давали "обет молчания". Молчание связано с аскетизмом. Порой молчание налагали в качестве епитимьи на провинившегося монаха. "Обет молчания" можно встретить и среди зароков, которые давали рыцари. Афазия рассматривалась " как метод покаяния и самоуничижения, концентрации воли, а говорение - как отвлечение от мысли и действия. В религиозной среде молчание - не многословие всегда очень ценилось. Суесловие нарушает тишину и говорит о праздности, тем более что церковный регламент не разрешает самовольно высказываться. Ведь даже право произносить проповеди даруется папой. Поэтому речевым событием являются схоластические споры, накаляющие страсти и выплескивающие на аудиторию даже площадную лексику.

К языку морали относятся проклятия, клятвы, заклятье. Изначально клятва и проклятие одно и тоже. Они обладают магической силой. Заклинания так и остались главным образом магической формулой, комментарием к магическим действиям. Клятва является утверждением о ценностях, намерениях и личной ответственности. В проклятиях высказывается недоброжелательство, ненависть, резкое осуждение кого-либо. Проклятия адресованы обидчику, выражают чувства обиженных, касаются наиболее ценного и дорогого, например", чтоб ты сгорел", "чтоб тебе не увидеть дома и детей". К проклятиям человек относится творчески, может "загнуть забранки" невиданные. Проклятия обнажают существенный конфликт сторон.

Моральные сентенции передаются также пословицами. Й. Хейзинга отметил, что пословицы всегда метки и содержательны, мысль находит в них общее и естественное выражение: "Звучащая в пословице мудрость порою проста; порою глубока и исполнена благодетельности; чаще всего пословица иронична; она добродушна и то довольствуется малым. Она никогда не проповедует сопротивление, она всегда успокаивает. С улыбкой или снисходительным эхом она позволяет торжествовать корыстолюбцу и оставляет заказанным лицемера"'. Пословицы показывают тот сектор морали, в котором пороки уживаются с добродетелями. Они не бывают яростными гонителями порока, оставляют ригористический тон.

Целый пласт в языке морали представлен жалобами, просьбами и молитвой. Это выражения душевной муки, а именно скорби, страха, чувства отверженности, уныния и подавленности. В их основе чувство нужды. Это дух, требующий общения. Молитва становится частью религиозной жизни. Молящийся, как и добродушно иронирующий, не высказывает критического отношения к действительности. В словах молитвы и молитвенной речи предъявлены и описаны человеческие страдания, надежды, страх изоляции и одиночества, стремление к полноте духовной жизни, протест против своей ограниченности, потребность в утешении и, конечно же, благодарность.

Молитва есть внутренняя речь в уединении души. Внутренний монолог известен у пифагорейцев и стоиков. Он получил название "солилоквия". Помимо внутренней речи, молитва, или молитвенная речь, есть обращение к другому существу, обладающему сознанием, понимающему человеческую речь: "Молитва, искреннее стремление души, выразившееся и не выразившееся внешним знаком, есть обращение личного духа к личному же духу. Когда с молитвой обращаются к бестелесным обоготворенным душам людей, она есть не что иное, как дальнейшее развитие повседневного общения людей между собой". Религия узурпировала молитвенную речь. Молитва становится, чуть ли не главным условием религиозности и выполняет эго функций. Молитвенное состояние необычно, конечно, если не говорить о притворстве. Как отмечает тот же Э. Тэйлор, молитва фигурирует уже на низших ступенях культуры, но она не имеет еще там нравственной основы: "В ней испрашивается исполнение желания, но желание ограничивается одними личными выгодами. Только на более поздних и более высоких ступенях нравственности поклоняющийся начинает прибавлять к прошению о благополучии мольбу, о помощи в совершении добра и избежание зла, таким путем молитва становится орудием нравственности".

Природа ложных высказываний в морали практически не исследована. Принято считать, что ложь аморальна, ее осуждают. Существует много видов лжи, которые даже трудно перечислить. Это "невинная ложь" (приукрашивание, хвастовство, преувеличение, выдумка). Она простительна, так как не представляет никакой опасности и вреда. Далее, это "обыденная ложь", без которой невозможны удобства, маленькие преимущества, приноровление к обстоятельствам, мелкие компромиссы, приязненные отношения. В этой лжи повинны все без исключения. Есть также ложь как "добросовестное заблуждение", порождаемая глупостью, косностью или незнанием обстоятельств. Иногда ложь отождествляют с самообманом, иллюзиями, утопическими представлениями, скрытностью, гостью, притворством и лицемерием, вежливостью и полуправдой. Продолжают высоко цениться "утешающая ложь", противостоящая отчаянию, и "ложь во спасение", которая рассматривается как гуманный поступок, обман человека в его же собственных интересах. Злом является ложь как лжесвидетельство, клятвопреступление, фальсификация, преднамеренный обман в корыстных целях, а также инсинуации, доносы и клевета. Ложь проистекает из страха, малодушия, зависти и иных дурных свойств лжеца, но равным образом и из благородных мотивов, стремления к прекрасной жизни, временам, которые рисует фантазия. Если они не похожи на действительность - тем хуже для действительности. Ложных высказываний в морали (и благородных, и низких) не становится меньше, "несмотря на рост культуры, образования людей, их уважение к истине. Проблема лжи - это отнюдь не проблема гносеологии, а проблема социологии, этики, социальной психологии. Есть, и это самое главное, социальные причины распространенности ложных высказываний, в частности, неудовлетворенность людей, их зависимость, соперничество и другие. Нечестность и ложь - это большой труд и забота. Это использование социальной несправедливости в собственных интересах и, можно сказать, - ради самосохранения. Зависть и ложь порождаются несчастьем и несправедливостью. Логика сильна против предрассудков.

Наконец, только в моральном лектоне содержится осуждение зла. Никакая другая лексика не выражает противодействия злу. Зло описывается, квалифицируется, указывается его масштаб, локализация, степень его опасности, его последствия. Доминирует августинианский язык, в котором зло есть несовершенство. Кроме того, только в обыденном языке морали зло изображается отвратительным, мерзким, органически неприемлемым. Никакой отчет патологоанатома не сравнится в описании зла, смерти, издевательств над человеком с повествованием в нравственных терминах.

Итак, моральный язык - это не простое техническое средство, "клинопись", не артефакт, а часть самой морали, один из способов ее существования.