Схожесть людей и животных

Размещено на http://www.allbest.ru/

Содержание

Введение

1. Мышление человека и рассудочная деятельность животных

2. Экспериментальное изучение рассудочной деятельности

3. Сознание и эмоции у животных

4. Физиологические аспекты эмоций

5. Самосознание у животных

6. Сознание и ощущение страдания

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Корни современного учения о поведении животных уходят в три различные отрасли знания - психологию, физиологию и зоологию. На основе этих традиционных отраслей науки возникли сравнительная психология и зоопсихология, эволюционный анализ поведения и этология, представляющая собой комбинацию трех перечисленных дисциплин. Тесное переплетение этих взаимосвязанных областей может поставить в тупик начинающего исследователя, и поэтому в начальных курсах обычно рассматривается лишь один подход. Студент-биолог, не знакомый с работами по сравнительной психологии, теряет так же много, как и студент-психолог, который не изучал эволюционный подход.

При изучении поведения животных можно использовать различные подходы. Поведение можно рассматривать с точки зрения его становления в эволюции, с точки зрения той выгоды, которое оно приносит животному, можно также рассматривать его психологические или физиологические механизмы. Выбор подхода определяется тем, что именно вы хотите знать о поведении животного.

Животные в своей естественной среде обитания обычно прекрасно приспособлены к конкретным условиям. Например, серебристая чайка устраивает гнездо на земле, где и яйца, и птенцов могут съесть хищники. Как мы увидим дальше, гнездо хорошо замаскировано, и насиживающие птицы охраняют его, насколько это в их силах. Самец и самка по очереди отправляются за пищей, в то время как один из них остается на гнезде или вблизи него. Изучены многие аспекты поведения серебристых чаек, в том числе их отношение к хищникам, реакции на выкатившееся из гнезда яйцо, взаимопомощь самца и самки и т. д. Помимо вопросов, касающихся механизмов поведения, например, что именно позволяет птице узнавать яйцо, ученые задаются вопросами другого рода, например, почему окраска яиц индивидуальна или почему насиживающая птица иногда участвует в церемониях гнездо-строительного поведения, когда другой член насиживающей пары сменил ее на гнезде. Вопросы, связанные с адаптивностью поведения, в корне отличаются от вопросов о том, как работают конкретные механизмы, и требуют совсем другого подхода.

Эволюционные адаптации в механизмах насиживания можно выявить при сравнении поведения птиц, устраивающих гнезда на выступах скал, с поведением их близких родственников, гнездящихся на относительно плоской земле. Когда мы говорим, что обыкновенная моевка обладает различными поведенческими адаптациями, позволяющими ей гнездиться на скалах, мы подразумеваем под этим, что те особи, у которых проявляются элементы поведения, соответствующие условиям гнездования на скалах, оставляют больше потомков, чем особи, у которых соответствующее поведение развито в меньшей степени.

Цель сравнить на сколько схожи люди и животные.

Задачи

1. Выяснить есть ли рассудок у животных

2. Сравнить эмоций человека и животного.

3. Рассмотреть самосознание у животных

Поведение животных достаточно сложно, и для того, чтобы хорошо его понять, необходим широкий набор теоретических и практических подходов. И именно междисциплинарный подход делает поведение животных такой захватывающей областью исследований.

1. Мышление человека и рассудочная деятельность животных

Наличие у высших животных элементов разума в настоящее время не вызывает сомнения ни у кого из ученых. Интеллектуальное поведение представляет собой вершину психического развития животных. Вместе с тем, как отмечает Л.В. Крушинский, оно является не чем-то из ряда вон выходящим, а лишь одним из проявлений сложных форм поведения с их врожденными и благоприобретенными аспектами. Интеллектуальное поведение не только теснейшим образом связано с различными формами инстинктивного поведения и научения, но и само складывается из индивидуально изменчивых компонентов поведения. Оно дает наибольший приспособительный эффект и способствует выживанию особей и продолжению рода при резких, быстро протекающих изменениях в среде обитания. В то же время интеллект даже самых высших животных находится, несомненно, на более низкой ступени развития, чем интеллект человека, поэтому более корректным будет называть его элементарным мышлением, или зачатками мышления. Биологическое изучение данной проблемы прошло длинный путь, к ней неизменно возвращались все крупнейшие ученые. Об истории изучения элементарного мышления животных уже говорилось в первых разделах настоящего пособия, поэтому в данной главе мы лишь постараемся систематизировать результаты его экспериментального изучения.

Как утверждают ведущие российские психологи, критериями наличия у животных зачатков мышления могут быть следующие признаки:

- «экстренное появление ответа в отсутствии готового решения» (Лурия);

- «познавательное выделение объективных условий, существенных для действия» (Рубинштейн);

- «обобщенный, опосредованный характер отражения действительности; отыскание и открытие существенно нового» (Брушлинский);

- «наличие и выполнение промежуточных целей» (Леонтьев).

Мышление человека имеет целый ряд синонимов, как то: «разум», «интеллект», «рассудок» и т.п. Однако при употреблении этих терминов для описания мышления животных необходимо иметь в виду, что, как бы сложно ни было их поведение, речь может идти лишь об элементах и зачатках соответствующих мыслительных функций человека.

Наиболее корректным является предложенный Л.В. Крушинским термин рассудочная деятельность. Он позволяет избежать отождествления мыслительных процессов у животных и человека. Наиболее характерное свойство рассудочной деятельности животных - их способность улавливать простейшие эмпирические законы, связывающие предметы и явления окружающей среды, и возможность оперировать этими законами при построении программ поведения в новых ситуациях.

Рассудочная деятельность отличается от любых форм обучения. Эта форма адаптивного поведения может осуществляться при первой встрече организма с необычной ситуацией, создавшейся в среде его обитания. В том, что животное сразу, без специального обучения, может принять решение к адекватному выполнению поведенческого акта, и заключается уникальная особенность рассудочной деятельности как приспособительного механизма в многообразных, постоянно меняющихся условиях окружающей среды. Рассудочная деятельность позволяет рассматривать приспособительные функции организма не только в качестве саморегулирующихся, но и самоселекционирующихся систем. Под этим подразумевается способность организма производить адекватный выбор биологически наиболее адекватных форм поведения в новых ситуациях. По определению Л.В. Крушинского, рассудочная деятельность - это выполнение животным адаптивного поведенческого акта в экстренно сложившейся ситуации. Этот уникальный способ приспособления организма в среде возможен у животных с хорошо развитой нервной системой.

2. Экспериментальное изучение рассудочной деятельности

С самых первых этапов изучения разума животных перед исследователями вставали два одинаково важных и тесно связанных друг с другом вопроса:

1. Каковы высшие формы мышления, доступные животным, и какой степени сходства с мышлением человека они могут достигать?

2. На каких этапах филогенеза возникли первые, наиболее простые зачатки мышления и насколько широко они представлены у современных животных?

Ответ на первый вопрос могут дать комплексные исследования психики антропоидов, включая их способность к овладению языками-посредниками. Для решения второго вопроса необходимы широкие сравнительные исследования позвоночных разных уровней филогенетического развития. К настоящему моменту, благодаря исследованиям, проведенным многими как иностранными, так и российскими исследователями, накоплен обширный экспериментальный материал, позволяющий дать достаточно обстоятельные ответы на оба данных вопроса. Основные представления о мышлении животных изложены З.И. Зориной и И.И. Полетаевой в монографии «Элементарное мышление животных» (М. 2001). С точки зрения этих авторов:

«Зачатки мышления имеются у довольно широкого спектра видов позвоночных - рептилий, птиц, млекопитающих разных отрядов. У наиболее высокоразвитых млекопитающих - человекообразных обезьян - способность к обобщению позволяет усваивать и использовать языки-посредники на уровне 2-летних детей.

Элементы мышления проявляются у животных в разных формах. Они могут выражаться в выполнении многих операций, таких как обобщение, абстрагирование, сравнение, логический вывод, экстренное принятие решения за счет оперирования эмпирическими законами и др.

Разумные акты у животных связаны с обработкой множественной сенсорной информации (звуковой, обонятельной, разных видов зрительной-пространственной, количественной, геометрической) в разных функциональных сферах - пищедобывательной, оборонительной, социальной, родительской и др.

Мышление животных - не просто способность к решению той или иной задачи. Это системное свойство мозга, причем, чем выше филогенетический уровень животного и соответствующая структурно-функциональная организация его мозга, тем большим диапазоном интеллектуальных возможностей оно обладает» (Зорина, Полетаева, 2001. С. 17).

Одно из главных условий, позволивших осуществить экспериментальное изучение рассудочной деятельности животных как предыстории человеческого разума, - разработка адекватной методики исследования и выбор соответствующих критериев количественной оценки интеллекта животных различных таксономических групп. Необходимо было разработать тесты, в основе структуры которых лежали бы простейшие законы природы. Эти тесты должны основываться на рецепторных возможностях животных для улавливания ими законов, которые связывают отдельные элементы предъявляемых задач, и должны быть построены на простейших понятиях пространства, времени и движения.

В некоторых случаях, главным образом для приматов, могут быть использованы тесты, применяющиеся в психологии человека. В настоящее время для изучения рассудочной деятельности используется целый ряд тестов, применимых для животных разных видов. В случае адекватного решения теста необходимо тщательно проанализировать, является данное поведение результатом проявления рассудочной деятельности или использования более простого механизма, например ассоциативного обучения. В процессе анализа поведения животных при решении логических задач необходимо придерживаться «канона Ллойда-Моргана»(«то или иное действие ни в коем случае нельзя интерпретировать как результат проявления какой-либо высшей психической функции, если его можно объяснить на основе наличия у животного способности, занимающей более низкую ступень на психологической шкале»).

К настоящему времени в разных лабораториях, с помощью разнообразных тестов накоплены весьма многочисленные, но довольно разрозненные данные о мышлении животных. Достаточно подробная классификация таких тестов, основанная на особенностях разных аспектов мышления животных, проведена З.А. Зориной (1997).

3. Сознание и эмоции у животных

Сознание - одно из сложнейших проявлений психики человека, которое трактуют по-разному представители разных наук. До недавнего времени его рассматривали только как «высшую, свойственную лишь человеку форму отражения объективной действительности, способ его отношения к миру и самому себе… Сознание представляет собой единство психических процессов, активно участвующих в осмыслении человеком объективного мира и своего собственного бытия. Оно… неразрывно связано с языком» и «со способностью идеального воспроизведения действительности в мышлении» (БЭС, 1996). Есть и еще более отвлеченное представление о сознании как о явлении, не сводимом только к работе мозга, как о «со-знании», совместном знании нескольких индивидов. Вполне очевидно, что искать этот уровень сознания у животных не приходится, и считалось, что в процессе эволюции психики животные останавливаются на стадии интеллекта, а стадии сознания достигает только человек (Леонтьев, 1952).

В то же время, по определению психофизиолога Владимира Николаевича Соколова (1997), сознание представляет собой «специфическое состояние мозга, позволяющее осуществлять совокупность важнейших когнитивных процессов -- ощущение и восприятие, память, воображение и мышление».

Некоторые философы (Мамардашвили, Пятигорский, 1982) также подчеркивают, что «сознание не есть один из психических процессов, но оно есть уровень, на котором синтезируются все конкретные психические процессы, которые на этом уровне уже не являются самими собой, так как на этом уровне они относятся к сознанию».

Проблема сознания у животных. Проблема сознания у животных Нейробиолог Константин Анохин о научных принципах теории сознания, феномене «путешествия во времени» и эпизодической памяти у животных Напомним также весьма распространенную точку зрения, которой придерживается ряд ученых, в том числе Нобелевский лауреат Дж. Эдельман и Л.В. Крушинский. Эти авторы считают, что сознание - это «то, что мы теряем в состоянии сна без сновидений, при глубоком наркозе или в коме, и то, что к нам возвращается после прекращения этих состояний». При таком понимании феномена сознания становится возможным искать его проявления и у животных тоже. Более того, существует даже другая крайняя точка зрения, что сознание существует вообще у всех животных. Выходил даже журнал «Сознание у простейших». Однако такое крайнее расширение понятия «сознание» представляется неконструктивным, и, с моей точки зрения, это малоприемлемая позиция.

Серьезные попытки экспериментального изучения этой проблемы с позиций указанных определений относятся ко второй половине ХХ века. К ним и надо обратиться в завершении ответа на поставленный вопрос. В этих работах у животных пытались искать аналог следующих характеристик сознания человека как «особого состояния мозга» (по Е.Н. Соколову):

1) Сознание («со-знание») -- совокупность совместных знаний об окружающем мире, в том числе о социальном окружении субъекта (social cognition). К настоящему времени показано, что у животных могут формироваться и храниться в памяти знания о социальном окружении субъекта (social cognition). Наличие этой формы сознания описано у высших позвоночных - приматов и дельфинов. Оно определяет сложность структуры их сообществ.

2) Сознание определяет целенаправленность поведения, его волевую, произвольную регуляцию. Показано, что поведение животных есть не только совокупность реакций на внешние стимулы, но может быть целенаправленным и доступным произвольной регуляции.

3) Сознание обеспечивает преднамеренность коммуникации, причем эта преднамеренность включает в себя элементы обмана и дезинформации. Изучение поведения человекообразных обезьян, обученных простейшим аналогам человеческого языка, показало, что высказывания таких обезьян являются преднамеренными и нередко направлены на то, чтобы ввести собеседника в заблуждение.

4) Сознание позволяет человеку отделить «Я» от окружающего мира (от «не-Я»), то есть обеспечивает самоузнавание (Я-концепция). Показано, что у некоторых высших позвоночных обнаружены зачатки способности узнавать себя в зеркале. Для этого используется так называемый маркировочный тест (придуманный в 1960), когда животному под легким наркозом наносят метку на какую-то часть тела, которую он может видеть только в зеркале. Если после пробуждения животное на метку никак не реагирует (следовательно, ее не ощущает), но, посмотрев в зеркало, пытается ее удалить, это расценивают как признак способности к самоузнаванию. Однако такая способность надежно доказана только у человекообразных обезьян, тогда как низшие обезьяны ею не обладают. Имеются данные, что такая способность есть у дельфинов, слонов и врановых птиц, однако это пока немногочисленные данные, и этот вопрос требует дальнейших исследований.

5) Сознание обеспечивает способность оценивать знания, намерения, мысленные процессы у других индивидов (theory of mind, или создание «модели психического состояния другой особи»). Вопрос о способности животных мысленно поставить себя на место «другого», то есть представить себе психическое состояние и намерения сородича, - один из наиболее трудных для экспериментального исследования. Тем не менее существует ряд доказательств того, что такая способность у некоторых высших позвоночных существует. В одном из опытов участвовали два экспериментатора, затем один уходил, а второй показывал шимпанзе приманку, которую прятал в один из четырех непрозрачных контейнеров, скрытых за экраном. Как только экран убирали, возвращался второй экспериментатор, и оба они указывали обезьяне, где находится корм. Оказалось, что в такой ситуации шимпанзе, как правило, пользовались указанием того человека, который прятал корм, то есть оценивал наличие у него нужной информации и ее отсутствие у того, кто выходил из комнаты. Подобные способности обнаружены также у врановых птиц, но отсутствуют у низших обезьян.

Приведенные данные позволяют выделить особую стадию в эволюции психики животных - переходную фазу к стадии сознания (Филиппова, 2010).

Когда шимпанзе очнулись после наркоза, их подвели к зеркалу, причем зеркало они уже видели, были с ним знакомы. Они увидели свое отражение в зеркале и тут же стали хвататься за те места, которые у них были помечены краской. мышление эмоция человек животное

В конце 1970-х годов появились сообщения, что подобные узнавания себя в зеркале наблюдаются у орангутангов и у горилл, а вот другие обезьяны - гиббоны, макаки, капуцины себя в зеркале не узнают. Потом стали проводить эксперименты над другими животными. Проводили на голубях, на кошках, на собаках, даже на слонах, но ничего не получалось, они себя не узнают.

Когда собака видит свое отражение в зеркале, она думает, что это другая собака. Но так как запаха никакого не чувствует, то быстро теряет интерес к отражению. Кстати, недавно было сообщение в новостях: в Канаде, это было в районе Ванкувера, вдруг у многих автомобилей стали появляться разбитые зеркала. Стали думать, что такое, маньяк какой-то завелся в городе? И вдруг кто-то заметил, что дятел подлетает к зеркалам и начинает их методично разбивать своим клювом. Обратились к орнитологам, орнитологи сказали, что дятел видит в зеркале своего соперника, начинает с ним сражаться и в итоге, разбивая зеркало, его побеждает.

В дальнейшем возник вопрос, а есть ли самосознание у дельфинов. Существует коэффициент энцефализации -- отношение массы мозга к массе тела. Существует много животных, у которых абсолютная масса мозга значительно больше, чем у человека, к примеру, мозг кашалота весит 7-8 килограммов. Но если сравнивать отношение массы мозга к массе тела, то на первом месте окажется человек, и обезьяны по коэффициенту энцефализации выстраиваются в той же последовательности, как они показывают в результате узнавания себя в зеркале и по многим другим тестам. Когда вычислили этот коэффициент у дельфинов, оказалось, что дельфины находятся между шимпанзе и человеком.

Были эксперименты, которые вроде бы говорят о том, что слоны себя в зеркале не узнают. Когда стали анализировать эти эксперименты со слонами, оказалось, что раньше либо им ставили цветные метки, а слоны цветов не различают. Либо зеркало слонам давали маленькое, потому что боялись, что вдруг они разобьют его, поранятся, либо ставили так далеко, что они до него не могли дотянуться.

В этот раз в зоопарке поставили большое пластиковое зеркало прямо в клетке со слонами. Стали наблюдать за ними.

Слоны тут же подошли к зеркалу, стали смотреть, что это такое интересное появилось у них в клетке, стали заглядывать за зеркало, вставали на задние лапы, пытались заглянуть за забор, на котором висело зеркало. Потом стали ходить вокруг зеркала, крутиться, вертеться, пытаясь заглянуть неожиданно, посмотреть, есть там что или нет, когда они туда не смотрят. Потом стали рассматривать свое тело, поворачиваться местами, которые они обычно не видят. И, в конце концов, после того, как слоны привыкли к зеркалу, был проведен контрольный эксперимент. Слонихе сделали несколько меток, одна была реально видимая. Потом слониха какое-то время ходила, ничего не ощущала, до этого крестика не дотрагивалась. Потом она подошла к зеркалу и тут же начала пытаться хоботом достать до крестика, пытаясь понять, что у нее на лице, пытаясь стереть. Тем самым было доказано, что слоны себя в зеркале узнают.

Животным в той же степени, что и людям свойственно проявление эмоций, однако список эмоций у животных беднее.

Чем более развитый организм, чем выше его эволюционная ступень, тем больше у него эмоций, тем они сложнее. Эмоции развиваются в первую очередь у стадных животных, поскольку выполняют в первую очередь коммуникативную функцию. Эмоции у обезьян вполне развиты, у них живая мимика и богатый интонационный арсенал, а вот эмоции например у лося весьма скудны, поскольку он, как преимущественно одиночное животное, общается преимущественно с соседней осиной. Кошки, собаки и лошади, особенно живущие вместе с человеком - профессора психологии.

Эмоции животных - не реакции, а активные средства общения и влияния

Эмоции животным служат, а не просто у животных появляются, как реакции. Считать, что высокоорганизованные животные не используют эмоции - не верно, они их активно используют, и еще как!

Любая лошадь, например, уже издали оценивает вас: вашу пластику и мимику и мгновенно определяет - зачем вы к ней идете, умеющий вы или начинающий, боитесь ее или нет. Если вы не дай бог боитесь - лошадь встретит вас яростью (или страхом- если лошадь не злая) и будет самозабвено злиться (или бояться вас) до тех пор, пока вы не уйдете из ее денника. Если вы на место себя позовете уверенного человека, знающего лошадей - можете проверять - лошадь злиться перестает почти тут же, все страшилки немедленно растворяются.

Все то же самое касается голода, жажды, усталости - если лошади рядом с вами неинтересно, она вспоминает о том, что она голодная и под это дело сруливает от вас грызть ближайший сухой куст. Если вы попробуете объяснить ей, что это неправильно - получите ленивое животное, мечтающее, чтобы от него отстали. Будете злиться - получите упрямого осла, ни в какую не желающего сдвигаться с места. Рискнете ударить - получите животное предельно напуганное и совершенно не понимающее, в чем дело, либо агрессивное и злое.

Проблема сознания животных таит в себе много трудностей. Спектр научных представлений по этому поводу очень широк. Одни ученые уверены в том, что сознания у животных нет, а другие утверждают, что у большинства животных сознание есть. Существуют исследователи, считающие, что сознание не может быть предметом научного изучения и исследователи, считающие эту тему заслуживающей внимания. Ситуация осложняется еще и тем, что очень трудно прийти к приемлемому определению сознания.

Гриффин (Griffin, 1976) определяет сознание как способность организма создавать психические образы и использовать их для управления своим поведением. Это очень напоминает определение, которое предлагает Оксфордский толковый английский словарь. Быть в сознании -- значит «знать, что ты сейчас делаешь и собираешься делать, имея перед собой цель и намерение своих действий» (Griffin, 1982). Согласно Гриффину (Griffin, 1976), «намерение включает в себя психические образы будущих событий, причем, намеревающийся представляет себя одним из участников этих событий и проводит выбор того образа, который он попытается реализовать». Хотя Гриффин и другие исследователи (например, Thorpe, 1974) рассматривали намерение и сознание как неотъемлемую часть одного и того же явления, эта точка зрения не является общепринятой. Ранее было показано, что преднамеренное поведение не всегда требует сознания.

Как мы уже видели раньше, многие исследователи полагают, что сознание нельзя сводить только к знанию своих чувственных восприятий. Например, Хамфри (Humphrey, 1978) понимал сознание как самознание (self-knowledge), которое используется организмом, чтобы предсказывать поведение других индивидуумов, а Хаббард (Hubbard, 1975) полагал, что оно подразумевает осознание себя как чего-то отличного от других. Такое знание может быть использовано как основа коммуникации, но это не означает, что сознание непременно включает в себя язык. Мы можем согласиться с Пассингэмом (Passingham, 1982), что «говорящий язык революционизировал мысль. Использование языка для мышления создало условия для того, чтобы интеллект мог достичь гораздо более высокого уровня. Животные думают, но люди способны думать абсолютно по-другому, используя совершенно другой код». Несомненно, что вторжение языка изменило сам способ, каким мы измысливаем самих себя. Нам трудно представить себе сознание без языка. Однако это не дает нам права считать, что животные, которые не имеют языка или обладают очень примитивным языком, не имеют сознания.

Мы уже видели раньше, что у животных, которые не имеют языка, эквивалентного человеческому, можно обнаружить признаки самоосознания. Поэтому мы не должны приравнивать язык к сознанию.

Могут ли животные испытывать особенное страдание? Если стоять на позиции здравого смысла, то мы склонны предположить, что могут. Когда мы находимся в бессознательном состоянии, мы не страдаем от боли или душевных мук, поскольку какие-то области нашего мозга оказываются инактивированными. Мы не знаем, однако, отвечают ли эти области только за сознание или же за сознание плюс еще какие-то аспекты работы мозга. Таким образом, хотя в бессознательном состоянии мы не испытываем боли, мы не можем на основе этого сделать вывод о том, что сознание и страдание идут рука об руку. Вполне может быть, что все то, что лишает нас сознания, одновременно прекращает ощущение боли, но одно и другое не имеют причинной связи.

У нас нет никакой концепции в отношении того, что может включать в себя совокупность сознательного опыта животного, если таковой существует. Поэтому мы не можем сделать никакого заключения о том, существует ли какая-либо связь между сознанием животных и их чувством страдания. В своем неведении мы, должно быть, очень неправы, когда, думая о животных, полагаем, что ощущение страдания может быть лишь у тех из них, которые обладают интеллектом, языком и у которых обнаруживаются признаки осознанных переживаний.

Есть свои недостатки и свои достоинства в том, что мы используем самих себя в качестве моделей, на которых пытаемся изучить возможности ощущений у животных (Dawkins, 1980). Слишком слаба научная основа для проведения аналогии между психическими переживаниями человека и животных. Было бы некорректно с научной точки зрения приходить к какому-то заключению о психических переживаниях животных на основе таких данных. Вместе с тем мы сами делаем заключения о психических переживаниях других людей только на основе аналогии с нашими собственными переживаниями. Когда мы видим, как другой человек страдает или кричит от боли, мы не пренебрегаем этим, хотя и не можем доказать идентичность его психических переживаний с нашими. Мы «истолковываем сомнения в пользу обвиняемого» и приходим к нему на помощь.

Эмоции - это существенная часть человеческих переживаний. С точки зрения здравого смысла можно прийти к единому мнению о том, что именно подразумевается под эмоциями, и мы обычно единодушны в понимании атрибутов различных эмоций. Однако при изучении эмоций с научной точки зрения возникает целый ряд трудных проблем.

Эмоции могут проявляться на субъективном, физиологическом и поведенческом уровнях, которые трудно согласуются Друг с другом. С точки зрения субъективных проявлений эмоции - это, в сущности, субъективные переживания. Не существует такого способа, который помог бы нам узнать, на что именно похожи эмоциональные переживания другого человека. Мы склонны предполагать, что эти переживания точно такие же, как и наши собственные, но у нас нет никакого логического пути, чтобы убедиться в этом предположении. Когда же мы подходим к проблеме эмоционального переживания животных, то здесь мы сталкиваемся с еще большими трудностями. Мы склонны предположить, что похожие на нас животные, например приматы, способны на такие же эмоциональные переживания, как и мы, а животные, которые на нас непохожи, например насекомые, если и способны на какие-либо переживания, то, по всей вероятности, только на те, которые очень отличаются от наших. Однако это всего лишь голос здравого смысла, а не научный вывод. С точки зрения науки, мы не можем утверждать, что у животных имеются какие-то особые субъективные чувства - логически мы вправе делать такие предположения только в отношении других людей.

С точки зрения физиологии эмоциональные состояния человека обычно сопровождаются изменениями вегетативных показателей, но эти показатели не дают нам надежного ключа для определения конкретных эмоциональных состояний. У животных особенно трудно дифференцировать эмоции (например, страх, агрессивность, сексуальные ощущения), даже когда такие физиологические показатели, как повышение частоты сердечных сокращений или нарушение гормонального равновесия, действительно свидетельствуют об эмоциональном возбуждении организма. Другими словами, большинство животных проявляют одни и те же физиологические реакции безотносительно к тому, отражает ли их эмоциональный ответ реакцию страха, агрессии или проявление полового чувства. Таким образом, хотя мы и можем кое-что выяснить на основе физиологических исследований, интерпретация физиологических ответов оказывается весьма трудной.

Чарлз Дарвин (1872) подчеркивал коммуникативный аспект эмоций. Как мы уже видели в гл. 22, он утверждал, что мимические реакции и другие поведенческие признаки эмоций произошли от защитных реакций и других утилитарных аспектов поведения. Хотя эволюционная концепция Дарвина, которую развивали и широко распространяли ранние этологи, в настоящее время считается общепринятой, его представления об эмоциях кажутся весьма примитивными. Дарвин и его ученик Джордж Романее не смущались, когда обозначали эмоции животных терминами, характеризующими эмоции человека. Они писали, в частности, что поведение и мимика провинившейся собаки выражают «стыд» (Darwin, 1872), рыба переживает«ревность», а у попугая проявляется чувство «гордости», когда он произносит свои «слова» (Romanes, 1882). Столь антропоморфический подход вызвал у психологов протест. Например, Морган (Morgan, 1894) пропагандировал такой подход к изучению данной прблемы, в котором не было бы каких-либо спекуляций по поводу мыслей и чувств животных.

В этой главе мы попытаемся понять внутреннюю жизнь животных с точки зрения их субъективного мира, а также их физиологических и поведенческих проявлений. Кроме того, мы обсудим вопрос о том, какое значение имеют эти исследования для обеспечения благосостояния животных и для выбора условий их содержания.

4. Физиологические аспекты эмоций

Эмоциональные состояния сопровождаются усилением активности вегетативной нервной системы, отдела нервной системы позвоночных, который регулирует работу внутренних органов, например кровеносных сосудов, сердца, кишечника, легких и некоторых желез. Вегетативная нервная система находится под контролем головного мозга и обеспечивает два типа иннервации, оказывающие противоположные влияния на внутренние органы. Симпатическая нервная система активируется в условиях стресса или напряжения и обеспечивает мобилизацию организма в чрезвычайных обстоятельствах. Ее влияние проявляется в увеличении кровоснабжения мышц, мозга, сердца и легких, усилении частоты сокращений сердца и ослаблении притока крови к кишечнику и периферическим частям тела. Парасимпатическая нервная система анатомически отделена от симпатической; она обеспечивает восстановительную функцию, возвращая к норме кровоснабжение органов и нейтрализуя другие эффекты симпатической активности. Эмоциональное возбуждение сопровождается симпатической активацией.

У человека это проявляется в увеличении частоты сокращений сердца, усилении потоотделения и изменении периферического кровообращения, в результате чего лицо бледнеет или, напротив, становится красным.

Психолог Джемс высказал предположение, что субъективные переживания эмоций берут свое начало в возбуждении сенсорных рецепторов, вовлекающихся в данную эмоциональную реакцию. Например, пугающий раздражитель должен вызвать определенные поведенческие и физиологические изменения, а уже эти изменения порождают субъективное переживание испуга. Как пишет Джемс (James, 1980), когда мы встречаемся с медведем, мы убегаем. Мы убегаем не потому, что пугаемся,- мы пугаемся потому, что бежим. Современник Джемса - Ланге (Lange) предложил схожее объяснение для эмоционального переживания, и эта точка зрения известна в настоящее время как теория Джемса-Ланге.

Кэннон (Cannon, 1927) утверждал, что симпатическое возбуждение во многом характеризуется одинаковой картиной независимо от того, какую эмоцию переживает организм в данный момент. Он показал, что у кошек даже после устранения всех видов сенсорной обратной связи к вегетативным нейронам продолжают проявляться такие признаки эмоционального поведения, как шипение и слюноотделение. Кэннон пришел к заключению, что активация вегетативной нервной системы не является необходимой для эмоционального переживания, хотя эмоциональное переживание и влияет на вегетативную активность. Когда испытуемым вводят гормон адреналин, у них можно наблюдать самые различные симпатические реакции, например потоотделение, усиление частоты сердечных сокращений и т. д. Однако при этом испытуемые не сообщают о каких бы то ни было эмоциональных переживаниях. Некоторые из них говорят об определенных физических симптомах, а другие - о том, что они ощущают «холодную» эмоцию -состояние, напоминающее раздражение или страх (Landis, Hunt, 1932).

Активация вегетативных функций организма может обеспечить основу для эмоциональных переживаний, но она не создает никакой дифференциации в состояниях организма при различных эмоциональных ситуациях. Однако определенная ситуация, будучи воспринятой субъектом, может привести его к интерпретации вегетативного возбуждения в виде соответствующего эмоционального переживания. Эту гипотезу предложили Шехтер и Сингер (Schachter, Singer, 1962). Они вводили испытуемым адреналин, говоря, что это инъекция витамина. Некоторым из подопытных лиц они сказали, что этот укол вызовет у них усиление сердцебиения, покраснение и т. д. (т. е. реальные эффекты адреналина), тогда как другим сообщали, что у них могут возникнуть такие побочные эффекты, как зуд или онемение (т.е. они были дезинформированы). Затем всех испытуемых попросили посидеть в комнате ожидания, перед тем как у них проверят зрение. В этой комнате за ними наблюдал скрытый от них экспериментатор, а другой экспериментатор-ассистент находился вместе с ними. В одном опыте этот второй экспериментатор вел себя таким образом, как будто он был сердит и молчалив, а в другом, напротив, он был весьма несерьезным и веселым. Когда испытуемых попросили оценить их эмоциональные переживания после пребывания в комнате ожидания, оказалось, что между этими тестовыми ситуациями обнаружились значительные различия. Испытуемые, которые были дезинформированы в отношении последствий инъекций, чувствовали себя в присутствии игривого ассистента более веселыми, чем испытуемые, которые были информированы правильно. В присутствии же угрюмого соучастника они чувствовали себя раздраженными и более обиженными, чем контрольные испытуемые. Хотя эти эксперименты и критиковались некоторыми авторами (например, Plutchik, Ax, 1970), тем не менее они дают основание предположить, что в формировании нашего эмоционального переживания принимают участие и ощущение нашего физиологического состояния, и наша оценка внешней обстановки.

Пытаясь оценить субъективные переживания животных с точки зрения физиологии, можно провести прямые сопоставления с человеком, но ни одно из них не будет вполне удовлетворительным. Например, способны ли животные ощущать боль? Когда животных подвергают раздражениям, вызывающим боль у человека, у них наблюдаются физиологические реакции, идентичные реакциям человека. Блокирующие боль вещества, которые ослабляют субъективные, физиологические и поведенческие реакции на боль у человека, оказывают сходные влияния на типичные поведенческие признаки боли у животных. Однако интерпретация таких данных основывается главным образом на использовании поведенческих показателей. Например, просто рефлекторное отдергивание, по-видимому, не может быть хорошим показателем боли (как субъективного переживания), поскольку в мире животных такие реакции весьма распространены и встречаются у очень примитивных организмов. Даже по такому критерию, как крик, трудно оценивать боль. Если собаки и обезьяны в случае тяжелого ранения будут вопить от боли, то антилопа останется относительно молчаливой даже тогда, когда хищник рвет ее на куски. Эти вопли могут служить для того, чтобы получить помощь от других членов группы, но ведь они могут также навлечь опасность на тех, кто на них откликнется.

Чтобы оценить вероятность того, что и животным присущи субъективные переживания, аналогичные переживаниям человека, иногда прибегают к сравнительному анализу анатомии мозга. В качестве показателя прогрессивного развития от простого животного к более интеллектуальному обычно используются весьма простые критерии, такие, как размеры всего головного мозга или корковой его части. Однако результаты тщательных аналитических исследований показали, что в различных группах животных некоторые структуры мозга существенно различаются. Ходос (Hodos, 1982) предположил, что некоторые из этих специализированных областей могут принимать участие в обеспечении определенного типа психической активности, которую у человека обычно связывают с деятельностью коры больших полушарий. Кроме того, при оценке интеллектуальных способностей животных на основе особенностей их мозговых структур часто бывает трудно предложить хороший метод, который не был бы связан с антропоморфическими предположениями (Macphail, 1982).

5. Самосознание у животных

На протяжении почти 75 лет нашего столетия прочно господствовало представление бихевиористов о том, что субъективные психические переживания животных не могут быть предметом научных исследований. В течение этого времени такие ученые, как Толмен (Tolman, 1932), оспаривали эту точку зрения, но они практически никак не влияли на господствующее мировоззрение (см. обзор Griffin, 1976). Позиция бихевиористов с логической точки зрения кажется неприступной, однако ее можно обойти различными путями. Один из аргументов заключается в том, что, хотя мы и не можем доказать, что животные обладают субъективными переживаниями, вполне возможно, что на самом деле так оно и есть. А если бы это было так, то что тогда изменилось бы? Другой подход базируется на утверждении, что с эволюционной точки зрения представляется маловероятным, чтобы между человеком и животными в этом отношении был существенный разрыв.

Гриффин (Griffin, 1976), который одним из первых начал планомерную атаку на позиции бихевиоризма, использовал оба этих аргумента. По его мнению, изучение коммуникации животных с наибольшей вероятностью должно принести нам доказательства того, что «они обладают психическими переживаниями и сознательно общаются друг с другом». Однако при исследовании языковых способностей животных в последние годы это давнее обещание оказалось невыполненным. До сих пор вызывает спор поведение шимпанзе, которых обучили некоторым особенностям языка человека, и существует сомнение в том, что когда-либо эти эксперименты позволят нам многое узнать о субъективных переживаниях этих животных (Terrace, 1979; Ristau, Robbins, 1982). Были предприняты самые различные попытки исследовать субъективный мир животных другими способами, к описанию которых мы и переходим.

Осознают ли животные себя в том смысле, что имеют ли они представления о позах, которые принимают, и о действиях, которые совершают? Конечно, поступающая от суставов и мышц сенсорная информация направляется к мозгу, и поэтому животное, по-видимому, должно быть осведомлено о своем поведении. В экспериментах, направленных на выяснение этого вопроса, крыс обучали нажимать на один из четырех рычагов в зависимости от того, какой из четырех активностей было занято животное, когда раздавался звук зуммера (Beninger et al., 1974). Например, если этот сигнал заставал крысу в тот момент, когда она чистила шерсть (was grooming), она должна была нажимать на «груминговый» рычаг, чтобы получить пищевое подкрепление. Крысы научились нажимать на различные рычаги в зависимости от того, занимались ли они чисткой шерсти, ходили, поднимались на задние лапки или находились в покое в момент, когда слышался звук зуммера. Результаты подобных экспериментов (Morgan, Nicholas, 1979) показали, что крысы способны строить свое инструментальное поведение на основе информации об их собственном поведении и сигналов, поступающих из внешней среды. В каком-то смысле крысы должны знать о своих действиях, но это совсем не означает, что они их осознают. Они могут осознавать свои действия точно так же, как и внешние сигналы.

Многие животные реагируют на зеркало так, как-будто они видят других особей своего вида. Однако некоторые данные свидетельствуют о том, что шимпанзе и орангутаны могут узнавать себя в зеркале.

Молодые шимпанзе, рожденные на воле, пользовались зеркалом, чтобы чистить те части своего тела, которые другим путем увидеть невозможно. Гэллап (Gallup, 1977; 1979) наносил небольшие пятнышки красной краски на бровь и противоположное ухо нескольким шимпанзе, когда они находились под легкой анестезией. По утверждению экспериментатора, шимпанзе, выйдя из наркотического состояния, прикасались к этим частям своего тела не чаще, чем обычно. Тогда он дал обезьянам зеркало. Шимпанзе начали разглядывать свои отражения в зеркале и постоянно трогать окрашенные брови и уши.

Можно ли считать, что способность животного реагировать на какие-то части своего тела, которые оно видит в зеркале, свидетельствует о его самоосознании? Этот вопрос непосредственно связан с более широким вопросом. Свидетельствует ли способность животного подражать действиям других о его «знании себя»? Шимпанзе невероятно искусны в подражании друг другу и людям. Хотя истинное подражание следует очень тщательно отличать от других форм социального научения (Davis, 1973), мало кто сомневается в том, что приматы способны к подражанию. Например, шимпанзе Вики, воспитывавшейся в семье Хейесов (Hayes), было предложено скопировать серию из 70 движений. Многие из этих движений она никогда ранее не видела, но десять из них скопировала сразу, как только ей их показали. Вики научилась производить в ответ на соответствующие демонстрации 55 двигательных актов (рис. 28.1). Она также научилась выполнять довольно сложные домашние дела, например мыть посуду или вытирать пыль (Hayes, Hayes, 1952). Многим из этих действий она подражала спонтанно, без чьих-либо наводящих посылок. Однако шимпанзе по подражательным способностям не смогла справиться с ребенком. Исследователи считали, что подражательная активность Вики соответствует способностям детей в возрасте от 12 до 21 мес. Способность к подражанию иногда считают признаком интеллекта, однако этот тезис стоит взять под сомнение, поскольку подражание наблюдается и у очень маленьких детей, и у самых различных немлекопитающих животных. При изучении пения птиц оказалось, что у многих видов птиц при научении пению наблюдаются некоторые формы подражания звукам, причем некоторые птицы в этом отношении особенно искусны. Попугаи и индийские скворцы майны способны необычайно точно воспроизводить звуки человеческого голоса (Nottebohm, 1976).

Чтобы иметь возможность подражать, животное должно получить внешний слуховой или зрительный пример для подражания и добиться соответствия ему с помощью определенного набора своих собственных моторных инструкций. Например, ребенок, который подражает взрослому, высовывая язык, должен как-то ассоциировать вид языка со своими моторными инструкциями, необходимыми для того, чтобы самому высунуть язык. Ребенок при этом совершенно не обязан знать, что у него есть язык, - он просто должен связать данное сенсорное восприятие с определенным набором моторных команд. Каким образом это происходит, остается загадкой. Однако вопрос о том, необходимо ли самоосознание для осуществления подражательной деятельности, является спорным.

Отчасти проблема состоит в том, что нам необходимо выяснить, что же именно мы подразумеваем под термином самоосознание (selfawareness). Как отмечал Гриффин (Griffin, 1982), многие философы проводят различия между понятиями «осознание», или «знание себя» (awareness), и «сознание» (consciousness. Осознание - это вид восприятия, тогда как сознание включает в себя особый род самоосознания, которое не ограничивается простой осведомленностью о разных частях своего тела или процессах, протекающих в мозгу. Сознание, с этой точки зрения, включает в себя какое-то предположительное знание того, что Я испытываю ощущения или думаю, что это Я - существо, знающее об окружающем мире. Мы разобрали несколько примеров того, что животные обладают знаниями в сфере восприятия, т. е. знают непосредственно воспринимаемые характеристики объектов. Однако способность животного сообщать о своих действиях, подражать действиям других или узнавать свое изображение в зеркале не обязательно требует наличия сознания в том смысле, как оно было здесь определено.

Рассогласование между осознанным и неосознанным восприятиями можно наблюдать у людей с повреждениями мозга. Некоторые люди, у которых повреждены определенные области мозга, связанные с обработкой зрительной информации, сообщают о том, что они частично ослепли. Они не в состоянии назвать объекты, которые предъявляют им в определенных областях поля зрения. Они утверждают, что не могут увидеть эти объекты; однако, когда их просят указать на них, они зачастую могут сделать это очень точно (Weiskrantz, 1980). Один больной точно угадывал, какую линию ему показывали; горизонтальную или диагональную, хотя он и не знал, видит ли он что-либо (Weiskrantz et al., 1974). Это явление, названное слепым зрением, возникает в результате повреждения тех областей мозга, которые ответственны за опознание зрительных сигналов (visual awareness), тогда как другие области мозга, участвующие в зрительном процессе, остаются интактными. Именно эти области мозга помогают больному делать правильное суждение, хотя он и не знает о том, что он видит.

6. Сознание и ощущение страдания

Проблема сознания животных таит в себе много трудностей. Спектр научных представлений по этому поводу очень широк. Одни ученые уверены в том, что сознания у животных нет, а другие утверждают, что у большинства животных сознание есть. Существуют исследователи, считающие, что сознание не может быть предметом научного изучения, и исследователи, считающие эту тему не заслуживающей внимания. Ситуация осложняется еще и тем, что очень трудно прийти к приемлемому определению сознания.

Гриффин (Griffin, 1976) определяет сознание как способность организма создавать психические образы и использовать их для управления своим поведением. Это очень напоминает определение, которое предлагает Оксфордский толковый английский словарь. Быть в сознании - это значит «знать, что ты сейчас делаешь или собираешься делать, имея перед собой цель и намерение своих действий» (см. Griffin, 1982). Согласно Гриффину (Griffin, 1976), «намерение включает в себя психические образы будущих событий, причем намеревающийся представляет себя одним из участников этих событий и производит выбор того образа, который он попытается реализовать». Хотя Гриффин и другие исследователи (например, Thorpe, 1974) рассматривали намерение и сознание как неотъемлемую часть одного и того же явления, эта точка зрения не является общепринятой. В гл. 26 было показано, что преднамеренное поведение не всегда требует сознания.

Как мы уже видели раньше, многие исследователи полагают, что сознание нельзя сводить только к знанию своих чувственных восприятий. Например, Хамфри (Humphrey, 1978) понимал сознание как самознание (self-knowledge), которое используется организмом, чтобы предсказать поведение других индивидуумов, а Хаббард (Hubbard, 1975) полагал, что оно подразумевает осознание себя как чего-то отличного от других. Такое знание может быть использовано как основа коммуникации, но это не означает, что сознание непременно включает в себя язык. Мы можем согласиться с Пассингэмом (Passingham, 1982), что «говорящий язык революционизировал мысль. Использование языка для мышления создало условия для того, чтобы интеллект мог достичь гораздо более высокого уровня. Животные думают, но люди способны думать абсолютно по-другому, используя совершенно другой код». Несомненно, что вторжение языка изменило сам способ, каким мы осмысливаем самих себя. Нам трудно представить себе сознание без языка. Однако это не дает нам права считать, что животные, которые не имеют языка или обладают очень примитивным языком, не имеют сознания. Мы уже видели раньше, что у животных, которые не имеют языка, эквивалентного человеческому, можно обнаружить признаки самоосознания. Поэтомy мы не должны приравнивать язык к сознанию.

Могут ли животные испытывать осознанное страдание? Если стоять на позиции здравого смысла, то мы склонны предположить, что могут. Когда мы находимся в бессознательном состоянии, мы не страдаем от боли или душевных мук, поскольку какие-то области нашего мозга оказываются инактивированными. Мы не знаем, однако, отвечают ли эти области только за сознание или же за сознание плюс еще какие-то аспекты работы мозга, таким образом, хотя в бессознательном состоянии мы не испытываем боли, мы не можем на основе этого сделать вывод о том, что сознание и страдание идут рука об руку. Вполне может быть, что все то, что лишает нас сознания, одновременно прекращает ощущение боли, но одно и другое не имеют причинной связи.

У нас нет никакой концепции в отношении того, что может включать в себя совокупность сознательного опыта животного, если таковой существует. Поэтому мы не можем сделать никакого заключения о том, существует ли какая-либо связь между сознанием животных и их чувством страдания. В своем неведении мы, должно быть, очень неправы, когда, думая о животных, полагаем, что ощущение страдания может быть лишь у тех из них, которые обладают интеллектом, языком и у которых обнаруживаются признаки осознанных переживаний.