Биотехнологии: за и против

Размещено на http://www.allbest.ru/

25

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

В старые времена человек не мог ставить вопрос о тотальном контроле собственно биологического аспекта процесса порождения себе подобных. Он как бы отдавал себя на милость случайной игры генетических, клеточных и других эпигенетических сил, бросался в стихию детородного процесса. Поэтому введенный Фуко концепт «сексуальности», который играл роль связующего звена между биополитиками контроля индивидуальных тел и социальных групп, указывает именно на проблематизацию прокреативных практик В современной биомедицине ситуация радикально меняется Тищенко П.Д. Биовласть в эпоху биотехнологии. - М: ИФРАН,

2001. - 18 с.. Контроль за рождением становится все более жестким - прежде всего за счет революционного совершенствования техник женской контрацепции, аборта и стремительного развития индустрии так называемых «новых репродуктивных технологий» (искусственное осеменение, «оплодотворение в пробирке» с последующей имплантацией эмбриона в матку «биологической», «социальной» или «суррогатной» матери). Репродуктивные технологии, впитывая достижения генодиагностики и генотерапии, клонирования, антенатальной (осуществляемой до рождения) диагностики и терапии, становятся все более эффективными в производстве детей с желанными качествами и недопущении их рождения с нежеланными. Тем самым как бы осуществляется переход от про-креапии, в которой еще сохранялась зона игры стихийных сил природы, к рационально контролируемой репродукции (биомедицинскому полупромышленному производству). Бескорыстный дар существования приобретает черты продукта биотехнологии, имеющего вполне определенную (и немалую) коммерческую цену. Одновременно, и это будет вторым важнейшим аспектом дара существования, происходит его (акта дарения) метафизическое расщепление. Первоначально этому событию способствовал моральный и биополитический конфликт, разгоревшийся вокруг проблемы аборта. В дальнейшем, намеченные дискуссиями за и против аборта различия в моральном и медицинском значении стадий внутриутробного развития эмбриона и плода, были конкретизированы технологиями экстракорпорального (в пробирке) оплодотворения и вынашивания недоношенных новорожденных. Метафизическое членение акта дарения существования повторяет до некоторой степени аристотелевскую схему. Вначале творится «растительная душа», затем «животная» и только в момент рождения - «разумная». Период развития до имплантации в матку (он искусственно воспроизводим в пробирке) характеризуется тем, что перед нами предстает как бы живое существо с «растительной душой». Это существо еще не «индивид», поскольку на первых стадиях деления практически все составляющие его клетки могут, будучи отделены, дать начало развитию самостоятельного человеческого существа. Так в природе появляются однояйцовые близнецы. Искусственное воспроизведение этого процесса создает основу одного из вариантов технологии клонирования, открывающего колоссальные возможности для «продукции» детей с желаемыми биологическими качествами. Два типа средств контрацепции как бы очерчивают границы «растительного» существования. Первый тип не допускает инициации «растительного существования» (оплодотворения). Второй тип препятствует имплантации в матку, т.е. прерывая путь творения «животной души», на котором растительное существо преобразуется в биологического индивидуума, т.е. в буквальном смысле неделимого. Животное существование «срединно». Одной из его границ является момент «индивидуализации», - формирования «индивида». Эмбриональные клетки специализируются и не могут (в естественных условиях) дать начало развитию нового организма. Другую границу образует момент, когда плод приобретает способность выжить после появления на свет. Причем именно с этого момента его появление на свет и следует называть родами (нормальными или преждевременными). До этого момента - абортом (самопроизвольным или искусственным). Современные аппараты био-власти контролируют и дозируют процедуру дарения существования человеческому существу. При этом особое значение имеет акт присвоения (или не присвоения) ему имени «человек». Присвоение плоду на определенной стадии «до-», «внутри-» или «вне-утробного» развития имени «человек» превращает его в «личность», обладающую «правом на жизнь». Отказ в даре - удерживает то же самое существо в онтологическом статусе «веши» - «части» женского тела, которую можно в любой момент абортировать и превратить, к примеру, в сырье прибыльной «фетотерапии», предмет биомедицинского исследования или попросту выбросить на специализированную свалку - так как поступают с трупами животных и другими «отходами» человеческой жизнедеятельности. На другом пол юсе жизненного цикла, в дебатах о «дефиниции смерти», речь идет о био-политических процедурах отзыва имени «человек», ранее принадлежавшего некоторому существу, что автоматически переводит его из класса «людей» в класс «вешей» - труп, подлежащий захоронению, или «ферму» органов и тканей для индустрии трансплантологии. Причем отзыв имени имеет инвертированную метафизическую структуру акта дарения, так или иначе ориентируясь на ступенчатый (стадийный) характер умирания, обнаруженный по ходу развития реанимационных биотехнологий. Вначале погибает кора мозга. Необратимо исчезает сознание (как бы «отлетает» разумная душа). Затем нарушается способность организма поддерживать гомеостатическую целостность. На этой стадии гибнет ствол мозга (отлетает «животная душа»). Возникает существование, которое более разумно называть «вегетативным» (растительным). Хотя деятельность организма в качестве целостного индивида уже прекратилась, но его отдельные органы и ткани продолжают существовать (на чем, собственно, и строится возможность пересадок органов и тканей). Пока существует хотя бы одна клетка с жизнеспособным геномом, сохраняется потенциальная возможность воспроизвести организм «в целом» методом клонирования. На заключительном этапе происходит гибель клеток - организм теряет последние атрибуты жизни. Выявленная в результате прогресса биотехнологий слоистость феноменов начала и конца человеческого существования вносит фундаментальную неопределенность в восприятие экзистенциальных границ человека. Именно в зоне этой неопределенности, открывающей простор для конфронтации многообразия интересов (например, научных, профессиональных, экономических, политических) и моральных позиций, локализуется один из важнейших узлов био-власти эпохи биотехнологий - гетерогенный пучок практик дарения и изъятия дара существования.

1. О биотехнологиях

1.1 Геномика как «другая наука»

В системе современных биотехнологий лидирующую (можно сказать, парадигмальную) роль играет «геномика». Английское слово «genomics», которое переводится на русский язык калькой «геномика». используется для обозначения многопланового, не имеющего устойчивых границ феномена. Центральную часть феномена занимают фундаментальные исследования, объединенные в рамках Международного проекта «Геном человека», который ставила своей задачей к 2003 году завершить первый этап на пути исчерпывающего описания последовательностей нуклеотидов в ДНКчеловека (сиквенирование) и подготовки полной карты человеческих генов с их точной локализацией в хромосомах (картирование). К лету 2000 года завершено в черновом варианте сиквенирование практически всего генома человека. О чем поспешили известить мировую общественность американский президент и британский премьер министр. Однако геномика - не только область биотехнологий, но и специфический социальный феномен. Вокруг геномных исследований происходит агглютинация многообразия медико-генетических практик (сращение фундаментальных и прикладных исследований весьма характерно), языков, социальных конфликтов, политических кампаний, мифов и знаний, новых надежд и неизвестных ранее угроз существу человека, вожделений и способов их удовлетворения. Этот конгломерат, складывающийся вокруг геномных исследований, и получил название «геномика». В некотором смысле, близком к предложенному В. Розиным, геномику можно назвать особым биотехнологическим дискурсом Розин В.М. Здоровье как философская и социально-психологическая проблема // Мир психологии. 2000. № 1. С. 12-31.. Есть серьезные основания полагать, что геномика - не просто грандиозное научное предприятие, не просто «проект века», но скорее всего - первое заявление о себе во весь голос феномена новой науки («другой науки»), хотя и сохраняющей преемственность с наукой XX века, но одновременно вносящей в нее ряд новых системообразующих качеств. Программа «Геном человека» существует и финансируется в России с 1989 года. Несмотря на серьезные экономические трудности, работы в этой области продолжаются и поныне. В США, которые осушествляют большую часть проводимых исследований по проекту «Геном человека», финансирование началось с 1990 года. Помимо США и России в реализации проекта участвуют ведущие научные центры Западной Европы, Японии и некоторых других стран. Задача проекта заключается в том, чтобы картировать около 80000 генов и установить последовательность примерно трех миллиардов нуклеотидов, из которых состоит ДНК человека.

В США стоимость проекта на 15 лет составляет около трех миллиардов долларов. Его амбициозность сопоставима с проектами «Манхеттен» (разработка ядерной бомбы) и «Аполлон» (обеспечение полета на Луну). Небезынтересно, что в инициации и разработке проекта активное участие принимают исследовательские центры, ранее задействованные в разработке проекта «Манхеттен» Добавим сюда сотни миллионов долларов, вкладываемые в развитие проекта частными биотехнологическими корпорациями. По вполне понятным причинам финансирование проекта в России осуществляется значительно хуже. Реализация проекта имеет серьезное значение для фундаментальной науки, поскольку значительно углубит знания об организации и функционировании генетического аппарата человека. Зная сходство и различие в строении ДНК человека и приматов, можно будет более точно реконструировать процесс антропогенеза. На основе изучения генетических сходств и различий на уровне популяций удастся более точно реконструировать происхождение человеческих рас и этносов. Трудно переоценить значение геномного проекта для медицинской практики. Уже сейчас разработаны десятки и еще больше на подходе новых тестов для ДНК-диагностики наследственных болезней человека. Отмечу, что, например, внедрение тестов, выявляющих болезнь Тей Сакса, снизило рождаемость детей с этой патологией в США более чем на 90%. Определение локализации и физической структуры генов, ответственных за возникновение тех или иных генетических нарушений человека, открывает возможности для исправления наследственного материала методами генетической терапии.

Следует также отметить, что осуществление проекта «Геном человека» сопряжено с революционизацией молекулярно-биологических технологий, которые впоследствии могут найти применение в диагностике и коррекции генетически детерминированных заболеваний, а так-же в промышленных биотехнологиях. Уже сейчас растет число частных фирм, которые вкладывают значительные ресурсы в развитие геномных исследований, предполагая получить грандиозные прибыли. Лучше технически оснащенные и богаче финансируемые биотехнологические компании составляют мощную конкуренцию университетским лабораториям - традиционным лидерам молекулярно-биологических исследований.

На данном аспекте следует остановиться особо. К. Маркс еще в прошлом столетии предсказывал, что со временем наука станет непосредственно производительной силой общества. Это предсказание в последние десять-двадцать лет превратилось из мечты в прозаическую реальность большой науки. Еще совсем недавно ученые могли заниматься научными исследованиями, мало интересуясь коммерческими аспектами результатов своей деятельности. Сейчас трудно найти научный институт (неважно где - в биологии или физике), в котором бы прежде, чем любая статья увидит свет - над сообщением не проведут кропотливую работу специалисты в области патентования. Патент - это научное знание (воплощенное в некотором «изделии» - приборе, методе и т.д.), приобретшее чистую форму товара.

В 80-х годах биотехнологические компании перешли от патентования «изделий» в их традиционном понимании к патентованию лабораторно преобразованных в определенных технологических целях фрагментов живой природы (например, микроорганизмов). Не случайно уже первые успехи в реализации геномного проекта привели к заявкам, поданным сразу несколькими группами ученых, на патентование генов человека. По сути это означает, что ученые заявили - обнаруженные ими человеческие гены (которые есть у каждого из нас) являются их «собственностью» - своеобразными «изделиями» (артефактами), за право на пользование которыми следует платить. Речь, конечно, идет не об оплате за рутинную работу наших генов в наших телах, которая происходит без нашего ведома и без участия ученых. Речь идет о ситуациях, в которых по тем или иным причинам кому-либо понадобится либо выявить данный ген (например, диагностировать патологический), либо методами генной инженерии или терапии воздействовать на него. Платить - даже если при этом будут использованы методы выявления и воздействия, которые не использовались первооткрывателями, а точнее - «изобретателями» этого гена. Вопрос о патентовании генов, независимо от того, как он будет решен (пока вокруг него идет ожесточенная дискуссия), свидетельствует о качественном преобразовании научного мышления, фундаментальном сдвиге от идеологии «открытия» к идеологии «изобретения», от научного факта - к произведенному наукой артефакту. Иными словами, мыслящее созерцание молекулярного биолога начинает двоиться в пока еще неосознанном парадоксе. Он видит полученный научный результат и как объективное описание независимой от него природы, и как собственное изобретение. Отличие от традиционного стиля мышления грандиозно. Напомню, что все известные нам биохимические, молекулярно-биологические и т.п. «части» человеческого тела были также описаны в искусственно сконструированных условиях лабораторного эксперимента. Однако, несмотря на активное соучастие ученого в этих процедурах, результат рассматривался как «открытие» естественного природного феномена, который именно в силу естественности не становился предметом патентования. Можно было запатентовать, например, лабораторный тест на определение фенилаланина или способ его промышленного производства, но не сам фенилаланин как природный продукт. Геномика, начав патентовать объекты живой природы, включая биологическую природу самого человека, радикально меняет саму идею науки.

1.2 Вопрос о сущности

Вопрос в этом повествовании ставится следующим образом - как в контексте биомедицинских технологий, вмонтированных в сеть обыденных практик, человек сам себя идентифицирует (узнает, признает и познает), а также определенным образом производит в качестве особой личности и особой веши. Иными словами, речь пойдет о своеобразном биотехнологическом антропопоэзе. Биотехнологический антропопоэз как бы перманентно двоится между противоположными интенциями, дополняющими друг друга, но одновременно закрывающими подход друг к другу (заслоняющими друг друга от визуализации). Намеченная двойственность конкретизируется в вопрошания - «Что такое человек?» и «Кто такой человек?» Или, если позволить себе косноязычие, в практиках прояснения человеческой «чтойностью» и «ктойностью». Причем эти удвоенные практики прояснения и истолкования сами по себе неоднородны. Можно выделить как бы три разных варианта, различающихся особой предметностью - «материалом», из которого биотехнологии производят «человека» в качестве особого рода артефакта. Первый вариант ближе всего к сфере обыденного опыта - биомедицина как некий обобщенный субъект изобретает и изготовляет человека из сырого природного материала, как папа Карло выстругивал Буратино из полена. Каждый из нас с момента рождения является предметом особого рода профессиональной заботы медиков, исправляющих несовершенство природы (патологические отклонения), доводя ее до идеальных стандартов нормальности. Причем антропогенная активность медицины осуществляется нелокально, но тотально, затрагивая все сферы человеческого существования - от интервенций на молекулярном уровне до экологических, эпидемических и социально-гигиенических мероприятий. Генная инженерия, искусственное оплодотворение, суррогатное материнство, трансплантации органов и тканей, внутриутробная терапия и хирургия (включая «косметологическую»), вакцинопрофилактика, постоянная, длящаяся всю жизнь «нормализация» хаоса жизненных проявлений до некоторых идеальных моделей - образцов нормальности, которая осуществляется банальными массовыми практиками врачевания - все это «бодибилдинг» - производства человеческого тела, которое в результате становится произведением культуры - артефактом.

Глядя в зеркало, человек приводит себя в порядок (как минимум причесывается). Точно так же, вглядываясь в специфические зеркала, которые вмонтированы в его воображение современной биомедициной, он непрерывно, обычно не осознавая того, осуществляет контроль за своими телесными функциями, приводит себя в порядок как объектную сущность (некую вещь, которая должна отвечать определенным стандартам нормальности). И одновременно, в этой практике контроля осознает (узнает) себя в качестве удвоенной субъектной сущности - активного субъекта («врача» для самого себя) и пассивного послушного «пациента». Таким образом, биомедицина как бы дважды формирует удвоенную сущность человека - вначале связывая ее с различными социальными группами (медики как воплощение «ктойности» и пациенты как воплощение «чтойности»), а затем, внося это же удвоение в существование каждого отдельного индивида, который по отношению к самому себе выступает и как преобразующий мастер, и как предмет постоянного преобразования. Сила, которая структурирует поле социального взаимодействия между врачами и пациентами, делая одних активными субъектами, а других - пассивными субъективностями (пациентами) на социальном уровне, и, одновременно, на уровне индивида продуцирует асимметричную метафизическую архитектонику медикализованного индивидуального самочувствования, самоосознавания и самопреобразования, подключается к биотехнологиям дарения изъятия дара существования, образуя мощную конфигурацию биовласти. Биовласть осуществляется через контролируемый биомедициной «режим истины» идентичности человека - своеобразного смысла «собственно-человеческого в человеке». Знание этого смысла - сила, начало могущества знающего и одновременно обоснование подчиненного положения незнающего, а поэтому необходимо зависимого - пациента. В обыденных практиках врачевания биовласть идентификации собственно-человеческого в человеке носит мягкий «отеческий» характер. Но она может быть и безжалостно жесткой, кроваво жестокой. Два следующих рассказа должны подвести нас к третьему вопросу генезиса - о числе.

Ставя этот вопрос, нужно постоянно держать в уме нетривиальность самой счетной единицы «человек». В вопросе о существовании стала ясна работа биомедицинской демаркации, отсекающей от мира людей еще не человеков и уже не человеков. Фуко, исследуя генезис психиатрической клиники, отметил роль социального института изоляции, который осуществляет демаркацию уже внутри допущенных в «МЫ» человечества, деля людей на полноценных свободных и неполноценных, исключенных из пространства свободной коммуникации Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. - М., 1996. - С. 253. Собственно говоря, исключались по медико-биологическим основаниям не только психиатрические больные, но и женщины, а также представители «недоразвитых» рас. Вот характерное утверждение крупнейшего немецкого анатома Карла Фохта, которое выражает общепринятую истину анатомии конца XIX века: «Закругленный передний конец мозга и менее развитый нейрогипофиз у негров по строению соответствует мозгу детей, а по выпуклости париетальных долей - мозгу женщин….По своим интеллектуальным способностям взрослый негр стоит на уровне развития ребенка, женщины и белого мужчины с синильным психозом…»

2. Эпоха биотехнологий

2.1 Узнай себя

Для того, чтобы отследить направление «эпохального» выдвижения в историческую ситуацию, необходимо, следуя Хайдеггеру, услышать (разглядеть) в слове «эпоха» смысл феноменологического термина «эпохе». «Удержание себя по-гречески значит эпохе. Отсюда речь об эпохах истории бытия» Хайдеггер М . Время в бытие // Время и бытие /Пер. c нем. В.В.Бибихина . М. 1993. С. 396.. Специфика исторической эпохи, по Хайдеггеру, заключается в том - каким образом бытие «удерживает» (совершает эпохе) «себя» от обнаружения, выявленности (как бы прячет) и соответственно этому типу удержания - каким образом задает направление (путь, подход) к себе. В каждую историческую эпоху человек по-особому сам от себя спрятан, сам для себя является загадкой. И соответствующим образом по-особому ищет ответа на требование, обращенное к нему из глубокой древности - «Узнай себя!».В философском обиходе вопрос этот слишком затерт. Нередко сведен к простой любознательности - достоянию играющих в многознание на деньги «знатоков». Между тем достаточно лишь чуть-чуть разговорить звучащие в нем слова, чтобы столкнуться с парадоксальностью ситуации. Почувствовать, что движущая сила вопроса - экзистенциальная угроза. Что значит требовать от человека, чтобы он узнал себя? Это значит нанести ему экзистенциальную «рану» (Гегель), разорвать императивом вопрошания его существо на «сущность» в «существование» «себя» и «иное», «бытие» и «основание». Вопрос, захватывая, как аркан, внимание слушающего, набрасывает в качестве самоочевидной (необсуждаемой) предпосылки онтологическое неравенство - человеческое существо само себе неравно. Вопрошание насильно инсталлирует в пред-понимание всех возможных актов понимающего «схватывания» представление о том, что человек сам себе не равен, что за данной в обыденном опыте «внешностью» прячется от взгляда нечто «внутреннее» или «свое» - «собственно человеческое» в человеке, которое онтологически отлично отданного во внешности «несобственного» - «чужого». Эпоха не просто загадывает человеку загадку его существования - она его захватывает этой загадочностью, заставляет и принуждает к определенной антропопоэтической деятельности, в которой он производит себя - образует из безвидного «природного» материала некоторый исторически специфический «образ» человека, имеющий определенную метафизическую «анатомию». В этом смысле эпоха и есть наиболее фундаментальный аспект биовласти, поскольку она насильственно задает априорную форму жизни каждого человека. Ответственное существование возможно лишь постольку, поскольку человек внимает этому вызову эпохи, звучащему на многие голоса в требовании «Узнай себя!». Причем внимать означает прежде всего удерживать в ясности саму демаркационную полосу. Ориентация относительно наброшенного онтологического различия - дело хоть и наиважнейшее, но второе. Карнавальное вышучивание, переворот иерархии ценностей необходимо строится на внимании к характерному для господствующей эпохи различению своего и чужого. Ваганты, к примеру, столь же аутентично свидетельствуют о своей эпохе, сколь аутентичен для нее дух схоластической философии. Иными словами, эпохе начинается с напряженного внимания к некоторой специфически проясненной в мистериях жизни основополагающей игре экзистирующих настроений… Сказано, пожалуй, слишком складно - легко проскочить мимо наиважнейшего. Внимание как «начало» парадоксально. Оно активно - каждый знает, сколь тяжело его удерживать - в независимости от того, является ли оно «моим» во внимании к другому или чужим (его), - внимающим мне. И одновременно, вместе с тем, в том же смысле оно пассивно, как некая абсолютная рецептивность, «страдательность» состояния открытости себе и иному. Подводящее к вниманию двувыспрашивание повторяет пульсацию глагола «быть» в суждении, разные такты которой рассмотрены в философемах Канта и Гегеля. У первого «быть» играет роль глагола-связки, связывая многообразие чувственного опыта в единство понятия. У второго - исходно предположенное единство понятия разбивается глаголом «быть», опространствляется в противоположности субъекта и предиката, диалектическая игра которых дает начало многообразию жизненных форм. Т.е. у Гегеля глагол «быть» не «связка», но скорее - «развязка», им совершается «перводеление», нанесение некоторой онтологической «раны», побуждающей дух в творческой работе. Сейчас достаточно лишь обратить внимание на неизбежную пульсацию «внимания» как некоторого изначального феномена исторической эпохи.

Итак, каким образом человек собирает / разбирает себя в напряженном внимании к себе, в поиске ответа на требование - «узнай себя!»? Следуя традиции Гегеля и Хайдеггера, можно ответить - человек собирается / разбирается в «себя» перед лицом смерти. Ему открывается внятно вызов бытия лишь тогда, когда он выдвигает себя к пределу смертного часа.-древнейшего архетипа инициации как своеобразного путешествия в мир смерти для обретения истины и власти неукоснительно воспроизводится в структуре путей спасения, характерных для разных исторических эпох, в том числе и для эпохи биотехнологий.

2.2 Экологический поворот и эпоха биотехнологий

После второй мировой войны в США и Западной Европе возникает экологическое движение, захватывающее впоследствии и другие страны. Давно уже высказывавшаяся идея об опасности научно-технического прогресса для существования человека получает общественное признание. Транслированная в мир биомедицины, эта идея формирует биоэтику, с которой я непосредственно связываю генезис эпохи биотехнологий.

В основе эпохи биотехнологий лежит по-новому поставленный диагноз экзистенциальной угрозы и пути спасения. Характерная для классической эпохи экзистенциальная установка сохраняется, но при этом сам научный разум и стремительно растущая власть техники оказываются признаны в качестве одной из главных угроз сущности и существованию человека. Иными словами, на базисном экзистенциальном уровне складывается парадокс - угроза видится там же, где и спасительное. Именно этот парадокс, вызывая экзистенциальную «амеханию», т.е. блокируя набрасываемые пути спасения и фальсифицируя предлагаемые ответы на поставленные экзистенциальные вопросы, как раз и удерживает историю в рамках особой эпохи. Парадокс, захватывая мысль, заставляя ее работать и вместе с тем ускользая от разрешения, постоянно возвращает мышление к началу, навязывая культуре некий ритм бесконечного повтора в игре страха и надежды.

Выше, следуя Хайдеггеру, эпоха была охарактеризована через особенность загадывания бытия (процедуру эпохе), определяющую специфическую постановку требования «Узнай себя!». При этом выдвижение в «эпохальную ситуацию» осуществлялось через парадокс внимания, реализующийся в игре «связывания» (временения) и «развязывания» (опространствления) «себя». Было так - же отмечено, что историческая эпоха внимает «себе» прежде всего перед лицом смерти. Положение врачебного научного знания (биомедицинского дискурса истины) «между» человеком (человечеством) и его пределом (смертью выступало основанием классического типа био-власти Аналогичное отношение имело место и в христианское мире, когда «между» человеком и его «пределом» стоя, священник. Для того, чтобы осмыслить радикальность преобразования био-власти в эпоху биотехнологий, необходимо пристальней приглядеться к нового типа «между» который вырастает между человеком и пределом его су шествования. Ближайший подход к этому «между» представлен в феномене «междисциплинарности» Тищенко П.Д. Биовласть в эпоху биотехнологии. - М: ИФРАН, 2001. - 177c.

.

3. «Биос» биотехнологий»

Через повествования осуществляется биотехнологический антропопоэзис - биология преобразуется в человеческую биографию. Случившиеся или возможные события человеческой жизни приобретают в них членораздельность - артикулируются в ясной игре различий и совпадений. Истолкование антропогенной роли биотехнологических повествований возвращает к теме второй главы. Именно через вспыхивающие и гаснущие нарративные миры эпоха совершает основополагающее «эпохе» - загадывает человеку загадку его существования и предрасполагает к вполне определенным направлениям ее разгадывания. Через повествования эпоха захватывает человеческое существо этой загадочностью, заставляет и принуждает к антропо-поэтической деятельности, в которой из безвидного «природного» материала производится «образ» человека, имеющий исторически специфическую физическую и метафизическую (моральную) «анатомию».

Поэтому можно сказать, что в повествования вмонтирован наиболее мощный крепежный узел био-власти, удерживающий человека в определенном хронотопе эпохи и придающий специфическую оформленность всем его жизненным проявлениям. Ответственное существование, неважно - принимает ли оно форму повиновения или маргинализирующего бунта, возможно лишь постольку, поскольку человек внимает разыгрывающемуся в биотехнологических драмах вызову эпохи - требованию «Узнай себя!».Как разыгрывается драма эпохи биотехнологий? Для ответа на этот вопрос, во-первых, воспользуюсь подсказкой Г.Г. Гадамера, выделившего три базисных концепта, определяющих эстетическую структуру «актуальности» (человеческого присутствия) - концепты игры, символа и праздника. Очень важно, что у Гадамера, и в этом он придерживается идущей от Канта традиции, перечисленные концепты одновременно, являются «элементарными функциями» человеческой жизни Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М., 1991. С. 266-324. В качестве формулы, набрасывающей «гадамеровское» направление последующего изложения, можно сказать - жизнь человека производится первоначально незримо в формах игры экзистенциальных настроений (прежде всего - ужаса, отталкивания и притяжения, страха и радости, угрозы и влечения, надежды и отчаяния). В дальнейшем она приобретает многообразие форм видимой и осязаемой «плоти», отражаясь в зеркалах символов. В слове «символ» ведущим будет древнейшее значение «пароля» для опознания своего и чужого. Как уже отмечалось, специфика эпохи биотехнологии заключается в том, что наука впервые целенаправленно включает в свой арсенал технологии повествования, будь то в форме производства «драматических теорий» (Левон-тин), механизмов биоэтического шоу-бизнеса, публичных «научно-политико-этических» дискуссий и т.д. Главная цель биотехнологии повествования - захватить внимание и удерживать его в безвыходной ясности парадоксальной игры настроений, постоянно воспроизводя ее (игру) в новых и новых вариантах жизненных ситуаций.

К примеру, генетики неустанно трудятся над производством и маркетингом новых диагностических тестов, обнаруживающих угрозу человеческому существованию в генах и дающих надежду в будущем на обеспечиваемое биотехнологиями спасение. Однако ни угроза, ни надежда сами по себе в вещественном «продукте» этого производства (например, диагностическом наборе химреагентов и аппаратов) не наблюдаемы. Чтобы стать наблюдаемыми, они должны быть рассказаны. Только в форме повествований могущество биотехнологий преобразовывать «биоматериал» становится их могуществом решать и порождать экзистенциальные проблемы человека, а следовательно, формировать потребность в себе как товаре у потенциального «покупателя». Эти повествования практически всегда полу фантастичны. Дело в том, что пока генетические дефекты можно лишь диагностировать (методами ДНК-диагностики), но не «лечить». Несмотря на огромные финансовые инвестиции и уже отмеченные человеческие жертвы, проводящиеся на протяжении последнего десятилетия опыты в области генной терапии успеха не имеют. Пока, покупая генетический диагноз, «клиенты» покупают (причем покупают очень охотно) лишь угрозу и надежду, так сказать, в чистом виде. Свидетельством успеха генетизации угрозы и надежды в коллективном воображении современной публики является распространенность в фильмах ужасов героев - «мутантов» и многочисленные «генетические» проекты решения массы социальных проблем (от проблемы нищеты и преступности до улучшения прилежания школьников).

Заключение

Вопрос о био-власти представляет собой игру двух конкурирующих вопрошаний. Первое, наиболее расхожее, задает вопрос о силах (неважно, сосредоточены ли эти силы в «субъекте» или рассредоточены в дискурсах и практиках как у Фуко), которые властвуют над человеческой жизнью. «Забота о себе» втягивает человека в игру, дающую ресурс как для узнавания «себя» в роли «мастера», производящего из стихии жизни определенное произведение «биографии», так и для узнавания того же себя в страдательной пассивной роли «пациента» - предмета заботы других «мастеров» или анонимных сил господствующих биотехнологий.

Второй тип вопрошания оказывается зеркальным преобразованием первого. Над каждым человеком как рок властвует жизнь. Эта безжалостная стихия бросает его из одного состояния в другое в полнейшем безразличии к егс делам, намерениям или заслугам. События жизни наступают и захватывают - как наступают день и ночь, времена год? и времена жизни - детство, юность, зрелость, старость смерть. В страдании (в том числе и болезни) ритм наступления жизни стянут в единственное событие. Человек и оказывается мучительно захвачен. Звучит голос био-власти как эпохи, задающей сеть базисных демаркаций на свое и чужое, экзистенциально ориентирующей между полюсами угрозы и спасения загадывающей человеку загадку «себя» и набрасывающие сеть возможных правдоподобных ответов. Попав в сеть эпохи, человек оказывается втянут в игру со специфически ритмом экзистенциальных настроений и их срывов, кон фигурацией символических форм и отходов «бесформенного» («безобразного»), ритуалом «праздника» наступившего события со специфической тягостью «безвременья», когда события уже прошли и еще не наступили, когда жизнь просто протекает, унося человека от «себя» Тищенко П.Д. Биовласть в эпоху биотехнологии. - М: ИФРАН, 2001. - 256с.

.

Список использованной литературы

геномика биотехнология антропопоэзис гамадеровский

1. Гадамер, Г.Г. Актуальность прекрасного / Г.Г. Гадамер. - М. 1991.

2. Захаров И.А. ГенЭтика или рожать нельзя клонировать / И.А. Захаров. - М.: СО РАН, 2003.

3. Розин В.М. Здоровье как философская и социально-психологическая проблема, Мир психологии / В.М. Розин. - М.: РАГС, 2000.

4. Тищенко П.Д. Биовласть в эпоху биотехнологии / П.Д. Тищенко - М.: ИФРАН, 2001.

5. Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет / М. Фуко. - М.: ИФРАН, 1996.

6. Хайдеггер М. Время в бытие // Время и бытие /Пер. c нем. В.В. Бибихина. М. 1993.

Размещено на Allbest.ru