Влияние религии на рождаемость: обзор современных демографических исследований

Размещено на http://www.allbest.ru

Влияние религии на рождаемость: обзор современных демографических исследований

Вишневский А. Г.

The Role of Religion for Fertility: An Overview of Contemporary Studies

Konstantin Kazenin

Maksim Murakaev

The paper observes key results of the studies of the relationship between religion and fertility in Europe and North America during the last five decades, when this problem attracted serious interest from demographers. Three central hypotheses about this relationship are discussed: the “characteristics hypothesis," the “norms hypothesis" and the “minorities hypothesis." Empirical data which initially supported each of these hypotheses are presented. The paper then gives a brief overview of fertility trends in Europe and North America in the second half of the twentieth -- the beginning of the twenty-first centuries. It is shown that the focus of studies of fertility-to-religion relation changed considerably in the process of the “second demographic transition”, a complex transformation of values and family patterns in economically developed countries in the last third of the twentieth century. The focus of research shifted accordingly from fertility differences between religions/denominations to the role of personal religiosity as a variable. Then we overview the results of quantitative studies focused on the role of personal religiosity as a factor in both actual fertility and fertility intentions.

Keywords: religion, fertility, Europe, North America, demographic transition.

ЦЕЛЬ настоящего обзора -- дать читателю представление об основных проблемах, рассматриваемых в исследованиях значения религиозных факторов для рождаемости в последние десятилетия, и о ключевых результатах этих исследований. Обзор состоит из двух частей. В первой части рассматриваются работы, посвященные возможным механизмам влияния религии на рождаемость. Во второй части речь об идет об исследованиях связи рождаемости и религии в странах Европы и Северной Америки, где на сегодняшний день эта проблематика исследована наиболее подробно.

1. Влияние религии на рождаемость: основные гипотезы

По-видимому, первым серьезным шагом в демографическом исследовании вопроса о том, как именно религия может стать фактором, значимым для рождаемости, была книга К. Гольдшайде- ра, вышедшая в 1971 г.1 В ней обсуждаются три гипотезы о том, с чем могут быть связаны различия по рождаемости между группами населения разных вероисповеданий: (1) «гипотеза характеристик» (characteristics hypothesis) предполагает, что влияние религии на рождаемость иллюзорно, так как различия по рождаемости между религиозными группами в действительности связаны с их различиями по социально-демографическим характеристикам, значимым для рождаемости (таким, как уровень образования, материальный достаток, соотношение городских и сельских жителей и т. д.); (2) «гипотеза норм» (norms hypothesis) объясняет различия по рождаемости особенностями ценностей и норм поведения, устанавливаемыми религиозными доктринами, например акцентом на важность семьи и на многодетность; (3) «гипотеза меньшинств» (minority status hypothesis) предполагает, что у религиозных групп, составляющих меньшинство в стране или регионе, репродуктивное поведение будет иметь те же особенности, которые наблюдаются и у этнических меньшинств (подробнее см. ниже).

«Гипотеза характеристик» базируется на накопленном в демографии значительном объеме знаний о том, как рождаемость варьирует в зависимости от различных социально-демографических характеристик женщин и их семей. Например, исследования большого количества стран указывают на то, что рождаемость в сельской местности в целом регулярно выше, чем в городах; также весьма распространенной в современном мире является тенденция к более низкой рождаемости в более образованных группах населения и группах населения с более высокими дохо- дами Вишневский А. Г. Время демографических перемен. М.: Издательский дом ВШЭ, 2015. С. 42-65.. Если последователи двух разных конфессий различаются по доле среди них сельского населения или, например, по доле имеющих высшее образование, то различия между конфессиями по рождаемости можно объяснить различиями по указанным параметрам, не возводя их к собственно религиозным факторам. Например, анализируя различия по рождаемости между последователями индуизма и христианами в Индии конца XX в., Н. Джонсон Johnson, N. E. (1993) “Hindu and Christian Fertility in India: A Test of Three Hypoth-eses”, Social Biology 40(1-2): 87-105. обнаруживает, что в большинстве штатов для объяснения этих различий не требуется учет религиозных факторов: представители двух религий различаются там по социально-демографическим параметрам, и именно этими различиями предсказываются и различия между ними по рождаемости.

Во многих других случаях, однако, «гипотеза характеристик» оказывается несостоятельной. Это имеет место в первую очередь тогда, когда представители разных религий или конфессий отличаются по рождаемости при одних и тех же социально-демографических характеристиках. Так, сопоставление рождаемости среди арабов-мусульман и арабов-христиан в Израиле в 1960-е -- 1980-е гг. показывает, что рождаемость у первых выше, причем сохраняется этот контраст и в случае, если учитывать только женщин с университетским образованием Goldscheider, C. (2006) “Religion, Family, and Fertility: What do We Know Historical-ly and Comparatively?”, in R. Derosas, F. van Poppel (eds) Religion and the Decline of

Fertility in the Western World, pp. 41-57. Springer.. Такие случаи заставляют предположить, что различиями религиозных групп только по их социальным признакам невозможно объяснить различия по рождаемости между ними.

Когда межконфессиональные различия по рождаемости не могут быть объяснены «гипотезой характеристик», для исследователя естественно обратиться к «гипотезе норм». Для применения этой гипотезы важно, какими именно религиозными нормами предполагается объяснять межконфессиональные различия по рождаемости. Иногда состав этих норм понимается предельно узко: принимаются во внимание только нормы, касающиеся контроля рождаемости. Например, более высокую рождаемость католиков по сравнению с протестантами в середине XX в. в ряде стран, в которых присутствуют обе эти конфессии (США, Северная Ирландия), исследователи объясняют негативным отношением Католической церкви к использованию контрацепции, из-за которого эффективный контроль рождаемости среди католиков распространился позже, чем среди протестантов (подробнее см. раздел 2 настоящей статьи).

Вопрос о том, как та или иная религия относится к контролю рождаемости, не всегда прост. Одна из трудностей при исследовании этого вопроса состоит в том, что в реальных условиях распространенность практик планирования семьи зависит не от взглядов на них внутри данной конфессии в целом -- среди ее лидеров, в базовых религиозных текстах и т. д., а от позиции тех религиозных авторитетов, с которыми верующие поддерживают непосредственные контакты. Такая ситуация наблюдается, например, в африканском государстве Малави Yeatman, S. E., Trinitapoli, J. (2008) “Beyond Denomination: The Relationship Between

Religion and Family Planning in Rural Malawi”, Demographic Research 19: 1851-1882.. Представленные там конфессии различаются по степени одобрения средств планирования семьи: меньше всего одобряющих ее среди католического духовенства, больше всего -- среди лидеров мусульман и пятидесятников. Однако на рядовых верующих эти различия не «проецируются»: разница между разными конфессиями по доле использующих контрацепцию среди верующих статистически незначима. Наоборот, отношение к планированию семьи предстоятеля той конкретной религиозной общины, службы которой женщина посещает, существенно влияет на вероятность применения женщиной средств планирования семьи.

Во многих случаях состав религиозных норм, значимых для репродуктивного поведения населения, касается далеко не только вопросов контроля рождаемости. Например, поддержку высокой рождаемости в некоторых религиозных группах могут оказывать нормы, касающиеся гендерных отношений. Проведенные в США в 1980-е -- 1990-е гг. исследования показывают, что среди членов консервативных протестантских церквей доля работающих женщин, в том числе в молодых возрастах, существенно ниже, чем по стране в целом, что соответствует вероучению этих церквей, закрепляющему за женщиной преимущественно роль домохозяйки Lehrer, E. L. (1996) “Religion as a Determinant of Marital Fertility”, Journal of Population Economics 9(2): 173-196; Sherkat, D. E. (2000) “That They be Keepers of the Home: The Effect of Conservative Religion on Early and Late Transition into Housewifery”, Review of Religious Research 41(3): 344-358.. Если религиозная доктрина устанавливает жесткие гендерные асимметрии, в рамках которых работа женщины за пределами домохозяйства не приветствуется, эта доктрина, скорее всего, ведет и к более высокой рождаемости, поскольку ограничивает социальную роль женщин супружеством и материнством. В соответствии с этими ожиданиями, среди членов консервативных протестантских церквей в США рождаемость заметно превышает общестрановую Marcum, J. P. (1981) “Explaining Fertility Differentials among U. S. Protestants”, Social Forces 60(2): 532-543..

Независимо от того, какие именно религиозные нормы рассматриваются как существенные для рождаемости, применение «гипотезы норм» требует ответа на вопрос о том, в каких условиях вероучение становится фактором, способным влиять на репродуктивное поведение. Ключевым исследованием этой проблемы на сегодняшний день остается статья К. МакКвиллана McQuillan, K. (2004) “When Does Religion Influence Fertility?”, Population and Development Review 50(1): 25-56., где выделяется два типа ситуаций, в которых такое влияние наиболее вероятно. Во-первых, ориентацию на нормы религии в репродуктивном поведении следует ожидать в тех обществах, где религиозные структуры играют существенную социально-политическую роль, являются заметной организующей силой для населения. В качестве примеров автор рассматривает канадский

Квебек, где во второй половине XIX в., после подавления восстаний против французской метрополии, Католическая церковь была основным центром власти, контролировавшим все стороны жизни колонии, а также Ирландию XIX -- начала XX вв., где местная католическая иерархия играла существенную организующую роль в борьбе против британских властей. И в Квебеке, и в Ирландии в указанные периоды не фиксировалось снижения рождаемости, наблюдавшееся в то время во многих христианских странах, в том числе в тех, где преобладало католическое население. Подтверждение действия этого механизма, выделенного МакКвилланом, можно найти в ряде работ, где показано, что стабильно высокая рождаемость сохраняется в современном мире в ряде конфессий, для которых характерны постоянная вовлеченность верующего в жизнь общины и развитые формы поддержки общиной своих членов. Примеры такого рода обнаруживаются в странах с очень разным уровнем социально-экономического развития: они включают, например, мормонов США Heaton, T. B. (1986) “How Does Religion Influence Fertility? The Case of the Mormons”,

Journal for the Scientific Study of Religion 25: 248-258. и членов апостольских протестантских церквей в Мозамбике Agadjanian, V., Yabiku, S. T. (2014) “Religious Affiliation and Fertility in a Sub-Saharan

Context: Dynamic and Lifetime Perspectives”, Population Research and Policy Review

33(5): 673-691.. Во-вторых, как демонстрируется в статье МакКвиллана, религиозные нормы существенно влияют на репродуктивное поведение там, где религия становится важным компонентом идентичности всего населения или отдельных его групп. Это, согласно МакКвиллану, особенно ожидаемо в поликонфессиональных обществах, например, среди мусульман азиатских стран со смешанным религиозным составом населения (таких, как Индия, Филиппины, Малайзия).

Возможность использования «гипотезы меньшинств» для объяснения межконфессиональных различий по рождаемости существенным образом зависит от того, какое именно содержание получает эта гипотеза. В известной работе К. Гольдшайдера и П. Уленбека Goldscheider, C., Uhlenberg, P. R. (1969) “Minority Group Status and Fertility”,

American Journal of Sociology 74(4): 361-372. об особенностях рождаемости среди этнических и религиозных меньшинств утверждается, что, если какое-либо меньшинство испытывает дискриминацию или трудности в интеграции в «большой» социум, это способствует снижению рождаемости в относящихся к этому меньшинству семьях. Такую закономерность авторы объясняют тем, что представители меньшинства мотивированы прилагать усилия к построению карьеры, достижению экономической состоятельности, укреплению социальных связей за пределами своей этноконфессиональной группы, для чего многодетность часто рассматривается как препятствие. Этим предлагалось объяснять, например, более низкую по сравнению с христианским населением рождаемость в еврейских общинах Западной Европы в XIX в. Goldscheider, C. (1967) “Fertility of the Jews”, Demography 4(1): 196-209. Однако в других исследованиях обосновываются иные механизмы влияния статуса меньшинства на рождаемость, приводящие не к снижению, а, наоборот, повышению рождаемости среди религиозных меньшинств. Так, в работе Шелекенса и ван Поппеля Schellekens, J., van Poppel, F. (2006) “Religious Differentials in Marital Fertility in The Hague (Netherlands), 1860-1909”, in R. Derosas, F. van Poppel (eds) Religion and the Decline of Fertility in the Western World, pp. 59-81. Springer. показано, что одним из факторов, повышающих рождаемость в католической общине Гааги во второй половине XIX в., была интенсивность социальных связей внутри нее, характерная для меньшинств. Интенсивные контакты между представителями меньшинства способствовали успешному распространению среди них репродуктивных норм, соответствующих учению Католической церкви. Известны также случаи, когда высокой рождаемости способствует стремление представителей меньшинств увеличить численность своего сообщества, чтобы укрепить его позиции в каком-либо межэтническом или межконфессиональном конфликте или просто придать ему больший «вес» в стране. В этом состоит, в частности, одно из объяснений более высокой рождаемости мусульманского меньшинства по сравнению с буддистским большинством в Таиланде, наблюдаемой в последние десятилетия XX в. Knodel, J. E., Gray, R. S., Sriwatcharin, P., Peracca, S. (1999) “Religion and Reproduction: Muslims in Buddhist Thailand”, Population Studies 53(2): 149-164. В целом, таким образом, на сегодня уместнее говорить не столько о «гипотезе меньшинств», содержащей какие-то конкретные ожидания о влиянии статуса меньшинства на рождаемость, сколько о факторе меньшинств, который может иметь разнообразную связь с репродуктивным поведением.

Обратимся теперь к тем описанным в литературе механизмам влияния религиозных факторов на рождаемость, которые не соотносятся с тремя обсуждаемыми выше гипотезами.

Один из таких механизмов состоит в распространении репродуктивных «инноваций» через религиозные общины. Особый интерес такие случаи представляют потому, что роль религиозных общин в распространении новых представлений о репродуктивном поведении может быть вовсе не связана с доктринами тех конфессий, к которым общины принадлежат. Как показывают многочисленные исследования, важным условием для изменений представлений и норм, касающихся рождаемости, является наличие каналов коммуникации, через которые новые нормы может воспринять значительное количество населения. Обычно активное применение контроля рождаемости и установка на уменьшение числа детей сначала наблюдаются в довольно узких социальных группах -- как правило, среди наиболее образованной части населения Montgomery, M., Casterline, J., Heiland, F. (1998) Social Networks and the Diffusion of Fertility Control. New York, NY: Population Council.. Только в случае если такие группы имеют возможность «транслировать» эти нормы и представления более широким социальным слоям, возможны изменения репродуктивного поведения в обществе в целом О роли социальных контактов в распространении планирования семьи см. Bongaarts, J., Watkins, S. C. (1996) “Social Interaction and Contemporary Fertility Transition”, Population and Development Review 22: 639-682; Montgomery, R., Casterline J. B. (1996) “Social Learning, Social Influence, and New Models of Fertility”, Population and Development Review 22: 151-175.. Специальных исследований роли религиозных общин в этом процессе пока немного, но в некоторых работах демонстрируется, что контакты между женщинами разного уровня образования в религиозных общинах могут стимулировать распространение «новых» стандартов репродуктивного поведения. Например, как показано в исследовании В. Агаджаняна Agadjanian, V. (2001) “Religion, Social Milieu, and the Contraceptive Revolution”, Population Studies 55(2): 135-148., в Мозамбике в 1990-е гг. использование современных средств контрацепции было более распространено среди женщин- католичек и женщин, принадлежащих к основным течениям протестантизма (англиканству, баптизму, пресвитерианству), чем среди нецерковных женщин и женщин -- членов протестантских церквей местной традиции. Автор при этом замечает, что католические общины и общины крупных протестантских течений в Мозамбике были в этот период внутренне неоднородны по уровню образования своих членов. Соответственно, через контакты с более образованными прихожанками женщины в таких общинах могут усваивать современные представления, касающиеся репродуктивных практик. Шансов на это гораздо меньше в «местных» протестантских церквах, которые представляют собой весьма замкнутые общины и объединяют в основном людей с низким образовательным уровнем. В подтверждение такого объяснения, по данным количественного опроса, среди женщин, принадлежащих к «местным» протестантским церквам, значимо ниже доля тех, кто сообщил, что когда-либо обсуждал с другими женщинами вопросы планирования семьи. Тем самым католические общины оказываются благоприятной средой для распространения идей о контроле рождаемости, несмотря на в целом более негативное отношение Католической церкви к этим идеям по сравнению с рядом других конфессий, присутствующих в стране.

Еще один возможный путь влияния религии на рождаемость, рассматриваемый в литературе, связан с фактором религиозного воспитания, которое человек получает в семье. На сегодня в демографии хорошо известно, что представления об «идеальном» количестве детей, о наилучшем возрасте вступления в брак и деторождения и т. д., усвоенные в подростковом возрасте (в период так называемой ранней социализации), впоследствии могут оказывать существенное влияние на репродуктивное поведение индивида, укрепив влияние на него религиозных норм. В частности, роль этого фактора убедительно продемонстрирована на примере рождаемости мигрантов из стран Азии и Африки в Западной Европе Ср., например, Kulu, H., Milewski, N., Hannemann, T., Mikolai, J. (2019) “A Decade of Life-Course Research on Fertility of Immigrants and Their Descendants in Europe”, Demographic Research 40: 1345-1374.. Как можно предположить на этом фоне, подростки, воспитанные в религиозных семьях, во взрослой жизни будут более жестко следовать нормам репродуктивного поведения, согласным с соответствующим вероучением. Работ, эмпирически проверяющих такое предположение, пока немного. Имеющиеся исследования показывают, что подтверждается оно не всегда, а в некоторых случаях наблюдается даже обратный эффект: пониженная рождаемость у тех, кто получил воспитание в духе религии, доктрина которой подчеркивает важность деторождения. Примером может служить работа П. Бранас-Гарца и С. Нойман Branas-Garza, P., Neuman, S. (2007) “Parental Religiosity and Daughter's Fertility: the Case of Catholics in Southern Europe”, Review of Economics of Household 5: 305-327., в которой на основе крупного международного опроса International Social Survey Program: Religion (1998) для Испании и Италии делается довольно неожиданный вывод, что у женщин этих стран, находившихся на момент опроса в репродуктивном возрасте, число родившихся детей имеет значимую негативную связь со степенью религиозности матери. Очевидно, что проблема межпоколенческой передачи религиозных норм и ее влияния на рождаемость еще ждет своего изучения.

2. Рождаемость и религия в развитых странах во второй половине XX -- начале XXI вв.: обзор исследований

В данном разделе рассматриваются основные исследования по влиянию религиозных факторов на рождаемость в странах Европы и Северной Америки во второй половине XX -- начале XXI вв. Такой выбор стран и периода для рассмотрения в настоящей вводной статье оправдан несколькими причинами. Прежде всего, именно для указанных стран и указанного периода вопрос о роли религиозных факторов для репродуктивного поведения населения изучен наиболее детально. Кроме того, имеющиеся исследования дают редкую возможность проследить изменение роли религии -- а во многом и изменение фокуса внимания демографов при изучении этой роли -- в период значительной социально-демографической «турбулентности». Дело в том, что, как будет показано ниже, именно в это время практически во всех развитых странах мира имели место значительные перемены в сфере брачности и рождаемости. Эти перемены не сводились к изменению каких-либо количественных параметров, характеризующих вступление в брак и рождение детей, а затрагивали базовые ценностные ориентиры, влияющие на брачно-репродуктивное поведение, а также делали его более индивидуализированным, «освобождали» от существовавших ранее достаточно жестких стандартов. Одновременно с такими переменами -- и, видимо, во многом вследствие их -- менялась и проблематика исследований влияния религии на рождаемость. Если еще в 1960-е -- 1980-е гг. демографами, изучающими влияние религии на рождаемость среди своих современников, основное внимание уделялось различиям по рождаемости между конфессиями, то в более поздних исследованиях фокус смещался к влиянию личной религиозности на рождаемость. Тем самым мы имеем яркий пример того, как научная проблематика существенно смещалась вслед за изменениями социальной реальности, с которой она связана.

Данный раздел статьи построен следующим образом. Сначала, для понимания контекста рассматриваемых исследований, дано краткое описание изменений рождаемости в развитых странах в указанный период. Далее рассматриваются основные исследования влияния религии на рождаемость, выполненные в 1960-е -- 1980-е гг., а затем -- более поздние исследования, которые в большей степени учитывали «новую реальность» Второго демографического перехода.

Динамика рождаемости в странах Европы и Северной Америки (краткий обзор)

К середине XX в. страны Западной и Северной Европы, США, Канада, а также Австралия завершили этап демографических изменений, обычно называемый Первым демографическим переходом. Основным признаком Первого демографического перехода является снижение рождаемости примерно до уровня 2--2,2 ребенка на одну женщину, то есть до уровня, минимально необходимого для воспроизводства населения. В перечисленных странах и регионах мира поступательное снижение рождаемости началось в разное время (раньше всего, видимо, во Франции -- в первой половине XIX в.), однако почти все они достигли уровня простого воспроизводства или, по крайней мере, приблизились к нему перед началом Второй Мировой войны Бродбери С., О'Рурк К. Кембриджская экономическая история Европы нового и новейшего времени. Том 2: 1870 -- наши дни (пер. с англ.). М.: Изд-во Инсти-тута Гайдара, 2013. С. 336-344; Вишневский А. Г. Демографическая история и де-мографическая теория. М.: Издательский дом ВШЭ, 2019. C. 179-183.. Поскольку в других частях мира рождаемость на тот момент была существенно выше, развитые страны в середине XX в. оказались мировыми «аутсайдерами» по этому параметру. Причинам Первого демографического перехода посвящено много исследований. Демографы в целом сходятся на том, что снижение рождаемости было во многом обусловлено индустриализацией и массовым переселением в города. Новая социально-экономическая реальность способствовала существенному изменению взглядов на деторождение: экономическая выгода от большого количества детей, характерная для экстенсивного сельского хозяйства, исчезала, и одновременно росли ожидаемые издержки родителей на воспитание детей (в частности, из-за повышающегося в условиях индустриализации значения образования) Notestein, F. W. (1945) “Population: The Long View”, in Th. W. Schults (ed.) Food for the World, pp. 36-57. Chicago: University of Chicago Press.; Coale, A., Watkins, S. C.

(eds) (1986) The Decline of Fertility in Europe. Princeton University Press, Princeton.

22. Coale, A. J. (1973) “The Demographic Transition”, Proceedings of the IUSSP Confer-ence, pp. 177-211. Liege: Ordina Editionis; см. также Crook, N. (1978) “On Social Norms and Fertility Decline”, The Journal of Development Studies 14(4): 198-210.

23. Lesthaeghe, R. (1980) “On the Social Control of Human Reproduction”, Population and Development Review 6(4): 527-548..

Первый демографический переход стал возможен благодаря широкому внедрению контроля рождаемости. Как отмечает один из наиболее известных исследователей Первого демографического перехода Э. Коул22, снижение рождаемости не могло бы осуществиться в столь серьезных масштабах, если бы использование контрацепции было морально неодобряемо в обществе. В связи с этим отмечалось, что темпы Первого демографического перехода в странах Западной Европы и в США существенно зависели от степени секуляризации этих стран (или отдельных их частей) во второй половине XIX -- первой половине XX в., а также от позиции церквей по вопросу ограничения рождаемости. Например, Р. Лестэг23 отмечает, что медленное снижение рождаемости в южных провинциях Нидерландов связывалось с сильными позициями Католической церкви, негативно относившейся к ограничению рождаемости, в образовательных учреждениях и СМИ этих провинций вплоть до середины XX века. Напротив, раннее начало и быстрый темп Первого демографического перехода во Франции объяснялись, согласно Лестэгу, интенсивными процессами секуляризации и снижения авторитета Католической церкви, начавшимися во времена Великой Французской революции (последующие периоды реакции не смогли обратить начавшийся процесс снижения рождаемости вспять). Быстрое осуществление Первого демографического перехода наблюдалось и в тех странах, где церкви не выступали против использования средств контроля рождаемости (как протестантские церкви Скандинавии).

Кроме контроля и снижения рождаемости, другими признаками «либерализации» семейной жизни Первый демографический переход в целом не сопровождался. Так, низким оставался процент внебрачной рождаемости. Не «подрывал» Первый демографический переход и традиционное, глубоко асимметричное разделение гендерных ролей в семье, закреплявшее за женщиной роль матери и «хранительницы очага», а за мужчиной -- роль «добытчика» (breadwinner). Не менялись по странам и такие характеристики, как возраст женщин и мужчин при вступлении в брак и при рождении первого ребенка, доля женщин и мужчин, ни разу не состоявших в браке до 50 лет (так называемый «процент окончательного безбрачия»), и т. д.

После окончания Второй мировой войны в странах Западной и Северной Европы и в «англосаксонских» странах за пределами Старого Света наблюдалось явление, хорошо известное под названием «беби-бум». Этот послевоенный подъем рождаемости, в ряде стран сопровождавшийся также ее «омоложением», то есть снижением среднего возраста матери при рождении первого ребенка, как традиционно считается, был связан с желанием как можно скорее «наверстать» деторождения, отложенные из-за мировой войны. Однако более детальные исследования показывают, что причины этого явления были более сложны и, возможно, до сегодняшнего дня остаются не до конца понятными Van Bavel, J. Reher, D. D. (2013) “The Baby Boom and Its Causes: What We Know and What We Do Not Know”, Population and Development Review 39(2): 257-288.. В частности, современные исследования показывают, что значительный «вклад» в беби-бум внесли женщины, имеющие высокий уровень образования, поскольку послевоенные изменения в социальной сфере существенно расширили для них возможности сочетать материнство и карьеру Van Bavel, J., et al. (2018) “Seeding the Gender Revolution: Women's Education and Cohort Fertility Among the Baby Boom Generations”, Population Studies 72(3):283- 304.. Наблюдались и межконфессиональные различия: было показано, что в США среди католиков повышение рождаемости во время беби-бума было более заметным, чем среди протестантов Burch, T. K. (1966) “The Fertility of North American Catholics: A Comparative Over-view”, Demography 3: 174-187.. В странах Южной, Центральной и Восточной Европы явления, аналогичного беби-буму, в послевоенное время не наблюдалось: в этих странах снижение рождаемости, соответствующее Первому демографическому переходу, началось позже, чем в Западной и Северной Европе, и к уровню простого воспроизводства рождаемость в этих странах в основном подошла только в 1960-е -- 1970-е гг. Демографическая модернизация России: 1990-2000 / под ред. А. Г. Вишневского. М.: Новое Издательство, 2006. С. 163-168.. Именно с этого времени появились основания говорить о завершении Первого демографического перехода в абсолютном большинстве европейских стран.

Однако уже с конца 1960-х гг. в ряде стран Европы и в Северной Америке начался новый этап демографических изменений, получивший название Второго демографического перехода Lesthaeghe, R. (1995) “The Second Demographic Transition in Western Countries: An Interpretation”, in O. Mason, A.-M. Jensen (eds) Gender and Family Change in Indus-trialized Countries, pp. 17-62. Oxford, Clarendon Press; Lesthaeghe, R. (2010) “The Unfolding Story of the Second Demographic Transition”, Population and Development Review 36(2): 211-251; Surkyn, J., Lesthaeghe, R. (2004) “Values Orientations and the Second Demographic Transition (SDT) in Northern, Western and Southern Europe: An Update”, Demographic Research 3(3): 45-86; Van De Kaa, D. J. (1987) “Europe's Sec-ond Demographic Transition”, Population Bulletin 42(1): 1-59.. От Первого демографического перехода он отличался не только составом меняющихся демографических показателей и характером их изменений, но и теми социальными сдвигами, с которыми этот переход связывали исследователи. В демографическом отношении под Вторым демографическим переходом понимается совокупность следующих изменений:

снижение рождаемости до уровня существенно ниже двух детей на одну женщину (т. е. ниже уровня простого воспроизводства);

повышение возраста вступления в брак, а также возраста матери при рождении первого ребенка (в 2000-е гг. практически во всех развитых странах этот показатель превысил 25 лет, а в некоторых, как, например, в Испании, вплотную приблизился к 30 годам);

распространение бездетности как сознательного решения, в том числе у людей, состоящих в браке;

«либерализация» в сфере брака: рост распространенности незарегистрированных партнерств, увеличение частоты разводов и внебрачной рождаемости (то есть доли детей, рожденных женщинами, которые не момент рождения ребенка не состояли в браке).

Исследователи, введшие понятие Второго демографического перехода, подчеркивали, что эти количественные изменения стали результатом изменений в сфере ценностей и социального регулирования. Ключевые из этих ценностных изменений:

рост значения «постматериалистических» ценностей (ценностей личной свободы, самореализации, психологического комфорта) как ориентиров при принятии человеком важных жизненных решений;

либерализация норм общественной морали, включая сексуальное поведение;

углубляющаяся секуляризация общества, продолжающееся снижение доли адептов традиционных для развитых стран церквей среди населения П. Норрис и Р. Инглхарт (Norris, P., Inglehart, R. (2004) Sacred and Secular: Reli-gion and Politics Worldwide. Cambridge: Cambridge University) отмечают двукрат-ное снижение доли регулярно посещающих богослужения христианских церквей во второй половине 1990-х по сравнению с 1970-ми гг. во Франции, Бельгии, Ни-дерландах, Германии и Италии.;

ослабление гендерных асимметрий в обществе и в семье, рост экономической независимости женщин;

снижение зависимости индивида от сообществ различных типов, рост индивидуализма и свободы выбора различных жизненных траекторий.

Демографические изменения, соответствующие Второму демографическому переходу, происходили в странах развитого мира не синхронно. На рис. 1-4 это показано на примере рождаемости, в таблице 1 -- на примере доли внебрачных рождений. «Пионерами» Второго демографического перехода были страны Северной Европы, где уже в первой половине 1970-х суммарный коэффициент рождаемости Суммарный коэффициент рождаемости (или коэффициент суммарной рождаемо-сти; total fertility rate -- TFR) -- основной используемый в демографии индикатор репродуктивной активности населения по периодам (обычно годам). Он представ-ляет собой сумму возрастных коэффициентов рождаемости (то есть отношений чис-ла детей, рожденных женщинами определенного возраста, к среднегодовой числен-ности женщин этого возраста) для всех возрастов женщин от 15 до 49 лет. Суммарный коэффициент рождаемости -- это условная величина, показывающая, сколько детей родилось бы у женщины, если бы во всех возрастах она имела уро-вень рождаемости, который наблюдался в исследуемом году. Данный показатель стандартно используется в исследованиях динамики рождаемости, несмотря на то, что демографы достаточно давно обратили внимание на трудности, возника-ющие в определенных случаях при интерпретации его изменений; ср. Bhrolchain, M. N. (1992) “Period paramount?”, Population and Development Review 18(4): 599--629. упал до уровня ниже двух детей на одну женщину, а также начался заметный рост внебрачной рождаемости. В США и странах Западной Европы аналогичные изменения в основном произошли в 1970--1980-е г. Страны Южной Европы несколько «отстали» со Вторым демографическим переходом: снижение рождаемости до уровня ниже простого воспроизводства там имело место в 1980-е гг., а заметный рост внебрачной рождаемости начался только в 2000-е гг. и отличался особой стремительностью в католических странах По-видимому, повышенная «скорость» Второго демографического перехода, осо-бенно в части роста внебрачных рождений, характерна для стран, в которых ис-торически преобладало католическое население, так же и в других частях мира, включая Латинскую Америку; ср. Esteve, A., Lesthaeghe, R., Lopez-Gay, A. (2012) “The Latin American Cohabitation Boom”, Population and Development Review 38(1): 55-81.

32. Coleman, D. (2004) “Why We Don't Have to Believe Without Doubting in the “Second Demographic Transition -- Some Agnostic Comments”, Vienna Yearbook for Popula-tion Research 2: 11-24; Perelli-Harris, B. (2011) “Non-Marital Fertility in Russia: Sec-ond Demographic Transition or Patterns of Disadvantage”, Demography 48(1): 317-342.. Интересно, что «отстающей» по роли внебрачных рождений остается Греция, но не другие православные страны Южной Европы (ср. рост внебрачной рождаемости в Болгарии в таблице 1).

Рисунки 1-4 также показывают, что развитые страны различались по дальнейшей динамике рождаемости после ее снижения до уровня ниже простого воспроизводства. Однако «возвращение» к уровням, близким к двум детям на одну женщину, можно было наблюдать только в странах Северной Европы, в Великобритании, США и, на короткий период, в России.

Рис. 1. Суммарные коэффициенты рождаемости в Великобритании, Германии, Канаде, США и Франции, 1951--2018 гг. (Источник: Human Fertility Database)

Рис. 2. Суммарные коэффициенты рождаемости в Болгарии, Испании, Италии и Португалии, 1951--2018 гг. (Источник: Human Fertility Database)

Рис. 3. Суммарные коэффициенты рождаемости в Дании, Норвегии и Швеции, 1951--2018 гг. (Источник: Human Fertility

Database)

Рис. 4. Суммарные коэффициенты рождаемости в Польше, России, Украине и Чехии, 1951--2018 гг. (Источник: Human Fertility Database)

Таблица 1. Доля детей, рожденных женщинами, не состоявшими на момент рождения в зарегистрированном браке, среди всех рожденных детей в США и ряде стран Европ , 1970-- 2015, % (Источник: Eurostat, национальные статистическиеагентства)

Что касается Второго демографического перехода в посткоммунистических странах Центральной и Восточной Европы, то в большинстве из этих стран его демографические компоненты стали наблюдаемы только в 1990-е гг., с падением тоталитарных режимов. Существенное снижение рождаемости в 1990-е гг. наблюдалось во всех без исключения посткоммунистических странах, тогда же там началось откладывание «старта» материнства к более старшим возрастам. Динамика внебрачной рождаемости, напротив, различалась от страны к стране. Например, в России и Польше ее рост был не таким внушительным, как в Чехии, Болгарии и Венгрии. Важно также отметить, что «ценностная» база Второго демографического перехода, первоначально обоснованная для стран Западной и Северной Европы, применительно к посткоммунистическим странам вызывает у исследователей определенные сомнения. В частности, снижение в них рождаемости и рост доли внебрачных рождений в 1990-е годы некоторые демографы объясняют не ростом индивидуализма и утверждением «постматериалистических» ценностей, а экономическими трудностями периода реформ и вызванной этими трудностями нестабильностью партнерских отношений32. Отметим также, что изменения в сфере брачности и рождаемости, соответствующие Второму демографическому переходу, в посткоммунистических странах шли не на фоне сокращения доли воцерковленного населения, а напротив, в условиях церковного возрождения, начавшегося после падения коммунистических режимов.

Исследования 1960-х -- 1980-х гг.: различия по рождаемости между конфессиями

В 1960-е -- 1980-е гг., исследуя влияние религии на современную им рождаемость, демографы главным образом концентрировались на межконфессиональных различиях по числу детей. Наиболее детально эти различия изучались для США; на исследованиях этой страны мы в основном и концентрируемся в данном разделе. религия рождаемость демографический

Первостепенный интерес исследователи проявляли к объяснению более высокой рождаемости среди католиков США по сравнению с протестантами в середине XX в.33 Эти различия некоторые авторы связывали, в частности, с тем, что среди католиков в указанный период контрацепция была распространена меньше, чем среди протестантов См. Goldscheider, C., Mosher, W. D. (1991) “Patterns of Contraceptive Use in the Unit-ed States: The Importance of Religious Factors”, Studies in Family Planning 22(2): 102-115.. Как отмечают Н. Райдер и Ч. Ве- стофф Ryder, N. B., Westoff, C. F. (1971) Reproduction in the United States: 1965. Princeton: Princeton University Press., в 1960-е гг. среди католиков ожидалось смягчение позиции Святого Престола по вопросу контроля рождаемости. Эти ожидания были обусловлены позицией ряда официальных богословов, предлагавших по крайней мере частично разрешить использование контрацепции. Энциклика папы Павла VI 1968 г., вопреки ожиданиям, подтвердила существовавший ранее запрет. Помимо отношения Католической церкви к контролю рождаемости, среди предлагавшихся объяснений более высокой рождаемости среди католиков -- высокая ценность семьи и многодетности в католическом вероучении, а также распространенное среди католиков США восприятие своего сообщества в качестве меньшинства в стране (Day 1968 Day, L. H. (1968) “Natality and Ethnocentrism: Some Relationships Suggested by an Analysis of Catholic-Protestant Differentials”, Population Studies 22: 27-50; см. раз-дел 1 настоящей статьи.; самосознанием меньшинства в других исследованиях объяснялась также повышенная рождаемость католиков в Северной Ирландии O'Grada, C., Walsh, B. (1995) “Fertility and Population in Ireland, North and South”, Population Studies 49(2): 259-279.). Некоторые исследователи показывали, что повышенная рождаемость по сравнению с другими религиозными группами в середине XX в. была присуща не всему католическому населению Северной Америки. Так, Т. Бурч Burch, T. K. (1966) “The Fertility of North American Catholics: A Comparative Over-view”, Demography 3: 174-187. демонстрирует, что стабильно более высокой рождаемостью по сравнению с остальным населением своих стран в тот период отличались католики США ирландского происхождения и католики французского происхождения в канадском Квебеке. Тем самым, наряду с собственно религиозными факторами, более высокая рождаемость могла объясняться традициями конкретных этнических или переселенческих сообществ.

Другой религиозной группой США, которая вызывала интерес исследователей из-за наблюдаемой в ней повышенной рождаемости, были мормоны. Рождаемость среди мормонов была выше, чем в целом по стране, как минимум с конца XIX века. По состоянию на середину 1980-х гг. она составляла более трех детей на одну женщину Heaton, T. B. “How Does Religion Influence Fertility? The Case of the Mormons”. (даже у католиков США уровень рождаемости в это же время оценивался в 2,4 ребенка на одну женщину). Этот феномен исследователи объясняли, с одной стороны, большим значением семьи в учении мормонов о спасении и вечной жизни, а с другой стороны -- активными социальными связями, которые поддерживают друг с другом члены мормонских общин. Наличие таких социальных связей, как показал Б. Хитон, мотивирует членов общины следовать ее ценностям в репродуктивном поведении. Существенно, что отличия мормонов от остального населения США по рождаемости не могут быть объяснены какими-либо социально-экономическими факторами, стандартно используемыми для объяснения различий по рождаемости в духе «гипотезы характеристик» Thornton, A. (1979) “Religion and Fertility: The Case of Mormonism”, Journal of Marriage and the Family 41(1): 131-142.. О важности религиозной доктрины для рождаемости говорили и исследования ряда протестантских церквей США, в которых показана более высокая рождаемость среди приверженцев консервативных протестантских течений по сравнению с протестантским населением в целом Marcum, J. P. “Explaining fertility differentials among U. S. Protestants”.. религия рождаемость демографический

Большинство исследований межконфессиональных различий по рождаемости, выполненных в 1960-е -- 1980-е гг., ориентировались на конфессиональное самоопределение респондентов как единственный параметр их религиозного поведения. Некоторые авторы, однако, демонстрировали недостаточность такого подхода. Например, У. Сандер Sander, W. (1992) “Catholicism and the Economics of Fertility”, Population Studies

46(3): 477-489. показывает это на материале опроса жителей США 1910-х -- 1940-х гг. рождения, в котором респонденты могли определить свою религиозность, отвечая на два вопроса -- о своей принадлежности к какой-либо деноминации на момент опроса и о том, получили ли религиозное воспитание, и если да, то в рамках какой деноминации. Оказывается, что респонденты, получившие католическое воспитание, но не определившие себя как католики на момент опроса, отличаются большим числом детей, чем респонденты, не имеющие какого-либо отношения к Католической церкви; однако у респондентов, заявивших, что на момент опроса являются католиками, рождаемость оказалась, в свою очередь, значимо выше, чем у тех, кто только получил католическое воспитание, но на момент опроса к католикам себя не относил. Подобные результаты указывали на то, что стандартного маркера конфессиональной принадлежности при исследовании влияния религии на рождаемость недостаточно. Еще одним фактором, который заставил усложнить привычную в 1960-е -- 1980-е гг. параметризацию по религиозной принадлежности, стало наличие семей, в которых муж и жена отличаются по вероисповеданию. Как показывает Э. Лерер Lehrer, E. L. (1996) “Religion as a Determinant of Marital Fertility”, Journal of Popu-lation Economics 9(2): 173-196., если представитель одной из деноминаций, отличающихся в США более высокой рождаемостью, создает семью с представителем какой-либо деноминации, рождаемость в которой не превышает общестрановую, число детей в такой семье оказывается ниже, чем в семье, где оба супруга -- представители «высокорепродуктивной» деноминации.

Однако уже начиная со второй половины 1960-х гг. исследователи стали отмечать сокращение различий по рождаемости между католиками и протестантами США. В статье Ч. Вестоф- фа и Э. Джоунз под выразительным названием «Конец “католической” рождаемости» Westoff, C. F., Jones, E. F. (1979) “The End of `Catholic' fertility”, Demography 76(2); о дальнейшем уменьшении рождаемости между католиками и протестантами США в 1980-е гг. см. Mosher, W. D., Williams, L. B., Johnson, D. P. (1992) “Religion and Fertility in the United States: New Patterns”, Demography 29(2): 199-214. сопоставляется число детей у жен- щин-католичек и женщин других самоопределений по религии в США через разное количество лет после брака (внебрачная рождаемость исключена из рассмотрения из-за ее крайне низкого распространения среди католиков). Среди женщин, вступивших в брак в США в 1950-х -- первой половине 1960-х гг., рождаемость у католичек была заметно выше, чем у протестанток, однако у женщин, вступивших в брак во второй половине 1960-х гг. и позже, эти различия уже были заметно меньше.

Авторы видят две основные причины такой динамики. Во-первых, это распространение планирования семьи среди католиков. Приводятся некоторые свидетельства того, что имевшиеся с начала 1960-х годов в католической среде США ожидания «либерализации» взглядов Ватикана на планирование семьи сформировали у части католиков новые образцы поведения, от которых они не отказались, когда стало ясно, что эти ожидания относительно позиции Святого Престола не подтверждаются (см. выше в данном разделе). Во-вторых, как полагают авторы, снижение различий по рождаемости могло быть связано с тем, что к 1970-м гг. культурная дистанция между американскими католиками и «мэйнстримом» американского социума оказалась меньше, чем когда-либо раньше. Авторы видят в этом результат ассимиляции католиков по характеристикам экономического поведения, расселения и т. д. (особенно большое значение авторы придают восприятию католиками социально-бытовых стандартов жизни «одноэтажной Америки» в пригородах крупных городов). В развитие полученных Вестоффом и Джоунз результатов, в исследовании их коллег Mosher, W. D., Johnson, D. P., Horn, M. C. (1986) “Religion and Fertility in the United States: The Importance of Marriage Patterns and Hispanic Origin”, Demography 23(3): 367-380. было показано, что оставшиеся в 1980-е гг. различия по рождаемости между католиками и всеми другими жителями США практически полностью объяснялись более высокой рождаемостью среди женщин-католичек латиноамериканского происхождения. То есть при существенном ослаблении межконфессиональных различий по рождаемости сохранялись различия, связанные с этническим происхождением, с культурными особенностями различных этнических сообществ внутри конфессий. Общее уменьшение «отрыва» католиков от других религиозных групп по рождаемости отмечалось в 1980-е гг. и для других стран, где широко представлены адепты как Католической, так и протестантских церквей, например, в Северной Ирландии O'Grada, C., Walsh, B. “Fertility and Population in Ireland, North and South”..

Этот процесс шел в США параллельно с нарастанием различий по религиозному поведению внутри католической общины. Как показано в статье Л. Уильямс и Б. Циммера Williams, L. B., Zimmer, B. G. (1990) “The Changing Influence of Religion on US fertil-ity: Evidence from Rhode Island”, Demography 27(3): 475-481. на примере католического населения штата Род-Айленд, между 1967 и 1980 гг., в которых там были проведены опросы среди женщин-католичек, доля тех, кто регулярно посещает богослужение и получает причастие, существенно снизилась. Однако одновременно в 1980 г. (но не в 1967 г.) наблюдался контраст по числу рожденных детей между теми, кто сообщил, что соблюдает требования религии, и теми, кто лишь номинально причисляет себя к католикам или нерегулярно посещает богослужение: у первых число рожденных детей в среднем оказалось значимо выше См. сходные выводы для других групп католиков США в Mosher, W., Hendershot, G. (1984) “Religion and Fertility: a Replication”, Demography 21: 185-191.. Результаты таких исследований позволяли предполагать, что со снижением собственно межконфессиональных различий по рождаемости роль религиозных факторов для репродуктивного поведения не исчезнет: на рождаемость, кроме конфессиональной принадлежности, начинают влиять параметры, связанные с личной религиозностью родителей. Эти ожидания подтвердились в ходе исследований рождаемости на новом этапе демографической истории Европы и Северной Америки, связанном со Вторым демографическим переходом.

Исследования 1990-х -- 2010-х гг.: конфессиональная принадлежность, личная религиозность и рождаемость

В 1990-е гг. основные атрибуты Второго демографического перехода наблюдались уже практически во всех странах Европы и Северной Америки (см. раздел 1). Исследования рождаемости в контексте Второго демографического перехода продемонстрировали, что одновременно с ее снижением имела место значительная потеря единообразия репродуктивного поведения. Например, увеличивался «разброс» между женщинами по возрасту при рождении первого ребенка Philipov, D. (2017) “Rising Dispersion of Age at First Birth in Europe: is It Related to Fertility Postponement?”, Vienna Institute of Demography Working Papers 11.. Рождаемость все больше избавлялась от регулирования со стороны неформальных социальных норм, становясь сферой индивидуальных предпочтений. Однако одновременно «индивидуализация» имела место и в сфере религии. Как отмечено многими исследователями, в последние десятилетия XX в. в развитых странах шло усложнение системы религиозных идентичностей, которые более никак не могли быть описаны одной лишь принадлежностью к какой-либо церкви. Помимо того, что жители, причисляющие себя к одной и той же деноминации, все сильнее отличались друг от друга по степени соблюдения требований религии, в этот период социологи религии все активнее обсуждали феномен «веры без принадлежности» (believing without belonging), то есть без постоянно поддерживаемых связей с какой-либо церковной общиной Davie, G. (2002) “Praying Alone? Church-Going in Britain and Social Capital: a Reply to Steve Bruce”, Journal of Contemporary Religion 17(3): 329-334; Lambert, Y. (2004)