Психологическая защита как предмет исследования психологии личности

Если рассматривать социальную адаптацию как устойчивое равновесие личности с требованиями внешней среды, что ближе всего к пониманию данного явления представителями психоаналитической ориентации, то содержание процесса адаптации может быть описано обобщенной формулой: конфликт - тревога - защитные реакции или, как у Э. Эриксона: противоречие - тревога - защитные реакции индивида или среды - гармоническое равновесие или конфликт. Очевидно, что при таком взгляде на процесс и результат адаптации включение личностью механизмов психологической защиты неизбежно: защитные реакции активизируются в ответ на чувство тревоги, возникающее вследствие нарушения равновесия личности и среды. Это способствует преодолению конфликта или противоречия, что в конечном итоге имеет целью восстановить утраченное или находящееся под угрозой утраты указанное равновесие, т.е. адаптироваться.

Использование личностью психологической защиты нередко рассматривается как специфический вариант адаптации. И.Б. Дерманова, наряду с такими типами социальной адаптации, как преобразование среды и врастание в среду, выделяет третий тип - уход из ситуации, который активизируется тогда, когда не удалось реализовать первые два. Типичный способ ухода из реальности автор видит в подмене ее с помощью различных форм психологической защиты: “человек не может изменить мир, но он его не устраивает, и тогда человек изменяет его у себя в голове”.

Р.М. Грановская видит специфику адаптивной роли защитных механизмов в том, что они “поддерживают внутренний мир человека в некоторой гармонии с внешним миром не за счет активного изменения или преобразования недостатков окружающего мира..., а за счет внутренних перестроек, приводящих к устранению из восприятия и памяти конфликтной и травмирующей информации”.

Видимо, трудно оспаривать исконный приспособительный характер психологической защиты, так как по определению она выполняет для психики функцию самосохранения. Осуществляя адаптивную перестройку восприятия и оценки, психологическая защита приводит к внутренней согласованности, равновесию и эмоциональной устойчивости, поддерживает целостность самосознания, без которых в принципе нельзя говорить о позитивном результате адаптационного процесса. Причем это замечание касается не только так называемых зрелых форм психологической защиты, к которым по традиции относят интеллектуализацию, компенсацию, юмор, самоутверждение, антиципацию, альтруизм и некоторые другие. В равной степени это относится и к самым ранним в плане онтогенетического формирования и наименее зрелым механизмам защиты, каким является, в частности, отрицание. Многие исследователи поведения людей в сложных стрессовых ситуациях считают отрицание одним из распространенных приемов самосохранения, видя в нем психологический барьер на пути разрушительного проникновения трагедии во внутренний мир человека, в его ценностно-смысловую концептуальную систему. Отрицание позволяет субъекту переработать трагические ситуации малыми дозами, постепенно ассимилируемыми смысловой сферой личности.

Вытеснение выполняет свою охранительную функцию, не допуская в сознание идущие вразрез с нравственными ценностями желания, и обеспечивает тем самым приличие и благоразумие. Проекция и интроекция обеспечивают взаимодействие личности с окружающей социальной средой, создают незаменимое для процесса социализации чувство отождествления. Сублимация и реактивные образования также способствуют социализации индивида, благодаря демонстрации и накоплению социально приемлемого опыта.

В то же время существуют свидетельства того, что при некоторых обстоятельствах и зрелые, и незрелые формы психологической защиты носят деструктивный характер.

Таким образом, большинство авторов ограничивается констатацией самого факта неоднозначной и даже противоречивой роли защитных механизмов. И лишь немногие пытаются обрисовать факторы, при которых “механизмы психологической защиты, развивающиеся в онтогенезе как средства адаптации и разрешения конфликта, … могут обеспечивать прямо противоположное состояние дезадаптации и перманентного конфликта”. В качестве таких факторов Л.Р. Гребенников рассматривает интенсивность и успешность разрешения ранних детских конфликтов, в ходе которых формировались психологические защиты, а также уровень сложности, осознанности и адекватности наиболее предпочитаемых из них.

Говоря о роли механизмов социального восприятия, таких как идентификация, стереотипизация, физиогномическая редукция, В.С. Агеев подчеркивает, что все эти механизмы имеют важное приспособительное значение как в эволюционном, так и в социальном плане. На их основе в дальнейшем надстраиваются более тонкие и сложные механизмы. Но все они имеют свою оборотную сторону, обладая известными ограничениями. При выходе за их пределы приспособительная функция меняет свой знак, и из удобного средства понимания эти механизмы превращаются в заслон, препятствующий адекватному познанию другого человека.

Аналогичную двуполюсность можно отметить и при рассмотрении других психологических феноменов. К примеру, агрессия с точки зрения самосохранения носит конструктивный характер, с точки зрения поддержания социальных контактов - деструктивную. Сложность распознания грани между этими полюсами отмечается в ряде исследований.

Нам кажется весьма разумным провести в данном контексте параллель между агрессией, механизмами социального восприятия и механизмами психологической защиты личности. Существуют ограничения или рамки, внутри которых психологические защиты оказываются полезными и, возможно, незаменимыми, но за пределами которых следует говорить лишь об их деструктивном характере.

Рассмотрим процесс, в котором работа механизмов психологической защиты способствует или не способствует дальнейшей социально-психологической адаптации субъекта. На позитивном полюсе функционирования психологической защиты можно констатировать такие эмоциональные и когнитивные явления, как снижение или полное снятие страха, тревоги, эмоциональная стабилизация, сохранение чувства собственного достоинства, поддержание внутренней непротиворечивости оценок. Все эти явления предопределяют положительное содержание образа Я субъекта: его самоощущение, самовосприятие и самооценку. Т.е. можно говорить об успешной внутриличностной адаптации. И, как результат этого, - экономия сил, выигрыш времени, снятие напряженности, ощущение гармонии с окружающим миром.

Для того, чтобы схема конструктивного функционирования механизмов психологической защиты стала полной, внутренней адаптации недостаточно. Необходимо, чтобы был достигнут определенный уровень внешней, собственно социально-психологической адаптации. Проведенный анализ позволил нам выделить несколько условий, способствующих перерастанию внутренней адаптации, достигнутой средствами психологической защиты, во внешнюю.

Индивидуально-личностные условия:

гибкость психологической защиты;

умеренная интенсивность использования психологической защиты.

Ситуативные условия:

осознание факта использования психологической защиты и преодоление ее посредством анализа собственного поведения;

“выключение” психологической защиты за счет смягчения внешних обстоятельств;

переключение субъекта на адаптивные действия незащитного характера, даже если факт обращения к тому или иному механизму психологической защиты в сознании не отражен.

При соблюдении указанных условий на этапе достижения субъектом внутренней адаптации механизмы психологической защиты выполняют адаптивную функцию. Несоблюдение данных условий резко повышает вероятность проявления дезадаптивной роли психологической защиты. Накопление субъектом искажений реальности способствует его дереализации и формированию неадекватного поведения, что и рождает конфликт со средой.

При этом на негативном полюсе функционирования механизмов психологической защиты возникают ощущения изолированности, непонятости, враждебности окружающего мира, иррациональные идеи относительно своего места в социуме. В отличие от соответствующих эмоционально-когнитивных характеристик положительного полюса, которые связаны у субъекта с благополучным образом самого себя, обозначенные характеристики негативного полюса предопределяют в большей степени негативный образ социума. Как следствие - снижение активности, рост психической напряженности, затруднения в развитии личности, невротические расстройства, что является признаком явной дезадаптации личности.

В целом, детальный анализ психологических защит с точки зрения их адаптивного потенциала позволяет расширить взгляд на проблему психологической защищенности личности и более полно учесть личностные ресурсы в процессе социально-психологической адаптации.

1.3. Формирование психологической защиты ребенка в детско-родительском взаимодействии

1.3.1 Проблема генезиса психологической защиты личности

Анализируя проблему возникновения в онтогенезе феномена психологической защиты, мы выделили два наиболее важных, на наш взгляд, вопроса:

Какова онтогенетическая сущность психологической защиты?

Каковы конкретные условия, механизмы и хронологическая последовательность образования ее механизмов?

Поиск ответов на первый вопрос позволил выделить две доминирующие тенденции в его решении. Притом, что большинством исследователей психологической защиты учитываются как позитивные, так и негативные аспекты ее функционирования, одни видят в ее первичном формировании признак нормального развития личности, другие рассматривают защитные механизмы преимущественно как побочный продукт нарушений при ее становлении. В первом случае психологическая защита выступает как фактор социализации, во втором - как фактор неэффективной адаптации к особо жестким внешним условиям.

Прямым выразителем идеи онтогенетической целесообразности психологической защиты является А. Фрейд, признавая за ней решающую роль не только в онто-, но и в антропогенезе: “В целом, благодаря ограничению стремления к удовольствию, которому способствуют защитные механизмы, осуществляется превращение примитивных инфантильных человеческих существ в ответственных членов цивилизованной общности”. Процесс индивидуального развития личности психоанализ рассматривает как переход от принципа удовольствия к принципу реальности. Становление принципа реальности, с одной стороны, и развитие когнитивных процессов, с другой, делает возможным включение механизмов подражания, идентификации, интроекции - необходимых предварительных условий для последующего вступления в социальное сообщество взрослых. Ребенок десоциален, пока им владеют инстинкты и импульсы. Психологическая защита - это путь к его социализации. Некоторые инстинктивные желания вытесняются из сознания, другие переходят в свою противоположность, направляются на другие цели, сдвигаются с собственной персоны на другую и т.д. Между процессами развития и защитными процессами А. Фрейд не видит никакого противоречия. Напротив, организация защитного процесса рассматривается ею как важная и необходимая составная часть развития “Я”, процесс которого заключается в приобретении все более совершенных способов защиты от внешних и внутренних конфликтов. Тем самым снижается до границ толерантности уровень тревожности, исчезает субъективное чувство дискомфорта, препятствующее процессу адаптации.

Не столь однозначна позиция Л.Р. Гребенникова. С одной стороны, он подчеркивает, что онтогенетически защитные механизмы развиваются для поддержания стабильности образа “Я” в случае, если какая-то из его составляющих находится под угрозой или две из них или больше рискуют оказаться в противоречии между собой. При этом в качестве составляющих образа “Я” выступают следующие осознанные и неосознанные установки:

Я - защищенный, находящийся в безопасности, благополучный, здоровый, бессмертный,

Я - самостоятельный, независимый, свободный, в чем-то превосходящий всех остальных,

Я - умный, знающий, компетентный, контролирующий ситуацию,

Я - красивый, принимаемый, любимый, неотразимый.

Это положение не является новым и подтверждается многочисленными примерами. Так, невозможность в какой-то ситуации быть одновременно независимым и любимым часто заставляет человека не только делать выбор, но и обосновывать его посредством рационализации или “бороться” с необходимостью выбирать посредством регрессии. В клинической практике нередки случаи, когда при объективной потере здоровья человек открыто и искренне отрицает наличие всякого заболевания. Известная подростковая проблема, связанная с неудовлетворенностью своим физическим обликом, часто приводит к решению компенсаторного характера: “Пусть я некрасивый, зато стану умным и успешным”..

С другой стороны, Л.Р. Гребенников доказывает, что механизмы защиты в большинстве своем являются продуктами конфликтов раннего онтогенеза. В зависимости от интенсивности этих конфликтов, защиты могут быть более примитивными или более сложными, более автоматичными или более осознанными, более или менее интенсивными и адекватными общественно заданным стандартам поведения. Выводы из этого положения могут быть разными в зависимости от того, понимаются конфликты как естественные ступени в развитии личности или как фактор ее систематической дестабилизации. Поскольку сам автор рассматривает конфликт с диалектических позиций, видимо, и формирование психологической защиты в его концепции можно понимать как естественный процесс.

А. Адлер, Дж. Боулби, В.В. Столин, и другие авторы усматривают в защитных механизмах признак нарушенного, неэффективного развития личности.

Развитие одной или нескольких стратегий психологической защиты, как способа справиться с чувством неполноценности, сопряжено, по мнению А. Адлера, с перенесенными в раннем детстве физическими страданиями, чрезмерной опекой или отвержением.

Для В.В. Столина источником защитных процессов личности является склонность к неверной интерпретации своих мотивов. В основе формирования психологической защиты лежит так называемое “фальшивое Я”, т.е. “Я, осмышляемое относительно мнимых мотивов”. Формирование фальшивого “Я” приводит к внутренней активности личности по сохранению образа “Я” и позитивного отношения к себе, состоящей в перестройке и искажении внутрипсихической действительности. Автор рассматривает “фальшивое Я” как мощное препятствие личности для понимания, оценки и переработки своего опыта, как фактор, искажающий самовосприятие и восприятие социальной действительности: “… следование одним мотивам в жизни и другим в осмышлении своего “Я” приводит к формированию защитных тактик”.

Еще ряд точек зрения, связывающих формирование психологической защиты с дефектными отношениями в семье, будут рассмотрены ниже.

Решение второй проблемы, связанной с некоторыми закономерностями онтогенетического зарождения механизмов психологической защиты, представлено в литературе недостаточно. Но в этих немногочисленных попытках вскрыть механизмы и проследить хронологию генезиса защитных явлений намечается относительное единство.

Понимание психоанализом принципа организации психологической защиты можно выразить формулой: “Нет страха - нет невроза. Нет тревоги - нет защитных механизмов”. Развитие разновидностей защитных механизмов связывается с возникновением в онтогенезе различных типов тревоги. П. Куттер связывает формирование защитных механизмов с попыткой ребенка справляться с архаическим, примитивным страхом, который сопровождает развитие каждого ребенка и проявляется в типичных для детей фобиях темноты, одиночества, привидений и пр..

А. Фрейд в этой связи рассматривает отдельно защитные механизмы, связанные со страхом перед инстинктами и страхом перед аффектами. Страх перед силой инстинктов появляется очень рано, отсюда и раннее возникновение тех видов защиты, которые имеют целью поддерживать дифференциацию между “Я” и инстинктами. Каждый из защитных механизмов развивается сначала как средство овладения некоторой специфической конкретной ситуацией, и связывается с конкретной фазой детского развития.

В период младенчества организм имеет минимальные средства защиты от неблагоприятных эмоциональных переживаний и неприятных и опасных стимулов внешней среды. Все, что может предпринять младенец - это дать сигнал опасности, зовущий на помощь, которая должна прийти из внешнего мира. Вряд ли в этом возрасте можно говорить об образовании и фиксации конкретных защитных механизмов. Скорее речь идет о соответствующих предпосылках, появление которых будет зависеть от того, получает ребенок помощь в ответ на свой призыв или нет. В случае отсутствия помощи извне возникает базальная тревога, базовое недоверие или перманентная депрессия, которые можно рассматривать как основу для образования группы механизмов защиты, связанной с фрустрацией общей потребности индивида в аффилиации и безопасности.

После развития наглядно-образных представлений и способности двигаться, в качестве защитного средства используется избегание внешне опасных стимулов. Пока это лишь физическое избегание, но позднее на его основе развивается избегание психологическое. С появлением “Я” основным способом справиться с непонятными и болезненными внешними воздействиями становится отрицание, выраженное детским “Нет”, “Не хочу”, “Не буду”.

В первый год жизни ребенка еще не формируются собственно психологические защиты. Речь идет лишь о зарождении предпосылок к появлению тех или иных защитных механизмов в дальнейшем. Именно поэтому данный период А. Фрейд называет предстадией защиты.

Второй год жизни ребенка А. Фрейд связывает с его способностью делать первые попытки выделения себя из окружающего мира. Влияние неприятностей и опасностей преодолевается в основном проекцией и интроекцией, с помощью которых инфантильное “Я” сбрасывает с себя и приписывает окружающей среде все болезненное для него и принимает приятное ему.

На третьем году жизни “Я” и “Оно” окончательно устанавливают дистанцию, т.е. ребенок приобретает понятия запретного и разрешенного, хорошего и плохого. Поскольку мыслительный аппарат двухлетнего ребенка не позволяет ему выстраивать логические связи в имеющейся информации, то психологическая защита опирается на более простые когнитивные процессы: вытеснение становится основным видом защиты, призванным обеспечить только что сформировавшееся и очень важное разделение “Я” и “Оно”.

С развитием речи и логического мышления зарождается интеллектуализация, цель которой теснее связать инстинктивные процессы с мыслительным содержанием и тем самым сделать их доступными для осознания и подверженными контролю. Этот вид защиты связан с более высоким уровнем усвоения действительности, что дает ребенку возможность не только устранять информацию путем отрицания или вытеснения, но и выгодно ее переоценивать. Таким образом, “Я” укрепило свою власть над “Оно”.

Позднее, когда ребенок самостоятельно выстраивает социальные связи и способен испытывать устойчивое неудовольствие их отдельными аспектами, появляется избегание и на его фоне компенсация.

Усвоение ребенком нравственных ценностей предполагает появление первых признаков разграничения “Я” и “сверх-Я”. Ситуации нравственного выбора требуют не только оценки своих импульсов и желаний с позиции интериоризованных внешних норм, но и подчинения первых последним. Данная необходимость приводит к появлению на четвертом, пятом годах жизни реактивных изменений и сублимации.

В итоге А. Фрейд намечает приблизительную хронологию механизмов психологической защиты:

Предстадия защиты

Преодоление опасности посредством проекции и интроекции

Преодоление опасности посредством интеллектуализации и вытеснения

Реактивные изменения Я и сублимация

Такие защитные механизмы, как регрессия, обращение против собственной личности и замещение, с точки зрения А. Фрейд, не зависят от этапов развития “Я”. Они являются модификацией активности побуждений и функционируют с тех пор, как функционируют и сами побуждения, т.е. с момента, когда начинается конфликт между порывами Оно и каким-нибудь препятствием на пути их удовлетворения.

Несмотря на теоретическую логичность представленных аргументов, А. Фрейд не настаивает на своей хронологии и даже высказывает в ее адрес ряд сомнений, связанных с расхождением теоретических положений и клинического опыта.

Привязанность генезиса защит к хронологии возникновения когнитивных процессов еще более ярко прослеживается в структурной теории Р. Плутчика. Согласно данной концепции в числе первых должны возникать механизмы, связанные с перцептивными процессами, затем - с процессами памяти, а именно, с забыванием информации. Самыми последними, по мере развития процессов мышления и воображения, формируются и наиболее сложные и зрелые виды защит, связанные с переработкой и переоценкой информации. Порядок возникновения тех или иных механизмов практически полностью совпадает с таковым у А. Фрейд. Значительные отличия существуют лишь в возрастной периодизации, которая у Р. Плутчика выглядит следующим образом:

0 -1,5-2 г. - отрицание, проекция

1,5-2 - 11 л. - регрессия, замещение, подавление, интеллектуализация

11 - 13 л. - реактивное образование, компенсация.

Мы видим, что Р. Плутчик не берется за такое возрастное дробление, которое наблюдается в периодизации А. Фрейд, и большая часть защит без каких-либо дополнительных указаний отнесена к возрасту между 1,5 и 11 годами, поглощающему несколько важнейших стадий в развитии личности.

Второе, что обращает на себя внимание, это огромная возрастная дистанция, разделяющая психологическую защиту по типу реактивных образований у А. Фрейд и у Р. Плутчика. Проанализировать действительные причины такой разнесенности во времени одного и того же механизма у разных исследователей не представляется возможным, так как Р. Плутчик не дает теоретического обоснования своей периодизации. Можно, однако, высказать некоторые предположения относительно этого расхождения.

Одно из них касается методов, которыми были получены та и другая периодизации. В одном случае мы имеем дело с многочисленными клиническими наблюдениями, соотнесенными с теоретическими постулатами психоанализа. В другом - с рейтинговыми оценками, которые проставляли опытные эксперты. Не исключено, что разница в методах повлияла и на расхождение результатов.

Второе предположение касается специфики самого механизма реактивного образования. Известно, что защита по этому типу предполагает трансформацию истинного аффекта, проявление которого субъект по тем или иным причинам считает неприемлемым, в аффект противоположный с целью скрыть за ним настоящее чувство. Наиболее часто подобной трансформации подвергаются чувства с сексуальным оттенком. Возможно, что различные взгляды авторов на особенности сексуального развития породили и столь отличные периодизации. Так, для А. Фрейд, как представителя психоанализа, детская сексуальность является важным источником формирования личности и, естественно, порождает чувства, связанные с ней, которые ребенок вынужден скрывать. Отсюда раннее появление реактивных образований. Р. Плутчик и, вероятно, его эксперты не связаны с психоанализом. Не исключено, что в данном случае влияние оказали традиционные представления возрастной психологии о пике развития сексуальности в подростковом периоде. А поскольку рассматриваемый защитный механизм “обслуживает” по большей части сексуальные переживания, кажется уместным их появление именно в подростковом возрасте.

Еще одно замечание хотелось бы сделать относительно психологической защиты по типу компенсации. В хронологии Р. Плутчика его образование отнесено к 11-13 годам. Нельзя не согласиться с тем, что защитные компенсаторные способы реагирования, действительно, являются яркой характеристикой подросткового периода развития. Причем они могут выстраиваться как в позитивном направлении, так и в негативном. Дж. Боулби приводит примеры подросткового воровства как способа компенсации неудовлетворенной потребности в любви. Так называемое “компенсирующее воровство” у подростков отличается от обычного тем, что украденные вещи им, как правило, не нужны: они могут их выбросить или спрятать и тут же об этом забыть. Лишь в некоторых случаях украденные вещи используются для “покупки” дружбы других людей.

Существуют, однако, и другие исследования, согласно которым компенсация, как механизм психологической защиты, зарождается гораздо раньше, еще в дошкольном детстве. В своем диссертационной работе М.К. Бардышевская исследовала компенсаторные формы поведения у детей 3-6 лет, воспитывающихся в условиях детского дома. Ею выявлены три основных способа компенсации утраченного чувства безопасности: формирование привязанности к замещающему взрослому, стереотипные взаимодействия с предметами и формирование эмоциональных связей с другими детьми.

Забегая вперед, скажем, что в нашем исследовании уже у детей пятихъ лет обнаружен весь спектр защитных механизмов личности, в том числе компенсация и реактивные образования. Так что отнесение периода их формирования к подростковому возрасту вряд ли правомерно. Скорее следует говорить об особенно ярких проявлениях этих механизмов в пубертатном периоде, что вполне соответствует замечанию Г.М. Бреслава о том, что эмоциональные механизмы подростков начинают работать на сверхусиление психологической защиты, все больше отделяя их от действительности.

Итог анализа различных хронологий генезиса защитных механизмов показывает единство исследователей в вопросе о последовательности и рассогласованность в вопросе о периоде формирования этих механизмов.

Возвращаясь к проблеме механизмов генезиса психологической защиты личности, отметим, что варианты ее решение представляют для нас наибольший интерес.

Исследование механизмов защиты в процессе переживания человеком неудачи позволили Н.А. Батурину выдвинуть следующие гипотезы:

У каждого человека имеется закрепленная с детства готовность к определенным типам реакции, которые используются в различных ситуациях.

Каждая защитная реакция имеет свой “порог”, и ее “включение” зависит от субъективной интенсивности “раздражителя”.

Каждая защитная реакция имеет свою субъективную “модальность”, т.е. соответствует строго определенному типу ситуаций.

Использование той или иной реакции зависит и от интенсивности, и от модальности, но до определенного предела интенсивности, после которого “включается” только зафиксированная в онтогенезе реакция.

Если допустить изначальную верность этих гипотез, то психологическая защита личности выглядит как ограниченный набор сложившихся в онтогенезе и ставших устойчивыми моделей реагирования на некоторый внешний стимул, который обладает стабильными характеристиками модальности и интенсивности.

Остается непроясненным вопрос о принципиальных характеристиках стимульных ситуаций и факторах, способствующих формированию устойчивых моделей реагирования.

Вариант решения этих вопросов представлен в диссертационном исследовании Л.Р. Гребенникова. Все выделенные им факторы, влияющие на процесс образования психологической защиты, мы условно разделили на внешние и внутренние. К внутренним факторам отнесены:

Динамические особенности психики субъекта.

Опыт решения универсальные проблемы адаптации.

Особенности удовлетворения базовых психологических потребностей личности.

В число внешних факторов входят:

Наличие специфической ситуации.

Дестабилизирующее воздействие среды.

Рассмотрим их подробнее.

Под динамическими особенностями психики субъекта понимаются особенности темперамента и заданный ими стиль реагирования в проблемной ситуации: аккомодативный и ассимилятивный. Эти стили выступают как основа для формирования защитных механизмов: проекция и регрессия соответствуют первому стилю, вытеснение, отрицание и интеллектуализация - второму. Остальные механизмы имеют как активные, так и пассивные формы проявления в поведении.

Опыт решения универсальные проблемы адаптации. Основывая свое исследование на структурной теории защитных механизмов, Л.Р. Гребенников использует вслед за Р. Плутчиком понятие универсальных проблем адаптации. К ним относятся:

проблема иерархии,

проблема территориальности,

проблема идентичности,

проблема временности.

Каждая из проблем изначально связана с определенными базисными эмоциями: проблема иерархии - с гневом и страхом, территориальности - с предвидением и удивлением, идентичности - с принятием и отвержением, временности - с печалью и радостью. Спонтанное выражение этих эмоций в социуме грозит осложнениями в решении универсальных проблем адаптации. Основываясь на логике автора структурной теории, нетрудно понять, что с целью управления специфическими эмоциями в процессе адаптации развиваются специфические защитные механизмы. Тогда правомерен вопрос об условиях, при которых в структуре личности начинают доминировать те или иные механизмы защиты: ведь указанные проблемы адаптации признаны универсальными, а значит, с ними сталкивается каждая личность. Неравномерность выраженности у разных людей различных механизмов психологической защиты Р. Плутчик связывает с особенностями удовлетворения в онтогенезе базовых психологических потребностей.

Действительно, кардинальное влияние на становление личности фактора своевременности и адекватности удовлетворения основных психологических потребностей ребенка практически не вызывает разногласий среди специалистов по развитию личности. И даже наличие вариаций в списке базовых потребностей у разных авторов не снижает веса этого фактора. В теории А. Адлера это - социальный интерес; по К. Хорни, - потребность в самоактуализации и безопасности; у А. Маслоу - иерархически организованные потребности в самоактуализации, самоуважении, принадлежности, любви, безопасности; у Э. Эриксона - потребности в доверии, автономии, инициативности, компетентности, идентичности, интимности, продуктивности и эго-интеграции.

Обобщая данные различных теоретиков личности, Р. Плутчик выделяет четыре потребности, соответствующих четырем проблемам адаптации: в безопасности, в свободе и автономии, в успехе и эффективности, в признании и самоопределении. Чрезмерное использование защитных механизмов и, как следствие, неэффективная адаптация наблюдаются в том случае, если одна или несколько потребностей блокируются и соответствующие им проблемы адаптации остаются перманентно актуальными.

Обратимся к исследованиям, подтверждающим это положение. В упомянутом нами выше исследовании М.К. Бардышевская приходит к выводу: “чем сильнее тревога, вызванная нарушением базисного чувства безопасности, тем сильнее она дезорганизует поведение, тем примитивнее те защитные механизмы, которые спонтанно использует ребенок для ее смягчения. Напротив, относительно легкие нарушения базисного чувства безопасности … могут быть хорошо скомпенсированы из-за сохранной способности такого ребенка к формированию достаточно глубоких и устойчивых замещающих привязанностей к другим людям”.

Ею выделено шесть категорий детей, соответствующих шести уровням нарушения базового чувства безопасности.

“Избегающие дети” - наиболее дезадаптированные дети с экстремальной степенью нарушений чувства безопасности. Избегание и агрессия становятся ведущими защитными механизмами по отношению к окружающим ребенка взрослым и предметам, которые вызывают у него инстинктивную тревогу. Агрессивные действия в качестве защиты от многочисленных стимулов, вызывающих страх у такого ребенка, фиксируются и генерализуются.

“Цепляющиеся дети”. Отсутствие стабильного чувства безопасности не дает ребенку вступать в активный контакт с другими детьми и использовать предметное окружение. Компенсация эмоциональной недостаточности происходит за счет неадекватного тактильного контакта с взрослым. Исключение из ситуации взрослого дезорганизует поведение и толкает такого ребенка к регрессивной аутостимуляции.

Дети с недифференцированными привязанностями склонны образовывать одновременно множество замещающих привязанностей, которые имеют поверхностный и плохо дифференцированный характер по сравнению с нормой. При этом свойственное этой категории игнорирование лицевой экспрессии взрослого позволяет защититься от дополнительной негативной стимуляции. У таких детей повышенная уязвимость к неуспеху, на который он реагирует уходом, сильным регрессом, смещенной активностью.

“Амбивалентные дети” способны к формированию глубокой замещающей привязанности к “своему” взрослому, а следовательно, достаточно успешно компенсируют нарушенное чувство безопасности. Им свойственна более зрелая и развернутая форма протеста против повторяющихся разлук со “своим” взрослым, чем примитивная и кратковременная реакция протеста у детей с недифференцированными привязанностями.

“Социально-тревожные дети” демонстрируют уже на своем уровне общую благополучную картину компенсации. Но на ее фоне - легкая недостаточность тактильного и визуального контакта с взрослыми.

“Гармоничные дети” оптимально используют компенсаторные формы поведения: зрелую стабильную привязанность к “своему” взрослому, развитые кооперативные и доминантные способы взаимодействия со сверстниками, богатую конструктивную игру.

Как видно из данного исследования, неудовлетворенность одной только потребности ребенка в безопасности дает целый арсенал чрезмерно и неэффективно используемых защитных механизмов. Обратим внимание, что фактор удовлетворенности базовых психологических потребностей личности, хоть и отнесен нами к числу внутренних, все же не зависит от субъекта в полной мере, так как основными источниками удовлетворения или фрустрации этих потребностей в детстве становятся другие люди, в первую очередь родители.

Возвращаясь к внешним, средовым, факторам формирования психологической защиты, следует отметить их неравнозначность. Так, наличие специфической ситуации как условия формирования и актуализации защитных механизмов, носит разовый характер и имеет непосредственное влияние на проявление той или иной формы защиты, выступая своеобразным механизмом ее запуска. В то же время дестабилизирующее воздействие среды будет играть роль в генезисе защит лишь в случае его пролонгированного характера. Причем влияние его на особенности механизмов защиты будет опосредовано внутренними особенностями индивида, которые разовьются под влиянием этого воздействия.

По мнению А.А. Налчаджяна, защитные механизмы возникают в фрустрирующих ситуациях, закрепляются в психике при повторении сходных ситуаций, актуализируются в них и обеспечивают адаптацию личности.

Специфические ситуации, способствующие образованию и актуализации механизмов защиты, Л.Р. Гребенников относит к разряду экзистенциально значимых для личности, эксквизитных. Это такие ситуации, в которых противоречие, как определенный момент развития, предельно обострен и требует своего снятия, а характер разрешения противоречия определяет направление в развитии личности. Эксквизитные ситуации характеризуются рядом признаков:

наличием стимула, несущего угрозу, и другого стимула, препятствующего спонтанному реагированию на первый;

наличием нервно-психического напряжения, качество и интенсивность которого зависят от выраженной потребности в разрешении противоречия, особенностей ситуации, свойств личности и текущего состояния, опыта разрешения подобных ситуаций;

возможностью освоения новых форм регуляции и новых уровней взаимодействия со средой.

Для обозначения всего класса дестабилизирующих воздействий среды Р. Плутчик заимствует термин у Э. Фромма и говорит о гетерономном воздействии, в котором видит угрозу составляющим позитивного образа “Я”. Э. Фромм вводит понятие “гетерономное” вмешательство для обозначения воздействия, противоречащего естественному росту и развитию индивида в данный момент времени. В гетерономном вмешательстве в процесс развития ребенка, по мнению Э. Фромма, скрыты наиболее глубокие корни психический патологии и деструктивности. Поскольку в первую очередь оно связано с ограничением спонтанного поведения и естественных желаний ребенка, становятся очевидными как неизбежность этого вмешательства, особенно в раннем детстве, так и тот факт, что основную роль в его организации играет семья.

1.3.2 Влияние специфики детско-родительского взаимодействия и эмоциональных отношений в семье на становление психологической защиты ребенка

Механизмы защиты формируются в детстве. Их индивидуальный набор зависит от тех конкретных обстоятельств жизни, с которыми встречается ребенок, от многих факторов внутрисемейной ситуации, отношений ребенка с родителями, от демонстрируемых ими паттернов защитного реагирования. Это замечание Анны Фрейд, а также анализ различных исследований позволил нам вычленить два взгляда на онтогенез психологической защиты через призму детско-родительского взаимодействия.

Во-первых, психологическая защита может рассматриваться как результат негативного воздействия со стороны родителей. Во-вторых, - как результат усвоения демонстрируемых родителями образцов защитного поведения.

Роль воспитателя осваиваются людьми с разной степенью успешности. Ошибки и просчеты в процессе воспитания ребенка совершает любой родитель. Вопрос лишь в масштабе этих ошибок. Многочисленные, разной степени выраженности, формы негативного воздействия родителей на детей описаны в популярной литературе, научных исследованиях и клинических наблюдениях.

В данном случае под негативным влиянием мы будем понимать такое поведение родителей по отношению к своим детям, которое можно охарактеризовать как неадекватное, чрезмерное, неэффективное и которое с большой долей вероятности может привести к нарушениям в развитии и социальной адаптации ребенка. К примеру, в ходе воспитания невозможно избежать наложения родителями определенных ограничений и запретов, использования системы поощрений и наказаний. Родители не могут не контролировать ребенка, не опекать его. Но речь должна идти о большей или меньшей оптимальности и адекватности этих мер. В противном случае они должны быть отнесены к разряду негативных воздействий. Семья выступает воспитательным посредником между ребенком и обществом и предъявляет ребенку в процессе воспитания определенную модель социальных отношений. Чем ближе эта модель к реальным отношениям в обществе, тем с большей уверенностью мы можем ожидать формирование индивидуальной поведенческой нормы в виде социально одобряемого поведения, характерного для большинства людей. “И напротив, всевозможные отклонения и крайности в родительских установках и адаптация ребенка к сильному гетерономному воздействию - с помощью очень интенсивного использования защитных механизмов - приводит в новом социальном контексте к девиациям поведения и другим проявления социально-психической дезадаптации”.

При рассмотрении психологической защиты как результата негативного воздействия со стороны родителей намечаются две основных формы этого влияния:

стимуляция детских страхов и тревог;

фрустрация базовых потребностей ребенка.

Остановимся на этих вариантах подробнее.

Родители как стимуляторы детских страхов и тревог

Мы уже подчеркивали, что, согласно, психоаналитической теории, первопричиной формирования психологической защиты личности являются тревога и страх. Взгляд на родителей как на возможный источник страха и тревоги ребенка проясняет и некоторые аспекты генезиса детских защитных механизмов.

“У детского “Я” нет, увы, в распоряжении никаких способов поведения, чтобы противостоять этим страхам надлежащим образом. Исходя из насущной необходимости, ребенок изобретает психические механизмы, которые - если они действуют - защищают его от страха”. Отсутствие должной защиты от страха рассматривается психоанализом как прямой путь к невротическим нарушениям.

Среди детских страхов, стимулирующих развитие защитных механизмов, П. Куттер выделяет страх наказания, страх повреждения, страх быть пристыженным, страх утратить расположение важнейшего участника отношений, страх потери важных для ребенка лиц. Совершенно очевидно, что ни от чего так не зависит возникновение, усиление или ослабление этих страхов, как от отношения к ребенку его родителей.

У современных детей, по мнению А. Фрейд, реального страха гораздо больше, чем могло бы быть. Она считает, что мера наказания в наше время все еще имеет, хотя и далекое, сходство с варварскими наказаниями древности. Страх получить порицание или быть наказанным является одной из самых главных причин детской лжи. Устраняя страх наказания, можно реально снизить вероятность самых разных нарушений в развитии личности ребенка.

При обобщении материалов нашей практики и исследований, касающихся негативных последствий наказания, приведенных Р. Бэроном и Д. Ричардсон, мы установили определенную связь между наличием в педагогическом арсенале родителей наказаний и вероятностью формирования некоторых механизмов защиты.

Защитная агрессия и замещение могут сформироваться в случае, если физическое наказание используется с целью пресечь агрессию ребенка по отношению к другим детям или животным. Даже единичных случаев такого воспитания достаточно, чтобы ребенок усвоил, что агрессия в отношении окружающих допустима, но жертву всегда нужно выбирать меньше и слабее себя.

Механизм защитного избегания может возникнуть как естественный способ удалиться от стресса и его источника.

Изоляция и формирование реакции, как показывает опыт, развиваются у детей, пытающихся сопротивляться наказанию или справиться со страхом наказания. Ребенок может смеяться в лицо родителям, которые его шлепают, или изо всех сил демонстрировать свою невозмутимость тем, что происходит.

Вытеснение. Если наказание слишком возбуждает или расстраивает детей, они могут вытеснять причину, породившую подобные действия родителей.

Защитная рационализация будет формироваться тем быстрее, чем чаще и сильнее ребенок будет испытывать субъективное ощущение несправедливости наказания.

Отрицание. Дети, чье поведение удалось изменить сильными физическими наказаниями, с большой долей вероятности будут склонны к бессознательному отрицанию тех норм, которые им пытались привить таким образом.

И, наконец, дети, которым приходится часто ощущать на себе агрессивные действия родителей, склонны к развитию и интенсивному использованию проекции, т.е. к восприятию окружающего мира как источника постоянной угрозы.

В дипломной работе Е.В. Павленко, выполненной под нашим руководством, сделана попытка выявить те формы взаимодействия родителей с ребенком, которые повышают уровень детской тревожности. В данном случае под тревожностью мы понимаем склонность ребенка субъективно оценивать большое число ситуаций как несущих угрозу различным аспектам его личности. Такое понимание вполне согласуется с психоаналитическим представлением о тревоге и позволяет рассматривать тревожность как источник формирования психологических защит. В указанной работе выделены следующие факторы детско-родительского взаимодействия, обусловливающие высокий уровень тревожности ребенка:

построение отношений по типу гиперопеки: лишение ребенка самостоятельности и возможности выбора, сопровождение этих мер усиленным контролем;

наличие чрезмерных запретов и излишней строгости при наказании;

эмоциональное отвержение ребенка и игнорирование его проблем;

блокирование потребности ребенка в свободном выражении эмоций;

непоследовательность предпринимаемых воспитательных мер;

воспитательная конфронтация между взрослыми членами семьи, т.е. отсутствие общих взглядов на систему воспитания и конфликтность на этой почве.

Перечисленные нами факторы оказывают лишь косвенное влияние на формирование системы психологической защиты ребенка. Существуют гипотетические точки зрения относительно непосредственного влияния стиля воспитания на генезис защитного поведения. С целью расширения представления об этом влиянии и получении достоверных экспериментальных данных в нашем исследовании осуществляется попытка установить степень связанности характеристик детско-родительского взаимодействия и преобладающих в семье защитных механизмов.

Родители как источник фрустрации базовых потребностей

Г. Аммон и его коллеги установили, что формальные отношения с матерью, отсутствие теплоты и привязанности может иметь катастрофические последствия для дальнейшего психического развития ребенка. При этом не существенно, имеет место суровая отстраненность, лишающая ребенка родительской нежности, или гиперопека, не учитывающая его естественной потребности расширять свои активные контакты с миром и образующая пассивную зависимость от матери. В обоих случаях страдает чувственный контакт с миром, не формируется отношение интеграции с ним, дефектно образное мышление. И в будущем могут развиться различные формы патологии - от шизофрении до психосоматических заболеваний.

Работы Карен Хорни еще раз доказывают, что предпринятое нами разделение негативного родительского влияния на стимуляцию страхов и фрустрацию базовых психологических потребностей весьма условно, так как оба фактора неизменно связаны друг с другом. К. Хорни считает, что, если детская потребность в защищенности и признании фрустрируется родительским поведением, это приводит к “первичной тревоге” - чувству изолированности и беспомощности. Первичная тревога - субъективный фактор, который толкает ребенка к поиску косвенных путей удовлетворения своей потребности в общении и безопасности.

К примеру, ребенок может пытаться заслужить хорошее отношение покорностью и примерным поведением, разжалобить родителя болезнью, попытаться изменить свой собственный образ, образ ребенка, которого не любят и т.д. Любая из этих стратегий может стать более или менее постоянной защитной характеристикой личности и привести в конечном счете к невротическому развитию.

По данным М.К. Бардышевской, базисное чувство безопасности в значительной степени определяется ранним опытом ребенка - наличием или отсутствие интериоризированного образа “хорошей матери”, опыта глубокой и надежной эмоциональной связи с родителем или замещающим его человеком в первые два года.

Исследователи едины в оценке губительного влияния на формирование личности ребенка разных форм психологической депривации, виной которой являются родители.

Дж. Боулби и Т. Бразелтон в разные годы исследовали основные реакции на сепарацию у детей 1,5 - 2 лет. Обобщенный список выглядит следующим образом:

защитная агрессия;

регрессия, как отказ взрослеть, в форме навязчивой аутостимуляции: сосания, раскачивания и пр.;

избегание родителей как защитный механизм, который помогает ребенку сохранить контроль над своим поведением, перекрывая или уменьшая поток сверхзначимой для ребенка ситуации.

формирование реакции по возвращении домой: ребенок испытывает тягу к матери, но он быстро усваивает, какие преимущества дает ему сопротивление ее ласкам после того, как он долго ее ждал и тосковал по ней.

Более позднее исследование Дж. Боулби свидетельствует о том, что “компенсирующее воровство”, упомянутое нами в предыдущем разделе, наблюдается у 70,6 % подростков-правонарушителей, которые в первые пять лет своей жизни пережили длительную, больше шести месяцев разлуку с матерью.

В решении вопроса о влияние родителей на онтогенез защитных механизмов Л.Р. Гребенников берет за основу делении Е.Т. Соколовой всех видов неэффективно выстроенных детско-родительских взаимоотношений на отвержение и симбиоз. Согласно его представлениям, любой из воспитательных стилей, связанных с эмоциональным отвержением ребенка, блокирует спонтанную реализацию базисных потребностей в присоединении, аффилиации, безопасности, принятии и, как следствие, в самопринятии. Ребенок вынужден адаптироваться к гетерономному воздействию на социальном и психологическом уровнях и строить позитивный образ “Я” с помощью образования и очень интенсивного использования механизмов защиты. В зависимости от темпераментных особенностей ребенка актуализируются внешненаправленные механизмы - проекция, активные формы компенсации и реактивного образования - или внутренненаправленные - отрицание, пассивные формы компенсации и реактивного образования.

Эмоциональный симбиоз и соответствующие ему воспитательные стили: эгоцентрическая инфантилизация, потворствующая гиперопека, обесценивание - представляют, по мнению Л.Р. Гребенникова, экстремальную родительскую установку, блокирующую онтогенетически более поздние потребности ребенка в автономии, определении границ “Я”, самостоятельном контроле ситуации. В зависимости от особенностей темперамента ребенок прибегает к таким механизмам защиты, как замещение или регрессия, предполагающим внешненаправленные действия, или к противоположным им подавлению и интеллектуализации.

Оптимальным стилем может считаться безусловное эмоциональное принятие ребенка с разумными, последовательными требованиями к нему. В этом случае ни один из образующихся механизмов защиты не используется сверхинтенсивно.

Проведенный анализ наглядно демонстрирует онтогенетическую зависимость психологической защиты от установок и реальных взаимоотношений родителей с ребенком, доминирующих в период его воспитания. При этом оптимально и адекватно выстроенные отношения, скорее всего, будут способствовать развитию оптимальных и адекватных механизмов защиты ребенка. В то время как негативное воздействие со стороны родителей будет провоцировать формирование невротических защитных механизмов.

Обратимся к анализу психологической защиты как результату усвоения демонстрируемых родителями форм поведения.

Мы допускаем, что формирование механизмов психологической защиты у маленького ребенка может происходить не только за счет внутренних эмоциональных процессов, но и поверхностно, через усвоение реального поведения других людей. Это усвоение может происходить с интрепретацией получаемых извне сигналов - в случае научения через подкрепление - или без нее - в случае подражания и его аналогов: имитации, идентификации с другими лицами.

Действительно, внешний поведенческий компонент защитного механизма может усваиваться и копироваться посредством подражания, которое Л.С. Выготский считал источником возникновения всех специфических человеческих свойств сознания и видов деятельности. Опираясь на идеи П.Я. Гальперина и Д.Б. Эльконина, Л.Ф. Обухова определяет подражание как “форму ориентировки ребенка в разных аспектах окружающей действительности, необходимую для решения актуальных и специфических для каждого возраста задач развития”. Она отмечает, что содержание подражания, начиная с трехлетнего возраста, представляет собой моделирование поведения взрослого. При этом родительское поведение в повседневных бытовых ситуациях наиболее знакомо и доступно детскому подражанию. “Ребенком перенимаются различные настроения, чувства, наиболее “принятые” в семье: … это впитывается ребенком, создавая у него внутренние умения переживать то или иное чувство”.