Особенности становления современного политического дискурса: значение метафорического терминотворчества

Размещено на http://www.allbest.ru/

2

Особенности становления современного политического дискурса: значение метафорического терминотворчества

Нежданов Д.В.

Статья посвящена анализу становления современного политического дискурса в контексте развития новых актуальных метафор, заимствованных из смежных областей знания. В работе приводится типология метафор, включающая два типа иносказательных дискурсивных конструктов: системобразующие и спекулятивные метафоры. Данные типы метафор отличаются по глубине познавательных и иллюстративных возможностей, присутствуя в политическом дискурсе на всех его уровнях. Активное заимствование метафор стало в последние 20 лет ключевой особенностью развития современного политического дискурса, активно заимствующего смысловые конструкции и термины из экономического языка, языка предпринимательства, театра и войны, что привело к развитию новых научных направлений в политологии и социологии политики.

Ключевые слова: политическая метафора, политический дискурс, терминотворчество.

метафора смысловая конструкция политический дискурс

Политический дискурс в наши дни во многом определяет не только отношения по поводу восприятия власти, но также и во многом обуславливает нормы и характер ее обретения, применения и распространения в условиях современного демократического государства. Очевидным отличием понятия «дискурс» от понятия «язык» является то, что дискурс выступает в качестве «языка - «живого», применяемого или «находящегося в процессе применения», в то время как сам язык может оставаться языком даже в случае невостребованности или неприменимости (пример «мертвого» латинского языка). Таким образом, дискурс можно охарактеризовать как «речь, погруженную в жизнь» (по Арутюновой) [1, c.47], как актуальный, применяемый язык, служащий взаимодействию как минимум двух агентов (сторон) коммуникации. В свою очередь актуальность применения метафор в современном политическом дискурсе постоянно растет.

Основоположник дискурсологии Ван Дейк дает определения дискурса в двух основных смыслах. В широком смысле ученый интерпретирует дискурс как «коммуникативное событие, происходящее между говорящим, слушающим (наблюдателем и др.) в процессе коммуникативного действия в определенном временном, пространственном и прочем контексте». Он также приводит определение дискурса в узком смысле Ї как текст или разговор, коммуникативное действие. «В этом смысле, Ї тпишет Ван Дейк, Ї термин “дискурс” обозначает завершенный или продолжающийся “продукт” коммуникативного действия», его письменный или речевой результат, который интерпретируется реципиентами. То есть дискурс в понимании исследователя - «это письменный или речевой вербальный продукт коммуникативного действия» [2], где метафора неизменно выполняет важную функцию обеспечения взаимодействия агентов коммуникации.

Отечественные политологи и лингвисты интерпретируют понятие политического дискурса достаточно широко, понимая под политическим дискурсом «как дискурс политиков, так и дискурс о политике, принадлежащий непрофессионалам» [3, c.104].

Отдельные современные исследователи также рассматривают дискурс как «многомерное образование, состоящее из совокупности текстов, объединенных общей темой и концентрирующихся вокруг одного или нескольких дискурсообразующих концептов, в тесной связи с ситуативным контекстом и с учетом культурно-исторических, психологических, идеологических и социальных факторов» [4, c. 143].

Дифференцируя понятия «политического» и «политологического» дискурса, необходимо отметить, что в первом случае речь идет о коммуникативной структуре, применяемой агентами коммуникации в целях оказания политического влияния и обеспечения политического доминирования одной из сторон коммуникации. В то же время политологический дискурс имеет целью исследование политической реальности за счет анализа применяемых конструктов политического языка наблюдаемыми агентами коммуникации. То есть в первом случае применение политического дискурса имеет целью оказание политического влияния, во втором случае применение политологического дискурса преследует исключительно исследовательские задачи.

Коплексность исследования указанной проблематики стала основой выделения новой субдисциплины - политической коммуникативистики, предметом которой являются политические коммуникации как одновременно форма, способ и содержательная атрибуция политических отношений в обществе [5, c. 41-42].

Нельзя не отметить, что политическая практика зачастую свидетельствует о миграции элементов «политологического дискурса» в структуры дискурса политического и, напротив, элементы политического дискурса становятся системобразующими конструктами дискурса политологического. В качестве примера можно привести, концепцию «суверенной демократии» Первого заместителя администрации президента РФ В. Суркова, обосновывающую самобытность современной политической системы России, обвиняемую западными исследователями в недемократичности, а также концепцию «Великой шахматной доски» идеолога внешней политики США З. Бжезинского, ставшую популярной у заокеанских политологов в качестве метафорической схемы анализа стратегий и тактик поведения агентов глобальной политики по аналогии с древней интеллектуальной игрой, подчеркивая метафорический характер политического дискурса на уровне глобальной политики.

Строго говоря, легитимизация метафоры в языке науки ХХ века, связанная с изменением когнитивной ситуации, привела к появлению и специальных работ, посвященных научным проблемам метафоры не только в политическом языке. Одним из первых исследователей, прямо связавших метафору, в частности, с языком философии, был американский логик и философ М. Блэк, который обосновал необходимость включения метафоры в спектр научного интереса. Дальнейшее изучение метафоры определило основные аспекты этого интереса.

Как показывает опыт гуманитарных исследований, результаты перцептивного познания, не сводимы к жестким схемам и принципам, не регулируемы формально-логическими законами. Глубины подсознания не верифицируемы и умозрительно не выразимы. Необходимым же признаком достоверности рациональной деятельности, отраженной в языке описания реальности, была и остается ясность и последовательность смысловыражения. Синтез перцептивного и рационального предполагает подчинение обеих сфер познания единым организационным концептам, обеспечивающим устойчивость базовой терминологии и гарантирующим определенность средств научной коммуникации. Формализация понятийного пространства политической науки удовлетворяет потребность новой рациональности в передаче значимой информации, выходящей за пределы индивидуального самовыражения. Полисемантичность и метафоричность становятся характерными чертами современных способов вербализации научных знаний. Использование метафорических структур в процессе политологического смысловыражения демонстрирует направленность познания на синтез перцептивного, окончательно неотрефлектированного знания и неукоснительно подчиненного формально-логическим законам. Гибкость современного подхода позволяет избежать схематизма и догматизма, присущего «всеобъемлющему» рационализму.

Обращаясь к опыту оценки теоретико-методологической роли метафоры в Новое время, необходимо отметить, что тогда семантическая лабильность метафор негативно оценивалась в новоевропейской рационалистической традиции: метафора оказывалась несовместимой с преобладающими тогда представлениями о достоверном и истинном. Двусмысленность, иносказательность считались неуместными в научном познании.

В контексте современной теории познания мы можем иначе оценить познавательные возможности метафоры. Когерентная теория истины позволяет обосновывать достоверность метафорических выражений, опираясь на установление их рациональной приемлемости в том или ином контексте. Истинность содержания метафоры определяется посредством фиксации в нем когерентности наших представлений друг с другом. Эмпирическое подтверждение лишается своей доминирующей роли и всецело подчиняется системе представлений, той «концептуальной схеме», в которой оно производится. Таким образом, метафора рассматривается в современной науке как когерентно достоверная мыслительная структура. Ее языковое выражение находит широкое применение в области вербализации результатов комплексного перцептивно-рационального познания. Метафора выступает в качестве организационного принципа, модели современных познавательных процессов. Она отражает направленность новой научной рациональности на полисемантизм, дискуссионность и предоставляет возможности для изучения объектов высокой степени абстракции.

Метафоризация, получившая в новоевропейской философии статус художественного приема, на современном этапе развития политической мысли приобретает научную легитимность. На этом фоне правомерно было бы отметить тот часто не попадающий в поле зрения исследователей факт, что метафорическое мышление предполагает сознательную фиктивность - преднамеренное разделение смыслов на буквальные и гипотетические. Наличие же такой сознательной фиктивности принципиально невозможно в рамках мифологического мышления. Мифологический образ по своей природе целостен и органичен, его содержание считается носителями мифологических представлений не только бесспорно истинным, но и вполне реально существующим. А.Ф. Лосев, определяя специфику мифологического мышления, обращает внимание на то, что «мифологическая действительность есть подлинная реальная действительность, не метафорическая, не иносказательная, но совершенно самостоятельная, доподлинная, которую нужно понимать так, как она есть, совершенно наивно и буквально».

Таким образом, метафоризация - феномен интерсубъективного сознания, воссоздающий непосредственное смысловое поле значений между сознанием и предметами. Метафорические конструкции демонстрируют нередуцируемость, несводимость сознания, предметного мира, - цельность бытия. В них находит отражение «жизненный мир», объединяющий теоретические и практические знания. Метафора, попав в спектр философского анализа ещё в античности, продолжает и сейчас оставаться объектом пристального научного внимания в гуманитарных исследованиях. Его возникновение и длительное сохранение обусловливаются широкими возможностями метафорических средств выразительности: метафора допускает, с одной стороны, незавершённость, иносказательность знания, с другой стороны, его наглядность и ясность.

Появление метафор в языке науки обусловлено главной языковой функцией, а механизм метафоризации соответственно заложен в природе языка. Однако, по нашему мнению, было бы точнее определить научную метафоризацию не как использование новых смыслов, а как их производство. В этом смысле верным будет утверждение о том, что метафора не несет некий новый смысл, а порождает его.

Универсальность научной метафоры обусловливает ее стереотипность, понимаемую как важный параметр механизма метафоры, который «связан со способностью человека соизмерять все новое для него (в том числе и реально несоизмеримое) по своему образу и подобию или же по пространственно воспринимаемым объектам, с которыми человек имеет дело в практическом опыте». [6, c.182] Таким образом, стереотипность позволяет научной метафоре соизмерять новое, познаваемое с определенными жизненными эталонами, созданными человеческим опытом. Как показывают исследования, научная метафора ускоряет процесс постижения нового. Перефразируя известное высказывание А. Шопенгауэра, можно утверждать, что метафора «предуказывает путь для чужой мысли». Подобную идею высказывает В. Гейзенберг: «Физик нередко довольствуется неточным метафорическим языком и, подобно поэту, стремится с помощью образов и сравнений подтолкнуть ум слушателя в желательном направлении» [7, c. 218 ].

«Элита», «класс», «организм», «машина», «рынок» - все эти образы уже многие десятилетия призваны на простых примерах объяснять малопонятные или малоизученные явления. А объяснение это может быть корректным только в том случае, если «объясняемое» может быть похожим на «объяснимое» в ряде принципиальных позиций. Как заключают зарубежные исследователи, роль метафоры в расширении наших научных представлений становится легендарной, когда в своей модели атома «Бор использует структуру солнечной системы, Максвелл представляет электрическое поле через свойства жидкости, а атомы как бильярдные шары и т. д. Благодаря этим наглядным примерам легко убедиться, что даже наука не является образцом буквального языка, как считалось прежде: более того, метафора, живо присутствующая в процессах моделирования, обеспечивает развитие науки» [8, c.48].

Современный политический дискурс активно насыщается все новыми и новыми метафорами. В результате процесс заимствования метафорических образов приводит к активизации процесса терминотворчества, отвечающего динамике развития современного политического пространства как на международной так и на региональных аренах.

Исследования, посвященные политической метафоре, многоапектны. Большое значение в этих исследованиях имеет гносеологическая традиция различных регионов, позволяющая выделять национальные системы политической метафорики [9, c.162].

Как показывают уральские исследователи Э.В. Будаев и А.П. Чудинов в своей работе «Зарубежная политическая метафорология», подавляющее большинство современных исследований политической метафоры созданы в трех мегарегионах - в Северной Америке, в Центральной и Западной Европе и в странах бывшего соцлагеря. При этом ученые отмечают, что национальность и место проживания ученого далеко не всегда предопределяют его принадлежность к тому или иному направлению в исследовании политической метафоры.

Выделяя политическую метафорологию США, Центральной и Западной Европы исследователи концентрируют внимание на следующих отличиях в направлении исследований соответствующих исследовательских традиций.

Американская политическая метафорология как исследовательское направление получила мировое признание во многом благодаря исследованиям ее признанных лидеров Ї ранее упомянутого Джорджа Лакоффа и Майкла Осборна. Работы последнего по архетипичным метафорам оказали большое влияние на формирование политической метафорологии в США. В ходе исследования обращения политиков к целевой аудитории М. Осборн пришел к выводу, что в политической речи неизменно присутствуют архетипичные метафоры, позволяющие убеждать адресата политических посланий на основе использования образов природного цикла, света и тьмы, жары и холода, болезни и здоровья, мореплавания и навигации. Такие метафоры черпают силу из универсальных, вневременных архетипов и служат основой для понимания людьми друг друга и в то же время создают уникальный плацдарм для политического влияния.

Новый этап становления политической метафорологии тесно связан с развитием теории концептуальной метафоры в работах Дж. Лакоффа и М. Джонсона.

В соответствии с теорией концептуальной метафоры, в основе метафоризации лежит процесс взаимодействия между структурами знаний двух концептуальных доменов - сферы источника и сферы мишени. «В результате однонаправленной метафорической проекции (metaphorical mapping) из сферы источника в сферу мишень сформировавшиеся в результате опыта взаимодействия человека с окружающим миром элементы сферы источника структурируют менее понятную концептуальную сферу-мишень, что составляет сущность когнитивного потенциала метафоры» [10, c. 23-24].

Табл. 1. Примеры политических метафор

В своих работах Дж. Лакофф убедительно показывает, что концептуальные метафоры согласованы с определенной культурой и языком. Так, в частности, концептуальная метафора «спор - это война» согласована с базовыми ценностями культуры носителей английского языка. В данном случае метафора выступает не столько средством описания спора в понятиях войны, сколько традиционным способом осмысления спора. Нельзя не упомянуть тот факт, что в альтернативных культурах спор может рассматриваться как танец, где цель заключается в достижении гармонии танцующих, а не в победе над противником [11, c. 26-27]. Концептуальные метафоры, как показывает американский исследователь, выступают неотъемлемой частью культурной парадигмы носителей языка.

В типологии американских исследователей концептуальные метафоры разделяются на три основные группы: структурные, онтологические и ориентационные. В структурных метафорах когнитивная топология сферы-мишени является моделью для осмысления сферы мишени (argument is war), онтологические метафоры определяют абстрактные сущности путем очерчивания их границ в пространстве (mind is machine) или с помощью персонификации (inflation is eating our profits), ориентационные метафоры отражают оппозиции, в которых зафиксирован наш опыт пространственной ориентации в мире (good is up, bad is down).

Новацией американской политической метафорологии выступает также выделение визуальных политических метафор. Такого рода исследования показывают, что, например, в политической карикатуре политики могут представляться в разных образах: клоунами, спортсменами, акробатами так же часто, как и в вербализованных метафорах политического дискурса. В связи с этим исследователи невербальной метафорики Дж. Эдвардс, Е. Эль Рефайе, Р. Моррис приходят к выводу о том, что визуальная метафора Ї столь же значимый источник данных об общественном сознании, как и вербальная метафора. В условиях падения доверия граждан к официальным источникам массовой информации неформальная политическая коммуникация, и такие ее формы, как слухи, анекдоты, пародии, граффити и карикатуры, по мнению современных исследователей политической метафоры, «несомненно, играют заметную роль в процессе восприятия и понимания происходящего в политике, они позволяют ориентироваться в многообразии политических процессов и явлений, формировать отношение к ним, влияют на поведение людей в политике» [12, c. 90].

В европейской лингвистике современный дискурс-анализ политической метафоры представлен несколькими направлениями. Одним из наиболее популярных направлений стал критический дискурс-анализ, направленный на изучение способов воспроизводства социального, гендерного, расового или этнического неравенства. Важным инструментом обозначения этого неравенства является метафора. Так, европейский исследователь Е. Эль Рафайе, исследуя осмысление иммиграции в австрийской прессе в 1998 году, выявляет, что доминантные метафоры, используемые в то время в печати, изображают курдов как нахлынувшую волну, стихию, как преступников, армию вторжения. На основании подробного анализа исследователь сделал вывод: актуальный для того времени, «метафоры, которые мы дискриминируем», стали восприниматься как естественный способ описания ситуации [13, c.352].

Многокультурное своеобразие Европы и ее стремление к объединению инициировали повышенный интерес лингвистов к сопоставительным исследования политической метафоры. Такого рода исследования национальных политических дискурсов можно разделить на две группы. Первую группу объединяют исследования в области европейских дискурсов, во вторую группу входят публикации, концентрирующие внимание на сопоставление метафорики в европейских и неевропейских дискурсах.

Последнее направление наиболее пространно представлено работами Дж. Чартериса-Блэка. В своей монографии «Politicians and Rhetoric: The Persuasive Power of Metaphor» [14] автор подробно рассматривает метафорику ведущих политиков США и Великобритании: У. Черчилля, М.Л. Кинга, М. Тэтчер, Б. Клинтона, Т. Блэра и двух Дж. Бушей. Исследование продемонстрировало, что в основе риторики У. Черчилля лежал «героический миф», в котором Германия и Гитлер представлялись силами зла, контрастирующими с силами добра - Британией и ее союзниками.

При анализе дискурса М.Л. Кинга исследователь наблюдает иную картину. Его риторику пронизывает мессианский миф, который делал дискурс борца за права афроамериканцев похожим на дискурс религиозного пророка, а не политического деятеля.

Внимание к вопросу детального рассмотрения метафорического репертуара политиков, изменяющегося в зависимости не только от их индивидуальных особенностей, риторических задач, но и культуры, выгодно отличает политическую метафорологию Европы от ее аналога в Северной Америке.

Очевидно, что современная политическая метафорология как кросс-научное направление исследования политических метафор характеризуется полиметодологичностью и интенсивным эволюционированием. Синтез научных методик в рассмотрении политических метафор позволяет рассматривать предмет исследования в нескольких ракурсах. Тем не менее, вполне очевидно, что политическая метафорология нуждается в систематизации накопленного знания и создании стройной структуры, позволяющей исследовать политические метафоры в четкой системе координат, что даст возможность стимулировать появление новых результатов как в области политической практики, так и политической науки.

Систематизируя знание о роли метафор в политологическом дискурсе, считаем методологически обоснованным сконцентрировать внимание на формулировке типологии метафор, актуальных для современного политического языка. Предлагается дифференцировать системообразующие научные метафоры и спекулятивные научные метафоры как два ключевых типа метафор, актуальных для современного политического дискурса. В свою очередь, их гносеологический статус призваны характеризовать следующие определения.

Так, в качестве системообразующей научной метафоры мы будем понимать метафору, представляющую собой основу генерации нового знания за счет проекции широкого перечня аналогий и достижений из хорошо изученной сферы познания в малоизученную сферу на основе экстраполяции опыта более высокого уровня обобщения на более низкий уровень.

В то же время на контрасте с системообразующей метафорой спекулятивная научная метафора представляет собой единичную иллюстрацию опыта одной сферы познания за счет образа, заимствованного в другой сфере познания. Рассмотрим типологию на примере двух метафор различных типов.

В качестве иллюстрации предлагается взять одну из наиболее актуальных политических метафор XX-века - «политический рынок». Статус системобразующей метафоры «политический рынок» подчеркивает то, что при последовательно проводимой аналогии важное эвристическое значение для развития политологического знания приобретают такие производные метафоры (субметафоры) политического рынка, как «партийный дизайн» и, например, «политический франчайзинг», агентские отношения и «политический маркетинг», «политический капитал» и «партийный лизинг» и т.д.

Широкие экспликативные возможности указанных метафор способствуют адекватной интерпретации сущности политических явлений, тем самым способствуя развитию представлений исследователей о предпосылках, последствиях и вариантах решения гносеологических проблем, встающих перед политической наукой в наши дни. Одной из таких проблем выступает вопрос детального анализа функциональных аспектов и эвристического потенциала метафоры рынка как методологической основы теоретических и прикладных политических исследований.

В то же время статус политической метафоры «вертикаль власти» ограничен, он не проецируется вниз, на его основании не просматриваются отчетливые производные формы, способные служить адекватному описанию политической реальности. С другой стороны, мы можем отчетливо увидеть за рассмотрением «вертикали власти» в качестве производной метафоры ее «родительскую» метафору, а именно - политическую геометрию.

В этом ракурсе метафора «политическая геометрия» может выступать системообразующей по отношению к производным метафорам нижнего порядка.

Такой подход к типологизации метафор, актуальных для современного политического языка, позволяет сравнивать качество метафор по продуктивности в контексте того или иного политологического дискурса, что закономерным образом демонстрирует потенциал применения системообразующего статуса метафоры «политический рынок» в политических исследованиях.

Подводя некоторый итог, отметим, что политическая метафора, пронизывающая политическое сознание, достоверно характеризующая политические отношения и являющаяся структурным каркасом, обеспечивающим связность политического дискурса за счет проекции опыта интерпретации одного знания в плоскость другого на основании их сходства, в наши дни становится важной структурой современного политологического дискурса. Таким образом, метафора выступает в качестве примера «живой» языковой универсалии, обеспечивающей не только коммуникативный акт передачи информации, но и активизирующей мыслительную сторону процесса коммуникации, подталкивая мышление одного агента коммуникации в указываемом другим агентом коммуникации направлении. Таким образом, современная политологическая метафора является одновременно инструментом иллюстративно-описательного и активно-мыслительного процесса смыслопередачи научного знания от его создателя или носителя к стороне, воспринимающей это знание, что является одной из главенствующих тенденций активного развития понятийного аппарата современного политического дискурса, заимствующего термины, принятые для характеристики феноменов, актуальных для смежных областей знания.

Литература

1.Кара-Мурза Е.С. Лингвистическая экпертиза как процедура политической лингвистики // Политическая лингвистика. 2009. № 1.

2.Ван Дейк Т. К определению дискурса [электронный ресурс] // Режим доступа: URL: http://psyberlink.flogiston.ru/internet/bits/vandijk2.htm (дата обращения 15.02.2010)

3.Плотникова С.Н., Домышева С.А. Политическое дискурсивное пространство: принципы структурирования // Политическая лингвистика. 2009. №1.

4.Хохлов Д.В. Актуализация концепта volk в дискурсе объединения Германии (1989-1990) // Политическая лингвистика. 2010. № 1..

5.Тимофеева Л.Н. Политическая коммуникативистика: проблемы становления // Полис. 2009. № 5.

6.Телия В.Н. Метафоризация и ее роль в создании языковой картины мира. Роль человеческого фактора в языке. М., 1988.

7.Гейзенберг В. Шаги за горизонт. М., 1987.

8.Кузьмина М.А. Метафора как элемент методологии современного научного познания // Социологические исследования. 2006. № 2.

9.Будаев Э.В., Чудинов А.П. Зарубежная политическая метафорология: Монография / Урал. гос. пед. ун-т. Екатеринбург, 2008.

10.Будаев Э.В., Чудинов А.П. Зарубежная политическая метафорология: Монография / Урал. гос. пед. ун-т. Екатеринбург, 2008. С. 23-24.

11.Lakoff G. Don t Think Of An Elefant! Know your Values and Frame the Debate: The Еssential Guide for Progressives. White River Junction. 2004. С. 26-27.

12.Ворошилова М.Б. Кризис сквозь смех: метафорический образ мирового кризиса в русской политической карикатуре // Политическая лингвистика. 2010 № 1. С. 90.

13.El Rafaie E. Metaphors we discriminate by: Naturalized Themes in Austrian newspaper articles about asylum seekers // Journal of Sociolinguistics / 2001. Vol. 5. № 3. Р. 352.

14.Charteris - Black J. Politicians and Rhetoric: The Persuasive Power of Metaphor. Basingstoke, 2005.

Размещено на Allbest.ru