Используя свое высокое государственное положение, Победоносцев всеми мерами стремился нейтрализовать негативные тенденции политического развития России, противостоять надвигающемуся разложению государства. Однако дурные предчувствия так или иначе давали себя знать. Доказательство тому - одно из писем к Александру III: «Тяжело теперь жить всем русским людям, горячо любящим свое отечество и серьезно разумеющим правду жизни… Всем неравнодушным к правде людям очень темно и тяжело, ибо сравнивая настоящее с прожитым… видим, что живем в каком-то ином мире, где все точно идет вспять к первобытному хаосу, и мы посреди всего этого брожения чувствуем себя бессильными» Победоносцев К.П. Письма Победоносцева к Александру III. Стр.138.. Политическая интуиция, порожденная огромным опытом политической деятельности, Победоносцева не обманула.

Отражение последующего периода развития российской политической системы, когда приближение «первобытного хаоса» становилось все более очевидным, выпало на долю другого представителя государственно-охранительного консерватизма - М.О.Меньшикова.

По своим фундаментальным политическим ценностям Меньшиков несомненно стоит в одном ряду с Карамзиным, Катковым, Победоносцевым, закономерно продолжая их политическую линию. Его идеал - мощное, централизованное государство, сословная монархия с сильным аристократическим слоем. Но в этом ряду он занимает особое, по своему уникальное место. Меньшиков резко выделяется критическим настроением к существующему правительству и вектору государственного развития, которому правительство если не потворствует, то, по крайней мере, не противодействует должным образом.

На первый взгляд, такая ситуация выглядит парадоксально. Все предыдущие государственники - охранители были преданными служаками, редко позволяя себе критику властей, сами часто являлись представителями государственного официоза. Однако, если обратить внимание на изменившиеся исторические обстоятельства, в которых развивалось творчество Меньшикова - первые 17 лет ХХ века, то картина проясняется. Дух буржуазности, постепенно наполнявший Россию с 1861 года, дал, наконец, отчетливо выраженные плоды и привел к серьезным духовным, социальным и экономическим изменениям, которые Победоносцев лишь интуитивно предчувствовал. Государство стало слабеть как с внутренней, так и с внешней точки зрения. Это выразилось в революции 1905 - 1907 годов, деградации армии и ее поражении в японской войне, в обнищании существенной части народа, снижении уровня его физического здоровья, а также в сужении возможностей властей благотворно влиять на политическую ситуацию в стране.

В такой ситуации политическое мировоззрение Меньшикова не позволяло ему оставаться безгласным и абсолютно лояльным. И здесь мы сталкиваемся с важным обстоятельством. При определенных условиях, в период гибельного обессиливания государства представители государственно-охранительного консерватизма становятся в той или иной мере в оппозицию к правительству (конечно, в оппозицию справа), а угодливые сервилисты часто оказываются разрушителями государственности.

Меньшиков высказывает свои опасения со всей откровенностью, со страниц «Нового времени» буквально кричит о неведомом ранее для России положении, когда на глазах происходит «захудание человеческого типа в Великороссии, Белоруссии и Малороссии», когда «русский человек во множестве мест охвачен измельчанием и вырождением» Меньшиков М.О. Из писем ближнему. М., 1991. стр. 158.. Главную причину такого «измельчания» он усматривает в характере, принимаемом ходом обуржуазнивания страны, все более диктующим свою далеко не всегда праведную волю как народу, так и правительству.

С точки зрения Меньшикова реформа раскрепощения крестьян была обдумана и подготовлена недостаточно хорошо. Она «выпустила «на волю» десятки миллионов народа, предварительного обобранного, невежественного, нищего, не вооруженного культурой, и вот все кривые народного благосостояния резко пошли вниз. Малоземелье, ростовщический кредит… разливанное море пьянства… стремительный рост налогов, еще более стремительная распродажа национальных богатств в руки иностранцев и инородцев - все это привело к упадку духа народного, и физических сил его» Меньшиков М.О. Из писем ближнему. М., 1991. стр. 159.. Простым, ясным. обыденным языком Меньшиков рисует нелицеприятную картину постепенной деградации народа, одной из основных причин которой выступает расшатывание традиционных семейных устоев: «Ныне парень уже с 14 лет и раньше… ведет кочевой образ жизни по ночлежкам и трактирам около заводов. От худо кормленных… перепивающих мужиков нельзя ждать здорового потомства» Меньшиков М.О. Из писем ближнему. М., 1991. стр. 109.. Причем результаты подобного образа жизни уже налицо и вполне поддаются измерению: «Еще сто с небольшим лет назад самая высокорослая армия в Европе (суворовские «чудо-богатыри»), - теперешняя русская армия самая низкорослая…» Меньшиков М.О. Из писем ближнему. М., 1991. стр. 158.. А это обстоятельство уже напрямую свидетельствует о состоянии государственной силы. Для Меньшикова непонятно и горько, что «среди пустых и вздорных вопросов, которым занят у нас теперь парламент и интеллигенция, - у нас не замечают этого надвигающегося ужаса: вырождения нашей расы, физического ее перерождения в какой-то низший тип» Меньшиков М.О. Из писем ближнему. М., 1991. стр. 109..

Меньшиков со всей определенностью ставит проблему, которой в силу ее кажущейся излишней заземленности избегали его предшественники: что же дороже - абстрактные принципы свободы, красивые и модные модели экономического развития (то есть «принципы нашего века», о которых иронически писал Победоносцев) или элементарное физическое здоровье нации, без которых немыслима и реализация каких - либо принципов и моделей. Для государственника - охранителя ответ однозначен - конечно, второе, поскольку его высшая политическая ценность - государственное могущество - без крепкого народа невозможно. Меньшиков. Конечно. Не материалист: духовное здоровье нации для него не менее, а скорее более существенно. Однако, это вовсе не повод для принижения роли физического здоровья, вопросу, которому он придает глубоко философский характер, пытаясь обосновать его господствующую роль по отношению ко всем упорно насаждаемым потребительским ценностям. С позиций Меньшикова, бедность не страшна, если она не переходит ту черту, за которой начинается ее влияние на физическое здоровье. За пределами этой черты бедность становится нищетой, которая уже не может быть терпима в государстве, думающем о своем будущем. «Я согласен, - пишет он, - был бы видеть народ наш навеки в бревенчатых избах, в холщевых рубахах и в лаптях, но здоровым, сильным, долговечным, среди поднимающейся крепкой детворы… такова была древняя мужицкая Русь, создавшая Россию. Но то же население в пиджаках и кофточках, в общих казармах и подвалах, с землистыми желтыми лицами, чахлое, истеричное, захудалое - мне кажется уже просто не русским, не родным каким-то» Меньшиков М.О. Из писем ближнему. М., 1991. стр. 19..

Все это, по Меньшикову - изнанка той системы ценностей, того духа буржуазности, который захлестнул Европу и начинает захлестывать Россию. Культ наживы, бездуховность, эгоизм, жажда наживы любой ценой, зависть, стремление к потребительскому престижу - вот главные составляющие этого духа. «Если хоть на секунду отрешиться от сковывающего старые общества лицемерия и спросить: какое мы чтим божество? Какую власть? То культурнейшие страны обязаны ответить: …уважаемая власть - капитал» Меньшиков М.О. Из писем ближнему. М., 1991. стр. 165..

Поклонение деньгам и безудержный рост потребительских запросов приводят не только к материальному обнищанию определенной части общества, но и к духовному обнищанию всего общества. «Судьба «богатых» не менее трагична, чем судьба нищих» Меньшиков М.О. Из писем ближнему. М., 1991. стр. 27.. «Вся мысль, вся страсть современного культурного человека сосредотачивается на своей личности, и он впадает в ту форму помешательства, которая составляет общую почву всех других душевных заболеваний - в эгоизм» Меньшиков М.О. Из писем ближнему. М., 1991. стр. 28.. Для Меньшикова глубоко чуждо понимание эгоизма как естественного состояния человека, способствующего экономическому развитию. В эгоизме он видит «расстройство души», ведущее к моральной деградации. общество, построенное на эгоизме для него неприемлемо, а главное - бесперспективно. В таком обществе «чувство душевной близости людей исчезает», возникает ощущение дали от «человечества, страдания которого кажутся… презренными» Меньшиков М.О. Из писем ближнему. М., 1991. стр. 27.. Превратившаяся в новое божество и бурно развивающаяся техника только внешним образом, только по видимости сближает людей, сокращает расстояния. Внутренне же, в области духа делает их еще более далекими друг от друга, ибо «…все эти необходимые машинки все же только орудия основного двигателя - сердца, и раз оно отсутствует… много ли стоят эти хитрые машинки» Меньшиков М.О. Из писем ближнему. М., 1991. стр. 29..

Другая негативная, с точки зрения Меньшикова, черта буржуазного духа - это стремление к демократии и формальному равенству, что ведет к усреднению культурных стандартов, массовизации и утилизации культуры, к исчезновению подлинной аристократии Здесь Меньшиков во многом предвосхищает проблематику знаменитой работы Х. Ортега-и-Гассета «Восстание масс».. Если демократия и стремится к знанию, то «с корыстной целью, и поэтому истинное просвещение ей несвойственно» Меньшиков М.О. Из писем ближнему. М., 1991. стр. 66.. И напротив, «образованная жизнь завязывается обыкновенно в кругу аристократии, в касте жрецов» Меньшиков М.О. Из писем ближнему. М., 1991. стр. 65..

Действие этих негативных социальных факторов в Европе в какой-то степени смягчилось длительностью и постепенностью пути к буржуазным отношениям, предрасположенностью западного культурного типа к рациональному и индивидуальному образу жизни, проработанной правой системой, в основе которой лежало римское право. Однако, попытки перенесения в Россию внешних форм западного общежития давали совершенно карикатурные результаты. Меньшиков как язву русской жизни отмечает то вожделение, которое вызывает Запад у русского образованного общества, не имеющего достаточно оснований для своих сверхвысоких претензий и не способного удовлетворить их иначе, чем в ущерб народной массе и природным богатствам страны.

Помимо морального аспекта проблемы, подобная тенденция поведения русского образованного слоя подрывает саму жизнеспособность государства. Меньшиков - реалист. Он убежден, что борьба племен, двигавшая историю на всем протяжении ее развития, в ХХ веке не заканчивается. Иноземные угрозы различаются им вполне отчетливо. «Можно ли поручиться,… чтобы при подходящих условиях национальная сила, почувствовав обеспеченность победы, не использовала для себя столь редкий шанс» Меньшиков М.О. Из писем ближнему. М., 1991. стр. 171.. Для Меньшикова этот вопрос риторический. Страна всегда должна быть готова к войне, если ее руководители не авантюристы и не предатели. Его поражает расхожее в то время мнение, что цивилизованные народы воевать не будут, а Россия, мол, сейчас воевать даже и не может. «… как это великий народ не может воевать?... Народ всегда может воевать, если он еще народ, то есть если он не развращен до подлого рабства упадком веры, разложением трудовой и государственной дисциплины. Если же народ развращен до этой плачевной степени, то мировой Промысел, наблюдающий за свежестью жизни, непременно пошлет такому народу войну. Завяжется целый ряд войн, чтобы искоренить нечестие, чтобы очистить огнем и железом гангрену духа и вновь научить падший народ быть мужественным и достойным жизни» Меньшиков М.О. Из писем ближнему. М., 1991. стр. 128.. Степень готовности государства к войне является показателем его духовного и физического здоровья. Меньшиков, прекрасно разбиравшийся в военных вопросах, считал, что надлежащей готовности к войне нет, и одной из главных причин этого он называл «тесное коммерческое сближение с Европой», которое «европеизировало нас, но обрекло в то же время на экономическое рабство Западу» Меньшиков М.О. Из писем ближнему. М., 1991. стр. 42.. «Когда к нам вторгаются иностранные капиталы, мы знаем. Что не для нашей, а для своей выгоды они пришли в Россию, и что вернуться они нагруженные нашим же добром. Но товар иностранный есть скрытая форма капитала - он всегда возвращается за границу, обросший прибылью. сознавая это, не следует слишком жалеть, если Россия окажется замкнутой. Немного отдохнуть от иноземной корысти, немного эмансипироваться от Европы нам не мешает» Меньшиков М.О. Из писем ближнему. М., 1991. стр. 56.. Меньшиков не сомневался, что определенная степень изолированности России от Европы принесет гораздо больше пользы, чем неудобств. Исчезнет ряд модных товаров, зато оздоровится экономика в целом, вырастет уровень жизни низших слоев населения, возрастет степень независимости экономической политики государства - и все это не замедлит сказаться на боеспособности российской армии.

Пафос творчества Меньшикова был направлен, прежде всего, против пассивности и робости правительства в деле преодоления духовного и физического упадка государственной силы, в борьбе против в сущности своей антигосударственных способов реализации личных эгоистических интересов, разъедающих общенародную солидарность, наконец, в деятельности по утверждению культа элементарной порядочности и «благочестивого труда». «Правительство у нас, - пишет Меньшиков, - бесспорно плохо, но не тем, что мешает жить хорошо, а разве тем, что недостаточно мешает жить дурно. … Я множество раз видел полное равнодушие к бесчестности» Меньшиков М.О. Из писем ближнему. М., 1991. стр. 101.. Однако, он ни в коем случае не усматривает выход из сложившейся ситуации в каких-либо формах насильственного переворота. Как последовательный консерватор, он возлагает надежды, прежде всего, на духовное пробуждение России, которое неизбежно повлечет за собой укрепление государственного могущества. И в этом его критика справа прямо противоположна левой критике революционно ориентированной интеллигенции. Цель первой - восстановление и укрепление государственной силы без хаоса и анархии, цель второй - разрушение государства во имя чуждой идеологии.

Итак, главной особенностью политической философии государственно-охранительного консерватизма, наиболее видными представителями которого в дореволюционный период явились Карамзин, Катков, Меньшиков и Победоносцев, выступает подчиненность творчества этих мыслителей идеалу мощного централизованного государства, сословной самодержавной монархии, сущностным чертам политической системы, сложившейся в условиях петербургского периода развития отечественной истории. При этом в случае опасности покушения на этот идеал государственники-охранители могут выступать в качестве правой оппозиции правительственной политике, что наиболее зримо проявилось в деятельности Меньшикова. Преимущественная ориентация на решение конкретных политических задач ближайшего момента по охранению или восстановлению во всей полноте исповедуемых идеалов определили специфический характер интерпретации государственниками-охранителями таких наиболее общих черт консервативного мышления, как антирационализм и антииндивидуализм, а также антизападничество, как общей черты русского консерватизма. Указанная интерпретация предполагает чисто политический угол зрения. Антирационализм выступает, прежде всего, как приоритет практического опыта перед теорией в процессе принятия политических решений и не имеет в своем фундаменте глубокой философско-культурологической проработки проблемы пределов компетенции научного, рационального познания. Антииндивидуализм проявляет себя, в первую очередь как апология государственно-политического единства народа. антизападничество предстает в форме отрицания возможности заимствования западных политико-правовых и организационных моделей и образцов. Оно не носит принципиально-культурного характера. Запад не связывается напрямую с такими мировоззренческими принципами, как рационализм и индивидуализм. Глубокие корни, породившие специфику западной цивилизации, не выясняются, так же как остается достаточно непроясненным понятие «народного духа» по отношению к русскому народу, которое государственники-охранители часто используют. Соответственно и различие между русской и европейской организациями общественной жизни обосновывается практически исключительно фактическим материалом. Обстоятельных попыток демонстрации предопределенности этих фактов различными фундаментальными ценностями двух разных культур не предпринимается.

Исследование этой проблематики досталось на долю иного направления русской консервативной мысли.

Православно-русский (славянофильский) консерватизм

Философско-политическое мировоззрение, созданное усилиями таких русских мыслителей, как А.С. и Д.А.Хомяковы, И.В. и П.В.Киреевские, К.С. и И.С.Аксаковы, Ю.Ф. Самарин, Ф.И.Тютчев и другие, принято называть славянофильством. Нет сомнения, что перечисленные авторы испытывали глубокую симпатию ко всем славянским народам. однако. Свои основные выводы они базировали на анализе русской истории, на исследовании определяющих факторов формирования русской духовности, психологии и специфики характера именно русского народа в его неразрывной связи с православным мировоззрением. Экстраполяция этих выводов на все славянство выглядит недостаточно корректной. Поэтому рассматриваемое мировоззрение более точно соответствует формулировке, предложенной Д.Хомяковым: «православно-русское направление мысли».

Это направление мысли, безусловно, является консервативным, поскольку следование исторической традиции рассматривается как единственно верный путь социального развития со всеми вытекающими отсюда основными консервативными следствиями. «Славянофилы» посвятили свое творчество выяснению подлинной традиции русского народа, очищению ее от всего исторически случайного и наносного, определению путей ее возрождения и укрепления. Они поставили задачу разобраться в самых корнях русского народного духа, определяющих специфику поведенческого менталитета во всех областях жизни: от политической до бытовой. Их в первую очередь волновала проблема «народности», идентификации народных особенностей, вытекающих, прежде всего, их характера его веры, объяснения неустранимости, объективности принципиальных культурных различий разных народов (особенно Европы и России).

Государственно-политическая система России и выступала для славянофилов следствием русских национальных и вероисповедальных особенностей, и поэтому правомерно утверждать, что основной упор в своих изысканиях они делали на первый и третий элементы формулы «Православие. Самодержавие. Народность» - на православие и народность.

В своей теории славянофилы отталкивались от того главного тезиса, что внутренняя жизнь каждого народа «есть ни что иное, как развитие какого - нибудь нравственного или умственного начала, осуществляемого обществом, такого начала, которое определяет судьбу государств, возвышая и укрепляя их присущею в нем истиною, или убивая присущею в нем ложью…» Хомяков А.С. О старом и новом. М., 1988, стр. 110.. Без идентификации этих начал нельзя понять исторический путь и перспективы того или иного народа, наполнить понятие «народность» осмысленным содержанием.

В истолковании объема самого понятия народности славянофилы расходились между собой, и порой весьма существенно См: Киреевский И.В. Избранные статьи. М., 1984, стр. 322.. Достаточно строгую логическую базу под исследования, синтезирующую различные точки зрения, удалось подвести, пожалуй, только «последнему славянофилу», сыну главы этой философской школы - Д.Хомякову уже в начале ХХ века. С его точки зрения, под ним можно подразумевать принцип подхода к анализу социально-политических явлений, абстрагируясь от каких бы то ни было конкретных народностей. Этот принцип предполагает принципиальную самобытность культурного облика различных народов, складывающуюся благодаря специфическим условиям их зарождения и исторического пути, их географии и религии. Эта самобытность требует особого подхода к каждому конкретному народу, делает невозможным реализацию одних и тех же экономических и политических моделей в общественном бытии разных стран, предполагает уникальный стиль жизнедеятельности каждой нации.

«Признавая принцип народности, мы только признали то понятие, что она лежит в основании всяческой полезной, на пользу всего человечества, деятельности; или, говоря более точно, всякая частная деятельность как личная, так и народная, общечеловечески полезна, лишь когда она проникнута народной индивидуальностью: всякое же искание общечеловеческого, достижимого, будто бы, помимо народного, есть самоосуждение на бесплодие…» Хомяков Д.А. Православие, самодержавие, народность. Монреаль, 1982, стр. 225.. В этом смысле принцип народности выступает прямой противоположностью принципа универсальности, «безнародности», отрицающих существенность национальных различий, постулирующих унификацию всех сфер жизнедеятельности народов в исторической перспективе и навязывающего им одни и те же «лучшие» стандарты хозяйственного, политического и культурного устройства.

Принцип народности нацеливает на поиск таких способов решения встающих перед народом проблем, которые бы соответствовали, или по крайней мере, не противоречили устоявшемуся стилю жизни, характеру духовности, вековым традициям. С этих позиций политическая история менее всего должна быть похожа на копировальную машину. Признавать принцип народности - означает считать, что углубляющееся и расширяющееся разнообразие уникальных народных культур представляет собой безусловное благо, ибо открывает широкое поле перспектив развития человечества, и наоборот, движение народов к единому, универсальному культурному типу - обедняет историю, оставляя ей все меньше альтернативных возможностей, в конечном итоге заводя в тупик.

Кроме того, понятие народности можно рассматривать и в другой плоскости - как совокупность особенностей, формирующих в своей совокупности уникальное своеобразие конкретного народа. В этом случае в «народности» следует различать два уровня - «прирожденную типичность» и «культурный тип» Хомяков Д.А. Православие, самодержавие, народность. Монреаль, 1982, стр. 194..

Прирожденная типичность, независимая ни от каких культурных влияний и наслоений, не поддается строгому научному описанию. Исчерпывающая инвентаризация черт, ее составляющих, попросту невозможна. И тем не менее, она существует. Даже человек, оторвавшийся от народного быта, противопоставивший себя своему народу, при всем желании не способен утратить те особенности, по которым его соотечественники, основываясь на каких-то интуитивных признаках, почти безошибочно увидит в нем «своего», стоит ему лишь незначительным жестом выразить свою индивидуальность. прирожденную типичность можно устранить лишь вообще не соприкасаясь с родной почвой, либо в следующих поколениях. То же обстоятельство, что научные методы оказываются некомпетентными в индификации прирожденной типичности, не может служить основанием отрицания ее реальности. Прирожденная типичность познается другими способами - и творчество крупнейших национальных художников тому доказательство.

Что же касается культурного типа народа, то здесь наука получает более широкие возможности для раскрытия своего эвристического потенциала. И первым шагом исследовательского поиска в направлении его описания и объяснения как раз и выступает обнаружение тех «начал», раскрытием которых и является развитие народной культуры.

И.Киреевский выделяет три основные особенности, которые «дали отличительный характер просвещения Важно отметить, что славянофилы употребляли термины «просвещение» и «образование» практически как синонимы и понимали под ними ни что иное, как культуру. на Западе: особая форма, через которую проникало в него христианство, особый вид, в котором перешла к нему образованность древнеклассического мира, и, наконец, особые элементы, из которых сложилась в нем, государственность» Киреевский И.В. Избранные статьи. М., 1984, стр. 206.. Христианство проникало в Западную Европу через римскую церковь, а характерной особенностью ее было то, что «римские богословы занимались особенно стороною практической деятельности и логической связи понятий». Причем, при отделении от вселенской церкви эта особенность была абсолютизирована.

Культура дохристианского мира также пришла в Европу через Рим. «Между тем, Рим… далеко не был представителем всего языческого просвещения: ему принадлежало только господство материальное над миром, между тем как умственное над ним принадлежало и языку и образованности греческой» Киреевский И.В. Избранные статьи. М., 1984, стр. 207.. Открытие Западом духовных богатств древней Эллады в эпоху Возрождения не могло существенно повлиять на сформировавшийся культурный тип - было слишком поздно.

Что же касается государственности, то «… ни в одном из народов Европы «она» не произошла из спокойного развития национальной жизни и национального самосознания… Напротив, общественный быт Европы… почти везде возник насильственно, из борьбы на смерть двух враждебных племен: из угнетения завоевателей, из противодействия завоеванных и, наконец, из тех случайных условий, которыми наружно кончались споры враждующих, несоразмерных сил» Киреевский И.В. Избранные статьи. М., 1984, стр. 208.. Завоевательных характер рождения западных государств в совокупности с римским культом силы и формального права во многом предопределили индивидуализм как сущностную черту европейской культуры.

«Весь частный и общественный быт Запада основывался на понятии индивидуальной, отдельной независимости, предполагающей изолированность. Оттуда святость внешних формальных отношений, святость собственности и условных постановлений важнее личности. Каждый индивид - частный человек, рыцарь. Князь или город - внутри своих прав есть лицо самовластное, неограниченное, само себе дающее законы. Первый шаг каждого лица в общество есть окружение себя крепостью, из нутра которой он вступает в переговоры с другими независимыми властями» Киреевский И.В. Избранные статьи. М., 1984, стр. 121..

Кроме того, западный индивидуализм подпитывается естественным протестом против жесткой духовной дисциплины, насаждаемой католической церковью, требовавшей неукоснительного подчинения религиозным авторитетам. Католицизм с его ярко выраженной нацеленностью на «логицизм», «связь понятий» существенно повлиял и на воспитание другой важнейшей стороны европейской культуры - рационализм, поскольку «… римксая церковь в уклонении своем от восточной отличается именно тем же торжеством рационализма над преданием, внешней разумности над внутренним духовным разумом» Киреевский И.В. Избранные статьи. М., 1984, стр. 119.. Насаждению рационализма способствовала и римская образованность, в которой «наружная рассудочность брала перевес над внутренней сущностью вещей» Киреевский И.В. Избранные статьи. М., 1984, стр. 209. и формальность личных отношений, приоритет частных интересов над общими, эгоизм, основанный на односторонней рассудочности и расчете, как следствии формы образованности европейских государств.

Таким образом, рационализм и индивидуализм оказываются тесно взаимосвязанными и совершенно закономерными чертами западного типа культуры.

Русские же культурные начала не имеют корней ни в Риме, ни в язычестве, ни в завоевательной форме государственного строительства. Решающее значение на формирование особенностей народа на Руси оказало Православие. Оно легло на несформировавшийся культурный тип племени, находившийся у самых истоков своего существования и культурного развития. Если народы, населявшие Римскую империю, ко времени принятия Христианства имели высоко развитую культуру, уходящую корнями в Малую Азию, Египет, Древнюю Грецию, то духовный опыт Руси в аналогичной ситуации относительно этих народов был равен практически нулю. Если «варвары» европейского севера были густо пропитаны язычеством, то «русский народ заключал в себе наименьшую дозу культуры языческой, наименее развитое кумирослужение, совершенное отсутствие жреческого сословия…» Хомяков Д.А. Православие, самодержавие, народность. Монреаль, 1982, стр. 27.. Поэтому для народов Средиземноморья и Севера Европы прививка христианства, хотя и очень сильная, не смогла полностью нейтрализовать прежние культурные типы (антика, язычество) и привела к некоторому синтезу прежних культур и христианства, видоизменив на Западе ортодоксальную форму последнего. Русский же дух, еще практически не затронутый культурными влияниями, практически без остатка вложился в Православие, однозначно и ясно определив свои ценностный ориентации.

«Чисты христианские начала, действовавшие беспрепятственно на добровольно покорившиеся им племена словенские», предопределили совершенно особый угол зрения на все земное. Быт и хозяйство, войны и государство - оценивались исключительно с православной точки зрения. Эти оценки заложили фундамент самобытного стиля общежития, который Д.Хомяков назвал «бытовым Православием» - совокупностью установок регуляторов всех сфер общественной жизни и личной деятельности. «Понимание всего «иже в мiре» с точки зрения Христианства в его абсолютной чистоте - это есть бытовое Православие, которое вместе с Самодержавием и Народностью составляет девиз России…» Хомяков Д.А. Православие, самодержавие, народность. Монреаль, 1982, стр. 37.. Такое понимание не требует от каждого подданного огромного государства быть православным в церковно - догматическом смысле этого слова. Достаточным оказывается условие совокупности норм социальных взаимоотношений, вытекающих из Православия, но в то же время не противоречащих ни одной человеколюбивой религии.

Каковы же те черты, которые благодаря Православию отложились в духовном складе русского народа и социальной организации его жизни?

В области мышления Россия воспринимает традицию восточного христианства. «Учение святых отцов православной церкви перешли в Россию… вместе с первым благовестом христианского колокола. Под руководством их сложился и воспитался коренной русский ум…» Киреевский И.В. Избранные статьи. М., 1984, стр. 222.. Особенность восточно - христианского типа мышления состоит в том, что для него самое важное - это забота о правильном состоянии мыслящего духа, а не внешняя связь понятий. Восточные мудрецы «для достижения полноты истины ищут внутренней цельности разума: того … средоточия умственных сил, где все отдельные деятельности духа сливаются в одно живое и высшее единство» Киреевский И.В. Избранные статьи. М., 1984, стр. 221.. Восточный стиль мышления не знает характерной для Запада раздробленности - несвязанности между собой подходов к различным областям познания - религиозной, этической, эстетической, правовой, политической и так далее. Этой рассудочной раздробленности он противопоставляет цельность разума и единую основу всех видов творчества - религиозного, художественного, научного. Для такого типа мышления «истина», «добро» и «прекрасное» - не есть центральные понятия различных областей человеческого знания, а разные стороны единого идеала, религиозного в своей основе. Далеко не случайно синтез этих понятий нашел свое краткое выражение именно в русском языке в форме слова «правда».

В области социального общежития отличительной чертой русской истории является общинная форма бытия. «… воображая себе русское общество древних времен, не видишь ни замков, ни окружающей их подлой черни, ни благородных рыцарей, ни борющегося с ними короля. Видишь бесчисленное множество маленьких общин, …составляющих каждое свое особое согласие, или свой маленький мир: эти маленькие миры… сливаются в другие, большие согласия,… областные и, наконец, в племенные, из которых уже слагается одно общее огромное согласие всей русской земли…» Киреевский И.В. Избранные статьи. М., 1984, стр. 226.. Община стала возможной на Руси благодаря, прежде всего, незавоевательному характеру возникновения государственности, отсутствию покоряющих и покоривших племен. Вместе с тем, славянофилы усматривают и религиозные корни формирования общинной психологии. С точки зрения К.Аксакова, община - «это действо любви, высокое действо Христианства», поскольку вступающие в нее люди отказываются от своего эгоизмаСм.: Аксаков К.С. Краткий исторический очерк Земских Соборов // Русский вестник. 1992., № 17, стр. 13.. Самарин считал, что «в национальный быт славян Христианство внесло сознание и свободу, славянская община, так сказать, растворившись, приняла в себя начало общения духовного и стала как бы светскою, исторической стороной церкви» Кавелин К.Д. Наш умственный строй. М.; 1989, стр. 344..

Православная община выработала специфический, наиболее гармоничный принцип согласования интересов общественных и личностных. Если католицизм в какой-то мере подавлял личность незыблемым авторитетом папы и жесткой церковной дисциплиной, протестантизм, напротив, аппелировал к изолированному индивиду, то община строилась «соборностью», «единогласием» - «началом Словенским» Аксаков К.С. Краткий исторический очерк Земских Соборов // Русский вестник. 1992., № 17, стр. 13.. Социально значимое решение в общине выносится не отдельным лицом и не посредством подсчета голосов, поданных «за» и «против», оно является результатом процесса согласования всех точек зрения, определения идеального варианта и убеждения всех членов общины в его правильности. В идеале никто не должен быть против выносимого решения: «… люди должны сговориться, убедить друг друга, совещаться, согласоваться» Аксаков К.С. Краткий исторический очерк Земских Соборов // Русский вестник. 1992., № 17, стр. 13.. Добиться этого, разумеется, не просто, но принципиально возможно, если «сговаривающихся» не раздирает коренное противоречие, если хватает терпения, взаимодоверия, чувства солидарности, если главным движущим мотивом социального поведения личности не является эгоизм. В общине все перечисленные условия налицо - внутри нее нет враждующих партий, члены ее прочно связаны узами взаимопомощи и не имеют привычки ставить свой личный интерес выше общего. Причем личная скромность вовсе не унижает, а напротив, возвышает носителя этого качества. Общинный опыт не основан на культе личной свободы «и не может быть на ней основан, но он предполагает высший акт личной свободы и сознания - самоотречение» Кавелин К.Д. Наш умственный строй. М.; 1989, стр. 341.. Принципы соборности и единогласия славянофилы считают духовно более великими, чем принцип главенства большинства над меньшинством. «От немцев перешел к славянам обычай считать голоса, - писал А.Хомяков, - как будто бы мудрость и правда всегда принадлежали большему количеству голосов, тогда как действительно большинство зависит весьма часто от случая» Хомяков А.С. О старом и новом. М., 1988, стр. 365.. В возрождении и развитии принципов соборности и единогласия славянофилы усматривали залог плодотворности и бесконфликтности развития славянских общин, залог нейтрализации опасности чрезмерного возвышения личного, эгоистического интереса, сохранения социальной солидарности и цельности.

Цельный характер восприятия окружающей действительности и процесса её познания, общинный склад русского народа, просвеченные православным мировоззрением явились фундаментом, на котором строились конкретные особенности народного духа в бытовой, хозяйственной, юридической и политической сферах его бытия.

В бытовой сфере общность, соборность и православие породили такую сущностную черту русского характера, как привычку воспринимать других людей как братьев, независимо от их национальной принадлежности. «… тот, кто прежде всего в иноплеменнике старается видеть брата, а не чужого и уже только обращающий внимание на черты различительные, - тот человек сразу изобличает господство в нем христианско-православного начала, которое учит видеть в людях чужих - близких, таких же людей, как и мы сами…» Хомяков Д.А. Православие, самодержавие, народность. Монреаль, 1982, стр. 40.. Умение видеть в других близких отчетливо проявилось в русской истории. В процессе освоения Восточно - европейской равнины наши предки большей частью мирным путем сумели ассимилировать угро - финские и тюркские племена, да и в дальнейшем присоединение новых земель не приводило к гибели коренного населения - напротив, его представители получая такие же права, которые имелись у русских, очень часто оказывались во властвующем слое общества.

Характерными чертами бытовой психологии своего народа славянофилы также считали отсутствие зависти, скромность и вытекающее отсюда вполне определенное отношение к проблеме равенства - неравенства. «… никакая личность… не искала выставить свою самородную особенность как какое-то достоинство; но все честолюбие частных лиц ограничивалось выражением основного духа общества» Киреевский И.В. Избранные статьи. М., 1984, стр. 232.. Погоня за высоким социальным положением не свойственна православному типу мировоззрения. Неравенство для него естественно, если связано с выполнением особых обязанностей. «… для православного разнообразие прав, связанного с различением обязанностей не представляет никакого соблазна… Но, с другой стороны, православный никогда не возводит в принцип идею о неравенстве людей, основанном на ином начале, например, наследственности … ибо права без обязанностей ему совершенно непонятны» Хомяков Д.А. Православие, самодержавие, народность. Монреаль, 1982, стр. 50.. Православный человек чтит права служилого сословия, но с недоверием и презрением относится к родовитому бездельнику, эксплуатирующему заслуги своих предков. При этом почтение вызывает именно внутренняя сторона деятельности государственных людей, а вовсе не внешняя сторона их стиля жизни. Для этого типа сознания характерны недоумение по отношению к моде и отталкивание от роскоши. «Русский человек больше парчи придворного уважал лохмотья юродивого» Киреевский И.В. Избранные статьи. М., 1984, стр. 232.. Такой подход к оценке высших сословий полностью снимал проблему зависти со стороны низших.

В качестве специфической черты русского народного характера славянофилы отмечали также духовную неуспокоенность. Если западный человек, по мнению И.Киреевского, «почти всегда доволен своим нравственным состоянием. Русский человек, напротив того, всегда живо чувствует свои недостатки и, чем выше восходит по лестнице нравственного развития, тем более требует от себя и потому тем менее бывает доволен собою…» Киреевский И.В. Избранные статьи. М., 1984, стр. 234.. Особое внимание к своим грехам, но не достоинствам, порождало «молчаливую» окраску русской духовности, более внутреннюю, нежели внешнюю активность сознания, отсутствие стремления к назиданиям и навязчивому морализаторству по отношению в другим людям и народам.

Цельность стиля мышления и внутренняя активность сознания определяли и стиль деятельности, типичные для русского народа. Сравнивая его со стилем европейским, славянофилы замечали: «западный человек раздробляет свою жизнь на отдельные стремления, и хотя связывает их рассудком в единый общий план, однако же в каждую минуту жизни является как иной человек» Киреевский И.В. Избранные статьи. М., 1984, стр. 229.. Напротив, «… русский человек каждое важное и неважное дело свое всегда связывал непосредственно с высшим понятием ума и с глубочайшим средоточением сердца» Киреевский И.В. Избранные статьи. М., 1984, стр. 230.. Иными словами, любое действие для него должно быть направлено на нравственное совершенствование и вне этого условия не имеет смысла, даже вредно.

В полном соответствии с этим требованием находится проявление русского народного культурного типа в области хозяйственно - экономической деятельности. Здесь вновь со всей отчетливостью обнаруживается его отличие от западного культурного типа, причем в самом коренном, глубоко философском вопросе - о соотношении внутренней и внешней сторон человеческой деятельности. «Западный человек искал развитием внешних средств облегчить тяжесть внутренних недостатков. Русский человек стремился внутренним возвышением над внешними потребностями избегнуть тяжести внешних нужд» Киреевский И.В. Избранные статьи. М., 1984, стр. 232.. Православному сознанию свойственно непритязательность, способность удовлетворяться минимумом материальных средств и условий, позволяющих вести жизнь духовную, внутреннюю, отсутствие страсти к «излишним» материальным приобретениям, жаждой богатства. Поэтому, «если бы наука о политической экономии существовала тогда (в древней Руси - В.Г.), то, без всякого сомнения, она не была бы понятна русскому. Он не мог бы согласить с цельностью своего воззрения на жизнь особой науки о богатстве. Он не мог бы понять, как можно с намерением раздражать чувствительность людей к внешним потребностям только для того, что бы умножить их усилия к вещественной производительности. Он знал, что развитие богатства есть одно из второстепенных условий жизни общественной и должно поэтому находиться не только в тесной связи с другими высшими условиями, но и в совершенной им подчиненности» Киреевский И.В. Избранные статьи. М., 1984, стр. 232 - 233.. Богатство для православного мировоззрения не является самодовлеющей ценностью, а стремление к нему во что бы то ни стало выглядит показателем духовной нищеты и греха личности. Богатство может приобретать характер ценности, но не само по себе, а лишь как средство служению Добру, общественному благу, государству и народу, открывая для этого более широкие возможности. Но накопление его в ущерб другим этим мировоззрением отрицается, как и государственное устройство, предполагающее такой способ накопления.

Отсюда вытекает и весьма специфическое отношение к важнейшей экономической категории собственности. Если «… все здание западной общественности стоит на развитии … личного права собственности», а «самая личность … есть только выражение этого права», то «в устройстве русской общественности личность есть первое основание, и право собственности только ее случайное отношение… Общество слагается не из частных собственностей к которым приписывались лица, но из лиц, которым приписывалась собственность» Киреевский И.В. Избранные статьи. М., 1984, стр. 228.. С православной точки зрения личность самоценна вне зависимости от принадлежащей ей собственности, и человек должен оцениваться по своим духовным и душевным качествам, но не по материальному могуществу.

Таким образом, вопрос о собственности носит не чисто экономический, но во многом и этнический характер. Особенно отчетливо это проявляется по отношению к вопросу о земле. Православная убежденность в равенстве людей перед Богом приводит к мироощущению в необходимости равных прав на то, что «Богом дано». Поэтому «личная, абсолютная земельная собственность по существу своему не люба православной душе» Хомяков Д.А. Православие, самодержавие, народность. Монреаль, 1982, стр. 57 - 58., ибо земля не создана трудом человека и, следовательно, заявлять на нее исключительные права нет никаких оснований.

Свою специфику имеет и русское правосознание, взращенное общинно-соборными началами. По мнению А. Хомякова важнейшую его особенность составляет приоритет обязанностей перед правами: «себялюбие говорит о правах, братолюбие об обязанностях» Хомяков А.С. О старом и новом. М., 1988, стр. 366., поскольку свойственное православно братское отношение к другим заставляет в первую очередь думать о долге пред ними. И.Киреевский отмечает органический характер почитаемых на Руси законов в отличие от формально-договорного стиля римского, а в последствии западно-европейского законодательства. С его позиций, отечественные правовые нормы исходили из двух источников: «из бытового предания и из внутреннего убеждения», предпочитая святость предания логическому выводу; нравственность требования - внешней пользе См.: Киреевский И.В. Избранные статьи. М., 1984, стр. 226 - 227.. Поэтому «закон в России не сочинялся, по обыкновению только записывался на бумагу уже после того, как он сам собою образовывался в понятиях народа и мало - помалу, вынужденный необходимостью вещей взошел в народные нравы и в народный быт» Киреевский И.В. Избранные статьи. М., 1984, стр. 227.. Выдуманные же, искусственные законы, не выраставшие органически из вековых привычек, оставались лишь на бумаге, не затрагивая народное правосознание.

Государственно - политические проявления русского культурного типа занимают в творчестве славянофилов одно из центральных мест. В наиболее концентрированной форме характер их выводов по этой проблеме обобщил Д. Хомяков.

По его мнению, стиль отношения народа к власти делит мир на две половины: Восток и Запад. Человек Востока отдает приоритет высшим духовным интересам - он принципиально религиозен - поглощен своим внутренним миром и поиском его связи с абсолютным, Божественным началом настолько, что обращает внимание на земное лишь в той степени, в которой это необходимо для поддержания жизнедеятельности тела - материальной оболочки духа. Для него важен тот минимум бытовой обустроенности и автономности, которого достаточно для полнокровной жизни религиозной. «Если люди заняты каждый свои делом, которое они ставят выше интересов одного лишь «государственного благоустроения», тогда они уживаются с самыми простыми порядками, лишь бы им было свободно заниматься более высоким или более близкими им занятиями;… Точно также всякий народ, дорожащий верой и истекающим из нее бытом, гораздо менее занимается построением политически усложненных порядков, потому что он смотрит «поверх их» в более широкие горизонты, так сказать духовные. Но по мере материализации духа кругозор все более и более суживается и когда он уже не может подняться выше интересов одного лишь земного благоустроения, все внимание, весь интерес оным поглощается; и начинается погоня за политическим идеалом» Хомяков Д.А. Православие, самодержавие, народность. Монреаль, 1982, стр. 124 - 125..

Именно «суживание» кругозора до рамок почти исключительно материального интереса стало характерной особенностью человека Запада, наложившей существенный отпечаток на его государственною систему. Политические амбиции взяли вверх над жизнью религиозной. Столкновение многообразных материальных эгоизмов потребовало создание сверхсложной системы сдержек и противовесов, тотального взаимоконтроля. Человек Запада стал «человеком политическим». Понимание свободы у него свелось к стремлению неуклонно расширить свои возможности влияния на власть и участия во властвовании.

Напротив, человек Востока понимает свободу как возможность не быть поглощенным интересами политическими, которым в своей ценностной иерархии он отводит довольно низкое место. Человек Востока считает себя не слишком компетентным в политических проблемах, но вполне компетентным в духовной сфере. Между тем, известно, что в областях жизни, в которых люди плохо ориентируются, им необходимо авторитетное руководство, и наоборот, опека не нужна и вредна там, где люди сами разбираются во всех тонкостях предмета. Поэтому для Востока естественны авторитаризм в политическом строе и «республика» в духовном - «религиозная демократия», а для Запада - политическая демократия и «духовная диктатура» (непогрешимость и всевластность папы Римского). «На Востоке народы сдают власти дела государственные, ибо они для человека восточного второстепенны. Запад, наоборот, сохраняет ревниво за собой интересы государственные и в постоянной заботе о земном благоустроении жизни весь уходит в эту область, оставляя второстепенную область веры в руках духовных самодержцев» Хомяков Д.А. Православие, самодержавие, народность. Монреаль, 1982, стр. 155 - 156.. Строй жизни Востока - идеалистический, а Запада - материалистический.

Как утверждает Д. Хомяков, Россия не принадлежит полностью ни Западу, ни Востоку, хотя к последнему в духовном отношении она все-таки ближе, несмотря на разграничительную черту, проведенную христианством. Эта близость проявляется в отношении к политической сфере жизни общества в целом, и к государству в частности. «Если в ней (политике - В.Г.) видеть лишь одно из проявлений мирового зла, более или менее добросовестно старающегося себя так или иначе умерить, то участие в политике, являющееся лишь тяготою, не может быть привлекательно» Хомяков Д.А. Православие, самодержавие, народность. Монреаль, 1982, стр. 64.. А именно такой взгляд составляет вековую традицию русского народа, преимущественно ориентированного на религиозные и бытовые интересы. В Православной России большую часть ее истории не существовало культа земных благ и пафос борьбы за них не пользовался уважением в народном сознании. Человек всегда оценивался по этическим качествам, а не по степени политического влияния и богатства. Наиболее почитаемыми людьми на Руси были святые подвижники - отшельники, соотношение духовных и материальных потребностей которых совершенно не доступно понимаю западнически ориентированного сознания.

В такой социокультурной среде не мог не утвердиться приблизительно следующий взгляд на форму государственного устройства: «Тот строй, при котором, по возможности, менее необходимо каждому человеку государственничать, тот и будет несомненно наиболее православный или наименее неправославный» Хомяков Д.А. Православие, самодержавие, народность. Монреаль, 1982, стр. 48.. Православное понимание государственной формы рассматривает ее только как материальную оболочку, защищающее наиболее ценное жизнеобеспечивающее ядро - самобытную культуру. Естественно, что охраняемое дороже охраняющего. Поэтому, характер государственного устройства не абсолютизируется. Допустима любая форма, если на справляется со своими охранительными функциями.

По мнению славянофилов, в России сложилась совершенно определенная, исторически адекватная форма государственного строя - Самодержавие, которое было вызвано к жизни в первую очередь геополитическим положением страны и вытекающими из него военно - оборонительными задачами, необходимостью единой власти, способной на быстрые решения в критический момент. Однако, самодержавный строй правления органично вписался в систему ценностных ориентаций русской духовности. Не смешиваясь в дела духа и быта, самодержавие освободило подавляющую часть населения от участи в политике или, по крайней мере, свело его к минимуму.

В этой ситуации управляющий слой и прежде всего самодержец пользовались глубоким уважением в народной среде. Ведь служилые люди брали на себя «черную работу» по организации обороны и поддержанию внутригосударственного порядка, великую для православного человека тяжесть, связанную с необходимостью уничтожать врагов и карать преступников. «Тот, кто берет на себя, на пользу общую, подвиг орудования «мечем» и тем избавляет миллионы от необходимости к нему прикасаться, конечно, по идее (не всегда на деле) - подвижник, положивший душу свою за други свои…» Хомяков Д.А. Православие, самодержавие, народность. Монреаль, 1982, стр. 145 - 146.. Для православного власть никогда не была привилегией, но всегда бременем, и такое ее понимание составляет основу прочности и органичности самодержавного строя.