Социальная память в контексте модернизации общественного сознания: философский аспект

Размещено на http://www.allbest.ru/

СОЦИАЛЬНАЯ ПАМЯТЬ В КОНТЕКСТЕ МОДЕРНИЗАЦИИ ОБЩЕСТВЕННОГО СОЗНАНИЯ: ФИЛОСОФСКИЙ АСПЕКТ

к.соц.н., доцент, Белорусский государственный экономический университет

Ключевые слова: социальная память, глобализация, модернизация общественного сознания.

Keywords: social memory, globalization, modernization of public consciousness.

социокультурная модернизация сознание война память

Исторически Большая Евразия представляет собой основу цивилизационного развития человечества, обеспечивая динамику его экономического и социокультурного развития за счет использования своих практически неисчерпаемых, как представлялось, ресурсных возможностей. Однако глобализация, которая принудительно конституировала новые критерии национальной конкурентоспособности, существенно изменила как ценность определенных ресурсов, так и механизм их практического использования. В новых исторических условиях значительно снизилось значение материальных факторов, но возросла роль нематериальных ресурсов, обусловливающих качество национального и цивилизационного развития в современном мире. Именно поэтому во всех постсоветских странах, фактически следующих по пути догоняющей модернизации, значительное внимание, как политической элитой, так и экспертами уделяется вопросу интенсификации воспроизводства и использования нематериальных ресурсов.

В контексте решения данной задачи актуализируется проблема социокультурной модернизации общественного сознания общества, нацеленная на создание благоприятных условий устойчивого воспроизводства нематериальных ресурсов. В политическом аспекте безусловная актуальность и необходимость данной цели обусловлена задачей формирования единой нации на основе ценностей патриотизма, социальной ответственности, сохранения своей культуры, собственного национального кода. При этом в качестве базового компонента политогенеза в постсоветском контексте эксперты рассматривают национально-культурные корни национальной идентичности, которые интерпретируются в качестве важнейших факторов успешного обеспечения как политики модернизации, так и социально-экономического прогресса страны в глобализированном мире.

Однако в условиях глобализации любое государство не только получает дополнительные возможности для своего социально-экономического и научно-технологического развития, но и сталкивается с новыми вызовами и угрозами различного характера (военного, демографического, экономического, социокультурного и т.д.), способными константно создавать серьезные трудности для функционирования базовых социальных институтов. С одной стороны, речь может идти о столкновениях геополитических и экономических интересов различных акторов разной интенсивности и формы (государств, военно-политических блоков, транснациональных компаний и т.д.). С другой стороны, актуализируется проблематика генерирования идеологических и этноконфессиональных конфликтов в современном обществе, раскалывающих его политическое и социокультурное пространства. При этом, как показывает опыт дезинтеграционных процессов в новейшее время, деструктивные процессы могут быть искусственно инспирированы различными акторами (как внутри страны, так и за ее пределами), заинтересованными в дестабилизации социально-политической ситуации ради групповых политико-идеологических или экономических интересов (как представляется, подобная ситуация наблюдается в Кашмире, Косово, Приднестровье). В ситуации генерирования деструктивных процессов идеологического и социокультурного характера возникает целый комплекс проблем, связанных с их выявлением, идентификацией, оценкой и элиминированием из пространства общественно-политической жизни страны. Для иллюстрации данного тезиса на постсоветском пространстве можно найти множество ситуаций и примеров, когда импортируемые конфликтогенные мифологемы и идеологемы достаточно быстро размывали символическое основание легитимационных практик, связывающих жизненное пространство индивидов с институциональным политическим порядком.

В этом контексте задача модернизации общественного сознания посредством актуализации аксиологического базиса менталитета народа и его культурных традиций может столкнуться с определенными сложностями. Подобная ситуация требует от любого государства как адекватной оценки возникающих рисков, так и выработки мер по противодействию деструктивным процессам в самых разных сферах социума. Так, в качестве одного из источников подобных рисков можно рассматривать «войны памяти», определяемые экспертами как «особый компонент или даже особая форма идеологической войны» Чураков Д.О. Учебник истории и «войны памяти» на постсоветском пространстве // Преподаватель XXI век. 2013. - № 3. - С. 21., которая способна создавать зоны напряжения в социокультурном пространстве практически любого общества. Потенциал и параметры проявления возможной деструктивности в социокультурной сфере во многом определяются социальной памятью, представляющей собой квинтэссенцию исторического опыта и жизненной мудрости народа. Поэтому для любого государства учет специфики социальной памяти народа или отдельных этнических групп, занимающих в структуре общества весомое место, при разработке и реализации внутренней политики является обязательным условием, гарантирующим достижение заявленных целей национального развития.

В философском дискурсе проблемное поле, которое описывает категория «социальная память», включает в себя семейные нарративы, мифологемы, социальные ритуалы, культурные практики, идеологические конструкты, памятники, что превращает ее в сложный и многоаспектный термин. Как представляется, одним из наиболее разработанных теоретических подходов к исследованию социальной памяти является культурно-семиотический, который трактует данный феномен как культурный продукт, имеющий текстовую природу и представленный совокупностью канонических текстов и способов их декодирования. В таком контексте память выступает как надиндивидуальное семантическое и семиотическое образование, составная часть пространства семиосферы и фактор множественных социальных коммуникаций. Она выступает как пространство размещения знаков и символов, для функционирования которого необходимы как универсальные правила их записи и чтения, так и индивиды, способные раскрывать их утилитарные и символические значения. В такой трактовке социальная память выступает как опосредованная знаковыми системами реконструктивная форма сохранения исторического прошлого, который в любой момент может быть актуализирован в политических, идеологических, познавательных и дидактических целях.

В современном обществе память аккумулируется и транслируется посредством средств массовой коммуникации, создающих общие смысловые рамки для индивидуальных траекторий существования. Это позволяет рассматривать социальную память как конструкт, который «используют для анализа репрезентаций прошлого и его конструирования через медиа памяти - книги, фильмы, монументы, церемонии и т.д.» Сафронова Ю.А. Третья волна memory studies: Двадцать три года против шерсти // Политическая наука. 2018. - № 3. - С. 17.. В общем культурном пространстве социума память образует различные смысловые поля с собственными концептосферами, которые генетически и функционально взаимосвязаны между собой. Это позволяет рассматривать прошлое в качестве коллективно сформированного (или коллективно прожитого) феномена, который оказывает влияние как на конструирование идентичности самого индивида, так и на формирование и трансформацию коллективных идентичностей.

Благодаря своей пластичности социальная память обладает способностью исторически изменяться, формируя в сообществе различные типы представлений о прошлом - от реалистичных оценок прошедших эпох до образчиков ангажированного исторического мифотворчества. Однако исторический процесс в современном обществе, как отмечает Е.В. Романовская, отличается конфликтогенностью и травматичностью, что приводит к деструкции социальной памяти и разрушению механизмов коллективной идентификации: «Общество вытесняет из памяти болезненные события и социальные потрясения: страдают от расщепления памяти не только индивиды, но и общество в целом. Разрывы в памяти приводят к тому, что люди теряют связь с прошлым и свою идентичность» Романовская Е.В. Травмы социальной памяти и психоанализ // Известия Саратовского университета. Сер. Философия. Психология. Педагогика. 2011. - Т. 11, вып. 4. - С. 42..

Если актуализировать специфику Большой Евразии, то, как полагает известный казахстанский историк Ж.Б. Кундакбаева, для «современного казахстанского общества характерно синхронное существование мифов различных эпох. Это неудивительно, если учесть, что поле казахской идентичности утратило гомогенность, произошли мощные социокультурные разломы, постепенно кристаллизирующиеся в разные субкультуры, идеологические течения институционального и неформального толка, в основе которых - дифференциация типов мышления, отношения к прошлому и современным реалиям» Национальные истории на постсоветском пространстве / Под ред. Ф. Бомсдорфа, Г. Бордюгова. - М.: Фонд Фридриха Науманна, АИРО-ХХI, 2009. - С. 273.. Подобная дискретность социальной памяти, как представляется, характерна для всех постсоветских стран, для населения которых современная эпоха стала не только временем достижений, но и набором масштабных исторических и культурных травм.

В методологическом аспекте особое значение имеет концепция коллективной памяти, разработанная выдающимся немецким египтологом и историком культуры Яном Ассманом. Для него коллективная память выступает в качестве универсального хранилища культурных смыслов общества, благодаря которому «мир повседневности дополняется, или расширяется, измерением отвергнутого и потенциального, так что память возмещает урон, претерпеваемый бытием от повседневности» Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. - М.: Языки славянской культуры, 2004. - С. 60.. Несколько иначе на данный социальный феномен смотрит Патрик Хаттон, для которого он выступает как «сеть привычек, стереотипов мышления, условностей и лингвистических протоколов, которые сообщают смысл любой исторической ситуации» Хаттон П. История как искусство памяти. - СПб.: Владимир Даль, 2004. - С. 378-379..

В структуре социальной памяти Ян Ассман выделил два различных составных элемента, различающихся между собой содержательно и функционально: культурную память и коммуникативную память.

Культурная память обеспечивает фиксацию определенных моментов в историческом прошлом сообщества, используя для этого канонические тексты, культурные практики, устойчивые объективации, коммеморацию и символические кодировки. В качестве атрибутов культурной памяти выступают сакральность и мифологичность, обусловливающие для профанов ее определенную символическую закрытость. Как писал Ян Ассман, она «не распространяется сама собою, а нуждается для этого в специальной заботе» Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. - М.: Языки славянской культуры, 2004. - С. 57., функционально возлагаемой на особую институционализированную группу в структуре общества (эксперты, журналисты, священнослужители, учителя, писатели и др.). Однако в условиях глобализации происходит существенная трансформация «содержания, структуры, иерархии и конфигурации составных частей и элементов, смысловых полей, границ культурной памяти локальных групп. В результате чего сочетание разных образов мышления и поведения, различных коммеморативных практик становится не только условием сосуществования различных социокультурных общностей, но и может создавать потенциально конфликтогенные зоны» Головашина О.В., Линченко А.А., Аникин Д.А. Динамика культурной памяти как предмет исследования: подходы и решения // Вестник Тамбовского университета. Серия Гуманитарные науки. 2018. - Т. 23, № 174. - С. 191..

Коммуникативная память является особым типом коллективной памяти, который имеет специфичную природу, социально-психологические условия появления и развития. Она формируется в контексте межличностного взаимодействия в повседневной жизни, непосредственного социального опыта и эмоционально окрашенных личных воспоминаний. Память поколения, которая «возникает во времени и проходит вместе с ним, точнее, со своими носителями» Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. - М.: Языки славянской культуры, 2004. - С. 52., является типичным воплощением коммуникативной памяти. Поэтому она имеет временный, преходящий характер, сохраняя свою актуальность только в качестве продукта определенного социального контекста. Существование коммуникативной памяти как реального социального феномена неразрывно связано с конкретными хронологическими рамками социального бытия соответствующего носителя - конкретной возрастной когорты. Воспроизводство и ретрансляция коллективной памяти возможна только в едином интерсубъективном поле поколения, выступающем как специфичное сообщество, самоидентификация которого связана со значимыми историческими событиями, происходившими в определенное время и на определенной территории. Носителями коммуникативной памяти являются все участники социальной группы, которые ее формируют, разделяют, артикулируют и поддерживают. В данном случае важно то, что именно благодаря коммуникативной памяти место рождения индивида конституируется в важнейший компонент аксиосферы как индивида, так и сообщества, определяемый концептом «Малая Родина».

Как полагает Ян Ассман, фундаментальное различие между коммуникативной и культурной памятью «связано с различием между повседневностью и праздником, между профанным и сакральным, между эфемерным и прочно­обосновывающим, между частным и общим, и что это различение как таковое имеет свою историю» Там же, с. 61.. Поэтому по-разному конституируются социальные рамки различных типов социальной памяти. Так, коммуникативная память воспринимает прошлое и настоящее как единое смысловое целое, не разделенное никаким временным разрывом. Однако культурная память предполагает институционализацию, дистанцирование от мира повседневности и устойчивые объективации посредством канонизации исторического прошлого. В данном случае в гносеологическом аспекте, раскрывающим связь социальной памяти и исторического процесса, можно актуализировать методологическую установку известного немецкого философа Райнхарта Козеллека, который писал: «История (Historie) способна понимать постоянно изменяющееся и новое лишь тогда, когда она знает традицию, в которой скрыты долговременные структуры. Их выявление и изучение позволяет превратить исторический опыт в историческую науку» Козеллек Р. «Пространство опыта» и «горизонт ожиданий» - две исторические категории // Социология власти. 2016. - Т. 28, № 2. - С. 171..

В силу объективных причин периодически каждое поколение покидает историческую арену, что приводит к трансформации коммуникативной памяти, которая становится предметом историографических и политических интерпретаций и реконструкций. Поэтому продолжительность существования коммуникативной памяти как актуального социокультурного феномена немецкий исследователь определяет в 40 лет. Выход за эти временные рамки означает изменение статуса личных воспоминаний, которые становятся основанием для формирования нового этапа письменной традиции сообщества. В этом процессе они лишаются уникальных особенностей и приобретают универсальный характер, становясь основанием для стандартизированных мифологем национальной истории.

Однако в условиях постсоветского общества для социальной памяти как в самом процессе, так и в его объективациях таятся определенные опасности, связанные с актуализацией потенциально конфликтогенных идеологизации и мифологизации исторической рефлексии (как, например, в современном украинском обществе). Следует подчеркнуть, что многие известные постсоветские историки (Ж.Б. Абылхожин, И.В. Ерофеева А.А. Коваленя, Ж.Б. Кундакбаева, А.М. Литвин, Н.Э. Масанов, А.О. Чубарьян и др.), неоднократно подчеркивали опасность дилетантизма в истории (в первую очередь, если подобные варианты альтернативной истории конструируют отдельные представители культурной элиты общества). К сожалению, на постсоветском пространстве исторические манипуляции и «войны памяти» достаточно широко распространены, т.к. они позволяют элитам решать собственные задачи в сфере политики. Так, они обеспечивают политическую мобилизацию населения, способствуют девальвации символического капитала оппонентов, легитимируют притязания на власть без опоры на легальные правовые нормы и формализованные процедуры.

Следует особо отметить, что в любом постсоветском обществе лейтмотивом программы модернизации общественного сознания, предполагающей синтез современных и традиционных установок и ценностей, должен быть принципиальный отказ от какого-либо политического волюнтаризма, идеологического монополизма и радикализма, исторически скомпрометировавших себя в эпоху новейшего времени. Соответственно, государство должно элиминировать из социокультурного пространства общества как радикальные идеологемы, так и их рецепции, представленные в каких-либо художественных формах (в том числе и те, которые конструируются на основе каких-либо видов социальной памяти).

Таким образом, в условиях глобализации для постсоветских стран политика модернизации общественного сознания актуализирует бережное отношение к истории и национальным традициям, рассматриваемым в качестве базовых компонентов национальной конкурентоспособности и реализуемым в культурной политике государства. При этом особый интерес представляет как конструирование содержания данного направления политики государства, так и механизмы ее реализации в современном обществе с учетом как реальных, так и гипотетических вызовов и угроз.

Размещено на Allbest.ru