Размещено на http://www.allbest.ru/

1

1

От «звериной философии» к медицинской генетике: евгеника в России и Советском Союзе

Меркулова К.Э.

Данная статья представляет собой обзор трёх хорошо различимых периодов в развитии российской евгеники: имперского (1900-1917), большевистского (1917-1929) и сталинского (1930-1939). Зародившись в начале века как особый подход к обсуждению вопросов наследственности, разнообразия и эволюции человека, в первые советские годы евгеника быстро оформилась в самостоятельную научную дисциплину со своими обществами, исследовательскими учреждениями и периодическими изданиями, и оказала значительное влияние на широкий спектр медицинских вопросов, здравоохранение и социальную политику. На рубеже 1920-30-х гг., в период сталинского "великого перелома", евгеника подверглась критике как "буржуазная" наука и занимавшиеся ею учёные переименовали её в "медицинскую генетику". После краткого периода успешного роста в начале 1930-х гг. медицинская генетика была заклеймена как "фашистская" наука, и к концу десятилетия исследования в этой области практически прекратились. Основываясь на опубликованных работах и архивных материалах, данная статья рассматривает причины столь необычной, по сравнению с другими странами, траектории развития российской евгеники.

«Звериная философия»: евгеника в имперской России

Первый русский перевод "Наследственности таланта" Фрэнсиса Гальтона появился в 1874 г., но в последующую четверть века евгенические идеи не вызвали особого интереса в России: другие работы отца-основателя евгеники так и не были опубликованы. В Российской империи отсутствовали необходимые социально-экономические условия, способствовавшие возникновению такого интереса в других странах.

Огромная, малонаселенная, аграрная, самодержавная, поликонфессиональная и многонациональная - как на уровне населения, так и на уровне правящих элит - страна не давала ни материала для изучения, ни восприимчивой аудитории для евгенических идей о биологическом вырождении, падении темпов рождаемости, расовом смешении, социальной деградации и перенаселении. Хотя профессор Медико-хирургической академии В.М. Флоринский (1866) озвучил их ещё в 1865 г., идеи "улучшения человечества" не вызвали в России дискуссий, не говоря уже об организованном движении. В течение первых двух десятилетий ХХ в., когда началась институциализация евгеники в Западной Европе и Северной Америке, ситуация изменилась: евгенические идеи стали проникать в Россию и обсуждаться в научном сообществе и среди образованной публики. В 1900-1917 гг. были опубликованы переводы работ многих зарубежных сторонников евгеники (cм., например: Рутгерс, 1909; Давенпорт, 1913 и др). Зарождавшиеся в России профессиональные сообщества психиатров, юристов, педагогов, антропологов, гигиенистов и биологов внимательно изучали идеи своих западных коллег, обращаясь к евгенике в её различных ипостасях -- научной, идеологической, политической - в специализированных и популярных изданиях (cм., например: Юдин, 1914). Будущие российские евгеники были хорошо информированы о разнообразных подходах к вопросам "улучшения человечества", разработанных в других странах, и могли выбирать из множества доступных идей, щедро перемешивая французскую puericulture с немецкими Rassenhygiene и Fortpfl anzungshygiene, англо-американскую eugenicsс французской antropologie sociale, немецкую Sozialpathologie с французской eugenetique. По аналогии со словом "зоотехника" они предложили термин "антропотехника", часто заменявший в их работах соответствующие иностранные названия евгеники (Крживицкий, 1912, 1914; Тимирязев, 1912; Аноним, 1914).

Хотя российские евгеники активно заимствовали идеи западных коллег, в том, что можно назвать "российским подходом", было несколько особенностей. Большинство комментаторов критиковали расовый и классовый компоненты немецкой расовой гигиены и англо-американской евгеники. Многие, как и их французские коллеги, делали акцент на роли окружающей среды / образования / воспитания. Они отказывались от "негативных мер" (будь то стерилизация или сегрегация), популярных в американской, немецкой и скандинавской евгенике, как средство избавления от таких "социальных болезней", как алкоголизм, венерические заболевания, туберкулез, проституция и преступность, предлагая в качестве альтернативы улучшение социальных условий, перевоспитание и профилактическую медицину.

Наука и идеология: евгеника в большевистской России

До Октябрьской революции 1917 г. понятие евгеники использовалось различными деятелями (врачами, юристами, биологами и т. д.) и наполнялось различным содержанием, но евгеника не смогла ни стать основой организованного движения, ни институализироваться в России. Ситуация кардинально изменилась после революции. В течение всего нескольких лет евгеники создали научные общества, исследовательские учреждения и периодические издания и ввели евгенику в учебные планы школ и университетов. И, как показывает пьеса Третьякова, к середине 1920-х гг. евгенические идеи стали предметом дискуссий в общественных, литературных и театральных кругах. Из всех профессиональных групп, интересовавшихся вопросами евгеники в дореволюционный период, именно генетики возглавили eё институциализацию в большевистской России. Как и везде в мире, институциализация евгеники шла рука об руку с институциализацией генетики и, как убедительно продемонстрировал Марк Адамс (Adams, 1989a), два отца-основателя генетики, Кольцов и Филипченко, сыграли решающую роль в этих процессах.

В конце 1916 г. Кольцов создал в Москве Институт экспериментальной биологии (ИЭБ), где планировал организовать генетическую лабораторию. После революции он потерял фонды и благотворителей, поддерживавших институт, и приложил немало усилий, чтобы найти покровителей в учреждениях новорождённого большевистского государства: Народном комиссариате земледелия (Наркомзем), Наркомпросе и Наркомздраве (Adams, 1980). Сотрудничество Кольцова с Наркомздравом оказалось особенно плодотворным. Нарком здравоохранения врач-большевик Н. А. Семашко был активным сторонником социальной гигиены и главной движущей силой её институциализации в советской России10. Учитывая популярность евгеники среди российских гигиенистов, вряд ли стоит удивляться тому, что евгеника нашла свое первое пристанище в Государственном музее социальной гигиены Наркомздрава, организованном в январе 1919 г. (Мольков, 1924). В музее была создана научно-консультативная группа по "биологическому вопросу", охватывавшему "общую биологию, физиологию, антропологию и расовую гигиену", членом которой стал и Кольцов. Многие врачи, занимавшиеся проблемами наследственных заболеваний, также включились в евгенические исследования и пропаганду. Ещё в 1922 г. профессор Киевского университета А.А. Кронтовский создал "Бюро по изучению наследственности человека". Три года спустя он опубликовал 200-страничное руководство для изучения патологической наследственности и конституции человека (Кронтовский, 1925). В 1920-е гг. медики горячо обсуждали роль "наследственной конституции" в этиологии различных заболеваний, от туберкулеза до шизофрении (ср.: Лифшиц, 1924; Давиденков, 1925; Юдин, 1926). В 1927 г. Московское общество невропатологов и психиатров учредило Генетическое бюро для изучения наследственных заболеваний под руководством известного невролога С.Н. Давиденкова (1928).

«Взлет и падение» медицинской генетики: евгеника в сталинской России

Новая атака на евгенику отражала глубокие изменения в экономической, идеологической и политической жизни, вызванные новой революцией - "революцией сверху" (Tucker, 1990). 1929 г., "год великого перелома", был отмечен кардинальными переменами во всех сферах жизни страны: коллективизация, индустриализация, а также выполнение амбициозного первого пятилетнего плана. Практически все наркомы были заменены доверенными Сталина, в том числе был смещён и Семашко.

"Революция сверху" значительно ограничила автономию и авторитет, которыми пользовалось научное сообщество в 1920-е гг., и привела к быстрой сталинизации советской науки. Печально известное Шахтинское дело 1928 г. ознаменовало окончание периода, когда специалисты играли роль советников и экспертов во всех сферах жизни страны. Эта роль теперь полностью отдавалась партийным бюрократам и идеологам, а профессионалы обязаны были лишь следовать директивам партаппарата. Уже первая волна марксистской критики в 1925-1927 гг. заставила евгеников задуматься об идеологической опасности, сопряжённой с их исследованиями. Многие из них стали избегать самого слова "евгеника". В конце 1925 г. Филипченко добавил слово "генетика" к названию своего Бюро по евгенике, и с этого времени был соответственно переименован и его журнал, прекративший публиковать работы по евгенике и наследственности человека, сосредоточившись исключительно на генетике растений и животных. В 1928 г. Филипченко окончательно убрал слово "евгеника" из названия и бюро, и журнала.

"Великий перелом" усугубил эту тенденцию. I Всесоюзный съезд по генетике и селекции в январе 1929 г. собрал около двух тысяч участников. Но на нем не было ни одной сессии, посвящённой генетике человека. Единственный доклад, озаглавленный "Наследственные болезни", был посвящён болезням животных. А единственный доклад, в котором человек был упомянут как объект исследования, был представлен на заседании по генетике домашних животных гинекологом А. А. Шороховой. В выступлении, основанном на более чем десятилетних исследованиях по искусственному оплодотворению женщин как средстве борьбы с бесплодием, предполагалось, что её опыт может оказаться полезным для животноводов (Шорохова, 1929). В мае, Филипченко отклонил предложение возобновить членство своего Бюро в Международной федерации евгенических организаций. А в декабре он сообщил Кольцову о своём намерении выйти из редакции РЕЖ, и только безвременная смерть от менингита следующей весной не позволила Филипченко претворить свои намерения в жизнь.

В середине 1930-х гг., будущее советской медицинской генетики казалось весьма радужным. Новый комиссар здравоохранения Г. Н. Каминский с энтузиазмом поддерживал предприятия Левита. Весной 1935 г. МБИ был переименован в Институт медицинской генетики (ИМГ), и в начале 1936 г. Левит выпустил 4-й том "Трудов" института. Книга в пятьсот с лишним страниц содержала 25 работ по различным темам, от морфологического анализа хромосом человека до клинико-генетического исследования железодефицитной анемии, написанных сотрудниками Левита и членами-основателями РЕО Волоцким и Бунаком. В том же году неврологическая клиника Всесоюзного института экспериментальной медицины во главе с Давиденковым выпустила солидный том, озаглавленный "Неврология и генетика" (1936). Советские медицинские генетики продолжали поддерживать тесные связи со своими зарубежными коллегами. Учитывая изоляционистскую политику "великого перелома", радикально ограничившую зарубежные поездки советских учёных, VII Международный генетический конгресс, запланированный на лето 1937 г. в Москве, занял особое место в их международной активности. В январе 1936 г. Левит был назначен учёным секретарем Советского оргкомитета и вместе с главой программного комитета Меллером сделал все возможное, чтобы его предмет занял видное место в повестке дня съезда. В мае, надеясь найти поддержку в верхах большевистской партии, Меллер послал Сталину свою недавно опубликованную книгу "Из ночной тьмы" (Out of theNight), в которой были сформулированы его "социалистически-евгенические" убеждения (Muller, 1935). В отправленном вместе с книгой письме Меллер призывал Сталина реализовать его идеи на практике. Бичуя «увертки и извращения в этом вопросе», обнаруживаемые «в пустой болтовне о “евгенике”, обычной для буржуазных “демократий” и лживом учении о “расовой чистоте”, которое служит национал-социалистам орудием в классовой борьбе», Меллер повторял идею Серебровского о том, что благосостояние страны может быть радикально повышено за счет искусственного осеменения женщин спермой "одарённых людей". Вторая мировая война прервала исследования в области медицинской генетики в СССР: у врачей были более неотложные задачи, чем сбор клинических родословных. После войны Давиденков (1947) опубликовал объемистый том, обобщивший его двадцатилетний опыт клинических исследований наследственности человека. В конце

1948 г. в результате кампании Лысенко против генетики даже эти клинические исследования были прекращены и медицинская генетика исчезла с советской научной сцены почти на двадцать лет.

медицинский генетика звериный евгеника

Список литературы

1. Статья. Н.Л. Кременцов: От «звериной философии» к медицинской генетике: Евгеника в России и в Советском Союзе.

2. Электронный ресурс: http://www.secret-r.net/arkhiv-publikatsij/34-2015/evgenikazapreshchennaya-nauka

3. Баткис Г.А. Евгеника // Большая советская энциклопедия.

4. Баткис Г.А. Социальные основы евгеники // Социальная гигиена.

5. Бунак В.В. О смешении человеческих рас // Русский евгенический журнал.

Размещено на Allbest.ru