Рациональное и иррациональное как дополняющие стороны человеческого духа

На рубеже XX-XXI веков категория иррационального постепенно утрачивает тот негативный смысл, который придала ей классическая традиция в философии и науке. Это связано во многом с усилением влияния постмодернистских установок на критику разума. В то же время имеет место и реальный кризис классического научного и философского видения мира с позицийрационализма. Если в области науки, особенно естествознания,

позиции рациональных идеалов научности достаточно прочны, то относительно гуманитарного знания ситуация противоречива, особенно в связи с размежеванием гуманитарных наук и гуманитаристики. Различение гуманитаристики и гуманитарных наук оправдано перспективой, с одной стороны, «доработать» некоторые сферы гуманитарного знания до идеалов строгой науки, с другой - очертить ту сферу гуманитаристики, где это невозможно и не нужно, и где открывается путь для принципиально иного, дополнительного, описания гуманитарных объектов [2, с. 16-30]. В гуманитарных науках, особенно тех, которые ориентируются на классические нормы научности, рациональные основания господствуют. Но в гуманитаристке, как сфере гуманитарного знания, ориентирующегося преимущественно на искусство и вненаучные формы освоения мира, категория иррационального всегда ощущала, как минимум, эмоциональную подпитку. Поскольку эта подпитка иррационального усилилась и даже приобретает, как это ни странно, рациональные аргументы, особенно в рамках неклассических и постнеклассических философских доктрин, встает проблема определения видов иррацинального в его взаимосвязи с рациональным и границ его допустимости в мировоззренческих и методологических картинах реальности. Целью настоящей статьи является прояснение контекстов категории иррационального в методологическом дискурсе.

Если рациональность определять совокупностью критериев или списком признаков, то сам выбор этих критериев не может быть обоснован рационально [4, с. 315-335] и совершается по каким-то иным соображениям, например, по ценностным, на уровне, так сказать, метарациональности. В этом смысле можно говорить об уровнях рациональности.

Различают рассудочную и разумную рациональности по принципу различения рассудка и разума, например, у И. Канта. Тогда рассудочная рациональность включает достаточно жесткие критерии: законы логики и математики, правила и образцы действия, каузальные схемы объяснения, фундаментальные научные законы, систематичность и др. Иными словами, она окажется тождественной классической парадигме научной рациональности. А разумная рациональность подразумевает оценку и отбор критериев, их обсуждение и критику, а главное, она соотносится с интеллектуальной интуицией и творческим воображением и другими околорациональными факторами, часто носит, по существу, конвенциональный и прагматический, т. е. внерациональный характер. Но все же, поскольку выбор критериев рациональности обычно аргументируется, в нем есть рациональный компонент. Если такое сочетание рационального и внерационального типично для научной классики, то тогда что же говорить о неклассической или гуманитарной рациональности?

Для рационализации внерационального отбора критериев его объявляют высшим уровнем рационализации. Такая диалектика двух уровней рациональности, когда противоречие между ними снимается, нередко используется и действительно может прояснить диалектически подготовленному индивиду (если не затуманить ситуацию для исследователя, незнакомого с диалектикой) некоторые проблемы, например, проблему выбора критериев рациональности и проблему перехода к ситуации выбора, который только кажется иррациональным. Другим вариантом решения этой проблемы может служить различение «критериальной» и «критико-рефлексивной» рациональностей также как «низшего» и «высшего» типов [4, с. 315-335.]. Так, подчинив свою интеллектуальную или практическую деятельность жесткой «критериальной» системе, ученый утрачивает в этих рамках возможность критической рефлексии и пересмотра этой системы. Пересмотр предполагает другие критерии, нерациональные с точки зрения первых. Тут и необходим переход к «критико-рефлексивной» рациональности с другой системой критериев. Но сам переход не выглядит рациональным. Поэтому порой предлагается не противопоставлять рациональности, а исходить из принципа дополнительности в духе методологических идей Н. Бора. Так, «критериальный» и «критико-рефлексивный» подходы могут совместно описывать рациональность как объект философского и методологического анализа [5].

Имеет смысл конкретизировать проблему рационального относительно гуманитарного знания. Специфика гуманитарного знания как гуманитаристики позволяет говорить об особой гуманитарной рациональности относительно естественнонаучной. Применительно к гуманитаристике классическая научная рациональность является чрезмерно жесткой, неоправданно сужая сферу гуманитарной научности. Сфера рациональных оснований гуманитарного знания может быть расширена за счет введения различий в понятиях объектной и субъектной рациональности. Тем самым, обнаруживаются основания для относительно строгих гуманитарных наук на основе объектной рациональности и менее строгой гуманитаристики на основе субъектной рациональности. Дополнительность объектной и субъектной рациональности - следствие дополнительности гуманитарных наук и гуманитаристики [2, с.229-239].

В гуманитаристике субъектная рациональность часто смыкается с внерациональным. Понятие внерациональности и даже иррациональности входит в контекст методологических штудий [3] и не пугает современных исследователей. Действительно, не только ряд проявлений человеческого духа имеет внерациональную природу, но и рациональные образования подчас теряют свою рациональность. Многие установки, оценки, требования, запреты и т.д., выраженные в форме норм и выступающие ориентирами и критериями деятельности, в том числе даже научной, имеют и рациональную, и внерациональную онтологию. Они сформировались как рациональные требования и нормы и закрепились как традиции. В то же время, они далеко не всегда являются предметом индивидуальной рефлексии или научного и философского анализа, не всегда осознаются, не всегда выступают в форме знания, а скажем, в виде побуждений или призывов. В этом отношении они являются внерациональными факторами деятельности. Предметные ценности, оцененные с точки зрения добра и зла, истины и заблуждения, прекрасного и безобразного, справедливого и несправедливого, даже получившие гносеологическую разработку в форме философского или аксиологического знания, т. е. имеющие форму явного рационального бытия в культуре, в реальной деятельности нередко функционируют неявно, на уровне интуиций и озарений, чувственно-эмоционального и иного нерационального присутствия.

Следует различать, как минимум, четыре значения слова «иррациональное» («нерациональное»), существенных в контексте научной рациональности. В первом значении иррациональное представляет собой самодостаточную и самоценностную внеразумную форму духовной деятельности человека, существующую наряду и одновременно с разумом как нерефлексирующая сфера духа, сохраняющая себя в этом качестве независимо от развития последнего. Такое иррациональное имеет собственные средства постижения мира, например, веру, мистическую интуицию, внутреннее созерцание и т. д. Сюда порой относят и чувственно-эмоциональную сферу духа как противопоставленную разуму. Последнее иногда рождает недоразумения, одно из которых пытался преодолеть К. Поппер, специально оговаривая, что он относит эмпириков к рационалистам [6, р. 224]. Очевидно, что в таком контексте, можно обнаружить научные ценности и научную веру, хотя и имеющие рациональное происхождение, но часто функционирующие как внерациональные факторы.

Во втором значении иррациональное как сфера духа не является самодостаточным и самоценным, претерпевает изменения в соответствии с изменениями разума и вообще сферы духовного. Существует, например, точка зрения, согласно которой в ходе развития человечества сфера иррационального сужается вплоть до полного ее исчезновения за счет расширения разумной сферы, в противоположность другой гипотезе о бесконечности иррационального, выполняющего функцию вечной подпитки рационального. В любом случае здесь иррациональное выглядит как пока-еще-иррациональное [3, с. 5-8]. В этом качестве оно есть возможный объект науки.

Третье значение термина «иррациональное» связано с той сферой человеческого духа, которая функционирует относительно независимо от разума, на уровне чувств, эмоций и вытесненного в подсознание рационального. Многие нормы нравственности или оценки типа справедливое-несправедливое, прекрасное-безобразное и т. п. осуществляются без предварительной рациональной обработки, как привычные, эмоциональные реакции. В философии и гуманитарных науках эти нормы и оценки давно рационализированы, что, возможно, было когда-то усвоено индивидами в процессе социализации, но забыто или было принято на веру, или усвоено путем подражания. Такие феномены стали пост-рациональными, уже-нерациональными.

Четвертое значение термина «иррациональное» связано с оценкой, обычно негативной, мира вообще или его фрагмента, некоего практического действия или духовного феномена, как иррациональных, хотя те не обязательно являются таковыми. Рассуждение в рамках иной модели рациональности, с учетом других критериев воспринимается как иррациональное. То же касается определения критериев рациональностей. Они могут выглядеть как иррациональные.

Нерациональное не является качественно низшей или, напротив, высшей, по отношению к рациональному, формой отношения к миру. Это иная форма по механизму реализации. Нерациональное и рациональное не всегда являются антиподами, они вполне могут выступать дополняющими сторонами человеческого духа как единого целого.

Идеалом гуманитарного знания может быть не только рациональное, но и иррациональное. Вопрос о месте и смысле разума решается положительно или отрицательно. Н. Автономова, обращая внимание на чередование периодов, в которые иррациональное органично взаимодействует с рациональным, и периодов, в которые иррациональное противополагается рациональному. Смена периодов, в которые «содержательные расширения преобладают над их собственно концептуальной ассимиляцией и упорядочением», периодами, в которые, напротив, преобладает тенденция к возможно более «органичной ассимиляции новых содержаний культуры, к самоупорядочению», соответствует ритму культурных перестроек [1]. По-видимому, сейчас мы переживаем период некоторой реабилитации иррационального при общей тенденции расширения рационального, по крайней мере, в гуманитарных науках.

В качестве выводов отметим необходимость различения видов иррационального и правомерность отказа от абсолютного противопоставления рационального и иррационального. Поскольку это разные формы духовного освоения мира по механизму реализации, то иррациональное и рациональное могут выступать дополняющими сторонами человеческого духа как единого целого.

рациональный иррациональный смысл словоупотребление

Список использованной литературы