Философия столь же древняя, как и религия, и древнее, чем любая церковь. Философия взросла благодаря высоте и чистоте ее отдельных проявлений, продемонстрированных тем или иным конкретным человеком, и. благодаря правдивости ее духовного отношения к церковному миру, к которому она хотя и не всегда, однако большей частью относилась одобрительно (как к чему-то другому). И все же по сравнению с церковным миром философия оказывается бессильной ввиду отсутствия у нее собственной общественной формы. Философия живет в ситуации случайного покровительства со стороны властей в мире, в том числе и церковных. Она нуждается в благоприятной социологической ситуации для того, чтобы объективно обнаружить себя в своем действии. Вместе с тем в своей действительности она в любое время открыта каждому человеку; в той или иной форме она всегда присутствует там, где живет человек.

Церкви предназначены для всех, философия - для отдельного, единичного, человека. Церкви выступают в мире как зримые структуры власти, организующие человеческие массы. Философия является выражением царства духовных сущностей, которые сквозь все века и народы связаны друг с другом без какой-либо инстанции в мире, которая исключала бы или принимала в свои ряды.

До тех пор, пока философия жаждет вечной истины, она окрыляет без принуждения, несет душе порядок из глубочайшего внутреннего первоистока. Однако чем сильнее ставит она свою истину на службу временной власти, тем сильнее приводит она к самообману, увлеченному интересами наличного бытия, и к анархии души. Чем сильнее, в конце концов, философия желает быть не более чем наукой, тем более пустой она тогда оказывается, становясь простым баловством, игрой, которая не является ни наукой, ни философией.

Независимая философия не достается человеку сама собой. Никто не получает ее от рождения. Ее всегда нужно обретать вновь и вновь. Независимую философию может постичь только тот, кто распознает ее, обращаясь к своему собственному первоистоку. Первый же брошенный на нее взгляд способен зажечь огонь в душе отдельного человека. После такого воспылания следует изучение философии.

Это изучение имеет троякий характер: философию изучают практически - каждый день во внутреннем деянии; предметно - в получении содержательного знания посредством изучения наук, категорий, методов и систем; исторически - через усвоение философской традиции. Действительность, которая обращается к философствующему из истории философии, занимает для него такое же место, что и авторитету в церковном мире.

Если мы обратимся к истории философии в интересах собственного нынешнего философствования, то можем охватить недостаточно широкий горизонт.

Чрезвычайно велико многообразие форм, в которых проявляет себя философия. Упанишады стали предметом размышлений в индийских лесах и деревнях, в стороне от мира, в одиночестве или в искренней совместной жизни учителя и ученика. Каутилия мыслил как министр, который основывает империю; Конфуций - как учитель, который снова хотел привести свой народ к образованности и истинной политической действительности; Платон - как аристократ, которому политическая деятельность (к каковой он был определен согласно своему происхождению) казалась невозможной из-за нравственного запущения общества. Бруно, Декарт, Спиноза в своих размышлениях были теми, кто полагался лишь на себя, желая в уединенном мышлении открыть для себя истину. Ансельм мыслил как один из основателей церковно-аристократической действительности; Фома - как член церкви; Николай Кузанский - как кардинал, в единстве его церковной и философской жизни; Макиавелли - как потерпевший фиаско государственный деятель; Кант, Гегель, Шеллинг - как профессора, во взаимосвязи со своей преподавательской деятельностью.

Мы должны избавиться от представления, что философствование по своей сути есть занятие профессоров. Философствование - это дело человека, и, видимо, при любых условиях и обстоятельствах - дело рабов в той же мере, что и господ. Историческое явление чего-то истинного мы впервые понимаем только при обращении к тому миру, в котором это явление произошло, а также к судьбам людей, которые это явление осознавали. Когда такие явления оказываются далеки и чужды нам, то как раз вследствие этого они и становятся для нас проясняющими. Философскую мысль и мыслителя мы должны отыскать в их живой действительности. Истинное не парит в отрыве от всего, в воздухе абстракции - само для себя, само на себя опираясь.

Мы прикасаемся к истории философии там, где в ходе основательного изучения того или иного труда сохраняем близость к тому миру, в котором этот труд возник.

Однако руководствуясь этим, мы ищем аспекты, которые историческое целое философствования располагает перед нашим взором в четко определенном порядке, хотя и не бесспорном, но все-таки служащем путеводной нитью для ориентации в обширных пространствах философской мысли.

История философии в целом, охватывающая собой два с половиной тысячелетия, - это как одно великое мгновение становления самосознания человека. Вместе с тем это мгновение представляет собой бесконечную дискуссию, которая открывает сталкивающиеся силы, кажущиеся неразрешимыми вопросы, высокие достижения и соскальзывания вниз, глубокие истины и вихри безумия. В историко-философском знании мы пытаемся найти схему того обрамления, в рамках которого философские мысли имеют свое историческое место. Только всемирная история философии показывает, как проявлялась философия исторически в самых разных общественных, политических и личностных ситуациях.

С самого начала философская мысль развивалась независимо в Китае, Индии и Западной Европе. Несмотря на имевшуюся иногда связь между этими тремя мирами, их разделенность - примерно вплоть до Рождества Христова - была столь существенной, что каждый из них должен постигаться исходя только из него самого. Позднее влияние, оказанное на Китай возникшим в Индии буддизмом, по своей силе может сравниться с тем влиянием, которое оказало на западный мир христианство.

Развитие мысли в этих трех регионах имеет одинаковую траекторию движения. После доисторического периода, который с трудом поддается историческому прояснению, в осевом времени (800 - 200 до Р. Х.) повсюду начинают обозначаться основополагающие мысли. Затем следует этап некоторого распада, происходит консолидация великих религий спасения, после чего вновь и вновь повторяется череда обновлений, и вслед за тем наступает этап сводящих все воедино систематических построений, схоластических систем и, в особенности, доведенных до крайности логических спекуляций - сублимаций метафизического смысла.

Эта типичная периодизация, синхронно разворачивавшаяся в трех регионах исторического развития, в Западной Европе отличается рядом особенностей: во-первых, более сильным духовным движением и развитием, обновляющемся в духовных кризисах; во-вторых, разнообразием языков и народов, которые стимулируют выражение мысли, и, в-третьих, уникальным развитием науки.

Западноевропейская философия исторически подразделяется на четыре примыкающие друг к другу области.

Первая: греческая философия. Она проходит путь от мифа к логосу, создает основополагающие для Западной Европы понятия, категории, а также возможные основополагающие установки в осмыслении целого, вбирающего в себя бытие, мир и человека. Греческая философия остается для нас царством, где господствует типика простого, благодаря усвоению которой мы должны сохранять ясность мышления.

Вторая: средневековая христианская философия. Она проходит путь от библейской религии самой по себе к ее обдуманному пониманию, от откровения к теологии. В этой философии возникает не только доказывающая и воспитывающая схоластика. В творческом мышлении обнаруживает себя особый мир, который по самому своему происхождению является религиозным и философским одновременно (прежде всего, у апостола Павла, Августина, Лютера). Нам остается только сохранять животрепещущую тайну христианства, которая присутствовала в этой области мысли.

Третья: новоевропейская философия. Она возникает вместе с современным естествознанием и новой личностной независимостью человека по отношению к любому авторитету. Кеплер и Галилей, с одной стороны, Бруно и Спиноза - с другой, репрезентируют новые пути. Это время оставило нам удостоверенность в смысле подлинной науки (который, однако же, с самого начала был искажен) и удостоверенность в смысле личной свободы, которой обладает душа.

Четвертая: философия немецкого идеализма. Начиная от Лессинга и Канта вплоть до Гегеля и Шеллинга разворачивается путь мыслителей, которые по глубине размышления превзошли, возможно, все, что было до сих пор помыслено в Западной Европе. Их творчество разворачивалось не на фоне великой государственной и общественной жизни, но протекало в замкнутом частном существовании, погруженном в историческое целое и целое космоса. Богато одаренные искусством спекулятивного мышления и способностью видеть самые разные содержательные стороны человеческого бытия, они создавали по ту сторону действительного мира свои великие труды. Нам остается только постараться выявить у них ту возможную глубину и широту, которые без этих трудов были бы утрачены.

Вплоть до семнадцатого столетия и даже еще позже все мышление находилось под определяющим влиянием античности, Библии и Августина. Такое положение дел начинает постепенно изменяться с восемнадцатого столетия, когда люди все больше и больше начинают полагать, что могут руководствоваться исключительно собственным разумом, обходясь без истории. В то время как унаследованное от традиции мышление утратило свою действенную силу, научно-историческое знание истории философии набрало силу, сузив, однако, горизонт исследования. Теперь стало легче, чем когда-либо ранее знакомиться со всей унаследованной философской традицией, имея в распоряжении различного рода издания и справочники.

Начиная с двадцатого столетия, усиливается забвение этих тысячелетних оснований в пользу разрушительного технического знания и технических способностей, слепой веры в науку, иллюзорных посюсторонних целей, пассивной бездумности.

Уже с середины девятнадцатого столетия проступает сознание конца и вопрос, как в этих условиях еще возможна философия. Непрерывность новой философии в западных странах, профессорская философия в Германии, которая исторически поддерживала великое наследие, не могли скрыть того, что наступил конец той формы, в которой в последние тысячелетия и до сих пор являла себя философия.

Эпохальными философами выступают Киркегор и Ницше, философы одного типа, каких раньше не было, совершенно очевидно знаменующие собой кризис своего времени, - сюда же можно причислить и далекого им по духу Маркса, который превзошел всех по своему влиянию на массы.

Становится возможным экстремальное мышление, мышление, которое ставит все под вопрос, чтобы достичь глубочайшего первоистока, мышление, которое сбрасывает все препоны, для того чтобы в мире, радикально преображенном техническим веком, обрести свободный взгляд на экзистенцию, безусловное и современность.

Такая картина открывается при взгляде на историю философии в целом. Она поверхностна. Хотелось бы нащупать более глубокие взаимосвязи в той целостности, которую представляет собой история философии. Например, можно задаться следующими вопросами.

Первое: вопрос о единстве истории философии. Такое единство не является фактическим состоянием, но есть некоторая идея. Мы ищем это единство, однако достигаем лишь партикулярного единства отдельных сфер.

Мы видим приблизительно, как развивалась та или иная проблематика (например, вопрос о единстве души и тела), однако то, как это действительно было в истории, иногда лишь отчасти совпадает с мысленно выведенной конструкцией. Можно представить все в систематическом виде, как это было, например, сделано Гегелем с предшествующей немецкой философией, а затем и всей философией в целом. Однако подобная конструкция совершает насилие над тем, что в предшествующем философствовании смертоносно для гегелевского типа философствования и потому считается для него несуществующим; она не замечает, упускает то, что было как раз существенным для другого типа мышления. Ни одна конструкция истории философии в качестве рационально выстроенного ряда позиций не совпадает с исторической фактичностью.

Любые сконструированные рамки того или иного наброска единства философского развития взрываются гениальностью отдельного философа. Наряду с фактической привязанностью к прослеживаемым в истории философии взаимосвязям остается все-таки то великое, что не подлежит никакому сравнению и что присутствует всегда как чудо по отношению к постигаемому развитию.

Идея единства истории философии нацелена на ту вечную философию, которая, будучи взаимосвязанной в себе жизнью, творит исторически свои органы и формы явленности, свои одеяния и орудия труда, однако сама к ним не сводится.

Второе: вопрос о начале и его значении. Начало-это, в какой-то момент времени вступающее в действие мышление. Первоисток - это то - истинное, что всегда лежит в основании.

Поэтому основной принцип исторического восприятия - придерживаться того, что действительно присутствует в переданных традицией подлинных текстах. Только историческое рассмотрение предоставляет возможность углубляться в сохраненное. Восполнять утраченное, конструировать то, что ему предшествовало, заполнять пробелы - все это напрасные усилия.

Третье: вопрос о развитии и прогрессе в философии. В истории философии наблюдается известная последовательность различных форм философствования, например путь от Сократа к Платону и Аристотелю, путь от Канта к Гегелю, от Локка к Юму. Однако же подобные ряды являются ложными, если считается, что более поздний философ сохранил и превзошел истину более раннего. В свою очередь и нечто новое, возникающее в подобных, связанных между собой рядах поколений не может быть постигнуто на основании предшествующего, а то, что было существенно в предшествующем, зачастую, возможно, так и остается не понятым последующими поколениями.

Бывают периоды духовного взаимодействия, рассматриваемые как один мир, как одна временная эпоха, в которые отдельные мыслители высказывают свои идеи, например греческая философия, схоластика, немецкое философское движение с 1760 по 1840 год. Это были периоды живого взаимного общения мыслителей, соучаствующих в мышлении, идущем из самого первоистока. Бывают и другие эпохи, когда философия продолжает свое существование как феномен образования или когда она, кажется, почти совсем исчезает.

Взгляд на развитие философии в целом как на прогрессивный процесс вводит в заблуждение. История философии вследствие незаменимости и исключительности ее наивысших творений подобна истории искусства. Вместе с тем история философии подобна и истории науки тем, что она имеет в качестве своих рабочих инструментов постоянно умножающиеся категории и методы, потребность в которых становится с ее стороны все более и более осознанной. Она подобна также истории религии - вследствие наличия исходных позиций, которые являются предметом веры и находят свое выражение в философии с помощью мысли.

У истории философии даже есть свои творческие периоды. Однако философия - это всегда сущностная характеристика человека. Отступая от истории духа, во времена предполагаемого упадка, внезапно может появиться философ значительного ранга. Плотин - в третьем, Скот Эриугена - в девятом столетии выступают как совершенно изолированные фигуры, абсолютно исключительные в своем роде вершины. Они и то, что было ими помыслено, занимают свое определенное место в общей связи традиции, оставаясь зависимыми от нее, возможно, в каждой своей мысли, однако, несмотря на это, каждый из них в целом привносит нечто новое в великое основоопределение мышления.

Поэтому по отношению к сущности философии недопустимо говорить, что философия пришла к концу. При любых катастрофах философия остается как фактическое мышление отдельного человека, которое в духовно бесплодные времена не поддается учету на уровне одиноких творений. Философия во все времена подобна религии.

Идея развития еще и потому является для истории философии лишь несущественной точкой зрения, что каждая великая философия совершается всецело сама в себе, она живет особняком, безотносительно ко всеобъемлющей исторической истине. Наука продвигается таким образом, что каждый новый шаг на ее пути превосходит предыдущий. Становление философии, согласно самому ее смыслу, должно полностью осуществляться в конкретном человеке. Поэтому было бы противоречием выстраивать философов в ряд, ставить их в отношения подчинения как шаги одного пути, как предварительные ступени.

Четвертое: вопрос о ранговом порядке. Философствование - идет ли речь об отдельном мыслителе или о типических воззрениях эпохи - осознает для себя определенный ранговый порядок. История философии - не нивелированное поле бесчисленных равноправных сочинений и мыслителей. Существуют смысловые связи, которых достигают лишь немногие. Прежде всего, есть наивысшие точки, солнечные светила в армии звезд. Однако дело обстоит не таким образом, как будто устанавливается некий единственный, имеющий для всех значение окончательный ранговый порядок.

Существует значительное расстояние между тем, что осознается в ту или иную эпоху всеми, и тем, что составляет содержание создаваемых в это время философских сочинений. То, что рассудок большинства находит само собой разумеющимся, может также быть высказано в форме философии и подлежать тем самым бесконечному прояснению в сочинениях великих философов. Умиротворенность знающего свой предел вникания, удовлетворенность увиденным миром, затем стремление к расширению горизонта, вопрошающее стояние на границе - все это называется философией.

1.2 Философия и её роль в жизни общества