Вещь и Человек в аспекте взаимодействия

Человек и сознание - вот тема, которая входит в греческую философию вместе с софистами (софисты - учителя мудрости). Наиболее известными среди них были Протагор (490-420 годы до н. э) и Горгий (480-380 г. до н. э).

Эти философы углубляют критическое отношение ко всему, что для человека выступает как непосредственно данное, как предмет подражания или веры. Они требуют проверки на прочность всякого утверждения, бессознательно приобретенного убеждения, некритически принятого мнения. Софистика воевала против всего того, что жило в сознании людей без удостоверения его законности. Софисты выступили с критикой основания старой цивилизации. Они видели порок этих оснований - нравов, обычаев, устоев - в их непосредственности, которая составляет неотъемлемый элемент традиции. Отныне право на существование получило только такое содержание сознания, которое было допущено самим этим сознанием, то есть обоснованно, доказано им. Тем самым индивид становился судьей над всем тем, что раньше индивидуального суда не допускало.

Софистов справедливо называют представителями греческого Просвещения: они не столько углубляли философские учения прошлого, сколькопопуляризировали знание, распространяя в широких кругах своих многочисленных учеников то, что уже было приобретено к тому времени философией и наукой. Софисты были первыми среди философов, кто стал получать гонорары за обучение.

Взаимодействие вещи с человеком

Проблемы опредмечивания мысли и осмысления вещи не новы, но актуализировались в наши дни в связи с ростом потребительства, наступления вещественности на духовную жизнь, исчезновения человека в окружающем его предметном мире. Пожалуй, ни одна из культурных сфер не выявляет столь полно дуалистического положения человека, выступающего творцом и творением одновременно, как мир вещей. Именно это положение является отправной точкой в диссертации В.С. Дуцева, посвященной человеческому измерению вещного мира культуры. Осуществив в своем исследовании синтез субстанциональных и субстратных мер в едином - разделенном конструкте субъекта и объекта культуры, автор заключает: «Существует единая - разделенная структура мира культуры по образу и подобию «мирового целого». Она соподчиняет субстанционально-субстратные характеристики субъекта и объекта, обеспечивая соизмеримость человеческого и вещного, духовного и материального, идеального и реального многообразия культуры».

К общекультурным свойствам вещи можно отнести ее материальность, чувственное воздействие, объективность, неразрывную связь вещи с человеком, с контекстом и ситуацией как условиями реализации вещи в человеческой жизни.

В тоже время можно выделить интеллектуальную, историческую, художественную сферы бытования вещи, в каждой из которых существуют свои, специфические законы в отношении к вещам. От античной максимы «человек есть мера всех вещей» до современной аксиомы «вещь как мера человека» проходит сложный и противоречивый процесс нравственного, гуманистического, общекультурного развития человечества. Тот факт, что вещиизменяют облик человека, давно известен, но споры ведутся по вопросу, как меняется его душа от взаимодействия с вещественным миром. Для этого необходимо рассмотреть культуроформирующее воздействие вещей на человека. Как элемент культуры, как результат человеческой деятельности вещь - явление, имеющее сложную природу: она выступает не только как материальный продукт, но и как феномен, несущий в себе духовный смысл.

Движение от предметной природности в сторону культурной вещественности отражает преобразующий характер человеческой деятельности. И это закономерно, поскольку вещь хранит, транслирует и генерирует программы деятельности, поведения и общения людей. Вещи влияют на многообразие форм социальной жизни, видов деятельности, создают предметную среду - вторую природу. Вещественный слой универсума есть нечто большее, чем сумма составляющих его элементов. Вещь предстает в современном сознании не только и не столько в процессуальном плане, а как живая форма деятельности людей. Как известно, жизнь - это абсолютная форма для всего живого. Однако в определенных культурных условиях возможно возникновение жизни вещи за счет ее контакта с человеком. Под влиянием прагматизма и утилитаризма отношение людей к вещам становится все более узким, эмпирико-историческим. Вещи не только «скрываются от самих себя» (Г.-Х. Гадамер), но и от своих создателей, -возникает необходимость изучения этих процессов. Так открываются новые механизмы смыслополагания -- вещь как бы преодолевает саму себя и становится объяснительным средством общей эволюции культуры.

Вещь является сложным понятием, включающим в себя как перцептуалъные (непосредственно воспринимаемые), физические свойства, так и ее культурные, метафизические смыслы. Культурология, которая в последние десятилетия сделала вещь предметом своих размышлений, в своих исследованиях концентрируется наэстетической, методологической, антропологической, эпистемологической проблематике, на проблемах философии повседневности, а также на новых теоретических вопросах, которые несет с собой проблематика онтологии человеческих творений. В культурологических текстах вещная среда традиционно рассматривается как результат человеческой деятельности, как объект потребления. Но в системе отношений человека и вещи, как элемента материально-духовного мира повседневности, первый выступает не только как субъект, формирующий свою жизненную среду, но и как объект, изменяющийся под ее воздействием. «Личная» вещь, как неотъемлемый элемент жизни человека выражает, с одной стороны, внутренний мир, духовную сущность ее обладателя, с другой - отражает его общественное положение, статус, отношение к окружающим людям, к обществу в целом.

Человек и вещь у К. Маркса оказываются в сущности одним и тем же, и каждая из сторон является условием осуществления другой. Соответственно, меняется и представление о «полезности» вещи: если вещь становится предметным человеческим отношением к самой себе и к человеку, пользование ею утрачивает свою эгоистическую природу, вещь теряет свою «голую» полезность и становится человеческой пользой. При этом К. Маркс, говоря о возможности чувственного присвоения человеком человеческой сущности, предметного человека и человеческих произведений, подчеркивал, что такое присвоение надо понимать не в смысле обладания. Обоснование принципиального тождества человека и вещи для К. Маркса было шагом к решению главной задачи - выяснению условий, при которых это тождество обретает завершенность (упразднение частной собственности).

Такое последовательное «доведение» вещи до собственного Я обнаруживает обычно тщательно скрываемую неискренность исходного стремления увидеть в вещи Другого. Отношение коммуникативного равенства с вещью есть идеал для романтическинастроенной личности или модель для теоретика. Вещь никогда не сможет быть Другим, как никогда она не сможет ответить на вопрос «Кто?». Исходить следовало бы из этого факта, но человек устроен так, что до тех пор, пока в нем не угаснет воля к жизни, он не устанет питать иллюзии о сооружении из вещей опоры бытию и никогда не поверит в безнадежность своего предприятия.

Определенность вещи как Другого увязана с ее способностью вступать с человеком в диалог, представая носителем слова или самим словом, то есть она должна быть обращаема в смысл. Отсутствие такого диалога помещает человека в пустыню мертвой «овеществленной» среды, где он, по словам М.М. Бахтина, не беседует с вещью, а реагирует на нее механически, как вещь реагирует на внешние раздражения. «Задача заключается в том, чтобы вещную среду, воздействующую механически на личность, заставить заговорить, то есть раскрыть в ней потенциальное слово и тон, превратить ее в смысловой контекст, мыслящей, говорящей и поступающей, творящей личности. Вещь, оставаясь вещью, может воздействовать на личность, она должна раскрыть свой смысловой потенциал, стать словом, то есть приобщиться к возможному словесно - смысловому контексту.

Диалогичность - первая важнейшая характеристика отношения человека к вещи как к Другому, и она возможна, поскольку и человек, и вещь способны представать друг для друга смыслом. Далее посредством чего человек и вещь взаимно наделяются смыслом, можно выделить вторую особенность исследуемых отношений человека и вещи - их способность оформлять друг друга, очерчивать, давать друг другу границу. Ибо бытие в своем становлении, в непрестанной устремленности обретает цельность, законченность изнутри, а извне, не от себя, а от Другого. Если человеческое бытие не есть данность, если оно есть становление, «просвет» то искра этого бытия высекается от соприкосновения Я с Другим. То же самоесправедливо и в отношении вещи, это оформление взаимное: человек оформляет вещь, а вещь оформляет человеческое бытие, человек очерчивает границы вещи как целого, и вещь очерчивает границы человеческого бытия как целого.

Человек и вещь, вступая в отношения Я и Другого, в результате наделения друг друга смыслом (то есть оформляя, ограничивая, очерчивая друг друга как целое) взаимно уничтожат друг друга. Они приходят к Ничто, которое не есть ни уничтожение сущего, ни итог какого- то отрицания, а представляет собой возможность раскрытия сущего в своей полноте для человеческого бытия. Ничто впервые ставит наше бытие перед сущим так таковым.

«Выдвинутое в Ничто наше присутствие в любой момент всегда заранее уже вступило за пределы сущего в целом… В Ничто человеческого присутствия сущее в целом впервые только и приходит к самому себе сообразно своей наиболее собственной возможности, то есть конечным образом…».

В ходе рассмотрения меняющегося на разных этапах развития культуры отношения человека к вещи становятся заметны следующие закономерности: вещи в культуре создают механизм передачи и наследования опыта жизнедеятельности во всей его полноте; отношение человека к вещи воспроизводит отношение к себе другому, зависит от само осознания; в силу этого сущность вещи может «затемняться» социальными, политическими, религиозными обстоятельствами; в истории культуры прослеживается тенденция все более индивидуализированного восприятия вещей.

Заключение