Возникновение философии как историко-философская проблема

Размещено на http://www.allbest.ru/

РОССИЙСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ДРУЖБЫ НАРОДОВ

ФАКУЛЬТЕТ ГУМАНИТАРНЫХ И СОЦИАЛЬНЫХ НАУК

КАФЕДРА ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ

КУРСОВАЯ РАБОТА

на тему

ВОЗНИКНОВЕНИЕ ФИЛОСОФИИ КАК ИСТОРИКО-ФИЛОСОФСКАЯ ПРОБЛЕМА

Разработчик Студентка группы ГФБ-12

Мустакимова Алина Рафаэльевна

Руководитель Владимир Владимирович Жданов

Москва 2014

Введение

Итак, проблема возникновения философия - что она в себе заключает? В чем ее внутренний двигатель, основа ее существования? Необходимо отметить, что это - не просто вопрос, требующий разрешения, это целое средоточие проблем, наиболее полно демонстрирующее их настоящее, но нередко непроявленное единство. Чтобы понять, в какое же все-таки время началась философия (то есть тот период, где она «уже» присутствует), следует осознавать, что такое есть философия в своей сущности, ради чего могла она возникнуть, в чем состоят основания ее начала, где ее истоки. Для того, чтобы попытаться дать ответ на все эти вопросы, следует задуматься не просто о философии как таковой, но о феномене философствования. Философия является средством актуального присутствия в мысли(нахождения мыслью в бытии). Но тут же возникает целый ряд других важных и жгучих вопросов : что такое сама мысль? Чем обусловлена возможность ее существования? Каков путь к ее появлению? Каким образом она случается впервые? Само слово «впервые» уже отсылает нас в историю. В нашем конкретном случае - в историю философии. Но что мы называем этой историей? Если история - это возникновение чего-то как непрерывный процесс, то как может вообще быть помыслено начало чего-либо непрерывного? Каким методом можем мы понять появление мысли? Откуда? Более того, история - это всегда то, что уже относится к прошедшему. Однако здесь следующий камень преткновения: если мысль - это способ непрерывно присутствовать в бытии, то можно ли задумываться о ее прошлом? Допустим ли вариант, что мысль - это знание о предмете, а история мысли - эволюция познания? Но для чего стоит нам тогда не забывать о прошлом, когда запас знаний минувших эпох значительно менее совершенен в сравнении с современным? Зарождение философии, момент, когда она «впервые» появилась, имеют непосредственное отношение к конкретным времени и месту. Можно ли назвать их ее условиями или ее причинами? Философия существовала тогда и продолжает жить и развиваться в наше время, так есть ли что-то общее между условиями времени ее возникновения и ныне имеющим место моментом?

Из всего вышесказанного очевидно, что основная проблема состоит не столько в понимании места и времени появления философии, сколько в анализе концепций ее происхождения и знакомством с самыми важными представителями этих концепций.

Выбранная мной тема актуальна тем, что, анализируя возникновение философии и знакомясь с теориями, можно выявить не только формирование науки «философии», но и проследить за началом мысли как таковой.

Главная цель данной работы состоит в демонстрации единства ныне имеющихся в наличии теорий происхождения философии и нахождении общих черт в средствах познания, характерных для них.

Для достижения поставленной цели, необходимо выполнить такие задачи: философия ментализм концепция рациональность

1. Дать точную характеристику указанных концепций

2. Проанализировать онтологические основания теорий

3. На основе полученных данных сделать обобщение и вывод

Объектом данной работы выступают теории возникновения философии.

Для проведения работы, я выбрала следующие методы исследования: ознакомление с литературой по выдвинутой теме, анализ полученной информации, синтез и обобщение данных.

Основания историко-философского мышления

Итак, сначала следует разобраться в текущем положении дел данной проблемной среды. В настоящее время имеют место две главные теории зарождения философии. Обе эти доктрины сложились в начале века и к нынешнему моменту уже принесли некоторые плоды и, кроме того, заложили еще один, третий, вариант компромисса. Мы имеем дело, в первую очередь, с мифогенной и гносеогенной парадигмами, считающихся антиподами. Однако существование некоего компромисса в виде гносеомифогенной концепции (названной так Чанышевым), порождает сомнения в противоположности этих теорий и даже фиксирует принципиальное единство, более основательное и глубокое, нежели различия между ними. Очень важно увидеть и понять, что все три взгляда воплощают один способ мышления и, можно сказать, присутствуют в одной и той же плоскости.

В первую очередь, следует извлечь этот способ мышления, этот мыслительный ход, а после выявить то проблемное поле, в котором возможно его существование и проанализировать современное состояние вопроса.

Для осуществления поставленной задачи, необходимо абстрагироваться от многочисленных и разнообразных деталей, ведь мы имеем дело не просто с двумя концепциями, но с двумя группами концепций, и это еще без учета варианта компромисса. По этой причине следует отвлечься от мелочей и сосредоточиться на рассмотрении структуры концепций, сводящейся к единственному ходу мысли.

Для начала, выявим формальную общность всех имеющихся теорий. Она следует даже из их названий : гносеогенная, мифогенная - значит, обе подразумевают происхождение философии структурно идентичным - в форме генезиса. Принципиально важно понимать следующее: здесь речь идет именно о генезисе философских идей. Видимо, появление философии полагается объяснимым через толкование генезиса(т.е. процесса формирования) конкретного предмета философии(то есть здесь ставится не только вопрос «о чем», но и вопрос «как»). Действие генезиса рассматривается как постепенный переход « от мифа к логосу»(согласно Нестле и Дерреру). Представленная формула считается единой для всех доктрин, несмотря на отличия в ее объяснении.

Итак, что же мы можем сказать о данной формуле и генезисе в целом и общем? Они показывают образование философии в виде естественного исторического процесса со следующими характеристиками: 1) линейность 2) обязательная и необратимая смена стадий (существование Мифа сделалось невозможным с возникновением Логоса) 3) поступательная смена стадиями друг друга 4) каузальная зависимость 5) непрерывность. Именно непрерывность объясняет все, ведь она поддерживается тем, что в любой из последующих стадий не может быть и нет ничего, что не было заложено в предшествующей.

По какой причине мы полагаем, что философия возникает из мифа? Философия появляется путем происхождения, и происходить можно только из чего-то другого. Так как до зарождения философии доминирующим являлся миф, то и философия подразумевается берущей свои истоки в мифе. В то же время она может как происходить от мифа, так и отталкиваться от него же, в зависимости от избираемой концепции (мифогенной или гносеогенной). Вторая часть формулы выглядит следующим образом: «Логос» - это продукт постепенной эволюции «первобытного» пребывания, который сам первобытным уже не является. Это предметное мышление, способное к самопознанию и выраженное в понятиях, мышление, порождающее новые идеи. То есть это именно то, что понимается под философией.

Ответы на какие вопросы мы должны получить, чтобы изучить концепцию зарождения философии, охарактеризованной вышеописанным способом? А. Н. Чанышев предложил пять вопросов: «Из чего?», «Когда?», «Где?», «Как?», «Почему?». Вопросы «Где?» и «Когда?» - о времени и пространстве вскрывают исторические условия, или даже истоки появления философии. «Из чего?» - вопрос о «первоначале» философии, то есть об источнике ее содержания. «Как?» - отображение рационализации процесса перехода от первоначала, от первобытно-аморфного к понятийно-оформленному пребыванию. Объединенные ответы на эти вопросы дают ответ на вопрос «Почему?». Таким образом, данная структура и все, что за ней стоит, выступает единой для всех теорий. Главное отличие состоит в разнице предлагаемого ответа на вопрос «из чего?».

Эта разница пребывает в понимании материала, источника, который служил первым философам для сотворения их идей : был ли он мифом, или все же им являлось эмпирическое знание?

Гносеогенная концепция. Итак, начнем анализ с рассмотрения гносеогенной доктрины, приверженцами которой являются Спенсер и Богданов. Данная теория относится к рационализму просвещения, типичной особенностью которого оказывается склонность приравнивать философию к научному рационализму вообще. Позитивисты оформили ее как теорию появления философии, по этой причине они отождествляли философию с наукой, то есть с теоретическим естествознанием. По мнению сторонников представленной концепции философия берет свое начало скорее не из мифических сказаний, но из эмпирически обоснованного знания, в рамках мифа набиравшего свои обороты, а затем, по мере его накопления, ставшего противоречащим мифу. В конце концов, впоследствии эмансипации, это знание, став уже философией, одерживает верх над мифом, как над менее совершенной формой рационального познания окружающего мира. Иначе говоря, философия выделяется в тот момент, когда природные явления стали объясняться натурфилософами посредством комбинации стихий, а не через божественный промысел.

Серьезным внутренним недочетом описанной выше концепции выступает неспособность ее выстроить генетическую цепочку, хотя подобные попытки и имели место. Невозможно растолковать умозрительные черты в философии, если они никак не могут вытекать из эмпирического опыта. Из существовавших тогда прикладных знаний(а других знаний и не было) просто не мог возникнуть сам принцип обобщающей теории, повествующей о первоначалах. Итак, генезисная цепочка построена не была, и этот минус рискует обернуться глобальным провалом всей теории.

Действительно, наблюдается ли прямая сукцессия между философской рефлексией и эмпирическим опытом? Могут ли просматриваться причинно-следственные связи между пранаукой и философией? Понимая науку с европейской точки зрения, этот тезис следовало бы перевернуть : лишь философская рефлексия обладает способностью пересматривать опыт и создавать науку из прикладных учений, что имело место в Древней Греции. И вывод таков : сама философия есть фактор возникновения науки.

Можно заключить, что гносеогенная теория не имела окончательного успеха хотя бы в силу того, что чрезмерно модернизирует античную эпоху с позитивистских позиций. [2]. Она выдвигает в качестве причины возникновения философии то, что само могло произойти только в следствие существования последней.

Вторая концепция, называемая мифогенной, последователями которой являются Томсон, Корнфорд, Лосев, считается намного более серьезной и в ней отсутствует главный недостаток гносеогенной теории. В этой доктрине философия проявляется как наивысшая возможная ступень мифа, к которой он пришел в ходе естественного развития и прогресса. В данной концепции философия понимается как «логос мифа», то есть как «мифология в зеркале рефлексии» или можно сказать «понятийно оформленное мифологическое мировоззрение». Другими словами, в мифогенной концепции философия зарождается в тот период, когда натурфилософы стали излагать на абстрактном языке Гесиода, выводя из «Теогонии» теории, иначе - зрелище для ума.

Данная парадигма обладает некоторыми преимуществами в сравнении с гносеогенной концепцией - она соответствует названию мифогенной, отображая генезис в виде непрерывного процесса, который возможен в силу первоначального единства философии и мифа. Они связаны между собой сущностно, что означает занятость обоими соотнесением человека с сущим. Именно это называется мировоззренческой функцией. Существует большое количество переходных форм - постоянно и непрерывно разворачивается ряд от классического мифа до классической философии.

С другой стороны, мифогенная теория имеет и серьезные недостатки : то есть в ней философия перестает быть чем-то новым, ранее неизвестным, а миф кажется с самого начала предрасположенным к философствованию. Попытка объяснить односторонность гносеогенного и мифогенного подхода привела к созданию некой компромиссной теории. Дабы не столкнуться с проблемами, ученые объединили обе концепции в одну, в которой они взаимодополняют друг друга. Как и миф, философия возникла в роли мировоззрения, но ее способ объяснения мира был иным - он опирался на абстрактно оформленное объективное знание. Значит, натурфилософы рассуждали обо всем мире в целом, излагая идеи в понятийной структуре и объясняя окружающие явления через взаимодействие природных сил.

Однако даже подобный компромисс не сумел устранить трудность, влекомую генезисным подходом как таковым : возникая из чего-то внешнего, философия уже не является философией, возникая от чего-то внутреннего, она не возникает вообще. Данная проблема имела еще одну грань, называемую ориентализмом. Независимо от того, что выступает в качестве истока философии (миф или эмпирическое знание) - Греция не была, если можно так сказать, «монополистом» в обладании ни тем, ни другим. В таком случае приходилось задумываться о корнях философии, идущих от востока, или об отсутствии корней вообще - получается, философия вечна. Или же нужно согласиться, что предфилософия имела место абсолютно везде, однако не сумела вылиться в философию, так как не могла абстрагироваться от конкретно-чувственных образов. А каков тогда генезис способности к теоретичности, абстракции, рефлексии? Решающий фактор, повлиявший на развитие процесса « от мифа к логосу», возводимый в ранг единственной и самой главной причины, размещается авторами теорий в социально-экономической среде. Следовательно, причиной перехода предфилософии в философии в Древней Греции выступает особенная развитость экономики в Древней Греции. Здесь речь идет о следующей цепочке : железо-товарно-денежные отношения-рабство. Эта цепочка якобы детерминистически действовала на умы греков, поскольку разделение труда и деньги предполагают наличие навыка мышления абстрактно.

Итак, сделаем вывод. Подводя итог, мы видим, что ранее речь шла о принципиальном единстве всех известных теорий. Заключено оно в осуществлении единого мыслительного хода - генезисного. В то же время все три версии истолковывают появление философии идейным генезисом, иначе говоря - созданием предмета мышления. Помимо этого, существует и другая точка их соприкосновения, частично заключенное в первых двух - все три концепции опознаются как такие, которые рассуждают не о том, о чем есть насущная потребность размышлять. Здесь принципиально невозможно видеть проблему подобным образом - а потому нельзя использовать и генезисный подход. И проблема тут выходит далеко за рамки простого нежелания приобщаться к чему-то состоявшемуся как готовое. Суть состоит в актуальном обнаружении своего нахождения в каком-то совершенное другом мыслительном пространстве, не являющимся обычным расширением и углублением прежнего. И потому принципиально лишено смысла выяснение отношений с уже созданными теориями возникновения философии посредством критичного анализа отдельных фрагментов, или перестановки пяти главных вопросов, либо даже более подробного разъяснения того, из чего, когда и почему могла произойти философия, каков был ее генезис. Актуальность такого положения состоит в ранее не виданном структурном единстве мысли абсолютно всех имеющихся теорий. Т.е. ясно, что авторы, ученые выдвигают проблему каким-то определенным образом и по-другому не могут. Точкой выдвижения претензий является как раз таки это структурное единство. И спор о терминах, способный разместить новую концепцию в числе предшествующих, становится более неуместен.

Далее следует уяснить то, что не дает нам узреть проблему в таком же виде, что не позволяет интерпретировать появление философии процессом генезиса идей и вынуждает говорить о том, что не имело возможности быть в рамках предыдущих теорий - то есть о событийном возникновении(начале) мысли, а так же о том, что позволило ей случиться впервые. Появление мысли в рамках генезисного хода заменяется образованием предмета мышления. Это является признаком ментализма, то есть слияние сознания с предметным его содержанием. Проявление кризиса заключается и в том, что философская трудность, связанная с возникновением и началом мысли может быть увидена и интерпретирована разными способами. Такой кризис -есть кризис фундаментальных оснований. Получается, что, казалось бы, отдельная частная проблема истории философии позволяет обнаружить состояние современной философии на данный момент в целом. Для того, чтобы разобраться, в чем же тут дело, а значит, получить возможность двигаться дальше, нужно снизойти к предельным основаниям, организующим рационально-познавательное пространство неким определенным методом, задающим базис и фундамент мышления, способ постановки и разрешения вопросов. Таким предельным основанием, можно сказать, определяющим горизонт видения, выступает вид рациональности. В таком случае критические претензии теорий происхождения философии должны выстраиваться следующим образом. Модель генезисного возникновения философии следует понимать как итог воздействия ментализма, типичного для классического типа рациональности. Данный подход является попыткой выставить несовременность ограниченной теории, принадлежащей к границам какой-то определенной онтологии. Далее в представленной работе последует описание самого предполагаемого основания(т.е. классический идеал рациональности), функционирование которого неотвратимо приводит к «ментализму». После в это поле поместится история философии как основная проблема, с целью выяснить, как его видит и наблюдает разум классической структуры. Разнородность видения - это всегда проблема постановки и образа, которым решается вопрос, то есть, иначе говоря, проблема выбора метода. Таким образом, разрешая данную проблему, мы автоматически получим такой способ постановки и анализа вопроса, который будет единственным возможным в классических рациональных рамках, в которых и узнается генезисный прогресс мысли. То есть можно предположить, что все компоненты структуры займут соответствующие места, что в конечном итоге позволит овладеть нынешним положением дел по данной проблеме, иначе говоря - четко и точно самоопределиться.

Классический идеал рациональности как основание генезисного метода решения проблемы возникновения философии.

Классическая картина мира подразумевает некоторую конкретную онтологию ума [3], то есть то его место, позицию, от которой начинает разворачиваться область видения, поле мышления, определенным образом формализованное, характерная педантичность сознания. Это «место» ума задано декартовским законом «cogito». «Cogito, ergo sum» - «Я (трансцендентальный субъект) существует, полагая предмет». Таким образом, означается точка, которая имеет непосредственную самоочевидность и истинность. Такая точка независима от эмпирии(т.е. трансцендентальна). В рамках классического мировоззрения такое сознание как раз существует как самосознание. Оно абсолютно, так как безотносительно. Кроме того, оно является неразложимым, то есть элементарным. Эта точка сохраняется действием рефлексии, занятой замыканием формального сознания самого на себя, отделяя такое сознание от чего-либо внешнего. Внешним называется то, что исходит из «cogitо» в поле его действия, то самое, чему Декарт дал имя «протяженной субстанции» - Внешнее же - это то, что разворачивается из точки «cogito» в пространстве его действия, то, что Декарт назвал «протяженной субстанцией», - это поле наблюдаемых когитальным сознанием, то есть трансцендентальным субъектом, предметов. В данном случае речь идет именно об объектах, о предметах, но не о вещах, которые не обладают самостоятельностью, самодостаточностью, лишены внутреннего наполнения в виду их построения чистым «Я» на основе первоначальных характеристик, а так же эффекта протяженности. Они выступают в качестве умственных конструктов. Любой объект - это материальное тело, а значит, явление, полностью выраженное пространственно в предметном контексте, в нем отсутствует что-либо внутреннее, то есть все, что в нем имеется может быть наблюдаемо субъектом. Предметы физического мира - объективны и материальны (в представленной ситуации материальность тождественна протяженности, а объективность - полной открытости для субъекта). В данной модели мир является цельной системой, сформированной когитальным «Я».

Все поле наблюдения построено субъектом, а поскольку последний формален, то есть внеэмпиричен, акты сознания в принципе непрерывны. Таким образом, в рамках «cogito» вводится принцип непрерывности воспроизводимого опыта. А коль скоро предметы не могут «спрятаться» (у них нет теневых сторон), то опыт еще и однороден. Самотождественное сознание - единственный постоянный носитель осознаваемых событий и наблюдений. Во всех точках пространства опыта возможен перенос наблюдения (сознание прозрачно и не вносит своих эффектов), не нарушаемый ни в одной его точке. Когитальное «Я» в чистом виде - гипотетически сверхмощный интеллект, держащий одновременно всю структуру наблюдения. Человеческий разум отличен от него не в принципе, а по степени. Эмпирическое «Я» путем рефлексии может «очистить» себя до трансцендентального и воспроизвестись в любом месте однородного поля.

Так что же доступно познанию, учитывая особенности подобной формы рационализма? Все, попадающее в область исследования классической рациональности, ей толкуется как субъект или как объект, третий вариант не дан. При всем этом познать возможно лишь предметы, иначе говоря - модели и структуры, которые созданы трансцендентальным «Я». И все же даже за рамками познания сохраняется сознание как таковое. Здесь оно обращается в неделимую и неразложимую элементарную сущность, точку чистой субъективности, Оно экранирует себя принципом «cogito», превращаясь в неразложимую элементарность, прозрачную точку чистой субъективности. При помощи рефлексии из этой точки можно извлечь целый мир, но в то же время данная точка как бы скрывается за поля зрения, прячется «за спектаклем мира». Классический ум всегда предметен, так как он познает и себя, и предметы исключительно в качестве имеющего представление о предмете, наполненного предметно. Подобным путем в классическом рационализме нам приходится сталкиваться с менталистской консолидацией мысли и содержания мысли. И расцепить их сращение нет возможности - ведь классика не обладает для этого необходимыми инструментами. Именно по этой причине в классической сфере мышления неизбежен ментализм, в силу того, что он выступает незаменимым эффектом функционирования данной формальной структуры. Беспредметное мышление пусто, его в принципе не существует, о сознании как о таковом нельзя знать, всего лишь потому, что знать то по сути и нечего - сознание в таком случае является не более, чем прозрачной точкой чистого субъекта. В конце концов классический интеллект может только следить и наблюдать за объектами, сформированными в пространстве и времени, реконструировать их. Классический ум вычисляет меру и пропорцию между явлением и законом., Это - научный идеал в чистом виде. Именно классика создала науку и сделала из нее эталон. В самом деле, познанию необходимо быть научным, в ином случае ему грозит потеря статуса познания.

Мы выяснили, что субъектно-объектная структура эмпирии создает неизбежность менталистского слияния сознания с его конкретным содержанием, и в результате мысль понимается через предмет мысли. Это означает, что, если мы хотим понять, как же возникла мысль, вполне достаточно объяснить происхождение и формирование предмета. При всем при этом данное формирование принципиально связано с сущностью предмета - это как бы приведение сущности от потенциального состояния к актуальному, в котором все шаги движения диктуются строгой и урегулированной внутренней логикой. И это весьма объяснимо : предмет - это всегда конструкт, а сущностью конструкта является метод его построения.

Помещая в представленную мыслительную область проблему происхождения философии, мы получим следующее. Ставя вопрос о начале философии, мы не спрашиваем об условиях возникновения мысли, мы выясняем, как формировалась предметность философии. Таким образом, не имеет смысла даже думать о том, чтобы понять законы сознания, которые позволяют случиться мысли. Классический ум видит законы предметности, но не законы сознания. Как раз ими-то и следует заниматься философии. Иначе говоря, начало философии имеет место в мире тогда, когда возникают глобальные универсальные идеи, например, об устройстве мира. Эти идеи должны быть выражены структурированно, законосообразно и в категориях. Философский предмет актуален для любой точки пространства эмпирии, то есть абсолютно универсален. Это идея обо всем мире в его многообразии и беспредельности. По этой причине объяснения требует то, каким образом и откуда возникло знание, а это равнозначно разъяснению способа, которым вообще может сформироваться предмет мышления. И разъяснение правдоподобно и убедительно только в том случае, если оно наукообразно, то есть достоверно.

Итак, решить проблему возникновения философии классически - значит описать процесс формирования философской предметности. Процесс формирования - это история. Рассмотрим подробнее, что такое история и история философии в классике, чтобы понять единственно возможный в этой структуре исторический метод и увидеть, чем является мысль, объясненная при помощи этого метода.

История классична в той мере, в какой она - наука и структурирована как история предмета, то есть описывается через субъект-объектные отношения. Поскольку в поле видения классической рациональности предмет всегда есть нечто внешнее субъекту, нечто, находящееся в пространстве наблюдения и, вообще говоря, пространственно артикулированное, объект истории всегда функционирует в пределе по типу физического тела. История - это изменение данного объекта во времени. Поскольку этот объект полностью вывернут вовне, то есть абсолютно наблюдаем, его изменения умопостигаемы, то есть не беспорядочны, а законосообразны. Время и пространство изменения предмета истории - это время и пространство физических тел, а значит, само изменение жестко детерминировано причинно-следственными связями. Цель истории как науки - выявить эти каузальные зависимости, выстраивая по возможности непрерывную цепь развития - необходимого (то есть соответствующего закону) преобразования одного явления в другое.

Что же это за закономерность? Это закономерность самораскрытия сущности - то есть ее перехода из потенциального состояния в актуальное. История есть диалектическая самореализация сущности некоего предмета. Поэтому логика исторического процесса - это логика сущности. Первое логически является также и первым исторически. Сущность постепенно развивается от простого к сложному - также движется и история. История - это однородный линейный процесс, в котором сущность непрерывно развивается по стадиям в сторону цветущей сложности. Иными словами, история прогрессивна.

Итак, объект истории по типу физичен[4] (ведь наука может говорить только о физических телах, в противном случае всякая наукообразность неуместна), а диалектика в истории присутствует как эволюция. Время этого изменения - астрономическое однородное время, способ изменения - постадиальная реализация сущности, причем внешний каузальный детерминизм служит раскрытию логики предмета. Цель истории как науки - предъявить непрерывность, детерминистически объяснить каждую новую стадию из предшествующей (как ее прогрессивное развитие). В той мере, в какой история желает быть наукой, она должна выполнять эти требования.

Все это вполне справедливо и тогда, когда речь идет об истории философии. Здесь мы имеем «специфическую логику специфического предмета». История философии - это становление, поступательное и закономерное развитие идей, историческая зависимость мыслительных образований. История философии желает быть одновременно и философией, и наукой. Философичной ее обязывает быть предмет - ведь речь идет о последовательности раскрытия внутренней логики какой-либо идеи. При этом история философии применяет чисто научные методы для описания и объяснения непрерывности развития мысли, помещенной в пространство и время, для выявления зависимостей, позволяющих мысли именно в этом временном отрезке раскрыться именно на этой стадии. Речь идет о зависимости философии от внешних причин, которая и делает ее протяженность во времени собственно историей в классическом, научном смысле этого слова, поскольку декорации мысли понимаются как однородное и непрерывное пространство опыта и наблюдения новоевропейской науки, которое может воздействовать на что-либо только одним способом - детерминистически. Время этой истории философии - астрономическое время, фиксируемое в датах униформного календаря. И именно универсальность времени обеспечивает непрерывность и наблюдаемость историческому процессу, что позволяет говорить о хронологии, о периодах и стадиях развития мысли, ее движения, измеряя их все годами, как если бы речь шла о временных характеристиках физических тел. (И только благодаря этому само собой разумеется, что «античная философия, то есть философия древних греков и римлян, зародилась в VI в. до н. э. в Греции и просуществовала до VI в. н. э. Таким образом, античная философия была жива около 1200 лет»[5].) То же самое можно сказать и о пространственной протяженности - понимается ли она не физически в своей основе? Даже если речь идет о социальном пространстве философии, это совершенно не меняет сути дела, поскольку последнее всецело объективно и детерминистично. Таким образом, если историю философии размещают в социальной среде, то простую хронологию временных периодов «подкрашивают» еще и названиями типа «рабовладельческая философия» или «буржуазная философия». Историк философии, желая служить науке, обязан объяснять своеобразие каждой стадии развития мысли спецификой внешних, объективных условий. Если эти условия - социальные, то философия связана с социумом как надстройка с базисом, то есть, как это обычно говорится, «в конечном счете его отражает». Это - легко узнаваемое «общее место» отечественного историко-философского подхода. Теперь, можно надеяться, нам понятны его основания.

Итак, речь идет о достаточно жестком детерминизме мысли пространством и временем ее локализации (и оговорки типа «конечного счета» или «косвенного образа» обыкновенно так и остаются только оговорками). В рамках классической рациональности иной подход просто невозможен.

Рассмотрим теперь другой аспект вопроса. Выше речь шла о том, что история представляет собой не просто процесс изменений, но диалектическое становление. Поэтому история философии - не беспорядочное, случайное движение мысли, а закономерное, линейное, поступательное развитие, то есть прогресс, можно сказать, эдакое «приращение осознанности». Наука требует однородности этого процесса, то есть непреложным образом должна прослеживаться связь, преемственность между стадиями и этапами. Ведь объяснить можно только тогда, когда всякое новое является результатом закономерного развития старого, иначе история философии непостижима и вообще перестает быть собственно историей. В историческом развитии мысли, таким образом, недопустимы провалы и разрывы, а возможны только «белые пятна», то есть те «места», связь которых с предшествующими не прояснена пока еще историком философии и в этом смысле является «творческой задачей». Пометим еще раз, что преемственность эта прогрессирующего свойства, поскольку она проявляет закон диалектического развития (преодоление старого как его «снятие», обеспечивающее постепенное движение вперед). Если этот прогрессизм приложить к конкретному историческому материалу, мы получим то, чем наполнены практически все учебники по истории философии, то есть многочисленные «измы» (всяческие школы и традиции), а также фразы, ставшие общими местами типа: «Маркс развил односторонне высказанную мысль Гегеля...», - в результате чего мысли всех предшествующих философов выглядят как недомысли, причем чем древнее, тем примитивней. В лучшем случае философа признают «гениальным, для своего времени», то есть «наивным для нашего» (иными словами, несостоятельным). И это - неизбежная оборотная сторона требования прогресса.

Итак, каков же предмет классически понимаемой истории философии? Предмет ее - мысль, но мысль в специфическом ракурсе. Это - идея как рационально познаваемый и объективно установленный момент движения, фрагмент исторической действительности, то есть исторический факт. Ибо факт - изобретение классической науки - и представляет собой «атом» объективного знания, полученный трансцендентальным субъектом. Факт всегда абсолютно завершен и положен во вне. Это - явление, которое универсально (наблюдаемо всеми), необходимо (в смысле закономерно), то есть описуемо в однородном пространстве непрерывного опыта. Определение «исторический» накладывает на понятие факта некоторую специфику, отличающую его от факта естественных наук, поскольку в нем особенно выпукло выступает конструктивный момент (который в естественных науках иногда теряется из виду). Мало того, что элемент социального опыта всегда конструкт хотя бы потому, что является вещью чувственно-сверхчувственной и другим способом не может предстать в качестве предмета познания, но к тому же исторический момент - это еще и момент абсолютного прошлого, которого больше нет в наличии (чистая длительность необратима, в ней нет оснований для возвращения чего бы то ни было, а поэтому вещи, помещенные в нее, имеют только одно свойство - постепенной, но полной энтропии), а потому он не просто конструкт, но и реконструкция.

А что же такое, по сути своей, реконструкция? В первую очередь, оно являет собой не какой-то художественный образ, а совершенно научный метод познания, воссоздание конструкта посредством системного воспроизведения целого на основе подчинения логике его составляющих. Сущность предмета и структурирующие его законы выступают фундаментом реконструкции. Именно по этим причинам исторический факт, являющийся исходом, результатом реконструкции, не может быть менее объективен, чем факт естественнонаучный.

Причинно-следственные связи непрерывны во времени и пространстве. Именно благодаря этому для историков существует возможность воплощать полноту воссоздания. Однако тут же возникает и требует разрешения следующая проблема : эта самая полнота, необходимая согласно требованиям строгой научности (по причине вреда, причиняемого факту «темными местами», кои делают его менее объективным и стоящим внимания), практически недостижима, хотя в принципе вероятна. Абсолютно каждый факт - своего рода бесконечный процесс, он делится до бесконечности, состоит в нескончаемом множестве связей, так как вписан в структуру. Как же все-таки описать факт, если он один влечет за собой несметное количество других фактов? Вопрос этот не имеет решения в силу того, что необходимая научно причинная зависимость по природе своей создает безграничные цепочки, каждое звено которых взаимозависимо и не может быть избрано единственным, наиболее важным, заслуживающим остановки на нем.

Однако факт не лишается гносеологической важности даже несмотря на очевидную проблему дескриптивной бесконечности. Особенно значимым является факт исторический - он изучается в той степени, в которой принадлежит, относится к минувшему. Он завершен, то есть, мертв (потому как мертвое не может измениться, деформироваться, не могут иметь места произвольные внутренние перемены). Невозможность их порождает возможность реконструкции. Научно познаваемым факт делает и всецелая сепаративность субъекта, который познает факт во временном пространстве.

Сейчас мы пронаблюдаем, как это применяется к историко-философским проблемам. Всякая мысль прошедшего, с классической точки зрения, преобразуется в факт -она завершена, мертва, она не изменится и потому поддается классификации, ее можно объяснить. При таком взгляде историк философии имеет право сказать, что теории того или иного философа в определенное время были закономерны и вызваны рядом необходимостей, рядом некоторых объективных причин.

Само воссоздание идеи, воспринимаемой как культурно-исторический факт, проходит в двух разных течениях - с одной стороны - в синхроническом, с другой - в диахроническом. Во-первых, она рассматривается как часть системы, структурный элемент, необходимый и своевременный в тех условиях. С другой точки зрения, переустройство подразумевает формирование этой мысли во временном этапе - иначе говоря, поиск и изучение ее «предшественников», то есть тех идей, которые постепенно преобразуясь и усложняясь, привели в конечном итоге к возникновению представленной нам идеи. В воссоздании рядов причинно-следственных связей, итогом которого должно стать объяснение структурного места искомого предмета, перед нами, очевидно, предстает метод генезиса. Генезис - философская категория, выражающая возникновение, происхождение, становление развивающегося явления. Генезис - это способ наукообразного объяснения появления факта, в том числе и факта мысли. Генезис предполагает 1) линейный процесс, 2) необратимую смену стадий 3) поступательную смену стадиями друг друга 4) казуальную зависимость 5) непрерывность. Непрерывность как раз все разъясняет и обеспечивается тем, что в любой наступающей стадии нет ничего того, что не было бы заложено в предшествующей.

На этом этапе мы уже выяснили положение генезиса в мыслительной системе классической рациональности и смогли осознать, в чем заключается суть генезисного хода, а так же то, почему с помощью него можно разрешить проблему возникновения философии. Единственный и самый верный способ познать и понять происхождение философских идей - это применить генезисный метод к их содержанию (потому что мысль - это и предмет, и исторический факт). Теперь становится понятным желание гносеогенной и мифогенной концепций растолковать зарождение философии как идейный генезис. Это - непреодолимое и обязательное следствие ментализма.

Таким образом, обретя некое представление об историко-философском подходе в классическом формализованном мышлении, мы получили и орудие критики любой концепции генезиса. Критика эта может осуществляться не посредством указания на недочеты, неточности или противоречия, не в ходе критики самого метода как такового. Может иметь место намного более конкретная критика, связанная с идентификацией их несовременности. Для этого нет нужды скрупулезно рассматривать каждую из концепций, вполне возможно в любом основополагающем тезисе приверженцев генезиса и генезисного подхода наблюдать неотъемлемую классичность суждений и мышления в целом.

При этом нужно учитывать, что важно не только уметь критиковать предшественников-классиков, но и правильно организовывать самокритику, иметь на все трезвый взгляд со стороны. Суть в том, что, когда мы отключаем самосознание и полностью начинаем следовать чужим мнениям, ходить по протоптанным дорожкам, мы теряем возможность понимать происходящее, мозг деградирует. А наши интеллектуальные общие места - это классические ментальные фигуры, которые автоматически реализуются в нас в качестве культурной данности. Таким образом, необходимо увидеть наши образовательные клише (в которых все мы - гегельянцы) как «рудименты» и «атавизмы» старых классических структур, наивная реализация которых в данный момент не даст мысли двигаться самостоятельно.

Фигуры «ментализма» как симптом классичности генезисных концепций

Давайте посмотрим на труды других русских философов. А. Ф. Лосев, А. Н. Чанышев и Ф. Х. Кессиди видят истоки философии в мифе. И именно в этой детали заключается общая черта их мировоззрений. Однако откуда появилось само мировоззрение? Чтобы найти ответ на этот вопросы, следует обратиться к высказыванию Чанышева:«Мировоззрение зародилось стихийно в доисторические времена как результат неосознанной мировоззренческой потребности человека разумного, которая возникла в силу трудовой деятельности человека. Отношение к мирозданию через орудия труда рождает субъект-объектные отношения. Мироздание разбивается на природу и людей с сознанием и возникает вопрос об их отношении. Это и является основным вопросом мировоззрения". Мы видим, что понятие мировоззрения жестко привязано к субъект-объектной структуре и иначе, чем через эту структуру, объяснено быть не может. И, действительно, если обратить внимание на корни этого слова, можно увидеть его суть: был "мир" и был некто, кто на него "воззрился" и в ходе тяжелой умственной и трудовой деятельности этого некто сформировалось "мировоззрение". Само же это понятие целиком относится к классической рациональности, причем в большей степени марксистского образца. И эта традиционная суть понятия всегда будет оставаться его неотъемлемой частью. Таким образом, раскрывать определение мировоззрения, значит объяснять его в рамках субъект-объектной схемы. А далее мы увидим, что может получиться, если в этих терминах рассматриваешь мифологию.

Нельзя оставить без внимания один момент в зацитированных выше словах. Одной из особенностей марксизма является опущение факта, или даже некое «забывание» того, что никогда не были естественными или свойственными миру и человеку субъект-объектные отношения. То же делает и А. Н. Чанышев. Он не вспоминает о том, что такого рода взаимосвязи - новоевропейский интеллектуальный конструкт, никогда не бывший открытым кем-то, а созданный, то есть не имеющий по сути отношения к доисторической эпохе. Это ошибочное приурочение черт одного периода к другому делает из истории нечто преждевременно прозрачное, понятное, а все это лишь за счет опускания реальной глубины. Тогда мы сталкиваемся со следующим вопросом « может ли сознание наших древних предшественников быть названо «мировоззрением» и рассмотрено именно в качестве такового. Тут уже не так важна стихийность его зарождения. Итак, как же будет выглядеть проблема появления философии, взятая в мировоззренческом ключе.

Следуя концепциям Чанышева, мы видим, что мировоззрение бывает двух видов, если быть точнее, оно делится на два уровня : «образно-представленческо-ассоциативно-эмоциональный» и «понятийно-категориально-логическо-рассудочный» уровень[7]. Движение от первого уровня к последующему является своего рода знаменитым переходом от «мифа к логосу» (ведь один из них соответствует мифологии, другой относится к философии). Это движение следует понимать как описание появления философии посредством генезиса. Из названия очевидно, что логичность и понятийность Чанышев считает исключительно философскими характеристиками, и его цель - найти и вытащить на поверхность предпосылки их формирования. Но начинать нужно все-таки с мифа.

Миф, о котором идет речь у всех трех авторов, это миф, понятый классически. Не только Чанышев, но и Кессиди, и Лосев характеризуют его именно как мировоззрение, хотя и не объясняются по этому поводу. Однако это верный показатель того, что описание будет проводится в классических терминах и по субъектобъектной структуре. Другой вариант просто невозможен. А структура эта такова, что под любым содержанием сознания будет искаться объект. Сознание не событийно, оно предметно. И если его предмет не может считаться объективным, то оно неминуемо предстает как субъективная иллюзия. Что можно на таком языке сказать о мифологии? Понятно, что скорее всего она будет выглядеть как очень скверная наука, поскольку она, конечно, объясняет мир, но как она это делает?! «Корни мифологии в ассоциативности сознания, в принятии случайного за существенное, неумении выделить подлинные причины»[8] и т. п. Правда, Кессиди считает, что «сущность мифов не в объяснении (так он пытается спасти миф от науки, показать его особую значимость), а в объективировании субъективного, коллективно-бессознательного переживания и впечатления, при котором порождения фантазии принимаются в результате за подлинную реальность внешнего мира. В мифологическом отождествлении субъективного и объективного кроется источник наблюдаемого в мифе единства субъективного образа и объективного явления»[9]. Вероятно, автор здесь желает сказать, что миф имел смысл в качестве переживания, но не может этого сделать, поскольку нет ни сферы, ни слов для нее, где переживание стоило бы воспринять всерьез. Сам язык заставляет всегда выскакивать на объекты переживания, и если таковых нет, переживание автоматически получает статус «бреда». Все, что видит субъект, не являясь трансцендентальным (а мифический субъект, уж конечно, таковым не является), это грезы и иллюзии, не имеющие познавательной ценности (а значит и ценности вообще).

«Мифологический образ - это не просто фантастическое, извращенное отображение или превратное моделирование какого-либо явления природы; он представляет собой олицетворение, то есть творение в воображении и с помощью воображения иной действительности субъективной и иллюзорной»[10]. Таким образом, миф так же существует и определяется субъект-объектной структурой, причем так, будто она принадлежит внешнему миру, и миф ее замечает и приравнивает, поэтому очеловечивает и персонифицирует все подряд. Речь идет об персонификации явлений природы, будто они существуют непосредственно в самой реальности (в то время как в Европе они являются лишь частью конструктора образов), просто их отображение было искажено туманным восприятием первобытных людей. Здесь мы имеем дело с натурализмом, чье появление дало толчок развитию философии Кессиди, и, тем самым, обозначило появление такого термина как "менталистская фигура". Следует только перестать олицетворять, и «явления природы» и «природа в целом» сразу раскрываются перед взором «Милетские мыслители отбрасывают персонификацию природных явлений и тем самым совершают переход от образного (религиозно-мифологического) представления к отвлеченному понятию, точнее, к теоретическому мышлению, если иметь в виду античное понимание теории (мысленное созерцание живой картины действительности, образа космоса). Этот переход от образного представления к теоретическому мышлению означал открытие новой картины мира, в которой явления объясняются их естественной обусловленностью»[11]. В итоге, мы можем сделать вывод, что, самобытность и специфика сознания по Кессиди определяется в менталистском ключе - через её содержание. Здесь появляется четкое разграничивание мифологии и философии, как отображения мира богов или того, чего в реальности нет и науки об объективной реальности. Отсюда и получается, что основная задача философии обозначена созданием «картины мира» во всей его широте, а суть мифологии заключается в теоретичности и логической расчетливости на субъект объект - в этом и состоит «новизна».

Новая картина мира превращается во вполне приемлемое «адекватное» отображение действительности, вычленяющее сущность природных явлений. Кессиди считал, что милетцев можно назвать философами с той позиции, что они пытались извлечь сущностное ядро окружающих их феноменов, они выделили категорию «первоначала», давшего основу развития всему миру, всему, что ни есть во вселенной. Сформировать свои «первоначала» милетцы смогли благодаря абстрагированную от умозрительных космических явлений. Здесь определение философии можно сформулировать следующим образом : «мировоззрение, в котором обретается оформленная теоретически, абстрактно-понятийная и объективная картина мира». Существующая реальность предоставляет объекты для философствования, и они преобразуются в предмет мышления, абстрагируясь от своей образной данности. По мнению Кессиди, именно так появляется философская мысль. Теперь необходимо выяснить, как возникает умение абстрагировать, как формируется понятийное мышление. Это объяснит и пресловутый переход «от мифа к логосу», как вознесение с уровня более примитивного на уровень более рациональный.

К данному переходу авторы применяют исторический подход. А что, собственно, такое есть история? Согласно марксистской концепции, это - «законосообразная необходимая и поступательная смена стадий, в которой социальные явления зависят от способов производства». То есть, с точки зрения методологии, это движение происходит таким способом : изменение уровней мировоззрения обуславливается сменой исторических формаций. В ходе такого рассуждения, можно прийти к заключению, что греки стали философами, потому как превратились в рабовладельцев - и на этом моменте нужно остановиться более подробно. В человеческом сообществе появляется трудовая деятельность, складывается необходимость в приобретении какого-нибудь мировоззрения, а ее осуществление абсолютно детерминируется социальной средой, типом производственных отношений, иначе говоря, - формацией. . «Первоосновой всех форм общественного сознания, философии, в том числе, является общественно-историческая практика людей, предполагающая активное и заинтересованное отношение к явлениям внешнего мира, к мировому строю вещей, к социальному порядку»[12].

Первобытный способ натурального производства и обмена влечет за собой «нерасчлененность первобытного коллектива, которому соответствует полная расплывчатость мифа как общественного сознания (где все во всем)»[13]. Однако с течением времени общественная бытность претерпевает изменения. Смене путей производства, повлекшей переход от «мифа к теории», от устаревшей картины мира к более совершенной, огромное внимание отдает Чанышев. «Скачок в производительных силах в связи с переходом от бронзы к железу увеличил возможности людей и их овладение миром, что стимулировало мышление и давало новые, объективные знания о действительности (речь идет о пранауке)... Товар и деньги как чувственно-сверхчувственная вещь, появившись, привел к абстракции общественного бытия и общественного сознания... Классовая борьба подорвала традиции... Произошла десакрализация жреческих знаний в связи с демократизмом и падением иерархии. Новым классам нужно было новое мировоззрение. Подъем на второй уровень для мировоззрения стал возможен благодаря росту наук, что стимулировало зарождение высшей части идеологической надстройки. Философия возникает как разрешение противоречия между мифологической картиной мира и новым знанием, как распространение мышления на все мировоззрение из узко-специфической (производственной) сферы... Так и складывается философия как системно-рационализированное мировоззрение»[14].

Приведенный отрывок срывает завесу со многих недоразумений. Данный пассаж вскрывает многие недоразумения. Во-первых, «Предфилософия (миф как мировоззрение) везде одинакова». Но в силу неправильности существовавшей на Востоке формы рабства (то есть патриархальной формы), «философия Китая, Индии, Вавилонии, Сирии, Финикии, Иудеи, Израиля, Египта не получила классических форм, как в Элладе»[15] - сам список настолько антипатичен, что его нельзя и прокомментировать. Отчего, например, не доставало народам Востока умения абстрагировать, разве не способны они были, например, считать? Такие граничащие с абсурдом крайности выявляются не случайно - иначе просто не останется причин разграничения восточной мифологии и философии. Хотя даже в том случае, если мы обусловим зарождение философии оформлением десакрализованной социальной сферы, мы получим новую проблему - тогда речь уже идет не об античной философии, а как бы философии в античную эпоху. То есть мы можем спокойно утверждать, что всякий народ, живущий и работающий на основе разделения труда в классовом обществе обязательно должен был сформировать собственную философию. Из этого следует, что существенным, важным для философии выступает не то, что она зародилась как «эллинская» а то, что она возникла как «рабовладельческая». То есть, она - всегда классовая. Из этого Кессиди и Чанышев выводят идеологию, научно-познавательную и оформленную теоретически, полезную и прогрессивную. В этом суть оборотной стороны таких понятий как «картина мира» или «мировоззрение». И это растолковывает интуитивное подозрение о том, что то, описанием чего занимаются выше указанные авторы, может быть чем угодно, только не философией. Основа мышления Чанышева и Кессиди - классический тип рациональности марксистского образца - поэтому они выявляли появление философии как формирование предмета, в то время как нужно было искать начало события мысли. Иными словами, Кессиди и Чанышев являются иллюстрацией того, что классическая рациональность к моменту своего заката «забыла» о том, что она сама существует (когда-то возникла) и хотя бы поэтому не просто «отражает».