Учение Аристотеля

Размещено на http://www.allbest.ru/

На пороге теоретической философии Аристотеля мы встречаем введенное им понятие субстанции («сущности»). Под субстанцией Аристотель понимает бытие вполне самобытное, пребывающее в самом себе, но не в чем-либо ином. Как бытие, не способное пребывать ни в чем ином, субстанция никогда не может выступать в суждении как его предикат или атрибут, а может выступать только как его субъект. Так как общее есть общее для множества предметов, то субстанцией, т. е. бытием вполне самобытным, оно быть не может. Поэтому субстанцией, в аристотелевском смысле, может быть только единичное бытие. Только оно одно самобытно в точном и строгом смысле слова.

Для правильного понимания всего дальнейшего аристотелевского развития учения о единичном, или субстанциальном, бытии необходимо помнить, что, ведя свой анализ необходимого объективного, независимого от субъекта бытия, Аристотель неуклонно имеет в виду это бытие как предмет познания, протекающего в понятиях. Другими словами, он полагает, что существующее само по себе и потому нисколько не зависимое от сознания человека бытие уже стало предметом познания, уже породило понятие о бытии и есть в этом смысле уже бытие как содержание понятия. Если забыть или не учесть это важное обстоятельство, то учение Аристотеля о бытии может показаться более идеалистическим, чем каково оно в действительности.

По Аристотелю, для нашего познания единичное бытие есть сочетание «формы» и «материи». В плане бытия «форма»-- сущность предмета. В плане познания «форма»-- понятие о предмете или те определени самого по себе существующего предмета, которые могут быть сформулированы в понятии о предмете. То, г. чем может иметь дело знание, есть только понятие, заключающее в себе существенные определения предмета. Напротив, если мы отвлечемся от понятия, то из всего содержания самого предмета останется то, что уже ни в каком смысле не может стать предметом знания.

Чтобы знание было истинным, оно, по Аристотелю, не только должно быть понятием о предмете. Кроме того, самим предметом познания может быть не преходящее, не изменчивое и не текучее бытие, но только бытие непреходящее, пребывающее. Такое познание возможно, хотя отдельные предметы, в которых только и существует непреходящая сущность, всегда только предметы преходящие, текучие. И такое познание может быть только познанием «формы». Эта «форма» каждого предмета вечна: она не возникает и не погибает. Мы наблюдаем, например, как глыба меди становится медной статуей, получает «форму» статуи. Это нельзя понимать так, словно «форма», т. е. известное мыслимое нами очертание, возникла здесь впервые. Это следует понимать только так, что данный предмет (медь) впервые принимает очертание, которое, однако, как таковое никогда не возникало. Очертание это становится «формой» данной глыбы меди, но «форма» сама по себе не возникает здесь как «форма».

Таким образом, в «форме» Аристотеля соединяются вечность и общность. Установление этих определений «формы» дает возможность продолжить исследование субстанции, или самобытного единичного бытия. Предыдущим выяснено, что «форма»-- общее, реально же -- единичное. Поэтому, для того чтобы «форма» могла стать «формой» такого-то единичного, или индивидуального, предмета, необходимо, чтобы к «форме» присоединилось еще нечто. Но если к «форме» присоединится нечто, способное быть выраженным посредством определенного понятия, то это вновь будет «форма».

Поэтому Аристотель полагает, что присоединяемый к «форме» новый элемент может стать элементом субстанции только при условии, если он будет совершенно неопределенным субстратом» или «неопределенной маерией». Это тот субстрат (материя), в котором общее («форма») впервые становится определенностью другого бытия.

Но сказанным Аристотель не ограничивается. Он раскрывает в подробностях свое понимание процесса, посредством которого и в котором в отдельных предметах чувственного мира возникают новые свойства или «материя» принимает «форму».

«Материя», или «субстрат», по Аристотелю,-- это, во-первых, отсутствие, «лишенность» того определения, которое ей предстоит приобрести как ее определенность, иначе говоря, «материя» есть прежде всего «лишение» «формы». Однако понятие «материя» не может быть сведено как к своей единственной характеристике -- к «лишению» или «отсутствию» «формы», к «отрицанию» «формы». Когда «материя» принимает опредеенность, или «форму» (например, когда глыба меди превращается в медный шар или в медную статую), то основанием этой новой определенности не может быть простое отсутствие («лишение» -- отрицание) формы шара или формы статуи. Отсюда следует, заключает Аристотель, что «материя» -- нечто большее, ем «лишение» (или «отсутствие»). Откуда же в материи берется «форма»? «Форма» эта, отвечает Аристотель, не может возникнуть, во-первых, из бытия. Если бы она возникала из бытия, то нечто, возникающее как новое, возникающее впервые, существовало бы еще до своего возникновения. Но «форма» эта, во-вторых, не могла бы возникнуть и из небытия: ведь из небытия ничто произойти не может. Выходит, что то, из чего возникает «форма», не есть ни отсутствие «формы», ни уже возникшая, действительная «форма», а есть нечто среднее между отсутствием («лишенностью») «формы» и «формой» действительной. Это среднее между отсутствием бытия и действительным бытием есть, согласно Аристотелю, бытие «в возможности».

Стало быть, действительным, по Аристотелю, становится только то, что обладает «возможностью» стать действительным. Аристотель поясняет свою мысль примером. Человек, ранее бывший необразованным, сделался образованным. Но образованным он стал не потому, что был необразован, не вследствие «лишенности» или «отсутствия» образованности, а потому, что человек этот обладал «возможностью» (способностью) стать образованным. Но если это так, то необходимо признать, что «материя» («субстрат») заключает в себе или предполагает два определения: 1) отсутствие «формы», которая в ней возникает впоследствии, и 2) возможность этой «формы» как уже действительного бытия. Первое определение -- «лишенность» -- всего лишь отрицательное, второе -- «возможность» -- положительное. В отличие от «материи», которая есть бытие «в возможности», «форма» есть «действительность», т. е. осуществление возможности.

В понятии «материя» («субстрат») Аристотель различает два значения. Под «материей» он разумеет, во-первых, субстрат в безусловном смысле. Это только «материя», или, иначе, чистая возможность. И во-вторых, под «материей» он понимает и такой субстрат, который уже не только возможность, но и действительость. Различие этих понятий Аристотель поясняет на примерах или процессах производства -- ремесленного и художественного. Рассмотрим, например, сделанный медником медный шар или изваянную скульптором медную статую. И этот шар, и эта статуя существуют в действительности. Но что же в них будет собственно «действительным»? И о статуе, и о шаре у нас имеются понятия, и каждое из них есть совокупность известных признаков. Если мы считаем статую и шар действительными, то мы приписываем действительность их понятиям. Однако ни шар, ни статуя не понятия. Приписывая им действительность, мы рассматриваем их не в отвлечении от действительности (как Платон рассматривал свои «идеи»), а как реализованные в самой действительности, в определенной «материи», и определенном «субстрате». Каким же образом следует мыслить эту «материю» («субстрат») применительно к медной статуе или медному шару? Очевидно, «материей», ставшей шаром (статуей), является в этом случае именно медь. Теперь отвлечемся от понятия шара (шаровидности) как от «формы». Совершенно очевидно, что шар сделало именно шаром вовсе не «отсутствие» формы шаровидности. Опыт медника подсказывает, что из меди может быть отлит шар. Выходит, стало быть, что, хотя, по отвлечении от формы шаровидности, медь есть не шар, она всё же возможность шара, или шар «в возможности», иначе, возможность той действительности, какой будет существующий, уже сделанный шар.

До сих пор мы рассматривали медь, медную глыбу в качестве «материи» для шара. Но это не единственный способ рассмотрения меди. Мы можем, рассматривая медь, совершенно отвлечься от мысли о шаре и поставить вопрос: что есть эта медь сама по себе, независимо от того, что из нее может быть сделан шар?

Первый ответ на поставленный вопрос будет: «это медь». Говоря это, мы рассматриваем медь уже не как возможность для чего-то другого (шара, статуи и т. д.), а как реальность. Меди мы, таким образом, приписали действительность. Но для меди как действительности, т. е. как «формы», необходимо указать «материю», в которой эта «форма» осуществляется.

Для отыскания и указания этой «материи» Аристотель опирается на традицию греческой физики. Начиная с Эмпедокла, эта физика утверждала, что все возникающие и разрушающиеся материальные предметы представляют различные сочетания четырех вечных, невозникающих физических элементов -- огня, воздуха, воды и земли. Стало быть, если глыба меди -- действительность («форма»), то «материей» для этой действительности будут четыре физических элемента в некотором определенном сочетании. В качестве «материи» для «формы» меди эти четыре элемента, во-первых, «отсутствие» («лишение») меди, еще не медь; во-вторых, они «возможность» меди: ведь при определенном их сочетании из них может возникнуть медь.

Но и на этом рассмотрение вопроса об отношении «формы» к «материи» у Аристотеля не заканчивается. Сочетание четырех физических элементов, порождающее вещество меди, не только «материя» для иной действительности. Элементы эти, взятые сами по себе, по отвлечении от мысли о меди, составляют особую и самобытную действительность. В этом качестве они обладают особыми, принадлежащими им свойствами.

Понятие о них слагается из признаков, которые существуют не только в нашей мысли как признаки понятия, они как свойства существуют и осуществляются в какой-то «материи».

Таким образом, и на этой ступени анализа мы обнаружим сочетание «формы» и «материи». Четыре физических элемента обладают и «формой», поскольку они образуют понятие об элементах, реализующихся в некоторой «материи», и должны, кроме того, обладать «материей», так как и для них должен существовать некий «субстрат».

Что же это за «субстрат»? Если мы отвлечемся от понятия о четырех физических элементах как о действительности, то этот «субстрат» есть опять-таки, во-первых, «отсутствие» («лишение») признаков, входящих в понятие об элементах, и, во-вторых, есть возможность осуществления этих признаков. И здесь первый момент «субстрата» отрицательный, второй -- положительный.

Можем ли мы продолжить это «нисхождение» по ступеням абстрагирования сочетаний «форма» -- «материя»? Для Аристотеля, который мыслит в этом вопросе как античный грек, дальнейшее нисходящее движение здесь уже невозможно. «Материя», из которой возникают четыре физических элемента, не обладает уже никакими определенными признаками. Поэтому природа этой «материи» не может быть выражена ни в каком понятии. Но это означает, согласно Аристотелю, что «субстрат» четырех физических элементов уже не есть действительность и потому не может и рассматриваться как «действительность». Он может существовать и существует только как «материя», только как «возможность» другой, какой угодно действительности.

На изложенных размышлениях основывается важное для метафизики Аристотеля различение «первой» и «последней материи». «Последняя материя», согласно разъяснению Аристотеля, -- та «материя», которая не только есть возможность той или иной «формы», но, кроме того, будучи такой возможностью, есть одновременно и особая «действительность». «Последняя материя» обладает своими особыми, ей одной принадлежащими признаками, и относительно ее может быть высказано ее определение, может быть сформулировано ее понятие. Так, рассмотренные выше медный шар, медь, четыре физических элемента -- примеры «последней материи». О них существуют понятия, содержащие каждое некоторую сумму особых признаков.

В отличие от «последней материи» «первая материя» есть «материя», которая может стать действительностью, однако не так, как становится ею «последняя материя». Мы видели, что в случае «последней «материи», по отвлечении от действительности (шара, меди, четырех физических элементов), то, что мы отвлекали от нее (медь -- по отношению к шару, четыре элемента -- по отношению к меди), само по себе было некоторой действительностью. Напротив, «первая материя» вовсе не может уже рассматриваться как «действительность». Она есть только «возможность», может стать какой угодно «действительностью», но сама по себе не есть никакая «действительность». Эта «первая материя», по Аристотелю, нигде и никогда не может восприниматься чувствами; она только мыслится и есть поэтому «неопределенный субстрат».

Здесь уместно сопоставить это учение Аристотел о «первой материи» с учением о «материи» Платона. Платон противопоставил «идеи» как мир истинно сущего бытия миру небытия. Под «небытием», принимающим на себя «идеи» и раздробляющим единство каждой из них во множество, Платон имел в виду именно «материю». По Платону, познание может быть только относительно бытия, т. е. «идей». Здесь Платон повторил учение Парменида, согласно которому познанию доступен только мир бытия. Что касается небытия («материи»), то к мысли о нем ведет, по Платону, не познание, а только какой-то «незаконный род рассуждения».

Аристотель пытается точно определить этот род рассуждения. Он утверждает, что для понятия о «первой материи» приходится прибегать к аналогии: подобно тому как «материя» меди («последняя материя») относится к «форме» статуи, которая отлита скульптором из меди, так «первая материя» относится ко всякой «форме». Запишем эти отношения в виде пропорции: «материя» меди: к «форме» статуи = х : к любой «форме». В этой пропорции третий ее член -- х есть «первая материя». Хотя он неизвестен, все же он не совершенно непостижим для мысли: его отношение ко всякой «форме» аналогично Отношению, какое имеется между глыбой меди и медной статуей.

Вопрос о сущности -- древнейшая и постоянная проблема философии. «Вопрос, который издревле ставился и ныне и постоянно ставится и доставляет затруднения,-- вопрос о том, что такое сущее,-- это вопрос о том, что такое сущность» («Метафизика» VII 1, 1028 b 2--4). Однако всеобъемлющее рассмотрение проблемы сущего и сущности выдвигает вопрос, каким должен быть первоначальный вводящий в науку подход к этой проблеме. Ответ на этот вопрос Аристотель пытался дать в своем учении о категориях. Это, по верному выражению В. Татаркевича, «первый слой философских исследований». «Категории» -- основные роды, или разряды, бытия и соответственно основные роды понятий о бытии, его свойствах и отношениях. Это определение категорий не есть, однако, определение самого Аристотеля. Больше того. Как верно заметил современный чешский исследователь К. Берка, у Аристотеля вообще нельзя найти ясного определения понятия категории.

По-видимому, предварительной задачей при разработке учения о бытии Аристотель считал выделение основных родов, или разрядов, бытия. В какой мере Аристотель опирался при этом на труды своих предшественников, сказать трудно. Предшественниками его здесь могли быть пифагорейцы со своей таблицей десяти парных начал, а также Платон; в «Софисте» Платона мы уже находим термины, которыми Аристотель обозначил впоследствии часть своих категорий: «количество», «качество», «претерпевание», «действие» и «отношение».

Неразработанность вопроса об отношениях и связях категорий -- логических и лингвистических -- привела к тому, что найденные Аристотелем категории выступают у него то как категории бытия (метафизические), то как категории познания (гносеологические), то как категории языка (грамматические). Исследуя языковые разряды, Аристотель выделяет две группы: 1) изолированные слова и 2) связи слов в предложении.

В основе учения Аристотеля о категориях лежат, видимо, исследования понятий, выступающих попеременно то в метафизическом (предметно-онтологическом), то в языковом разрезе. Впрочем, ни по вопросу о числе основных категорий, ни по вопросу об их последовательности или о порядке в их системе Аристотель за все долгое время разработки своей метафизики не пришел к твердо и окончательно установившимся выводам. Сочинение Аристотеля, в котором специально рассматривается система категорий («Категории»), поражает своей изолированностью: в нем нет указаний на связь учения о категориях с другими воззрениями Аристотеля.

Для учения о категориях, как, впрочем, и для всей философии Аристотеля, характерен, как было уже сказано, двоякий аспект: в онтологическом плане категории -- высшие роды бытия, к которым восходят все его частные стороны и обнаружения; в гносеологическом плане категории -- различные аспекты или точки зрения, с каких могут быть рассмотрены предметы, роды бытия и которые не могут быть возведены к единому для всех них аспекту или к единой, возвышающейся над ними точке зрения. В специальном сочинении о категориях («Категории») таких родов указано десять. Это: 1) сущность; 2) количество; 3) качество; 4) отношение; 5) место; 6) время; 7) положение; 8) обладание; 9) действование и 10) претерпевание.

Из приведенной здесь таблицы не видно, каким принципом и каким планом руководствовался Аристотель, развивая эту свою систему категорий. В литературе было выдвинуто предположение, согласно которому к своей таблице категорий Аристотель пришел эмпирическим путем: исследуя отдельный предмет, Аристотель ставил вопрос, какие различные определения могут быть ему приписаны, а затем сводил добытые определения в известные рубрики. В итоге таких рубрик (категорий) набралось десять.

Впрочем, их десять лишь в «Категориях», в небольшом трактате, подвергавшемся сомнению в подлинности его принадлежности Аристотелю. В других сочинениях Аристотель указывает всего восемь первых категорий, или шесть, или даже четыре, не выделяя остальных. Даже по вопросу о составе категорий окончательного результата Аристотель не фиксирует: в главе 4 седьмой книги «Метафизики» вслед за категорией «места» он вводит категорию «движения», которая в качестве категории не встречается больше нигде.

Все же в отношении первых категорий порядок их следования, каков он в сочинении «Категории», представляется естественным. Категория сущности сперва открывает собой всю таблицу, и это вполне понятно: сущность для Аристотеля -- то, при наличии чего единственно возможно все, что относится ко всем остальным категориям. Если категории -- наиболее общие роды или типы «cказывания» о каждой единичной вещи, то условием возможности всех таких оказываний должно быть отдельное бытие самой этой вещи, ее субстанциальное существование. И в «Физике» (185 а 31--32) Аристотель говорит: «Ни одна из прочих категорий не существует в отдельности, кроме сущности: все они высказываются о подлежащем «сущность»».

Аристотель сам разъясняет, что среди многих значений того, что говорится о сущем, на первом месте стоит суть вещи, которая указывает на сущность («Метафизика» VII 1, 1028 а 14--15). О сущем говорится «в различных значениях, но всякий раз по отношению к одному началу; одно называется сущим потому, что оно сущность, другое -- потому, что оно состояние сущности, третье -- потому, что оно путь к сущности» («Метафизика» IV 2, 1003 b 5-7).

Но хотя таблица категорий открывается у Аристотеля категорией сущности, при первом своем появлении эта категория еще не наполнена всем тем своим понятийным содержанием, какое она приобретет с развитием всей системы категорий. В своем первоначальном смысле сущность есть предмет, обладающий самостоятельным бытием, не нуждающийся для своего существования в существовании другого, иначе бытие всегда частное, единичное (например, этот единичный человек). Такое единичное самостоятельное бытие есть субстанция. Особенность субстанции в том, что она может внутри себя самой совмещать противоположные друг другу свойства, но вовне себя не может иметь ничего, что было бы ей противоположно. Так, единичный человек может быть вместе и добрым, и отчасти злым, но отдельный человек вне самого себя не имеет ничего, что было бы противоположно ему как отдельному человеку.

Субстанция, или единичное бытие, может выступать в суждении только как субъект этого суждения, только как предмет суждения. Предикат может высказывать нечто о таком субъекте, но сам субъект как единичное бытие ни о чем высказываться не может. Субстанции в этом -- первом -- смысле или значении Аристотель называет первыми сущностями. Первая сущность есть «вот это нечто», вещь, еще неопределенная -- для знания -- в своих признаках, но сама по себе вполне индивидуальная.

Развитие знания о предмете приводит к возникновению понятия о предмете: понятие предмета раскрывает его существенные черты. Такие понятия Аристотель называет вторыми сущностями. Первая сущность, или субстанция, есть не что иное, как указанный средствами языка отдельно существующий предмет. «Сущность в самом основном, первичном и безусловном смысле -- это та, которая не сказывается ни о каком подлежащем и не находится ни в каком подлежащем, как, например, отдельный человек или отдельная лошадь» («Категории» 5, 2 а 11--14).

Вторыми сущностями Аристотель называет уже не указанные посредством знаков или имен отдельные предметы, а сущности, которые по отношению к этим предметам будут или их видами или их родами: «Вторыми сущностями называются те, к которым как видам принадлежат сущности, называемые так в первичном смысле», т. е. «первые сущности» («Категории» 5, 2 а 14--15). Таковы виды и обнимающие их роды. Например, отдельный, или определенный, человек «принадлежит к виду «человек», а род для этого вида -- живое существо» («Категории» 5, 2 а 16--17). В качестве родов и видов «вторые сущности» отличаются от «субстанций», или «первых сущностей»: они могут иметь противоположное себе. Так, огонь как «субстанция», или «первая сущность», не имеет в природе ничего, что было бы противоположно ему как огню. Но горячее как «вторая сущность» имеет противоположное себе -- холодное.

В этом учении о различии «первых сущностей» («субстанций») и «вторых сущностей»(*) (родов и видов, или родовых и видовых свойств) отчетливо отразилось убеждение Аристотеля в первичности единичных вещей природы и вторичности знания о них, выражаемого в общих понятиях. В одном месте «Физики» Аристотель прямо утверждает: «Подлежащее есть начало и, по-видимому, первее сказуемого» («Физика» I 6, 189 а 31--32). Именно поэтому он утверждает, что начало «не должно быть сказуемым для какого-либо подлежащего» («Физика» I 6, 189 а 30). В отличие от «первой сущности» «вторая сущность» может быть предикатом суждения.

За «сущностью» в «Категориях» следуют «количество», «качество» и «отношение». Эти категории образуют у Аристотеля «подсистему» с ясно определяемым логическим порядком. Так, «количество» предшествует «качеству», так как представляет необходимое условие «качества»: в предмете и форма, и цвет, и все другие качественные определенности предполагают некоторую количественную характеристику, относящуюся к протяженности. В свою очередь категории «количества» и «качества» предшествуют категории «отношения»: всякое отношение предполагает, по Аристотелю, определенные количества (или качества) одних предметов, сравниваемые с количеством (или качеством) других.

Колеблющееся положение в системе аристотелевских категорий принадлежит категориям «места» и «времени» по отношению к так называемым «глагольным» категориям: «положению» (от глагола «лежать», «находиться»), «обладанию» (от «обладать», «иметь»), «действованию» (от «действовать») и «претерпеванию» (от «претерпевать»). В колебании этом сказалась недостаточная определенность точки зрения, какой руководился Аристотель при построении и исследовании системы категорий. Там, где на первый план выступала лингвистическая, точнее, синтаксическая точка зрения, категории «места» и «времени» могли быть поставлены раньше «глагольных» категорий, так как в строении предложения обстоятельства места и времени могут предшествовать сказуемому-глаголу. Там же, где главной была не синтаксическая, а логическая точка зрения, «глагольные» категории должны были идти раньше категорий «места» и «времени», так как в логическом строе предложения логический предикат предшествует пространственным и временным характеристикам.

В учении о категории «количества» рассматриваются величины и характеристики предметов по величине. Аристотель выдвигает два принципа для их классификации: первый -- по признаку непрерывности или прерывности (дискретности); второй -- по признаку сосуществования в пространстве или последовательности во времени. Первое деление -- на непрерывные и дискретные величины -- отличается тем, что оба этих класса величин не представляют собой двух видов одного и того же рода. Первичными и вместе с тем более общими Аристотель считает величины дискретные. Всякая величина дискретна, так как слагается из единиц: измерению подлежит всякая величина; мера ее -- единица, и всегда имеется возможность узнать, сколько единиц содержится в данной величине. То, что называют непрерывной величиной, есть лишь частный случай величины дискретной: различие между ними только в том, что у непрерывной величины единицы следуют одна за другой непосредственно. Примеры различия величин по сосуществованию и последовательности -- пространство и время. Результаты разделения величин по признакам непрерывности (и дискретности), сосуществования (и последовательности) не налагаются друг на друга, не совпадают: различные члены одного деления могут совместиться с одним и тем же членом другого. Например, по признаку сосуществования и последовательности пространство -- протяженная величина, а время -- последовательная. Вместе с тем оба они -- и пространство и время -- непрерывные величины.

В учении о «качестве» дана классификация различных видов «качеств». При разработке теории «качеств» Аристотель руководствуется одним из основных в его метафизике различий -- между возможностью и действительностью. Условием всякой деятельности и всего действительного считается возможность этой деятельности или способность к ней. Если способность применяется в определенном направлении, то она переходит в свойство. Так, упражнение способности к познанию порождает знание, упражнение нравственной способности -- добродетель. Особый вид качества -- состояние. И свойство и состояние -- виды качества, возникновению которых предшествует данная от природы, еще не составляющая качества физическая возможность, или способность. Третий вид качества -- «чувственные состояния» (pathetikai). Они также приобретаются посредством упражнения. Но в «свойствах» главное -- способность деятельности; напротив, в «чувственных состояниях» -- способность восприимчивости. Первые активны, вторые пассивны. Четвертый вид качества -- форма (образ, очертание, фигура) предмета. Характеристика «формы» в указанном здесь смысле -- важная характеристика качественной определенности. И метафизика и физика Аристотеля -- метафизика качественная, физика качеств. Это та черта, которая из философии Аристотеля перешла в философию и в науку (физику) средневековой схоластики.

Особенность качественной определенности Аристотель видит в том, что в отношении ее «бывает и противоположность: так, справедливость противоположна несправедливости, белизна -- черноте, и все остальное таким же образом» («Категории» 8, 10 Ь 12--14). Однако не всем качественным определенностям что-то противоположно: так, огненно-красное -- качественна определенность, но оно не имеет противоположного себе («Категории» 8, 10 b 15--17). Другая важная особенность качественных определений в том, что им присуще быть одновременно и соотнесенными. Одно белое называется в большей или в меньшей степени белым, чем другое, и одно справедливое -- в большей или в меньшей мере справедливым, чем другое. Да и само качество предмета относительно в своей определенности: будучи белым, предмет имеет возможность стать еще более белым. Впрочем, эту особенность Аристотель считает присущей но всем, а только большинству качественных определений («Категории» 8, 10 b 29--30).

Категория «отношения» также родовое понятие. Оно обнимает собой четыре вида отношений. Это, вопервых, математические отношения; во-вторых, отношения производящего (мастера) к производимому (или изделию); в-третьих, отношение меры к измеряемому и, в-четвертых, отношение познания к предмету познания. При этом отличие отношения познания к познаваемому от отношения производящего к производимому только в активности: в отношении производящего к производимому второй член отношения (производимое) вполне пассивен; напротив, в отношении познания к предмету познания оба члена отношения активны -- действует не только познающий, но и предмет познания: воздействуя па познающего, предмет познания порождает в нем деятельность познания.

Математические отношения, а также отношение производящего к производимому образуют первый класс отношений. В обоих отношениях этого класса с исчезновением или уничтожением одного члена отношения необходимо исчезает или уничтожается и другой. Отношение меры к измеряемому, а также отношение познания к предмету познания составляют второй класс отношений. Об обоих отношениях этого класса уже нельзя сказать, что в них с уничтожением одного члена отношения необходимо исчезает и другой: с исчезновением познания предмет познания вовсе не исчезает.

«Метафизика» -- великая книга Аристотеля. В дошедшем до нас составе она несовершенна. Вряд ли сам Аристотель написал ее в том виде, в каком она донесена до нас веками. Это не цельный и целостный трактат, а скорее свод записей лекций, составленных учениками, прилежно слушавшими гениального учителя в стремившихся с возможной полнотой запечатлеть его учение. Кое-что из этого свода утеряно, имеются и избыточные записи, повторения, порой дословные, ранее сказанного. Не все обещания, сделанные в ходе изложения, выполнены в последующем тексте. На всем сохранились следы неоднократного повторного обращения и редактирования. И все же книга изумительна и неповторима. Поражают полнота и широта охвата, мастерство и точность в формулировке вопросов. По этой книге в течение веков учились философии народы Востока и Европы. Кто изучал эту книгу, изучал самое философию, входил в ее глубины, боролся с ее трудностями и противоречиями, возносился к ее вершинам и страдал ее ограниченностью. Аристотель -- подлинный учитель человечества.

аристотель вечность форма материя

Размещено на Allbest.ru