Философско-культурологический анализ специфики правовой реальности в трудах русских философов XIX–XX веков

Осмысление правовой реальности во всем ее многообразии является одним из наиболее актуальных направлений в русской философской мысли как прошлого, так и современности. Трансгрессивное состояние современного российского общества, выражающееся в распространенности внеправовых практик, низком уровне правовой культуры и правовом нигилизме на общесоциальном, коллективногрупповом и индивидуальном уровнях - все это, заставляет нас более пристально вглядеться в специфику правовой реальности.

Осмысление правовой реальности осуществляется представителями, гуманитарных наук, однако ее полноценное понимание невозможно без соответствующего философско-культурологического анализа.

Вопросы соотношения права и нравственности, правды, справедливости всегда были и остаются одними из наиболее актуальных в русской философской мысли, ориентированной на познание правовой реальности. Необходимо учитывать, что русская философия по преимуществу философия социальная, интересующаяся проблемами взаимоотношений личности и общества, государства. Более того, это «Мы» - философия, философия коллективности, в отличие от западной индивидуалистической «Я» - философии. Естественно, что это всегда накладывает отпечаток на изучение специфики любого социального феномена, включая правовую реальность.

Русская философская мысль, затрагивающая взаимоотношения права и общества, не может быть представлена без идей славянофилов и западников, полемика между которыми - не только идейное противоборство, но и диалог, много определивший в национальной, культурной традиции.

Славянофильство - не только органическая часть русской общественной мысли и культуры XIX в., но и свидетельство потребности русского общества в самостоятельном развитии.

Отмечая принципиальное несходство исторических судеб России и Запада, славянофилы считали, что в отличие от Запада, где господствует поклонение государству, России свойственно строить свою жизнь на началах нравственных, религиозных и патерналистских, ибо русский народ - есть народ негосударственный, следовательно, право и конституция ему не нужны.

Например, А.С. Хомяков отмечал, что «прежде, как и теперь было постоянное несогласие между законом и жизнью, между учреждениями писаными и живыми нравами народными»¹. С другой стороны, И.В. Киреевский считал, что «даже само слово «право» у нас было неизвестно в западном смысле, но означало только справедливость, правду»². Таким образом, по мнению славянофилов, подобное отношение к праву - отражение традиционности, консервативности русского общества, его мышления и культуры.

Отмечая отрицательный с их точки зрения опыт развития западной цивилизации, они говорили о пришедшем оттуда нигилизме, как «духе материализма и отрицания, который <…> принадлежит исключительно той среде, которая находится в отчуждении от народа и принимает в себя все отражения западных идей»³. Отсюда, по мнению славянофилов, западные правовые и культурные традиции не могут прижиться на русской земле.

В свою очередь, представители российского западничества XIX в. считали, что единственным приемлемым путем цивилизационного развития для России является путь западноевропейский. Например, В.Г. Белинский утверждал, что «Россия видит свое спасение в успехах цивилизации, просвещения, гуманности. Ей нужны не проповеди, не молитвы, а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, права и законы, сообразные не с учением Церкви, а со здравым смыслом и справедливостью, и строгое по возможности их исполнение»⁴.

Другие направления русской философской мысли, исследующие правовую реальность, большое внимание уделяли вопросам взаимоотношения права и нравственности. Например, выдающийся русский философ В.С. Соловьев, отмечая явное несоответствие между нравственностью и положительным правом, между справедливостью и законом, приходит к выводу, что причиной этой несовместимости выступает противоречие между различными состояниями как правового, так и нравственного сознания. По его мнению, «право» «принудительное требование реализации определенного минимального добра, или порядка, не допускающего известных проявлений зла»⁵, либо «исторически-подвижное определение необходимого принудительного равновесия двух нравственных интересов - личной свободы и общего блага»⁶.

Другой русский мыслитель Е.Н. Трубецкой утверждал, что право и нравственность, находящиеся во взаимосвязи все же различаются: содержанием права является внешняя свобода лица, нравственности - добро или благо, требования которых касаются проявлений как внутренней, так и внешней свободы. Известный философ и правовед Б.Н. Чичерин полагал, что право определяет внешние отношения между людьми, а нравственность внутренние, «ибо право устанавливает правило для внешних действий людей, нравственность - внутренний распорядок человеческой души»⁷.

Таким образом, право, в представлениях славянофилов, занимает подчиненное место по отношению к морали, нравственности, и только истина и правда способны эффективно регулировать поведение человека. Следовательно, если право не соответствует душе человека, то оно отвергается.

С другой стороны, западники одним из условий становления России на западный путь развития считают принятие права и соблюдение законов, однако право в этом процессе, не являясь самостоятельной ценностью, выполняет лишь инструментальную функцию.

Значительным явлением в русской общественной мысли было издание сборника статей «Вехи» в 1909 г., в предисловии к которому, его авторами была сформулирована следующая позиция: «Признание творческого и практического первенства духовной жизни над внешними формами общежития в том смысле, что внутренняя жизнь личности есть единственная творческая сила человеческого бытия и что она, а не самодовлеющие начала политического порядка, является единственно прочным базисом для всякого общественного строительства»⁸.

Характерно, что даже один из русских правоведов Б.А. Кистяковский, конца XIX первой четверти XX в., единственный защитник права в сборнике, делал существенные уступки своим коллегам - философам. «Право - писал он - не может быть поставлено рядом с такими духовными ценностями, как научная истина, нравственное совершенство, религиозная святыня»⁹. Право для него лишь внешняя свобода, обусловленная общественной средой и потому относительная, она куда ниже рангом безотносительной внутренней духовной свободы. Но Б.А. Кистя - ковский признает, что эта внутренняя свобода зависима и от права, он понимает опасность кризиса правосознания и недооценки социальной роли права.

Известный русский мыслитель, философ С.Л. Франк, в статье «Этика нигилизма», анализируя нравственное состояние русской интеллигенции, отмечал следующие ее черты:

1) развал наиболее крепких нравственных традиций;

2) морализм: когда интеллигент не знает никаких абсолютных ценностей, а ценности теоретические всегда приносятся в жертву ценностям моральным;

3) нигилизм: отрицание или непризнание абсолютных (объективных) ценностей;

4) утилитаризм: здесь наука, религия, искусство, право несовместимы со служением народу, ибо они опираются на любовь к объективным ценностям и, следовательно, чужды;

5) враждебное отношение к самому понятию культуры (в том числе и правовой), ибо оно целиком основано на вере в объективные ценности, так мешающей служению народу.

По мнению С.Л. Франка, «убогость, духовная нищета всей нашей жизни не дает у нас возникнуть и укрепиться непосредственной любви к культуре, как бы убивает ее инстинкт и делает нас невосприимчивыми к ее идее»¹⁰. Наряду с этим нигилистический морализм сеет вражду к культуре, как к своему метафизическому антиподу. Поскольку русскому интеллигенту вообще недоступно чистое понятие культуры, оно ему глубоко антипатично, ибо он чует в нем врага своего миросозерцания, это ненужное и нравственно непозволительное барство; он не может дорожить ею, так как не признает ни одной из тех объективных ценностей, совокупность которых ее образует. Борьба против культуры есть одна из характерных черт типично русского интеллигентского духа.

В другой работе С.Л. Франк говорил о том, что «в нашей культуре и у нас нет ничего промежуточного: поэтому у нас невозможны промежуточные тенденции, на которых зиждется западноевропейская жизнь: ни либерализм, ни демократизм, ни уважение к праву. Русский человек либо имеет в своей душе истинный страх божий и тогда он являет черты благости и величия, либо же есть чистый нигилист, который уже не только теоретически, но и практически ни во что не верит и которому все позволено»¹¹.

Авторы сборника, приходят к общему выводу о том, что правовой нигилизм, порожденный самим феноменом нигилизма, есть проявление нелюбви к культуре, ее незавершенности, отсутствия промежуточного в культуре. Таким образом, право не способно выступать эффективным инструментом разрешения конфликтов в обществе.

С другой стороны, истинное служение обществу не может основываться на защите объективных ценностей, таких как право, отсюда если нет веры в право, то оно неуважаемо.

Изучение культурного контекста, в котором существует право в обществе, способно дополнить наши знания о причинах несоблюдения правовых норм и деформации правовой культуры.

Известный русский философ XX в. Н.А. Бердяев, отмечая противоречивость, антино - мичность души и культуры России, говорил о том, что «Россия - самая безгосударственная, самая анархическая страна в мире. И русский народ - самый аполитичный народ в мире, никогда не умевший устраивать свою землю», с другой стороны, «Россия - самая государственная и самая бюрократическая страна в мире. Русский народ создал могущественнейшее в мире государство»¹².

В другой работе Н.А. Бердяев отмечал, что «в строении души русского человека форма не овладевает содержанием <…> Душа расплывается по бесконечной равнинности, уходит в бесконечные дали <…> Она не может жить в границах и формах, в дифференциациях культуры, душа эта устремлена к конечному и предельному, потому что <.> не встречает дисциплинирующих очертаний и пределов в строении своей земли, в своей стихии. <…> Она не забронирована религиозной и культурной дисциплиной. <.> Народу этому, духовно чрезвычайно одаренному, очень трудно дисциплинировать свой дух.»¹³.

С другой стороны, Г.П. Федотов отмечал, что русскую натуру отличает ее вольность, ее бунтарство, ее органическая нелюбовь ко всякой законченности формы (включая право)¹⁴, а В.И. Иванов говорил о наличии в России культуры критической, заключающейся в обособлении личности и группы от общества, тяготеющих к «сосредоточению и усовершенствованию в своих пределах»¹⁵.

В свою очередь, русский мыслитель Л.П. Карсавин, анализируя особенности русской культуры, отмечал в качестве одной из характерных черт русского народа тягу к абсолютному, проявляющуюся в нигилизме, не равнодушном, а воинствующем, не скептическом, а религиозном и даже фанатическом. Русский человек «не может существовать без абсолютного идеала: он доходит до крайностей аскетизма, правоверия или ереси. Ради идеала он готов отказаться от всего, пожертвовать всем; усомнившись в идеале или его близкой осуществимости, являет образ неслыханного скотоподобия или мифического равнодушия ко всему»¹⁶.

Выдающий русский философ И.А. Ильин считал, что в основе права лежат живые нравы и обычаи: законы - это нравы в форме всеобщности, и народ, который не умеет сообщать своим нравам эту форму, находится в состоянии варварства. Отсюда, повиновение истинным законам не может стеснить свободу человека, ибо оно не только не «порабощает» его совесть, но и не ставит его в положение зависимости.

И.А. Ильин отмечал, что «когда законодательство, не совершенствуясь в содержании, чудовищно разрастается, тогда оно становится недоступным для знания и усвоения: граждане перестают знать свое право, и «закон» перестает быть их собственным законом. Здесь гибнет «свобода повиновения», возникает полицейское государство, в котором все подчинено закону и «надзору», в котором закон противостоит живому субъективному духу, как чуждая, внешняя, все уравнивающая сила, гнетущая и преследующая человека. Право оказывается в корне извращенным, ибо закон вырождается в пустую мысль, лишенную «абсолютной сущности»¹⁷.

По его мнению, важно не то, чтобы люди непрерывно справлялись с отвлеченными правилами и превращали свою жизнь в механическое подведение своих деяний под букву законов. Важно, чтобы в душах людей было живо и действенно «право само по себе» и чтобы законы точно и верно передавали содержание «всеобщей воли». Люди должны не «бояться» права и не слепо подчиняться ему, но должны жить правом и в праве, зная его разумную сущность и свою собственную разумную природу; право остается во всех отношениях самоопределением разумной воли человека.

С другой стороны, И.А. Ильин считал отсутствие гражданских свобод значительным недостатком политической организации русского общества и государства. Русский человек, по его мнению, в силу объективных исторических, политических и географических причин имеет слабое чувство собственного достоинства, поэтому умеет хвастаться и тщеславиться, но не умеет уважать себя и блюсти свое достоинство. Он не чувствует своей «силы в добре», часто является то «слабым в добре, то сильным во зле» и все в жизни меряет не достоинством, а силою. Более того, русский человек «как личность, склонен к неуважаемому поведению; как гражданин, он считает преступление не постыдным, но делом удали, склонен к клятвопреступлению, чванству и раболепию, лести и покорности, к злопамятству и бунту. Как властвующий - он взяточник, вымогатель и самодур, не умеющий и не желающий отличать публичное благо от частного и жертвовать вторым во имя первого. Отсюда - он создает власть, не уважающую духовное достоинство гражданина, не доверяющую ему, отрицающую всякое значение свободы; власть, которая правит запретом и страхом и может поставить свое самосохранение выше достоинства своей страны»¹⁸.

К особенности правосознания русского человека И. Ильин относит противопоставление интересов права и государства интересам личности: «Когда воля русского человека верна себе, то она неверна праву и родине, а когда она лояльна, то она покорна за страх, напрягается лишь наполовину и, в сущности, неверна себе. Душа русского человека не осмысливает права единою целью государства, его верховным заданием; и потому она измеряет и право и государство его пользою, его личною и классовою полезностью и всегда готова обратиться к власти с корыстным то униженным, то дерзким притязанием, и потому она не верит в цель права, и не ценит государственной власти, и тянет к анархии, к оппозиции, к бунту»¹⁹.

Таким образом, мы можем утверждать, что при рассмотрении любых элементов правовой реальности русские философы учитывали специфику отечественной культуры, русского менталитета, ибо их игнорирование способно привести к отторжению механически принимаемых правовых традиций, а в итоге к низкой императивной ценности права.

Примечания

правовой русский философия нравственность

1 Соловьев, В.С. Оправдание добра: Нравственная философия. М.: Республика, 1996. С. 329.

2 Там же. С. 331.

3 Костин, Ю.В. Опыт осмысления проблем соотношения права и нравственности в философии права дореволюционной России второй половины XIX - начала XX века // Философия права. 2007. №3. С. 17-18.

4 Вехи: сб. ст. о рус. интеллигенции. URL: http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/ Vehi.php.

5 Там же.

6 Франк, С.Л. Соч. М.: Правда, 1990. С. 89.

7 Русская идея… С. 337.

8 Бердяев, Н.А. Философия свободы. М.: АСТ; Харьков: Фолио, 2001. С. 272.

9 Русская идея… С. 467.

10 Там же. С. 391.

11 Там же. С. 233.

12 Там же. С. 322.

13 Ильин, И.А. Собр. соч.: в 10 т. Т. 1. М.: Рус. кн., 1993. С. 229-234.

14 Окара, А.Н. Правосознание - центральная категория философии права И.А. Ильина // Государство и Право. 1999. №6. С. 89.

Размещено на Allbest.ru