Понятие научной рациональности: история и современность

Предпосылкой научной рациональности является тот факт, что наука осваивает мир в понятиях. Научно-теоретическое мышление прежде всего характеризуется как понятийная деятельность, в то время как, например, в искусстве основной формой освоения мира является художественный образ. Именно оперирование понятиями и позволяет выполнять науке основные познавательные функции: описание, объяснение и предсказание явлений определенной предметной области. И именно поэтому каждая наука имеет собственный язык, собственную предметную область исследования и собственный метод. "Наиболее ценные открытия делаются позднее всего; наиболее же ценные открытия - это методы", - писал Ф. Ницше. "Великие методологи: Аристотель, Бэкон, Декарт, ОгюстКонт"32

В плане рациональности научное познание характеризуется еще двумя чертами -это доказательность и системность. Эти качества отличают научное познание от обыденного. В основе системности и доказательности лежит логическая взаимозависимость научных понятий и суждений. "Образ, в котором научному сообществу нравится представлять себя и который фактически служит тем образом, в котором большинство из нас воспринимает это сообщество, - образ рациональности par excellence (по преимуществу). Научное сообщество ведет себя в качестве самой парадигмы институционализированной рациональности. Оно представляется в качестве владеющего чем-то значительным, а именно, научным методом, генерирующим "логику обоснования" (justification). Иными словами, этот метод обеспечивает приемы объективной оценки достоинства научных теорий", - такой точки зрения на научную рациональность и научный метод придерживается В. Ньютон-Смит .

Кажется ясным, чем отличается наука от других форм познавательной деятельности человека. Однако четкая экспликация специфических черт науки в форме признаков и определений оказывается довольно сложной задачей. Об этом свидетельствуют многообразие дефиниций науки, непрекращающиеся дискуссии по проблеме демаркации между ней и другими формами познания. "Познание -противоречивый и никогда не завершающийся процесс". Люди способны "познать исчерпывающим образом систему мира в ее совокупной связи, а с другой стороны, их собственная природа, как и природа мировой системы, не позволяет им когда-либо полностью разрешить эту задачу". Философия, опирающаяся на науку, предлагает "систематическое познание, которое и предполагает раскрытие ситемности как момента и одного из основных требований ее метода, как имманентной характеристики философского и научного знания." "Уразумение того, что вся совокупность процессов природы находится в систематической связи, побуждает науку выявлять эту систематическую связь повсюду, как в частностях, так и в целом."

Научное познание, как и все формы духовного производства, в конечном счете, необходимо для того, чтобы регулировать человеческую деятельность. Различные виды познания по-разному выполняют эту роль, и анализ этого различия является первым и необходимым условием для выявления особенностей научного познания.

Системный подход включает в себя совокупность методов (гносеологических и логико-методологических) и специальных средств для адекватного описания системных объектов. Среди специально-научных средств надо прежде всего назвать математические, различные типы моделирования, в том числе вычислительный эксперимент, а также системный анализ, особенно актуальный для исследования проблем управления и проектирования, метод укрупнения и др.

В целом, возникновение и быстрый прогресс системных исследований как общенаучного интегративного феномена является необходимым условием становления единой системы научного знания, оказывая конструктивное воздействие на методологию, структуру и организацию науки и научных исследований. Он является отражением двух ведущих тенденции в развитии современной науки и практики:

стремления к синтезу, интеграции знания, без чего наука не может сохранить своего единства;

тенденции к усложнению объектов исследования, того, что в центре всех видов и форм человеческой деятельности оказывается проблема сложности, неопределенности и нелинейности.

Исходя из принципа системности научного познания, деятельность может быть рассмотрена как сложно организованная сеть различных актов систематического преобразования объектов, когда продукты одной деятельности переходят в другую и становятся ее компонентами. Например, железная руда как продукт горнодобывающего производства становится предметом, который преобразуется в деятельности сталевара; станки, произведенные на заводе из добытой сталеваром стали, становятся средствами деятельности в другом производстве. Даже субъекты деятельности - люди, осуществляющие преобразования объектов в соответствии с поставленными целями, могут быть в определенной степени представлены как результаты деятельности обучения и воспитания, которая обеспечивает усвоение субъектом необходимых образцов действий, знаний и навыков применения в деятельности определенных средств.

Структурные характеристики элементарного акта деятельности можно представить в виде следующей схемы:

Рис. 1 Правая часть этой схемы изображает предметную структуру деятельности -взаимодействие средств с предметом деятельности и превращение его в продукт благодаря осуществлению определенных операций. Левая часть представляет субъектную структуру, которая включает субъекта деятельности (с его целями, ценностями, знаниями операций и навыками), осуществляющего целесообразные действия и использующего для этой цели определенные средства деятельности. Средства и действия могут быть отнесены и к объектной, и к субъектной структурам, поскольку их можно рассмотреть двояким образом. С одной стороны, средства могут быть представлены в качестве искусственных органов человеческой деятельности. С другой стороны, они могут рассматриваться в качестве естественных объектов, которые взаимодействуют с другими объектами. Аналогичным образом операции могут представать в разных рассмотрениях и как действия человека, и как естественные взаимодействия объектов.

Деятельность всегда регулируется определенными ценностями и целями. Ценность отвечает на вопрос: "для чего нужна та или иная деятельность". Цель - на вопрос: "что должно быть получено в результате деятельности". Цель - это идеальный образ продукта. Она воплощается, опредмечивается в продукте, который выступает результатом преобразования предмета деятельности.

Поскольку деятельность универсальна, в функции ее предметов могут выступать не только фрагменты природы, преобразуемые в практике, но и люди, "свойства" которых меняются при их включении в различные социальные подсистемы, а также сами эти подсистемы, взаимодействующие в рамках общества как целостного организма. Тогда в первом случае мы имеем дело с "предметной стороной" изменения человеком природы, а во втором - с "предметной стороной" практики, направленной на изменение социальных объектов. Человек с этой точки зрения может выступать и как субъект, и как объект практического действия.

На ранних стадиях развития общества субъектная и предметная стороны практической деятельности не расчленяются в познании, а берутся как единое целое. Познание отображает способы практического изменения объектов, включая в характеристику последних цели, способности и действия человека. Такое представление об объектах деятельности переносится на всю природу, которая рассматривается сквозь призму осуществляемой практики.

Известно, например, что в мифах древних народов силы природы всегда уподобляются человеческим силам, а ее процессы - человеческим действиям. Первобытное мышление при объяснении явлений внешнего мира неизменно прибегает к их сравнению с человеческими поступками и мотивами. Лишь в процессе длительной эволюции общества познание начинает исключать антропоморфные факторы из характеристики предметных отношений. Важную роль в этом процессе сыграло историческое развитие практики, и прежде всего совершенствование средств и орудий труда.

По мере усложнения орудий те операции, которые ранее непосредственно производились человеком, начинали "овеществляться", выступая как последовательное воздействие одного орудия на другое и лишь затем на преобразуемый объект. Тем самым свойства и состояния объектов, возникающие благодаря указанным операциям, переставали казаться вызванными непосредственными усилиями человека, а все больше выступали в качестве результата взаимодействия самих природных предметов. Так, если на ранних стадиях цивилизации перемещение грузов требовало мускульных усилий, то с изобретением рычага и блока, а затем простейших машин можно было заменить эти усилия механическими. Например, с помощью системы блоков можно было уравновесить большой груз малым, а прибавив незначительный вес к малому грузу, поднять большой груз на нужную высоту. Здесь для подъема тяжелого тела не нужно усилий человека: один груз самостоятельно перемещает другой.

Подобная передача человеческих функций механизмам приводит к новому представлению о силах природы. Раньше силы понимались только по аналогии с физическими усилиями человека, а теперь начинают рассматриваться как механические силы. Приведенный пример может служить аналогом того процесса "объективизации" предметных отношений практики, который, по-видимому, начался уже в эпоху первых городских цивилизаций древности. В этот период познание начинает постепенно отделять предметную сторону практики от субъективных факторов и рассматривать данную сторону как особую, самостоятельную реальность. Такое рассмотрение практики является одним из необходимых условий для возникновения научного исследования.

Наука ставит своей конечной целью предвидеть процесс преобразования предметов практической деятельности (объект в исходном состоянии) в соответствующие продукты (объект в конечном состоянии). Это преобразование всегда определено сущностными связями, законами изменения и развития объектов, и сама деятельность может быть успешной только тогда, когда она согласуется с этими законами. Поэтому основная задача науки - выявить законы, в соответствии с которыми изменяются и развиваются объекты.

"Лучше заняться раскрытием того, как на самом деле протекают процессы научного развития и обучения, чем фабриковать вымышленные схемы, чтобы с их помощью получать столь же фиктивные результаты," - предлагал У. Куайн. Наукой, способной выполнить эту задачу, он считал, в первую очередь, когнитивную психологию.

Применительно к процессам преобразования природы эту функцию выполняют естественные и технические науки. Процессы изменения социальных объектов исследуются общественными науками.

Поскольку в деятельности могут преобразовываться самые различные объекты -предметы природы, человек (и состояния его сознания), подсистемы общества, знаковые объекты, функционирующие в качестве феноменов культуры и т.д., постольку все они могут стать предметами научного исследования.

Во времена Декарта, Локка, Канта именно оппозиция субъекта и объекта в ее разнообразных ипостасях олицетворяла рациональность, являясь базовой для систематической философии, основанием ее "научности". Все, что выходило за пределы этой оппозиции или относилось к сфере субъектно-объектного различения, рассматривалось как иррациональное, выпадающее из предметного поля теории познания, вообще из рациональной философии.

Ориентация науки на изучение объектов, которые могут быть включены в деятельность (либо актуально, либо потенциально как возможные объекты ее будущего преобразования), и их исследование, как подчиняющихся объективным законам функционирования и развития, составляет главную особенность научного познания.

Эта особенность отличает его от других форм познавательной деятельности человека. Так, например, в процессе художественного освоения действительности объекты, включенные в человеческую деятельность, не отделяются от субъективных факторов, а берутся в своеобразной "склейке" с ними. Любое отражение предметов объективного мира в искусстве одновременно выражает ценностное отношение человека к предмету. Так, художественный образ - это такое отражение объекта, которое содержит отпечаток человеческой личности, ее ценностных ориентации, которые вплавляются в характеристики отражаемой реальности. Исключить это взаимопроникновение - значит разрушить художественный образ. Наука не имперсональна. В науке же особенности жизнедеятельности личности, создающей знания, ее оценочные суждения не входят непосредственно в состав порождаемого знания (законы Ньютона не позволяют судить о том, что любил и что ненавидел Ньютон, тогда как, например, в портретах кисти Рембрандта запечатлена личность самого Рембрандта, его мироощущение и его личностное отношение к изображаемым явлениям, в том числе и социальным; портрет, написанный великим художником, всегда выступает и как автопортрет). Наука ориентирована на предметное и объективное исследование действительности. Сказанное, конечно, не означает, что личностные моменты и ценностные ориентации ученого не играют роли в научном творчестве и не влияют на его результаты. Как справедливо отмечает Дж.У. Дункан, объективной рациональности практически не существует, поскольку для этого потребовалось бы совершенное знание всех возможных вариантов выбора и их результатов, а также определенных способов получения знаний.

Рассматривая науку в ее историческом развитии, можно обнаружить, что по мере изменения типа культуры меняются стандарты изложения научного знания, способы видения реальности в науке, стили мышления, которые формируются в контексте культуры и испытывают воздействие самых различных ее феноменов. Это воздействие может быть представлено как включение различных социокультурных факторов в процесс генерации собственно научного знания. Однако констатация связей объективного и субъективного в любом познавательном процессе и необходимость комплексного исследования науки в ее взаимодействии с другими формами духовной деятельности человека не снимают вопроса о различии между наукой и этими формами (обыденным познанием, художественным мышлением и т.п.). Первой и необходимой характеристикой такого различия является признак объективности и предметности научного познания.

"В связи с этим выявлен новый тип рациональности, который может быть назван социокультурным." Трактовка рациональности в данном случае исходит из антропологических характеристик субъекта и социальных условий его деятельности. Рациональность в таком случае предстает как понятие, отражающее границы конструктивной человеческой деятельности, лежащие в самом человеке и в создаваемом им мире.

Здесь интересно привести схему Дж. Хил , показывающую, каким образом личностные моменты влияют на процесс научного творчества:

ПОВЕДЕНИЕ Рис. 2

На схеме "сплошные линии отражают причинные связи, которые содержат как ментальные составляющие, так и их реальные компоненты, тогда как пунктирные линии отражают причинные процессы, в которых только ментальные составляющие могут иметь место". Допускается, что субъект познания представляет собой пучок из механизмов, образующих нерациональные веру, желание и решение. Также существуют системы рационального вывода и рационального практического обоснования. Процесс научного познания обусловлен не только особенностями изучаемого объекта, но и многочисленными факторами социокультурного характера.

Наука в человеческой деятельности выделяет только ее предметную структуру и все рассматривает сквозь призму этой структуры. Как царь Мидас из известной древней легенды - к чему бы он ни прикасался, все обращалось в золото, - так и наука, к чему бы она ни прикоснулась, все для нее предмет, который живет, функционирует и развивается по объективным законам.

Здесь сразу же возникает вопрос: как тогда быть с субъектом деятельности, с его целями, ценностями, состояниями его сознания? Ведь все это принадлежит к компонентам субъектной структуры деятельности. Но наука способна исследовать и эти компоненты, потому что для нее нет запретов на исследование каких-либо реально существующих феноменов (рис.2). Ответ на этот вопрос довольно простой: наука может исследовать любые феномены жизни человека и его сознания, она может исследовать и деятельность, и человеческую психику, и культуру, но только под одним углом зрения - как особые предметы, которые подчиняются объективным законам. Субъектную структуру деятельности наука тоже изучает, но как особый объект. А там, где наука не может сконструировать предмет и представить его "естественную жизнь", определяемую его сущностными связями, там и кончаются ее притязания. Таким образом, наука может изучать все в человеческом мире, но в особом ракурсе и с особой точки зрения. Этот особый ракурс предметности выражает одновременно и безграничность, и ограниченность науки, поскольку человек как самодеятельное, сознательное существо обладает свободой воли, и он не только объект, он еще и субъект деятельности. И в этом его субъектном бытии не все состояния могут быть исчерпаны научным знанием, даже если предположить, что такое всеобъемлющее научное знание о человеке, его жизнедеятельности может быть получено.

В русле этой же традиции понимание отношения "субъект-объект" как взаимодействия материальных систем лежит концепция "теория познания как теория отражения" . Однако в этом случае "активность субъекта предстает обусловленной его социокультурной природой, а познание в целом рассматривается в единстве отражения, предметно-практической деятельности и коммуникации

Изучая объекты, преобразуемые в деятельности, наука не ограничивается познанием только тех предметных связей, которые могут быть освоены в рамках наличных, исторически сложившихся на данном этапе развития общества типов деятельности. Цель науки заключается в том, чтобы предвидеть возможные будущие изменения объектов, в том числе и те, которые соответствовали бы будущим типам и формам практического изменения мира.

Как выражение этих целей, в науке складываются не только исследования, обслуживающие сегодняшнюю практику, но и слои исследований, результаты которых могут найти применение только в практике будущего. Движение познания в этих слоях обусловлено уже не столько непосредственными запросами сегодняшней практики, сколько познавательными интересами, через которые проявляются потребности общества в прогнозировании будущих способов и форм практического освоения мира.

Например, постановка внутринаучных проблем и их решение в рамках фундаментальных теоретических исследований физики привели к открытию законов электромагнитного поля и предсказанию электромагнитных волн, к открытию законов деления атомных ядер, квантовых законов излучения атомов при переходе электронов с одного энергетического уровня на другой и т.п. Все эти теоретические открытия заложили основу для будущих способов массового практического освоения природы в производстве. Через несколько десятилетий они стали базой для прикладных инженерно-технических исследований и разработок, внедрение которых в производство, в свою очередь, революционизировало технику и технологию -появились радиоэлектронная аппаратура, атомные электростанции, лазерные установки и т.д.

Нацеленность науки на изучение не только объектов, преобразуемых в сегодняшней практике, но и тех, которые могут стать предметом массового практического освоения в будущем, является второй отличительной чертой научного познания. Эта черта позволяет разграничить научное и обыденное, стихийно-эмпирическое познание и вывести ряд конкретных определений, характеризующих природу науки.

2. Научная рациональность в исторической ретроспективе. Типы научной рациональности

Принципиальное изменение в понимании структуры научного знания в XX веке тесно связано с исследованием фундаментальных оснований и предпосылок науки, что породило новое, более глубокое понимание ее взаимодействия с философией и культурой. Уже в диалектике Платона и аристотелевском учении о началах науки и философии проблема предпосылок в определенной форме зафиксирована. Позже, у Дж. Вико не только осознается роль исходных предпосылок и оснований - философских аксиом и постулатов, которые, "как кровь по одушевленному телу, должны растечься вглубь и одушевить все то, что говорит эта Наука" , но и дается их обстоятельный перечень и обоснование.

Эта проблема становится, например, одной из ведущих тем "наукоучения" Фихте, которое "должно, в частности, вскрыть основоположения всех возможных наук, которые не могут быть доказаны в них самих" .

У Гегеля она представлена как учение об основании, "началах", "предположенном", "условиях". И только Кант сформулировал самостоятельную и многоаспектную проблему предпосылочности познания. Он не только открыл и исследовал феномен a priori, но ввел также понятие "пред посыл очного знания", исследовал диалектику практического и теоретического знания, поставив тем самым проблему методологической роли предпосылок в теоретической познавательной деятельности. В "Критике чистого разума" в приложении о трансцедентальной диалектике Кант указывает на то, что "космологические идеи суть лишь регулятивные принципы"; понятие "мира вообще" есть "вторая регулятивная идея"; идея о Боге -"третья регулятивная идея чистого разума", помогающая "связать вещи в мире согласно теологическим законам и тем самым дойти до их наибольшего систематического единства" .

Очевидно, что учение Канта о существовании априорных принципов человеческого рассудка отражает в специфической форме реальные проблемы научного познания, то есть тот факт, что оно возможно лишь на основании некоторых исходных идей - предпосылок, в рамках соответствующих категорий, основоположений и принципов.

"Учение Канта о регулятивных функциях, "максимах чистого разума", а также об априорных основоположениях, выражая идею активности субъекта, подводит вплотную к проблеме ценностных, мировоззренческих предпосылок, оснований, идеалов и норм, выявлению их фундаментального значения, наряду с эмпирическим знанием, в становлении теории." Именно этой традиции, по существу, следуют современные философы, при всем различии их взглядов с философией Канта, достигшие существенных результатов при исследовании конкретных социокультурных, мировоззренческих и методологических предпосылок науки.

В последние десятилетия не только за рубежом, но и в отечественной философии проделана существенная аналитическая работа по выявлению форм и компонентов в структуре научного знания, а также предпосылок и оснований в научном познании. В результате этих исследований достаточно расплывчатые представления о "предпосылочном знании" были конкретизированы и определены три главных компонента оснований науки: нормы и идеалы исследования, научная картина мира и философские идеи и принципы, с помощью которых обосновываются картины мира и выявляются идеалы и нормы познания.

Исторический характер идеалов и норм науки, как показал B.C. Степин , ставит проблему перестройки оснований как закономерной фазы развития науки, смены стратегии исследования - осуществления научной революции, что "предполагает обязательную философско-методологическую, критико-аналитическую работу в каждой научной дисциплине в ходе ее развития" .

По мнению B.C. Степина, можно выделить, по крайней мере, три главных соответствующих блока оснований науки: "идеалы и нормы исследования, научную картину мира и философские основания " .

Первый блок идеалов и норм характеризует специфический подход научной деятельности, в отличие от других форм, например, искусства и т.д.

Второй блок оснований науки составляет научная картина мира. Она складывается в результате синтеза знаний, получаемых в различных науках, и содержит общие представления о мире, вырабатываемые на соответствующих стадиях исторического развития науки.

Третий блок оснований науки образуют философские идеи и принципы, которые обосновывают как идеалы и нормы науки, так и содержательные представления научной картины мира, а также обеспечивают включение научного знания в культуру. Любая новая идея, новый методологический подход нуждается в своеобразной состыковке с господствующим мировоззрением той или иной исторической эпохи, с ценностями ее культуры. Такую состыковку обеспечивают философские основания науки.

Философские основния науки не следует отождествлять с общим массивом философского знания. Философия базируется на всем культурном материале человека. Наука - лишь отдельная область этой культуры. Поэтому из большого поля философской проблематики и вариантов ее решения, возникающих в культуре каждой исторической эпохи, наука использует в качестве обосновывающих структур лишь некоторые ее идеи и принципы.

Так, рассмотривая область явлений микромира, которая изучается квантовой механикой, можно определить, в каких аспектах ученый имеет здесь дело с философскими предпосылками.

Квантовая механика опирается на определенную совокупность эмпирических данных, получаемых при изучении микропроцессов с помощью различных приборов: счетчиков Гейгера, камеры Вильсона, фотоэмульсии и т.д.

Теория в квантовой механике не только описывает данные эмпирического уровня, но и может предсказывать результаты определенных событий в этой области.

Однако, более внимательный анализ показывает, что этим описание данной области науки не исчерпывается. Оказывается, что существеннейшую роль в квантовой механике играет истолкование ее аппарата с точки зрения определенных представлений о реальности и процессе ее познания.

Широко известна колоссальная по широте и глубине обсуждаемых проблем дискуссия, которая развернулась вокруг проблем квантовой механики между двумя направлениями, виднейшими представителями которых были Эйнштейн и Бор. Ее суть состояла в том, как соотнести аппарат квантовой механики с окружающим нас миром.

Из всего комплекса обсуждавшихся проблем выделяется одна, связанная с истолкованием пси-функции. Эта функция входит в основное уравнение квантовой механики - уравнение Шрёдингера, которое описывает поведение микрообъектов. Оказывается, что пси-функция дает лишь вероятностные предсказания, и поэтому остро встает вопрос о том, какова сущность этой вероятности.

Эйнштейн считал, что вероятностный характер предсказаний в квантовой механике обусловлен тем, что квантовая механика неполна. Сама действительность полностью детерминистична, в ней все определено, все принципиально - вплоть до деталей - предсказуемо, а квантовая механика опирается на неполную информацию о действительности, поэтому она дает вероятностные предсказания.

Простой пример, когда монета подбрасывается и падает на орла. Считается, что вероятность выпадения монеты на орла равняется 1/2. Каковы основания для этого вероятностного суждения? Поведение монеты объективно вероятностно, или человеку не полностью известны все детали того процесса, которые приводят к такому результату? В классической физике эта ситуация обычно рассматривается таким образом: поскольку все в мире однозначно предопределено, то, если бы точно учли все детали: распределение массы монеты, точку приложения силы, величину импульса, с какими молекулами воздуха и как будет взаимодействовать монета при движении и т.д., можно было бы высказать аподиктическое, а не вероятностное суждение о том, как упадет монета.

Таким образом, с этой точки зрения в природе отсутствуют вероятностные процессы, а вероятностные суждения связаны с тем, что нет полной информации о действительности.

Эйнштейн полагал, что так же обстоит дело и с квантовомеханическими явлениями. Следует обратить внимание на то, что истолкование Эйнштейном аппарата квантовой механики базируется:

во-первых, на определенных представлениях о действительности, согласно которым в мире все однозначно детерминировано;

во-вторых, на представлениях о характере научной теории: теория, в которой есть вероятность, неполна, но неполные теории имеют право на существование.

Бор предложил другой вариант истолкования этой же ситуации. Он утверждал, что "квантовая механика полна и отражает принципиально неустранимую вероятность, характерную для постижения микромира .

Эта точка зрения совершенно противоположна точке зрения Эйнштейна и в плане представлений о мире, и в плане представлений о гносеологическом статусе вероятностной теории.

Очевидно, что вычленяя в структуре локального научного знания только два уровня - эмпирический и теоретический, невозможно истолковать научную теорию как знание. С этих позиций ее в лучшем случае можно истолковать лишь как аппарат описания и предсказания эмпирических данных. Однако, такая позиция никогда не устраивала ученых.

Если говорить об эмпирическом и теоретическом уровнях познания, то они взаимосвязаны, граница между ними условна и подвижна. Эмпирическое исследование, выявляя с помощью наблюдений и экспериментов новые данные, стимулирует теоретическое познание (которое их обобщает и поясняет), ставит перед ним новые, более сложные задачи. С другой стороны, теоретическое познание, развивая и конкретизируя на базе эмпирии новое собственное содержание, открывает новые, более широкие горизонты для эмпирического познания, ориентирует и направляет его в поисках новых факторов, способствует совершенствованию его методов и средств и т.п.

Ученые стремятся истолковать науку не только как описание непосредственно наблюдаемых явлений, но и как отражение объективной реальности, которая лежит за явлениями, за наблюдаемым. В рассмотренном случае и у Эйнштейна, и у Бора отчетливо видна эта тенденция, выразившаяся в построении определенных интерпретаций квантовой механики с позиций различных философских представлений.

В науку теория может войти в таком виде, в каком она не представляет собой знания в полном смысле этого слова. Она уже функционирует как определенный организм, уже описывает эмпирическую действительность (что следует из представленного выше обоснования связи теоретического и эмпирического уровней познания), но в знание в полном смысле она превращается лишь тогда, когда все ее понятия получают онтологическую и гносеологическую интерпретацию.

Итак, в науке существует уровень философских предпосылок. Ясно, что в зависимости от науки и теории философские основания выявляют себя в большей или меньшей степени. В квантовой механике они очевидны. Здесь до сих пор идут острейшие споры по проблемам интерпретации ее математического аппарата, и по сей день отсутствует позиция, которая примирила бы спорящие стороны. Аналогичные примеры можно легко обнаружить и в других науках.

Сколько бурных философских дискуссий вызвали учение об эволюции живой природы или генетика. А какими интеллектуальными баталиями сопровождалось освоение идей структурализма в лингвистике, литературоведении и искусствоведении. Что представляют собой математические объекты, можно ли всю математику построить на основе теории множеств, возможно ли доказательство непротиворечивости математики, как объяснить невероятную приложимость математических построений к областям реальности, которые совершенно не похожи на мир, непосредственно доступный нашему восприятию? Обсуждение такого рода вопросов привлекало и привлекает внимание многих математиков и философов.

Вместе с тем, как свидетельствуют факты, в науке существует немало теорий, которые не вызывают каких-либо споров по поводу их философских оснований. Это связано с тем, что они базируются на философских представлениях, близких к общепринятым, и поэтому не подвергаются рефлексии: они не выступают предметом специального анализа, а воспринимаются, как нечто само собой разумеющееся.

Очевидно, что в любом наблюдении или эксперименте ученый исходит из того, что реальные объекты и явления, с которыми он сталкивается, причинно обусловлены. В данном случае происходит отвлечение от природы причинно-следственных связей, которые могут быть весьма сложны, как, например, в микромире, и рассматриваются эмпирические знания, с которыми имеет дело большинство наук. В этом случае ученый всегда исходит из того, что все имеет свою причину. Если, например, результат эксперимента не повторяется, он ищет причину этого неповторения.

Как известно, результаты эксперимента требуют обязательной статистической обработки. Без этого они не могут быть научными и не могут быть опубликованы. Это требование вытекает из представлений о том, какую роль в экспериментальных результатах играют ошибки измерения.

Далее статья с результатами эмпирических исследований публикуется спустя некоторое время после проведения эксперимента. Здесь очевидно предположение, что эксперимент имеет значимость не только в данный момент времени, что те закономерности, которые фиксируются на эмпирическом уровне, устойчивы, неизменны, если, конечно, речь не идет о какой-либо особой ситуации, например, о быстроменяющейся социальной области, где эта динамика специально учитывается.

Таким образом, на эмпирическом уровне знания существует определенная совокупность общих представлений об окружающем мире. Эти представления существуют и рано или поздно меняются на эмпирическом уровне.

Можно сделать вывод, что наука как целостная динамическая система знания не может успешно развиваться, не обогащаясь новыми эмпирическими данными, не обобщая их в системе теоретических средств, форм и методов познания. В определенных точках развития науки эмпирическое переходит в теоретическое и наоборот. Однако недопустимо абсолютизировать один из этих уровней в ущерб другому.

Уровень философских предпосылок связан также со стилем мышления определенной исторической эпохи. Например, для науки XVIIIb. было характерно представление о научной теории, как зеркальном отражении объективной реальности, дающем полную картину данной области действительности. Кроме того, считалось, что в самом мире нет никакой вероятности, поэтому и теория принципиально не может содержать в себе вероятности. Это была очень важная методологическая установка, которая во многом определяла стиль научного мышления того времени. С этой позиции смотрели на любую область действительности. Например, при построении теории социальных явлений за образец брали небесную механику и пытались выдвинуть основные принципы (свободы, братства, равенства и т.д.), с помощью которых можно было бы описать любое социальное явление так же, как с помощью принципов механики, всемирного тяготения можно объяснить небесные явления.

Ясно, что в XX в. ситуация меняется. Теперь склонны придавать большее значение скорее вероятностным теориям, чем выражающим однозначный детерминизм. Но в любом случае существует совокупность философских представлений, которые пронизывают и эмпирический, и теоретический уровни научного знания.

Основания науки обеспечивают рост знания до тех пор, пока общие черты системной организации изучаемых объектов учтены в картине мира, а методы освоения этих объектов соответствуют сложившимся идеалам и нормам исследования.

Но по мере развития науки она может столкнуться с принципиально новыми типами объектов, требующими иного видения реальности по сравнению с тем, которое предполагает сложившаяся картина мира. Новые объекты могут потребовать и изменения схемы метода познавательной деятельности, представленной системой идеалов и норм исследования. В этой ситуации рост научного знания предполагает перестройку оснований науки. Последняя может осуществляться в двух разновидностях:

а) как революция, связанная с трансформацией специальной картины мира без существенных изменений идеалов и норм исследования;

б) как революция, в период которой вместе с картиной мира радикально меняются идеалы и нормы науки.

В истории естествознания можно обнаружить образцы обеих ситуаций интенсивного роста знаний. Примером первой из них может служить переход от механической к электродинамической картине мира, осуществленный в физике последней четверти XIX столетия в связи с построением классической теории электромагнитного поля. Этот переход, хотя и сопровождался довольно радикальной перестройкой видения физической реальности, существенно не менял познавательных установок классической физики. Примером второй ситуации может служить история квантово-релятивистской физики, характеризовавшаяся перестройкой классических идеалов объяснения, описания, обоснования и организации знаний.

Новая картина исследуемой реальности и новые нормы познавательной деятельности, утверждаясь в некоторой науке, затем могут оказать революционизирующее воздействие на другие науки. В этой связи можно выделить два пути перестройки оснований исследования: 1) за счет внутридисциплинарного развития знаний; 2) за счет междисциплинарных связей, "прививки" парадигмальных установок одной науки на другую.

Оба эти пути в реальной истории науки как бы накладываются друг на друга, поэтому в большинстве случаев правильнее говорить о доминировании одного из них в каждой из наук на том или ином этапе ее исторического развития. Перестройка оснований научной дисциплины в результате ее внутреннего развития обычно начинается с накопления фактов, которые не находят объяснения в рамках ранее сложившейся картины мира. Такие факты выражают характеристики новых типов объектов, которые наука втягивает в орбиту исследования в процессе решения специальных эмпирических и теоретических задач. К обнаружению указанных объектов может привести совершенствование средств и методов исследования (например, появление новых приборов, аппаратуры, приемов наблюдения, новых математических средств и т.д.).

В системе новых фактов могут быть не только аномалии, не получающие своего теоретического объяснения, но и факты, приводящие к парадоксам при попытках их теоретической ассимиляции.

Пересмотр картины мира и идеалов познания всегда начинается с критического осмысления их природы. Если ранее они воспринимались как выражение самого существа исследуемой реальности и процедур научного познания, то теперь осознается их относительный, преходящий характер. Такое осознание предполагает постановку вопросов об отношении картины мира к исследуемой реальности и понимании историчности идеалов познания. Постановка таких вопросов означает, что исследователь из сферы специально научных проблем выходит в сферу философской проблематики. Философский анализ является необходимым моментом критики старых оснований научного поиска.

Но кроме этой, критической функции, философия выполняет конструктивную функцию, помогая выработать новые основания исследования. Ни картина мира, ни идеалы объяснения, обоснования и организации знаний не могут быть получены чисто индуктивным путем из нового эмпирического материала. Сам этот материал организуется и объясняется в соответствии с некоторыми способами его видения, а эти способы задают картина мира и идеалы познания. Новый эмпирический материал может обнаружить лишь несоответствие старого видения новой реальности, но сам по себе не указывает, как нужно перестроить это видение.

Перестройка картины мира и идеалов познания требует особых идей, которые позволяют перегруппировать элементы старых представлений о реальности и процедурах ее познания, элиминировать часть из них, включить новые элементы с тем, чтобы разрешить имеющиеся парадоксы и ассимилировать накопленные факты. Такие идеи формируются в сфере философского анализа познавательных ситуаций науки. Они играют роль весьма общей эвристики, обеспечивающей интенсивное развитие исследований. В истории современной физики примерами тому могут служить философский анализ понятий пространства и времени, а также анализ операциональных оснований физической теории, проделанный Эйнштейном и предшествовавший перестройке представлений об абсолютном пространстве и времени классической физики.

Философско-методологические средства активно используются при перестройке оснований науки и в той ситуации, когда доминирующую роль играют факторы междисциплинарного взаимодействия. Особенности этого варианта научной революции состоят в том, что для преобразования картины реальности и норм исследования некоторой науки в принципе не обязательно, чтобы в ней были зафиксированы парадоксы. Преобразование ее оснований осуществляется за счет переноса парадигмальных установок и принципов из других дисциплин, что заставляет исследователей по-новому оценить еще не объясненные факты (если раньше считалось, по крайней мере большинством исследователей, что указанные факты можно объяснить в рамках ранее принятых оснований науки, то давление новых установок способно породить оценку указанных фактов как аномалий, объяснение которых предполагает перестройку оснований исследования). Обычно в качестве парадигмальных принципов, "прививаемых" в другие науки, выступают компоненты оснований лидирующей науки. Ядро ее картины реальности образует в определенную историческую эпоху фундамент общей научной картины мира, а принятые в ней идеалы и нормы обретают общенаучный статус. Философское осмысление и обоснование этого статуса подготавливает почву для трансляции некоторых идей, принципов и методов лидирующей дисциплины в другие науки.

Внедряясь в новую отрасль исследования, парадигмальные принципы науки затем как бы подгоняются под специфику новой области, превращаясь в картину реальности соответствующей дисциплины и в новые для нее нормативы исследования. Показательным примером в этом отношении могут служить революции в химии XVII -первой половине XIX столетия, связанные с переносом в химию из физики идеалов количественного описания, представлений о силовых взаимодействиях между частицами и представлений об атомах. Идеалы количественного описания привели к разработке в химии XVII - XVIII вв. конкретных методов количественного анализа, которые, в свою очередь, взрывали изнутри флогистонную концепцию химических процессов. Представления о силовых взаимодействиях и атомистическом строении вещества, заимствованные из механической картины мира, способствовали формированию новой картины химической реальности, в которой взаимодействия химических элементов интерпретировались как действие "сил химического сродства" (А. Лавуазье, К. Бертолле), а химические элементы были представлены в качестве атомов вещества (первый гипотетический вариант этих представлений в химии был предложен Р. Бойлем еще в XVII столетии, а в начале XIX в. благодаря работам Дальтона атомистические идеи получили эмпирическое обоснование и окончательно утвердились в химии).

Парадигмальные принципы, модифицированные и развитые применительно к специфике объектов некоторой дисциплины, затем могут оказать обратное воздействие на те науки, из которых они были первоначально заимствованы. В частности, развитые в химии представления о молекулах как соединениях атомов затем вошли в общую научную картину мира и через нее оказали значительное воздействие на физику в период разработки молекулярно-кинетической теории теплоты.

На современном этапе развития научного знания в связи с усиливающимися процессами взаимодействия наук способы перестройки оснований за счет "прививки" парадигмальных установок из одной науки в другие все активнее начинают влиять на внутридисциплинарные механизмы интенсивного роста знаний и даже управлять этими механизмами. В связи с этим следует рассмотреть некоторые постпозитивистские концепции анализа развития науки.

Имя К. Поппера часто связывается с таким философским течением, как "фаллибилизм" (от английского fallible - подверженный ошибкам, погрешимый). Основанием для этого явился выдвинутый Поппером "принцип фальсифицируемости" научных систем. Фальсифицируемость универсальных высказываний определяется как их способность формулироваться в виде утверждений о несуществовании. "Не верифицируемость, а фальсифицируемость системы следует рассматривать в качестве критерия демаркации. Это означает, что мы не должны требовать возможности выделить некоторую научную систему раз и навсегда в положительном смысле, но обязаны потребовать, чтобы она имела такую логическую форму, которая позволяла бы посредством эмпирических проверок выделить ее в отрицательном смысле: эмпирическая система должна допускать опровержение путем опыта".

Развитие научного знания, согласно Попперу, - это непрерывный процесс ниспровержения одних научных теорий и замены их другими, более удовлетворительными. В целом, теорию этого процесса можно представить в виде следующей структуры: 1) выдвижение гипотезы; 2) оценка степени фальсифицируемости гипотезы; 3) выбор предпочтительной гипотезы, то есть такой, которая имеет большее число потенциальных фальсификаторов (предпочтительнее те гипотезы, которые рискованнее); 4) выведение эмпирически проверяемых следствий и проведение экспериментов; 5) отбор следствий, имеющих принципиально новый характер; 6) отбрасывание гипотезы в случае ее фальсификации, если же теория не фальсифицируется, она временно поддерживается; 7) принятие конвенционального или волевого решения о прекращении проверок и объявлении определенных фактов и теорий условно принятыми.

Другими словами, наука, согласно Попперу, развивается благодаря выдвижению смелых предположений и их последующей беспощадной критике путем нахождения контрпримеров.

При всех тех модификациях, которым подвергалась на протяжении полувека концепция этого философа, неизменной в ней оставалась идея о том, что потребность, возможность и необходимость критики и постоянного пересмотра своих положений становятся основными и определяющими признаками науки, существом научной рациональности. Каждая теория уязвима для критики, в противном случае она не может рассматриваться в качестве научной. Если теория противоречит фактам, она должна быть отвергнута. Можно спорить о том, отбрасывается ли в реальной науке опровергнутая опытом теория или гипотеза немедленно или же этот процесс происходит сложнее, но для К.Поппера несомненно одно - если ученый, поставленный перед фактом крушения своей теории, тем не менее остается ее приверженцем, то он поступает нерационально и нарушает правила "научной игры". Таким образом, смена научных теорий дело не только обычное, но и существенно необходимое.

Вся история научного познания и состоит, согласно Попперу, из выдвижения смелых предположений и их опровержений и может быть представлена как история "перманентных революций" . Поэтому понятие научной революции для К.Поппера выступает как некий усиливающий оборот, подчеркивающий особую остроту описаний ситуации или необычную резкую противоположность (несовместимость) между сменяющими друг друга теориями, особенно когда речь идет о фундаментальных, а не "локальных" теориях.

Онтологическим основанием модели роста знаний служит его концепция "третьего мира" , которая становится частью общей теории объективности научного знания. В своей концепции об "объективном знании" автор выдвигает тезис о том, что можно различить следующие три мира: "во-первых, мир физических объектов или физических состояний, во-вторых, мир состояний сознания, мыслительных (ментальных) состояний и, возможно, диспозиций к действию, в-третьих, мир объективного содержания мышления, прежде всего содержания научных идей, поэтических мыслей и произведении искусства "Третий мир" возникает как результат взаимодействия физического мира и сознания, как естественный продукт человеческой деятельности. Необходимым условием его возникновения является появление языка. Именно закрепляясь в языке, знание превращается в "объективный дух", приобретает объективный характер. "Именно в этом "третьем мире" имеет место рост знания и становится возможным рациональное суждение обо всех аспектах науки."

Поппер подчеркивает, что "третий мир" в значительной степени автономен, хотя мы постоянно воздействуем на него и подвергаемся воздействию с его стороны.

Обитателями третьего мира являются теоретические системы, проблемы и критические рассуждения, сюда же относятся и содержание журналов, книг и библиотек. Процесс развития научных теорий происходит в "третьем мире" и имеет собственную логику развития. Поппер в конце жизни разработал схему четырех фаз динамики теорий:

проблема (не наблюдение);

попытки решения - гипотезы;

устранение ошибок - фальсификация гипотез или теорий;

новая и более точная постановка проблемы в результате критической дискуссии.

Какой же образ человека рисует Поппер? Образ "человек-машина" его не устраивает ни по теоретическим, ни по нравственно-гуманистическим мотивам. Однако у него самого, во всяком случае в гносеологических работах, образ человека рационального был достаточно однобоким, с изрядным "флюсом" объективного знания. Борясь с психологизмом, фрейдизмом, не принимая хайдеггерианство, он сделал акцент, как уже было сказано, на "третьем мире". Хотя Поппер и не считал, что "третьему миру" свойственно аксиоматическое построение и не сводил рациональность только к гипотетико-дедуктивному методу, этот мир развивался к него по схеме

Р1 --> TS--> ЕЕ-> Р2, где "Р1 - исходная проблема, TS - предлагаемое решение, ЕЕ - процесс устранения ошибок в пробном решении, Р2 - окончательное решение" ; и человек, вырисовывашийся из его работ, очень походил на логико-дедуктивную машину. В итоге всех рефлексий был создан новый образ человека.

Человек у Поппера - это культурно-биологический или биокультурный организм, обладающий, как и все животные, врождённым знанием, однако в результате мутаций природы обретший уникальную диспозицию к созданию языка, трансценденции врождённого знания на уровень рациональности.

Рациональность и её инструменты - теории, гипотезы и т. п. выступают уже средством обретения относительной свободы как от жестокого генетического детерминизма, так и от жестокости законов природы. С появлением "третьего мира" появляется шанс, что присущий эволюции естественный отбор теряет свой насильственный характер и человек получает возможность решать свои проблемы и конфликты ненасильственным путём. Конечно, можно и упустить этот шанс, поддаться иррационализму, мифологизму, сделать ставку на насилие. Единственным противоядием против всего этого, считает Поппер, является открытость для критики -на всех уровнях человеческой жизни. Этот вывод подтверждает П. Бернайс, который постулирует, что по утверждению К. Поппера, "единственным элементом рациональности в наших попытках понять мир является критическая позиция

Таким образом, попперовские "научные революции" целиком относятся к миру идей, не затрагивая мир ученых. Оставаясь рациональным, поведение последних не может быть иным, кроме немедленного согласия с рационально оправданной заменой теоретических построений. В "открытом обществе" ученых немыслима какая-либо иная, кроме интеллектуальной, борьба, соперничают идеи, но не люди, единственный и определяющий интерес которых состоит в бескорыстном служении науке. Поэтому у Поппера сколько-нибудь разработанная "структура научных революций" отсутствует.