СОДЕРЖАНИЕ

Введение

1. Эволюция развития философии науки

2. Традиции и новации в развитии науки

2.1. Понятие традиции и новации

2.2. Разнообразие новаций в развитии науки

2.3. Новации и взаимодействие традиций

2.4. Традиции и побочные результаты исследования

Заключение

Список использованной литературы

ВВЕДЕНИЕ

Престижный статус науки стимулирует развертывание большого многообразия ее развитых форм. Исследуя их и анализируя, как менялись функции науки в социальной жизни, можно выявить основные особенности научного познания, его возможности и границы. Проблема этих возможностей в настоящее время ставится особенно остро. Все дело в том, что само развитие техногенной цивилизации подошло к критическим рубежам, которые обозначили границы этого типа цивилизационного роста. Это обнаружилось во второй половине XX в. в связи с возникновением глобальных кризисов и глобальных проблем.

В современной цивилизации наука играет особую роль. Технологический прогресс, приведший в развитых странах Запада и Востока к новому качеству жизни, основан на применении научных достижений. Наука революционизирует не только сферу производства, но и оказывает влияние на многие другие сферы человеческой деятельности, начиная регулировать их, перестраивая их средства и методы. Неудивительно, что проблемы будущего современной цивилизации не могут обсуждаться вне анализа современных тенденций развития науки и ее перспектив. Хотя в современном обществе существуют и другие точки зрения, в целом наука воспринимается как одна из высших ценностей цивилизации и культуры.

Интерес к феномену науки, законам ее развития столь же стар, как и сама наука. С незапамятных времен науку исследовали и теоретически, и эмпирически. В каждой науке формулируются не только высказывания о познаниях в той или иной предметной области, но и общие правила и предписания, относящиеся к построению, методике и терминологии.

К концу XX века теория развития науки считается в значительной степени сформированной. Концепции Т.Куна, К.Поппера, П.Фейерабенда, М.Полани занимают достойное место в сокровищнице мировой философской мысли. Однако в силу своей многогранности и актуальности вопросы философии науки продолжают приковывать к себе внимание философов и ученых различных специальностей.

Как же возникает новое в ходе функционирования науки? Очевидно, что огромная масса новых научных знаний получается в рамках вполне традиционной работы. Но как сочетать эту традиционность с принципиальными сдвигами, которые сами участники процесса нередко воспринимают как революции? Ответ на этот вопрос надо искать, прежде всего, в многообразии традиций, в возможности их взаимодействия.

Таким образом, актуальность данной темы сомнений не вызывает.

Целью работы является всестороннее изучение, обобщение и характеристика традиций и новаций в развитии науки.

Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы. Общий объем работы составляет 18 страниц.

1. ЭВОЛЮЦИЯ РАЗВИТИЯ ФИЛОСОФИИ НАУКИ

Наука представляется как сфера почти непрерывного творчества, как сфера, где стремление к новому является основным мотивом деятельности. В науке нет смысла повторять то, что уже сделано нашими предшественниками, получать заново те знания, которые уже вошли в учебные курсы, переписывать чужие книги или статьи. В этом плане любой подлинный ученый стоит перед лицом неизведанного и вынужден делать то, что до него не делал никто другой. Казалось бы, что в этой ситуации не может быть и речи не только о традициях, но и о каких-либо закономерностях научного познания вообще, ибо любая закономерность связана с повторяемостью явлений.

Покажем в самых общих чертах, как это происходило.

Карл Поппер -- один из наиболее влиятельных представителей западной философии науки XX века. Одна из проблем, существенно определивших развитие философии науки, получила название проблемы демаркации. Речь идет об определении границ между наукой и ненаукой. Наука отличается от псевдонауки или от «метафизики» своей опорой на факты, своим эмпирическим методом. Наблюдение, с его точки зрения, уже предполагает некоторую теоретическую установку, некоторую исходную гипотезу. Нельзя просто наблюдать, не имея для этого никаких предпосылок. Наблюдение всегда избирательно и целенаправленно: мы исходим из определенной задачи и наблюдаем только то, что нужно для решения этой задачи.

Бессмысленность «чистых» наблюдений Поппер иллюстрирует следующим образом. Представьте себе человека, который всю свою жизнь посвятил науке, описывая каждую вещь, попадавшуюся ему на глаза. Все это «бесценное сокровище» наблюдений он завещает Королевскому обществу. Абсурдность ситуации не нуждается в комментариях. Поппер пишет: «Критерием научного статуса теории является ее фальсифицируемость, опровержимость, или проверяемость». Подтвердить фактами можно любую теорию, если мы специально ищем таких подтверждений, но хорошая теория должна, прежде всего, давать основания для ее опровержения. Любая хорошая теория, считает Поппер, является некоторым запрещением, т.е. запрещает определенные события. Чем больше теория запрещает, тем она лучше, ибо тем больше она рискует быть опровергнутой. Развитие научного знания, согласно Попперу, -- это непрерывный процесс ниспровержения одних научных теорий и замены их другими, более удовлетворительными. Другими словами, наука, согласно Попперу, развивается благодаря выдвижению смелых предположений и их последующей беспощадной критике путем нахождения контрпримеров.

Не трудно видеть, что вся концепция Поппера имеет ярко выраженный нормативный характер. Речь идет о том, как должен работать ученый, чтобы оставаться в рамках науки, каким требованиям должны удовлетворять те теории, которые он строит. Но наука живет своей собственной жизнью, и очень скоро обнаруживается, что критерий Поппера не работает.

Решительную попытку спасти логическую традицию при анализе исторических изменений в науке предпринял ученик Поппера И.Лакатос в своей концепции исследовательских программ. При достаточной находчивости, полагает он, можно на протяжении длительного времени защищать любую теорию, даже если эта теория ложна, поэтому следует отказаться от попперовской модели, в которой за выдвижением некоторой гипотезы следует ее опровержение. Ни один эксперимент не является решающим и достаточным для опровержения теории.

Согласно Лакатосу, в науке образуются не просто цепочки сменяющих одна другую теорий, о которых пишет Поппер, но научные исследовательские программы, т. е. совокупности теоретических построений определенной структуры. Исходным пунктом его концепции является не установление фальсифицируемой гипотезы, а выдвижение исследовательской программы. Под последней понимается теория, способная защищать себя в ситуациях столкновения с противоречащими ей эмпирическими данными. В исследовательской программе Лакатос выделяет ее ядро, т.е. основные принципы или законы, и «защитные пояса», которыми ядро окружает себя в случаях эмпирических затруднений. По мнению Лакатоса смена и падение устоявшихся взглядов, то есть научные революции, должны объясняться не «психологией толпы», как считает Кун. Для описания того, как соизмерить или сравнить две конкурирующие программы, Лакатос вводит представление о сдвиге проблем.

Таким образом, из рассмотрения концепции «исследовательских программ» Лакатоса видно, что научные революции, как он их понимает, не играют слишком уж существенной роли еще и потому, что в науке почти никогда не бывает периодов безраздельного господства какой-либо одной «программы», а сосуществуют и соперничают различные программы, теории и идеи. Одни их них на некоторое время становятся доминирующими, другие оттесняются на задний план, третьи -- перерабатываются и реконструируются. Поэтому если революции и происходят, то это не слишком уж «сотрясает основы» науки: многие ученые продолжают заниматься своим делом, даже не обратив особого внимания на совершившийся переворот. Великое и малое, эпохальный сдвиг или незначительное изменение -- все эти оценки совершаются лишь ретроспективно при методологической, «метанаучной» рефлексии.

Известный химик и философ М.Полани убедительно показал в конце 50-х годов прошлого века, что предпосылки, на которые ученый опирается в своей работе, невозможно полностью вербализовать, т.е. выразить в языке. В самом сердце науки существуют области практического знания, которые через формулировки передать невозможно. Знания такого типа Полани назвал неявными знаниями. Ценностные ориентации можно смело причислить к их числу. Итак, традиции могут быть как вербализованными, существующими в виде текстов, так и невербализованными, существующими в форме неявного знания. Последние передаются от учителя к ученику или от поколения к поколению на уровне непосредственной демонстрации образцов деятельности или, как иногда говорят, на уровне социальных эстафет.

Наиболее крутой поворот в подходе к изучению развития науки совершил Томас Кун в своей работе «Структура научных революций». Кун считает, что развитие науки представляет собой процесс поочередной смены двух периодов -- «нормальной науки» и «научных революций». Причем последние гораздо более редки в истории развития науки по сравнению с первыми. Нормальная наука, согласно Куну, - это сообщество ученых, объединенных достаточно жесткой программой, согласно Куну, - это «исследование, прочно опирающееся на одно или несколько прошлых достижений - достижений, которые в течение некоторого времени признаются определенным научным сообществом как основа для развития его дальнейшей практической деятельности». Прошлые достижения, лежащие в основе такой традиции, Кун называет парадигмой. Парадигма обладает двумя свойствами: 1) она принята научным сообществом как основа для дальнейшей работы; 2) она содержит переменные вопросы, т. е. открывает простор для исследователей. Парадигма -- это начало всякой науки, она обеспечивает возможность целенаправленного отбора фактов и их интерпретации. Конкретизируя свое представление о парадигме, Кун ввел понятие о дисциплинарной матрице, в состав которой он включает следующие четыре элемента:

- символические обобщения типа второго закона Ньютона, закона Ома, закона Джоуля - Ленца и т.д.;

- концептуальные модели, примерами которых могу служить общие утверждения такого типа: «Теплота представляет собой кинетическую энергию частей, составляющих тело» или: «Все воспринимаемые нами явления существуют благодаря взаимодействию в пустоте качественно однородных атомов»;

- ценностные установки, принятые в данном научном сообществе и проявляющие себя при выборе направлений исследования, при оценке полученных результатов и состояния науки в целом;

- образцы решений конкретных задач и проблем, с которыми неизбежно сталкивается уже студент в процессе обучения.

В чем же состоит деятельность ученого в рамках нормальной науки?

Кун писал «При ближайшем рассмотрении этой деятельности в историческом контексте или в современной лаборатории создается впечатление, будто бы природу пытаются вытиснуть в парадигму, как в заранее сколоченную довольно тесную коробку. Цель нормальной науки ни в коей мере не требует предсказания новых видов явлений: явления, которые не вмешиваются в эту коробку, часто, в сущности, упускаются из виду. Ученые в русле нормальной науки не ставят себе цели создания новых теорий, обычно к тому же они нетерпимы и к созданию таких теорий другими». Итак, в рамках нормальной науки ученый настолько жестко запрограммирован, что не только не стремится открыть или создать что-либо принципиально новое, но даже не склонен это новое признавать или замечать. Что же он делает в таком случае?

Концепция Куна выглядела бы пустой фантазией, если бы ему не удалось убедительно показать, что нормальная наука способна успешно развиваться. Кун, однако, показал, что традиция является не тормозом, а, напротив, необходимым условием быстрого накопления знаний. И действительно, сила традиции как раз в том и состоит, что мы постоянно производим одни и те же действия, один и тот же способ поведения все снова и снова при разных, вообще говоря, обстоятельствах. Традиции, таким образом, управляют не только ходом научного исследования. Не в меньшей степени они определяют форму фиксации полученных результатов, принципы организации и систематизации знания. И образцы - это не только образцы постановки эксперимента или решения задач, но и образцы продуктов научной деятельности. Учитывая это, мы легко обнаружим своеобразную связь традиций разного типа, которые иногда напоминают две стороны одной и той же медали.

Однако научная деятельность в целом этим не исчерпывается. Развитие «нормальной науки» в рамках принятой парадигмы длится до тех пор, пока существующая парадигма не утрачивает способности решать научные проблемы. На одном из этапов развития «нормальной науки» непременно возникает несоответствие наблюдений и предсказаний парадигмы, возникают аномалии. Когда таких аномалий накапливается достаточно много, прекращается нормальное течение науки и наступает состояние кризиса, которое разрешается научной революцией, приводящей к ломке старой и созданию новой научной теории -- парадигмы. Именно со сменой парадигм Кун связывает коренные изменения в развитии науки - научные революции.

Понятие парадигмы и научной революции было выработано им в ходе анализа истории реальной науки, которая проходит в своем развитии некоторые циклы, которые можно разбить на этапы.

1. Допарадигмальная стадия развития науки. На этой стадии парадигма отсутствует, и существует множество враждующих между собою школ и направлений, каждая из которых развивает систему взглядов, в принципе способную в будущем послужить основанием новой парадигмы. На этой стадии существуют разногласия в научном сообществе.

2. Стадия научной революции. Когда происходит возникновение парадигмы, она принимается большинством научного сообщества, все остальные, не согласованные с парадигмой идеи отходят на второй план. Достигается консенсус - согласие между учеными на основе принятой парадигмы. На этой стадии работает особый тип ученых, своего рода ученые-революционеры, которые способны создавать новые парадигмы.

3. Стадия нормальной науки. «Нормальной наукой» Кун называет науку, развивающуюся в рамках общепризнанной парадигмы. В рамках «нормальной науки» происходит:

- выделение и уточнение важных для парадигмы фактов, например, уточнение состава веществ в химии, определение положения звезд в астрономии и т.д.;

- проведение работы по получению новых фактов, подтверждающих парадигму;

- осуществление дальнейшей разработки парадигмы с целью устранения существующих неясностей и улучшения решений ряда проблем парадигмы;

- установление количественных формулировок различных законов;

- совершенствование самой парадигмы: уточнение понятий, развитие дедуктивной формы парадигмального знания, расширение сферы применимости парадигмы и т.д. В точном смысле этого слова наукой, считает Кун, можно называть только период нормальной науки.

4. Стадия кризиса парадигмы. Это наиболее иррациональный этап в динамике роста научного знания. Постепенно происходит накопление различных аномалий - таких проблем, которые попадают в сферу нормальной науки, но оказываются неразрешимыми средствами имеющейся парадигмы. Оказывается, что «природа каким-то образом нарушила навеянные парадигмой ожидания, направляющие развитие нормальной науки. Это приводит «к более или менее расширенному исследованию области аномалии». Такой процесс может подталкивать парадигмальную теорию на приспособление к новым обстоятельствам, чтобы аномалии стали ожидаемыми (каким-то образом объясненными). Осознание аномалии является предпосылкой для всех изменений теории.

Наибольшая заслуга Т.Куна состоит в том, что он нашел новый подход к раскрытию природы науки и ее прогресса. В отличие от К. Поппера, который считает, что развитие науки можно объяснить исходя только из логических правил, Кун вносит в эту проблему «человеческий» фактор, привлекая к ее решению новые, социальные и психологические мотивы.

Радикальную позицию в отношении науки в целом и проблемы научных революций занимает Поль Фейерабенд - американский философ, создатель направления в современной философии науки, получившего название «методологический анархизм». В ее рамках Фейерабенд возвращает в философию науки ту замечательную идею, что наука никогда не может быть познана до конца, и никогда ни одна модель науки не в состоянии исчерпать живую, развивающуюся науку. А это значит, что любой научный метод, любая модель научного знания всегда обнаружит какую-то свою ограниченность, за пределами которой эти метод и модель окажутся противоречащими науке. Фейерабенд возвращает нам чувство мистической бесконечности научного знания и научной деятельности, что как поднимает науку до высот Жизни, так и сополагает ее с другими формами мистицизма, в том числе снижая ее до недостатков всякой человеческой мифологии.

Основываясь на положениях о том, что старая теория рано или поздно опровергается новой, он выдвинул методологический принцип пролиферации (размножения) теорий, который, по его мнению, должен способствовать критике и ускорять развитие науки: новые теории не должны сопоставляться со старыми, и каждая из них должна устанавливать свои собственные нормы. Фейерабенд утверждает также принцип методологического анархизма, согласно которому развитие науки иррационально, и побеждает та теория, пропагандистская деятельность сторонников которой выше.

2. ТРАДИЦИИ И НОВАЦИИ В РАЗВИТИИ НАУКИ

2.1Понятие традиции и новации

Самое общее определение традиции приведено в «Новейшем философском словаре»: «Традиция (лат. traditio - передача, придание) - универсальная форма фиксации, закрепления и избирательного сохранения тех или иных элементов социокультурного опыта, а также универсальный механизм его передачи, обеспечивающий устойчивую историко-генетическую преемственность в социокультурных процессах».

Научная традиция - это система канонизированных, общепринятых знаний, норм и идеалов научного познания. В определенном смысле это конвенция, общепринятый договор между учеными относительно адекватности той или иной теории, правил и норм научного познания. Традиция чаще всего вписана в ту или иную научную школу, сообщество. Схематично традицию можно изобразить так:

Уже из двух этих составляющих традиции выявляется связь собственно научного (знания в широком смысле этого слова) и социального (социокультурного). Под социокультурным понимается вся совокупность материальных и духовных достижений человеческого общества (социальные, экономические, политические, идеологические институты и связи), а также сам общественный субъект.

Значение традиции исключительно для человеческого общества: традиция обеспечивает воспроизводство выдержавших испытание временем образцов прошлой деятельности, т.е. она определяет ход развития настоящего и будущего прошлым, уже сбывшимся. Такое понимание традиции делает это понятие применимым практически к любым фрагментам и уровням организации социокультурного опыта (как прошлого - культурное наследие, так и настоящего), что иногда служит основанием для отождествления традиции и социокультурного опыта. Однако такое отождествление неправомерно, так как не всякий опыт становится традицией. Для включения в систему традиции социокультурный опыт должен пройти селективный отбор на устойчивость и относительную массовость воспроизведения в структурах деятельности.

Традиции образуют скелет науки, именно они определяют характер деятельности ученого. Вот что писал по этому поводу в начале прошлого века один из крупнейших математиков, Эварнст Галуа: «Часто кажется, что одни и те же идеи родятся у нескольких, подобно откровению. Если поискать причину этого, то легко найти ее в трудах тех, которые им предшествовали, где представлены эти идеи без ведома их авторов.

Основателем учения о научных традициях, безусловно, является Т.Кун. Конечно, на традиционность в работе ученого и раньше обращали внимание, но Кун впервые сделал традиции центральным объектом рассмотрения при анализе науки, придав им значение основного конституирующего фактора в научном развитии. После работы Т.Куна «Структура научных революций» эта проблема стала одной из основных в философии науки.

Однако, наука - это очень сложное и многослойное образование, и она постоянно переживает множество разнообразных изменений - это и создание новых теорий, и возникновение новых научных дисциплин. Иногда эти две акции почти совпадают.

Новация (от позднелат. novatio -- обновление, изменение), что-либо новое, только что вошедшее в обиход, новшество.

Новации в науке могут состоять в построении новой классификации или периодизации, в постановке новых проблем, в разработке новых экспериментальных методов исследования или новых способов изображения. Очень часто, говоря о новациях, имеют в виду обнаружение новых явлений, но к числу новаций следует причислить также введение новых понятий и новых терминов. В науке новации часто осознаются тогда, когда мы ищем в прошлом истоки современных идей. Иными словами, выделение новаций - это дело Суда Истории. Люди действуют в традициях, История делает их новаторами.

2.2Разнообразие новаций в развитии науки

Традиция всегда оставляет простор для новаций в науке. Именно новации и революции являются источником появления нового знания. Как же в рамках традиций объяснить появление нового и может ли в этих условиях появиться что-либо принципиально новое? Ответ на первую часть вопроса достаточно очевиден. Вся наша деятельность, связанная с ликвидацией незнания, достаточно традиционна. Трудности возникают тогда, когда речь заходит о сфере неведения.

Незнание и неведение. В целях дальнейшего изложения удобно разделить все новации на два класса: новации преднамеренные и непреднамеренные. Первые возникают как результат целенаправленных акций, вторые - только побочным образом. Первые, согласно Куну, происходят в рамках парадигмы, вторые ведут к ее изменению. Предложенное деление можно значительно уточнить, если противопоставить друг другу незнание и неведение.

Будем называть незнанием то, что может быть выражено в виде вопроса или эквивалентного утверждения типа: «Я не знаю того-то». «Что-то» в данном случае - это какие-то вполне определенные объекты и их характеристики. Мы можем не знать химического состава какого-либо вещества, расстояния между какими-либо городами, даты рождения или смерти политического деятеля далекого прошлого, причин каких-либо явлений... Во всех этих случаях можно поставить и вполне конкретный вопрос или сформулировать задачу выяснения того, чего мы не знаем.

Нас в данном контексте интересуют не границы эрудиции отдельного человека, а границы познания, заданные определенным уровнем развития науки и культуры. На этом уровне мы способны сформулировать некоторое множество вопросов, задач, проблем, что образует сферу незнания. Все, что в принципе не может быть выражено подобным образом, для нас просто не существует как нечто определенное. Это сфера неведения. Иначе, неведение - это то, что определено для Бога, но не для нас. Демокрит, например, не знал точных размеров своих атомов, но мог в принципе поставить соответствующий вопрос.

Легко показать, что незнание имеет иерархическую структуру. Например, вы можете попросить своего сослуживца перечислить его знакомых, их пол, возраст, место рождения, род занятий и т.д. Это зафиксирует первый уровень вашего незнания, ибо перечисленные вопросы могут быть заданы без каких-либо дополнительных предположений, кроме того, что все люди имеют пол, возраст и прочие указанные выше характеристики. Но среди знакомых вашего сослуживца вполне могут оказаться боксер, писатель, летчик-испытатель... Поэтому возможны вопросы более специального характера, предполагающие введение некоторых дополнительных гипотез. Например, вопрос можно поставить так: «Если среди ваших знакомых есть писатель, то какие произведения он написал?»

Очевидно, что, действуя аналогичным образом применительно к науке, мы получим достаточно развернутую программу, нацеленную на получение и фиксацию нового знания, выявим некоторую перспективу развития данной науки в той ее части, которая зависит от уже накопленных знаний. Иными словами, незнание - это область нашего целеполагания, область планирования нашей познавательной деятельности. Строго говоря, это неявная традиция, использующая уже накопленные знания в функции образцов.

Неведение, в отличие от незнания, не может быть зафиксировано в форме конкретных утверждений типа: «Я не знаю того-то». Это «что-то» мы не можем в данном случае заменить какими-то конкретными характеристикам. Мы получаем поэтому тавтологию: «Я не знаю того, чего не знаю». Тавтология такого типа - это и есть признак неведения.

Означает ли сказанное, что мы не можем поставить задачу поиска новых, еще неизвестных явлений, новых минералов, новых видов животных и растений? Такая задача или, точнее, желание, конечно же, существует, но следует обратить внимание на следующее. Ставя вопрос, фиксирующий незнание, мы хорошо представляем, что именно нам надо искать, что исследовать, и это позволяет, в принципе, найти соответствующий метод, т.е. построить исследовательскую программу. В случае поиска неизвестного такого особого метода вообще быть не может, ибо нет никаких оснований для его спецификации.

Иными словами, невозможен целенаправленный поиск неизвестных или, точнее, неведомых явлений. Мы должны просто продолжать делать то, что делали до сих пор, ибо неведение открывается только побочным образом. Так, например, можно поставить задачу поиска таких видов животных или растений, которые не предусмотрены существующей систематикой. Вероятно, они существуют. Но что должен делать биолог для их поиска? То, что он делал до сих пор, т.е. пользоваться существующей систематикой при описании флоры и фауны тех или иных районов.

Новые явления и новые проекты. Противопоставление незнания и неведения в конкретных ситуациях истории науки требует детального анализа. После открытия Австралии вполне правомерно было поставить вопрос о животных, которые ее населяют, об образе их жизни, способах размножения и т.д. - это составляло сферу незнания. Но невозможно было поставить вопрос о том, в течение какого времени кенгуру носит в сумке своего детеныша, ибо никто еще не знал о существовании сумчатых - это было в сфере неведения.

Нельзя, однако, сказать нечто подобное об «открытии» Галле планеты Нептун. Казалось бы, оба случая идентичны: биологи открыли новый вид, Галле обнаружил новую планету. Но это только па первый взгляд. Никакие данные биологии не давали оснований для предположения о существовании сумчатых животных. А планета Нептун была теоретически предсказана Леверье на основании возмущений Урана. Обнаружение этих последних - это тоже не из сферы неведения, ибо существовали теоретические расчеты движения планет, и вопрос об их эмпирической проверке был вполне деловым вопросом.

В свете сказанного можно уточнить понятие «открытие» и противопоставить ему такие термины, как «выяснение» или «обнаружение». Мы можем выяснить род занятий нашего знакомого, можем обнаружить, что он летчик. Это из сферы ликвидации незнания. Галле не открыл, а обнаружил планету Нептун. Но наука открыла сумчатых животных, открыла явление электризации трением, открыла радиоактивность и многое другое.Открытия подобного рода часто знаменуют собой переворот в науке, но на них нельзя выйти путем целенаправленного поиска; из неведения к знанию нет рационального, целенаправленного пути. С этой точки зрения так называемые географические открытия нередко представляют собой скорее выяснение или обнаружение, ибо в условиях наличия географической карты и системы координат вполне возможен деловой вопрос о наличии или отсутствии островов в определенном районе океана или водопадов на той или иной еще не исследованной реке. Точнее сказать поэтому, например, что Ливингстон не открыл, а обнаружил или впервые описал водопад Виктория.

Итак, открытие - это соприкосновение с неведением. Специфической особенностью открытий является то, что на них нельзя выйти путем постановки соответствующих деловых вопросов, ибо существующий уровень развития культуры не дает для этого оснований. Принципиальную невозможность постановки того или иного вопроса следует при этом отличать от его нетрадиционности в рамках той или иной науки или культуры в целом.

Все приведенные выше примеры относились в основном к сфере эмпирического исследования, но это вовсе не означает, что на уровне теории мы не открываем новых явлений. Достаточно вспомнить теоретическое открытие позитрона П.Дираком. И все же перенос противопоставления незнания и неведения в область теоретического мышления нуждается в ряде существенных дополнений. Даже естественный язык зафиксировал здесь определенную специфику ситуации: теории мы не обнаруживаем и не открываем, мы их строим или формулируем. Это в такой же степени относится и к классификации, районированию, к созданию новых способов изображения. Из сферы обнаружений и открытий мы попадаем в сферу проектов и их реализаций, в сферу научной теоретической инженерии.

Потенциал развития науки определяется здесь наличием соответствующих проектов, их характером, уровнем развития самих средств проектирования. Вот конкретный пример такого проекта из области лингвистики. «Целью синтаксического исследования данного языка, - пишет известный современный лингвист Н.Хомский, - является построение грамматики, которую можно рассматривать как механизм некоторого рода, порождающий предложения этого языка». Обратите внимание, речь идет не о том, что нам надо что-то выяснить, обнаружить, описать или измерить. Речь идет о построении некоторого алгоритма, порождающего предложения данного языка. Впрочем, как мы уже отмечали, каждая, уже созданная и функционирующая теория может выступать как образец для построения новых теорий, т.е. играть роль проекта.

Проекты бывают, однако, как типовые, так и оригинальные. Здесь и проходит граница между незнанием и неведением. Например, теория эрозионных циклов У.М.Дейвиса, сыгравшая огромную роль в развитии геоморфологии, построена в значительной степени по образцу дарвиновской теории развития коралловых островов. У Дарвина все определяется взаимодействием двух факторов: ростом кораллового рифа, с одной стороны, и опусканием дна океана - с другой. Дейвис использует аналогичный принцип при описании развития рельефа, у него тоже два фактора: тектонические поднятия, с одной стороны, и процессы эрозии - с другой. Таким образом, теория Дейвиса является реализацией некоторого «типового проекта».

2.3Новации и взаимодействие традиций

Как уже отмечалось, к сфере неведения мы проникаем непреднамеренно побочным образом. Это значит, что, желая одного, исследователь получает нечто другое, чего он никак не мог ожидать. А всегда ли мы замечаем такие побочные результаты наших действий, всегда ли мы способны их выделить и зафиксировать? Факты свидетельствуют, что это происходит, как правило, только тогда, когда другая традиция стоит на страже, чтобы подхватить побочный результат. Иными словами, побочные результаты - это тоже акт взаимодействия традиций.

Рассмотрим в качестве иллюстрации историю открытия закона Кулона, известного каждому со школьной скамьи. Интересно и поучительно при этом обратить внимание на то, насколько различны и противоречивы те картины, которые предлагают нам по этому поводу историки физики. Известный специалист по теории упругости и сопротивлению материалов С.П.Тимошенко пишет о Ш.О.Кулоне следующее: «Он изобрел для измерения малых электрических и магнитных сил весьма чувствительные крутильные весы, а в связи с этим исследовал прочность проволоки на кручение». Получается так, что Кулон с самого начала исходил из задачи измерения сил взаимодействия электрических зарядов и в поисках решения этой проблемы каким-то чудом изобрел новый прибор. Что касается его работ по теории упругости, то они представляют собой нечто вторичное и целиком вытекают из идеи построения крутильных весов. Перед нами пример непостижимого для окружающих гениального озарения. Ни о каких программах здесь не может быть и речи. Но так ли это?

Обратимся к некоторым фактам биографии Кулона. По образованию он инженер. Поступив на военную службу. Кулон попадает на остров Мартинику, где на протяжении девяти лет принимает участие в строительных работах. Свой опыт инженера он обобщает в трактате, представленном в 1773 г. во Французскую академию наук. Трактат посвящен строительной механике и изучению механических свойств материалов. Вернувшись во Францию, Кулон и здесь работает в качестве инженера и продолжает свои научные изыскания в той же области. Уже в 1777 г. он публикует исследования об измерении кручения волос и шелковых нитей, а позднее, в 1784 г., присоединяет к ним мемуар о кручении металлических проволок. Две последние даты очень важны, если учесть, что первая работа Кулона, посвященная его знаменитому закону, появилась только в 1785 г., т.е. через восемь лет после того, как он занялся кручением нитей. О чем это говорит? Прежде всего, о том, что исследования Кулона по теории упругости носили совершенно самостоятельный характер и никак не вытекали из идеи измерения электрических или магнитных взаимодействий. Кулон - инженер и по интересам, и по роду работы, а его исследования целиком укладываются в рамки традиции или, если угодно, парадигмы строительной механики и теории упругости. Здесь, кстати, все, что он делает, вполне естественно и понятно и никак не нуждается в предположении гениального озарения. Итак, по крайней мере одна научная программа в работах Кулона налицо, он здесь продолжатель уже существующих традиций, которые были заложены еще Галилео Галилеем и Робертом Гуком.

К формулировкам, близким к закону Кулона, чисто теоретически подходили Ф.Энинус (1759 г.), Дж.Пристли (1771 г.), Г.Кавендиш (1773 г.). Иногда этот закон даже называют законом Кулона - Кавендиша. И в то же время очевидно, что Кулон не помещается полностью ни в одной из этих традиций, и это выдвигает его фигуру на совершенно особое место. Закон Кулона не мог быть вскрыт в рамках парадигмы теории упругости, крутильные весы не могли появиться в рамках учения об электричестве. Своеобразие Кулона в том и состоит, что он оказался в точке взаимодействия указанных традиций, соединив их неповторимым образом.

Иначе говоря, путь Кулона - это как бы движение по проторенным дорогам, но с пересадками. Сначала это дорога сопротивления материалов и теории упругости, затем традиция измерения сил. «Пересадка» возможна благодаря появлению особого объекта (в данном случае это экспериментальная установка при исследовании кручения), который может быть осмыслен и использован в рамках как одной, так и другой традиции работы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Таким образом, наука - сфера непрерывного творчества, где стремление к новому является основным мотивом деятельности.

К концу XX века теория развития науки считается в значительной степени сформированной. Концепции И.Лакатоса, М.Полани, Т.Куна, К.Поппера, П.Фейерабенда, занимают достойное место в сокровищнице мировой философской мысли.

Так К.Поппер утверждает, что рост научного знания состоит в выдвижении смелых гипотез и наилучших теорий и осуществлении их опровержений, в результате чего и решаются научные проблемы. Метод критического рационализма он считал важнейшим методом науки, способствующий ее обновлению. По Куну, логико-методологические факторы развития науки зависят от господствующего в конкретный исторический период способа деятельности научного сообщества - парадигм. Общая модель Куна включает в себя два основных этапа: «нормальная наука», где господствует парадигма, и «научная революция», итогом которой является переход к новому периоду «нормальной науки». И.Лакатос строит логику развития научного знания, прибегая к основному понятию своей концепции - «научно-исследовательская программа» - серию сменяющих друг друга теорий, объединенных совокупностью фундаментальных идей и методологических принципов, которая включает в себя «жесткое ядро» и «защитный пояс. Лакатос понимает науку как поле борьбы исследовательских программ, а не отдельных теорий. П.Фейерабенд подчеркивает недопустимость сведения метода науки к совокупности жестких, неизменных, обязательных принципов научной деятельности, недопустимость объявления какой-либо научный метод универсальным и единственно верным. Фейерабенд разрабатывает концепцию теоретического и методологического плюрализма.

Традиция в науке - это система канонизированных, общепринятых знаний, норм и идеалов научного познания. Однако, наука сложное и многослойное образование, и постоянно переживает множество разнообразных изменений - новаций, т.е. создание новых теорий, возникновение новых научных дисциплин, построение новой классификации или периодизации, постановка новых проблем, разработка новых экспериментальных методов исследования или новых способов изображения, обнаружение новых явлений, также к числу новаций относят введение новых понятий и новых терминов.

Решение проблемы соотношения традиций и новаций в науке, соотношения количественных и качественных изменений в развитии научного знания приводит к анализу такого важного явления как научная революция, т.е. качественные изменения в развитии науки, связанные с перестройкой основных научных традиций - построение новых фундаментальных теорий, внедрение новых методов исследования, открытие новых «миров» и т.д.

Таким образом, традиция всегда оставляет простор для новаций в науке, поэтому новации и революции являются источником появления нового знания.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Кохановский В.П. Философия науки. Уч.пос. / В.П.Кохановский, Т.И.Кохановская. - Ростов н/Д : Издательство Феникс, 2006 - 576 с.

2. Лешкевич Т.Г. Философия науки: традиции и новации: Учебное пособие для вузов / Т.Г.Лешкевич. - М.: Издательство ПРИОР», 2001. - 428 с.

3. Никифоров А.Л. Философия науки: история и методология / А.Л.Никифоров. - М.: Дом интеллектуальной книги, 1998. - 208 с.

4. Пастушкова О.В. Научные традиции и научные революции: Учеб. пособ. / Под ред. О.В.Пастушковой. - Воронеж: Воронеж. гос. техн. ун-т, 2006. - 82 с.

5. Рефераты по истории философии / Под ред. В.П.Кохановский, Л.В.Жаров, В.П.Яковлев Рн/ Д: Феникс; Торговый дом, 2002. - 192 с.

6. Степин В.С. Философия науки и техники Учеб. пособие для вузов / В.С.Степин, В.Г.Горохов, М.А.Розов. - М.: Гардарика, 2004. - 245 с.