Образ мифической страны Похьёлы в карельских эпических рунах

Размещено на http://www.allbest.ru/

Статья по теме:

Образ мифической страны Похьёлы в карельских эпических рунах

Мария Владимировна Кундозерова



Аннотация

похьёла эпический руна локус

В статье рассмотрены мифологические истоки образа Похьёлы и выполнено целостное описание данного локуса на основе всех доступных вариантов эпических рун. К исследованию привлечено 234 фольклорных текста, опубликованных в разных источниках. В статье описана история изучения сюжета о путешествии в Похьёлу, так или иначе затронутая в работах зарубежных и российских исследователей. Текстологический и структурно-семантический анализ фольклорных произведений, в том числе лежащих в основе поэмы Э. Лённрота «Калевала», позволил выявить всю многозначность рассматриваемого образа. Мифическая страна Похьёла связывается с представлениями о далеком, потустороннем, загробном мире и стране изобилия. Способность хозяйки Похьёлы к перевоплощению в птичий облик указывает на ее связь с животным, иным миром, равно как и на связь с образом шамана, способного, перевоплотившись, путешествовать из одного мира в другой. Женская природа главного персонажа Похьёлы отражает матриархальное родоплеменное устройство общества, в мотиве выдачи дочери замуж за представителя иного мира проявляются отголоски экзогамных отношений. Похьёла вписывается в представления о горизонтальном устройстве мироздания, где локусы находятся в одной плоскости и разделены отрезком пути, водоразделом.

Ключевые слова: карельский эпос, мифология, потусторонний мир, образ Похьёлы, сампо, экзогамия, матриархат, Вяйнямёйнен



Как отмечал Е. М. Мелетинский, «древнейшая мифология в качестве некоего синкретического единства заключала в себе зародыши не только религии и древнейших философских представлений (формировавшихся, правда, в процессе преодоления мифологических истоков), но также искусства, прежде всего -- словесного» [Мелетинский, 2000: 7]. Продуктами словесного, поэтического творчества в равной степени являются как литература, так и фольклор, имеющие ряд характерных общих черт и различий. По мнению В. Я. Проппа, фольклористика в изучении фольклора как явления литературного порядка, «в своих описательных элементах -- наука литературоведческая». При этом «фольклор обладает совершенно особой, специфической для него поэтикой, отличной от поэтики литературных произведений. Изучение этой поэтики вскроет необычайные художественные красоты, заложенные в фольклоре» [Пропп, 1976: 20].

Образ страны Похьёлы широко известен благодаря эпической поэме Элиаса Лённрота «Калевала», полная версия которой вышла в 1849 г. По замыслу автора, Похьёла становится основной страной-антагонистом Калевалы, в которой живут главные действующие лица поэмы. Герои неоднократно отправляются с разными целями из Калевалы в Похьёлу, и каждое путешествие, равно как и сама страна, описывается иначе. Это объясняется тем, что Лённрот объединил в образе Похьёлы представления о разных мифических локусах из народной эпической и заклинательной поэзии. Похьёла в поэме «Калевала» является собирательным образом, созданным на основе таких мифических стран, как Похьёла, Пяйвёля, Хийтола, Тапиола и др. При этом многие детали из народной поэзии остались неиспользованными автором поэмы. Данная статья посвящена исследованию мифологических истоков образа Похьёлы и ее целостному описанию на основе всей совокупности текстов карельских народных эпических рун, в том числе лежащих в основе поэмы «Калевала». При этом сама поэма не является предметом исследования, изучаются только фольклорные тексты.

Материалом исследования послужили образцы эпических рун цикла о сампо (Sampojakso) (138 вариантов) и «Состязание в сватовстве» (Kilpakosinta) (96 вариантов), записанные от карелов в XIX-XX вв. и опубликованные в разных источниках.

Карельские народные руны содержат повествования о путешествиях эпических героев с разными целями в иные локусы. Герои могут оказываться в чужих мирах ненамеренно, и во многих случаях они являются нежеланными гостями. Одним из самых известных и загадочных топосов, в который отправляются (или оказываются по воле случая) эпические герои, является Похьёла. Именно в ней происходят многие значимые события карельского эпоса. Здесь сватают невест; здесь создается волшебное сампо -- нескончаемый источник муки, соли, денег и всяческих благ, приносящий процветание, пусть и краткосрочное, жителям страны; сюда снаряжают морской поход с целью похищения сампо. Попытка выкрасть его из Похьёлы заканчивается неудачей: во время морского сражения сампо разбивается на части и тонет в море.

Сюжет, повествующий о посещении Похьёлы героями, о создании и похищении сампо, лежит в основе цикла рун, который исполнялся рунопевцами в виде одного целого произведения. Согласно текстам, Лаппалайнен, таящий давнюю злобу на Вяйнямёйнена, подстреливает его коня, и Вяйнямёй- нен падает в море, где продолжительное время плавает чуркой еловой / бревном сосновым, при этом создавая рельеф морского дна, а также мир из яйца, снесенного ему птицей на колено. Далее герой прибивается волной к берегу Похьёлы, хозяйка которой соглашается помочь страннику вернуться домой, если тот сможет выковать сампо. Вяйнямёйнен (в вариантах -- кузнец Илмаринен, посланный Вяйнямёйненом вместо себя обманом) выковывает сампо и отправляется домой, прихватив с собой и его, и обещанную за работу невесту. Хозяйка Похьёлы пускается в погоню за похитителем, настигает корабль, где и происходит знаменитое сражение, в результате которого сампо гибнет. Согласно другой версии, героям не дает покоя мысль, что с появлением в Похьёле сампо этот темный, северный край стал жить в достатке и изобилии, и они отправляются в морской поход к берегам Похьёлы с целью выкрасть сампо. Еще одна версия карельских эпических рун повествует о том, как герои -- Вяйнямёйнен и Илмаринен -- наперегонки отправляются в Похьёлу сватать невесту, дочь хозяйки Похьёлы. При этом изготовление сампо является одним из брачных испытаний жениха. Данный сюжет, названный «Состязание в сватовстве», исполнялся рунопевцами в качестве отдельной руны.

Образ Похьёлы, суровой, мрачной страны, противостоящей «этому» миру, в котором живут эпические герои, не раз становился объектом рассмотрения финляндских исследователей. Как отмечала А.-Л. Сиикала, «всех, кто пытался объяснить образ Похьёлы, можно поделить на два фронта: создателей истории и открывателей мифов» [Siikala, 1992: 132]. Представители исторического направления видели в сюжетах о путешествии в Похьёлу отголоски реальных исторических событий и в своих работах искали обоснование для соотнесения Похьёлы с той или иной реальной географической местностью (например, с Лапландией [Friis: 220], островом Готланд [Krohn, 1918: 114, 128], Южной Остроботнией [Luukko: 132], [Harva, 1947: 118] и др.). Недостатки исторического метода, при котором принимались во внимание выборочные аспекты содержания рун, а другие игнорировались, были преодолены дальнейшими научными изысканиями. Понимание карельского эпоса как совокупности мифологических повествований, а Похьёлы как мифической страны, не имеющей точных координат на современной карте, вышло на первый план и сегодня является преобладающей точкой зрения как в зарубежной, так и в отечественной фольклористике. Позиций мифологического направления в изучении карельских рун придерживается и автор предлагаемой статьи.

Качественному повороту в понимании мифологической основы образа Похьёлы послужило выявление соответствия данного образа широким мировым представлениям о загробном, потустороннем мире [Siikala, 1986: 84]. Еще на заре историко-географического изучения рунической поэзии Ю. Крон писал о мифологическом характере карело-финского эпоса, в том числе образа Похьёлы, и видел параллели в мифах других народов [Krohn, 1885: 410-428]. Вслед за ним отражение международных верований о загробном мире в образе Похьёлы отмечали У Харва [Harva, 1947: 114-129] и И. Кемппинен [Kemppinen]. В работе финского языковеда Е. Н. Сетяля, который одним из первых выступил с критикой исторического и историко-географического подходов в изучении рунической поэзии, Похьёла интерпретируется в духе астральной мифологии как обитель / дом полярной звезды, которая отождествляется с сампо -- мировым столпом, локализованным в Похьёле [Setдlд: 536]. Данное положение было, в свою очередь, также подвергнуто критике [Okkonen: 3739]. Сопоставительному анализу царства Похьёлы калевальских рун и страны троллей норвежских саг посвящена статья Н. Лида [Lid]. Выявлению представлений о «близком» и «далеком» загробном мире в образе Похьёлы и других мифических стран посвящена глава монографии А.-Л. Сиикала «Финский шаманизм» [Siikala, 1992: 132-152]. Образ Похьёлы, реконструирующийся на основе вокнаволокских рун, изучается в числе других образов и сюжетов в монографическом исследовании Л. Таркка [Tarkka, 2005: 301-307]. Отметим, что Похьёла так или иначе попадает в область рассмотрения в многочисленных работах, посвященных циклу рун о сампо и разгадке образа сампо [Krohn, 1903: 217-232], [Kuusi], [Harva, 1943], [Tarkka, 2012], [Frog], [Anttonen, 2002, 2012]. В российской фольклористике царству Похьёлы уделено крайне мало внимания. В работе Э. Киуру «Тема добывания жены в эпических рунах» проанализированы некоторые детали образа Похьёлы и ее жителей в руне «Состязание в сватовстве» (по определению Киуру «Сватовство в Похьёле») [Киуру: 50-54] и др. Общие черты мифической страны Похьёлы, характерной более для поэзии северных карелов, с мифической страной Хийтолой южнокарельских рун описываются в монографическом исследовании В. П. Мироновой, посвященном сюжету о сватовстве в Хийтоле [Миронова: 94-103]. Довольно общие замечания относительно Похьёлы, ее соответствия другим топосам, потустороннему миру можно встретить и в других работах [Мелетинский, 1963: 95-156], [Карху: 83-84], [Иванова: 55]. Данная статья станет первым шагом в российской фольклористике по обобщению представлений о мифической стране Похьёле и ее месте в карельской картине мира.

Карельский эпос является одним из архаичных эпосов мира, в основе которого лежат мифы космогонического характера, а также мифы о путешествиях в иные миры с разными целями, овеянные колдовством и магией. Наиболее популярным сюжетом карельских рун является путешествие героя в чужой, неизведанный локус, хозяева которого подвергают гостя всяческим испытаниям. Наряду с другими мифическими странами, эпические герои карельского эпоса чаще всего отправляются в Похьёлу. Горизонтальный вектор движения от места проживания героя к дальнему локусу соответствует «центробежной» модели мифа, которую, как отмечает С. Ю. Неклюдов, архаический эпос и воспроизводит: «...изначально герой находится (родится, создан) в центре мира, который, как и в мифе, космичен, а не географичен; этническое, единственным воплощением которого является род и племя героя, интерпретируется как подлинно человеческое и противостоит демонической периферии, смиряемой и очищаемой богатырем» [Неклюдов: 119]. Потусторонний характер Похьёлы, противопоставленной изначальному миру эпического героя, выявляется уже при анализе способов попадания в нее путника, описание которых заслуживает отдельной публикации. Отметим, что согласно текстам рун, попасть в Похьёлу можно по воде (дрейфуя в открытом пространстве «бревном сосновым» либо на лодке / челноке), по суше (верхом на животном, на санях) и по воздуху (на «лодке ветра»). Наиболее распространенным способом попадания в Похьёлу является преодоление водной преграды, осмысляемой традиционным рубежом между тем и этим мирами.

Описание Похьёлы, встречающееся в рунах на рассматриваемые сюжеты, будь то скитания Вяйнямёйнена по морским просторам или поездка с целью похитить сампо либо сосватать невесту, укладывается в следующую формулу, согласно которой герои попадают

«В темную Похьёлу,

В мудрую Тапиолу,

В деревню, пожирающую мужей, Топящую героев»

Похьёла находится в дальнем конце Севера (Pohjom pitkдhд perдhд -- SKVRI1 4: 70), в безымянном заливе (Lahteh nimettцmдhe, n'imen t'ietдmдttцmдhe -- SKVR I1 62: 71-72).

Само слово «Похьёла» (Pohjola, в вариантах Pohjo, Pohja, Pohjoni, Pohjani) означает «север, северный край» [SSA: 383] и, как и лексема, обозначающая север как часть света (pohjoinen), является производным от лексемы pohja, в круг значений которой входит «дно, основание, конец чего-либо, север» [SSA: 383]. Известно, что у северных народов неизведанный потусторонний мир ассоциировался с самым севером, низом, дном, мраком и холодом, что отразилось и в карельских рунах. Похьёла представляется темным (pimie, pimettц), холодным (kylmд), мрачным (summa, suma), плохим местом (paha paikka). Она противостоит тому краю, откуда герой прибыл. Это чужая земля, на которой герою все незнакомо:

Известная пословица, произнесенная Вяйнямёйненом по прибытии в Похьёлу, подчеркивает противопоставление свое--чужое:

“Jouvuim pois omilta mailta, Mailla muilla vierahilla,

Дkki ouvoilla ovilla.

En tunne tupia nдitд,

Osoa en ovissa kдyvд”

(SKVR I1 58: 95-99).

«Унесло из родных мест На чужие земли, совершенно незнакомым дверям. Не знаю этих домов,

В двери войти не умею»

“Paremp' ois omalla moalla Juuva vettд ropehesta,

Ennen kuin moalla vierahalla Juuva tuopista olutta”

(SKVR I1 38a: 75-78)

«Лучше на своей земле Пить воду из туеска, Чем на чужой земле Пить из кружки пиво»

Под влиянием христианской доктрины Похьёла представляется также «местами безпопов, землями некрещеными» (paikat papittomat, muat ristimдttцmдt -- SKVR I1 78: 39-40), владениями черта (Pirun pitkд perд -- SKVR I1 105: 39), тогда как своя сторона -- «земли крещеные, местапоповские» (muat ristityt, paikat papilliset -- SKVR I1 97: 106-107).

Согласно большинству карельских рун, Похьёла -- это деревня, маркированная знаками иного мира: это вечная обитель (ikisija, ikikylд), пожирающая и топящая героев; многие в нее отправились, но никто не вернулся. В некоторых вариантах Похьёла отождествляется с островом, на который выбирается Вяйнямёйне н после скитания по водам:

“Soarehe selдllisehe, «На остров средь моря,

Mantereh on puuttomahe” Насушубезлесую»

(SKVRI1 58: 91-92).

На соотнесенность Похьёлы с островом часто указывает и определение собаки как собаки острова, которая своим лаем оповещает о прибытии путника, например:

“Siitд haukku soaren halli, «Залаяла острова собака,

Soaren lukkiluskutteli”Острова пес загавкал»

(SKVRI121: 83-84).

Образ острова часто встречается в карельской рунической поэзии. На острове птица-демиург сносит яйца, служащие материалом для сотворения Вселенной; на острове посреди моря может произрастать большой дуб -- символ мирового древа; на острове живет кузнец Илмаринен, участвующий вместе с Вяйнямёйненом в состязании при сватовстве в Похьёле; на далеком острове с девами скрывается провинившийся герой; на острове / мысу может происходить дележ сам по после его похищения. Помимо своей сакральной нагрузки, связанной с представлениями о первой земле и маркированием центра Вселенной, остров осознается как место жительства или временного пребывания героев эпоса. Соотнесение же Похьёлы, имеющей признаки потустороннего мира, с островом может основываться на представлениях о локализации иного мира на куске суши за водной преградой, что отразилось в древнем обычае карелов устраивать места захоронений на островах. Представления о безлесости острова Похьёлы может, с одной стороны, рождаться в противопоставлении своих, плодородных земель скудным и безлесым землям чужой стороны. С другой стороны, безлесость, равно как и безымянность, является признаком потусторонности упоминаемого локуса. Песочные или глиняные гряды (hietaharjut, saviharjut), которые видят путники, приближающиеся к Похьёле, порождают в сознании образ пустынного, необитаемого пространства иного мира.

Как отмечает Э. Киуру, в образе Похьёлы соединяются как более архаические черты, указывающие на принадлежность Похьёлы потустороннему пространству (нахождение на острове), так и более новые, несущие на себе печать средневековья [Киуру: 50]. Речь идет об отождествлении Похьёлы с городом / крепостью на основе определения, принадлежащего сторожевой собаке. В текстах встречается указание, что собака Похьёлы, уведомляющая своим лаем о прибытии гостей, не только островная, но иногда и «крепостная / городская» (linnan> linna, кар. «крепость, город»), например:

“Sillon haukku suuri koira, «Тогда залаяла большая собака,

Linnan luppa luskutteli” Городская вислоухая загавкала»

(SKVRIj 469: 155-156).

Сияющая каменная крепость / город упоминается и в одной из поздних записей наряду с воротами Похьё:

“Jo nдkyypi Pohjon portti, «Уже видны ворота Похьё,

Kivilinnakuumottaupi” Каменный город светится»

(КЭП 60: 133-134)4.

Единожды в текстах упоминается остров Похьё, сверкающий золотом:

“Jo nдkyvi Pohjon soari, «Уже виден остров Похьё,

Soarikultakuumottavi”Остров золотом светится»

(SKVRI1409: 24-25).

Золотой отблеск, сияние переносится и на ворота, которые видят герои, приближаясь к берегам Похьёлы:

“Portit Pohjolan nдkyypi, Paistaapi pahat saranat, Pahan ukset ulvottaapi” (SKVR Ij 54: 229-231).

Как отмечает Н. А. Криничная, «ворота служат метонимическим эквивалентом стены, знаком-символом огражденного пространства. <.. .> Одновременно ворота -- знак “замыкания” и “размыкания миров”, знак коммуникации между бытием и небытием» [Криничная: 923]. Наличие ворот позволяет говорить о Похьёле как об огражденном месте, о локусе, имеющем пределы и границы. Сияющий золотом остров, горящие / сияющие, ассоциирующиеся с золотом петли на воротах выдают принадлежность Похьёлы иному измерению, ибо «золотая окраска есть печать иного царства» [Пропп, 1986: 285], а «ассоциация золота со светом, светлостью, огнем идет из языческой древности» [Криничная: 922].

Образ воющих ворот, в свою очередь, может складываться из образа ворот и собак-стражников, своим лаем / воем предупреждающих о прибытии путников.

Несмотря на то, что Похьёла в рунах упоминается как деревня, в орбиту повествования входит всего лишь один дом / двор с домом, хозяйственными постройками и полями, принадлежащими хозяйке Похьёлы. Это маленькая избушка (pieni pirttini), которую хозяйка топит маленькими, изящными дровишками (halkosilla hienoisilla, pienillд pilastehilla -- SKVR I1 58: 104-105). Медный пол избушки подметается медным / золотым веничком, мусор собирается в медную корзинку, после чего относится во двор (в вариантах -- на самое дальнее / длинное поле, в самый узкий пролив).

Однако корабль Похьёлы разбивается о препятствие в виде скалы-острова, которое создает Вяйнямёйнен (высекает с помощью трута и огнива), заметив погоню. Тем не менее хозяйка Похьёлы продолжает преследование. Она оборачивается орлом, в описании которого применяются те же клише, что и при изображении корабля: на крыльях и хвосте орла помещаются сотни и тысячи мужей-воинов (SKVRI193: 204206). Данный прием преувеличения, осложненный градацией по возрастанию (сто < тысяча), характеризует в первую очередь саму птицу, как отмечает В. П. Миронова [Миронова: 169]. Числа эти не отражают действительной величины и вряд ли могут быть истолкованы как отражение многочисленного населения Похьёлы.

Таким образом, можно предположить, что все население Похьёлы -- это семья ее хозяйки с прислугой. Это подтверждается и текстами рун. В одном из вариантов вся Похьёла, усыпленная Вяйнямёйненом, названа семьей (kokoPohjolanpereh -- SKVRI150: 104). Будучи жителями локуса, осмысляемого потусторонним, они ничем не отличаются от жителей мира посюстороннего: занимаются домашними делами, встречают гостей. Иная сторона жизни проявляется в моменты посягательства чужих на их собственность: здесь уже начинаются метаморфозы в погоне за сампо, демонстрация магической силы при выполнении свадебных заданий.

Итак, мифическая страна Похьёла в карельских рунах связывается с представлениями о далеком, мрачном, холодном севере, в котором правит хозяйка (редко -- хозяин), неизменно встречающая гостей и охраняющая свой локус и имущество. Нахождение за водной преградой, сияние золотом символизирует причастность этого локуса к потустороннему миру, традиционно отделенному от посюстороннего пространства водной стихией. Способность хозяйки Похьёлы к перевоплощению в птичий облик показывает ее связь с животным, иным миром, равно как и связь с образом шамана, способного, перевоплотившись, путешествовать из одного мира в другой. Женская природа главного персонажа Похьёлы отражает матриархальное родоплеменное устройство общества, мотив выдачи дочери замуж за представителя иного мира -- отголоски экзогамных отношений. В целом, путешествие в мифическую страну Похьёлу с разными целями (случайное попадание, изготовление сампо, похищение сампо, сватовство) наиболее часто встречается в рунической поэзии северных карелов. В южной Карелии был преимущественно распространен сюжет о сватовстве в Хийтоле, имеющий много общего с севернокарельским вариантом. Похьёла, в народном сознании ассоциируемая с далеким, потусторонним (реже -- загробным) миром, страной изобилия, вписывается в представления о горизонтальном устройстве мироздания, где локусы находятся в одной плоскости и разделены отрезком пути, водоразделом.



Примечания

Карело-финский народный эпос: в 2 кн. / сост., вступ. ст., пер., прим. В. Я. Евсеева. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1994. Кн. 1. 476 с.; Кн. 2. 510 с.; Карельские эпические песни / предисл., подгот. текстов и коммент. В. Я. Евсеева. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1950. 526 с.; Karjalankansanrunot. Kokoonpannut V. Jevsejev. Tallinn: Eesti Raamat, 1976. I. 360 s. 1980. II. 181 s.; Suomen Kansan Vanhat Runot. I- XV Helsinki: Suomalaisen Kirjallisuuden Seuran toimituksia, 1908-1997.

Здесь и далее перевод с финского и карельского языков выполнен автором статьи.

Здесь и далее ссылки на сборник «SuomenKansanVanhatRunot» приводятся в тексте статьи с использованием сокращения SKVRи указанием римской цифрой номера тома, нижним индексом -- номера книги тома, далее указываются номер текста и номера стихов в круглых скобках. 4 Здесь и далее ссылки на сборник «Карельские эпические песни» (КЭП) приводятся в тексте статьи с указанием номера текста и номера стихов в круглых скобках.



Список литературы

1. Иванова Л. И. Тапиола и Хийтола: два лесных царства карельской мифологии // Рябининские чтения -- 2011: материалы VI конференции по изучению и актуализации культурного наследия Русского Севера (12-17 сентября 2011 г.). -- Петрозаводск: Карельский научный центр РАН, 2011. -- C. 55-59.

2. Карху Э. Г. Карельский и ингерманландский фольклор в историческом освещении. История литературы Карелии. -- СПб.: Наука, 1994. -- Т. 1. -- 240 с.

3. Киуру Э. С. Тема добывания жены в эпических рунах: К семантике поэтических образов. -- Петрозаводск: КНЦ РАН, 1993. -- 132 с.

4. Криничная Н. А. Русская мифология: Мир образов фольклора. -- М.: Академический Проект; Гаудеамус, 2004. -- 1008 с.

5. Мелетинский Е. М. Происхождение героического эпоса: Ранние формы и архаические памятники. -- М.: Восточная литература, 1963. -- 462 с.

6. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. 3-е изд., репринт. -- М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2000. -- 407 с.

7. Миронова В. П. Сюжет о сватовстве в мифической стране Хийтоле в контексте карельской эпической традиции. -- Петрозаводск: Периодика, 2016. -- 224 с.

8. Неклюдов С. Ю. Поэтика эпического повествования: пространство и время. -- М.: Форум, 2015. -- 216 с.

9. Пропп В. Я. Фольклор и действительность. Избранные статьи. -- М.: Искусство, 1976. -- 330 с.

10. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. -- Л.: Изд-во ЛГУ 1986. -- 364 с.

11. Anttonen V. Pyhдn patsaan arvoitus -- selitys sammolle? // Kalevalaseuran vuosikirja. -- Pieksдmдki: RT-Print Osakeyhtiц, 2002. --No. 79-80. -- S.123-143.

12. Anttonen V The Sampo as a Mental Representation of the Mythic Origin of Growth. Towards a New Comprehensive Theory // Mythic Discourses. Studies in Uralic Traditions / ed. by Frog, A.-L. Siikala & E. Stepanova. -- Helsinki: Finnish Literature Society, 2012. -- P. 171-187.

13. Friis J. A. Lappalaisten noitarummusta jaKalevalan Sammosta // Kirjallinen Kuukauslehti. -- Helsinki: Otava, 1869. -- No. 7-10. -- S. 219-226.

14. Frog. Confluence, Continuity and Change in the Evolution of Mythology. The Case of the Finno-Karelian Sampo-Cycle // Mythic Discourses. Studies in Uralic Traditions / ed. by Frog, A.-L. Siikala & E. Stepanova. -- Helsinki: Finnish Literature Society, 2012. -- P. 205-254.

15. Harva U. Sammon ryцstц. -- Porvoo: Werner Sцderstrцm Osakeyhtiц, 1943. -- 143 s.

16. Harva U. Mikд on Kalevalan Pohjola? // Virittдjд. -- Helsinki: Kotikielen Seura, 1947. -- No. LI. -- S. 114-129.

17. Harva U. Suomalaisten muinaisusko. -- Porvoo; Helsinki: Werner Sцderstrцm Osakeyhtiц, 1948. -- 519 s.

18. Kemppinen I. Suomalaisten muinaisrunojen Pohjola. -- Helsinki: Kirja- Mono OY, 1956. -- 95 s.

19. Krohn J. Suomalaisen kirjallisuuden historia I. Kalevala. -- Helsinki: Weilin & Gццs, 1885. -- 612 s.

20. Krohn K. Kalevalan runojen historia. -- Helsinki: Suomalaisen Kirjallisuuden Seuran toimituksia, 1903. -- 895 s.

21. Krohn K. Kalevalankysymyksiд: Opas Suomen Kansan Vanhojen Runojen tilaajille ja kдyttдjille ynnд suomalaisen kansanrunouden opiskelijoille ja harrastajille. -- Helsinki: Suomalaisen Kirjallisuuden Seuran toimituksia, 1918. -- 256 s.

22. Kuusi M. Sampo-eepos. Typologinen analyysi. -- Helsinki: Suomalais- ugrilaisen seuran toimituksia XCVI, 1949. -- 368 s.

23. Lid N. Kalevalan Pohjola // Kalevalaseuran vuosikirja. -- Porvoo; Helsinki: Werner Sцderstrцm Osakeyhtiц, 1949. -- No. 29. -- S. 104-120.

24. Luukko A. Etelд-Pohjanmaan keskiaika. -- Helsinki: [s. n.], 1949. -- 235 s.

25. Okkonen O. Lisiд Sammon ja Samporunon selvitykseen // Kalevalaseuran vuosikirja. -- Helsinki: Werner Sцderstrцm Osakeyhtiц, 1933. -- No. 13. -- S. 34-70.

26. Setдlд E. N. Sammon arvoitus. -- Helsinki: Otava, 1932. -- 654 s.

27. Siikala A.-L. Myyttinen Pohjola // Kalevalaseuran vuosikirja. -- Helsinki: Mдntдn Kirjapaino Osakeyhtiц, 1986. -- No. 66. -- S. 82-85.

28. Siikala A.-L. Suomalainen samanismi: mielikuvien historiaa. -- Helsinki: Suomalaisen Kirjallisuuden Seuran toimituksia, 1992. -- 359 s.

29. Siikala A.-L. Itдmerensuomalaisten mytologia. -- Helsinki: Suomalaisen Kirjallisuuden Seuran toimituksia, 2012. -- 536 s.

30. Suomen sanojen alkuperд. Etymologinen sanakirja / pддtoim. U.- M. Kulonen. -- Helsinki: Suomalaisen Kirjallisuuden Seuran toimituksia, 1995. -- Osa 2. -- 470 s. -- SSA

31. Tarkka L. Rajarahvaan laulu. Tutkimus Vuokkiniemen kalevalamittaisesta runokulttuurista 1821-1921. -- Helsinki: Suomalaisen Kirjallisuuden Seuran toimituksia, 2005. -- 534 s.

32. Tarkka L. The Sampo. Myth and Vernacular Imagination // Mythic Discourses. Studies in Uralic Traditions / ed. by Frog, A.-L. Siikala & E. Stepanova. -- Helsinki: Finnish Literature Society, 2012. -- P 143-170.

33. Turunen A. Kalevalan sanakirja. -- Helsinki: Suomalaisen Kirjallisuuden Seuran toimituksia, 1949. -- 350 s.

34. Ivanova L. I. Tapiola and Hiitola: Two Forest Kingdoms in Karelian Mythology. In: Ryabininskie chteniya -- 2011: materialy VI konferentsii po izucheniyu i aktualizatsii kul'turnogo naslediya Russkogo Severa [Ryabinin Readings -- 2011: Materials of the 6th Conference on the Study and Actualization of the Cultural Heritage of the Russian North]. Petrozavodsk, Karelian Research

35. Centre of the Russian Academy of Sciences Publ., 2011, pp. 55-59. (In Russ.)

36. Karkhu E. G. Karel'skiy i ingermanlandskiy fol'klor v istoricheskom osveshchenii. Istoriya literatury Karelii [Karelian and Ingermanland Folklore in the Light of History. History of Karelian Literature]. St. Petersburg, Nauka Publ., 1994, vol. 1. 240 p. (In Russ.)

37. Kiuru E. S. Tema dobyvaniya zheny v epicheskikh runakh: K semantike poeticheskikh obrazov [The Theme of the Conquering of a Wife in Epic Runes: on the Semantics of Poetic Images]. Petrozavodsk, Karelian Research Centre of the Russian Academy of Sciences Publ., 1993. 132 p. (In Russ.)

38. Krinichnaya N. A. Russkaya mifologiya: Mir obrazov fol'klora [Russian Mythology: the World of Folklore Images]. Moscow, Akademicheskiy Proekt Publ., Gaudeamus Publ., 2004. 1008 p. (In Russ.)

39. Meletinskiy Е. M. Proiskhozhdenie geroicheskogo eposa: Rannie formy i arkhaicheskie pamyatniki [The Origin of a Heroic Epos. Early Forms and Archaic Monuments]. Moscow, Vostochnaya literatura Publ., 1963. 462 p. (In Russ.)

40. Meletinskiy Е. M. Poetika mifa [The Poetics of a Myth] (Reprint Edition). Moscow, Vostochnaya literatura Publ., 2000. 407 p. (In Russ.)

41. Mironova V P. Syuzhet o svatovstve v mificheskoy strane Hiytole v kontekste karelskoy epicheskoy traditsii [The Plot of Matchmaking in the Mythical Country of Hiitola in the Context of the Karelian Epic Tradition]. Petrozavodsk, Periodika Publ., 2016. 224 p. (In Russ.)

42. Neklyudov S. Yu. Poetika epicheskogo povestvovaniya: prostranstvo i vremya [The Poetics of an Epical Narration: Space and Time]. Moscow, Forum Publ., 2015. 216 p. (In Russ.)

43. Propp V Ya. Fol'klor i deystvitel'nost'. Izbrannye stat'i [Folklore and Reality. Selected Articles]. Moscow, Iskusstvo Publ., 1976. 330 p. (In Russ.)

44. Propp V. Ya. Istoricheskie korni volshebnoy skazki [The Historical Roots of a Magic Fairy Tale]. Leningrad, Leningrad State University Publ., 1986. 364 p. (In Russ.)

45. Anttonen V. Pyhдn patsaan arvoitus -- selitys sammolle? [Riddle of the Holy Statue -- Explanation for the Sampo?]. In: Kalevalaseuran vuosikirja [Kalevala Society Yearbook].Pieksдmдki, RT-Print Osakeyhtiц Publ., 2002, no. 79-80, pp. 123-143. (In Finnish)

46. Anttonen V. The Sampo as a Mental Representation of the Mythic Origin of Growth. Towards a New Comprehensive Theory. In: Mythic Discourses. Studies in Uralic Traditions. Helsinki, Finnish Literature Society Publ., 2012, pp. 171-187. (In English)

47. Friis J. A. Lappalaisten noitarummusta jaKalevalan Sammosta [Lappish witch Drum and the Kalevalas Sampo]. In: Kirjallinen Kuukauslehti[ Written Monthly Journal]. Helsinki, Otava Publ., 1869, no. 7-10, pp. 219-226. (In Finnish)

48. Frog. Confluence, Continuity and Change in the Evolution of Mythology. The Case of the Finno-Karelian Sampo-Cycle. In: Mythic Discourses. Studies in Uralic Traditions. Helsinki, Finnish Literature Society Publ., 2012, pp. 205-254. (In English)

49. Harva U. Sammon ryцstц [The Theft of the Sampo]. Porvoo, Werner Sцderstrцm

50. Osakeyhtiц Publ., 1943. 143 p. (In Finnish)

51. Harva U. Mikд on Kalevalan Pohjola? [What's Pohjola of the Kalevala?]. In: Virittдjд [Tuner]. Helsinki, Kotikielen Seura Publ., 1947, no. 51, pp. 114-129. (In Finnish)

52. Harva U. Suomalaisten muinaisusko [The Finnish Ancient Religion]. Porvoo, Helsinki, Werner Sцderstrцm Osakeyhtiц Publ., 1948. 519 p. (In Finnish)

53. Kemppinen I. Suomalaisten muinaisrunojen Pohjola [Pohjola of Finnish Ancient Poems]. Helsinki, Kirja-Mono OY Publ., 1956. 95 p. (In Finnish)

54. Krohn J. Suomalaisen kirjallisuuden historia I. Kalevala [A History of Finnish Literature 1. Kalevala].Helsinki, Weilin &Gццs Publ., 1885. 612 p. (In Finnish)

55. Krohn K. Kalevalan runojen historia [A History of the Poems of the Kalevala]. Helsinki, Suomalaisen Kirjallisuuden Seuran toimituksia Publ., 1903. 895 p. (In Finnish)

56. Krohn K. Kalevalankysymyksiд: Opas Suomen Kansan Vanhojen Runojen tilaajille jakдyttдjille ynnд suomalaisen kansanrunouden opiskelijoille ja harrastajille [The Kalevala Questions: a Guide for Subscribers and Users of Ancient Poems of the Finnish People and for Students and Enthusiasts of Finnish Folk Poetry]. Helsinki, Suomalaisen Kirjallisuuden Seuran toimituksia Publ., 1918. 256 p. (In Finnish)

57. Kuusi M. Sampo-eepos. Typologinen analyysi [Sampo-epos. Typological Analysis]. Helsinki, Suomalais-ugrilaisen seuran toimituksia XCVI Publ., 1949. 368 p. (In Finnish)

58. Lid N. Kalevalan Pohjola [Pohjola of the Kalevala]. In: Kalevalaseuran vuosikirja [Kalevala Society Yearbook]. Porvoo, Helsinki, Werner Sцderstrцm Osakeyhtiц Publ., 1949, no. 29, pp. 104-120. (In Finnish)

59. Luukko A. Etelд-Pohjanmaan keskiaika [Southern Ostrobothnia in the MiddleAges]. Helsinki, 1949. 235 p. (In Finnish)

60. Okkonen O. Lisiд Sammon jaSamporunon selvitykseen [More on the Sampo and the Sampo Cycle's Investigation]. In: Kalevalaseuran vuosikirja [Kalevala Society Yearbook]. Helsinki, Werner Sцderstrцm Osakeyhtiц Publ., 1933, no. 13, pp. 34-70. (In Finnish)

61. Setдlд E. N. Sammon arvoitus [The Riddle of the Sampo]. Helsinki, Otava Publ., 1932. 654 p. (In Finnish)

62. Siikala A.-L. Myyttinen Pohjola [Mythical Pohjola]. In: Kalevalaseuran vuosikirja [Kalevala Society Yearbook]. Helsinki, Mдntдn Kirjapaino Osakeyhtiц Publ., 1986, no. 66, pp. 82-85. (In Finnish)

63. Siikala A.-L. Suomalainen samanismi: mielikuvien historiaa [Finnish Shamanism: the History of Images]. Helsinki, Suomalaisen Kirjallisuuden Seuran toimituksia Publ., 1992. 359 p. (In Finnish)

64. Siikala A.-L. Itдmerensuomalaisten mytologia [Baltic-Finnish Mythology]. Helsinki, Suomalaisen Kirjallisuuden Seuran toimituksia Publ., 2012. 536 p. (In Finnish)

65. Suomen sanojen alkuperд. Etymologinen sanakirja [The Origins of the Finnish Words. An Etymological Dictionary]. Helsinki, Suomalaisen Kirjallisuuden Seuran toimituksia Publ., 1995, vol. 2. 470 p. (SSA) (In Finnish)

66. Tarkka L. Rajarahvaan laulu. Tutkimus Vuokkiniemen kalevalamittaisesta runokulttuurista 1821-1921 [Songs of the Border People. The Kalevala- metre Poetry in the Vuokkiniemi Parish 1821-1921]. Helsinki, Suomalaisen Kirjallisuuden Seuran toimituksia Publ., 2005. 534 p. (In Finnish)

67. Tarkka L. The Sampo. Myth and Vernacular Imagination. In: Mythic Discourses. Studies in Uralic Traditions. Helsinki, Finnish Literature Society Publ., 2012, pp. 143-170. (In English)

68. Turunen A. Kalevalan sanakirja [Kalevala Dictionary]. Helsinki, Suomalaisen Kirjallisuuden Seuran toimituksia Publ., 1949. 350 p. (In Finnish)



Maria V. Kundozerova

The Image of a Mythical Country Pohjola
in Karelian Epic Runes

Abstract. The article considers the mythological sources of Pohjola image and contains a holistic description of this locus based on all available versions of epic runes. The Kalevala metric runes (234 texts) gathered in different years in Karelia and published in several collections, are used as a research material. The history of studying of the storyline of the trip to Pohjola, in one way or another touched upon in the works of foreign and Russian researchers, is described in the article. The textological and structural-semantic analysis of folklore texts, some of which form part of Lцnnrot's Kalevala, made it possible to reveal the entire polysemy of the image under consideration. The study indicated that Pohjola is identified with a far, transcendental world, the realm of the dead and the land of exuberancy. The talent of the mistress of Pohjola to become a bird alludes to her connection with the animal world, as well as the connection with the image of a shaman who in the likeness of a bird is able to travel from one world to another. The female nature of the main character of Pohjola reflects the matriarchal tribal system of society, and the motif of giving her daughter in marriage to a representative of another world -- reveals the echoes of exogamous relations. Pohjola is localized in the spatial plane mainly separated by the watershed that fits into the concept of a horizontal arrangement of the Universe.

Keywords: karelian epic, mythology, the other world, image of Pohjola, sampo, Vдinдmцinen

Размещено на Allbest.ru