Экспрессивная функция японских ономатопоэтических единиц в рассказах Эдогавы Рампо

Размещено на http://www.allbest.ru/

Институт стран Азии и Африки, Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова

Экспрессивная функция японских ономатопоэтических единиц в рассказах Эдогавы Рампо

Н.Г. Румак

Аннотация

В статье рассматриваются ономатопоэтические единицы, отобранные методом сплошной выборки из текстов японского автора Эдогавы Рампо. Посредством статистического и контекстуального анализа, а также анализа словарных дефиниций подтверждается гипотеза о том, что изменение плотности ономатопоэтических единиц на единицу объема текста может свидетельствовать об использовании ономатопоэтических слов в творчестве этого автора в качестве одного из средств художественной выразительности.

Ключевые слова: японский язык, ономатопоэтическая лексика, средства художественной выразительности, Эдогава Рампо

Abstract

EXPRESSIVE FUNCTION OF JAPANESE ONOMATOPOETIC WORDS IN SHORT STORIES BY EDOGAWA RANPO

N. G. Rumak

Institute of African and Asian Studies, Lomonosov Moscow State University

The authors analyze onomatopoetic words selected by continuous sampling method from the texts of the Japanese writer Edogawa Ranpo. By methods of statistic and contextual analysis, and by analysis of dictionary definitions the authors confirm the theory which states that change of density of onomatopoetic words in a text unit might prove the usage of onomatopoetic words as means of expression in the author's works.

Key words: the Japanese language, onomatopoetic words, means of expression, Edogawa Ranpo

Введение

Среди функций ономатопоэтических единиц, наряду с привлечением внимания, созданием ритма, уточнением значения некоторых глаголов регулярно выделяется также экспрессивная функция [Osaka, 1999; Schourup, 1993]. Кроме того, некоторые исследователи рассматривают ономатопоэтическую лексику в контексте ее метафорического и метонимического употребления, очевидно, относя ономатопоэтические слова к средствам художественной выразительности японского языка [Борисова, 2019; Fass, 1988; Tomoda, 1984; Yamanaka, 2008].

Цель настоящего исследования - верифицировать гипотезу о функционировании ономатопоэтических слов в качестве одного из средств выразительности, для этого ставятся следующие задачи: 1) отобрать из рассматриваемых текстов ономатопоэтические единицы методом сплошной выборки; 2) провести статистический анализ отобранных единиц, уделяя внимание изменению плотности ономатопоэтических слов на единицу текста; 3) при необходимости провести анализ словарных дефиниций и подвергнуть рассматриваемые единицы контекстуальному анализу для выявления особенностей употребления разных семантических категорий этих единиц в тексте.

Исследуемый материал

В процессе работы над переводом на русский язык произведений классика японского детективного жанра - Эдогавы Рампо - мы подробно изучили пять из восьми рассказов цикла «Детектив Акэти Когоро» (цикл включает в себя восемь рассказов, две повести и два романа) [Edogawa, 2017] и считаем возможным сделать некоторые предварительные выводы о функционировании ономатопоэтических единиц в произведениях этого писателя.

Методика проведения исследования

Из текстов пяти рассказов методом сплошной выборки была отобрана 291 ономатопоэтическая единица. Среди них обнаружено 119 уникальных единиц, остальные единицы повторяются или являются структурными и фонетическими вариантами типа фуцуфуцу / буцубуцу, киракира / кирарикирари и т. п. Бросается в глаза неравномерность распределения этих единиц в тексте, что и позволило нам высказать описанную выше гипотезу.

Статистический анализ изучаемых единиц позволяет оценить не только количество единиц в тексте и частотность употребления различных семантических категорий ономатопоэтиков, но и определить плотность распределения единиц в тексте. Анализ словарных дефиниций и семантический, а также контекстуальный анализ позволяет уточнить элементы значений, релевантные для создания тактильного, визуального, аудио и других эффектов синестетического воздействия на реципиентов текста.

Связь с предшествующими исследованиями

При рассмотрении функции японской ономатопеи неоднократно отмечалась важная роль, которую ономатопоэтические единицы играют для непосредственной передачи чувств, эмоций и ощущений носителя языка благодаря явлению синестезии, что создает «эффект присутствия» [Osaka, 1999; Schourup, 1993].

С. Томода указывает на некоторое сходство между ономатопоэтическими выражениями и метафорами, особенно при рассмотрении обоих явлений в качестве «символического концепта» [Tomoda, 1984, с. 191]. Говоря в первую очередь о метафорическом «расширении» значения ономатопоэтических единиц, Н. Г. Румак также утверждает, что ономатопоэтические лексемы могут интерпретироваться реципиентом текста как метафоры, так как единицы и выводимые из нее (например, эмоциональное состояние, ассоциирующееся с движением или физическим состоянием, которое связано со звуком, передаваемым звукоподражанием) [Румак, 2017].

Вместе с тем, если исходить из утверждения о том, что ономатопоэтические единицы «не описывают, а создают непосредственное ощущение», их можно рассматривать и как вариант метонимии, так как, по утверждению Д. Фэсса, который перефразирует Дж. Лакоффа и М. Джонсона, «в метонимии одна сущность выступает вместо другой, в то время как метафора - способ, при котором одна сущность рассматривается, как другая» [Fass, 1988, с. 177]. Нам представляется, 140 что метафоричность ономатопоэтических единиц является, скорее, внутренней характеристикой, будучи заключенной в значении единицы, так как она позволяет ассоциировать звук с образом движения, а образ движения - с эмоцией. Реципиент же, вероятно, воспринимает эти единицы метонимически как замещающие для него соответствующие звуки, образы и эмоции.

А. Борисова, К. Яманака отмечают гораздо большую частотность метонимии в японской поэзии, при этом Борисова указывает, что «японцу гораздо легче определять понятия исключительно по их пространственной смежности, включенности в контекст, принадлежности к одной группе, одному контексту» [Борисова, 2019, с. 86, 32; Yamanaka, 2008, с. 46]. Можно предположить, что именно метафоричность и метонимичность ономатопоэтических единиц, а также их «многослой- ность» - ёмкость значения, когда в одной единице сочетаются звуковые, тактильные, эмоциональные и другие характеристики - является привычным для носителя японского языка средством художественной выразительности, которое позволяет воссоздавать описанную в тексте картину происходящего в сознании реципиента, тем самым оживляя повествование.

Данные, полученные в результате анализа

1. Ономатопея в рассказе «Призрак»

В самом коротком из рассматриваемых произведений, в рассказе «Ю:рэй» ([Edogawa 2017, с. 874-884] «Призрак» в нашем переводе) на десяти страницах (рабочего файла Word) встречается 54 ономатопоэтических единицы (из них четыре раза повторяется единица бикку- ри «удивиться, испугаться» (также в форме бикубику) и фу-то «внезапно», по три раза су:т-то «плавно, незаметно», хеи «легко» и суккари «полностью», по два раза гаккари «разочароваться», дзит-то «долго, пристально» и соросоро «потихоньку» - таким образом, уникальных единиц обнаружено 38). Среди них встречаются звукоподражания (унъун «стенать», додон «грохот», дза: «шорох», гатян «звяканье, удар») и звукоизобразительные слова (тэкутэкутэку асэ-о нагасу «обливаться потом», баттари таорэру «рухнуть плашмя», тэ-га од- зиодзи-то нобиру «рука робко тянется»).

В этом рассказе ясно видно, что плотность ономатопоэтических единиц, одна из основных функций которых, как уже было сказано, - непосредственно выразить чувства носителя языка, передать его ощущения и эмоции, резко повышается при нарастании эмоционального напряжения повествования (сцена, в которой герой рассказа получает странное, пугающее его письмо) и падает почти до нуля при изложении логических выкладок и рассуждений детектива:

Карэ ва тётто-но айда сорэ-о нагамэтэ ита га, фу-то наника китанай моно-ни дэмо саватта токи-но ё:-ни, пой-то цукуэ-но уэ-ни хооридасита. Соситэ фуан расий мэцуки дэ хэя-но нака-о кёрокёро мимавасу но дэ атта.

Сибараку суру то, карэ-но тэ-га одзиодзи-то, има хооридасита бака- ри-но сясин-но хо:-э нобитэ итта. Сикаси хирогэтэ тётто миру то, мата пой-то хооридасу но да... Дзо:т-то карэ-но сэнака-о цумэтай моно-га хаиагатта. Карэ ва икинари соно сясин-о дзутадзута-ни хикисайтэ су- то:бу-но нака-ни нагэкому то, фурафура-то татиагаттэ, сёсай-кара ни-гэдасита.

Какое-то мгновение он разглядывал фотографию и вдруг, будто прикоснувшись к чему-то нечистому, швырнул фото на стол и беспокойно обвел комнату глазами. ономатопоэтический рампо японский

Спустя какое-то время его рука робко потянулась к листку, который он только что отбросил. Но лишь взглянув на него, он снова отшвырнул его в сторону. <... По спине господина Хираты пробежал холодок. Он вдруг схватил снимок, изорвал его в мелкие клочья и бросил в печку, потом поднялся и на дрожащих ногах выбежал из кабинета.

Напротив, на полутора страницах логических выкладок и умозаключений детектива Акэти встречается всего две ономатопоэтических единицы, и те появляются только тогда, когда детектив, снимая напряжение собеседника, начинает описывать действия своего противника:

О-тэй-э куру ю:бинбуцу мо о-тэй-кара дэру ю:бинбуцу мо, суккари карэ ва митэ ита ни со:и аримасэн... Банъиро:-но най о-якусё-но сёруй- ни мо тёйтёй нукэмэ-га ару моно дэс нэ.

Я уверен, что он просматривал всю почту, которая приходила к Вам в усадьбу, и ту, что Вы отправляли из усадьбы. <...> Даже в тех учреждениях, где никогда не бывает промашек, нет-нет да и случается недосмотр.

Более того, если сравнить категории ономатопоэтических слов, употребленных в том и другом отрывке, видно, что в первом случае, наряду с описанием образа действия (фу-то саватта «внезапно прикоснулся», пой-то хооридасу «отшвырнуть, резко отбросить», дзутадзута-ни хикисасу «изорвать в мелкие клочья»), что само по себе оживляет картину происходящего, встречается также не меньшее количество единиц, описывающих физическое и / или эмоциональное состояние персонажа (кёрокёро мимавасу «беспокойно обвести глазами», одзиодзи-то нобиру «робко протянуться», дзо:т-то хаиагару «пробегает холодок», фурафура-то татиагару «на дрожащих ногах»), что, очевидно, должно помочь читателю взглянуть на происходящее глазами героя. Во втором же отрывке автор употребляет лишь единицы, указывающие на степень полноты, интенсивность, частоту совершения действия (суккари «полностью, без исключений», тёйтёй «часто»), что, безусловно, обогащает текст, однако не так оживляет повествование, как указание на физическое и эмоциональное состояние героев.

Мы намеренно объединяем здесь физическое и эмоциональное состояние, так как одна из особенностей ономатопоэтических единиц - не только позволять значению многозначного слова развиваться от конкретного к более абстрактному за счет метафорического и метонимического переноса, но и одновременно сочетать эти значения в одной и той же единице. Так, кёрокёро - это и вращение головой (глазами) в поисках какого-то предмета, и беспокойство из-за невозможности его сразу найти; фурафура - как продолжительные колебания (из-за отсутствия стабильности) и «невозможность нормальных движений тела из-за усталости», так и (возможно) «нестабильность настроения, мыслей» (значения приводятся по «Толковому японско-русскому словарю ономатопоэтических слов» [Румак, Зотова, 2012]).

2. Сравнение употребления ономатопеи в разных произведениях

Интересные результаты дает сравнение распределения в тексте ономатопоэтических слов в разных произведениях. Например, рассказы «D-дзака-но сацудзин дзикэн» ([Edogawa, 2017, с. 835-852] «Убийство на улице D» в нашем переводе) и «Куротэ-гуми» ([Edogawa 2017, с. 886-901] «Банда черной руки» в нашем переводе) представляют собой, скорее, запись впечатлений рассказчика от некоторых событий, в них почти отсутствует непосредственное описание происходящего. В обоих рассказах примерно равное количество ономатопоэтических слов (39 единиц на 15 и 38 единиц на 13 страниц соответственно) относительно равномерно распределено по тексту; в обоих рассказах (как, собственно, и в других произведениях) большая часть ономатопоэтических единиц относится к описанию состояния или образа действия, а также степени интенсивности совершения действия, при этом в «Убийстве» сравнительно много (9) звукоподражаний, в то время как в «Банде» звукоподражаний всего два, зато имеется пять единиц, обозначающих физическое (2) и эмоциональное (3) состояние человека.

Можно с уверенностью утверждать, что такое распределение напрямую связано с содержанием произведений. Как сказано ранее, оба рассказа представляют собой, скорее, впечатления и сообщение о произошедших событиях, а не описание происходящего. В «Убийстве» два друга наблюдают за домом и, почувствовав что-то странное, заходят туда и обнаруживают погибшую женщину; далее ведется расследование преступления, герои беседуют и делятся своими соображениями. В «Банде» герой, узнав о происшествии в доме родственника, спешит к нему выразить сочувствие и оказать помощь, после чего приглашает друга-детектива, который и разрешает проблему.

Однако и в том, и в другом произведении есть короткие эпизоды, где действие разворачивается непосредственно «на глазах у читателя»: в «Убийстве» герой сначала «рассеянно» наблюдает за домом напротив, «долго и неподвижно» ждет, когда кто-нибудь выйдет наружу, затем «внезапно» слышит «хлопок» закрывающейся двери и снова «долго и напряженно» вглядывается в дом. Когда же друзья заходят в магазинчик, где обычно «одиноко» сидит кто-то из хозяев, они «врываются» в жилое пространство, «вскрикивают» от увиденного, а потом, напряженно вслушиваясь в то, что происходит снаружи, отмечают «стук» гэта по улице. Таким образом, в этих отрывках преобладают ономатопоэтические единицы, описывающие восприятие на слух, визуальное восприятие либо состояние, связанное с непосредственным визуальным восприятием.

В «Банде» плотность ономатопеи на единицу текста резко повышается только в одном отрывке, когда родственник героя описывает, как он с помощником пытался передать деньги шантажисту. Персонаж «робко» приходит на место преступления, «долго, терпеливо, неподвижно» ждет (его помощник между тем «внимательно» следит за светом фонарика старшего); появившийся преступник «резко» вытягивает вперед руку и «шикает» на человека, который дает ему деньги; далее из кустов «с шорохом» выбирается помощник, «робко» спрашивая, ушел ли преступник. Таким образом, здесь акцент делается на слуховых ощущениях (герои действуют в сумерках) и на эмоциональном состоянии персонажей.

Напротив, в рассказах «Синри-сикэн» ([Edogawa, 2017, с. 854872] «Психологический эксперимент» в нашем переводе; «Психологический тест» в переводе Г. Дуткиной; далее - «Эксперимент») и «Янэура-но сампося» ([Edogawa, 2017, с. 903-926] «Чердак» в нашем переводе) большое внимание уделено действиям и мотивации героев, а главное - подробно описаны кульминационные моменты: совершение убийств. «Чердак» резко выделяется на фоне других рассказов большим количеством ономатопоэтических слов: 111 единиц на 20 страниц текста, примерно в два раза больше, чем в других произведениях этого цикла (в «Эксперименте» на 17 страниц текста приходится 49 единиц). Это неудивительно, так как именно этот рассказ посвящен подробному описанию жизни героя, его действий и чувств, в то время как «Эксперимент» сконцентрирован больше на оценочных рассуждениях.

В «Чердаке», как и в других произведениях, концентрация ономатопоэтических единиц на единицу текста резко повышается в ключевых для повествования эпизодах: обнаружение героем незакрепленной доски, через которую он может выбираться на чердак; идея воспользоваться ядом; собственно сцена убийства и сцена разоблачения. В «Психологическом эксперименте» таких эпизодов два: сцена убийства, где также резко увеличивается количество ономатопоэтических единиц и (несколько в меньшей степени) сцена разоблачения. Сравним две сцены убийства (с сокращениями) из этих двух рассказов.

Карэ ва покэтто-кара, докуяку-но бин-о торидасу то, хиторидэ-ни фуруидасу тэсаки-о, дзит-то тамэнагара... потори-потори-потори, то су:тэки... Сита-но Эндо ва ун то мо су: то мо иванай но дэс... Сабуро: ва осору осору мэ-о хирайтэ судзиана-о нодзойтэ мимасита. Суру то, Эндо ва, кути-о мунямуня сасэ, рё:тэ-дэ кутибиро-о суру ё:-на какко:-о ситэ... мата мо я гу:гу:-то нэиттэ симау но дэсита... Эндо ва фут- то мэ-о хиракимасита. Соситэ, хансин-о окоситэ, само фусигисо:-ни хэя-но нака-о мимаваситэ имас. Мэмаи дэ мо суру но ка, куби-о футтэ митари... увагото-но ё:-на ими-но най кото-о буцубуцу-то цубуяйтэ митари. ятто мата макура-ни цукимасита.. .Сасимо акакатта каоиро-га, дзёдзё-ни самэтэ, ками-но ё:-ни сироку натта ка то омоу то. ибики-га яндэ, до:яра, суу ики, хаку ики-но досу:-га хэттэ кимасита. Футо мунэ-но токоро-га угоканаку натта. Мата кутибиру-га бикубику ситэ, нибуй кокю:-га каэттэ китари симас. Саннэ кото-га ни-сандо курикаэсарэтэ, сорэ-дэ осимаи дэсита. Мо: кар эва угоканай но дэс. Гуттари-то макура-о хадзусита као-ни. хохоэми-га укандэ имас.

Вынув из кармана бутылочку с ядом, Сабуро, сдерживая естественное дрожание руки. - кап! кап! кап! - вылил несколько капель. Эндо под ним не пикнул и даже не вздохнул. Сабуро осторожно открыл глаза и, заглянув в отверстие, как раз увидел, как Эндо почмокал ртом и попытался вытереть губы, а потом снова крепко заснул. <.> Эндо вдруг широко открыл глаза, приподнялся на постели и удивленно оглядел комнату. Он потряс головой. как будто у него закружилась голова, пробормотал что-то невразумительное. но снова упал на подушку... Красное лицо постепенно остыло и стало белым, словно бумага. В какой-то момент храп прекратился и, кажется, уменьшилось количество вдохов и выдохов. Потом грудь вдруг прекратила двигаться. Губы вновь дрогнули и вернулось слабое дыхание. Так повторилось два-три раза и вот, наконец, всё закончилось. Эндо больше не двигался. Голова его безвольно упала с подушки, и на лице появилась. улыбка.

Интересно, что в этом фрагменте акцент делается на описании состояния жертвы убийства - мы как бы наблюдаем его глазами убийцы. А вот эпизод из «Эксперимента»:

Мокутэки-но иэ-но маэ-ни татта токи дакэ ва. бикубику-ситэ дзэнгосаю:-о мимавасита. Карэ ва. ко:сито-о, сорорисорори-то сукоси мо ото-о татэнай ё:-ни кайхэй сита. Карэва [ро:ба-но] куби-о симэта. Ро:ба ва нодо-но токоро-дэ гут-то ю ё:-на ото-о дасита бакари дэ, тайситэ могаки мо синакатта.

Карэ ва мокутэки-но токонома-э иттэ, рэй-но мацу-но ки-но нэмото-о моттэ, цутиморо томо суппори-то уэкибати-кара хикинуйта. Сорэ-кара, карэ ва.хидари-но покэтто-кара. найфу-о торидаситэ ха-о хираку то, синдзо:-о мэгакэтэ гусат-то цукисаси, гуй-то хитоцу эгуттэ ойтэ хикинуйта.

Сатэ, Фукия ва. фусума-но симари мо васурэнайдэ юккури-то гэнкан-э дэтэ кита. Омотэ-но тоори ва тэнки-цудзуки-дэ каракара- ни кавайтэ ита. Карэ ва дзит-то мими-о сумаситэ, симбо: цуёку омотэдоори-но асиото-о кико:-то сита. Син-то ситэ нан-но кэхай мо най. Доко-ка-но ути-дэ кото-о дандзиру ото-га короринсян-то сигоку нодокани кикоэто иру бакари да. Фукия ва. дзуйкин-но тиисай ко:эн-о мэдзаситэ бурабура-то аруйтэ итта.

И лишь встав перед домом старухи, Фукия вдруг задрожал и стал опасливо оглядываться вокруг. Он очень аккуратно, так, чтобы не издать ни звука, открыл и потом закрыл за собой решетчатую дверь... Он. изо всех сил начал душить [старуху] за шею. Старуха лишь издавала горлом какие-то сдавленные звуки и даже не очень дергалась.

<.> Он подошел к своей цели - токономе, взял сосновое деревце за основание и вместе с комом земли целиком вытащил из горшка. Затем он. вынул из левого кармана... нож, открыл его, вонзил старухе в грудь, целясь в сердце, с силой повернул и вытащил.

Итак, Фукия. не забыв закрыть за собой перегородку фусума, спокойно вышел в прихожую. <.> Дорожка снаружи по хорошей погоде была совершенно сухая. ...Он долго стоял, навострив уши, пытаясь услышать шаги на улице. но было абсолютно тихо, не доносилось ни звука. Лишь тихонько раздавался откуда-то издалека перезвон струн кото. Фукия. спокойно пошел дальше в направлении небольшого парка.

Здесь, напротив, автор дает читателю почувствовать эмоциональное состояние героя, увидеть, услышать и почувствовать происходящее его глазами и остальными органами чувств.

Заключение

Таким образом, оставляя для дальнейшего изучения вопрос о сочетании метафорических и метонимических свойств ономатопоэтических единиц, мы можем с уверенностью утверждать, что наряду с чисто лингвистическими функциями (например, уточнением значений глаголов) ономатопоэтические единицы могут также выступать в тексте как средство художественной выразительности, оживляя повествование, приближая его к реципиенту-читателю и позволяя читателю погрузиться в описываемые картины, воспринимая их с точки зрения персонажей - непосредственных наблюдателей и / или участников событий.

Список источников

1. Osaka N. (ed.). Kansei-no kotoba-o kenkyu:suru : giongo-gitaigo-ni yomu kokoro-no arikata = To study words of emotions: how to read one's state of mind in onomatopoetic and mimetic words. Tokyo: Shinyosha, 1999.

2. Schourup L. Nichi-ei onomatope-no taisho: kenkyu: = Comparative study of Japanese and English onomatopoeia. Gengo. 1993. # 6. Vol. 22. P. 48-55.

3. Борисова А. С. Анализ средств художественной выразительности в японском тексте Книги Псалтирь: дис. . канд. филол. наук. Москва, 2019.

4. Fass D. Metonymy and Metaphor: What's the Difference? Coling Budapest. Vol. 1: International Conference on Computational Linguistics. 1988. P 177-181. URL: https://www.aclweb.org/anthology/C88-1036.pdf (дата обращения 30.08.2020).

5. Tomoda S. Onomatopoeia and Metaphor. Coyote Papers: Working Papers in Linguistics from A-Z, Studies on Native American Languages, Japanese and Spanish. 1984. P 191-213. URL: http://hdl.handle.net/10150/226545 (дата обращения 30.08.2020).

6. Yamanaka К. The tradition and transformation of metaphor in Japanese. Metaphors for Learning: Cross-cultural Perspectives. Erich Adalbert Berendt ed. John Benjamins Publishing. 2008. P 29-52. URL: https://www.jbe-platform. com/content/books/9789027291608-04yam (дата обращения 30.08.2020).

7. Edogawa R. Edogawa Ranpo sakuhin-shu: = Collected writings by Edogawa Ranpo. Osaka: Inkunabura. E-book, 2017.

8. Румак Н. Г. Полисемичные ономатопоэтические слова в японском языке // Вестник Московского университета. Серия 13. Востоковедение. 2017. Вып. 4. С. 20-28.

9. Румак Н. Г., Зотова О. П. Толковый японско-русский словарь ономатопоэтических слов. Москва: Моногатари, 2012.

References

1. Osaka, N. (ed.). (1999). Kansei-no kotoba-o kenkyu:suru : giongo-gitaigo-ni yomu kokoro-no arikata = To study words of emotions: how to read one's state of mind in onomatopoetic and mimetic words. Tokyo: Shinyosha.

2. Schourup, L. (1993). Nichi-ei onomatope-no taisho: kenkyu: = Comparative study of Japanese and English onomatopoeia). Gengo. # 6. Vol. 22. P 48-55.

3. Borisova, A. S. (2019). Analiz sredstv khudozhestvennoi vyrazitel'nosti v yaponskom tekste Knigi Psaltir' = Analysis of means of expression in the Japanese text of the Book of Psalms: PhD in Philology. Moscow. (In Russ.)

4. Fass, D. (1988). Metonymy and Metaphor: What's the Difference? Coling Budapest. Vol. 1: International Conference on Computational Linguistics. P. 177181. https://www.aclweb.org/anthology/C88-1036.pdf (accessed 30.08.2020).

5. Tomoda, S. (1984). Onomatopoeia and Metaphor. Coyote Papers: Working Papers in Linguistics from A-Z, Studies on Native American Languages, Japanese and Spanish. P 191-213. http://hdl.handle.net/10150/226545 (accessed 30.08.2020).

6. Yamanaka, К. (2008). The tradition and transformation of metaphor in Japanese. Metaphors for Learning: Cross-cultural Perspectives. E.Adalbert Berendt ed. John Benjamins Publishing. P 29-52. https://www.jbe-platform.com/con- tent/books/9789027291608-04yam (accessed 30.08.2020).

7. Edogawa, R. (2017). Edogawa Ranpo sakuhin-shu: = Collected writings by Edogawa Ranpo. Osaka: Inkunabura. E-book.

8. Rumak, N. G. (2017). Polisemichnye onomatopoehticheskie slova v yapon- skom yazyke = Polysemic onomatopoetic words in Japanese language. Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 13. Vostokovedenie, 4, 20-28. (In Russ.)

9. Rumak, N. G., Zotova, O. P. (2012). Tolkovyi yaponsko-russkii slovar' onomato-poehticheskikh slov = Japanese-Russian dictionary of onomatopoetic words. Moscow: Monogatari. (In Jap.-Russ.)

Размещено на Allbest.ru