Категория "смысл" в контексте системно-синергетического подхода к изучению литературы

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Системно-синергетический подход в литературе возникает на основе сочетания системного подхода к литературе и положений синергетики, спроецированных на гуманитарное знание. В результате складывается комплексный подход к словесности, предполагающий исследование ее проблем с привлечением аналитических средств и методологической базы других наук, включая естественные, математику, кибернетику.

В 1960-1980-е годы, когда расширение междисциплинарных связей стало необходимым условием дальнейшего развития гуманитарного знания, получило распространение и комплексное изучение литературы. Отсутствие частной теории систем в литературоведении отчасти восполняется системным подходом, позволяющим интегрировать возможности литературоведческих методов с методами наук, далеких от филологии.

Эпоха, в которую мы живем, знаменует быстрое развитие естественных наук и укоренение идеи синтеза разных отраслей знаний, разных видов искусства, науки и искусства. Теория систем проникает почти одновременно в точные науки и в социологию. При поиске новых подходов полезным оказывается опыт разных ученых, соединение исследования крупномасштабных явлений и частных случаев, описание макроскопического и микроскопического уровней в построении моделей. Таким ученым стал И. Пригожин.

По характеру дарования бельгийский ученый, Нобелевский лауреат И. Пригожин близок к великим натурфилософам прошлого. «Он один из создателей новой науки - физики неравновесных процессов, связанной с такими понятиями как самоорганизация и диссипативные, неустойчивые структуры. Возрождая целостное видение мира и человека в нем как взаимосвязанных процессов становления, И. Пригожин выступает носителем общемировой и прежде всего европейской культуры, уникальным образом сочетая в своем творчестве верность научным традициям и новаторство». Пересмотр формулировок законов физики производится ученым благодаря новому понятию хаоса, более продуктивного, чем порядок. Пригожин создает собственную концепцию природы: «становление и событие не существуют раздельно, вероятностные законы приводят к созданию «картины открытого мира», в котором в каждый момент в игру вступают все новые возможности».

Если рассматривать литературу как часть системы искусства, то художественное произведение является частью системы «литература». Используя теорию систем, можно объяснить происхождение и существование чрезвычайно сложной упорядоченности, характеризующей как общее понятие «художественная литература», так и художественное произведение.

При том, что в системе «литература» каждый из компонентов - произведение, автор, традиция, реальность, читатель - является в свою очередь системой, именно художественное произведение - тот узел, где сходятся все связи. Автор становится автором, только если он создал свое произведение. Читатель - только если он его прочел и оценил. Традиция и реальность - внешние условия существования произведения. В художественном произведении присутствуют все признаки системы - определенная целостность, структурность, иерархичность, зависимость от внешней среды, возможность быть описанным разными способами. Проще всего это продемонстрировать на примере произведений классицизма, в которых системные свойства структурности и иерархичности выражены наиболее явно.

По-видимому, мы имеем здесь дело с так называемыми «равновесными структурами», в которых энтропия, неуравновешенность присутствуют в малой степени. Типичным примером равновесной структуры И. Пригожин называет кристалл, образуемый и поддерживаемый при незначительном отклонении от равновесия. В качестве литературного примера можно вспомнить историю уже не раз упоминавшейся трагикомедии Корнеля «Сид». Французская Академия, направляемая волей кардинала Ришелье, осудила трагедию за нарушение классицистических норм. В вину Корнелю было поставлено обращение к испанской истории вместо истории античной, введение бокового любовного сюжета, мешающего развитию единства действия и перенесение сцены объяснения героя с невестой из одного места в другое. Но несмотря на эти отклонения, «Сид» был и остается эталоном классицистической трагедии. Исправив «недостатки» своего шедевра, Корнель в последующем творчестве неукоснительно соблюдал строгие правила. Эти правила, пользуясь терминологией точных наук, можно назвать «стационарными состояниями», а чем больше стационарных состояний, тем система устойчивее, но тем она и более закрыта.

И. Пригожин заметил, что существует и другой тип структур. Он называет их «диссипативными», испытывающими значительные отклонения от равновесия, характерными для открытых систем.

В нашем случае такой открытой, неустойчивой системой предстает прежде всего связь произведение - читатель, которая постоянно меняется. Известны сотни примеров, когда книги, высоко оцениваемые в одну эпоху, напрочь забываются в другую. Но и в пределах своего времени произведения принимаются одной группой читателей и отвергаются другой. Эту проблематику успешно изучала рецептивная эстетика.

Понятие открытой системы применимо и к жанрам. Оно обозначено в определении романа как свободной формы. Открытой систему делает присутствие в ней не только прямых, но и обратных связей. При этом неравновесные связи и ограничения допускают возникновение новых состояний, свойства которых контрастируют со свойствами равновесных состояний: «Неравновесные связи являются sine quа non условием самоорганизации, но самоорганизация, в свою очередь, изменяет роль и смысл связей». Этим положением можно объяснить относительную автономность художественного произведения от автора, когда создание обретает самостоятельную жизнь, изумляющую порой художника, как изумляют дети родителей неожиданным проявлением характера. Вспомним знаменитую сцену, описанную биографами А.С. Пушкина, завершившего трагедию «Борис Годунов» и якобы воскликнувшего в восторге от себя самого: «Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!»

Вспомним, к примеру, поэму А. Блока «Двенадцать». С момента ее публикации и все годы существования Советской власти «Двенадцать» называли первой октябрьской поэмой. Идеи неотвратимости и очистительной бури, которую приветствует автор, подтверждались выписками из дневника Блока и стилистическим анализом текста. В качестве «несводимой вероятности» в поэме смущал финал, где шествовал «в белом венчике из роз / Впереди Исус Христос». Он даже заменялся порой в эстрадном исполнении на революционного матроса. Но со временем изменилось отношение к Октябрю, превратившемуся из Октябрьской революции в переворот. Изменилось и отношение к христианству. И трактовка поэмы получает сегодня совсем другой смысл: крестная мука ожидает тех, «которые идут державным шагом». Но и это описание тоже принадлежит к разряду «вероятностных».

Представим себе, предлагает Пригожин, что Адам не решается надкусить запретное яблоко, что изгнания из рая не произошло, и нам предстоит дать описание безгрешного Адама. Но между библейской историей и сегодняшним днем пролегли тысячелетия прогресса и информации, а потому «на современном языке можно было бы сказать, что адекватным описанием Адама было бы вероятностное описание».

Таким образом, при описании системы фактор времени имеет решающее значение. Теория относительности А. Эйнштейна изменила отношение к однонаправленной «стреле времени», дала основание для поисков обратной связи во времени. «Эйнштейновская метрика» связывает время и пространство, задает новое измерение, «вводит инвариант». Появляется «мнимое время». У вселенной Эйнштейна нет ни возраста, ни «стрелы времени». Но в книге Пригожина есть глава «Узкая тропинка». В ней рассказывается, как выдающийся математик Курт Гедель, восприняв идею Эйнштейна, подарил ему очерк, в котором человек отправляется в прошлое. Гедель подсчитал даже количество топлива на единицу пути. Однако Эйнштейн усомнился, что кому-нибудь удастся «телеграфировать в свое прошлое». При всей точности расчетов Геделя и гениальности теории Эйнштейна, физическое путешествие назад означало бы отрицание реального мира.

Путь назад - путь памяти, путь творческого начала, человеческой психологии. Именно так разворачивается роман Марселя Пруста «В поисках утраченного времени». Это не вполне реальность, но это и не мистика. Пригожин отрицает и вполне логический, и чисто интуитивный подход. Его реальный мир управляется недетерминистическими законами, равно как и не абсолютными случайностями. В теории систем Пригожина интуиция - не синоним авторского произвола. Это иной, внутренний способ постижения мира, имеющий свои права. И если путь науки - путь накопления знаний и логики, то путь искусства - путь духовного озарения. В грядущем веке ученый угадывает синтез искусства и техники, Бога и точного расчета - «новый альянс».

В статье «Философия нестабильности», опубликованной в журнале «Вопросы философии» Илья Пригожин пишет: «Литературное произведение, как правило, начинается с описания исходной ситуации с помощью конечного числа слов, причем в этой своей части повествование еще открыто для многочисленных различных линий развития сюжета. Эта особенность литературного произведения как раз и придает чтению занимательность - всегда интересно, какой из возможных вариантов развития исходной ситуации будет реализован. Так же и в музыке - в фугах Баха, например, заданная тема всегда допускает великое множество продолжений, из которых гениальный композитор выбирал на его взгляд необходимое. Такой универсум художественного творчества весьма отличен от классического образа мира, но он легко соотносим с современной физикой и космологией».

В изучении литературы как сложной динамической, открытой, нестабильной системы, постоянно находящейся в состоянии перехода от хаоса к порядку и от порядка к хаосу, может быть использован системно-синергетический подход.

Способность к саморегуляции, относительная временная устойчивость среди хаоса, придает литературе «художественное произведение». Художественное произведение - центральный элемент системы «литература»:

смысл литература саморегуляция

Рис. 1

В современной культуре возникает новое состояние всемирной глобализованной литературы, характеризующееся бесконечным увеличением числа взаимосвязанных систем национальных и региональных литератур. В результате возникают многоэлементные сверхсложные метасистемы.

Синергетический подход позволяет исследовать смысловой аспект взаимоотношений системы «литература» с многочисленными контекстами, с окружающей средой. В филологии в последние годы появились многочисленные работы с названиями «Искусство и синергетика», «Синергетика текста» и т.п.. Особо отметим книгу «Этюды по теории искусства», имеющую подзаголовок «Диалог естественных и гуманитарных наук». Эта мысль о «диалоге» важна, поскольку нередко в исследованиях возникает некорректное противопоставление гуманитарного и естественнонаучного знания. Напоминая, что «… в социально-гуманитарных науках предмет включает в себя человека, его сознание и часто выступает как текст, имеющий человеческий смысл», философ В.С. Степин подчеркивает, что «… фиксация такого предмета и его изучение требуют особых методов и познавательных процедур». Такие «познавательные процедуры» могут быть выделены в рамках системно-синергетического подхода.

Синергетика изучает взаимодействие сложных систем. Определяя смысл термина, Г. Хакен подчеркивал, что «синергетика - это междисциплинарное поле, в рамках которого исследуются системы, состоящие из нескольких или большого числа элементов». Согласно Г. Хакену, среди самых сложных и интересных проблем синергетики рассматривается вопрос о самопорождении смысла в сложных системах. Такими сложными системами предстают «литература», художественное произведение и концепт.

Синергетика дает описание динамического поведения сложных систем. Акцент в этом случае ставится на эмерджентных свойствах системы.

В.Г. Зинченко характеризовал понятие «эмерджентное свойство» следующим образом. Эмерджентное свойство - новое свойство элементов системы, которым они ранее (вне системы) не обладали и которое появляется у них в больших (сложных) системах. В связи с этим иногда эмерджентное свойство рассматривают как системное качество, состоящее в приращении свойств элементов, когда они находятся внутри целого системы.

Эмерджентное свойство присуще не только элементам систем, но и самим системам. Эмерджентное свойство системы проявляется в скачкообразности возникновения системы в ходе ее саморегуляции и в скачкообразности изменений в системе в процессе ее саморазвития.

Интересно рассмотреть мегаполис как сложную синергетическую систему. Понимание города как текста в последнее время получило широкое распространение во многом благодаря работам В.Н. Топорова о «петербургском тексте» в русской литературе. Многочисленные статьи и диссертации о «московском тексте», «парижском тексте», «пражском тексте» открывают еще один аспект исследования.

В качестве примера изберем конголезский город Киншасу и рассмотрим его как текст. Пример Киншасы мы заимствовали у бельгийского антрополога, известного африканиста Филипа де Бука (Filiрp de Boeck).

Киншаса была основана в 1881 г. Во времена колониального владычества Бельгии, город назывался Леопольдвиль. В 1920 г. Леопольдвиль стал столицей Бельгийского Конго. В 1966 г. был переименован в Киншасу по названию поглощенной им деревни. В настоящее время - столица Демократической республики Конго. Современная Киншаса - подвижная, неустойчивая, неравновесная, сверхсложная динамическая урбанистическая система. Киншаса - мегаполис эпохи глобализации. Филип де Бук свидетельствует, что жители Киншасы приобретают все более индивидуалистические черты, утрачивая традиционные ценности: «большая семья», «племя», «клан». Население забывает все больше о своей этнической идентичности. Люди все меньше ощущают свою принадлежность к маленькому миру семьи, рода, улицы, квартала.

В Киншасе городская структура состоит из значительного числа переменных величин. Неизвестно точно, сколько в городе населения. Население растет скачкообразно, увеличиваясь за счет провинций, и сокращается во время войн. В Киншасе почти нет привычной для европейских городов инфраструктуры - надежного электроснабжения, канализации, катастрофически не хватает питьевой воды.

На окраине города возникают новые районы, имеющие смешанную городскую и сельскохозяйственную структуру. В Киншасе есть план города. Но он не соответствует реальному положению дел. Схемы улиц и маршрутов движения городского транспорта - переменные величины.

Вместе с тем город Киншаса - система, способная к саморегуляции. Так, в столичном районе MONT NGAFULA долгие годы продолжалось строительство заправочной станции FINE. Наконец, строительство было завершено, и в 2002 году она начала работать. Спустя несколько месяцев владелец заправки установил рядом с ней уличный фонарь. И поскольку на заправке есть генератор, независимый источник энергии, фонарь всегда зажигался по вечерам.

Моментально вокруг фонаря выросли бары, открылось Интернет-кафе, появилась телефонная будка. Водители автобусов перенесли к фонарю конечную остановку ряда маршрутов, возникла новая стоянка такси. Начал процветать расположенный неподалеку отель. В результате саморегуляции в урбанистической системе Киншасы возникло эмерджентное свойство. Система перестроилась, породила новый смысл. В ней произошел смысловой скачок.

Современная литература также способна к саморегуляции, смысловой перестройке. Так, отвечая на вопросы писательницы Екатерины Садур, в интервью журналу «Voyage» (март 2002), сербский классик постмодернизма Милорад Павич отмечал, что «литература должна приспосабливаться к новой электронной эре, где преимущество отдается не плавному, линейному, состоящему из последовательных звеньев литературному произведению, а иконизированному образу, знаку, семиотическому сигналу, который можно передать мгновенно, ведь XXI век требует именно этого». У Павича текст «… роится, разветвляется, как наши мысли или сновидения». Он пишет прозу, имеющую интерактивную нелинейную структуру. Можно сказать, что в смысловой глубине эта проза функционирует подобно фонарю в районе MONT NGAFULA в Киншасе. По словам Павича, его проза имеет «интерактивную нелинейную структуру». Она непосредственно вовлекает, втягивает внутрь себя читателя.

Проза Павича постоянно хаотизируется, переходя к фазе саморегуляции. В текстах Павича порождается эмерджентное свойство за счет включения динамических положительных обратных связей с читателем. Так, роман М. Павича «Ящик для письменных принадлежностей» «… имеет два завершения - одно в книге, другое в Интернете». В бумажной версии романа Павич указал электронный адрес для активных и увлеченных созданием собственных текстов читателей. В сети Интернет возник совершенно другой финал романа. М. Павич сознательно переуступает читателю функции творца. Книга начинает напоминать меню, а читатель становится посетителем ресторана, совершающего заказ блюд по своему собственному усмотрению. Неустойчивость, нестабильность системы приводит к саморегуляции текста и возникновению нового эмерджентного свойства. В результате в системе «литература» возникает новая переменная величина, влияющая на моментальное порождение «текста» с возможностью его дальнейшего скачкообразного перехода в статус «произведения». Литературные артефакты Павича постоянно колеблются между состоянием «произведения» и фазой «текста». В результате процедур подобного скачкообразного перехода в системе «литература» возникает новый смысл.

Смысл - основа культуры, «одна из самых трудных для философии категорий» (А.Ф. Лосев). Категорию «смысл» можно рассматривать по вертикали и по горизонтали. По вертикали смысл открывается как суть, полнота, целостность, вечность, сфера, круг, Бог. В определении Платона, сфера - «… образ идеального самодовления, ибо включает в себя все существующие фигуры и ничего не оставляет рядом с собой». В философском плане смысл связан с «ноосферой (В.И. Вернадский). Смысл - это «Нададресат», «Третий» (М.М. Бахтин), Бог, совесть, истина, суд истории. В этом ключе смысл для человека - принципиальная возможность быть услышанным. Смыслом М.М. Бахтин называл «ответы на вопросы». Смысл, в понимании Бахтина, диалогичен.

По горизонтали смысл проявляет себя в духовных и материальных формах культуры, цивилизации и литературы. Смысл в литературе связан с общей проблемой смыслопорождения в культуре, зависящего от контекста и точки зрения участников общения. По утверждению философа, крупнейшего отечественного специалиста по методологии науки Г.П. Щедровицкого, каждый человек понимает что-либо «…в силу воздействия на него той ситуации, в которой он находится. Каждый понимает соответственно своей ситуации. И при этом мы обычно это понимание выражаем словом «смысл». Значит, смысл - это особое структурное, как бы остановленное, представление процесса понимания». Смысл в культуре возникает как «конфигурация связей и отношений» между текстом и контекстом в ходе деятельности человека. Культурные смыслы «можно представить как кластеры значений, которые прорастают, упав на почву контекста».

Специфика категории «смысл» в литературе заключается в особенностях художественного произведения и контекста. Для понимания «смысла» надо попытаться еще раз отграничить понятие «произведение» от понятия «текст». Представляется, что «текст» несет «содержание», а произведение - «смысл». Под «содержанием» Г.И. Богин понимает «наборы предикаций в рамках пропозициональных структур». Часть этих предикаций является «готовой», данной, заранее известной, так что читатель не сталкивается с задержкой времени, смещениями пространства, деформациями образности. Снимаются все типы «остранения» в тексте, прочитанном лишь в плане его содержания. Понятый так текст наделен содержанием, но лишен «художественности». «Художественность» в литературном произведении неразрывно связана со «смыслом», понятым как «конфигурация всех связей и отношений» в ситуации художественного коммуницирования, восстанавливая или создавая которую читатель понимает произведение. Отметим, что в цитируемых тезисах Г.И. Богин связывает термин «текст» и с «содержанием» и со «смыслом». Разграничение между «текстом» и «содержанием введено в рамках системно-синергетического подхода к литературе.

Уже отмечалось, что писатель, создавая текст, содержащий описание вымышленного мира, и снабжая его программой, обеспечивающей восприятие этого мира в качестве художественного изображения, вступает в диалог с читателем, преклоняющимся перед этим изображением. В этом случае «текст», не переставая быть носителем информации («содержания»), становится литературным произведением. При этом не менее конкретное лицо - читатель, открывший для себя художественность текста и преклоняющийся перед нею, предстает как ценитель литературного произведения.

Выражая эти мысли на другом терминологическом языке, можно сказать, что «текст» «… не равняется всему произведению в его целом». Он не равен произведению в статусе «эстетического объекта». По мысли М.М. Бахтина, в произведение входит и его «необходимый внетекстовый контекст». Произведение «как бы окутано музыкой интонационно-ценностного контекста, в котором оно понимается и оценивается». Это восприятие, этот контекст меняются от века к веку. Следовательно, «смысл» возникает при восприятии «интонационно-ценностного контекста» произведения, которое, подобно партитуре симфонического произведения, заново интерпретируется оркестром читателей. Так, исследуя сборник Гёте «Западно-восточный диван», А.В. Михайлов сделал глубокий вывод о смыслопорождении в этом произведении: «Помимо многообразия таких внутренних связей, какие устанавливаются между огромным количеством текстов, составляющих весь свод «Западно-восточного дивана» и которые никогда не могут быть прослежены и исчерпаны до конца, потому что это многообразие устроено как открытое множество и связи должны устанавливаться заново в каждом акте чтения, - помимо этого многообразия Гёте позаботился и об ином - о том, чтобы была выделена общая идея произведения».

Контекст в литературе - «растущий контекст», принципиально открытый и «незавершенный». Связь с теорией художественных систем осуществляется здесь по признакам «открытости», «неустойчивости» и «динамичности».

В системе «литература» смысл формируется в высказывании. Высказывание - «событие жизни произведения», возникающее на рубеже двух сознаний, двух субъектов. Смысл - контекстуальное значение высказывания, включенное в диалог с помощью интонационного оформления. Новый смысл - неожиданный экспрессивный, аффективно-интеллектуальный информационный скачок в произведении. Ю.М. Лотман называл подобный скачок «взрывом»

Смысл - процесс и результат художественной коммуникации, он диалогичен и символичен. Объект литературы «… имеет смысл, если он способен нечто означать, символизировать, указывать на что-то иное, нежели на самого себя…» (Ю.М. Лотман).

Смысл - новая информация, которая передается в процессе художественной коммуникации, изменяя значение каждой лексемы. Лексическая полисемия путем отбора слов открывает широкие возможности для включения в «ансамбль значений» смысловых сдвигов, которые приближают значения слов «с некоторым порогом к замыслу говорящего» (Н.И. Жинкин). Итак, по горизонтали смысл представляет собой семантический сдвиг, возникающий в процессе коммуникации на основе полисемии и приближающий значения слов к замыслу говорящего. Смысл в художественной коммуникации связан с замыслом речи, выражающимся в интонации, логических ударениях. Смысл в коммуникации связан с саморегуляцией, с «перспективой развития мысли».

Итак, смысл возникает в системе «литература», в результате восприятия произведения читателем. Смысл не сводится к сумме элементов системы, возникая в результате синергетического скачка.

Г. Хакен связывает «возникновение нового качества системы» с «самопорождением смысла». Представление о самопорождении смысла в литературе почти стало общим местом. Об этом писал, например, Ю.Н. Тынянов, размышляя о тесноте стихового ряда. Новым поворотом здесь можно считать размышление о способе порождения смысла. В синергетике таким способом называют синергетический скачок, или нелинейный фазовый переход.

Так, в рассказе А.П. Чехова «Студент» (1894), двум простым деревенским женщинам, вдове Василисе и ее дочери Лукерье, студент духовной академии Иван Великопольский рассказывает, что произошло девятнадцать веков назад в точно такую же «холодную ночь», когда у костра грелся апостол Петр. В момент рассказа изображенный Чеховым мир размыкается, становится неустойчивым, нелинейным: «Точно в такую же холодную ночь грелся у костра апостол Петр, - сказал студент, протягивая к огню руки. Значит, и тогда было холодно» (376). Студент напоминает слушающим его женщинам о том, как трижды отрекся в эту ночь от Иисуса апостол Петр, как после третьего раза запел петух, а Петр вспомнил слова Иисуса - «…трижды отречешься, что не знаешь меня». Тогда Петр «пошел со двора и горько-горько заплакал».

Как же может человек противостоять собственной слабости, страху, вековечному ледяному ветру? Только благодаря силе воображения, сопереживания, помогающим пережить прошлое в его незаконченности, незавершенности и «незавершимости»: «Воображаю: тихий-тихий, темный-темный сад, и в тишине слышатся глухие рыдания…», - говорит Иван Великопольский. Если отречение апостола Петра и его раскаяние были и прошли, если они однажды случились и завершились, то это значит, что евангельские события не имеют отношения к современному человеку. Если же всякий раз холод и мрак Страстной Пятницы возвращают человека в тот самый «тихий-тихий, темный-темный сад», если евангельский мир продолжает иметь к нам отношение, то освобождающее чувство сопричастности может вторгнуться в жизнь каждого человека.

М.М. Бахтин отмечал, что писатель «… умеет работать на языке, находясь вне языка», поскольку он «…обладает даром непрямого говорения». Автор способен изобразить не только свой собственный, субъектный, лирический, «первый» голос. Он способен показать и «второй голос», который может быть осмыслен как «чистое отношение», как воплощение диалога.

Автору удается использовать «непрямое говорение». Иван Великопольский вздыхает и задумывается. Его рассказ потрясает слушательниц: «Продолжая улыбаться, Василиса вдруг всхлипнула, слезы, крупные, изобильные, потекли у нее по щекам, и она заслонила рукавом лицо от огня, как бы стыдясь своих слез, а Лукерья, глядя неподвижно на студента, покраснела, и выражение у нее стало тяжелым, напряженным, как у человека, который сдерживает сильную боль». Здесь звучание второго «голоса» заменяется невербальными средствами коммуникации.

Это момент соединения разных уровней и возникновения нового смысла. Природный, человеческий и божественный уровни на миг находят друг друга, стыкуются. Происходит сопряжение вертикали и горизонтали. В этот момент возникают «дальнодействующие корреляции», и сложная система начинает вести себя как целое. Возникающий новый смысл состоит в том, что «частицы, находящиеся на макроскопических расстояниях друг от друга, перестают быть независимыми» друг от друга. Апостол Петр, Иван Великопольский, Лукерья соединяются в одно целое. Евангельское время-пространство начинает резонировать со временем-пространством героев рассказа.

Переживание двойного времени и пространства приводит к возникновению воображаемого время, в котором возникает созвучие различных голосов, восходящих к разным субъектам сознания. Из хаоса и оставленности русского деревенского мира леса, луга, речки, «вдовьих огородов» рождаются новый порядок и согласие. Тепло, слезы, огонь, совесть и стыд пересиливают ветер, холод, мрак, ужасы жизни.

Люди преодолевают холод и мерзость жизни, поскольку боль других начинает иметь к ним «какое-то отношение». В этот миг Иван Великопольский понимает, что прошлое «…связано с настоящим непрерывной цепью событий, вытекавших одно из другого». И ему показалось, что «он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного, как дрогнул другой» (378). В этом резонансе прошлого, настоящего и будущего, в этом прорастании одного из другого, в чувстве сострадания, памяти и совести человека, по-видимому, открывает Чехов «высокий смысл» «восхитительной, чудесной» человеческой жизни.

Литература

1. Пригожин И., Стенгерс И. Время. Хаос. Квант. - М., 1994.

2. Пригожин И. Конец определенности. Время, хаос и новые законы природы. - Ижевск, 1999.

3. Богин Г.И. Методологическое пособие по интерпретации художественного текста (для занимающихся иностранной филологией).

4. Топоров В.Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы» (Введение в тему) // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. - М., 1995.

5. Щедровицкий Г.П. Организация, руководство, управление.

6. Хакен Г. Информация и самоорганизация. - М., 1991.

7. Синергетика и некоторые ее применения в психологии / Пер. с англ. Е.Н. Князевой // Синергетическая парадигма. Нелинейное мышление в искусстве. М., 2002.

8. Богин Г.И. Быстротекущее время и вялотекущее время как производные от формы текстопостроения // Пространство и время в языке. Тезисы и материалы Международной научной конференции 6-8 февраля 2001 г. Часть I. - Самара, 2001.

9. Корман Б.О. Проблема автора в художественной литературе и целостность текста. - Ижевск, 1974.

10. Левин Ю.И. О типологии непонимания текста // Избранные труды. Поэтика и семиотика. - М., 1998.

11. Синергетике 30 лет. Интервью с профессором Г. Хакеном. Проведено Е.Н. Князевой // Вопросы философии. 2000. № 3.

12. Щедровицкий Г.П. Знак и деятельность. Кн. I: Структура знака: смыслы, значения, знания. 14 лекций 1971 г. - М., 2005.

13. Щедровицкий Г.П. Знак и деятельность. Кн. II: Понимание и мышление. Смысл и содержание. 7 лекций 1972 г. - М., 2006.

14. Haken Hermann. Synergetics. Introduction and Advanced Topics. - Berlin. Heidelberg, 2004.

Размещено на Allbest.ru