Творчество Эзры Паунда и имажизм

Размещено на http://www.allbest.ru/

ТВОРЧЕСТВО ЭЗРЫ ПАУНДА И ИМАЖИЗМ

Имажизм (англ. image образ) - модернистское течение в английской и американской поэзии, которое возникло в 1900-е гг., достигло расцвета в 1910-е гг. и фактически прекратило свое существование к началу 1920-ых гг.

Представители: поэты Томас Эрнест Хьюм, Эзра Паунд, Эми Лоуэлл, Хильда Дулитл, Дэвид Герберт Лоуренс и др. Имажизм воспринял философию интуитивизма; культивировал чистый образ, усложненную метафору, игру ритмов, свободный стих как средство постижения хаотичного мира. Автором термина называют Э. Паунда, применившего его к творчеству группы поэтов, куда входил он сам. Термин получил распространение после того, как Паунд издал в Англии антологию «Имажисты» («Des Imagistes», 1914) с произведениями Ричарда Олдингтона (1892-1962), Х.Д. - Хильды Дулиттл и Эми Лоуэлл и несколькими собственными стихотворениями. В 1915, 1916 и 1917 гг. Олдингтон и Лоуэлл выпустили в Америке сборники под названием «Поэты-имажисты» («Some Imagist Poets») со стихами Ф.С. Флинта (1885-1960), Д.Г. Лоуренса и Д.Г. Флетчера. Основными требованиями имажизма были точность, ясность и сжатость. Сборник имажистов 1915 г. открывался манифестом, провозглашавшим шесть принципов имажизма:

- точное использование обыденного языка, лишенное ненужных украшений;

- разнообразие стихотворных размеров, предпочтение новизны;

- свобода и разнообразие тем;

- свободное использование образов, которые Паунд определил как «воспроизведение интеллектуально-эмоционального комплекса в данный момент времени»;

- четкость и ясность воздействующих впечатлений;

- уничтожение расплывчатости с помощью концентрации сознания. Имажисты наложили запрет на употребление традиционных поэтических образов: весны, деревьев, колоколов, ветра, облаков, любви; намеревались полностью отвергнуть «светлую фантазию» и «услаждающую любовь».

Лидером имажизма на первом этапе был поэт и философ Томас Хьюм, на втором - Эзра Паунд, на третьем - американка Эми Лоуэлл (оттесненный ею Паунд объявил о своем выходе из группы имажистов и презрительно переименовал их в «эмижистов»). Но именно благодаря организаторским талантам Эми Лоуэлл, имажизм превратился в самую известную поэтическую школу своего времени с ежегодными поэтическими сборниками, поэтическими вечерами, дискуссией в прессе, как в Америке, так и в Европе.

Главным поэтом группы был Эзра Паунд, но в разное время в нее входили будущие знаменитые поэты Карл Сэндберг и Уильям Карлос Уильямс, впоследствии знаменитые прозаики Джеймс Джойс, Ричард Олдингтон и Дэвид Герберт Лоуренс. Легендарным поэтом имажистов был Томас Эрнест Хьюм, погибший в Первую мировую войну. Стихи Хьюма шокировали публику, чьи литературные вкусы сформировались в викторианскую эпоху:

творчество паунд имажизм

Когда-то в хлипких скрипках черпал я экстаз,

В сверканье каблучков по тротуару.

Теперь я вижу,

Что существо поэзии - в тепле.

О Боже, опусти пониже

Изъеденное звездной молью одеяло,

Чтоб дождь и холод спать мне не мешали!

Эзра Уэстон Лумис ПАУНД (Ezra Weston Loomis POUND) (30.10.1885-1.11.1972). Любой поэт, родившийся в этом веке, или в последнее десятилетие прошлого, который может честно сказать, что он не испытал влияния Паунда или не научился на его работах массе вещей, достоин даже не упреков, а - жалости...

Хемингуэй. Англо-американский поэт, основатель имажизма. Паунд родился в американском штате Айдахо. Паунд закончил Пенсильванский университет (считается средним американским ун-том), он хорошо знал латынь, греческий, французский, итальянский и старопровансальский языки. После окончания университета Паунд уехал в Европу собирать материал для диссертации о Лопе де Вега, оставшейся незавершенной. В 1908 г. Паунд издал за свой счет два своих первых сборника - «Угасший свет» («A Lume Spento»), который он сам позже подверг критике за подражательность, и «A Quinzaine For This Yule». Также к этому времени Паундом был составлен сборник ранних работ, не предназначавшихся для печати и посвященных его возлюбленной, поэтессе Хильде Дулитл - так называемая «Hilda's Book».

В 1909 году Паунд переехал в Лондон, столицу англоязычной литературы. С 1924 по 1945 гг. жил в Италии, где сотрудничал с фашистскими властями.

В 1943 г. Эзра Паунд будучи американским гражданином был осужден за измену родине. Основанием для приговора послужили его антиамериканские репортажи, транслировавшиеся по римскому радио, а также активная журналистская деятельность в поддержку Муссолини и Гитлера. В 1945 г. он был отправлен в Вашингтон как военный преступник, однако был признан медицинской экспертизой «невменяемым» и помещен в психиатрическую больницу, где провел 12 лет.

В 1958 г. Паунд вернулся в Италию, где и умер в 1972 г.

В «English Review» - лучшем английском литературном журнала, где печатались Гарди, Конрад, Уэллс, Генри Джеймс, появляется «Сестина: Альтафорте» Паунда. «Сестина» написана от лица трубадура Бертрана де Борна, которому Данте назначил место в восьмом круге Ада, назвав его «зачинщиком раздоров».

Первоначально Паунд пытался переводить Бертрана де Борна, но вынужден был оставить работу из-за слишком сложного поэтического языка оригинала. В результате размышлений над старопровансальскими текстами выкристаллизовалась крайне изощренная ритмическая структура, которая послужила толчком к созданию оригинального стихотворения.

Весь этот чертов юг воняет миром. Эй, сукин сын, Папьоль! Валяй музыку! Жить можно там, где сталь о сталь гремит. О, да! Где стяги рвутся к верной встрече, А поле впитывает свежий пурпур - Там воет во мне сердце от восторга... (Пер. О. Седаковой)	Damn it all! all this our South stinks peace. You whoreson Papiols, come! Le's to music! I Have no life when the swords clash. But ah! When I see the standarts gold, vair, purple, opposing And the broad fields beneath them turn crimson, Then howls my heart high mad with rejoicing.

Паунд сыграл большую роль в развитии литературы модернизма и не только как поэт, но и как критик, составитель антологий, редактор журналов. Модернистская стихотворная форма сочеталась в его творчестве и теоретических высказываниях со склонностью к декларативности и пристрастием к средневековой поэзии (лирике трубадуров, Франсуа Вийону, итальянским поэтам «сладостного нового стиля»), античной поэзии (Катулл, Проперций), а также китайским и японским поэтам древности. Среди наиболее известных сборников Паунда - «Светоносный» (1916), «Личности» (1926).

Паунда называли «поэтом поэтов», потому что он на рубеже 1910-20-х гг. он много сделал для творческого становления Р. Фроста, Т.С. Элиота. Паунд издавал журнал «Poetry», вокруг которого объединились многие талантливые представители молодой англоязычной поэзии. Паунд был редактором поэмы Элиота «Бесплодная земля», на титульном листе которой стоит посвящение: «Эзре Паунду, il miglior fabbrо» (Эзре Паунду, мастеру выше, чем я (итал.)). Элиот говорил, что если оправдано говорить о «революции» в поэзии ХХ века, то нет человека, сделавшего для нее больше, чем Паунд. Джойс признавался, что только редактура Паунда превратила «Улисса» из аморфной груды осколков в знаменитый роман. Хемингуэй, который редко признавался в чьем-либо на него влиянии и считавший себя «self-made writer», в «Празднике, который всегда с тобой» говорит, что его специфичный «телеграфный» стиль сформировался под влиянием Паунда: «Эзра /.../ научил меня не доверять прилагательным». В молодости Паунд дружил с Уильямом Батлером Йетсом. В старости он давал интервью вместе с Аленом Гинзбергом.

Паунд - один из главных теоретиков поэзии модернизма, он полагал, что верлибр есть возвращение поэзии к чувству метра, свойственному античности, искал опору для своих поэтических экспериментов в песнях трубадуров и стихах английских поэтов-метафизиков, а свои идеи обновления литературы излагал в терминах древних китайских трактатов о поэзии. Он занимался музыкой, политикой, экономикой. Написанные им две оперы провалились при первой же постановке, но именно Паунду Европа обязана знакомством с музыкой Вивальди - вместе со своей возлюбленной, скрипачкой Ольгой Рюдж, Паунд в 30-ых годах ездил по Италии и собирал рукописи «второстепенного композитора эпохи Барокко». В реальной политике ХХ в. Паунд хотел увидеть воплощенными в жизнь идеи Данте и Конфуция.

Один из современников Паунда описывал его так:

- представьте себе человека, «приближающегося к вам походкой танцора и делающего выпады тростью в сторону воображаемого противника.

На нем брюки из зеленого биллиардного сукна, розовая жилетка, голубой пиджак, вокруг шеи повязан галстук, вручную расписанный его японским другом-художником, на голове - необъятное сомбреро, а огненно-рыжая борода выстрижена до эспаньолки... Однажды он вызвал на дуэль обозревателя «Таймс» за то, что тот слишком похвально отозвался о Мильтоне».

В программном эссе «Prolegomena» Паунд писал:

Поэзия ХХ века, та поэзия, которая, я ожидаю, будет создаваться в ближайшем десятилетии, отбросит всяческое «сюсюканье», она будет жестче и естественней, она будет <...> «пробирать до костей». Она уподобится гранитным глыбам, ее сила будет заключена в правдивости, в истолковательной мощи (при этом, конечно же, сохранится поэтическая сила высказывания); я хочу сказать, что поэзия вовсе не должна вставать на котурны назойливой риторики и пышного красноречия. Мы призовем на помощь скупые и строгие прилагательные - и тем вернее повергнем читателя в шок и вызовем у него потрясение. Во всяком случае, я хочу видеть эту поэзию именно такой - аскетичной, обращающейся к миру напрямую, свободной от эмоциональной немощи.

«Мы приблизились к тому, чтобы навсегда утратить тот пронизанный светом мир, где одна мысль отделена от другой четкой границей, - мир движущихся энергий... мир Дантова рая, где зеркальный свод простерся над водами, и форма обретает себя, созерцая свое небесное отражение» - пишет Паунд в эссе о Гвидо Кавальканти. В этих словах - ключ к стихам Паунда и его эстетическим работам. Искусство есть свидетельство о рае, именно поэтому от него требуется точность, в нем нет места смутным переживаниям, неясным эмоциям. Точный художник занят созданием совершенных форм, способных вобрать в себя высшую красоту. «Сотворить заново» («make it new») - формула Паунда. Увидеть мир как бы заново и рассказать об этом - значило усилием творческой воли вернуть мир к изначальному состоянию. В результате художник становился проводником Абсолюта, пророком, магом. Один из манифестов Паунда назывался «Я собираю останки Озириса». Отталкиваясь от той версии легенды, в которой Озирис - правитель, принесший в варварскую страну культуру и растерзанный своими поданными, а Изида - царица, собравшая останки мужа и объявившая его божеством, Паунд делает попытку метафорически описать роль поэта в ХХ в. Он считает, что необходимо отказаться от клише «изящной» поэзии, созданных романтической эпохой и вернуться к живому ощущению традиции, уходящей в глубь времен. Если произведение искусства - свидетельство о высшем порядке Бытия, то «есть нечто, сказанное раз и навсегда, произнесено ли это в Атлантиде или Аркадии, в 450 г. до рождества Христова или в 1290 после, и нам, ныне живущим, не дано высказать это с большим блеском, нам не затмить память умерших, бормоча то же, что они - но при этом не обладая ни их мастерством, ни их уверенностью. Мои раскопки в пыли прошлого - и бесконечно далекого от нас, и не столь древнего - преследовали одну цель - установить, что уже сделано раз и навсегда и что остается сделать нам; осталось многое, ибо, если мы и испытываем те же самые чувства, что толкнули в путь тысячи кораблей Гомера, переживания наши отличны, мы относимся к ним иначе, они расцвечены другими нюансами и другими оттенками мысли...»

Паунд оживил поэзию прошлого, сделал ее актуальной и современной. Он переводил Проперция и Конфуция, Гвидо Кавальканти и англосаксонских элегиков. Он раздвинул временные границы, в которых существовала поэзия для англоязычного читателя: «Традиция не начинается в 1870, в 1776, в 1632 или в 1564 годах. Она не начинается даже с Чосера. Нас интересуют две великие традиции - мелическая и провансальская. Первая породила практически всю поэзию античного мира, вторая - всю современную».

В провансальской изысканной, утонченной культуре Паунду были дороги образы поэта и Прекрасной Дамы, рыцарская куртуазия, культ любви и мистика. Паунд считал, что современная поэзия должна обратиться к страстной, глубочайшей, психологически точной, полной духовных прозрений поэзии трубадуров. Он публикует серию драматических монологов, написанных от лица Чино де Пистойя (ок. 1270 - ок. 1336; поэт - знакомый Данте по Болонскому университету), Арнаута Марейля (1170-1200; провансальский трубадур), Пейре Видаля (ок. 1183-1204; провансальский трубадур), - большая их часть вошла в сборник «Personae». Название этой книги можно перевести как «маски», «личины». В «Personae» Паунд перевоплощается в тех, от лица кого ведется речь, сливается со своими героями, мысля их категориями, следуя их переживаниям, и при этом остается собой. В стихотворении «Капилупус - Гроту. Приветствие» он говорит: «Ведай же: творю созвучья / Я точно так же, как себя творю, - / Из наилучших, и величайших, / Из мудрейших, бывших прежде. / Но пребуду я собой» (Пер. С. Александровского).

Главное сочинение Паунда - «Cantos». Паунд назвал «Cantos» «левиафановской поэмой» не только из-за ее большого объема (117 песен), но и из-за того, что она поглотила своего автора, стала для него книгой жизни, растущей и меняющейся вместе со своим создателем, вбирающей в себя его пристрастия, взгляды, оценки, раскаяния и обретения. Начало работы над «Cantos» Паунд относил к 1904 году, а со второй половины двадцатых годов он перестает писать стихи и целиком отдается поэме, работает над ней до самой смерти, однако так и не сумеет ее закончить. Насколько Паунд становился другим, настолько требовалась коррекция написанного ранее, однако начальные песни не правились по прошествии времени, но уточнялись последующими. «Cantos» отразили мистические озарения Паунда, его увлечение Конфуцием, тягу к неоплатонизму, экономические теории и его политические доктрины. Эта поэма остается произведением зашифрованным даже для эрудированных читателей. В середине 40-х гг. Паунд писал о своей поэме: «Сорок лет я занимался самообразованием /.../, чтобы написать эпическую поэму, которая должна начинаться в «сумрачном лесу», вести через чистилище человеческих заблуждений и оканчиваться райским светом». Среди набросков к «Cantos», записанных почти перед смертью, есть следующий: «Я пытался написать Рай / Не шевелись / Пусть про Рай / шепчет ветер / Пусть простят меня Боги / за свершенное мной / Те, кого я любил пусть простят / если смогут».

По структуре поэма напоминает баховскую фугу. «В ней нет сюжета как такового, нет хронологической выстроенности событий, нет логического повествования, но есть две основные темы - сошествие во Ад, вернее - в гомеровский Аид и переживание метаморфозы, подобной овидиевским; в эту канву вплетено множество персонажей, средневековых и современных» - так Паунд объяснял Йейтсу замысел «Cantos». В письме к отцу Паунд комментируя «сюжетные ходы» внутри «Canto ХХ» - одной из песен поэмы:

Николо д'Эсте погружается в бред после казни Парисино и Уго. Тут «всплывают» самые разные мотивы. Первозданный мир богов времен Троянской войны, Елена на стене Трои... Рим, основанный троянскими беглецами... В бреду Николо вспоминает смерть Роланда - ему кажется, что он при ней присутствовал. Эльвира на стене или Торо (сюжетная рифма к Елене)... Связующая нить, проходящая через всю поэму - лотофаги. Они же курильщики опиума. Рай как таковой. В «Песнях» XIV, XV - описание Ада. В XVI - Чистилища, и т.д. Реминисценции из «Одиссеи», главным образом - эпизоды путешествия в мир мертвых...

В качестве ключа к сложным ассоциативным построениям поэмы, Паунд предлагает включенные в текст поэмы китайские идеограммы, которых особенно много в поздних «Cantos». Паунд называет идеограммы «энергийными центрами», вокруг которых строится все развитие той или иной песни поэмы. Китайским идеограмматическим письмом Паунд увлекся еще в юности, когда столкнулся с работами Феноллозы, который видел в идеограмме выражение «синтаксиса природных процессов». Паунд в своем толковании идеограмматического письма подошел к интуитивному постижению тех его особенностей, о которых писал Рене Генон:

Различные значения китайских идеограмм допускают возможность группировки по трем принципам, которые соответствуют трем основополагающим степеням знания: первая принадлежит чувственному порядку, вторая - рациональному и третья - чисто интеллектуальному, или метафизическому, порядку; так, в качестве простейшего примера, одна и та же идеограмма аналогично может выражать одновременно солнце, свет и правду, и только контекст позволяет установить, какое из этих значений приемлемо в данном случае... Тем самым становится понятным, как постижение идеограмм, реальное значение которых совершенно ускользнуло от европейцев, может служить основанием воистину цельного учения, ибо дает возможность развивать и согласовывать между собой все возможные концепции, относящихся ко всем возможным уровням бытия.

Работая над «Cantos», Паунд изучил множество специальной литературы: исторической, культурологической, экономической, политической. Хемингуэй - Паунду: «Ты куда-то двигаешься, изучаешь все, что можно. Я же на это не способен ... Но я намерен узнать все о сексе и драках, и еде, и выпивке, попрошайничестве и кражах, жизни и смерти».

Паунд находит образ, чтобы описать зло, разъедающее современный мир - «Usura». Это имя богини (дьяволицы), с женским латинизированным окончанием, образовано от англ. «usure» - «ростовщичество», «извлечение выгоды». Ростовщичество - один из тяжелейших грехов, т.к. ростовщик посягает на время, которое принадлежит Богу. Данте помещал ростовщиков в самой глубине Ада. Однако если средневековые ростовщики имели дело с реальными деньгами, то в современном мире предметом ростовщичества становятся уже духовные дары. Интерес Паунда к экономике - это попытка понять метафизическое зло в чистом виде. Паунд отвергал убожество современной западной цивилизации, он увидел спасение от всех бед цивилизации в итальянском фашизме. Приходу Паунда к фашизму способствовало, с одной стороны, то, что Паунд был влюблен в Италию; с другой стороны, проекция на себя роли Данте, всерьез занимавшегося политикой; с третьей - политика, которую проводил Муссолини в отношении интеллигенции. Муссолини удостоил Паунда личной аудиенции, рассуждал о роли поэта в обществе и хвалил «Сantos». Паунд увидел в итальянском фашизме возрождение близкого ему движения гвельфов. Однако к немецкому национал-социализму Паунд относился с нескрываемым ужасом и отвращением.

Паунд издает том своих экономических работ, доказывающих «несомненные преимущества» системы Социального кредита на фоне «изъеденной кризисом» экономики Англии и Америки, публикует бесконечные политические памфлеты и ежегодно пишет около 1000 писем, адресованных ведущим политикам, предупреждая их об опасности новой мировой бойни, перед которой оказалась Европа.

С началом войны деньги, присылаемые из Америки Паунду и Ольге Рюдж, его возлюбленной, поступают реже. Паунд был вынужден искать какой-нибудь дополнительный источник доходов. Он соглашается выступать в программах итальянского радио на английском языке. Работа на радио давала Паунду надежду быть многими услышанным. Он не пропагандировал фашизма, но высказывал резкое неприятие курса президента Рузвельта. «Я на сто один процент считаю себя американцем и патриотом. Просто я против Рузвельта», - сказал Паунд в одном из интервью. Передача Паунда называлась «Американский час», впервые она вышла в эфир в январе 1941 г. Паунд открыл ее фразой: «Соединенные Штаты, пока еще не поздно, должны постараться понять историю Европы последних двадцати лет, иначе они обнаружат, что уже давно воюют против своей воли...» Дальше следовали рассуждения в духе Конфуция о правильном государственном устройстве, цитаты из Кокто и Селина. Выступления Паунда по радио до 7 декабря 1941, т.е. до момента вступления США во 2-ую мировую войну, не могли быть квалифицированы как измена долгу американского гражданина. Только отказ Паунда покинуть Италию после того, как подданным США было рекомендовано это сделать, юридически давал основания для обвинения в предательстве. Однако ее последнюю роль при отказе сыграл страх морского путешествия вместе со всей семьей в условиях подводной войны. Паунд остался в Италии, и его программы регулярно выходили в эфир. Он как американец говорил о проблемах Америки и событиях того времени так, как их видел и понимал.

26 июля 1943 года окружной суд США в округе Колумбия возбудил дело по обвинению Эзры Паунда в государственной измене. Американские войска вошли в Рапалло 1 мая 1945 года. На следующий день Паунда арестовали. Уходя из дому, он взял текст Конфуция, который он переводил перед приходом конвоиров, и китайский словарь. ФБР, занимавшееся Паундом, арестовало его архив - около 7 тыс. писем, набросков и черновиков, перепечатанные на машинке рукописи. Об аресте Паунда написали все американские газеты. Один из корреспондентов добился от оккупационного командования права взять интервью у Паунда. Отвечая на его вопросы, Паунд заявил, что он ни о чем не сожалеет, он делал лишь то, что считал нужным, и если за свои убеждения придется отдать жизнь, то он готов это сделать. После предварительных допросов Паунда перевели в Пизу, где располагалась центральная гауптвахта сухопутных сил США в Италии. 60-летнего поэта поместили в железную клетку размером 6х6 футов для особо опасных преступников, стоящую под открытым небом: командование опасалось, что профашистски настроенное местное население может сделать попытку освободить знаменитого поэта. Охранникам было запрещено с ним переговариваться. Изоляция, одиночество, палящее солнце и пыль - все это привело к тому, что сознание Паунда не выдержало: он теряет память, перестает узнавать окружающих, его преследуют галлюцинации и кошмары. Позже он попытался выразить то, что произошло с ним в Пизе: «На меня обрушился мир». Паунд пережил нечто, подобное катарсису. Об этом свидетельствуют поздние песни «Сantos», непохожие на все предыдущие, самоуглубленность поэта, равнодушие к внешнему миру, своеобразное видение реальности.

В ноябре поступает приказ о пересылке Паунда в Вашингтон, где должен состояться суд. Американское общество было настроено по отношению к поэту-изменнику крайне негативно, и американские друзья Паунда - Лафлин, Хемингуэй, Элиот - всерьез опасаются смертельного приговора. Они пытаются спасти Паунда от электрического стула, и, в конце концов, организуется медицинская экспертиза, которой руководит доктор Оверхолсер - бывший выпускник Гарварда, относившийся к Паунду с уважением. Он ставит диагноз «паранойя», который должен был спасти Паунда от суда. Друзья Паунда решили, что со временем решение комиссии можно будет пересмотреть. Однако врачи лечебницы, где находился Паунд, отказались пересматривать диагноз, и даже присуждение Паунду в 1949 г. за «Пизанские песни» Боллингенской премии, самой интеллектуальной литературной награды США, не повлияло на отношение психиатров к их пациенту. Для широкой публики Паунд был изгоем, издатели не хотели печатать его стихи. У.Х. Оден даже пригрозил издателям готовящейся литературной антологии «Поэтические шедевры» снять подборку своих стихов, если они не включат в книгу ранние тексты Паунда. Паунд провел в психиатрической клинике 12 лет, и только личное обращение Роберта Фроста к президенту США, петиция, подписанная Жаном Кокто, Грэмом Грином, Игорем Стравинским и Уильямом Сарояном, а так же ходатайства Хемингуэя и Элиота в 1957 г. сделали возможным его выход на свободу.

Паунд уезжает в Италию, где попеременно живет то в Брюненбурге, то в Раппало. В 1959 г. выходит очередная часть «Cantos»: «Престолы». Дом Паунда становится местом паломничества: журналисты, молодые поэты, восторженные поклонницы, друзья, которых с каждым годом становится все меньше. Паунд начинает чувствовать себя последним поэтом поколения, обреченным на непонимание и изоляцию. Его приглашают почетным гостем на поэтические фестивали, зовут выступить по радио, но это его уже не волнует. Единственное, что он хочет - успеть дописать «Cantos». Ему кажется, что всю поэму надо бы было сделать иначе, но на это у него уже не осталось ни сил, ни времени. В 1965 г. среди посетителей, гостивших у Паунда в Раппало, был американский поэт Ален Гинзберг. Гинзберг цитировал Паунду буддистские мантры, ставил записи «Beatles» и Боба Дилана, однако Паунд на все это никак не отозвался. Но как только Гинзберг с искренним восхищением заговорил о «Cantos», Паунд оживился, стал подробно говорить о своей поэме, заметив в конце, что слишком многое в поэме «непоправимо испортил», «впустив в текст политику». Много говорил Паунд о политике в киноинтервью, снятом в 1965 г. Пьером Паоло Пазолини. Паунд подробно отвечал на самые жесткие вопросы, касающиеся фашизма.

Умер Паунд во сне в день своего 87-летия. На день рождения Паунда собрались ближайшие друзья и родственники, но сам Паунд к столу выйти не смог. Ночью ему стало хуже, и Ольга Рюдж отвезла его в больницу. Она почти до утра дежурила у постели мужа, говорила с ним, пока он не заснул. Могила Паунда находится на острове св. Михаила в Венеции, рядом с могилами Дягилева и Стравинского.

Пламя

И если дух мой дрогнет, если вдруг

Я буду схвачен, связан чем угодно,

Там ты найдешь меня, о злое ты,

Стучащее с тоской в мои ворота.

Нет, говорю, мой дух не здесь, он чуден.

Не требуй губ моих, Любовь, пусти:

То, что ты видишь, не из рода смертных.

Увидев тень мою без очертаний,

Увидев это зеркало мгновений,

Волшебное стекло пустых вещей,

Не называй их мной: я там, где ты

Ни зги не различишь; я ускользнул.

ЛИТЕРАТУРА

1. Антология имажизма. - М.: Издательская группа «Прогресс», 2001.

2. Кети Чухрукидзе. Pound &L. Модели утопии ХХ века. - М: Логос, 1999.

3. Эзра Паунд. Избранные стихотворения / Сост. М.Фрейдкин. Спб., М.: Carte Blanche, 1992. 71 с.

4. Эзра Паунд. [Стихи] // Поэзия США. М., 1982. С.393-405.

5. Зверев А. «Деревянный умник»: К портрету Эзры Паунда // Иностр. лит. 1991. №2. С.221-229.

6. Зверев А. Эзра Паунд - литературная теория, поэзия, судьба // Вопр. лит. 1970. №6. С.123-147.

Размещено на Allbest.ru