Роль воздействия правовой системы как социального института на рост деструктивных форм поведения среди молодежи

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Кафедра социальной работы и конфликтологии

Пермский государственный национальный исследовательский университет

Роль воздействия правовой системы как социального института на рост деструктивных форм поведения среди молодежи

Т.А. Топеха

Кандидат социологических наук, доцент

Аннотация

Введение: в условиях современных геополитических реалий современного типа общества важен анализ ситуации, складывающейся вокруг правовой системы как института социального контроля соблюдения социальных норм. Цель: определить место и роль правовой системы относительно таких явлений, как рост деструктивных форм поведения среди молодежи и изменение парадигмы социальных норм. Методы: вторичный анализ данных официальной статистики (Росстата, Белстата, Eurostat, Statis- tisches Bundesamt) с помощью методов статистического анализа (сравнение, моделирование, анализ сопряженности и корреляционный анализ). Результаты: вторичный анализ официальных статистических данных разных стран показывает: при видимом снижении фиксируемой преступности несовершеннолетних стабильно растет преступность среди молодежи, которая едва переступила порог своего несовершеннолетия. Это с необходимостью требует выработки мер относительно правовой системы как института социального контроля и ее эффективного функционирования. Выводы: работу по оптимизации правовой системы, с целью повышения ее эффективности как института социального контроля, следует вести с учетом междисциплинарных, межведомственных и межуровневых основ. Основным принципом должна стать научность подходов к разработке стратегий, тактик и методов разрешения деструктивных ситуаций в обществе как социальной системе. К числу основных мер можно о т- нести: системный мониторинг на междисциплинарной основе ситуации в обществе относительно характера проявляемых девиаций; прогнозирование и моделирование возможных направлений изменения ситуации; разработку нормативно -правовых документов разного уровня, которые могли бы снять возникающие противоречия в функционировании правовой и социальной системы в целом; оптимизацию ресурсов для эффективного противостояния нарастающей деструктивности в современном мире.

Ключевые слова: правонарушения; девиантное поведение; деструктивные формы поведения; социальная система; правовая система; социальная норма; социальный институт; социальный контроль; молодежь

Impact of the legal system as a social institute on growth of destructive forms of beha vior among young people

T.A. Topekha

Perm State University

В современном мире, характеризующемся такими векторами трансформации и развития социальной системы, как смена общественнополитического, экономического строя общества, смена типа общества, все сильнее заявляет о себе социальная группа молодежи, оказывающаяся в авангарде трансформационных процессов, которые могут идти слишком быстро и жестко. Вследствие этого общество начинает испытывать шоковые потрясения, которые связаны с дестабилизацией социальной системы и движением к ее разрушению, в случае если критическая масса деструктивного поведения наиболее активной группы молодежи превысит допустимый предел. К тому же разнополярные и разнонаправленные модели социального поведения начинают восприниматься как раздвоение, множественность нормативной оси в поведении населения, и особенно той части, которая ответственна за передачу социального опыта следующим поколениям. В условиях роста деструктивных социальных феноменов разного характера (суициды; террористические акты; экстремистские движения и др.) важно проанализировать ситуацию, складывающуюся вокруг и внутри правовой системы как социального института. Данный социальный институт, с одной стороны, осуществляет контроль соблюдения социальных норм и, соответственно, стабильности общества как системы, а с другой - своими действиями или бездействием способен вносить изменения в систему социальных норм конкретного общества. Так, нормативноправовой акт сам по себе не обеспечивает влияния на социальную ситуацию и социальную систему, а говорит только о взглядах (нормативно-правовых осях), характерных для того социального слоя, который должен пер е- давать социальный опыт и следить за его сохранностью в следующих поколениях. При этом судебная практика, в свете применения или не применения существующих нормативно-правовых актов, позволяет говорить об активном воздействии на социальную систему и характере ее дальнейшего развития (устойчивости или дестабилизации). Это связано с тем, что нормативно -правовой акт, который не используется по своему назначению, ставит под сомнение и те социальные нормы, которые он призван охранять. И наоборот, применение в судебной практике нормативно -правовых актов подтверждает наличие социальных норм, важных для общества как социальной системы. Именно поэтому мы обратимся к анализу деструктивных форм поведения молодежи для установления того, насколько правовая система способна и готова исполнять свои основные функции как социальный институт.

Теоретические подходы исследования социальной системы в условиях трансформации

Состояние социальной системы, в частности ее устойчивость и возможность полноценно функционировать и развиваться, напрямую связано с распространенными в ней моделями и формами поведения. Так, еще Э. Дюркгейм отмечал взаимосвязь между состоянием общества и девиантными формами поведения: «... преступность является одним из факторов общественного здоровья, неотъемлемой частью всех здоровых обществ.... Преступление заключается в совершении деяния, наносящего ущерб очень сильным коллективным чувствам.... для того чтобы коллективные чувства, охраняемые уголовными законами нации... овладели общественным сознанием. они должны стать более интенсивными, чем это было раньше.. Для того чтобы исчезли убийства, отвращение к пролитию крови должно стать большим в тех социальных слоях, из которых рекрутируются убийцы; однако прежде всего это отвращение должно с новой силой охватить все общество в целом» [3, с. 40].

Вместе с тем Дюркгейм рассматривал проблему не только на макроуровне (в ракурсе социальной системы), он полагал, что для противостояния преступности важно перейти на микроуровень исследования (уровень личности, актора, социальной группы). Именно на микроуровне создается макросоциальная реальность, на уровне индивидуального восприятия, осознания и преобразования окружающей естественной (природной) и социальной реальности. «Моральное сознание общества должно быть в целостном виде воплощено в индивидуальном сознании всех его членов и обладать силой воздействия, достаточной для того, чтобы предотвратить любые посягающие на него деяния, - как малозначительные нарушения, так и преступления» [3, с. 42].

И это логично, если рассматривать феномен функционирования социальной системы в плоскости теоретического моделирования, но в действительности эти два уровня неразрывны, функционируют в целостном единстве. Они испытывают на себе влияние множества факторов, поэтому «универсальное и абсолютное единообразие совершенно невозможно... не может быть общества, в котором индивидуумы не отличались бы. от среднего коллективного типа, поскольку неизбежно, что среди такого рода отклонений существуют и отклонения преступного характера. Такой характер они приобретают не в силу каких-либо внутренне присущих данному деянию качеств, а в связи с определением, которое дает этому деянию коллективное сознание. Если общественное сознание становится сильнее, если оно обладает достаточным авторитетом, чтобы подавить эти отклонения, оно само становится вместе с тем более чувствительным, более взыскательным. сегодня невозможно более оспаривать тот факт, что право и мораль изменяются с переходом общества от одного социального типа к другому, ни тот факт, что они эволюционируют в пределах общества одного и того же типа, если подвергаются изменениям условия жизни этого общества. Однако, для того чтобы эти трансформации были возможны, коллективные чувства, составляющие основу морали, не должны быть враждебными переменам и, следовательно, должны обладать умеренной силой воздействия. Если они будут слишком сильны, они утеряют гибкость. Каждая установившаяся система является препятствием для развития новой системы в той степени, в какой установившаяся система лишена гибкости. Чем более совершенна структура, тем больше проявляет она здорового сопротивления любым переменам; и это в одинаковой степени верно в отношении как внутренней, так и функциональной организации. Если бы не было преступности, это условие не могло бы быть выполнено, ибо такого рода гипотеза предполагает, что интенсивность коллективных чувств возросла до уровня, не имеющего примера в истории. Ничто не может быть хорошим безгранично и бесконечно. Сила воздействия морального сознания не должна быть чрезмерной, в противном случае никто не осмелится критиковать его и оно легко примет застывшую форму. Чтобы был возможен прогресс, индивидуальность должна иметь возможность выразить себя. Чтобы получила возможность выражения индивидуальность идеалиста, чьи мечты опережают время, необходимо, чтобы существовала и возможность выражения индивидуальности преступника, стоящего ниже уровня современного ему типа общества. Одно немыслимо без другого» [3, с. 42-43].

Эти слова Э. Дюркгейма как нельзя более точно описывают современное состояние и функционирование социальной системы. Так, в условиях самобалансирования социальная система, пришедшая в состояние неустойчивости, в определенный момент времени (в условиях традиционного общества) способна возвращать себе состояние равновесия и стабильного функционирования, за счет выбора «новой» системы координат для своего существования (а может быть, и делая выбор прежних социальных норм, которым следует большинство). Но практика показывает, что некоторые общ е- ства не выдерживают этого испытания и исчезают, по-видимому, вследствие невозможности для системы найти точку равновесия. Поэтому возникает вопрос: какова роль в этом процессе поиска точки равновесия соответствующих конструктивных / деструктивных моделей поведения, поскольку вероятнее всего предположить, что именно накопление критичной массы деструктивности в обществе запускает механизм противостояния, когда сами люди под влиянием инстинкта самосохранения начинают формировать «новые» правила и нормы жизни, которые бы позволили им адаптироваться. А для приспособления к условиям (и особенно новым) требуется стабильность, предсказуемость «функционирования» этих самых условий, а также развития.

Это состояние общества, связанное с отсутствием разделяемых большинством социальным норм и правил, Э. Дюркгейм обозначил как аномию. Однако Sebastian de Grazia уточняет, что в современных условиях необходимо выделять два вида аномии: «простую» и «острую» [11, pр. 71, 73].

По мнению Sebastian de Grazia, состояние простой аномии от острой отличается, прежде всего, степенью напряженности, накала в конфликте ценностных систем. Вследствие этого состояние простой аномии более безопасно - оно имеет больше шансов благополучного преодоления в результате правильной организации эффективной коммуникации, и прежде всего политической, т. е. согласующей системы ценностей разных субъектов.

Что касается общества в состоянии острой аномии, то здесь намного выше риски дезорганизации социальной системы вследствие того, что большинство отказывается придерживаться имеющейся системы ценностей либо только тех ценностных ориентиров, которые подходят «здесь и сейчас», в результате мы сталкиваемся с феноменом «вавилонской башни». Утрата взаимопонимания и взаимоориентированности в повседневной жизни, с возвеличиванием и оправданием себя при любых обстоятельствах, приводит к сбою в функционировании слаженного механизма социальной системы. В этих условиях велик риск того, что сам дезинтегрированный механизм себя и уничтожит.

Именно поэтому мы сталкиваемся с необходимостью вести речь не только об абстрактном обществе и социальной системе, а о вполне реальных людям и общностях, которые оказываются в новых условиях, к которым они еще не адаптировались, хотя имеют некие собственные индивидуальные цели, позиции.

Р. Мертон в работе «Социальная теория и социальная структура» анализирует взаимосвязь между социальной структурой и характером поведения, в частности девиантным поведением. Он считал, что в большей мере эта связь проявляется в законных целях, намерениях и интересах (одобряемых и требуемых обществом) и применяемых способах их достижения; «...говоря, что культурные цели и институционализированные нормы сообща придают форму существующим практикам, мы в овсе не имеем в виду, что их связывают друг с другом неизменные отношения. Культурное акцентирование определенных целей изменяется независимо от степени акцентирования институционализированных средств. Может возникать очень мощное, временами даже исключительное, превознесение ценности каких-то особых целей, соединенное со сравнительным отсутствием заботы об институционализированных средствах их достижения. В предельном случае масштабы распространения альтернативных процедур определяются исключительно техническими, но не институциональными нормами. В этом гипотетическом крайнем случае становятся дозволенными все и любые процедуры, обещающие достижение все- значащих целей. Это один из типов плохо интегрированной культуры. Другой крайний случай обнаруживается в группах, в которых деятельности, первоначально задуманные как средства, превращаются в самодостаточные практики, не преследующие никаких последующих целей» [4, с. 246].

Итак, Р. Мертон отмечает [4, с. 246-254, 267], что гипертрофированное превознесение отдельных целей, ради достижения которых можно оправдать любые действия и средства, а также, когда деятельность, задуманная как средство, становится «самодостаточной практикой» - деятельность ради деятельности являет нам пример «плохо интегрированной кул ь- туры», которая способствует росту отклоняющегося (девиантного) поведения. Равновесие между целями и средствами их достижения возможно, если только люди получают удовл е- творение от процесса следования им. В нашем мире нет ни одного общества, жизнь в котором бы не структурировалась нормами.

«Однако общества отличаются друг от друга тем, насколько эффективно народные обычаи, нравы и институциональные требования интегрированы с целями, занимающими высокое положение в иерархии культурных ценностей. Иногда культура может подталк и- вать индивидов к сосредоточению их эмоциональных убеждений на комплексе превозносимых культурой целей, но при гораздо меньшей эмоциональной поддержке предписанных способов продвижения к этим целям. При таком различии в акцентировании целей и институциональных процедур последние могут быть настолько ослабленные превознесением целей, что поведение многих индивидов будет полностью ограничиваться соображениями технической целесообразности. Наиболее эффективной в техническом плане процедуре - вне зависимости от того, узаконена она культурой или нет, - как правило, начинают отдавать пре д- почтение перед институционально предписанным поведением. По мере продолжающегося размывания институциональных норм общество становится нестабильным, и в нем, появляется то, что Дюркгейм назвал “аномией” (или безнормностью)» [4, с. 248].

Однако общество не принимает с легкостью отречение от его ценностей. Поступить так значило бы поставить эти ценности под сомнение. Одним из выделяемых Мертоном способов приспособления к социальным условиям является инновация. Тяготение к инновационным практикам, по его мнению, свойственно тем, кто не был, как следует, социализирован, и именно это позволяет им отказываться от институциональных средств достижения желаемых целей и искать более подходящие для сл о- жившейся ситуации.

Другим типом приспособления является ретритизм - попытка адаптироваться к изменяющимся социальным условиям через отказ от институциональных ценностей и средств. Люди, склонные к ретристскому типу приспособления к изменяющимся социальным условиям, тяготеют к точкам силы, которые соб и- рают людей с подобными взгл ядами, где они могут вступать во взаимодействие с другими девиантами и даже доходить до участия в субкультуре этих девиантных групп. Данный тип приспособления к социальным изменениям способствует обособлению людей от основного общества, их адаптация является преимущественно частными и обособленными практиками, а не объединяющими под эгидой нового культурного кода.

Вместе с тем P. Мертон полагал, что отвержение культурных целей и институциональных средств их достижения встречается, вероятно, наиболее редко. Люди, которые приспособились таким образом, строго говоря, находятся в обществе, но при этом ему не принадлежат. В социологическом смысле они поистине являются в нем чужими акторами. Поскольку они не разделяют общую структуру ценностей, их можно отнести к числу членов общества (в отличие от отнесения к населению) чисто фиктивно, формально.

Мертон полагает, что этот тип приспособления связан с двойным конфликтом: «Усвоенное моральное обязательство применять только институциональные средства вступает в конфликт с внешними давлениями, побуждающими прибегнуть к противозаконным средствам (позволяющим достичь цели), и индивид оказывается отрезанным от средств, которые одновременно и законны, и эффективны.... Пораженческие настроения, пассивность и смирение находят выражение в механизмах бегства, которые в конечном счете приводят индивида к “бегству” от требований общества.

Однако и мятеж, как тип приспособления, не позволяет в полной мере интегрироваться в социальную систему. По Р. Мертону, этот тип адаптации присущ членам высшего сословия, которые стремятся выйти за пределы окружающей их социальной структуры и пытаются создать новую социальную структуру. Р. Мертон полагает, что этот тип приспособления основывается на отчуждении от господствующих целей и стандартов, которые подвергаются модифицированию и становятся более вариативными.

Именно эти типы адаптации, дезинтегрирующие социальную систему, мы наиболее явно видим в современном обществе, причем не в обществе, локализованном территорией государства, а глобальном обществе, вне государственных границ, культуры, политического строя, экономического положения.

Девиантность и деструктивность

Прежде чем переходить к существу рассматриваемого феномена, следует остановиться на категориальном аппарате, который и сам способен выступать в роли дестабилизирующего фактора, в случае если он достаточно размыт и понимается неоднозначно [8; 20].

В первую очередь хотелось бы определиться в понятиях «девиация» и «девиантное поведение», которые часто используются, как в теор е- тических работах, так и в обиходе практиков.

Понятие «девиация» достаточно широкое и означает отклонение от некоей нормы, в буквальном смысле - отклонение от должного направления. Оно применяется к довольно широкому кругу явлений в разных областях, в том числе и общественных науках. Употребление понятия «девиация» для обозначения негативного, патологического отклонения от нормы некорректно, поскольку отклонение от некоей условной линии может происходить в равной мере в обе стороны. Поэтому применение категории «девиация» уместно лишь для обозначения феномена смещения, но без указания его полярности.

Для обозначения видимых проявлений, в нашем случае - в поведении, корректно использовать категорию «девиантное поведение», которое может отражать в том числе и девиа- ностность социального субъекта.

В научной литературе и социальной практике категория «девиантное поведение» широко распространено и понимается в достаточно узком аспекте - как поведение, которое отклоняется от социальной нормы и связано с нарушением существующих социальных норм и правил, например правонарушения, преступность, алкоголизм, наркомания и др. Однако оно нередко редуцируется до обозначения противоправного поведения. Такой подход выз ы- вает массу вопросов и проблем в ходе организации социального контроля, поскольку наблюдается двойственность и даже неоднозначность как в интерпретации, так и применении данной категории при изучении конкретных случаев.

Порой крайне сложно отделить позитивную и негативную девиацию. Что должно выступать мерилом ? Эта проблема актуальна была как во время Дюркгейма, который, с одной стороны, рассматривал преступления в качестве нормы, а с другой - при изучении суицидов говорил об отклонении от нормы, так и для современного обществознания.

Если провести математическое моделирование [15, рр. 5-116], проверяющее вероятность в процессе социализации признания негативной девиантности в качестве новой нормы, то получим неоднозначный результат. Те, кто склонен к негативной девиации, не способны интегрироваться в ту социальную систему, в которой они находятся и социализируются, однако в какой -то момент они сталкиваются с ситуацией отрицания возможности вообще любой интеграции, в том числе и с «единомышленниками» [6, с. 35-36]. В реальной жизни мы можем увидеть, что, например, в криминальной субкультуре, которая отриц а- ет какие-либо правовые границы относительно удовлетворения собственных возникающих потребностей за счет членов основного общества (например, кража), жестко и категорично пресекается подобное поведение внутри данного сообщества - воровство у своих недопустимо. Получается, что норма, как осевая линия дозволенного, проходит не по личным пр и- страстиям отдельного человека, а образуется в новом организме малой социальной системы, хотя бы малой социальной группе, где впервые согласуются интересы, желания и действия отдельных субъектов (акторов). Таким о б- разом, видим, что это «линия силы», которая независимо от того, кто вокруг нее собирается, все расставляет в определенной (упорядоченной) последовательности.

Поскольку полярность, как характеристика девиации и девиантности, проявляется постоянно, особенно остро ощущается потребность в ее четком и однозначном определении в социальной практике, в частности для организации и осуществления социального контроля.

С этой позиции мы можем вести речь о норме не как о простом «договоре», а целесообразной необходимости для жизни организма (социальной системы); все, что ее разрушает, - есть негативная девиация, а все, что ее укрепляет и, развивая, совершенствует, - позитивная девиация. Это если мы подходим к рассмотрению социальной системы с достаточного расстояния, чтобы увидеть ее в целостном виде и, следовательно, понять процессы, проходящие в ней (ведь за деревьями не всегда можно увидеть лес).

Если же мы перемещаем свой взгляд на микроуровень и рассматриваем конкретно - исторические события и процессы, то в разные периоды и в разных обществах можно видеть, как на какое-то время механизм, рассматриваемый ранее, сбивается («сходит с ума») и, кажется, все встает с ног на голову. Но прох о- дит некоторое время и все возвращается на круги своя.

В революционный период в России иметь отношение к элите было опасно, преступно. Но «тряска турбулентной зоны» завершилась, и стало видно, что те, кто клеймил и преследовал членов элиты, заняли их место и стали считать его нормативным. Так, именно представители высших кругов («элиты») СССР наиболее активно ломали устоявшуюся социальную реальность и структуру. И потому жизнь крестьян в революционный / послереволюционный период в России, а также отношение и оценка их и их действий сторонниками стремительных перемен наиболее показательны.

В социальной системе традиционного общества нормативный вектор был направлен на достижение стабильности, которая основывалась на культурном укладе, трудовом укладе и требовала социального порядка.

Индустриальное общество подрывает основу как культурного, так и трудового уклада, что обусловливает его динамизм. Вследствие этого строгое требование социального порядка имеет интерес для одной из сторон (например, класса) или для обеих сразу, во втором случае мы можем вести речь о социальной стабильности и согласованном движении социальной системы. Когда порядок жестко диктуется одной из сторон, закладывается элемент дестабилизации социального состояния, связанного с террором, применяемым как слабой, так и сильной сторонами [8; 18, рр. 199-211].

Постиндустриальное (цифровое) общество по своей сути не имеет стабильных и определенных основ. Нет ни культурных основ общества, поскольку мультикультурализм и масс о- вая культура вызывают либо протестную реакцию, либо стремление к свободе от каких бы то ни было норм и устоев. Нет и трудовых основ в этом новом обществе; возникает новый трудовой класс - прекариат, который не уверен в своем трудовом будущем, а значит, и в будущей жизни в целом. Здесь говорить о социальном порядке не приходится вообще, поскольку возникает спор, чей порядок правильнее, вернее, лучше или справедливее; либо порядок отбрасывается вовсе как отживший, устаревший, атавистичный элемент - свобода от ограничивающих норм. В биологических системах можно увидеть аналог, в частности, в случае раковых образований, когда сбивается система, которая регулиру ет порядок функционирования и развития биологического организма в целом или отдельных его элементов.

Анализ подводит нас к пониманию того, что мерилом положительной или отрицательной девиации может служить только степень е е конструктивности, причем конструктивности не для отдельных групп, слоев или даже сообществ, а конструктивности с точки зрения социальной системы как самостоятельного образования, которое не может быть сведено к его отдельным элементам. В связи с вышесказанным следует говорить о необходим ости оперировать четкими понятиями, которые мы используем.

В данном случае целесообразно рассматривать не только отклонение от нормативной оси, которое является естественным и даже необходимым социальным феноменом в функционировании как отдельной личности, так и общества в целом. Именно отклонение от нормативной оси продуцирует через процесс дифференциации адаптивное изменение и развитие социальной системы, отдельной личности и социальной реальности во всем ее многообразии: социально-экономическом, социально-политическом, социально-техническом, социокультурном и др. В связи с этим важно фокусировать внимание не на факте отклонения от нормативной оси, а на характере этого отклонения - оно дестабилизирующее и приводящее в результате к полному разр у- шению системы, будь то личность или в целом социальная система. Или оно, конечно, дестабилизирующее, но приводящее в последующем к адаптивной перестройке системы в соответствии с новыми требованиями, возникающими в социокультурной, социально -экономической, социально-политической, социально-экологической, социально -технической или иных сторонах жизнедеятельности общества. В связи с этим понятие «девиантное поведение» полагаем недостаточным, поскольку отклонение может быть не только отрицательным, но и положительным. Предлагаем использовать понятия «конструктивное поведение» и «деструктивное поведение».

Деструктивное поведение - очень емкое понятие, которое включает в себя разные по характеру поведенческие модели, но сходные в одном: они, в противовес конструктивному, не просто препятствуют сохранению и устойчивому эффективному развитию как отдельной личности, так и социальных общностей и в целом социальной системы (общества), но приводят к их разрушению, уничтожению.

Деструктивное поведение в современных условиях можно рассматривать как в традиционных формах поведения (преступность - асоциальное и антисоциальное поведение; аутоагрессивные формы поведения - алкоголизм, наркомания, суицид), так и относительно новых формах поведения (игромания, экстремизм) [10, рр. 3-5; 19, р. 133].

Правовая система как социальный институт

Правовая система нами рассматривается с позиции юридической социологии, понимающей ее достаточно широко, охватывая весь спектр явлений правовой сферы жизни общества. Исторически правовая система формируется как социальный институт, призванный на уровне государства формализовать общепринятые в обществе социальные нормы, переведя их в правовые нормы. Данная функция правовой системы ориентирована на установление границ допустимой вариативности в действиях людей или социальных общностей.

Важно отметить, что этот институт призван выполнять функции контроля и наказания: надзор; поиск адекватных и объективных санкций, которые в максимальной мере позволят поддерживать устойчивость и стабильность внутри социальной системы. Чаще всего в практике под санкциями понимаются только негативные воздействия - наказания, которые призваны оказывать воздействие не только на нарушителя, но и на свидетелей с тем, чтобы в последующем они не решились бы преступать требования данной нормы.

В структуре правовой системы существуют неравнозначные элементы, которые необходимо рассматривать в комплексе для того, чтобы понять их системный характер, а также влияние всех как интеграционных, так и дезинтеграционных процессов, проходящих в данном социальном институте, на социальную систему в целом. В первом приближении в правовой системе можно выделить такие элементы, как правовая идеология, законодательство и юридическая практика, которые на конкретно -эмпирическом уровне проявляются в нормативноправовой базе, правовой культуре и политике конкретной страны, а также целого ряда организаций (законодательный орган, суд, правоохранительные организации, организации исполнения наказания).

Криминогенность современного общества

Из официальных статистических данных о состоянии уровня преступности в разных странах видно, что есть «общие» виды преступлений и специфичные, имеющие, по-видимому, особое значение для каждого государства. В Республике Беларусь к специфическим видам преступлений можно отнести мошенничество, хулиганство, взяточничество. В Р оссийской Федерации особенно актуальны взяточничество и террористические акты. В странах Евросоюза с недавних пор формируется общая система мониторинга, в которой преимущественно градируются преступления сексуального характера, но в то же время не рассматриваются виды преступлений, связанные с незаконным оборотом наркотических и психотропных веществ, а также терроризм.

Анализируя данные, взятые из официальных статистических источников (табл. 1 -4), можно заметить, что такие преступления, как убийства, имеют стабильные показатели. Исключением является РФ, где отмечается снижение этого вида преступления в 2 раза. Преступления сексуального характера в разных странах имеют разные тенденции: в одних - на снижение, а в других (Латвия, Польша, Франция) - к росту, от 2 до 4 раз. Данный всплеск, вероятно, связан в том числе и с миграционными процессами, особенно в условиях стремительного роста в короткие сроки численности представителей принципиально различных по социокультурному коду народов на одной территории [17]. Аналогичные тенденции наблюдаются относительно совершения краж (рост фиксируется в Греции и Франции). Из материалов статистических данных Республики Беларусь и РФ можно увидеть, что преступления, связанные с оборотом наркотических и психотропных в е- ществ, носят волнообразный характер, в определенном диапазоне.

Несмотря на то, что о террористических актах в странах известно всему миру, исследователи продолжают говорить о феномене «доморощенных» террористов [21, рр. 34-37]. Официальная статистическая информация о данном виде правонарушения существует в открытом доступе только в Российской Федерации. Благодаря регистрации данных о террористических актах в период с 1995 г. по настоящее время в РФ мы можем видеть, что в отдельных конкретных странах ситуация максимально стабилизировалась, но все же остается. Причем максимальный пик террористической активности приходится на период в жизни государства, связанный с общественно-политическими и социально-экономическими потрясениями.

Таблица 1

Зарегистрированные в органах внутренних дел убийства (страны Европейской части Евразийского континента), тыс. случаев