Принцип обратной силы уголовного закона: исторический аспект

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Проблема действия закона во времени исторически возникла и развивалась как проблема обратного действия закона. Первое упоминание о существовании этого принципа встречается в одной из речей Цицерона. В соответствии с существовавшими тогда взглядами на право как на процесс, новый закон не подлежал применению к завершенным делам, но применялся ко всем делам, находящимся в производстве, независимо от времени возникновения разрешаемых отношений.

Во времена поздней Римской империи Феодосий 1 в Конституции 393 года устанавливает принцип необратимости уголовных законов. Затем появляется знаменитая «феодосианская норма», названная по имени императора Феодосия II (440 г.), указывающая, что всякий закон действует лишь на будущее время, если только законодатель прямо не придал ему обратную силу. В дальнейшем эти положения вошли и в кодекс Юстиниана [1]. В средневековье человек воспринимался как покорное создание, которое безоговорочно должно было подчиняться только воле государства и церкви. Считалось, что преступники не имеют права требовать применения к ним определенного закона, поэтому суд, осуществляя правосудие, руководствовался не законом, а религиозными убеждениями и обязательными для исполнения толкованиями церкви. Это влекло абсолютную неопределенность многих санкций, произвольность наказаний и широкое распространение обратного действия более строгого закона. Ф. Бекон писал по этому поводу: «Цензорские суды должны быть уполномочены необходимой властью не только для наказания новых преступлений, но и для усиления наказаний, уже определенных законом за прежние преступления, если случаи возмутительны и ужасны, но, во всяком случае, при предположении, что дело идет не о смертной казни, ибо все ужасное есть как бы новое» И далее: «Поэтому в случаях обмана и мошеннического уклонения законы весьма основательно обращаются назад и подают друг другу помощь, дабы человеку, работающему над искажением и разрушением настоящих законов, грозили будущие» [2].

Иные взгляды на действие уголовных законов во времени стали зарождаться только в XVII веке во время английской буржуазной революции. Так, лидер партии левеллеров Дж. Лильберн в своих памфлетах «Основные права и вольности Англии» писал: «Никто не может быть судим иначе как на основании закона, существующего в момент совершения судимого действия» [3]. Родоначальник утилитаризма в английской философии Бентам также считал, что «наказание должно быть не действительно в случаях, где уголовное предусмотрение не было установлено, пока не совершился акт» [4].

С середины XVIII века принципы римского права «нет преступления, если деяние не предусмотрено законом» и «нет наказания без закона» стали по-новому переосмысливаться теоретиками права. Шарль Монтескье в сочинении «О духе законов» высказал, например, мысль о том, что судьи должны добиться того, чтобы их решения и приговоры «всегда были лишь точным применением текста закона» [5].

Наиболее подробно об уголовных законах и действии их во времени писал Чезаре Беккария, посвятивший этому вопросу фундаментальный труд «О преступлениях и наказаниях». Являясь ярким представителем просветительско-гуманистического направления в уголовном праве, Ч. Беккария отстаивал правило, по которому судья «ни под каким предлогом ни по каким соображениям общественного блага» не вправе устанавливать наказание, превышающее то, которое предусмотрено законом. Одним из первых Ч. Беккария изложил и принцип применения к преступнику закона времени совершения преступления [6].

К концу XVIII - началу XIX веков в западноевропейской доктрине сложилось твердое убеждение о том, что к преступлениям должен применяться закон, действующий в момент их совершения. Этого взгляда придерживались сторонники буржуазно-демократических, гумманистических тенденций в уголовном праве и многие авторы ранней классической школы уголовного права, видевшие в уголовном законе защиту прав личности.

Так, русский криминалист А.Д. Градовский писал: «…гражданин вправе видеть меру дозволенного и недозволенного в действующем законодательстве страны; ни одно действие, совершенное им, не может быть сделано преступным ex post facto, то есть после его совершения. То же должно сказать относительно законов, устанавливающих более суровые, сравнительно с прежним временем, наказания. Обратная сила этих законов была бы ловушкой, расставленной законодателем. Каждый человек, привлеченный к ответственности в силу такого нового закона, имел бы право сказать: «Я не сделал бы ничего подобного, если бы знал, что закон воспрещает такие действия». Поэтому не может иметь обратного действия закон, который сообщает деяниям невыгодные им более последствия. Эти правила безусловные или рассматриваемые как безусловные» [7].

Законодательное закрепление рассмотренные принципы впервые получили во французской Декларации 1789 года. Так, статья 8 Декларации гласила: «Никто не может быть наказан иначе как в силу закона, надлежаще примененного, изданного и обнародованного до совершения правонарушения» [8]. Позднее уже во французском Уголовном кодексе 1810 года закрепление получило и положение о не придании закону обратной силы

Установление различных правил действия законов во времени последовало в дальнейшем в Конституциях практически всех буржуазных государств мира: норвежской 1814 г., параграф 97; аргентинской 1860 г.; ст.18; бразильской 1891 г., ст.72, параграф 15; мексиканской 1857 г. параграф 14 и др. закон буржуазный уголовный преступление

В статье 60 российского Уложения о наказаниях 1845 года определялось, что закон действует только на будущее время, никакой закон не имеет обратного действия и сила его не распространяется на деяния, совершенные прежде его обнародования. В то же время в статье 61 делалось исключение следующего содержания: «Из сего общего правила изъемлются следующие случаи: 1) когда в законе именно сказано, что есть только подтверждение и изъяснение смысла закона прежнего, и 2) когда в самом законе постановлено, что сила его распространяется и на времена, предшествовавшие его обнародованию» [9].

Законодательное закрепление основного принципа действия уголовного закона во времени (применяется закон времени совершения деяния) не уменьшило остроты дискуссии по проблеме его обратного действия. В рамках классической школы к концу XVIII - началу XIX веков выделились три основных, отличавшихся друг от друга направления. Сторонники первого из них (И. Кант, Ф. Гегель), отрицавшие обратную силу какого бы то ни было закона, считали, что к преступлению должен применяться лишь закон времени его совершения.

Противоположных суждений, характерных для представителей второго направления, придерживался Н.С. Таганцев. Ученый утверждал, что в отношении деяний, признаваемых преступными до его издания, новый закон может иметь обратную силу независимо от того, усиливает он ответственность или смягчает ее. Н.С.Таганцев писал по этому поводу: «…много ли найдется юристов и даже специально криминалистов, которые могли бы похвалиться, что если они совершат какое-либо преступное деяние, то всегда наперед будут знать размер того наказания, которое грозит им за совершенное» [10]. Не видел каких-либо серьезных препятствий для придания обратной силы как более мягкому, так и более суровому закону и К. Биндинг. Он пришел к выводу, что у преступника полностью отсутствует право требовать применения к нему определенного закона, ибо преступник нарушает не закон, а норму, лежащую в основе этого закона. Если норма остается неизменной, а меняется лишь наказание, то юридические последствия должны определяться только по новому закону, каким бы он ни был [11].

Наиболее многочисленной была группа правоведов, обосновывавших необходимость применения к преступлению закона времени его совершения с одновременным допущением обратной силы более благоприятного для виновного закона. Среди российских правоведов приверженцами этого направления были Л.С. Белогриц-Котляревский, К. Малышев, Н.А. Неклюдов, М.П. Чубинский и другие. Так, например, Л.С. Белогриц-Котляревский указывал, что не придание обратной силы более мягким законам привело бы к тому, что преступника подвергали бы такому наказанию, которое самим же законодательством признано или слишком строгим или ненужным. Подобное решение было бы неполитичным, потому что наказание преступника по старому закону не отвечает уже совершенным требованиям и при наличии нового более мягкого, более целесообразного закона способно скорее пошатнуть общественный порядок, чем его поддержать [12].

Отечественная история развития принципа обратной силы уголовного закона после событий 1917 года свидетельствует о том, что коллизия старых и новых законов решалась советской властью исходя из соотношения смысла уголовных законов революционной совести и революционному правосознанию. Новое революционное законодательство, отмечали М.И. Блум и А.А. Тилле, смело вторгалось во все области общественной жизни. Оно не могло быть ограничено принципами необратимости законов даже в области уголовного права [13].

Декрет СНК «О суде» от 24 ноября 1917 года признал отмененными все законы свергнутых правительств, которые противоречили декретам ЦИК и СНК, а также програмам-минимум РСДРП и партии эссеров. Однако до утверждения СНК 20 июля 1918 года Декрета о суде № 3 дореволюционное законодательство все же частично применялось

Между тем власть пролетариата, руководствуясь интересами революции и рабочего класса, стала практиковать издание законодательных актов, предусматривавших наказуемость предшествовавшей деятельности. Так, например, Декретом от 28 ноября 1917 года «Об аресте вождей гражданской войны против революции» предписывалось арестовывать и придавать суду революционного трибунала членов руководящих учреждений партии кадетов. В этом Декрете речь шла и о деятельности лиц, предшествовавшей изданию названного акта. Статья 6 Декрета от 8 мая 1918 года «О взяточничестве» гласила: «Настоящий декрет имеет обратную силу с тем, однако, что от преследования за дачу взятки, если таковая была произведена до издания этого декрета, освобождаются те лица, кои в течение трех месяцев со дня издания настоящего декрета заявят судебным властям о даче ими взятки» [14].

Первый УК РСФСР, вступивший в силу с 1 июля 1922 года, не содержал соответствующих норм о действии уголовного закона во времени. Такие нормы были включены в Постановление ВЦИК от 24 мая 1922 года «О введении в действие Уголовного кодекса РСФСР». Законодательное оформление ретроактивный принцип уголовного закона впервые получил в Уголовно-процессуальном кодексе РСФСР, вступившего в силу с 1 августа 1962 года. Статья 2 УПК регламентировала: «Преступность и наказуемость деяния определяются уголовным законом, действовавшим в момент совершения преступления. Законы, устраняющие преступность совершенного деяния или смягчающие его наказуемость, имеют обратную силу». Положение, когда вопросы о действии уголовного закона во времени регулировались нормами процессуального, а не материального права сохранялось вплоть до принятия в 1958 году Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик.

Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик от 31 октября 1924 года, равно как и УК РСФСР 1926 года не содержали статей о действии уголовного закона во времени. Эти нормы вновь нашли свое отражение в Постановлении ВЦИК «О введении в действие Уголовного кодекса РСФСР 1926 года» от 22 ноября 1926 года. Однако на этот раз Постановление ВЦИК имело заслуживающее внимание, установление согласно которому дела о деяниях, совершенных до вступления в силу нового УК, подлежали прекращению на всех стадиях судопроизводства, если эти деяния не признавались преступлениями по УК 1926 года. Пересмотру в связи с этим подлежали даже вступившие в законную силу приговоры. Кроме того, предусматривалось снижение срока применения мер социальной защиты до наивысшего предела, определяемого новым УК, если по прежнему кодексу была назначена более строгая мера социальной защиты. Следует отметить, что Постановление ВЦИК 1926 года явилось первым актом советского периода, в котором столь подробно были урегулированы вопросы обратного действия вновь принятого уголовного закона.

И все же законодательное закрепление обратимости более мягкого уголовного закона по-прежнему не давало однозначного ответа на вопрос о том, вправе ли законодатель, когда сочтет это нужным, не придавать обратную силу более мягкому уголовному закону, либо, наоборот, придавать такую силу закону, усиливающему ответственность. По данным М.И. Блум, с начала 30-х годов и до вступления в силу Основ уголовного законодательства 1958 года «советский законодатель строго придерживался принципа необратимости более строгого уголовного закона» [13,45-46]. Сведения автора представляются нам не совсем верными. Так, например, придание обратной силы уголовному закону, усиливающему наказание, имело место по так называемому «ленинградскому делу». По этому делу в августе 1949 года были арестованы такие видные государственные деятели, как А.А. Кузнецов, Н.А. Вознесенский, М.И. Родионов, П.С. Попков и другие. Смертная казнь в описываемый период не предусматривалась отечественным законодательством, поскольку была отменена Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 января 1950 года в отношении изменников Родины, шпионов и подрывников-диверсантов. Несмотря на то, что в самом Указе говорилось о вступлении его в силу со дня опубликования, к лицам, осужденным в сентябре 1950 года по «ленинградскому делу», была применена исключительная мера наказания - расстрел. В конце 50-х годов все лица, проходившие по «ленинградскому делу», были посмертно реабилитированы [15].

В послевоенный период возможность придания обратной силы более строгим законам оправдывалась и в теории уголовного права. Так, А.А. Герцензон обосновывал такую возможность тем, что законодатель усиливает наказуемость преступления ни по каким-то абстрактным соображениям, а в связи с изменением общественной опасности данного вида преступлений, поэтому «было бы нецелесообразно применять старый закон, предусматривающий более мягкое наказание за преступление, ставшее более общественно опасным» [16].

С принятием Основ уголовного законодательства 1958 года нормы о действии уголовного закона во времени окончательно сформировались в институт уголовного права. Статья 6 Основ регламентировала: «Преступность и наказуемость деяния определяются законом, действовавшим во время совершения этого деяния. Закон, устраняющий наказуемость деяния или смягчающий наказание, имеет обратную силу, то есть распространяется также на деяния, совершенные до его издания. Закон, устанавливающий наказуемость деяния или усиливающий наказание, обратной силы не имеет» [17]. Установленные Основами правила были дословно перенесены в УК практически всех союзных республик, в том числе в УК КазССР 1959 года.

Однако дискуссионность вопроса о праве законодателя отказаться от того или иного принципа действия закона во времени или ограничить его в теории уголовного права продолжала сохраняться. Так, А.А. Тилле утверждал, что положение «закон обратной силы не имеет» ни коим образом не является принципом законодательства. Суверенитет государства, писал он, есть правовое выражение независимости государства, его полновластия, и законодатель не может быть связан упомянутым положением, ибо это означало бы ограничение его воли, запрет издавать законы, имеющие обратную силу. Я.М. Брайнин считал, что «законодатель, безусловно, вправе, когда найдет это необходимым и оправдываемым интересами охраны и укрепления общественного порядка, не придавать обратную силу закону, смягчающему наказание» [18]. Н.Д. Дурманов не был столь категоричен в своих выводах, хотя допускал, что более суровому закону может быть придана обратная сила, о чем должно быть сказано в самом уголовном законе или в специальном нормативном акте. Ученый к тому же отмечал, что очень редко, при наличии специального изъятия в уголовном законе, обратная сила может быть не применена к закону, устраняющему наказуемость [19]. М.И. Блум писала о законодателе следующим образом: «Он может вообще отказаться от принципа закон обратной силы не имеет, может ограничить этот принцип и таким образом отказаться от имеющего место ограничения придавать обратную силу более суровым законам». И, наконец, авторы научно-практического комментария к Основам уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик также пришли к выводу, что «иногда специальным указаниям нового закона не придается обратная сила, несмотря на то, что новый закон по сравнению с ранее действовавшим законом смягчает наказание за те или иные общественно опасные деяния» [20].

Таким образом, позиция большинства авторов сводилась к признанию за законодателем права отступать в интересах общества и государства от закрепленных в Основах 1958 года принципов действия уголовного закона во времени. Очевидно следует согласиться с профессором А.И. Бойцовым, по мнению которого такие выводы базировались «не столько на теоретических посылках, сколько на реалиях законотворческой и правоприменительной практики, в которой веления целесообразности нередко доминировали над требованиями законности» [21].

Так, вводя в действие Основы уголовного законодательства и уголовные кодексы союзных республик, законодатель распространил смягчение наказания на всех отбывающих наказание осужденных, за исключением лиц, совершивших некоторые виды особо опасных преступлений. В случае с УК КазССР 1959 года ситуация выглядела следующим образом. Статья 3 Указа Президиума Верховного Совета КазССР «О порядке введения в действие Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов Казахской ССР» от 28 декабря 1959 года предписывала снижать меры наказания лицам, осужденным по ранее действовавшему законодательству, не отбывшим наказания в тех случаях, когда назначенное им судом наказание является более строгим, чем предусмотрено соответствующей статьей Уголовного кодекса КазССР. Одновременно статья 4 Указа поясняла, что «действие статьи 3 настоящего Указа не распространяется на лиц, осужденных за особо опасные государственные преступления, предусмотренные разделом 1 главы первой Особенной части Уголовного кодекса Каз.ССР, за бандитизм, умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах, хищение государственного или общественного имущества в крупных размерах и разбой, если приговоры в отношении этих лиц вступили в силу до 6 января 1959 года, то есть до введения в действие Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик от 25 декабря 1958 года». Позднее Верховный Суд СССР в постановлении № 19 от 22 декабря 1964 года обратил внимание судов на недопустимость снижения наказания в соответствии с новыми республиканскими кодексами особо опасным рецидивистам и заключенным, не вставшим на путь исправления.

Таким образом, законодатель ограничил обратное действие более мягкого уголовного закона, поскольку УК КазССР в сравнении с прежним законодательством снизил максимальное наказание в виде лишения свободы с 25 до 15 лет в отношении им же определенной категории лиц, осужденных до вступления в силу Основ 1958 года. Особо опасные рецидивисты, заключенные, не вставшие на путь исправления, а также осужденные, совершившие некоторые виды особо опасных преступлений, вынуждены были продолжать отбывать более длительные, чем 15 лет сроки лишения свободы, которые самим же законодателем были признаны чрезмерными. В пользу правильности такого решения в 70-е годы было высказано следующее суждение: «Поскольку принцип об обратной силе закона не возведен на уровень конституционного принципа, законодатель не связан этим принципом, ибо его воля суверенна». Возможно, на том этапе развития института действия уголовного закона во времени обозначенный тезис отчасти оправдывал действия законодателя. Однако в постреформенный период ситуация резко изменилась. С разработкой теоретической модели Уголовного кодекса и принятием 2 июля 1991 года так и не вступивших в силу Основ уголовного законодательства Союза ССР и республик институт действия уголовного закона во времени претерпел значительные позитивные изменения. Например, и Модельный УК и Основы 1991 года впервые содержали нормы о времени совершения преступления. Кроме того, статья 15 Модельного кодекса предусматривала, что наряду с законами, устраняющими преступность деяния и смягчающими наказание, обратную силу имеют также законы, иным образом смягчающие уголовную ответственность. При этом отмечалось, что действие таких законов распространяется также на лиц, отбывающих наказание за совершение соответствующих преступлений, что увеличивало временные пределы действия уголовного закона по сравнению с ранее действовавшим законодательством.

Разработка и принятие нового УК РК 1997 года проходила в условиях, когда положение об обратной силе закона было закреплено в подпункте 5) пункта 3 статьи 77 Конституции, согласно которому: «Законы, устанавливающие или усиливающие ответственность, возлагающие новые обязанности на граждан или ухудшающие их положение, обратной силы не имеют. Если после совершения правонарушения ответственность за него смягчена, применяется новый закон». Самостоятельной нормой об обратной силе закона обогатился и новый УК. Так, в ч.1 ст.5 УК РК появилось уточнение о том, что наряду с законами, устраняющими преступность или наказуемость деяния и смягчающими ответственность или наказание, обратную силу имеют также законы, иным образом улучшающие положение лица, совершившего преступление. При этом новелла о распространении более мягкого закона и на лиц, отбывающих наказание или отбывших его, но имеющих судимость, имеет особо важное значение, поскольку в теории уголовного права такая позиция фактически отвергалась. Так, например, профессор Н.Д. Шаргородский писал: «Обратное действие более мягкого уголовного закона распространяется на все не рассмотренные дела и приговоры, не вступившие в законную силу. В отношении приговоров, вступивших в законную силу, изменение может иметь место только со стороны законодательной власти» [22]. Надо отметить, что для законодательств отдельных стран континентальной системы права позиция Н.Д. Шаргородского продолжает сохранять свою актуальность. Так, в статье 112-1 нового Уголовного кодекса Франции (1992г.) указывается: «Наказуемы лишь действия, образующие преступления на момент их совершения. Могут быть назначены только наказания, законно применимые на тот же момент».

Однако новые положения распространяются на преступные деяния, совершенные до их введения в действие при отсутствии вступившего в законную силу приговора, если они менее строги, чем ранее действовавшие положения». Напротив, пункт 2 статьи 2 нового Уголовного кодекса Испании (1995г.) закрепляет прямо противоположный принцип: «2. Закон, улучшающий положение лица, имеет обратную силу, хотя бы приговор был вынесен и приведен в исполнение…» [23].

Таким образом, рассмотрение некоторых аспектов развития принципа обратной силы уголовного закона, позволяет сделать вывод об определенной закономерности такого развития по пути цивилизации и гуманизации уголовного законодательства. Несмотря на некоторые отступления от этой закономерности, имевшие место в различные исторические периоды, правила об обратной силе уголовного закона, закрепленные в новом УК РК, отражают, на наш взгляд, современные гуманистические уголовно-правовые идеи.

Литература

1. Тилле А.А. Время, пространство, закон. Действие советского закона во времени и пространстве. М., 1965. С. 5-6.

2. Бекон Ф. Собрание сочинений: В 2 т. Т.1. Спб., 1874. С. 594-597.

3. Лильберн Дж. Памфлеты. М., 1937. С.119.

4. Бентам, Иеремия. Избранные сочинения. В 2 т. Т.1. Спб., 1867. С.169.

5. Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955. С. 292.

6. Беккария Ч. О преступлениях и наказаниях. М., 1939. С. 204-211.

7. Градовский А.Д. О действии законов во времени // Журнал гражданского и уголовного права. 1873. Кн. 4. С. 11.

8. Конституции и законодательные акты буржуазных государств XVII -XVIII веков. М., 1957.С. 250.

9. Решетников Ф.М. Правовые системы стран мира: Справочник. М., 1993. С. 208.

10. Таганцев Н.С. Русское уголовное право: Лекции. Общая часть. М., 1994. С. 114.

11. Блум М.И. Действие советского уголовного закона во времени и пространстве: Дис…докт. юрид. наук. М., 1975. С. 34.

12. Белогриц - Котляревский Л.С. Учебник русского уголовного права. Общая и Особенная части. Киев; Спб; Харьков, 1904. С. 82-86.

13. Блум М.И., Тилле А.А. Обратная сила закона. Действие советского уголовного закона во времени и пространстве. М., 1969. С.68.

14. Сборник Указов РСФСР. 1922. № 20-21. Ст. 230.

15. Якубов А.Е. Обратная сила уголовного закона // Вестник Московского ун-та. Сер.11. Право. 1993. № 2. С. 63.

16. Герцензон А.А. Уголовное право: Общая часть. М., 1948. С.218.

17. Ведомости Верховного Совета СССР, 1959. № 1.

18. Брайнин Я.М. Уголовный закон и его применение. М., 1967. С.147.

19. Дурманов Н.Д. Советский уголовный закон. М., 1967. С.267-270.

20. Научно-практический комментарий к Основам уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик, М., 1961. С. 26.

21. Бойцов А.И. Действие уголовного закона во времени и пространстве. Спб.: Издательство С.- Петербургского ун-та, 1995. С. 48.

22. Шаргородский Н.Д. Уголовный закон. М., 1948. С.226.

23. Уголовный кодекс Испании. Под ред. Н.Ф. Кузнецовой и Ф.М. Решетникова. М.: Издательство ЗЕРЦАЛО, 1998. С. 11.

Размещено на Allbest.ru