Свобода личности как конституционно-правовая ценность

Размещено на http://www.allbest.ru/

СВОБОДА ЛИЧНОСТИ КАК КОНСТИТУЦИОННО-ПРАВОВАЯ ЦЕННОСТЬ

СОДЕРЖАНИЕ

1 Основы

2 Содержание и пределы свободы

Литература

1 ОСНОВЫ

«По сути дела, история человечества является историей борьбы за свободу»

Э. Фромм

Как показывает исторический опыт, проблемы свободы личности неизбежно становятся предметом научной дискуссии и нормативного регулирования в условиях становления конституционной демократии. Ярким примером тому может служить отечественная история: в царской России о свободе заговорили на волне революционных преобразований начала ХХ века; эта же тема возникла и во всех постсоветских республиках, пытающихся внедрить в свою политико-правовую практику идеалы современного конституционализма. При этом бросается в глаза обилие ярких формулировок и броских эпитетов относительно того, сколь важна и значима свобода, и в то же время острая нехватка ее четких юридических характеристик. Так, известный российский государствовед Б.Чичерин писал: «Только в условиях свободы энергия индивида может проявиться во всей полноте. В свободе - главная пружина человеческого совершенствования, этот закон действует везде» [1]. Вместе с тем общеизвестно, сколь далека от свободы была Российская империя, до конца своего существования так и не узнавшая, что такое конституция.

С этой точки зрения крайне важно, чтобы молодые независимые государства, образовавшиеся на постсоветском пространстве и находящиеся только в начале длительного пути к построению свободного и демократического общества, четко осознавали, что такое свобода личности, в чем она состоит и какие обязанности на государство возлагает. При этом следует помнить, что конституционное государство - это, прежде всего государство правовое, а значит требуется именно юридическое понятие свободы, пригодное для использования в правоприменительной деятельности. Для этого дефиниция свободы должна строиться из юридических составляющих, состоять из юридических категорий. Однако эта дефиниция не может быть построена на пустом месте: она должна «вырастать» из философских и социологических понятий, являться их «проекцией на юридическую плоскость».

Понятие свободы личности в юридическом аспекте зародилось в древних полисах Греции и Рима в V-VI веках до н. э. в связи с философскими теориями Платона, Аристотеля, Перикла, Демосфена и других замечательных мыслителей той эпохи о ценности закона, с появлением идей демократии и принципа гражданства. С античным гражданством связаны многие политические аспекты свободы: личная свобода, равное право на решение государственных дел и участие в отправлении правосудия, свобода слова и т.д. Однако в то время идеи свободы не получили широкого мирового распространения, поскольку противоречили самим устоям рабовладельческого строя. Античный человек был полностью «растворен» в своей семье, общине, полисе; он не рассматривался в качестве самостоятельной ценности, а выступал лишь средством обеспечения процветания соответствующих социальных общностей. Свобода чаще всего рассматривалась как возможность устройства жизни человека и государства на основах разума вопреки слепому року. Свобода человека трактовалась узко, как не пребывание в рабстве. Возможность поступать по своему усмотрению была мизерной: над человеком довлели религиозные догматы, общинные табу, воля старших членов рода, предписания органов власти, собственные предрассудки, беззащитность перед силами природы и т.д. Государство признавалось неограниченным; предполагалось, что оно может свободно распоряжаться личностью, жизнью, имуществом гражданина; оно могло предписывать гражданину определенные верования и определять склад его домашней жизни. В особенности велика была власть государства над личностью в древней Спарте, и лишь несколько слабее в Афинах, в других греческих государствах и в Риме. Закон Валерия и Горация (449 г. до н.э.) ограничивал арест римского гражданина за долги и по другим причинам; но эта была частная мера, защищавшая плебеев против патрициев, вовсе не возводя в принцип личную свободу. Даже те мыслители древности, которые особенно живо чувствовали недостатки общественного строя (например, Платон) в своих построениях идеального государства в этом отношении ничуть не возвышались над современными им понятиями и допускали для государства возможность существенного вторжения в личную сферу. Именно этим (в значительной мере) объясняется крайняя легкость переходов в древних государствах от состояния политической свободы личности (античных демократий) к состоянию жесточайшего деспотизма (как, например, эпоха Суллы в Древнем Риме).

Нужно было пройти почти тысячелетию раннего средневековья, пока идеи свободы вновь не зазвучали уже в феодальном обществе, на территории бывших римских провинций - в Англии, Германии, Франции, а затем - и на родине античной философии, - в Италии.

В философско-религиозной традиции Средних веков свобода - это неотъемлемая характеристика Бога, это способность творения мира «из ничего», направляемая доброй волей. Человек как образ и подобие Божие в определенных пределах наделен этой способностью. Интерпретация свободы в христианской средневековой философии была фундаментальной для понимания человека, его деятельности, взаимоотношений с Богом, людьми, природой. «Люби Бога и делай что хочешь» - это положение Августина Блаженного во многом явилось определяющим для последующего обсуждения проблемы свободы. Несмотря на узость концептуальных подходов к осмыслению свободы человека, обусловленную жесткими рамками христианских догматов, средневековая политико-правовая мысль послужила мощным толчком развития данной проблематики, поскольку впервые обратила внимание на отдельно взятого человека, вычленив его из общей массы, увидела в нем некую самоценность; она создала существенные предпосылки для либерализма и иных материалистических концепций Нового времени, развивавшихся с разложением схоластики.

В условиях острой борьбы между сословиями и королевской властью, между закрепощенными и их поработителями общество все более требовало ограничения произвола властей на всех уровнях: от общегосударственного до местного. Решение назревших в этой сфере проблем и противоречий постепенно переместилось в сферу юриспруденции, что представляется вполне закономерным, принимая во внимание проходивший в то же время ренессанс античного юридического мышления. Пальма первенства в деле юридизации свободы человека во всех её проявлениях по праву принадлежит Англии, которая традиционно считается родиной современного конституционализма. При этом следует отметить, что теория основных прав и свобод человека и гражданина изначально вплеталась в общую канву политико-правовых преобразований, становясь одной из основ конституционализма.

Наиболее ярким свидетельством «юридизации» либертарных идей стало принятие в 1215 г. Великой Хартии вольностей («Магна Карты»), ставшей краеугольным камнем английской свободы. В этом документе говорилось о пожаловании всем свободным людям Королевства различных вольностей (прототипа современных основных свобод), прослеживается идея ограждения человека от произвола чиновников, от любых произвольных поборов и штрафов. Хартия закрепляла важнейшие политико-правовые идеи, непосредственно касавшиеся представлений того времени о свободе и справедливости, в частности признание виновным лишь по приговору суда и закону, право свободного выезда за пределы Королевства и возвращения, признавала право восстания «с общиной всей земли», если Король не соблюдает мира и вольностей. Идеи, заложенные в этом правовом акте, опережали время, они не могли быть полностью реализованы в тот период и впоследствии нарушались многими правителями. Однако, по меткому замечанию А.Я Азарова, это был «рубежный документ, который знаменовал поворот государственной и общественной мысли в Англии».[2].

В XIV-XVI вв. волна революционных изменений в сфере прав и свобод человека несколько спала, что было в значительной степени обусловлено геополитическими преобразованиями в Европе; тогда внимание как ведущих представителей политико-правовой мысли, так и широких кругов общественности было более сосредоточено на вопросах суверенитета, институциональной и политико-территориальной организации государственной власти, чем на правовом положении отдельно взятой личности. Образно говоря, в это время проблема свободы государства возобладала над проблемой свободы индивида. Как справедливо отмечает один из самых авторитетных историков ХХ века, француз Ж. Ле Гофф, «средневековый человек не видел никакого смысла в свободе в ее современном понимании. Для него свобода была привилегией, и само это слово чаще всего употреблялось во множественном числе… Без общины не было и свободы. Она могла реализоваться только в состоянии зависимости, где высший гарантировал низшему уважение его прав. Свободный человек - это тот, у кого могущественный покровитель» [3].

Однако уже в ХVII веке ситуация радикально изменилась. Переход от патримониальной к национальной государственности объективно актуализовал проблему отдельной личности как творца политико-правовой истории, как активного участника государственных преобразований. Ответом на вызовы общественного развития того времени стал ряд фундаментальных политико-правовых документов о правах и свободах личности. И опять в авангарде реформ находилась Англия.

В истории Англии XVII-XVIII веков наиболее значимым документами о правах человека были Петиция о праве (1628 г.), Акт о лучшем обеспечении свободы подданного и о предупреждении заточений за морями (1679 г.), Билль о правах (1689 г.), Акт об устроении (1701 г.), Акт о дальнейшем ограничении короны и лучшем обеспечении прав и вольностей подданного (1701 г.) и др. В частности, Акт о лучшем обеспечении свободы подданного и о предупреждении заточений за морями закрепил понятие неприкосновенности личности, которая затем прочно вошла в практику не только Англии, но и многих зарубежных государств. В Билле о правах содержались гарантии против чрезмерных штрафов и жестоких наказаний. Акт о дальнейшем ограничении короны содержал положения, признающие естественный характер прав народа и законов Англии, а также обязательность исполнения монархами этих законов и соблюдения прав. Заслуживает особого внимания тот факт, что новеллизация законодательства о правах человека происходила в органичном единстве с развитием политико-правовой теории о правах человека. Богатство идей, заложенных в выше названных законах, взято из работ выдающихся мыслителей той эпохи - Дж. Мильтона, Т. Гоббса, Дж. Локка. Прежде всего - это идеи свободы, естественных прав человека, возникновения государства из свободного соглашения людей.

Так, у Т. Гоббса развернутое определение свободы гласит: «Под свободой, согласно точному значению слова, подразумевается отсутствие внешних препятствий, которые нередко могут лишить человека части его власти делать то, что он хотел бы, но не могут мешать использовать оставленную человеку власть сообразно тому, что диктуется ему его суждением и разумом» [4]. Именно Т. Гоббсу принадлежит и иное определение свободы личности, - в ее соотношении с правовыми предписаниями, - ставшее классикой современного конституционализма: «Наибольшая свобода подданных проистекает из умолчания закона. Там, где суверен не предписал никаких правил, подданный свободен делать или не делать согласно своему собственному усмотрению» [5]. Это, последнее, определение является одним из первых юридических по сути дефиниций свободы личности, поскольку переводит категорию свободы в плоскость правоотношений. Не даром оно получило широкую поддержку среди государствоведов и, как следствие, отражено во многих конституционно-правовых актах.

В свою очередь, Дж. Локк считал свободу естественным правом человека, который не обязан подчиняться воле и власти другого человека [6]. Понимая свободу как право человека распоряжаться своими действиями, владениями и собственностью в рамках законов, не подвергаясь при этом деспотической власти другого человека, Дж. Локк ставил свободу гражданского общества выше свободы, которой располагает политическая власть. У него «сообщество постоянно сохраняет верховную власть для спасения себя от покушений и замыслов кого угодно, даже своих законодателей, в тех случаях, когда они окажутся настолько глупыми или настолько злонамеренными, чтобы создавать и осуществлять заговоры против свободы и собственности подданного» [7].

Традиции британского либерализма во Франции были восприняты и развиты Ш. Монтескье. Для него политическая свобода человека состоит не в том, чтобы делать все то, что хочется. В обществе, где есть закон, свобода может заключаться лишь в том, чтобы делать то, чего должно хотеть, и не быть принуждаемым делать то, чего не должно (по закону) хотеть [8]. Обладание политической свободой, поэтому предполагает у него правление законов, при котором гражданин не боится другого гражданина. Для него свобода означала также право придерживаться собственного мнения при условии, что государство никому не будет навязывать своей позиции. Ш. Монтескье одним из первых жестко увязал степень обеспечения политической свободы с формой государства, прежде всего с его институционально-функциональной организацией. «Если власть законодательная и исполнительная будут соединены в одном лице или учреждении, - писал французский мыслитель, - то свободы не будет, так как можно опасаться, что этот монарх или сенат станет создавать тиранические законы для того, чтобы так же тиранически применять их» [9]. Иначе говоря, Ш.Монтескье разграничивает политическую свободу, выраженную в государственном строе (и осуществляемую посредством разделения и взаимного уравновешивания властей), и политическую свободу, реализуемую в чувстве уверенности гражданина в собственной безопасности.

Идеи Т. Гоббса, Дж. Локка, Ш. Монтескье, равно как и других выдающихся представителей европейской политико-правовой мысли Нового времени, были восприняты лидерами Великой французской революции и отчетливо проявились в наиболее выдающемся документе той эпохи - Декларации прав человека и гражданина 1789 г. В ней, в частности, было провозглашено: «Свобода состоит в возможности делать все, что не приносит вреда другому. Таким образом, осуществление естественных прав каждого человека встречает лишь те границы, которые обеспечивают прочим членам общества пользование теми же самыми правами. Границы эти могут быть определены только законом… Закон может воспрещать лишь деяния, вредные для общества. Все же, что не воспрещено законом, то дозволено, и никто не может быть принужден к действию, не предписываемому законом» [10]. Эти положения на столетия вперед предопределили конституционно-правовую регламентацию свободы личности, жестко увязав ее, с одной стороны, с интересами общества, а с другой - с правами окружающих лиц.

Рассматривая влияние тех или иных представителей политико-правовой мысли на идеологию и конституционно-правовые акты Великой французской революции, нельзя обойти вниманием творчество апологета идеи народного суверенитета Ж.Ж. Руссо. Для него свобода - это участие в делах сообщества, в назначении правителей, благодаря чему граждане могли бы считать, что они подчиняются лишь самим себе. «Необходимо твердо различать естественную свободу, которая ограничена только силами индивида, от свободы гражданской, которая ограничена общей волей, - отмечал Ж.Ж. Руссо. - Если исследовать, в чем именно состоит наибольшее благо для всех, которое должно быть целью всякой системы законодательства, то мы найдем, что благо это сводится к двум важнейшим вещам: свободе и равенству; свободе - потому что всякая частная зависимость равносильна отнятию у государственного организма некоторой силы; равенству - потому что свобода не может существовать без равенства» [11]. Со времен Великой французской революции, благодаря идеям Ж.-Ж. Руссо, свобода как некая конституционно-правовая ценность начала традиционно рассматриваться в неразрывной связи с равенством, проявляясь в требовании «равной свободы для всех».

Рассматривая эволюцию политико-правовых взглядов о свободе человека и их закрепление в конституционных актах, следует признать, что приоритет в этой сфере, безусловно, принадлежит европейским странам. Однако было бы серьезной ошибкой связывать либертарную традицию исключительно с Европой. Заметный вклад в развитие законодательства о свободах и правах человека внесли и Соединенные Штаты Америки. Эти бывшие британские колонии вместе с собственной независимостью переняли у своей метрополии пальму первенства в деле юридического закрепления и защиты человеческой свободы во всех её проявлениях. К числу важнейших североамериканских политико-правовых документов в этой сфере следует отнести Первую колониальную хартию, принятую в Виргинии в 1601 г., Массачусетский свод свобод 1641 г. и Хартию Пенсильвании. В 1776 г. Дж. Мэйсон пишет Декларацию прав Виргинии, где провозглашаются свобода, независимость и равенство всех жителей штата, право собственности. Безусловно выдающимся историческим документом, развивающим идеи свободы и неотчуждаемых прав человека и народа, является Декларация независимости, написанная Т. Джефферсоном, принятая единогласно тринадцатью Соединенными Штатами и утвержденная в 1776 г. Она воплотила начала свободы личности, ее автономии, и установила, что права подлежат защите от любых посягательств государства. Идея свободы, прав человека в единстве с принципами разделения властей и федерализма составляет ее основные постулаты [12]. Следует особо отметить, что многие лидеры войны за независимость США после ее успешного завершения переехали в Европу, прежде всего - в охваченную революцией Францию; вместе с ними на «историческую родину» вернулись те либертарные идеалы, за которые сражались бывшие британские колонии. Не спроста во французской Декларации прав человека и гражданина 1789 г. слышны отголоски колониальных хартий, Декларации независимости и многих других политико-правовых документов североамериканской революции.

Торжество конституционализма в США, Франции, Великобритании и последовавшее в ХIХ веке «триумфальное шествие» конституций по Европе закономерно повлекли за собой «укоренение» принципа свободы личности в качестве одного из базовых принципов любого цивилизованного государства. Вместе с тем, уже на ранних стадиях конституционализма произошло «расщепление» понятия свободы на два аспекта: свобода (англ. «liberty») как основополагающий, абстрактный принцип, отражающий положение человека в обществе и государстве, и свобода (англ. «freedom») как конкретная мера его возможного поведения. Одним из первых на «двойственность» свободы обратил внимание еще классик британского либерализма Дж. Ст. Милль, а на переломе ХIХ-ХХ вв. этот феномен четко охарактеризовал германский государствовед Г. Еллинек: «Существование ограничений, являвшихся особенно тягостными для индивида, исторически обусловило требование признания определенных прав свободы… При ближайшем рассмотрении нетрудно, однако, убедиться, что мы имеем дело не с отдельными правами, а только с особо признанными направлениями индивидуальной свободы, которая сама по себе едина и означает свободное от вмешательства государства состояние индивида» [13]. К сожалению, в русском языке, в отличие от английского, оба аспекта свободы имеют тождественное наименование, что вносит элемент неопределенности и дополнительные сложности для правоприменительной деятельности.

Анализ конституций «первого поколения» дает возможность утверждать, что на протяжении ХІХ века сформировался и получил нормативное закрепление определенный перечень гражданских свобод («freedoms»), которые в совокупности давали представление о свободном положении человека в конституционном государстве («liberty»). К числу таковых можно отнести право на личную свободу и неприкосновенность, свободу слова и печати, свободу собраний, свободу вероисповедания (свободу совести), свободу обучения (свободу образования) и, наконец, свободу союзов (право на объединение). Первые три названные свободы наиболее часто встречаются в конституционных текстах; не даром именно о них говорит А.В. Дайси в своем классическом труде об основах государственного права Англии, иллюстрируя на их примере собственное концепцию господства права [14]. Вместе с тем, лучшие образцы европейских конституций (Конституция Норвегии 1814 г., Конституция Бельгии 1831 г., Конституция Румынии 1866 г. и др.) содержат более широкий перечень гражданских свобод, прибавляя к названным выше свободу передвижения и выбора места жительства, а также свободу петиций. Одновременно происходит постепенная детализация и конкретизация конституционно-правовых норм о свободах личности, их декларирование подкрепляется установлением институциональных и процессуальных гарантий реализации.

Обобщая итоги проведенного анализа, можно утверждать, что современное понимание человеческой свободы сложилось эволюционным путем. С этой точки зрения мировая история может быть разделена на три наиболее крупных этапа:

1) с античных времен до эпохи Возрождения - формирование общественно-политических и социально-экономических предпосылок свободы личности;

2) с эпохи Возрождения до времен буржуазно-демократических революций - формирование идеологических основ свободы личности;

3) со времен буржуазно-демократических революций до настоящего времени - формирование политико-правовых основ свободы личности.

На содержании последнего этапа, и особенно - на его современной стадии, характеризующейся глобализацией политико-правовых процессов, сосредоточим свое внимание в следующей части нашего исследования.

2 СОДЕРЖАНИЕ И ПРЕДЕЛЫ СВОБОДЫ

Начиная с ХІХ века проблема свободы индивида становится одной из приоритетных в исследованиях в области философии, социологии и, безусловно, юриспруденции. К сегодняшнему дню научная мысль предложила множество разнообразных концепций и определений свободы, тем самым только подчеркивая всю многогранность, изменчивость и даже историческую обусловленность данной категории. Так, В. Гумбольдт считал, что свобода представляет, в сущности, «только возможность неопределенно разнообразной деятельности» [15], тогда как у П.А. Гольбаха свобода есть «право индивида предпринимать ради своего счастья все то, что не вредит другим согражданам» [16]. Э. Фромм был склонен считать свободой возможность действий не в рамках необходимости, а на основе осознания альтернатив и их последствий, ибо, как он говорил, хотя и не существует чего-либо, что не имело бы причины, далеко не все действия в мире детерминированы. Началом и первым проявлением свободы человека является его «самостность», автономия, «самоуправление» личности - то, что Аристотель называл «принадлежать самому себе», а Гегель - возможностью поступать всегда по собственному разумению. Классические представления о свободе, сформулированные мыслителями Нового времени, французский социолог, политолог и философ Р. Арон уже в ХХ веке дополнил ее пониманием как возможности быть социально мобильным, как права каждого освободиться из «клетки жизни», умереть в ином ролевом качестве, нежели то, в котором человек первоначально родился.

А. Шопенгауэр одним из первых обратил внимание на видовое многообразие свободы, подразделив ее на три «подвида»: физическую, интеллектуальную и моральную[17]. О многообразии свободы писали Э. Фромм и Р. Хирау, особо выделяя при этом физическую свободу перемещения и психическую свободу человеческой спонтанности. Уместно говорить также о гражданской (юридической) свободе, рамки которой обычно очерчиваются законом. Существуют понятия свободы прессы, слова, совести, академической свободы и других свобод, которые не всегда избавлены от внутренних противоречий [18]. Например, как считает З.Бжезинский, сегодня понятие свободы все чаще соотносится с определением хорошей жизни, и если общество максимизирует принцип индивидуального удовлетворения, то гражданская свобода в таком обществе превращается в абсолют. В свою очередь, Ж.Ф. Ревель различает социальную, индивидуальную и интеллектуальную свободу [19].

Особого внимания заслуживает точка зрения, высказанная по поводу «уровней свободы» российским философом С. Федосеевым. В своих размышлениях на тему «Что такое свобода?» этот автор различает два внешних уровня свободы (физический и юридический) и один внутренний [20]. По его мнению, ограничение свободы на юридическом уровне может быть двух видов - запрет и принуждение. В отличие от физического уровня, всяческие ограничения здесь переживаются личностью более остро, т.к. происходят не от бездушной природы, а от личности, с которой можно не согласиться. С другой стороны, препятствия на юридическом уровне гораздо серьёзнее, имея в виду угрозу привлечения к юридической ответственности. Правда, в своих размышлениях С. Федосеев абсолютизирует свободу личности, признавая ее ограничением даже уголовно-правовой запрет убийства, чем доходит до фактического оправдания крайних форм волюнтаризма.

Со второй половины ХIХ века все явственней становится различие между свободой в публичной и частной сферах. Под влиянием научно-технической революции человек оказывается все более вовлеченным в общественную жизнь; при этом «обобществление» человека нередко происходит за счет сужения сферы личной жизни. В результате происходят революционные изменения в индивидуальном и общественном сознании: если ранее люди веками, из поколения в поколение вели борьбу за то, чтобы быть как можно более полно вовлеченными в общественную (и прежде всего - в политическую) жизнь, будучи уверенными, что их личная жизнь достаточно защищена («мой дом - моя крепость»), то в новых условиях, с развитием печати, средств связи, теле- и радиовещания, компьютерных технологий и связанных с ними «побочных» явлений (как-то «желтая пресса», электронный шпионаж, прослушивание телефонных переговоров и т.п.) человек был вынужден начать борьбу за то, чтобы быть в достаточной степени уединенным, огражденным от общества. Пришло осознание того, что подлинно свободным можно быть лишь тогда, когда ты свободен как в своем внешнем, публичном, ориентированном на общество поведении, так и в своем внутреннем, ориентированном на себя мире. Отсюда - появление и конституционное закрепление таких свобод, как неприкосновенность личной жизни (прайвеси), неприкосновенность жилища, тайна коммуникаций и т.д.

Признание многоаспектности свободы диалектически порождает и требование обеспечения ее целостности. Так, П. Бергер писал, что утверждение единства и целостности свободы является фундаментальным требованием, ибо ограничение свободы в одной части человеческого существования непременно влияет на свободу в остальных его частях[21].

В целом, история идеи свободы сводится к выработке негативного и позитивного смысла (аспекта) свободы. Оба названных аспекта свободы достаточно четко сформулированы английским либералом ХХ века И. Берлином. В негативном смысле «…я свободен в той степени, в какой ни один человек или никакие люди не вмешиваются в то, что я делаю. В этом смысле политическая свобода - это всего лишь пространство, в котором я могу без помех предаваться своим занятиям» [22]. Позитивная свобода «…проистекает из желания быть хозяином самому себе. Я хочу, чтобы моя жизнь и мои решения зависели от меня, а не от каких бы то ни было внешних сил… Превыше всего считать себя мыслящим, наделенным волей, активным существом, несущим ответственность за свой выбор и способным его обосновать, ссылаясь на свои идеи и цели. В той степени, в какой мне представляется, что это так и есть, я чувствую себя свободным - и наоборот» [23].

Различие негативной и позитивной свободы вытекает из разных вопросов. Негативная определяется вопросом: «Велико ли пространство, в рамках которого человек или группа людей может делать что угодно или быть таким, каким хочет быть?». Позитивная обозначается другим вопросом: «Где источник давления или вмешательства, которое заставит кого-то делать то, а не это или быть таким, а не другим?». Индивид позитивно свободен, если управляет собой; негативно свободен, если другие не вмешиваются в его дела. Негативная свобода человека тем больше, чем меньше ему мешают другие люди и чем больше он действует без вмешательства других.

Вместе с тем, далеко не все исследователи согласны с различием негативной и позитивной свободы. Например, Дж. Маколлем квалифицирует свободу как отношение, состоящее не из двух, а из трех элементов: «Если речь идет о свободе субъекта (субъектов), всегда надо учитывать свободу от определенных требований, ограничений, вмешательств и барьеров, которые позволяют делать (не делать) то или другое, становиться (не становиться) тем или другим. Свобода всегда есть свобода субъекта (субъектов) от того или иного, с целью тех или иных действий (бездействий), для становления (нестановления) тем или другим. Любое высказывание о свободе должно обладать формой: «Х свободен (несвободен) от Y ради осуществления (не осуществления) С», в которой переменная Х означает субъектов, Y - требования, ограничения, вмешательства, барьеры, а С - действия, свойства характера, обстоятельства» [24]. Иначе говоря, свобода включает три элемента. На этом основании Дж. Маколлем отвергает различие «свободы от» и «свободы для», которым оперирует И. Берлин. Любое высказывание о свободе есть суждение о свободе Х от Y ради достижения С. Близкую к позиции Дж. Макколема точку зрения в этом вопросе высказывает А.Л. Анисин. По его мнению, «свобода реализуется в рамках эмпирического бытия, но при этом она всегда есть некоторая степень свободы от этого мира и свободы для осуществления себя в нем» [25].

В ответ на критику своей позиции И. Берлин признал незначительность логической дистанции между терминами негативная свобода и позитивная свобода. Ведь в действительности трудно провести строгое различие между вопросами «Кто сам себе хозяин?» и «В каком объеме он хозяин?». Одни авторы согласны с трехчленным понятием свободы, другие утверждают: «Трехаргументная формула Дж. Макколема не учитывает все богатство содержания понятия свободы» [26]. Продолжается спор о том, провел ли И. Берлин дистинкцию понятий или идентифицировал два вида концепций свободы. В целом можно констатировать, что проблема одного, двух или трех понятий свободы остается открытой для современной философии.

Вместе с тем не вызывает сомнений, что указанное различие двух аспектов свободы отражает различие, контраст шансов (негативная свобода) и способностей (средств) индивида их использовать (позитивная свобода): «Человек позитивно свободен, если делает что хочет, и негативно свободен, если никто не вмешивается в его дела» [27]. Д. Ролз различает негативную свободу и ценность свободы: «Неспособность воспользоваться своими правами и возможностями в результате бедности или невежества, а также общего недостатка средств, иногда включается в число ограничений, определяющих свободу. Я, однако, утверждать этого не буду; вместо этого я буду считать, что эти вещи влияют на ценность свободы» [28]. По мнению Р. Гудина, «…согласие с концепцией Д. Ролза ведет к выводу: шансы (виды негативной свободы) и средства (виды позитивной свободы) следует признать одновременно особыми, но одинаково важными измерениями свободы» [29].

Британский философ Ч.Тейлор подчеркивает конфликт негативной и позитивной свободы. Негативная свобода сводится к шансам, позитивная - к их реализации: «Бытие свободы есть вопрос о том, что человек может делать, какие пути перед ним открыты, независимо от его действий для реализации выбора. Такое понимание присуще негативным концепциям свободы Т. Гоббса и И. Бентама. Доктрина позитивной свободы тождественна понятию реализации, поскольку выражает представление: сущность свободы - управление самим собой. Человек свободен только в той мере, в которой он успешно руководит собой и формой своей жизни» [30]. Ч.Тейлор аргументирует различие негативной и позитивной свободы следующим образом: «При использовании понятия шансов помехами свободы считаются внешние барьеры человеческого действия. Понимая свободу как реализацию, мы имеем в виду внутренние духовные барьеры. Они тоже влияют на свободу, поскольку воздействуют на человеческие мотивы, самоконтроль и способность установления моральных различий» [31].

Негативная свобода ограничена внешними (физическими и правовыми) и внутренними (когда человек действует под влиянием алкоголя, наркотиков, обмана, манипуляции) барьерами. Внутренние барьеры - это ложные убеждения индивида, которые внедрены в него системой воспитания и ограничивают его свободу. Если внешние помехи считаются границами свободы, понятие шансов подменяется понятием реализации. Это необходимо для устранения внутренних преград при реализации свободы. Для преодоления внешних преград всегда надо действовать, тогда как для реализации свободы не всегда требуется действие: «Преодоление внешних преград связано с действием, но отсюда не вытекает, что обретенная таким образом свобода выше шансов действия» [32].

Проведенный анализ представленных позиций дает возможность сделать следующий вывод: негативная свобода - это множество шансов индивида; различие негативной (отсутствие внешних преград) и позитивной (преодоление внутренних преград) свободы относительно, их соотношение имеет диалектический характер; индивид обладает негативной свободой при отсутствии внутренних и внешних преград; эти преграды есть продукт человеческой деятельности; негативная свобода связана с условиями индивидуальной свободы.

Право не в состоянии каким-либо образом регламентировать позитивную свободу человека; оно может лишь определять ее негативную составляющую, указывая конкретные пределы действия свободной воли человека. Вместе с тем, позитивное право обращается к сознанию субъектов правоотношений, указывая им модели возможного или должного поведения. Из этого следует, что правовое регулирование непосредственно устанавливает рамки негативной свободы человека и в то же время формирует необходимые условия для того, чтобы человек ощущал себя свободным. Анализ эволюции свободы человека свидетельствует о непрерывном расширении границ негативной свободы человека, неуклонном пополнении перечня индивидуальных свобод (freedoms), постоянном увеличении возможностей для всестороннего развития человеческой индивидуальности.

Подавляющее большинство исследователей придерживается той точки зрения, что субъектом свободы выступает единичный индивид. Однако высказываются и другие мнения по этому вопросу. В частности, британский философ Г. Коэн определяет субъект свободы как отношение между свободой и рабством: «Отдельные пролетарии свободны, поскольку они могут покинуть ряды пролетариата - пишет Г. Коэн, - Но это не меняет их рабского положения, поскольку они не могут коллективно выйти из рабочего класса. При капиталистической системе экономики социальную карьеру может сделать каждый пролетарий. Но такая удача не может улыбнуться всем, поскольку капитализм невозможен без наемной рабочей силы. А она исчезнет, если большинство рабочих сделает социальную карьеру» [33]. На этой основе Г. Коэн сформулировал нетривиальные тезисы о свободе в условиях современного государственно-монополистического капитализма: положение современных рабочих аналогично положению заключенных, из которых только у одного есть шанс бегства; но все убежать не могут; поэтому современный рабочий класс коллективно несвободен и является совокупным рабом.

Другие философы оспаривают идею коллективного субъекта свободы (рабства). «Крайне удивляет представление, согласно которому все индивиды не имеют никакой свободы на все действия, если она не может быть осуществлена всеми одновременно, - пишет Дж. Грэй, - Разумеется, все не могут одновременно потребовать пособия по безработице, стать слесарями или профессорами политической философии. Но отсюда не следует, что у нас нет свободы на такие действия» [34]. Действительно, отождествление потенциальной возможности вести себя определенным образом с реальным достижением желаемого результата выглядит недостаточно корректным.

На наш взгляд, свободу индивида не стоит противопоставлять свободе коллективных субъектов. Более того: свобода коллектива возможна лишь при условии свободы каждого из его членов. Не может быть свободным народ, в котором наряду со свободными есть несвободные, зависимые от воли других лиц. Коллективная воля может быть столь же свободной или несвободной, сколь и воля индивидуальная. Однако при этом нужно иметь в виду, что сложность формирования единой воли пропорциональна количеству составляющих ее субъектов.

Что может делать свободный субъект, что считать барьером свободы? Наиболее однозначный ответ звучит так: «Индивид не свободен тогда и только тогда, когда действия других индивидов не дают ему возможности осуществить любое действие. Индивид свободен, если действует невзирая ни на что и ни на кого» [35]. Угрозы и санкции никого не лишают свободы, поскольку индивид может отвечать за свои действия. По сути, угрозы и санкции идентичны шансам: ни то, ни другое не уменьшает свободу; в обоих случаях препятствия модифицируют желания, но не возможность действия.

Рассмотрим аргументы в пользу такого вывода. Другие субъекты ограничивают мою свободу, если понижают привлекательность определенного поведения. Г. Штейнер считает, что если барьеры ограничивают действия индивида, то свобода зависит от желаний и является психическим состоянием, а не физическим фактом. Барьер свободы как физический факт означает: «Границы деятельности индивида прямо пропорциональны величине территории физического пространства и числа физических предметов, пользоваться которыми ему не дают» [36]. Например, заключенный несвободен, поскольку его пространство и средства ограничены. Но свобода остальных индивидов возрастает при заключении преступника в тюрьму. Они пользуются физическим пространством и предметами, недоступными заключенному. Свобода - это постоянная величина, которую можно только перераспределять, но не увеличивать и не уменьшать. Рабство одного человека увеличивает свободу другого: «Универсальное стремление к личной свободе есть игра с нулевым результатом» [37]. Нет смысла говорить о росте общей суммы свободы по мере социальной динамики. Проблема состоит в перераспределении свободы.

Г. Штейнер определяет свободу как физический факт, который не зависит от желаний: «Действие сводится к овладению определенными территориями физического пространства и обладанию определенными материальными предметами» [38]. Если субъект действует свободно, физические элементы действия принадлежат только ему, а не другим субъектам. Субъект есть собственник и распорядитель данного физического пространства и предметов. Если исключить действие законов физики, субъект определяет изменения предметов в данном пространстве. Он контролирует данное пространство и предметы, если может исключить физическую возможность их захвата и использования другими субъектами.

Концепция Г. Штейнера отражает практику первичного индивидуального (группового) захвата участков земли и последующей колонизации целых территорий. Но физикалистская концепция свободы не учитывает влияние прав и законов на свободу. Если согласиться с идеей перераспределения свободы, то установленное право ограничивается законами, которые не устраняют физические барьеры свободы.

Однако вмешательство других индивидов влияет на свободу, поскольку меняет привлекательность определенных действий. Например, Ф. Хайек считает принуждение барьером свободы. Согласно Ф. Хайеку, термин свобода описывает связи людей, единственным нарушением которых является взаимное принуждение. «Свободно лицо или нет зависит не от диапазона выбора, - отмечает Ф. Хайек, - а от того, может ли оно надеяться формировать свою линию поведения в соответствии со своими нынешними намерениями, либо от того, имеет ли возможность кто-то иной так руководить обстоятельствами, что лицо будет вынуждено действовать по воле того иного, а не по собственной воле. Свобода предусматривает, что индивид имеет некоторую гарантированную частную сферу и что есть определенный набор обстоятельств в её среде, в которые никто не может вмешиваться» [39]. По мнению данного автора, принуждение (а не права и законы) ограничивает свободу; свобода - это независимость от произвола другого человека. При соблюдении законов как общих абстрактных правил, устанавливаемых независимо от способа применения, индивиды не подчиняются воле другого человека и потому свободны. Принуждение - это угроза нанесения вреда человеку; если же закон ухудшает жизнь людей, нет принуждения, а есть свобода.

Интересной с точки зрения юридического осмысления свободы является концепция Р. Нозика. Она базируется на теории прав человека, согласно которой справедливые (соответствующие правам) действия не нарушают свободу [40]. Главная проблема данной концепции свободы состоит в ее зависимости от неопределенной теории прав человека. Связь свободы со справедливостью лишает понятие свободы политического содержания: «Нозик считает понятие свободы моральной категорией, полагая, что нарушить ее могут только неправовые действия. Р. Нозик игнорирует ситуации, при которых бедность и нищета вынуждают людей нарушать мораль. Он отбрасывает представление, согласно которому бедняки не могут быть свободны. Главный признак несвободы - нарушение прав, а не отсутствие выбора» [41].

Д. Миллер показал, что этика свободы не отрицает ее физические и социальные барьеры. Например, свобода человека не уменьшается, если на его пути оказалась скала, хотя он не может идти ранее избранным путем. Свобода ограничивается, если барьеры создают другие люди. В этом случае человек лишается не только физической, но и юридической свободы путешествий: «Важная проблема состоит в том, на кого возлагается ответственность. Ответ сводится к определению барьеров свободы. По сути, речь идет о проблеме, решение которой не может быть этически нейтральным» [42].

Описанные подходы фиксируют нерешенные проблемы построения непротиворечивой концепции свободы. Понимание свободы как отсутствия препятствий и квалификация принуждения как предела свободы оставляет открытым вопрос: что считать принуждением? В этой связи Д. Ролз пишет: «…свобода является определенной структурой институтов, определенной системой публичных правил, определяющих права и обязанности. В этом контексте личности свободны делать нечто, когда они свободны от определенных ограничений делать или не делать это, и когда их делание или неделание защищено от вмешательства со стороны других личностей. Если, например, мы рассмотрим свободу совести так, как ее определяет закон, то индивиды имеют эту основную свободу, когда они свободны преследовать свои моральные, философские или религиозные интересы без юридических ограничений, которые требуют от них заниматься или не заниматься какой-то определенной формой религиозной или другой практики, и когда у других индивидов есть юридическая обязанность не мешать им» [43].

Итак, суть проблемы свободы - детальный анализ соотношения основных прав и обязанностей индивида. Любые ссылки на негативную, внутреннюю или позитивную свободу еще ничего не говорят о дескриптивных и нормативных аспектах свободы. Дескрипция предполагает описание множества барьеров свободы. Индивид обладает (не обладает) свободой в зависимости от способности их преодолеть. Нормативный аспект связан с вопросом: что считать барьером? Ответить на него невозможно без использования аргументов и оценок из состава различных теорий общества и морали. Политические идеологии предлагают разные концепции свободы. Но большинство определяет свободу как отсутствие препятствий, не вникая в тонкости проблемы.

свобода личность конституционный правовой

ЛИТЕРАТУРА

1. Чичерин Б. О народном представительстве. - М., 1899. - С.49-50.

2. Азаров А.Я. Права человека. - М.: Новое знание, 1995. - С.12-23.

3. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада / Пер. с франц. - Екатеринбург: У-Фактория, 2007. - С.342.

4. Мир философии. Ч. 2. - М.: Политиздат, 1991. - С.175.

5. Гоббс Т. Избранные произведения. В 2-х тт. Т.2. - М.: Мысль, 1964. - С.241.

6. Локк Д. Сочинения. В 3-х т. Т. 3. - М.: Мысль, 1988. - С.292.

7. Локк Д. Сочинения. В 3-х т. Т. 3. - М.: Мысль, 1988. - С.349.

8. Монтескье Ш. Избранные произведения. - М.: Госполитиздат, 1955. - С.288-289.

9. Монтескье Ш. О духе законов // Правовая мысль: Антология / Авт. сост. В.П. Малахов. - М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2003. - С.212.

10. Декларация прав человека и гражданина от 26 августа 17879 г. // Конституции государств Европейского Союза / Под общ. ред. Л.А. Окунькова. - М.: Изд. гр. ИНФРА-М - НОРМА, 1997. - С.685.

11. Руссо Ж.Ж. Об общественном договоре, или принципы политического права // Авт.-сост. В.П. Малахов. - М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2003. - С.220-221.

12. Теория права и государства / Под ред. Г.Н. Манова. - М.: БЕК, 1996. - С.23.

13. Еллинек Г. Общее учение о государстве. - СПб.: Юрид. центр Пресс, 2004. - С.406.

14. См.: Дайси А.В. Основы государственного права Англии. - Пер. с англ. - М.: Типогр. Т-ва И.Д. Сытина, 1907. - С.234-323.

15. Гумбольдт В. О пределах государственной деятельности. - М.: Социум, Три квадрата, 2003. - С.6.

16. См.: Гольбах П.А. Естественная политика, или Беседы об истинных принципах управления // Антология мировой политической мысли. В 5 т. Т. I. Зарубежная политическая мысль: истоки и эволюция. - М.: Мысль, 1997. - С.462-463.

17. Шопенгауэр А. Свобода воли // Антология мировой политической мысли. В 5 т. Т. I. Зарубежная политическая мысль: истоки и эволюция. - М.: Мысль, 1997. - С.691-693.

18. Фромм Э., Хирау Р. Предисловие к антологии. Природа человека // Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. - М.: Прогресс, 1990. - С.154.

19. Revel J.F. Democracy Against Itself. - USA: Free Press, 1993. - P.156.

20. Федосеев С. Размышления на тему: «Что такое свобода?» (Материалы третьей научной конференции преподавателей и студентов 14-15 марта 2002 г.) - Новосибирск: Новосибирский университет, 2002. - С.185-190.

21. Бергер П. Капиталистическая революция. - М.: Прогресс, 1994. - С.102.

22. Берлин И. Философия свободы. Европа. - М.: Новое литературное обозрение, 2001. - С.125-126.

23. Берлин И. Указ.соч. - С.137.

24. MacCallum G. Negative and positive freedom // Liberty / Red. Miller D. - Oxford: Oxford University Press, 1991. - P.102.

25. Анисин А.Л. Смысл жизни и личность человека. - http://www.russned.ru/.

26. Gray J., Pelczynski Z. Conceptions of Liberty in Political Philosophy. - London: Athlone Press, 1984. - P.326-327.

27. Levin M. Negative liberty // Social Philosophy and Policy. - 1984. - №2. - P.85.

28. Ролз Д. Теория справедливости. - Новосибирск: Изд-во Новосибирского университета, 1995. - С.184.

29. Goodin R. Freedom and the welfare state: theoretical foundations // Journal of Social Policy. - 1982. - №11. - P.152.

30. Taylor C. What's wrong with negative liberty // The Idea of Freedom. Essays in Honour of Isaiah Berlin / Red. А.Ryan. - Oxford: Oxford University Press, 1979. - Р.176.

31. Taylor C. Op.cit. - P.179.

32. Baldwin T. MacCallun and the two concepts of freedom // Ratio. - 1984. - №26. - Р.131-132.

33. Cohen G. Capitalism, freedom and the proletariat // The Idea of Freedom. Essays in Honour of Isaiah Berlin / Red. А.Ryan. - Oxford: Oxford University Press, 1979. - Р.24.

34. Gray J. Marxian freedom, individual liberty and the end of alienation // Social Philosophy and Policy. - 1986. - №4. - Р.167.

35. Steiner H. Individual liberty // Liberty / Red. D.Miller. - Oxford: Oxford University Press, 1991. - Р.123.

36. Ibid. - Р.137.

37. Ibid. - Р.138.

38. Steiner H. Individual liberty // Liberty / Red. D.Miller. - Oxford: Oxford University Press, 1991. - Р.137.

39. Гаєк Ф.А. Конституція свободи / Пер. з англ. - Львів: Літопис, 2002. - С.21.

40. Такое понимание не учитывает факт: бандиты нарушают уголовный кодекс и усматривают в этом свободу.

41. Cohen G. Robert Nozick and Wilt Chamberlain how patterns preserve liberty // Justice and Economic Distribution. Red. Arthur J., Shaw W. Englewood Cliffs, New York, 1978, Р.258.

42. Miller D. Constraits on freedom // Ethics. 1983, nr 94, Р.72.

43. Ролз Д. Указ. соч. - С.183.

Размещено на Allbest.ru