Актуальные проблемы уголовного права и криминологии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Министерство Внутренних дел Российской Федерации

• Волгоградская Академия

АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ УГОЛОВНОГО ПРАВА И КРИМИНОЛОГИИ

СБОРНИК НАУЧНЫХ ТРУДОВ

Волгоград 2001

I. ПРОБЛЕМЫ УГОЛОВНОГО ПРАВА

Вопросы дифференциации ответственности за преступления в сфере экономической деятельности

Уголовный Кодекс Российской Федерации 1996 г. Далее -УК. заметно расширил спектр средств дифференциации ответственности за деяния, описанные в гл. 22. Это и установление правила о допустимости уголовной ответственности за приготовление лишь к тяжкому и особо тяжкому преступлению, и допустимость применения различных видов освобождения от ответственности по не реабилитирующим основаниям, и использование квалифицирующих и особо квалифицирующих признаков для расслоения ответственности лиц, виновных в совершении экономических преступлений.

Анализ норм гл. 22 показывает, что в подавляющем числе случаев совершения деяний, содержащих признаки основного состава преступления (32 из 36), ответственность в силу ч. 2 ст. 30 УК за приготовление исключается, поскольку санкции статей предусматривают наказание не свыше 5 лет лишения свободы. Что же касается квалифицированных и особо квалифицированных видов, то в половине случаев (14 из 23) уголовная ответственность за приготовительные действия не исключена. В целом получается, что по двум третям основных и квалифицированных составов гл. 22 (41 из 61) немыслима квалификация содеянного по совокупности с ч. 1 ст. 30 УК, поскольку приготовительная деятельность оказывается уголовно ненаказуемой.

По достаточно широкому кругу дел о преступлениях гл. 22 мыслимо применение института освобождения от уголовной ответственности: относительно 61 вида поведения - в связи с деятельным раскаянием, ввиду примирения с потерпевшим либо в связи с изменением обстановки (ст. 75-77), поскольку санкции за них не превышают соответственно двух и пяти лет лишения свободы.

Осуществлено по сравнению с Кодексом 1960 г. уточнение содержания так называемых оценочных признаков состава преступления: в ряд статей гл. 22 введены примечания, конкретизирующие таковое содержание, по сути превращающие оценочные понятия в признаки точного значения.

Унифицированы приемы описания квалифицированных видов преступлений: как правило, описание начинается со слов: «то же деяние», «те же деяния», «деяния, предусмотренные частями первой или второй настоящей статьи» и т. п. Исключение в этом плане составляет ч. 2 ст. 188 УК, где воспроизводятся по сути все признаки основного состава контрабанды (кроме «крупных размеров»), что влечет громоздкость диспозиции статьи о квалифицированной контрабанде.

По ряду позиций, однако, в вопросах правовой регламентации и дифференциации ответственности УК либо не превосходит прежнее уголовное законодательство, либо даже уступает ему. Это касается прежде всего использования такого важного средства дифференциации наказания в Особенной части УК, как квалифицирующие обстоятельства. Анализ норм гл. 22 свидетельствует об ослабленном внимании законодателя к данному средству дифференциации.

Во-первых, лишь половина статей главы (17) содержит упоминание о квалифицированных составах. В остальных статьях описан только основной состав преступления.

Во-вторых, заметно сужен круг используемых для расслоения ответственности признаков: до 12 вместо 21, использовавшихся в УК 1960 г. на момент прекращения его действия.

В-третьих, не произошло сколь либо заметных подвижек в оперировании «набором» (сочетанием) квалифицирующих признаков, а равно в повторяемости, многократности применения того или иного признака в разных составах.

Так, в гл. 22 использованы двух- трехкратно лишь три сочетания:

- неоднократно или организованной группой (в трех статьях);

- неоднократно либо группой лиц по предварительному сговору, либо лицом, ранее судимым, либо в особо крупном размере (в двух статьях);

- организованной группой и в особо крупном размере, либо лицом, ранее судимым (в двух статьях).

Во всех остальных случаях использования тех или иных сочетаний (всего - двенадцати) они употреблены однократно, лишь в одной из диспозиций.

В условиях наличия совпадающего родового объекта, а для групп преступлений - и группового (видового), такое положение нормальным признать нельзя.

Перед законодателем в период конструирования отдельных глав Особенной части УК и дифференциации наказания за описываемые в главе деяния, стоят в числе других и следующие задачи: 1) правильно определить круг обстоятельств, характерных для каждой классификационной группы преступлений внутри главы и могущих выступать квалифицирующими признаками; 2) наметить типичные сочетания признаков, которые разумно использовать многократно, как бы по «шаблону», при конструировании квалифицированных составов преступлений одной классификационной группы.

С обеими этими задачами законодатель справился слабо. Так, в группе преступлений в сфере денежного обращения (ст. 186, 187 УК) встречается всего один повторяющийся признак, а использованные сочетания не совпадают. Подобная ситуация - и в группе преступлений в сфере предпринимательской деятельности (ст. 169-174 УК).

В рамках одной группы посягательств при совпадающем объекте, единой форме вины и т. д. подобное положение явно ненормальное.

Бросается в глаза также терминологическое разнообразие в обозначении вреда - говорится о крупном размере, крупном ущербе, значительном размере, значительном ущербе, существенном вреде и т. д. При совпадающих терминах, в соответствии с примечаниями к отдельным статьям, в них вкладывается различное содержание, что тоже не украшает нормы главы. В других случаях, оперируя совпадающими терминами (например, крупные размеры, крупный ущерб), законодатель подчас избегает их расшифровки, в то время как применительно к другим статьям в примечаниях содержание термина раскрывается.

Думается, что если бы - как это предлагалось в свое время отдельными юристами - законодательные определения основных понятий и терминов были сконцентрированы в одной статье Общей или Особенной части, отмеченного разнобоя и в обозначении, и в толковании признаков состава удалось бы избежать.

Обратим внимание и на отсутствие прогресса в новом УК по конструированию санкций: в гл. 22 альтернативные виды санкций составляют 63 %, а доля кумулятивных санкций и того меньше - 50 % ( в УК 1960 г. их было на момент прекращения его действия соответственно 57 и 66 %). А ведь с альтернативными и кумулятивными санкциями связаны большие возможности судов по индивидуализации наказания .

Таким образом, нормы гл. 22 УК далеки от совершенства. Причины этого, как представляется, кроются в следующем: очевидно, при конструировании данной главы основное внимание законодателя было сосредоточено на формировании многочисленных новых норм анализируемой главы, и вопросы дифференциации ответственности отошли как бы на второй план. Подвела и законодательная техника - она по прежнему находится не на должной высоте.

Неправомерное завладение чужим имуществом в российском уголовном праве

Уголовно-правовой охране собственности в России всегда придавалось большое значение. С первых законодательных актов круг деяний, именуемых сейчас имущественными преступлениями, определялся весьма широко. Интересы собственников защищались не только от исторически наиболее распространенных и опасных посягательств (краж, разбоев, поджогов и т. п.), но и от иных не таких очевидных нарушений.

В Краткой редакции Русской Правды Текст Краткой Русской Правды см.: Российское законодательство X-XX веков. В 9-ти т. М., 1984. С. 47-49. указывалось, что «кто поедеть на чюжем коне, не прошав ег(о), то по(ло)жити 3 гривне» (ст. 12) Там же. С. 47.. Если учесть, что в ст. 31 этого же законодательного акта отмечено: «А иже крадеть любо кон(ь), любо волы, или клеть...» Там же. С. 48., то становится вполне ясно, что уже в XI в. на Руси отличали кражу от неправомерного завладения имуществом. При этом под защитой находилось и недвижимое имущество. Так, ответственность устанавливалась и за порчу межевых знаков В ст. 34 Краткой редакции Русской Правды записано: «А иже межу переореть любо перетес, то за обиду 12 гривне» (Там же Т 1, С. 48).. В Пространной редакции Русской Правды упомянутые отношения были урегулированы аналогичным образом См.: Там же. С. 66, 69..

По Судебнику 1497 г. в ст. 62 предусматривалось за нарушение межевых знаков «из великого князя земли боярина и монастыря, или боярской и монастырской у великого князя земли, или боярской и монастырской у боярина, или боярской у монастыря, и кто межу сорал или грани ссек, ино того бити книтием, да исцу взяти на нем рубль. А христиане промежу себя в одной волости или в селе кто у кого межу переорет или перекосит, ино волостелем или поселковому имати на том за боран по два алтына и за рану присудят, посмотря по человеку и по ране и по рассуждению» Российское законодательство X-XX веков. М., 1985. Т. 2. С. 61.. В Судебнике 1550 г. (ст. 87) охрана недвижимого имущества при нарушении межевых знаков занимала не менее важное место См.: Там же. С. 118..

В Соборном Уложении 1649 г. устанавливалась ответственность за потраву (ст. 208 гл. X), причинение вреда собственнику скота, оказавшегося на чужих полях или лугах (ст. 209 гл. X), завладение скотом (ст. 210 гл. X), землей (ст. 211 гл. X) См.: Российское законодательство X-XX веков. М., 1985. Т. 3. С. 136-138.. Строго каралась ловля рыбы в чужом пруду:

«А будет кто у кого татиным обычам выловит ис пруда или из саду рыбу, и того татя изымают с поличным, а сыщется про то вправду, что он покрал впервые, и такова бити батоги, а будет вдругие тот же с поличным изыман будет, и такова за такую вину бити кнутом, а будет в третьие тот же изыман будет с поличным, а поличное и гривны не стоит, и такова казнити отрезатти ухо» (ст. 90 гл. XXI) Там же. С. 245..

Глава I раздела XII Уложения о наказаниях уголовных и исправительных в редакции 1885 г. была посвящена ответственности на насильственное завладение чужим недвижимым имуществом и за истребление граничащих меж и знаков См.: Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1885 года. Петроград, 1916. С. 1019-1022.. Так, в ч. 1 ст. 1601 Уложения говорилось о всяком нападении с насилием на чужие земли, дома, или иное какое-либо недвижимое имущество, с намерением завладеть таковым, вследствие присваиваемых или даже и законных, но еще не признанных окончательным судебным решением прав, или же под каким бы то ни было другим предлогом, особенно если через это нападение сам хозяин или владелец того имения, или живущие в нем или управляющие им, или же домашние, слуги или крестьяне из такового изгнаны, а в ч. 2 этой же статьи - о нападении, учиненном людьми вооруженными, или при котором нанесены кому-либо тяжкие побои, или же сделано или допущено что-либо иное, грозившее опасностью жизни или нанесением увечья, ран или повреждением здоровья лицам, бывшим в том имении или старавшихся препятствовать завладению таковым См.: Там же. С. 1019.. «Когда при нападении с насилием на чью-либо землю, дом или иную недвижимую собственность, захвачено и унесено или увезено находившееся в оной какое-либо движимое имущество, то виновные в том, сверх вознаграждения за причиненные сим убытки, приговариваются... к наказаниям, определенным за насильственное нападение на чужую собственность, или же за разбой, грабеж, или кражу, смотря по тому, которым из сих способов движимое имущество было похищено» (ст. 1603) Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1885 года. С. 1021. «Похищение чужого имущества, смотря по видам сего преступления и сопровождавшим оное обстоятельствам, признается разбоем, грабежом, кражею или мошенничеством» (Там же. С. 1040)..

В советский период специальных норм, предусматривавших уголовную ответственность за неправомерное завладение имуществом, длительное время не существовало. Это, однако, не свидетельствовало, что уголовно-правовая борьба с наиболее опасными формами такого поведения не велась. На пролетарском этапе самовольные захваты земли, имущества иногда могли быть квалифицированы как экономическая контрреволюция (ст. 58⁷ УК РСФСР 1926 г.) либо как преступление против порядка управления (ст. 59¹ УК 1926 г.), не говоря уже о том, что судебная практика тех лет довольно часто весьма широко трактовала понятие хищения чужого имущества, включая в него и неправомерное завладение движимым имуществом, что ст. 16 УК 1926 г. допускала аналогию закона См.: Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР 1917-1952 гг. М., 1953. С. 259, 268, 269..

На этапе позднего социализма сначала ответственность за неправомерное завладение чужим имуществом, к примеру, могла наступить в соответствии со ст. 199 (самовольный захват земли и самовольное строительство) или ст. 200 (самоуправство) УК РСФСР 1960 г. См.: Уголовное законодательство Союза ССР и союзных республик. М.,1963. Т. 1. С. 137. В 1965 г. в УК 1960 г. была введена ст. 212¹ (угон автотранспортных средств) См.: Ведомости Верховного Совета РСФСР. 1965. № 27. Ст. 670..

Лишь в 1994 г. (то есть уже после принятия Конституции России 1993 г., в пост социалистический период) в УК 1960 г. были введены ст. 148¹ (неправомерное завладение транспортным средством, лошадью или иным ценным имуществом без цели хищения) со ст. 148² (неправомерное завладение чужим недвижимым имуществом) См.: Собрание законодательства Российской Федерации. 1994, №10. Ст. 1109. №3. С. 12-15.. Нормы, установленные этими статьями УК 1960 г., несмотря на их отдельные недостатки, таким образом, органично продолжили традиции дореволюционного уголовного права, адекватно отразили реалии постсоветского периода развития российского общества, устранили пробельность в охране отношений собственности средствами уголовного права.

Поэтому нельзя признать удачной произведенную законодателем частичную и полную декриминализацию в УК РФ 1996 г. ранее в соответствии со ст. 148¹, 148² УК 1960 г. преступных деяний. Наверное, неправомерное завладение автомобилем или иным транспортным средством без цели хищения (ст. 166 УК) в жизни встречается чаще, нежели неправомерное завладение без цели хищения иным ценным (либо в крупном размере) или недвижимым имуществом. Однако отсюда отнюдь не вытекает, что по стоимости сравниваемое с автомобилем или иным транспортным средством другое имущество должно оставаться без соответствующей уголовно-правовой защиты. Ведь норма, предусмотренная ст. 166 УК, включена ныне в главу о преступлениях против собственности, а совсем не в главу 10 Особенной части УК 1960 г. («Преступления против общественной безопасности, общественного порядка и здоровья населения»), в которой ранее и находился ее прототип, описанный в ст. 212¹ УК 1960 г. Почему же тогда интересы собственников и владельцев иного, чем транспортные средства, имущества по существу в нарушение ч. 2 ст. 8 Конституции России не охраняются уголовным законом?

Необходимо также иметь в виду следующее обстоятельство. Борьба с экономической организованной преступностью предполагает обязательное перекрытие каналов, по которым ей поступают финансовые средства. Однако не секрет, что зачастую финансовое благополучие организованных групп зиждется на неправомерном завладении чужими финансовыми средствами, чужим движимым и недвижимым имуществом.

Сказанное дает основание к выводу о том, что следует восстановить норму, предусматривающую ответственность за неправомерное завладение чужим недвижимым имуществом, а название и диспозиция части первой ст. 166 УК должны быть изложены примерно в такой редакции:

«Статья 166. Неправомерное завладение автомобилем или другим транспортным средством либо иным ценным имуществом без цели хищения

1. Неправомерное завладение автомобилем или другим транспортным средством либо иным ценным имуществом без цели хищения».

Важно подчеркнуть, что предлагаемое изменение ст. 166 УК создает надежную правовую основу для пресечения деяний, связанных с так называемой «прокруткой» денег. Любой предприниматель, представитель финансовой структуры или «теневого бизнеса», «временно позаимствовавший» финансовые средства у государства, населения или своих коллег, следовательно, просто подлежал бы ответственности по всей строгости санкций ст. 166 УК. А это, в свою очередь, не могло бы положительно не отразиться на ситуации в сфере борьбы с экономической преступностью.

О повторности преступлений

Повторность преступлений в российском уголовном праве имеет зубчатую историю. Число их в законодательстве то увеличивалось, то сокращалось. Неизменным оставалось лишь одно - повторность, независимо от формы ее проявления, всегда влекла увеличение наказания. Эта особенность актуализирована и ныне действующим Уголовным кодексом. Сохранились, по существу, и почти все признаки, характеризующие институт повторности в целом. Как и прежде (УК РСФСР 1960 г.) повторностью преступлений признается совершение лицом или группой лиц двух преступлений и более независимо от наличия судимости за предыдущее деяние. Даже количество статей, предусматривающих повторность в своих квалифицированных составах, осталось примерно тем же. Лишь число разновидностей (форм) повторности сократилось вдвое (с шести до трех) и сформулированы определения их понятий.

Сегодня в УК 1996 г. выделены: неоднократность (ст. 16), совокупность (ст. 17) и рецидив (ст. 18). «Повторно», «в виде промысла», «систематически» утратили свое прежнее уголовно-правовое значение и в действующем законодательстве не используются. По моим подсчетам а разделе УШ неоднократность выполняет роль квалифицирующего обстоятельства в 52 статьях, рецидив («ранее судимым») - в 11 статьях, опасный и особо опасный рецидив («ранее два и более раза судимым») - в 10 статьях. Причем, рецидив, самостоятельно символизирующий повторность, закреплен в 9 статьях (ст. 158-163, 165, 221, 226, 229) - только

в сочетании с неоднократностью, что при первом прочтении представляется непреодолимым рубиконом между этими понятиями. На самом же деле это не так, о чем сказано ниже.

Из трех статей, описывающих признаки повторности, сквозное значение имеют неоднократность и рецидив, поскольку используются в качестве самостоятельных понятий в Общей и Особенной частях УК. «Совокупность» в Особенной части не закреплена и, стало быть, она как разновидность повторности, лишена принципиального значения.

Совокупность ныне (равно как и в УК 1960 г.) - правило, порядок назначения наказания лицам, совершившим несколько преступлений, и поэтому относить ее к числу форм повторности вряд ли корректно. К тому же в соответствии с ч. 1 ст. 16 УК неоднократностью преступлений признается не только совершение двух или более преступлений, предусмотренных одной статьей или частью статьи УК (аналогичные по юридически значимым признакам преступления), но и совершение двух или более деяний, предусмотренных различными статьями. Правда, данное положение оговаривается случаями, предусмотренными соответствующими статьями Особенной части УК. Но как бы то ни было речь идет об однородных и разнородных преступлениях, указанных в п. 3 примечания к ст. 158 и в примечании к ст. 221 УК. Здесь же для наглядности процитирую положение ч. 1 ст. 17 УК «Совокупностью преступлений признается совершение двух и более преступлений, предусмотренных различными статьями или частями статьи настоящего Кодекса, ни за одно из которых лицо не было осуждено». Иначе совокупность могут образовать однородные и разнородные деяния. Возникает явное совпадение признаков, в равной мере характеризующих понятия неоднократности и совокупности и, следовательно, одно из них (надо думать, совокупность) лишнее.

Дальнейший анализ ст. 16 УК показывает, что неоднократность преступлений предполагает и рецидив, когда, в частности, судимость за ранее совершенное преступление не была в законном порядке погашена или снята. Отсюда вытекает по крайней мере два замечания. Во-первых, составители раздела 2 УК 1996 г. ни на йоту не отступили от положений института повторности, разработанных в теории и закрепленных в УК 1960 г., во-вторых, содержание ст. 18 УК не имеет специфических особенностей, присущих уголовно-правовому понятию, рецидив - излишество засоряющее УК.

Изложенные тезисы приводят к выводу, в Уголовном кодексе было бы желательно закрепить лишь понятие неоднократности (правильнее повторности), отказавшись от совокупности и рецидива как «холостых», бессодержательных понятий. Положительное решение этого вопроса упростило бы и порядок назначения наказания по нескольким преступлениям, и подвинуло бы правосудие к неукоснительному соблюдению принципа справедливости, ибо в действительности в преступности «чистые» неоднократность, совокупность, рецидив - не правило, скорее исключение из него. Сказанное подтверждается нижеследующими соображениями.

Еще в 80-х годах отмечалось несовершенство уголовного законодательства при назначении наказания лицам, совершившим несколько однородных и разнородных преступлений. Но если в то время в доктрине уголовного права господствовало мнение о повышенной общественной опасности лиц, совершивших ряд аналогичных преступлений (в том числе и специального рецидива) по сравнению с виновными в серии однородных деяний, то к принятию УК 1996 г. это теоретическое воззрение уже не являлось доминирующим. Тем не менее, составители нового УК остались, по существу, на прежней позиции, а по некоторым положениям ее усугубили. Так, если по УК РСФСР 1960 г. (ст. 40) при назначении наказания по совокупности преступлений применялся принцип поглощения менее строгого наказания более строгим наказанием или принцип полного или частичного сложения наказаний, но в пределах санкции статьи, предусматривающий более строгое наказание (что позволяло суду более или менее избирательно поступать при назначении вида и размера наказания), то в соответствии с ч. 3 ст. 69 УК в основу назначения наказания по совокупности преступлений положен лишь принцип полного или частичного сложения наказания, ограничив таким образом судебное усмотрение при вынесении обвинительного приговора. Более того, реализация этого принципа невозможна без учета положений ст. 16 и ст. 17 УК, руководствуясь которыми виновному в совершении предположим 10 разбойных нападений на граждан в их жилищах (преступления, предусмотренные одной статьей) грозит наказание до 12 лет лишения свободы (ч. 2 ст. 162 УК), а лицу, совершившему простую кражу, а затем хотя бы один разбой (преступления, предусмотренные различными статьями) до 15 лет лишения свободы. Впечатление еще более усилится от усложнения предложенной ситуации еще хотя бы одним однородным деянием (грабеж, мошенничество, вымогательство, др.) и той меры наказания (до 25 лет лишения свободы), которая может быть применена к такому виновному.

Естественен вопрос, рациональны ли законодательно признанные разновидности института повторности и соответствующие ему правила назначения наказания? Соответствуют ли они принципу справедливости, и чем продиктована необходимость закрепления в УК понятий совокупности, а также и рецидива преступлений? Положительный, взвешенный ответ дать весьма затруднительно.

Полемика возможна и, скорее всего, ожидаема по вопросам, на мой взгляд, идеальной совокупности преступлений. Однако, что такое идеальная совокупность и каково ее уголовно-правовое предназначение? Будучи учтенной в ч. 2 ст. 17 УК как деяние, содержащее признаки двух или более преступлений, она нашла свое конкретное воплощение в так называемых составных преступлениях, признаки которых описаны в основных квалифицированных и особо квалифицированных составах (ст. 10, 126, 131, 157-164, 209 и многих других). Традиционно ответственность по вопросам квалификации таких деяний и правилам назначения наказания взял на себя Пленум Верховного Суда Российской Федерации (постановления ПВС РФ: от 27 января 1999 г. «О судебной практике по делам об умышленно убийстве»; от 25 апреля 1995 г. «О некоторых вопросах применения судами законодательства за преступления против собственности»; от 22 апреля 1992 г. «О судебной практике по делам об изнасиловании» и др.). При этом вносимые им рекомендации не отличаются последовательностью и не всегда соответствуют духу и букве закона. В частности, разве можно признать руководством право применения квалификацию изнасилования, сопряженного заражением потерпевшей венерической болезнью или ВИЧ-инфекцией, по совокупности ст. 131 и ст. 121 или ст. 122 УК. Или убийство, сопряженное с вымогательством - по совокупности соответствующих преступлений? Очевидно, предлагаемая квалификационная модель означает двойную ответственность ч. 2 ст. 69 УК, поскольку повышенная общественная опасность названных и других деяний предусмотрена самим законом. И идеальная совокупность таким образом лишается правового основания. Совмещение в квалифицированном составе двух или более преступлений - искусственное конструирование идеальной совокупности, неоправданно усиливающей уголовную репрессию и, более того, потенциально содержащей элементы объективного вменения.

Вызывает недоумение и ныне действующие правила назначения наказания при рецидиве преступлений (ст. 68 УК). Первое, что бросается в глаза - это декларативный характер части первой ст. 68, которая во многом дублирует положения принципа справедливости (ч. 1 ст. 6 УК) и общие начала назначения наказания (ч. 3 ст. 60 УК). Но главное содержание части второй этой статьи вошло в прямое противоречие с конституционным принципом, отрицающим возможность двойной ответственности за одно и то же преступление (ст. 50 Конституции РФ), и с принципом равенства граждан перед законом (ст. 4 УК).

Проиллюстрирую сказанное примером с вопросом. Что ожидает лиц, совершивших по предварительному сговору серию квартирных краж с причинением потерпевшим значительного ущерба? Неправдоподобно, но факт - штраф, а в худшем для них варианте - лишение свободы на срок от 2 до 6 лет (ч. 2 ст. 158 УК). Но простая кража зерна, совершенная ранее дважды судимым за ту же кражу, карается только лишением свободы на срок от 5 до 10 лет. С учетом же положений ч. 2 ст. 68 УК минимальное наказание будет равняться шести с лишним годам лишения свободы. Получается двойная ответственность: данное лицо понесет наказание за фактически содеянное (максимум до 3 лет лишения свободы) и за то, что уже погашено отбытием наказания за ранее им учиненное. Искусственность, надуманность рассмотренной законодательной конструкции очевидна. И её нельзя обойти вниманием, ибо ужесточение уголовной репрессии за рецидив преступлений - нечто иное, как смещение ее центра тяжести на прискорбно известное «опасное состояние» личности преступника.

Давно уже отмечалось, что фактор «наличия судимости» не может быть признан главным в определении степени общественной опасности субъекта повторных преступлений См.: Кривошеин П. К. Повторность в советском уголовном праве (теоретические и практические проблемы). Киев, 1990. С. 78.. Не наличие судимости за предшествующее деяние, а устойчивость анти социальной направленности определяет повышенную опасность повторного преступления, не наличие судимостей, а количество преступлений, им совершенных, является ее критерием. Примеров сказанному предостаточно (дела Чикатило, Каримова, Оноприенко и т. д.). Для общества опаснее то лицо, которое при прочих равных условиях совершило большее количество преступлений. Если же критерием степени общественной опасности признать наличие судимостей, то рассматриваемая проблема перестанет быть уголовно-правовой, переместившись в сферу уголовно-исполнительных отношений и криминологического анализа.

Закрепление в УК в качестве самостоятельных трех понятий, дублирующих смысл одного и того же явления социальной действительности - дорогая дань традиции советского нормотворчества.

Гражданский кодекс Российской Федерации и отношения собственности, охраняемые уголовным правом

Уголовный кодекс Российской Федерации одной из своих задач называет охрану собственности (ст. 2). Помимо того, что собственность защищена нормами специально предназначенной для этого главы 21 («Преступления против собственности»), немалое число норм охраняют ее в качестве дополнительного или факультативного объектов (например, ст. 205, 212, 213, 214, 227 УК). Между тем содержание отношений собственности, а следовательно, и содержание значительного числа составов преступлений нельзя полностью уяснить без обращения к нормам Гражданского кодекса, в которых урегулированы эти отношения.

Поскольку из объектов собственности граждан теперь не исключены земля и другие природные ресурсы (ч. 2 ст. 9 Конституции Российской Федерации), весьма актуален вопрос о разграничении предмета хищений (чужого имущества) и предмета экологических преступлений.

В ГК указывается, что право собственности на земельный участок распространяется на находящиеся в границах этого участка поверхностный (почвенный) слой и замкнутые водоемы, находящиеся на нем лес и растения , что собственник вправе использовать по своему усмотрению все, что находится над и под поверхностью этого участка, если иное не предусмотрено законами о недрах, об использовании воздушного пространства, иными законами и не нарушает права других лиц (ч. 2, 3 ст. 261).

Исходя из этого, предметами хищения надо считать вещи, которые образуют инфраструктуру земельного участка, как-то: поверхностный (почвенный) слой, лес и растения.

Животные, звери и птицы, рыба, если они специально не приобретены для частного владения или не разводятся в нем, не являются предметами хищения. Более итого, неделимость природы, экологическая безопасность среды (ч. 2 ст. 36, ст. 42, 58 Конституции) предполагают ответственность и собственника за посягательства на правильное природопользование (например, не исключается ответственность за незаконную охоту в случаях отстрела зверей и птиц как временно оказавшихся на частной территории, так и обитающих там).

Нельзя считать хищением сбор дикорастущих плодов, ягод, грибов, цветов, трав и т. п., ибо сами по себе запрещение собирания и произрастание на частном земельном участке еще не превращает таковые в имущество. Ст. 221 ГК признает за лицами, осуществляющими на законных основаниях сбор общедоступных (включая и указанные выше) вещей, права собственности на эти вещи. Однако если бы подобные вещи изначально определялись как имущество (значит, и чужое тоже), то наименование «общедоступные» было бы неприемлемым, так как чужого общедоступного имущества быть не может по существу. Отсюда и не разрешенное собственником земельного участка собирание общедоступных вещей нельзя расценивать как изъятие его имущества.

Предметом хищения могут быть как движимые («Вещи, не относящиеся к недвижимости, включая деньги и ценные бумаги, признаются движимым имуществом» - ч. 2 ст. 130 ГК), так и недвижимые вещи («К недвижимым вещам (недвижимое имущество, недвижимость) относятся земельные участки, участки недр, обособленные водные объекты и все, что прочно связано с землей, то есть объекты, перемещение которых без несоразмерного ущерба их назначению невозможно, в том числе леса, многолетние насаждения, здания, сооружения» - ч. 1 ст. 130 ГК). Конечно, подавляющее число хищений связано с изъятием движимого имущества. Тем не менее в последнее время очевиден и рост количества хищений недвижимого имущества, которое, понятно, в большинстве случаев как недвижимость изъять нельзя, но путем присвоения, обмана или злоупотребления доверием обратить в пользу похитителя или других лиц вполне возможно.

По ГК «собственнику принадлежат права владения, пользования и распоряжения своим имуществом» (ч. 1 ст. 209). Он «вправе по своему усмотрению совершать в отношении принадлежащего ему имущества любые действия, не противоречащие закону и иным правовым актам и не нарушающие права и охраняемые законом интересы других лиц, в том числе отчуждать свое имущество в собственность другим лицам ... распоряжаться им иным образом» (ч. 2 ст. 209 ГК).

Поэтому уничтожение (повреждение) собственником своего имущества, если при этом не нарушаются права и интересы других лиц, по общему правилу должно расцениваться как распоряжение имуществом «иным образом». Естественно, что такое уничтожение (повреждение) не может признаваться и преступным.

Если, однако, уничтожившее (повредившее) имущество лицо было собственником лишь его части, то уголовная ответственность этого лица за уничтожение (повреждение) другой части имущества в соответствии со ст. 167 (умышленные уничтожение или повреждение имущества), ст. 168 (уничтожение или повреждение имущества по неосторожности) УК не исключается. Понятно, что уголовная ответственность за иные преступления наступает и тогда, когда уничтожение (повреждение) своего имущества сопряжено с их совершением (допустим, преступлений против жизни или здоровья, общественной безопасности либо государственной власти).

Вместе с тем необходимо отличать действия по распоряжению своим имуществом от действий процессуального характера, связанных с отказом собственника от привлечения к уголовной ответственности лиц, посягнувших на его собственность.

Так, среди практических работников правоохранительных органов иногда бытует мнение, что по делам о преступлениях против собственности привлечение к уголовной ответственности всецело зависит от желания или нежелания собственника См.: Законность. 1996. № 12. С. 22.. Именно с целью перелома в таких убеждениях, «разоружающих» правоохранительные органы в борьбе с преступлениями против собственности (в упомянутом смысле мало чем отличающихся, к примеру, от многих преступлений в сфере экономической деятельности или посягательств на интересы службы в коммерческих и иных организациях) , и написан п. 2 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 25 апреля 1995 г. «О некоторых вопросах применения судами законодательства об ответственности за преступления против собственности», где подчеркивается, что «дела о преступлениях против чужой, в том числе и государственной, собственности являются делами публичного обвинения и не требуют для их возбуждения, производства предварительного расследования и судебного разбирательства согласия собственника или иного владельца имущества, ставшего объектом преступного посягательства».

В ГК урегулированы отношения, возникающие по поводу бесхозяйных вещей (ст. 225), движимых вещей, от которых собственник отказался - брошенных вещей (ст. 226), находки (ст. 227), безнадзорных животных (ст. 230) и клада (ст. 233). Если правилами этих статей ГК не исключается приобретение права собственности на указанные вещи, право собственности на них может быть приобретено в силу приобретательной давности (ч. 2 ст. 225).

В то же время едва ли можно признать полностью урегулированными отношения, возникающие по поводу находки и клада. Во всяком случае, гражданско-правовой ответственности, наступающей за деяния, нарушающие такие отношения, для их эффективной защиты недостаточно.

Присвоение найденного или случайно оказавшегося у лица ценного либо в крупных размерах чужого имущества по общественной опасности не уступает многим преступлениям против собственности (к примеру, хищениям на незначительную сумму, неквалифицированным составам причинения имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием и умышленного уничтожения или повреждения чужого имущества). В связи с чем декриминализация этого деяния не только социально необоснованна (разве в России уже не осталось кладов, по неосторожности или по вине третьих лиц из владения собственников уже не выходят особо ценные грузы, имущество и т. д.?), но и снижает эффективность общего направления борьбы с преступлениями против собственности, уменьшает возможности правоохранительных органов противостоять экономической преступности.

Отношении укрывательства и приобретения или сбыта имущества, заведомо добытого преступным путем

В теории и судебной практике до сих пор нет однозначного решения вопроса о том, в каком соотношении состав заранее не обещанного укрывательства находится с составом приобретения или сбыта имущества, заведомо добытого преступным путем.

Многие ученые допускают возможность идеальной совокупности этих преступлений. Например, И. Я. Козаченко и Т. Ю. Погосян, анализируя признаки состава преступления, предусматривавшегося в ст.208 УК РСФСР 1960 г., подчеркивали: « В случае если виновный достоверно знает о конкретном преступном способе добычи этого имущества, его действия подлежат квалификации по совокупности ст. 208 и 189…»¹¹ Уголовный кодекс Российской Федерации: Научно-практический комментарий / Под ред. Л. Л. Кругликова. Ярославль, 1994. С.558..

Вместе с тем в юридической литературе нередко признается, что совершение такого преступления, как приобретение или сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем, затрудняет деятельность органов правосудия²² См.: Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР / Под ред. Ю. Д. Северина. М., 1984. С.426.. А некоторые ученые даже прямо заявляют, что «специальным видом укрывательства является приобретение или сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем»³³ Барков А.В. Уголовный закон и раскрытие преступлений. Минск, 1980. С. 99.. Такой взгляд, по сути дела, заставляет предположить, что составом приобретения или сбыта имущества, заведомо добытого преступным путем, охватывается и состав укрывательства.

Отсутствие по этому вопросу единства в теории приводит к тому, что многие практические работники не имеют четкого представления о соотношении данных составов. Так, около 38% опрошенных практических работников признались в том, что им неизвестны критерии отграничения укрывательства от приобретения или сбыта имущества, заведомо добытого преступным путем, хотя соответствующие нормы и помещены в разные разделы Уголовного кодекса.

В ряде случаев дело доходит до того, что один и тот же эпизод, участниками которого являются различные лица, выполняющие идентичные роли, в отношении одних из них квалифицируется как приобретение (сбыт) имущества, заведомо добытого преступным путем, а в отношении других - по совокупности с укрывательством⁴⁴ См., например: Архив Ворошиловского районного суда г. Волгограда за 1995 год. Дело №1-248..

На наш взгляд, для определения соотношения составов преступлений, предусмотренных ст. 175 и 316 УК, важно, с одной стороны, обратить внимание на то, что приобретение или сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем, вовсе не всегда затрудняет и даже не всегда способно затруднить деятельность правоохранительных органов по раскрытию преступления и изобличению преступника. Напротив, нередко именно обнаружение деятельности по реализации имущества становится ключом в расследовании основного преступления. Не случайно контроль за рынками, комиссионными магазинами является одним из наиболее распространенных оперативно - розыскных мероприятий в раскрытии преступлений, имеющих корыстную направленность¹¹ Подробнее об этом см.: Магомедов А. Применение ст.208 УК РСФСР - важное средство предупреждения хищений//Социалистическая законность.1973.№8.С.55.

² Аналогично считает Б. Т. Разгильдиев (См.: Разгильдиев Б. Т. Уголовно-правовые проблемы прикосновенности к преступлению. Саратов, 1981. С. 72.. А это значит, что вряд ли правомерно считать приобретение или сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем, частным случаем заранее не обещанного укрывательства преступлений.

В то же время отнюдь не всегда, когда виновный достоверно знает о конкретном преступном способе добычи этого имущества и тем не менее приобретает (сбывает) его, содеянное требует применения двух статей УК - 175 и 316. Ведь в большинстве случаев приобретающий или сбывающий имущество, заведомо приобретенное преступным путем, не направляет свою деятельность на то, чтобы виновный в основном преступлении избежал уголовной ответственности и наказания. А без этого, как представляется, не может быть речи об укрывательстве.

Совокупность же укрывательства и приобретения (сбыта) имущества, заведомо добытого преступным путем, мыслится лишь в следующих ситуациях.

Во-первых, в том случае, когда действия по сокрытию преступления, в частности, по утаиванию добытого в процессе совершения особо тяжкого преступления, выступают в качестве промежуточного звена на пути реализации этого имущества. Здесь речь идет о реальной совокупности преступлений, при которой вначале совершается укрывательство, а затем возникает и осуществляется умысел на выполнение деяния, предусмотренного ст. 175 УК.

Во-вторых, совокупность возможна в том случае, когда приобретение (сбыт) имущества, добытого в результате совершения особо тяжкого преступления, является целенаправленным способом сокрытия преступления, но одновременно служит и удовлетворению корыстных побуждений либо основного преступника, либо приобретающего имущество лица.

В остальных же случаях о совокупности указанных преступлений вряд ли следует говорить. Верной представляется точка зрения С. Мыльникова и Б. Разгильдиева, считающих что, если лицо, приобретая, сбывая, храня имущество, заведомо добытое преступным путем, способствовало достижению корыстных или иных низменных побуждений преступника, добывшего это имущество, и при этом не преследовало цели воспрепятствования привлечению последнего к уголовной ответственности, то такое деяние следует рассматривать по признакам ст. 208 УК РСФСР (1960 г.). Если же лицо лишь стремиться устранить возможность привлечения того же преступника к уголовной ответственности, то будет укрывательство.

Подчеркнем также, что о квалификации деяний по совокупности нельзя говорить и в том случае, когда действия, выразившиеся в утаивании имущества, направлены уже на сокрытие собственного преступления, заключающегося в приобретении имущества, добытого преступным путем. Поэтому для правильного применения закона важно установить, когда именно и в связи с чем возник умысел на утаивание имущества от правоохранительных органов.

Право собственности как объект преступных посягательств: проблемы ограничений

В юридической литературе объект преступления традиционно определяется как общественные отношения, охраняемые уголовным законом от преступных посягательств. При этом общественные отношения понимаются как отношения между людьми в процессе их совместной деятельности или общения, находящихся под охраной правовых норм.

В соответствии с ч. 1 ст. 2 УК собственность является одним из объектов охраны от преступных посягательств. Нельзя отождествлять понятие «собственность» с понятием «имущество» и «вещь». Собственность есть отношение определенных лиц к материальным благам как к своим, как принадлежащим им.

Собственность представляет собой общественные отношения между субъектами по поводу вещей, заключающиеся в присвоенности материальных благ одному лицу либо совокупности лиц и отчужденности этих же благ от всех других лиц ⁴. При краже, грабеже, других преступлениях против собственности объектом преступления выступает не похищаемое имущество непосредственно, а общественные отношения собственности, охраняемые уголовным законом. Содержанием отношений собственности являются отношения по владению, пользованию и распоряжению имуществом.

Не могут быть объектом преступления непосредственно нарушенные преступником уголовно-правовые нормы, охраняющие собственность. Нормативная теория объекта преступления, разработанная в середине прошлого века видным русским юристом В. Д. Спасовичем, рассматривала уголовно-правовую норму в качестве объекта преступления. Норма не может быть объектом преступных посягательств. В качестве таковых могут вступать только охраняемые законом общественные отношения.

Под объектом преступления А. В. Наумов понимает «те блага (интересы), на которые посягает преступное деяние и которые охраняются уголовным законом». Блага представляют собой «то, что дает достаток, благополучие, удовлетворяет потребности». К ним относятся объекты материального мира, обладающие определенными потребительскими свойствами. Однако, как справедливо отмечает А. В. Наумов, материальные предметы внешнего мира, на которые непосредственно воздействует преступник, осуществляя преступное посягательство, представляет собой предмет преступления.

При таком подходе следует, что благо одновременно является и объектом и предметом преступления. Кроме того, уголовный закон должен охранять от преступных посягательств не любые, а только законные интересы. Для того, чтобы исключить подобную ошибку, на наш взгляд, под объектом преступления следует понимать охраняемые уголовным законом общественные отношения по поводу благ и законные интересы, на которые посягает преступное деяние.

Отношения собственности не являются объектом исключительно уголовно-правовой охраны. Они охраняются, регулируются и защищаются прежде всего нормами гражданского права. Уголовное право берет под свою охрану собственность при наиболее опасных на нее посягательствах (например, кражи, грабежи, разбой, вымогательство и т. п.). Менее опасные посягательства на отношения собственности являются предметом гражданско-правового регулирования.

Институт права собственности является одним из центральных институтов гражданского права. Действующее гражданское законодательство признает неприкосновенность собственности (п. 1 ст. 1 ГК РФ). Граждане, юридические лица, субъекты РФ, муниципальные образования и иные субъекты гражданского права могут самостоятельно и с учетом собственных интересов приобретать и осуществлять свои имущественные права. При этом они свободны в закреплении своих прав и обязанностей на основе договора, если условия договора не противоречат действующему законодательству.

Современное представление о праве собственности исходит из невозможности закрепления исчерпывающего перечня правомочий собственника, отказа от тезиса абсолютной власти собственника над вещью и расширения понятия объекта собственности за пределы чисто вещных прав в сферу нематериальных благ (собственность в денежной форме, интеллектуальная собственность, авторское право и т. д.)

В. В. Гребенников считает, что при недостаточности сознания собственника в процессе эксплуатации принадлежащего ему имущества, если его действия наносят ущерб общественным интересам, «на помощь обществу должен прийти закон, устанавливающий ограничения произвола со стороны собственника в интересах всего общества в целом»¹¹ Гребенников В. В. Институт собственности в условиях рыночной экономики и социального государства. М., 1996. С. 11.

² Дернбург Г. Пандекты (Т. 1, Ч. 2, нем. изд.). Вещное право. 6-ое исправленное издание (Берлин, 1900 г.). СПб, 1905. С. 60.¹. По его мнению в этом и состоит одна из основных задач правового регулирования субъективного права собственности.

С принятием нового Гражданского кодекса РФ у собственника в отношении принадлежащего ему имущества появилось право совершать «любые действия» (п. 2 ст. 209 ГК РФ), в том числе отчуждать свое имущество в собственность другим лицам, передавать им, оставаясь собственником, права владения, пользования и распоряжения имуществом, отдавать имущество в залог и обременять его другими способами, распоряжаться им иным образом. Вместе с тем, к действиям собственника при реализации им своих правомочий предъявляются следующие требования:

- они не должны противоречить закону и иным правовым актам;

- они не должны нарушать права и охраняемые законом интересы других лиц.

Г. Дернбург писал: «Собственность может быть, однако, более или менее лишена присущих ей, как таковой, правомочий». При предоставлении третьим лицам права пользования чужим имуществом собственник устраняется от пользования имуществом. Это устранение Г. Дернбург рассматривает как ограничение права собственности, поскольку далее он пишет: «Есть другие ограничения, например запрет отчуждения, еще более суживающие право собственности. Таких ограничений может при известных условиях накопиться столько, что правомочия собственника ими окончательно парализуются. Но этим понятие и существо права собственности не видоизменяется. Оно в таких случаях подавлено в своих проявлениях, но оно не уничтожено: сила его по своей полноте выступает наружу, коль скоро отпадают по какой-либо причине правомочия, стеснявшие его»².

В этом проявляется свойство упругости или эластичности права собственности.

На наш взгляд нельзя рассматривать ограничения права собственности вне его содержания. В связи с этим заслуживает поддержки мнение венгерского юриста Эрши, который на основе анализа действующего права современных европейских государств делает вывод, что «ограничения собственности становятся неотъемлемым элементом содержания собственности»¹¹ Eorsi G. Comparative civil (private) law. Law types, law groupes, the roads of legal development. Budarest, 1979. P. 246.

² Курдиновский В. И. Об ограничениях права собственности на недвижимое имущество по закону (По русскому праву). Одесса.

По мнению западноевропейских ученых Бринца и Виндшейда, ограничение права собственности заключается в изъятии некоторых полномочий из его содержания. Такой подход представляется не совсем верным и не отражает самой природы ограничений. Ограничение права собственности не может заключаться в изъятии из его содержания отдельных полномочий. Ограничивать можно то, что остается в границах права. Нельзя ограничить то, что изъято, исключено из содержания права. В. И. Курдиновский пишет: «При ограничении, правомочие, подлежащее ограничению, не исключается из права собственности. Оно остается в праве собственности, но не может быть осуществлено во всем своем содержании. Собственник может осуществлять это правомочие лишь настолько, насколько это возможно при ограничении...»².

Подтверждением того, что ограниченное правомочие собственника не исключается из содержания права собственности является то обстоятельство, что при устранении ограничения отсутствует необходимость в новом приобретении правомочия, подвергавшегося ограничению. Например, существование сервитута как препятствия извне затрудняет собственнику осуществлять в полном объеме принадлежащее ему право на соответствующий земельный участок. С прекращением сервитута собственник освобождается от обязанности терпеть стеснения, вызванные необходимостью соблюдения прав владельца сервитута в отношении его имущества.