Умысел и его виды

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ

ФГОУ ВПО «СИБИРСКИЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ЮРИДИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ

КАФЕДРА УГОЛОВНОГО ПРАВА

УМЫСЕЛ И ЕГО ВИДЫ

(Курсовая работа)

Хундяков Сергей Анатольевич

Группа Ю-27

Научный руководитель

Севастьянов А.П., доцент К.Ю.Н

Красноярск 2008

Содержание

Введени3

1. Понятие умысла в Российском уголовном законодательстве

2. Виды умысла, выделяемые в науке уголовного права

Заключение

Список использованных источников и литературы

Введение

По моему мнению, изучение субъективной стороны преступления является более сложным моментом в постижении студентами элементов состава преступления. С этим же столкнулся и я при изучении данного вопроса. В своей работе я не стремился охватить все признаки данного элемента состава преступления. Поскольку подробное изучение целого элемента состава преступления требует достаточно много времени, большого количества специальной научной литературы, я выбрал для самостоятельного изучения тему: умысел и его виды. Как известно, законодателем выделяется две формы вины: умысел и неосторожность. В свою очередь умысел подразделяется на прямой и косвенный (ст. 25 УК РФ), а неосторожность- на легкомыслие и небрежность (ст. 26 УК РФ). Однако данная классификация получила законодательное закрепление лишь в Уголовном Законе 1996 года. В предыдущем Уголовном законодательстве существовала иная точка зрения на этот счёт, поэтому я решил проследить особенности законодательного закрепления такой формы вины как умысел в Уголовном законодательстве. Поэтому свою работу я структурировал следующим образом: Введение; понятие умысла в Российском Уголовном законодательстве; Умысел как форма вины; виды умысла, разграничение прямого и косвенного умысла; заключение и список использованной литературы.
Я хотел бы обратить внимание на то, что за неимением других доступных источников уголовного законодательства дореволюционного периода, при рассмотрении вопроса "Умысел в Российском законодательстве в дореволюционный период" я воспользовался трудом великого русского учёного Н.С. Таганцева. На мой взгляд, профессор уголовного права не мог необъективно отразить реалии законодательства того времени.
В связи с тем, что наши современники пользовались в своей практической деятельности при применении норм уголовного права в большинстве своём Уголовным кодексом 1960 года, при изучении данного вопроса я выделил особенности определения умысла в данном законе отдельным пунктом.

1. Понятие умысла в Российском уголовном законодательстве

Понятие умысла начало формироваться еще в дореволюционный период. Так например, первое правовое закрепление умысел получил в Уложении о наказаниях 1845г. Уголовное уложение (ст. 48) определяет, таким образом, понятие умышленной виновности: преступное деяние почитается умышленным, не только когда виновный желал его учинения, но также когда он сознательно допускал наступление обусловливающего преступность сего деяния последствия.

По поводу этого определения в объяснительной записке указано: понятие умысла или вины умышленной определяется двумя признаками - сознанием совершаемого и направлением воли, хотением (в современном законодательстве - желанием). Хотение составляет главный момент этого вида виновности, так как желать или даже и допускать что-либо возможно только при сознании желаемого. Поэтому комиссия в свое определение первого вида умысла и внесла только момент хотения, не упоминая о сознании действующего, хотя, само собой разумеется, что при разрешении в каждом отдельном случае вопроса об умышленности этого рода суд должен, прежде всего, установить наличность сознания, а потом уже определить направление воли действовавшего. Подобного же воззрения на существо умышленной вины держалось и в Уложении 1845 г.

Поэтому умысел, может быть определен как сознательное и водимое направление деятельности, а умышленным преступным деянием может быть называемо деяние, сознаваемое и водимое деятелем в момент его учинения. Таким образом, первым элементом умысла является сознательная деятельность, т.е. наличность соотношения между событием, вызванным во внешнем мире деятельностью лица, и представлением, которое существует совершившемся у деятеля Таганцев Н.С. "Русское Уголовное право". М., Наука. 1994. с. 229..

Умысел предполагает, например, представление о конкретном благе, на которое направляется посягательство, так что юридически нельзя говорить об умысле вообще на убийство, на кражу, на ниспровержение правительства, а необходимо, чтобы умысел был направлен на жизнь какого-либо лица, на взятие какого-либо предмета; но, с другой стороны, эта определенность объекта не означает сознания всей совокупности его индивидуальных черт, а иногда ограничивается только определением общих условий места и времени посягательства.

Таким образом, по мнению Таганцева, умышленным убийцей будет тот, кто решился убить всякого, кого он встретит в данном месте, а равно и тот, кто из мести к жителям данной деревни отравил колодец, из которого они берут для питья воду, хотя бы последствием этого и было отравление кого-либо, случайно проходившего через деревню. Мы называем убийство умышленным, как действовавший сознавал, что он направляет свой выстрел в человека, что последствием выстрела будет смерть лица; умышленность убийства не зависит от того, знал ли стрелявший, сколько лет жертве, красива ли она или дурна, больна или здорова и т.д.; Если виновный предполагал ошибочно, что он стреляет в брюнета, а не в блондина и т.п., он, тем не менее, остается убийцей Таганцев Н.С. "Русское Уголовное право". М., Наука. 1994. с. 230
.

Далее, кроме объекта, реальный характер умышленного преступного деяния предполагает известную специализацию способа и средств действия, если мы только говорим о преступной воле как о причине преступного действия. Таганцев считает, что должен быть признан умышленным убийцей тот, кто, желая утопить другого, бросил его в реку, а оказалось, что сброшенный умер не от утопления, а оттого, что, падая, ударился о камень и пробил себе череп Таганцев Н.С. "Русское Уголовное право". М., Наука. 1994. с. 230..

По мнению Таганцева, кроме сознания, умысел заключает в себе и другой момент - хотение, направление нашей воли к практической деятельности, представляющийся не менее, если даже не более важным. Всякая виновность есть виновность воли, а, следовательно, и виновность умышленная, ибо только волевым актам могут быть придаваемы эпитеты "злой", "добрый". Этот момент хотения также представляется сложным как относительно своего содержания, так и относительно своего сформирования.

Весьма часто желания благодаря их содержанию, их условиям возникновения бесследно проносятся перед нами, не оставляя никаких, дальнейших следов в нашей психической жизни; но иногда желания, благодаря настроению лица или совпадению их с его характером, получают, так сказать, значение волевых актов, делаясь или отправной точкой построения разных планов, или даже стимулом дальнейшей деятельности лица, определяют его поведение. В последнем случае возникшие желания получают двоякое значение.

Как возбуждающий момент нашей деятельности, желание, получившее воленаправляющую силу, является стимулом, мотивом, а как полагаемый нашим сознанием предел, достижением которого должна завершиться наша деятельность, оно составляет цель действия. Таким образом, мотив и цель моменты психической деятельности, рассматриваемой с двух различных точек зрения: ощущение голода рождает в нас желание его удовлетворения; если для его удовлетворения мы предпринимаем что-либо, то это желание удовлетворения как отправной пункт деятельности будет мотивом, а как предел, ее заканчивающий, - целью.

Как мотив, так и цель могут быть простыми, когда, например, удовлетворение желания иметь карманные часы может быть исключительно и мотивом, и целью деятельности, или же сложными. Сложная цель, кроме того, как предел деятельности, может быть расчленяема во времени.

Таким образом, хотение как элемент умышленной вины предполагает возбуждение к деятельности или мотив, постановку цели, выбор намерения и обрисовку плана.

Наиболее старым и наиболее важным практическим делением умышленной виновности, является различие между умыслом прямым (dolus directus) и непрямым (dolus indirectus, а позднее eventualis), хотя самое понятие об этих типах в истории доктрины существенно изменялось. Так, в первичном, дофейербаховском периоде под непрямым умыслом понимали умысел предполагаемый, свидетельствуемый обстоятельствами дела, например, употребленным оружием, силой удара и т.д., благодаря которым можно было заключить, что виновный сознавал, что делает, а потому и умышлял на сознанное. Таганцев пишет, что это деление вызывало неоднозначную реакцию: с одной стороны, по поводу вводимой этим путем презумпции виновности, а с другой - ввиду отождествления умышленности с сознательностью. Позже выросло новое учение о непрямом эвентуальном умысле, или преступном безразличии, с выделением другой группы случаев, относимых к непрямому умыслу, в смешанную виновность, под именем culpa dolo determinata Таганцев Н.С. "Русское Уголовное право". М., Наука. 1994. с. 244..

Сознательное направление нашей деятельности на правоохранительные объекты, по этой теории, может быть двоякое:

или посягающий желал именно этого посягательства, ради него и предпринял какое-либо действие - умысел прямой;

или же, предвидя, что предпринятое им произведет такое нарушение, он безразлично к этому относился, допускал его наступление - умысел эвентуальный.

По общему правилу, наравне и по отношению к уголовной ответственности, влияя разве только на меру наказания при выборе ее судом: человек, безразлично относящийся к тому, что из его действий произойдет чья-нибудь смерть, весьма нередко может проявлять такую же нравственную испорченность и такую же опасность, как и человек, прямо желающий чьей-нибудь смерти" Таганцев Н.С. "Русское Уголовное право". М., Наука. 1994. с. 245..

По поводу различия в объеме обоих видов умысла объяснительная записка указывает: "Преступные деяния в том техническом значении, которое придано этому понятию первой статьей, могут быть, по их внешней характеристике, подразделены на четыре группы:

1) преступные содеяния, т.е. акты деятельности виновного, воспрещенные сами по себе, безотносительно к вызванным ими результатам;

2) содеяния, преступность коих обусловливается наличностью известного, указанного законом последствия;

3) преступное бездействие, или неисполнение чего-либо требуемого законом, воспрещенное само по себе, безотносительно к вызванным им результатам;

4) бездействие, преступность которого обусловливается наступлением известного, указанного законом, последствия" Таганцев Н.С. "Русское Уголовное право", М., Наука. 1994..

По отношению к первому виду умысла, т.е. умыслу прямому, закон говорит, что преступное деяние почитается умышленным, если виновный желал его учинения; при этом слово "его" охватывает все вышеуказанные оттенки, входящие в родовое понятие преступного деяния; прямой умысел, следовательно, возможен при всех видах преступных деяний - важных и маловажных, активных и пассивных. Необходимо заметить, что в законодательство тех лет входило понятие альтернативного умысла, когда действующий предполагал возможным наступление одного из нескольких последствий, одинаково желая каждого из них, или умысла специального, когда для полноты субъективной виновности при отдельных преступных деяниях требовалась не только определенность намерения, но и определенность цели.

Уложение о наказаниях 1845 г. (ст. 4) различало в умысле две степени:

1) когда деяние учинено вследствие не внезапного, а заранее обдуманного намерения или умысла, и

2) когда оное учинено, хотя и с намерением, но по внезапному побуждению, без предумышления Таганцев Н.С. "Русское Уголовное право". М., Наука. 1994. с. 246.

Обдуманность относилась к составлению умысла, а не к действию; поэтому выполнение деяния в аффекте, происходящем от опьянения или возникшем в силу оказанного жертвой сопротивления, не устраняло возможности признать деяние учиненным предумышленно, и, наоборот, полное хладнокровие, расчет в момент действия, не предлагали еще обдуманности умысла.

Уложение 1845 г. в ст. 105 довольствовалось тем, что за деяние, учиненное с обдуманным заранее намерением, полагалась всегда высшая мера наказания, за то преступление положенного, если в законе не определено для случаев этого рода особой ответственности. Кроме того, по п. 1 ст. 129 мера наказания увеличивалась, чем более было умысла и обдуманности в действиях преступника, а п.5 ст. 134 наказание уменьшалось, если преступление было учинено вследствие раздражения, произведенного обидами, оскорблениями или иными поступками лица, которому виновный сделал или покушался сделать зло.

Данную точку зрения автора я не разделяю, так как, по моему мнению, необдуманность, порыв, кратковременное неконтролирование ситуации, что человеку присуще, не может конкурировать с хладнокровным вынашиванием жестокого плана.

Таким образом, можно сделать вывод, что теоретические разработки юристов дореволюционной России были на достаточно высоком уровне, но, к сожалению, должным образом не нашли своего законодательного закрепления.

Также вопросы о понятии умысла рассматривались и в Советской России. В Руководящих началах по уголовному праву РСФСР 1919 г. в качестве "необходимого обобщения" обязали при определении наказания в каждом отдельном случае различать, совершено ли преступление лицом в сознании причинённого вреда или по невежеству и несознательности.

В ряде случаев уголовное законодательство первых лет революции общим образом упоминало об умышленности тех или иных действий. Уже в декрете СНК от 16 ноября 1917 г. о роспуске Петроградской городской думы говорилось о предании суду виновных в умышленной порче или уничтожении городского имущества [Цитирую по: Злобин Г.А., Никифоров Б.С. Умысел и его формы М., 1972. с. 16]; «Определяя покушение, Руководящие начала по уголовному праву 1919 г. говорили о том, совершивший выполнил все, что считал необходимым для приведения своего умысла в исполнение...». Следует, однако, заметить, что не только ни в одном из этих случаев не делалось попытки раскрыть содержание умысла, но и сама терминология не отличалась чёткостью. В декрете СНК от 29 января 1920 г. "О порядке всеобщей трудовой повинности" упоминалось, например, о "намеренной порче орудий труда и материалов", а декретом ВЦИК от 20 марта 1920 г. к подсудности революционных военных железнодорожных трибуналов были отнесены "все виды умышленного и корыстного посягательства как на имущество железнодорожное, так и на вверенное дорогам для перевозки". Так, А. Эстрин подчёркивает, что положения ст. 11 УК РСФСР 1922 года неизвестны Руководящим началам по уголовному праву РСФСР 1919 года. Указывая, что ст. 11 не делает различия меду умыслом и неосторожностью по наказуемости и что такое различие проводится лишь кое-где в Особенной части кодекса, А. Эстрин "для параллели" напоминает, что по Уложению 1903 г. одинаковая наказуемость неосторожных и умышленных деяний устанавливалась лишь в отношении проступков, тогда как преступления, совершённые по неосторожности, подлежали наказанию в особо указанных законом случаях [Цитирую по: Злобин Г.А., Никифоров Б.С. Умысел и его формы М., 1972. с. 30.

Предложение об отсутствии прямой связи между определением умысла в УК РСФСР 1922 года и его пониманием в предшествующем законодательстве подтверждается также тем, что предпринимавшиеся в первые годы революции попытки кодифицировать законодательство приводили не к тому решению, которое давала ст. 11. Об этом свидетельствуют Руководящие начала 1919 года, а также проект Общей части УК РСФСР, подготовленный комиссией Общеконсультативного отдела НКЮ и опубликованный в 1920 году. Составители положили в основу этого проекта "общие принципы, определяющие собой идеологию и практику законодательства, проведённого в жизнь революцией". Одним из выражений этого должно было быть, по их мнению, то, что "оттенки умышленности, неосторожности утрачивают значение факторов, направляющих наказание по заранее определённой линии; сохраняя некоторое значение признаков, свидетельствующих о характере личности, они перевешиваются анализом свойств преступного состояния деятеля, мотивами правонарушения и мотивами избранных средств". Поэтому общих положений об умысле и неосторожности, общих определений этих понятий в проекте не было.

На какой же основе возникло всё же общее определение умысла в ст. 11 УК РСФСР 1922 года?

Представляется, что этой основой была ст. 48 Уголовного уложения 1903 года, которая почитала преступное деяние умышленным "не только, когда виновный желал его учинения, но также, когда он сознательно допускал наступление последствия, обуславливающего преступность сего деяния". Ссылка на Уложение 1903 года, которую А. Эстрин привёл "для параллели" при анализе ст. 11 УК РСФСР 1922 года, не была случайной.

Ясно видно, что между определением умысла в этих двух документах имелись существенные различия. УК РСФСР делил умысел на виды в зависимости от отношения к последствиям и ничего не говорил об умысле при совершении формальных преступлений. Уложение же, как мы видели, выделяло "сознательное допущение" только применительно к последствиям, объявляя предметом желания само учинение преступного деяния. Поясняя эту особенность, редакционная комиссия в объяснительной записке подчёркивала, что "там, где преступность заключается в самом действии или в самом бездействии, виновный, сознавая, что он делает или не делает что-либо преступное, тем самым уже и желает преступного деяния; для него психологически невозможно отделить сознательно учиняемое или не учиняемое от нарушения запрета или веления закона; он может определяться в своей деятельности различными побуждениями, может преследовать различные цели, но он всегда с прямым намерением нарушает закон".

Наряду с этим наличие сходства между двумя определениями очевидно. Оба они делят умысел на два вида. Также не связывают с этим делением какого-либо различия в квалификации или наказуемости преступлений, а скорее проводят таким путём внешние границы этого понятия (по формуле: "умысел - это не только..., но и..."). Деление умысла на виды проводится в УК РСФСР, как и в ст. 48 Уложения, с помощью терминов "желание" и "сознательное допущение", которые не встречались в советском уголовном законодательстве до 1922 года. Обращает на себя внимание преимущественно психологический характер обоих определений, который в ст. 11 УК РСФСР выражен даже сильнее, ибо в ней нет указания на "преступность деяния". Это объяснялось, по-видимому, тем, что в УК РСФСР само преступление не определялось как деяние, предусмотренное уголовным законом; до включения же в определение умысла указания на отношение деятеля к общественно-опасному характеру деяния пока не дошло.

Законодатель и при построении весьма детализированных описательных диспозиций не проявлял большого интереса к субъективной стороне преступлений.

Таким образом, при подготовке первого советского уголовного кодекса задача заключалась не в том, чтобы "отмахиваться" от технико-юридических достижений Уложения, а в том, чтобы использовать их, когда это было целесообразно, уточняя используемые формулировки, таким образом, чтобы, они соответствовали особенностям советского законодательства того периода. Одним из таких уточнений было не включение в определение косвенного умысла указания на отношение к последствию, определяющему "преступность деяния".

Статья 10 УК РСФСР 1926 года воспроизвела старую формулировку, внеся в неё важное редакционное уточнение: "действовали умышленно, т.е. предвидели...". Как видно, и в том, и в другом документах умысел и неосторожность рассматривались, однако, не в качестве субъективного основания уголовной ответственности, а "всего лишь" как своего рода условие наказуемости преступлений.

По мере развития событий эти настроения всё более выветривались. Поначалу эта эволюция, как часто бывает, выразилась в том, что формулировке статьи 10 УК РСФСР стали придавать смысл не сущий, а должный. В изданном в 1952 году учебнике Общей части тотчас же вслед за констатацией того, что "лишь при наличии умысла или неосторожности к лицу, совершившему общественно опасное действие, может быть применено наказание", подчёркивалось: "Установление субъективной стороны состава преступления... является необходимым условием правильной квалификации... и правильного осуществления задач социалистического правосудия".

С одной стороны, в определении оснований уголовной ответственности, ранее отсутствовавшем в законодательстве, умысел и неосторожность были охарактеризованы как необходимая составная часть этих оснований. "Уголовной ответственности и наказанию, - устанавливает ст. 3 Основ 1958 г., - подлежит только лицо, виновное в совершении преступления, то есть умышленно или по неосторожности совершившее предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние".

С другой стороны - законодатель уделил большее внимание разработке самого определения умысла. Наиболее важным событием в этом отношении явилось включение в это определение (в ст. 8 Основ 1958 года) указания на сознание лицом общественно опасного характера своего действия или бездействия. В результате определение умысла включило, наконец, в свою орбиту формальные преступления. Однако эти изменения отнюдь не исчерпывают возможностей совершенствования законодательного определения умысла и далеко не удовлетворяют необходимости в этом.

Более подробно и четко умысел закрепляется в УК РСФСР 1960г. Статья 8 УК РСФСР 1960 г. определяет умысел через психологические понятия сознания, предвидения и желания: субъект сознает общественно опасный характер своего действия или бездействия, предвидит его общественно опасные последствия и желает их (прямой умысел) или сознательно допускает (косвенный умысел) наступление этих последствий. Однако фактического деления умысла на прямой и косвенный в законе мы не наблюдаем.

По мнению Н. Иванова, профессора кафедры уголовного права ЮИ МВД РФ, традиционное подразделение умысла на интеллектуальный и волевой моменты вызывает, однако, возражения не только с позиций правоприменения, но и с точки зрения психологической корректности их симбиоза.

Законодательное определение умысла ориентировано на преступления с так называемым материальным составом. Чтобы доказать наличие умысла в действиях лица, правоприменитель должен установить, что субъект, в результате совершаемых им действий, предвидел возможность наступления общественно опасных последствий и желал их наступления или, по меньшей мере, сознательно допускал негативный результат своего поведения. Если данные обстоятельства не доказаны, тогда нет никаких оснований вменять лицу совершение умышленного преступления. Между тем, уголовное законодательство предусматривает ответственность и за совершение преступлений с так называемым формальным составом, где последствия не являются предметом доказывания, поскольку вынесены за рамки состава. Так, клевета (ст. 130 УК) является оконченным преступлением в момент окончания действий вне зависимости от наступления или ненаступления последствий, определить которые в целом ряде случаев (клевета, оскорбление и т. п.) бывает весьма затруднительно или невозможно в связи с их многообразием.

Субъективная сторона преступлений с формальным составом характеризуется, как правило, умыслом. Но законодательная формулировка умысла к таким преступлениям не может быть применена, поскольку последствия не являются признаком соответствующего деяния, а умысел ориентирован исключительно на объективированный во вне результат. Правоприменитель выходил из положения с помощью искажения законодательного определения, игнорируя момент предвидения вовсе, а момент желания перенося с последствий на действия: субъект сознавал общественную опасность своего деяния и желал его совершить. Однако такое отношение правоприменителя к законодательным установлениям входит в явное противоречие со ст. 2 УК, содержание которой не позволяют сомневаться в том, что нормы Общей части УК содержат принципы и общие положения, относящиеся ко всем нормативным установлениям Особенной части. Н. Иванов считает, что, квалифицируя преступления с формальным составом как совершенные умышленно, правоприменитель дискредитирует закон, игнорируя не только установленные в самом УК принципы и общие положения, но и конституционный принцип ответственности исключительно в рамках закона.

Законодательная конструкция умысла заставляет правоприменителя искать различные ухищрения с тем, чтобы все его действия были законодательно обоснованными. И в том случае, если к подобным ухищрениям прибегает высшая судебная инстанция, закон дискредитируется вдвойне. Так, разъясняя правила применения ст. 117 УК, Пленум Верховного Суда РФ в постановлении "О судебной практике по делам об изнасиловании" от 22 апреля 1992 г. указал: применяя закон об уголовной ответственности за изнасилование несовершеннолетней или малолетней, судам следует иметь в виду, что квалификация этих преступлений по ч. 3 и ч. 4 ст. 117 УК РСФСР возможна лишь в случаях, когда виновный знал или допускал, что совершает насильственный половой акт с несовершеннолетней или малолетней (п. 10).

Субъективная сторона изнасилования характеризуется, по общему правилу, прямым умыслом. При этом сознанием субъекта должен охватываться, в частности, и возраст потерпевшей, с которой он насильственно вступает в половую связь, что касается допущения, то этот волевой момент умысла относится лишь к последствиям и переносить его на квалифицирующие признаки незаконно. Другое дело, что умысел может быть неопределенным: субъект с какой-то долей вероятности сознавал, что вступает в половую связь с несовершеннолетней или малолетней, не исключая при этом, что потерпевшая достигла совершеннолетия. В случае неопределенного умысла ответственность наступает по фактически содеянному. Такого рода квалификация не вызывала сомнений ни в теории, ни на практике.

Существовавшая законодательная конструкция умысла была способна породить неадекватные решения и при квалификации преступлений с материальным составом. Так, злоупотребление властью или служебным положением (ст. 170 УК) становилось преступлением лишь в том случае, если деяние причинило существенный вред государственным или общественным интересам либо охраняемым законом правам и интересам граждан. С субъективной стороны это деяние характеризовалось как умышленное, т. е. субъект сознает, что совершает общественно опасное деяние, выраженное в злоупотреблении властью или служебным положением, предвидит, что в результате может наступить существенный вред, в частности, для государственных интересов, и желает его наступления. Но если субъект желает причинить вред государственным интересам, то становилось проблематичным отграничение преступления, предусмотренного ст. 170 УК, от, например, вредительства (ст. 69 УК), тем более что наличие антигосударственной цели как неотъемлемый признак вредительства доказать не всегда просто. Акты вредительства зачастую совершаются с корыстными целями при полном безразличии к государственным интересам. По мнению Н. Иванова, с точки зрения психологии, законодательная трактовка умысла не выдерживает критики. Психологи определяют сознание через термин "осознание": сознание предполагает обусловленное его социальной природой осознание отражаемых человеческим мозгом процессов действительности. Однако не только отражение реалий внешнего мира составляет содержание сознания, но и осознание собственных субъективных возможностей, т. е. самосознание, выражаясь языком психологии. Сознание, таким образом, представляет собой знание внешних и внутренних объектов, которые влияют на поведенческие реакции индивида, превращаясь в мотив.

Мотив, в свою очередь, есть потребность, имеющая свойство возрастать в том случае, если она остается неудовлетворенной. Следовательно, сознание, которое в рамках юриспруденции характеризует умысел, есть знание о детерминирующих поведение потребностях.

Воля, которая в законодательном определении умысла определялась термином "желание" или "сознательное допущение", представляет собой специфическую потребность и как таковая не рассматривается психологами в качестве одной из форм отражения действительности. В психологии считается, что воля, отражаясь в головном мозге, включается в сознание, осознается. В этой связи получается весьма оригинальная картина применительно к трактовке умысла: субъект сознает общественную опасность своего поведения, сознает потребность в виде желания, которое им владеет и направляет все его поступки, и желает действовать. Такая совершенно ненужная тавтология способна вызвать лишь недоумение при конкретной квалификации. Так, преступление, предусмотренное ст. 163 УК (незаконное занятие рыбным и другими водными добывающими промыслами), может быть совершено лишь умышленно. В качестве квалифицирующих признаков этого преступления закон предусматривает, в частности, улов или убой ценных пород рыб или водных животных. В ситуации, когда браконьер имеет намерение добыть именно такие породы рыб или животных (сознает данное обстоятельство), уместно ли спрашивать его, желал ли он добыть именно ценные породы.

Характеризующий умысел момент предвидения связывается в юриспруденции с осознанием характера последствий и общего характера причинной связи между действием и результатом. Юристы не возражают против психологической трактовки предвидения как знания о свойстве явления, которое приводит к результату.

Н. Иванов считает, что предвидеть, не сознавая невозможно. Предвидя наступление последствий, субъект осознает развитие причинной связи и характер возможного преступного результата. Следовательно, если предвидение входит в состав сознания, нелепо выделять его наряду с сознанием в качестве необходимого элемента умысла. С данной точкой зрения нельзя не согласиться, однако профессор, на мой взгляд, выпускает из виду одну небольшую деталь, а именно: сознавать и не предвидеть, возможно ли это? На мой взгляд, - возможно. Как уже было сказано выше сознание - это отражение человеческим мозгом процессов действительности, а предвидение - осознание развития причинной связи и характера возможного преступного результата. Таким образом, теоретически, можно представить себе ситуацию, когда процессы действительности отражаются в головном мозге некоторого лица, однако, в силу каких-либо причин, возможно чисто субъективных, отсутствует осознание развития причинной связи и характера возможного преступного результата. К сожалению, я не могу привести примера подобной ситуации в связи с тем, что даже практические работники встречаются с такими ситуациями крайне редко. Поэтому я считаю, что в ныне действующем Уголовном Законе определение умысла дано верно.

Теперь можно рассмотреть понятие умысла в действующем уголовном законодательстве. Для того чтобы дать характеристику умысла, необходимо дать понятие вины, формой которого он является. Вина же, входит в понятие субъективной стороны преступления, поэтому я начну раскрывать вопрос с этого элемента состава преступления.

Субъективная сторона преступления - это психическая деятельность лица, непосредственно связанная с совершением преступления. Содержание субъективной стороны преступления раскрывается с помощью таких юридических признаков, как вина, мотив, цель. Необходимо заметить, что эти признаки - самостоятельные психологические явления с самостоятельным содержанием, ни одно из них не включает в себя другого в качестве составной части. Однако, некоторые учёные (например, Дагель, Котов, Утевский, Кригер) считают, что мотив и цель входят в содержание вины. Я же придерживаюсь точки зрения, что вина, мотив и цель - самостоятельные психологические явления, которые имеют самостоятельное содержание, юридическое значение каждого из них также различно.

Вина как определённая форма психического отношения лица к совершаемому им общественно-опасному деянию составляет ядро субъективной стороны преступления, хотя и не исчерпывает полностью её содержания. Вина - обязательный признак любого преступления. Но она не даёт ответа на вопросы, почему и зачем виновный совершил преступление. На эти вопросы отвечают мотив и цель, которые в отличие от вины являются факультативными признаками субъективной стороны преступления.

Особое место в субъективной стороне преступления занимают эмоции, то есть переживания лица в связи с совершаемым преступлением. Однако, эмоции, выражающие отношение к уже совершённому преступлению (удовлетворение или раскаяние и т. д.), не являются элементом психической деятельности, имеющей место в момент совершения преступления, и поэтому не могут служить признаком субъективной стороны. Но эмоции, сопровождающие подготовку преступления и процесс его совершения, тесно связанны с мотивами и могут входить в субъективную сторону преступления в некоторых случаях, предусмотренных законом (ст. 107 УК).

Уголовно-правовая наука исходит из того, что человек несёт полную ответственность за свои поступки только при условии, что он совершил их, обладая полной свободой воли, понимаемой как способность принимать решения со знанием дела.

Элементами вины как психического отношения являются сознание и воля, которые в своей совокупности образуют её содержание. Таким образом, вина характеризуется двумя слагаемыми: интеллектуальным и волевым. По конкретному содержанию и соотношению указанных моментов отличают друг от друга как умышленные, так и неосторожные преступления, как таковые, так и определяемые в уголовном законе их разновидности. Эти особенности содержания и соотношения интеллектуального и волевого моментов и образуют формы вины - умысел и неосторожность (ч. 1 ст. 24 УК РФ). В свою очередь умысел подразделяется на прямой и косвенный (ст. 25 УК РФ), а неосторожность - легкомыслие и небрежность, описанные в статье 26 УК. Признать лицо виновным - значить установить, что оно совершило преступление либо умышленно, либо по неосторожности.

Умысел - это наиболее распространённая в законе и на практике форма вины. Из каждых десяти преступлений около девяти совершается умышленно. В ст. 25 УК РФ 1996 года впервые законодательно закреплено деление умысла на прямой и косвенный.

Правильное установление вида умысла имеет разноплановое юридическое значение. Поэтому Пленум Верховного Суда РФ в постановлении от 22 декабря 1992 года "О судебной практике по делам об умышленных убийствах" подчеркнул, что при назначении наказания в числе прочих обстоятельств суды обязаны учитывать вид умысла, мотив и цель преступления [Бюллетень Верховного Суда Р.Ф. 1992 г. № 2, с. 6;

Преступление признаётся совершённым с прямым умыслом, если лицо, его совершившее, осознавало общественную опасность своего действия (бездействия), предвидело возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желало их наступления (часть вторая ст. 25 УК).

Сознание общественно опасного характера совершаемого деяния и предвидение его общественно опасных последствий характеризуют процессы, протекающие в сфере сознания, и поэтому образуют интеллектуальный элемент прямого умысла, а желание наступления указанных последствий относится к волевой сфере психической деятельности и составляет волевой элемент прямого умысла.

Сознание общественно опасного характера совершаемого деяния означает понимание его фактического содержания и общественного значения. Оно включает представление о характере тех благ, на которые совершается посягательство, то есть об объекте преступления, о содержании действия (бездействия), посредством которого осуществляется посягательство, а также о тех фактических обстоятельствах (время, место, способ, обстановка), при которых происходит преступление. Отражение всех этих компонентов в сознании виновного даёт ему возможность осознать объективную направленность деяния на определённые социальные блага, его вредность для системы существующих в стране общественных отношений, то есть его общественную опасность. Сознание общественной опасности деяния не требует специального доказывания по каждому конкретному делу, поскольку способность сознавать социальное значение своих поступков присуща каждому человеку на основе его жизненного опыта и приобретённых знаний.

Сознание общественной опасности деяния не следует отождествлять с сознанием его противоправности, то есть запрещённости уголовным законом. В подавляющем большинстве случаев лица, совершающие умышленные преступления, сознают их противоправность. Однако УК РФ 1996 года не включает сознание противоправности совершаемого деяния в содержание этой формы вины (хотя первоначально такое намерение у законодателя было, это видно из статьи об ошибке в уголовно-правовом запрете, содержавшейся в последнем варианте проекта УК). Поэтому преступление может быть признано умышленным и в тех случаях, когда противоправность совершённого деяния не осознавалась виновным.

Предвидение - это отражение в сознании тех событий, которые произойдут, или должны или могут произойти в будущем. Поэтому под предвидением общественно опасных последствий следует понимать мысленное представление виновного о том вреде, который причинит его деяние общественным отношениям, поставленным на защиту уголовного закона. При прямом умысле предвидение включает:

во-первых, представление о фактическом содержании предстоящих изменений в объекте посягательства,

во-вторых, понимание их социального значения, то есть вредности для общества,

в-третьих, осознание причинно-следственной зависимости между действием или бездействием и общественно опасными последствиями (хотя опережающее сознание субъекта отражает не все детали, а лишь общий характер причинно-следственной зависимости) Здравомыслов Б.В. "Уголовное право России", М., Юристъ, 1996 . с. 169.

В одном из опубликованных судебных решений по конкретному делу указано, что осуждение К. за умышленное убийство является необоснованным, поскольку "выстрел явился для него полной неожиданностью", что "в сложившейся ситуации он должен был и мог предвидеть возможность выстрела, а поэтому его действия следует рассматривать как убийство, совершённое по неосторожности, в результате преступно-небрежного обращения с оружием". В данном случае К. не осознавал причинно-следственной зависимости между своими действиями и смертью потерпевшего и не предвидел такого последствия, поэтому прямой умысел исключается.

В соответствии с законом (часть вторая статьи 25 УК) прямой умысел характеризуется предвидением возможности или неизбежности наступления общественно опасных последствий. Интеллектуальный элемент этого вида умысла включает, как правило, предвидение неизбежности наступления общественно опасных последствий. Лицо, намеренное причинить определённые последствия, убежденно в реальном осуществлении своих намерений, оно опережающим сознанием отражает общественно опасные последствия в идеальной форме, то есть как уже наступившие, и, следовательно, представляет их себе как неизбежные. Лишь в отдельных случаях совершения преступления с прямым умыслом общественно опасные последствия предвидятся не как неизбежные, а лишь как реально возможные. Такая ситуация складывается, если избранный виновным способ осуществления преступления объективно способен с примерно равной степенью вероятности вызвать разноплановые последствия. Например, сбрасывая жертву из тамбура движущегося поезда, виновный понимает, что и смерть, и любой тяжести вред здоровью потерпевшего будут в зависимости от обстоятельств падения одинаково закономерным результатом этого преступления. В данном случае желаемое последствие (смерть) является закономерным, но не единственно возможным результатом совершённых действий, поэтому оно предвидится не как неизбежное, а как реально возможное последствие преступления.

Волевой элемент прямого умысла, характеризующий направленность воли субъекта, определяется в законе как желание наступления общественно опасных последствий.

Желание - это воля, мобилизованная на достижение цели, это стремление к определённому результату. Оно может иметь различные психологические оттенки. Желаемыми следует считать не только те последствия, которые доставляют виновному внутреннее удовлетворение, но и те, которые при внутренне отрицательном эмоциональном отношении к ним виновного представляются ему, тем не менее, нежными или неизбежными на пути к удовлетворению потребности, ставшей побудительной причиной деяния, его мотивом. Как признак прямого умысла желание заключается в стремлении к определённым последствиям, которые могут выступать для виновного в качестве либо конечной цели (убийство из ревности, мести), либо промежуточного этапа (убийство с целью облегчить совершение другого преступления), либо средства достижения цели (убийство с целью получения наследства), либо необходимого сопутствующего элемента деяния.

Законодательное определение прямого умысла ориентировано на преступления с материальным составом. Поэтому желание связывается в нём только с общественно опасными последствиями, в которых воплощён вред, причиняемый объекту. Однако большинство известных российскому законодательству преступлений имеют формальный состав, и последствия находятся за его пределами. В таких составах предметом желания являются сами общественно опасные действия (бездействие). Так, субъект клеветы, сознавая порочащий другое лицо характер ложных сведений, желает распространить именно ложные и позорящие другое лицо измышления. А субъект хулиганства, сознавая, что его действия грубо нарушают общественный порядок и выражают явное неуважение к обществу, желает совершить действия, обладающие именно такими свойствами. Следовательно, при совершении преступлений с формальным составом предметом желания являются действия (бездействие), которые по своим объективным свойствам обладают признаком общественной опасности независимо от факта наступления вредных последствий.

Косвенный умысел в соответствии с законом (часть третья статьи 25 УК) имеет место, если лицо, совершившее преступление, осознавало общественную опасность своего действия (или бездействия), предвидело возможность наступления общественно опасных последствий, и хотя и не желало, но сознательно допускало их либо относилось к ним безразлично.

Сознание общественно опасного характера деяния при косвенном умысле, по существу, не отличается от соответствующего элемента прямого умысла. Но характер предвидения общественно опасных последствий неодинаков при прямом и при косвенном умыслах.

Предвидение неизбежности наступления последствий означает наличие не косвенного, а прямого умысла. Невозможно говорить о нежелании причинить вредные последствия, если человек мобилизует свою волю на совершение действий, которые заведомо повлекут указанные последствия. Так, в одном из решений высших судебных органов по конкретному уголовному делу указано, что подсудимый "совершил действия, которые заведомо для него должны были привести к смертельному исходу", и последствия в виде смерти потерпевших, таким образом, "явилось для него не только предвиденным, но и желанным результатом", следовательно, деяние "свидетельствует о наличии прямого умысла на лишение жизни".

Косвенному умыслу свойственно предвидение только возможности наступления общественно опасных последствий. При этом субъект предвидит возможность наступления таких последствий как реальную, то есть считает их закономерным результатом развития причинной связи именно в данном конкретном случае. Косвенный умысел, да и вообще умысел, исключается, если субъект не распространяет возможность наступления вредных последствий на данный конкретный случай, то есть сознаёт закономерность наступления таких последствий в других аналогичных случаях. Практика высших судебных органов страны связывает именно с косвенным умыслом предвидение лишь возможности наступления общественно опасных последствий. Итак, интеллектуальный элемент косвенного умысла характеризуется сознанием общественной опасности совершаемого деяния и предвидением реальной возможности наступления общественно опасных последствий.

Волевой элемент косвенного умысла характеризуется в законе как отсутствие желания, но сознательное допущение общественно опасных последствий либо безразличное к ним отношение (часть третья статьи 25 УК).

Косвенный умысел встречается в законодательстве и в реальной жизни значительно реже, чем прямой. Он невозможен при совершении преступлений с формальным составом, в преступлениях, состав которых включает специальную цель деяния, при покушении на преступление и приготовлении к преступлению, при сознании неизбежности наступления общественно опасных последствий, а также в действиях организатора, подстрекателя и пособника.

И прямой и косвенный умыслы являются разновидностями одной и той же формы вины, поэтому между ними много общего. Интеллектуальный элемент обоих видов умысла характеризуется сознанием общественной опасности совершаемого деяния и предвидением его общественно опасных последствий. Общим для волевого элемента прямого и косвенного умысла является положительное, одобрительное отношение к наступлению предвидимых общественно опасных последствий. Тем не менее, речь идёт о различных видах умысла, каждый из которых имеет свои особенности.

Различие между прямым и косвенным умыслом по содержанию интеллектуального элемента состоит в неодинаковом характере предвидения последствий. Если прямой умысел характеризуется предвидением, как правило, неизбежности, а иногда реальной возможности наступления общественно опасных последствий, то косвенному умыслу присуще предвидение только реальной возможности наступления таких последствий. Но основное различие между прямым и косвенным умыслом заключается в том, что волевое отношение субъекта к последствиям проявляется в различных формах. Положительное отношение к ним при прямом умысле выражается в желании, а при косвенном умысле - в сознательном допущении либо в безразличном отношении.

Деление умысла на прямой и косвенный, основанное на различиях в их психологическом содержании, помимо чисто теоретического, имеет немалое практическое значение. Строгое разграничение обоих видов умысла необходимо для правильного применения ряда уголовно-правовых институтов (приготовление, покушение, соучастие и др.), для квалификации преступлений, законодательное описание которых предполагает только прямой умысел, для определения степени вины, степени общественной опасности деяния и личности виновного, а также для индивидуализации уголовной ответственности и наказания.

УК характеризует умысел как психическое отношение, при котором лицо осознавало общественную опасность действий (бездействия), предвидело возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желало их или сознательно допускало наступление этих последствий.

Правильное установление вида умысла имеет разноплановое юридическое значение. Поэтому Пленум Верховного Суда РФ в постановлении от 22 декабря 1992 года "О судебной практике по делам об умышленных убийствах" подчеркнул, что при назначении наказания в числе прочих обстоятельств суды обязаны учитывать вид умысла, мотив и цель преступления Бюллетень Верховного Суда РФ. 1992 г. № 2, с. 6..

Сознание общественно опасного характера совершаемого деяния и предвидение его общественно опасных последствий характеризуют процессы, протекающие в сфере сознания, и поэтому образуют интеллектуальный элемент умысла, а желание наступления указанных последствий относится к волевой сфере психической деятельности и составляет волевой элемент прямого умысла.

Желание - как признак умысла - это влечение, стремление к осуществлению чего-нибудь, обладанию чем-нибудь. Предметом желания, целью действий виновного является общественно опасное последствие, представляющее собой признак совершенного преступления. При этом на первое место "выступают" цели и мотивы, как бы "формулирующие" четко осознанное, целенаправленное действие (бездействие), способствующие достижению результата. Именно поэтому о желании наступления общественно опасного последствия умысла можно говорить в случаях, когда:

* общественно опасное последствие является конечной целью действий виновного;

* общественно опасное последствие - не конечная цель, а промежуточная, которая выступает в качестве необходимого средства или этапа достижения конечной цели, самой по себе преступной или непреступной.

Итак, желание как признак умысла заключается в стремлении к определенным последствиям, которые могут выступать в качестве следующих факторов:

1. конечной цели;

2. промежуточного этапа на пути к достижению конечной цели;

3. средства достижения цели;

4. неизбежного сопутствующего признака деяния.

Сознание общественно опасного характера совершаемого деяния означает понимание его фактического содержания и общественного значения. Оно включает представление о характере тех благ, на которые совершается посягательство, то есть об объекте преступления, о содержании действия (бездействия), посредством которого осуществляется посягательство, а также о тех фактических обстоятельствах (время, место, способ, обстановка), при которых происходит преступление. Отражение всех этих компонентов в сознании виновного даёт ему возможность осознать объективную направленность деяния на определённые социальные блага, его вредность для системы существующих в стране общественных отношений, то есть его общественную опасность. Интеллектуальный элемент умысла включает, как правило, предвидение неизбежности наступления общественно опасных последствий. Лицо, намеренное причинить определённые последствия, убежденно в реальном осуществлении своих намерений, оно опережающим сознанием отражает общественно опасные последствия в идеальной форме, то есть как уже наступившие, и, следовательно, представляет их себе как неизбежные. Лишь в отдельных случаях совершения преступления с прямым умыслом общественно опасные последствия предвидятся не как неизбежные, а лишь как реально возможные. Такая ситуация складывается, если избранный виновным способ осуществления преступления объективно способен с примерно равной степенью вероятности вызвать разноплановые последствия.

2. Виды умысла, выделяемые в науке уголовного права

Различие в интенсивности и определенности интеллектуальных и волевых процессов, протекающих в психике субъекта преступления, лежит в основе деления вины на формы, а в пределах одной и той же формы - на виды. Под формой в философии понимается внутренняя структура связей и взаимодействия элементов, свойств и процессов, образующих предмет или явление, способ существования и выражения содержания и его отдельных модификаций. Форма вины определяется соотношением психических элементов (сознание и воля), образующих содержание вины.