Современные общетеоретические подходы к государству и праву

Сам автор выступает в своих работах не столько как сторонник рассмотренного выше интегративного правопонимания, сколько как приверженец другого (хотя и близкого) подхода, против которого тоже предостерегал А.С. Ященко, когда говорил, что нельзя оперировать различными определениями права, не имея общего понятия права, т.е. не зная его «существенные черты, его специфические отличительные признаки». По мнению О.В. Мартышина, право -- это особый социальный феномен, который в силу своей исключительной сложности не может быть выражен в рамках единого понятия. Поэтому он предлагает «не искать универсальное понятие, а сочетать разные понятия и определения, так как каждое из них в отдельности неполно и относительно, и лишь их совокупность дает разностороннее представление о праве». Однако почему автор думает, что это «разностороннее представление» будет у нас именно о праве, а не о чем-то ином (может быть, прямо ему противоположном)? Далее О.В. Мартышин считает необходимым все-таки попытаться найти какие-то «точки соприкосновения и на этой основе определить место каждого из основных типов правопонимания в разностороннем восприятии права». Он предлагает делать это следующим образом. «Нормативистское понимание права, -- говорит он, -- остается у нас наиболее распространенным. Предположим, что мы немножко снизим планку и признаем, что это определение не права вообще, а всего лишь позитивного права. С такой оговоркой нормативистское определение вполне устраивает приверженцев теории естественного права и философского понимания права». Думаю, автор явно преувеличивает готовность своих оппонентов согласиться с тем, что без понимания права вообще (т.е. не имея понятия права), можно говорить о позитивном праве как о совокупности норм, а о естественном праве как о чем-то совсем другом и т.д. Ведь в результате в рамках одного подхода под словом «право», снабженным разными прилагательными, понимаются совершенно различные феномены, не имеющие друг с другом ничего общего.

Постмодернистское мировоззрение западной социальной (в том числе правовой) мысли, как правило, значительно содержательнее, сложнее и глубже элементарного эклектизма или плюралистического видения предмета исследования, составленного из нестыкуемых дефиниций. Кроме того, ссылки на приверженность западной науки постмодернистской идеологии теоретического плюрализма уже устарели.

По мнению специалистов, нарастание влияния постмодернистского мировоззрения в последнее десятилетие прошлого века, связанное с заметным «обесценением абстрактного языка объяснительной теории», в настоящее время сменяется столь резким угасанием интереса к нему со стороны западной общественной мысли, что ситуацию можно охарактеризовать словами «исчезновение постмодернизма». В силу ряда причин главной функцией социального знания вновь становится объяснительная функция, которая до этого уступала свои позиции функциям описательного характера.

Однако увлечение постмодернизмом не прошло бесследно для разных отраслей обществоведения, оставив после себя устойчивый интерес к личностному опыту человека как субъекта социального действия, к его эмоциональному, чувственному миру. По словам известного теоретика постмодернистской социологии З. Баумана, наследием постмодернизма в современной социологии стало «продвижение субъекта, рефокусировка социологического нарратива Девятко И.Ф. Состояние и перспективы социологической теории в мире и в России // Социс. 2008. N 9. С. 35-36. не на социальном, а на субъективном опыте, эмоциях, на «чувственном», «идентификациях». В отечественной теории права эти тенденции развития социального знания нашли свое отражение в заметном интересе исследователей к так называемым постклассическим концепциям правопонимания, которые, как правило, позиционируются их сторонниками в качестве направлений интегральной юриспруденции.

Психологическую, феноменологическую, коммуникативную, герменевтическую, экзистенциальную и т.п. концепции Честнов И.Л. Правопонимание в эпоху постмодерна. СПб., 2006. С. - 137. можно обозначить как антропологическое направление в теории права. Однако речь при этом не идет о самостоятельных типах правопонимания, поскольку в своих подходах к анализу права сторонники этих концепций, как правило, не столько предлагают собственное видение феномена права, выходящее за рамки классической парадигмы, сколько делают акцент на экзистенциально (т.е. бытийное) детерминированном характере процессов познания и выражения права, на обусловленности этих процессов психобиологическими характеристиками познающего субъекта, конкретными ситуативными обстоятельствами его жизни и т.д. Исключение составляет, пожалуй, лишь психологическая концепция права Л.И. Петражицкого, которую можно охарактеризовать как психологическое правопонимание, относящееся (наряду с легистским и социологическим типами правопонимания) к позитивистскому направлению в изучении права.

Особый интерес в ряду антропологических концепций права, разрабатываемых в современной российской юриспруденции, представляет позиция А.В. Полякова, трактующего право как «психосоциокультурную коммуникативную систему». Следуя традиции русской правовой школы, он считает необходимым выстраивать интегральную юриспруденцию на базе синтеза индивидуального и социального начал в праве. При этом проблема соотношения индивидуального и общественного рассматривается им под углом зрения имплицитной (ориентированной на внутреннее, духовное общение) и эксплицитной (нацеленной на внешнее взаимопонимание и взаимодействие) коммуникации.

Суть отмечаемого им «когнитивного переворота в юриспруденции», совершенного с помощью коммуникативной концепции права, может быть сведена к тезису: «Право есть там, где люди убеждены в том, что оно есть». Убеждение в наличии права (т.е. признание права) «есть признание неких рамок поведения, т.е. определенных прав и обязанностей, связывающих всех членов общества; признание их «объективного» характера, понимание их содержания и порядка реализации». Но поскольку признание права «невозможно без опыта права», то право «существует как становящееся право, находящееся в постоянной динамике текстуально-информационного и энергийно-поведенческого взаимообмена». Вся эта сложная «самоорганизующаяся и саморазвивающаяся система» через редукцию комплексности превращается в сознании познающего субъекта в некий набор принципов. «Право, -- резюмирует автор, -- это сама социальная жизнь, взятая в специфическом ракурсе, но определение границ права через редукцию комплексности неизбежно ведет к упрощенному и фрагментарному его пониманию». При этом задачу современного правоведения он видит в том, чтобы создать (пусть и путем некоторого упрощения) теоретическую модель правовой действительности, в рамках которой «было бы возможно совмещение понимания права с позиций юридической практики (права в жизни) с максимально возможным уровнем научного обобщения, противодействующего его (права) теоретической «фрагментации». Это и есть проблема синтеза формального, ценностного и антропологического аспектов правовой коммуникации».

С таким подходом в целом можно согласиться, поскольку смысл его сводится к следующему тезису: необходимо выстроить внутренне непротиворечивую теорию права, способную синтезировать на единой абстрактно-теоретической основе все многообразие проявлений права как конкретной реальности, учитывая, в том числе психологические аспекты процессов правообразования и правореализации. С этих позиций А.С. Поляков справедливо признает синтезирующий потенциал либертарной концепции права В.С. Нерсесянца, предлагающей в качестве такой абстрактно-теоретической основы принцип формального равенства. Однако далее автор демонстрирует непонимание человекоцентристской сути либертарной концепции, когда в качестве ее недостатка отмечает то обстоятельство, что право, по В.С. Нерсесянцу, существует для человека и ради человека, «но не через человека. Не социально-коммуникативная сущность человека является мерой всех правовых вещей, а выводимые как бы из чистого разума (и объективно существующие) трансцендентальные (телеологические) правовые ценности формального равенства, свободы и справедливости».

Между тем правовые ценности формального равенства (соответственно свободы и справедливости) -- это в концепции В.С. Нерсесянца характеристики именно субъектов права (т.е. индивидов): «Правовое равенство, -- пишет он, -- есть равенство свободных и независимых друг от друга субъектов права». При этом идея равенства не выводится им из сферы «чистого разума», а является результатом логической абстракции реального конкретно-исторического процесса развития человечества по пути расширения сферы формального равенства индивидов. Именно природа человека как социального существа, способного (в силу наличия у него разума и свободной воли) к взаимному общению по принципу формального равенства (в этом смысле можно сказать -- его коммуникативная природа), и обусловливает согласно либертарному правопониманию появление и развитие права.

С позиций либертарного правопонимания право предстает как система норм, отношений и форм сознания, соответствующих принципу формального равенства. В силу предельно абстрактного характера понятия права, развиваемого в рамках этой концепции, данное понятие может объединить на своей теоретической платформе основные типы правопонимания, поскольку все они в той или иной мере рассматривают формально-правовое равенство как неотъемлемый признак права. Однако, не считая равенство сущностным признаком права, эти типы правопонимания демонстрируют на практике ограниченность своих возможностей в деле обеспечения правопорядка Лапаева В.В. Различные типы правопонимания: анализ научно-практического потенциала // Законодательство и экономика. 2008. N 4.. Но если дать каждому из названных подходов к праву теоретический ориентир в виде принципа формального равенства, то они в своей совокупности смогут обеспечить искомый синтез юридического знания. Для этого нужно, чтобы выработанные на базе этих подходов различные определения права предстали бы как разные проявления единой правовой сущности -- принципа формального равенства.

Заключение