Понятие метаязыка

Вторая особенность заглавия, на которую хотелось бы обратить внимание, заключается в соотношении использования термина «грамматика - Grammatik» в русском и немецком текстах. Рассматривая русский вариант грамматики, мы можем утверждать о том, что в русской терминологии 18 века установился термин «грамматика». Об этом свидетельствует последовательное употребление понятия «грамматика» в тексте. Этому факту мы можем найти следующие доказательства из текста: «Российская грамматика» как название всего сочинения, использование слова как основу для дальнейшего словообразования (однокоренные слова типа «грамматические примеры»), многочисленные примеры использования термина «грамматика» в тексте. Кроме того, понятие «грамматика» закрепилось в языке той эпохи, так как мы находим его определение в словаре русского языка XVIII века. Оно имело три значения: наука о языке; книга, учебник, содержащий правила этой науки; первая ступень обучения в некоторых училищах [Словарь русского языка XVIII века 1984].

В немецком переводе можно заметить еще одну интересную закономерность. Слово «Grammatik» встречается только один раз, а именно в переводе названия на титульной странице («Russische Grammatick»). Вероятнее всего, при переводе названия, заявленного на титульном листе, был подобран полный эквивалент для достижения наибольшей схожести. В остальных случаях выбор термина в переводе соотносится с немецкой традицией XVIII века. Хотя самое понятие грамматики сформировалось уже давно и относит нас к семи свободным искусствам, в немецком языке термин грамматика сформировался несколько позже. В период Просвещения при обозначении грамматики большое внимание уделяется соотношению ее с языком. Так грамматика И.К. Готшеда называлась «Grundlegung einer deutschen Sprachkunst», то есть грамматика представлена как искусство. И.К. Аделунг, как в названии «Deutsche Sprachlehre fьr Schulen», так и в названии своего основного труда «Umstдndliches Lehrgebдude der deutschen Sprache», делает акцент на том, что грамматика это система знаний, связанная с языком (Sprachlehre, Lehrgebдude der deutschen Sprache). Однако единого варианта обозначения мы не находим. В переводе «Российской грамматики» за основной эквивалент перевода берется понятие «Sprachlehre», в чем мы видим следование немецкой традиции. Также встречаются варианты с компонентов -kunst. Однако в некоторых случаях возникает некоторые противоречия. С этой точки зрения интересен пример, взятый из конца первого наставления:

Здесь при вступлении в Российскую Грамматику больше общаго понятия о человеческом слове не требуется [Л.: 40].

Zu einer Einleitung in diese RuЯische Sprachlehre, werden nicht mehr, als allgemeine Begriffe der Sprache erfordert [L.: 46].

В данном контексте понятие «Российская грамматика» используется как обозначение данного сочинения, и было бы логичным использовать вариант, который был выбран изначально для перевода. Однако Л. Стафенгаген выбирает традиционное для научного дискурса Германии того времени «Sprachlehre», что, с одной стороны, мы можем расценивать как непоследовательность в выборе эквивалентов, с другой стороны, перевод ориентирован на устоявшиеся в Германии образцы грамматик. Это важно для восприятия текста читателем, так как перевод на другой язык предполагает также смену реципиента.

«Российская грамматика» была задумана как учебное пособие для носителей языка. Перевод на немецкий язык ориентирован уже на немецкоговорящую аудиторию, следовательно, служит пособием для изучения русского как иностранного. Также при прочтении приведенного выше фрагмента текста далее мы можем снова заметить определенную нелогичность. По окончании наставления Ломоносов дает обобщающее определение понятия «грамматика», которое в переводе передается с помощью лексемы «Sprachkunst», употребление которой мы встречаем у Готшеда. Таким образом, в отношении использования данного термина в русском и немецком текстах наблюдается асимметрия: в то время, как в русском варианте сочинения Ломоносов последовательно использует один и тот же термин, в переводе на немецкий язык вводится несколько вариантов для обозначения одного и того же понятия.

В качестве следующей метаязыковой особенности текста оригинала можно отметить частое употребление словосочетания «человеческое слово». Данное выражение также характеризует текст с точки зрения словоупотребления как текст XVIII века. Если сравнить изменение семантики лексемы «слово», то можно отметить следующую тенденцию. Первое значение «слова» в современном понимании является «единицей языка, служащей для наименования понятий, предметов, лиц, действий, состояний, признаков, связей, отношений, оценок» [Ожегов, Шведова 2006: 730]. То есть слово является компонентом более общего понятия языка. И только во втором значении, слово понимается как речь, способность говорить, но при этом не является синонимом «языку». Если же рассмотреть семантику данного понятия во временном срезе XVIII века, то первым значением, согласно толковому словарю В.И. Даля, будет именно способность выражать мысли, словесная речь [Даль 1882: 227]. И только во втором значении слово выступало как отдельная лексема системы языка. В данном случае можно говорить о сужении значения слова.

Если рассматривать перевод данной лексемы на немецкий, то в большинстве случаев используется эквивалент «Sprache». Как и в случае с соотношением понятий «российский - russisch», немецкий вариант воспринимается по-другому. Немецкий текст кажется более современным по отношению к оригиналу, что связано с представленными выше семантическими изменениями, произошедшими в лексеме «слово». Однако в языке эпохи Просвещения «слово» и «Sprache» можно считать синонимами, даже если они прекратили быть таковыми при современном синхроническом рассмотрении. Данное синонимическое соответствие сохраняется не везде. В зависимости от контекста наблюдаются некоторые отклонения в переводе на немецкий язык.

Вторая глава первого наставления носит название «О выговоре и неразделимых частях человеческого слова». В этом случае немецкий перевод приобретает следующий вид: «Von der Aussprache und von der unzertrennlichen Teilen der Wцrter». Использованный в переводе эквивалент «Wort - Wцrter» указывает нам на то, что и в русском варианте Ломоносов использует «слово» в непривычном для того времени значении, а именно в качестве единицы языка. Это обуславливается тем, что речь в данной главе действительно пойдет о частях слова в современном его понимании, а именно о буквах и слогах. Уже в четвертой главе, которая называется «О знаменательных частях человеческого слова», анализируемое словосочетание «человеческое слово» переводится как «Teile der Rede» («Von den bedeutenden Teilen der Rede, orationis Partes significatiuae»). Подобный выбор лексем при переводе также можно объяснить содержанием главы: четвертая глава посвящена частям слова как единицам речи, в современной терминологии - о частях речи. В немецком тексте в последнем примере мы видим свойственный для научного дискурса того времени калькированный перевод латинской терминологии. Кроме того, данный термин приближается по форме к его современному варианту. Что касается русского текста, то повторное использование одного и того же терминологического выражения приводит к многозначности термина, что противоречит основным свойствам термина, и нарушает восприятие текста.

Как уже было упомянуто выше, заглавия второй и третьей глав наглядно показывают случай, когда «слово» также употреблялось и в более узком значении, но гораздо реже. Вместо него в русском существовало другое обозначение лексической единицы языка, а именно «речение». Данное понятие в течение XVIII - XIX веков служило обозначением для «слова, изречения, выражения» [Даль 1882: 95]. В словарной статье, посвященной «слову», Даль дает лексему «речение» как синоним для описания «слова» во втором его значении. То есть на семантическом уровне мы имеем дело с неполными синонимами. Однако понятие «речение» не сложилось как полноценный термин в русском языке, так как нет четкой границы между понятиями слова и выражения. Это является показателем неустоявшейся терминологической системы в русском языке в целом. В тексте Ломоносова употребление данной лексемы ограничено его основным значением, что отражается также в переводе. На немецком языке эквивалентом речению служит понятие «Wort», которое последовательно используется при переводе.

Также целесообразно обратить внимание на обозначение языков, в номинации которых также можно усмотреть свои особенности. В «Российской грамматике» главным объектом описания, несомненно, является русский язык. Однако М. В. Ломоносов по мере написания той или иной главы обращается к сопоставлениям явлений в русском языке с явлениями других языков, или даже целых языковых групп. Ранее мы уже обращали внимание, что метаязык Ломоносова характеризуется частым употреблением понятия «слово» для обозначения языка в целом. Об этом свидетельствует также использование атрибута «человеческое», которое имеет функцию генерализации. Кроме того, Ломоносов использует «слово» применительно к конкретному языку, а именно к языку русскому. Но и в данном случае мы можем усмотреть определенную нелогичность в использовании обозначения языка, так как Ломоносов также использует и понятие «язык».

В качестве примера явления использования разных наименований для обозначения одного понятия приведем следующий отрывок из текста грамматики:

Меня долговременное в российском слове упражнение о том совершенно уверяет. Сильное красноречие Цицероново, великолепная Вергилиева важность, Овидиево приятное витийство не теряют своего достоинства на российском языке [Л.:7].

С одной стороны, использование разных терминов для обозначения одного понятия в данном контексте можно объяснить желанием избежать повторения. Но с другой стороны, подобная непоследовательность прослеживается на протяжении всего текста. В переводе на немецкий язык наоборот прослеживается единообразие. Как эквивалент к понятиям «слово» и «язык» используется «Sprache». Часто в тексте Ломоносов упоминает так называемый славенский язык. К вопросу употребления данного лингвонима, или этнонима обращается в своих работах С.С. Волков. Под ним следует понимать «устный язык мезаэтнических групп», другими словами данное понятие представляет собой наречие [Филиппов, Волков 2014: 14-15].

В Славенском языке двойственное число его ли есть свойственно, или с Греческого насильно введенное, о том еще исследовать должно» [Л.:29-30].

Ob aber der Numerus dualis der Slavonischen Sprache eigen ist, oder aus der Griechischen angenommen worden, muЯ noch erst untersucht werden [L.: 30].

В немецком языке, как мы уже отметили, переводчик использует или общее понятие «Sprache», или субстантивированное прилагательное, что было проиллюстрировано примером. Однако для введения в текст грамматики обозначения того или иного языка М. В. Ломоносов не ограничивается прямым обозначением языка, а использует различные приемы. Один из способов обозначения языка заключается в использовании метонимии. Язык называется посредством обозначения носителей этого языка. Этот прием, к которому прибегает Ломоносов, удается сохранить и в переводе: Греки довольствуются пятью, употребляя Дательный купно Творительным [Л.:31].

…die Griechen haben nur 5 und gebrauchen ihren datiuum auch anstatt des Ablatiui (Nehmefalls) [L.:31].

Разнообразие также наблюдается при использовании гиперонимического обозначения какого-либо другого языка, противопоставленного родному языку. В русском для этого используются такие определения как «иностранный», «чужестранный», «оный», которые придают научному тексту лексическое разнообразие. Немецкий текст характеризуется скорее нейтральностью в выборе лексического оформления, выбор атрибутов ограничивается такими прилагательными как «auslдndisch» или «fremd».

2.2 Лингвистическая терминология «Российской грамматики» М.В. Ломоносова

Как уже было отмечено в предыдущем разделе, терминология «Российской грамматике» как в оригинале, так и в переводе обладает своими особенностями. В первую очередь терминология может быть определена не только как лингвистическая, но и грамматическая, так как мы имеем дело с грамматическим текстом. Так как именно в эпоху Просвещения начинаются закладываться основы научной коммуникации, как в России, так и в Германии, это имело свое отражение на использовании терминологии. В частности, некоторая часть терминов представляет собой основу современной системы терминов, которые утвердились в русском научном дискурсе. Другая группа терминов была переосмыслена в современной лингвистике и заменена другими понятиями, поэтому мы обозначим их устаревшими.

Обратимся к основным грамматическим понятиям, а именно к обозначениям частей речи. Ломоносов выделяет восемь частей речи, среди которых имя, которое включает в себя существительное, прилагательное, числительное, местоимение, глагол, причастие, наречие, предлог, союз и междометие. Однако наименования частей речи, или знаменательных частей слова, максимально приближены к современным их обозначениям. Важно отметить, что данные термины представляют собой исконно русские обозначения, что говорит нам о формировании русской терминологической системы. Хотя, несомненно, при более внимательном рассмотрении внутренней формы некоторых понятий, мы можем найти в них влияние латинской традиции (например, обозначение местоимения состоит из двух смысловых компонентов вместо имени, что является калькой от латинского термина pronomen).

Если рассмотреть терминологию немецкого текста, то мы можем заметить следующую тенденцию. Преобладающее количество терминов грамматики представлены как на немецком, так и на латинском языках. При этом не всегда ясно, какой из введенных терминов расценивается автором перевода как основной. Например, обозначения частей речи в содержании даны на немецком языке: Nennwцrter, Zeitwцrter, Fьrwцrter, Mittelwцrter, Nebenwцrter, Vorwцrter, Bindewцrter, Zwischenwцrter. В данной терминологической структуре прослеживается мотивированная внутренняя форма, термин представляет собой композит, состоящий из основного компонента -wort и определяющего компонента, который указывает на функцию той или иной части речи (Bindewort - слово, которое связывает - союз). В процессе автором вводятся также их латинские эквиваленты, например Substaniuis, Adjectiuis. Однако немецкие варианты термина были приняты в данном переводе как основной вариант.

По-другому дело обстоит с обозначением падежей. Уже при введении их в парадигму текста, автор ставит как основной вариант латинский, а в качестве дополнения приводит немецкое слово: Nominatiuus, Nennfall; Genitiuus, Zeugefall; Datiuus, Gebefall; Accusatiuus, Klagefall; Vocatiuus, Ruffall; Instrumentalis, Thuefall. В данном случае, немецкий вариант термина, служит скорее пояснением латинскому варианту, так как его наименование служит одновременно и пояснением основной функции того или иного падежа. Далее в тексте переводчик придерживается латинской терминологии в отношении падежей:

Nennwцrter sowohl mдnnlichen, als auch weiblichen Geschlechts, die sich auf a enden, verдndern das a im Genit. Sing. in ы oder и, im Dat. in ъ, im Accus. in у, im Instr. in ою oder ой, und im Praep. in. ъ [L.: 89]

Данный пример иллюстрирует, каким образом в немецкий текст вплетались латинские вставки. Кроме того, здесь можно увидеть также непоследовательность самого Ломоносова, который в первом наставлении представляет систему падежей, которая состоит из 6 компонентов: именительного, родительного, дательного, винительного, звательного и творительного. Но уже в 3 наставлении, предметом рассмотрения которого становится имя как часть речи, при описании системы склонения существительных Ломоносов вводит еще и предложный падеж, который не был заявлен в изначальной классификации.

Особо следует обратить внимание на заимствование латинских терминов в систему немецкого языка, что выступает как отличительная черта немецкого дискурса XVIII века. На примере перевода «Российской грамматики» мы можем наблюдать переходный этап данного процесса. С одной стороны, термины латинского происхождения имеют латинское написание и склоняются по парадигме латинских имен существительных.

Die Praepositiones werden zur Bedeutung der Umstдnde, die entweder zu den Sachen selbst, oder ihren Verдnderungen gehцren, den Nominibus und Verbis teils abgesondert vorgestellt, als bei der Sache, teils mit denselben in eines zusammegezogen, als hergebracht…[L.: 20-21].

Данный пример показывает, что латинские слова изменяются по числам и падежам по латинской парадигме (Nominibus, Verbis). С другой стороны, мы можем заметить черты, которые отражают постепенный переход латинских слов в немецкий язык. Во-первых, имена существительные получают артикли, что является характерной особенностью немецких существительных. Во-вторых, существительные пишутся с заглавной буквы, что также приближает их к орфографической системе немецкого языка. И в-третьих, латинские слова начинают использоваться для дальнейшего словообразования в рамках уже немецкого языка. Примером может послужить глагол decliniren (современный deklinieren). Данный глагол, не считая графическую сторону, можно считать почти вошедшим в лексикон немецкого, так как он встраивается в структуру текста с использованием уже окончаний немецкого спряжения:

Die sich auf ein e enden, werden ebenso wie die auf ein o declinirt…[L.: 102].

Использование данного глагола в тексте можно обозначить как непоследовательное, в отличие от оригинального текста. В русском используется принятый эквивалент «склоняться». В немецком языке мы напротив наблюдаем употребление различных описательных соответствий данному глаголу («enden sich auf etwas», «werden abgeдndert»).

Если выбор терминологии в немецком тексте обусловлен латинским влиянием, то в выборе терминов Ломоносовым можно проследить некоторую связь с немецкими терминами, что можно объяснить тем, что примером для созданий «Российской грамматики» послужили немецкие грамматики, в том числе грамматика Готшеда. В первом наставлении Ломоносов вводит понятия гласных и согласных.

Первые отмены действительно голосу сопрягаются, и начертания или буквы, их изображающие, по справедливости гласными называются. Второго рода отмены прилично согласными именованы [Л.: 15].

Die ersten Verдnderungen sind schon wirklich in der Stimme vorhanden, und die Buchstaben, womit dieselben vorgestellet werden, nennet man mit Recht Lautbuchstaben oder Selbstlaute, Vocalen; die Verдnderungen der anderen Art aber erhalten billig die Benennung der Mitlauter, Consonanten.

В данном примере мы можем отметить, что термины, введенные Ломоносовым, соответствуют их современным вариантам. В переводе, как и в предыдущих рассмотренных примерах, приведено несколько вариантов одного понятия, в том числе латинские термины, которые, как мы знаем, станут основной для создания современной терминологической системы. Нас будет, однако, интересовать термин «Selbstlaut», который впоследствии выбран Л. Стафенгагеном в качестве основного и который мы также находим в грамматике Готшеда. При дальнейшем прочтении русского текста, который в свою очередь отличался последовательным использование введенного термина, появляется, однако, новое понятие, а именно «самогласный». Внутренняя форма этого понятия, предположительно, представляет собой кальку немецкого термина сам/selbst и гласный/Laut.

Также в русском тексте хотелось бы отметить еще одно понятие, которое часто встречается в тексте - «отмены». В языке XVIII века одно из значений данного понятия было «изменение, перемена, смена» [Словарь русского языка XVIII века 1984, URL: http://feb-web.ru/feb/sl18/slov-abc/]. Данное слово также характеризует язык русского варианта текста как более архаичный, чем его немецкий перевод. Архаичны также и некоторые из встречающихся в тексте терминов, которые в современной лингвистике были заменены другими понятиями. Рассмотрим, например, термин «выговор». В языке XVIII века его значение совпадало с современным понятием «произношение» [Словарь русского языка XVIII века 1984]. Вследствие того, что слово претерпело некоторые семантические изменения, в современном языке оно потеряло свой терминологический характер и имеет значение или «качество, характер произношения» или «строгое словесное внушение» [Ожегов, Шведова 2006: 110]. За счет использования подобного рода терминов текст «Российской грамматики» приобретает некоторые трудности в восприятии для современного читателя. В немецком же переводе подобран такой эквивалент, который используется в том же самом значении в сфере лингвистике и в наше время: «Aussprache».

2.3 Общенаучная лексика как средство оформления метаязыковой структуры «Российской грамматики» М.В. Ломоносова

Задача настоящего раздела заключается в рассмотрении общих закономерностей построения научного текста. Как уже было отмечено ранее, основу научного текста составляют термины, которые являются главным средством передачи научного знания. Однако оформление терминов в рамках текста происходит посредством использования определенных лексических и грамматических средств, которые формируют структуру научного текста и научный стиль в целом. При анализе научного текста необходимо обратить внимание на общенаучную лексику, как характерную черту языка любой научной работы, а также на такие грамматические категории, как залог, персональность, модальность.

Несомненно, термины считаются смысловым центром любого научного текста, однако введение термина в парадигму текста является только одним из способов использования терминологии. В рамках данной работы мы рассмотрим также языковое оформление случаев введения примеров, классификаций, исключений из общих правил, значений слов, а также закономерности передачи конструкций с русского на немецкий язык.

В связи с тем, что мы имеем дело с пособием по изучению языка, то для лучшего понимания излагаемой информации в тексте грамматики присутствует иллюстративный материал в виде примеров. Сами примеры являются частью языка-объекта и используются для пояснения метаязыковых данных о языке. Однако интересным является то, каким образом вкрапления языка-объекта вводятся в общую метаязыковую парадигму. Самым распространенным способом можно считать использование вводного слова «например».

Все согласные мягкие буквы и плавные <…> выговариваются твердо: то есть Б как П, В как Ф, Г как К или Х, Д как Т, Ж как Ш, З как С, например: Обсыпаю, дуб, добр, справка, овца, здоров, ногти, друг, Бог, надпись, плодь, муж, книжка, низко, звезды Выговаривают: спрафка, офца здоровф, нохти, друк, Бох, нтатпись, плоть, муш, кншка, ниско, звезсты [Л.: 47].

Alle weiche Mitlauter und die Halblauter <…> werden hart ausgesprochen; und zwar das б wie п, das в wie ф, г wie к oder х, д wie п, ж wie ш, з wie с, als; обсыпаю, дуб, добр, справка, овца, здорово, ногти, друг бог, надпись плод, муж, книжка, низко звезд, lautet wie opsypaju, dup, dopr, sprafka, ofza, sdorof, nochti, druk, Boch, natpiss, plot, musch, knischka, nissko, swesd [L.: 60].

Данный пример показывает тенденцию выделения «например» в русском словоупотреблении как вводного слова. Об этом свидетельствует графическое выделение запятой с одной стороны и двоеточием с другой стороны. Двоеточие является также показателем того, что данное вводное слово открывает собой самостоятельную распространенную конструкцию, выполняющую функцию примера. Об этом также свидетельствует написание следующего после него слова с заглавной буквы, вследствие чего пример обретает статус отдельного предложения. Подобная расстановка знаков препинания при вводном слове была характерна для текста всей «Российской грамматики» и не является единичным случаем. В немецком тексте в качестве эквивалента используется союз «als», который является наиболее частым вариантом введения примера в переводе. Вводное словосочетание «zum Beispiel» и его варианты достаточно редко встречается в тексте грамматики, хотя, например, для грамматики Готшеда было характерно использование выражения «zum Example», которое является ассимиляцией латинского слова в немецкое выражение. В переводе «Российской грамматики» мы не находим подобного примера.

Далее примеры также вводятся с помощью союза «как». Если «например» используется для введения примера как законченного смыслового целого, то союз «как» служит для того, чтобы внести в общую структуру текста отдельные слова или словосочетания.

Прилагательные, от материй происходящие, ни рассудительного, ни превосходного степени не имеют, как: Золотой, дубовой; нельзя сказать, золотее, дубовее [Л.: 93-94].

Beiwцrter, deren Bedeutung einer Materie eigen ist, haben keine Vergleichungsstufen; als, золотой, golden, дубовой и von eichen: man kann nicht sagen золотее goldener, дубовее eichener [L.: 145]

По большей своей части эквивалентом в немецком языке служит союз «als». При этом интересно проследить соотношение использования союзов «als» и «wie» в тексте переводе. В результате сопоставления двух текстов было выявлено, что первый вариант является наиболее частотный, когда как союз «wie» встречается довольно редко. На основании данного примера мы можем также обратить внимание на непостоянство в расстановке знаков препинания. Так в русском варианте мы отмечаем двоеточие как отличительную черту введения примеров (см. пример 13), которое разграничивает метаязык и язык-объект между собой. Эту задачу также выполняет и шрифт. Все примеры в русском тексте выделены курсивом, и первое слово пишется с заглавной буквы. Подобного единства мы не можем наблюдать в немецком тексте. Автор не может выбрать единую стратегию постановки запятых. Как в примере 14, так и в примере 16 мы наблюдаем использование запятой, а также точки с запятой, что указывает на отсутствие систематичности в постановке знаков препинания. Очень важно отметить, что в немецком тексте все русскоязычные примеры представлены либо с переводом на немецкий язык, либо с транскрипцией, которая облегчает восприятие иностранного текста. Данную особенность мы можем обозначить как адаптацию текста для немецкоговорящего реципиента.

Кроме того, необходимо отметить сопоставительный характер «Российской грамматики» в целом. При описании строя русского языка Ломоносов прибегает также к примерам из других языков. Так при прочтении грамматики мы можем найти примеры из немецкого языка:

Е в един произносится как у немцев je в jeder; Ю в юношество, как ju в Jugend; Я в яблоко, как ja в Jahr; и имеют силу совершенных двоегласных [Л.:44].

Das e in един, jedin, wird ausgesprochen, wie das je in jemand, das ю in юность, junost, wie ju in Jugend, я in яблоко, jabloko, wie ja in Jahr, haben also auch die vцllige Kraft der Doppellaute [L.: 55].

При этом у переводчика не возникает необходимости дополнительных переводческих изменений в пользу читателя.

Интересны также случаи введения примеров с использованием глагольных форм. Среди глагольных форм употребительны, во-первых, формы императива, во-вторых, формы 3 лица, множественного числа настоящего времени, которую мы также можем обозначить как неопределенно-личные конструкции, так как подобные формы представлены без формального подлежащего. Использование императивных форм мы можем наблюдать как в русском, так и в немецком тексте. Кроме того, их употребление обусловлено во многом предметом, который рассматривается в тексте.

В умалительных на ек: куль, кулек, якорь якорек, Говори, кулюк, якорюк [Л.:46].

Die Verkleinerungswцrter, die sich auf enden, verдndern das letzte e auch in ю als; куль, кулек; якорь, якорек; lese und sprich кулюк, якорюк, kuliok, jakoriok.

Подобные императивные конструкции не только являются сигналом для последующего примера, но также и определяют действия читателя, они являются в некоторой степени инструкцией для восприятия последующего текста.

В отличие от императивных высказываний неопределенно-личные высказывания характерны скорее для русского текста, так как отличительной чертой немецкого предложения в первую очередь считается двусоставность. Поэтому такие конструкции, как «говорят» или «произносят» передаются в немецком или с помощью форм императива «sprich», или посредством изменения действующего лица предложения «lautet wie», вследствие чего немецкое предложение обретает подлежащее.

Одним из способов представления материала в структурированной форме является его классификация. Самый распространенный способ последовательно представить части одного целого - это создать определенную последовательность элементов классификации посредством числительных. При этом Ломоносов выбирает различные пути представления материала. Во-первых, информация перечисляется с помощью использования порядковых числительных «первые отмены», «второго рода отмены». При сопоставлении с немецким тексом мы не найдем явных отклонений, так при переводе также используются числительные: «die ersten Verдnderungen», «die Verдnderungen der anderen Art». На примере этих словосочетаний мы можем отметить еще одну черту немецкого языка: местоимение «anderer» выступает с семантикой числительного «второй». Во-вторых, Ломоносов прибегает к помощи нелингвистических средств, а именно к нумерации, с помощью которой разделение становится более наглядным. В-третьих, отдельную группу, которая маркирует на лексическом уровне классификацию, образуют так называемые перформативные глаголы с семантикой разделения.

Среди глаголов в русском и их соответствий в немецком текстах можно найти некоторые особенности. Для иллюстрации использования подобных глаголов можно обратиться к третьему наставлению, которое посвящено имени, а именно к описанию системы склонений. В большинстве своем используются характерные для строя русского языка активные конструкции, например «второе склонение заключает в себе…», «третье склонение составляют имена…», «четвертое склонение состоит из…». В переводе Л. Стафенгаген ориентируется не на грамматическую традицию, к которой относится использование пассивных форм, а скорее на семантику использованных в русском лексем. Поэтому в переводе мы находим такие варианты перформативных глаголов: «die zweite Declination enthдlt…», «Zu der dritten Declination gehцren die Nennwцrter…», «die vierte Declination besteht aus…». В рамках другого наставления мы можем найти подобное следование активным формам глаголов:

Разделяются Российские буквы на самогласные, согласные и безгласные [Л.:43].

Die RuЯischen Buchstaben teilen sich ein in Selbstlaute, Mitlauter und in Buchstaben ohne Laut [L.: 52].

В русском тексте используется возвратный глагол, который в немецком языке мог быть заменен более привычной для строя языка формой в пассивном залоге. Однако в переводе мы видим калькирование русского варианта, переводчик делает выбор в пользу рефлексивного глагола, который являются соответствием возвратному глаголу в русском языке. С точки зрения грамматики можно заметить, что отделяемая приставка не выносится на конец предложения, а ставится перед введением компонентов классификации, вследствие чего они оказываются в конце предложения в позиции ремы. Такой прием мы можем обозначить как смысловое выделение информации. Кроме того, при приведении частей целого Ломоносов использует нехарактерную для современного языка связку «суть», которая является вариантом глагола «быть» и используется независимо от форм лица или числа [Словарь русского языка XVIII века 1984].

Имена первого склонения на А и Я суть рода Мужского и Женского [Л.: 64].

Die Nennwцrter der ersten Declination auf a und я sind mдnnlichen und weiblichen Geschlechts [L.: 88].

При сопоставлении использования глагола-связки мы можем заметить некоторое соответствие структур в русском и немецком языках. Наличие данной связки в немецком обусловлено строем языка, когда как в русском языке мы можем охарактеризовать использование глагола-связки скорее как устаревшее явление.

Говоря о перформативных глаголах, можно обратить внимание также на такой глагол как «переменяться», который подтверждает тенденцию следования переводного текста в выборе эквивалентных конструкций за оригиналом. Данный глагол используется при описании парадигмы изменений имен существительных по падежам. Русский текст отличается последовательным использованием варианта глагола «переменять», который в период написания «Российской грамматики» считался грамматическим термином. Существовали понятия «изменяемая или переменяемая часть речи» [Словарь русского языка XVIII века 1984]. С одной стороны, текст отличается последовательным использованием русской терминологии. Но с другой стороны, данный термин, по сравнению даже с параллельно существовавшим термином «изменяемые части речи», можно охарактеризовать как устаревший.

Отличительная черта немецкого текста заключается в разнообразии вариантов передачи данного понятия. Можно выделить следующие способы передачи: «Nennwцrter verдndern das a <…> in…», «Nennwцrter erhalten…», «leiden folgende Abдnderungen», «Nennwцrter bekommen», «Nennwцrter haben», «das e wird <…> verwandelt», «die Endung wird <…> verдndert», «Nennwцrter nehmen <…> die Endung … an», «die Endung verдndert sich», «die Endung verwandelt sich». В данном случае при описании изменений мы видим различные конструкции, как в форме активного, так и в форме пассивного залога, что означает некоторый отход от русского текста в направлении немецкой традиции написания научного текста. Подобное использование многочисленных конструкций определяет терминологическое разнообразие немецкого текста. И хотя в немецком тексте редко встречаются похожие выражения, мы можем заметить и последовательность терминологии, которая выражается в использовании существительного «Abдnderungen», которое считалось в немецком языке, как мы отметили это ранее, эквивалентом латинскому «decliniren».

При описании научного оформления текста хотелось бы также отметить способы введения в текст исключений из правил. На лексическом уровне данные способы не отличаются особым разнообразием. Ядром лексико-семантического поля выражений с семантикой «исключения» в русском тексте являются глаголы «вычитать» и «включать», в немецком тексте - это глагол «ausnehmen». Специфика использования этих глаголов заключается в их грамматической характеристике. Особенностью научного дискурса XVIII века является открытый диалог автора с читателем, поэтому один из приемов описания исключений заключается в использовании императивных форм: «выключай», «вычитай». В немецком тексте переводчик тяготеет к использованию устойчивого сочетания «ausgenommen», которое выражено формой второго причастия. Также в русском тексте используются возвратные формы глаголов «вычитаться», «выключаться», употребление которых синонимично пассивным конструкциям.

В немецком тексте переводчик, чтобы передать безличность научного текста, выбирает два пути. Мы отмечаем использование форм пассивного залога («hiervon werden einige ausgenommen»), а также личных конструкций с неопределенно-личным местоимением man («man nehme hiervon diejenige Wцrter aus»). При этом обратим внимание на использование первой формы сослагательного наклонения. Его семантику можно объяснить двумя функциями первого конъюнктива. Во-первых, он может выражать осуществимое предположение, использование конъюнктива в данной функции характерно для научного стиля. И во-вторых, он может означать указание [Schendels 1982: 91]. Использование сослагательного наклонения в последней функции можно объяснить тем, что «Российская грамматика» является по своей форме учебным пособием, в которой автор предписывает правила читателю. Выражение предписания мы можем также заметить в названии частей грамматики - наставления.

2.4 Метатекстовые высказывания в «Российской грамматике» М.В. Ломоносова

В рамках данного раздела мы обратимся к метатекстовым высказываниям, которые в наибольшей степени обусловили метаязыковую картину анализируемого текста, а именно к выражениям, обеспечивающим связность текста, и выражениям эмоциональной оценки автора.

При прочтении текста грамматики интересно наблюдать за тем, как Ломоносов выстраивает диалог с читателем. Ранее мы отмечали использование императивных форм для побуждения читателя к действиям. Определенное влияние на восприятие читателем оказывают выражения эмоциональной оценки автора, с помощью которых читатель получает «инструкцию» по восприятию материала. Оценка может быть как положительной, так и отрицательной. Для выражения оценки Ломоносов обращается к различным средствам на различных языковых уровнях.

Если рассматривать текст с точки зрения соединения элементов, то можно отметить конструкции, организующие общую связность текста. Среди таких высказываний можно различать те, которые организуют катафорическую связь, то есть отсылают читателя к последующему контексту, и те, которые отвечают за анафорическую связь, а именно отсылают к предшествующему контексту. Соотношение между данными видами связи неравное, так как анафорическая связь является более частым явлением, по сравнению с катафорической связью. Катафорическая связь представлена в «Российской грамматике» в основном вводными конструкциями. Одни конструкции дают ссылки на неопределенный контекст: «как ниже сего окажется». В немецком тексте данная конструкция передается следующим способом: «wie weiter unten gezeigt werden soll». Указание на последующий текст выражено в неопределенно-личной форме. Безличность в русском языке передается при помощи возвратного глагола. В немецком языке с этой целью была использована пассивная форма сказуемого, которая также сопровождается модальным глаголом «sollen», который придает дополнительное значение будущего времени. Другие конструкции дают точную отсылку на последующий контекст: «окажется ниже сего, в третьем наставлении». В немецком тексте уточнение сохраняется, и к ней добавляется дополнительная информация: «wird besser unten in dem Abschnitt von den Zeitwцrtern vorkommen». Так у читателя связывается представленный материал не только с номером наставления, а именно с информацией, представленной в данном наставлении, что облегчит дальнейшее восприятие текста.

Если рассматривать анафорическую связь, то она в основном отсылает читателя к определенному параграфу грамматики. Отсылка может быть краткая - указание в скобках номера параграфа (§ 98), или развернутая: «о чем смотри § 132». В немецком тексте конструкции в основном сохраняются: «wovon § 112. und 113. nachzusehen ist». Целесообразно отметить некоторые особенности. Во-первых, в немецком тексте переводчик отсылает читателя к двум параграфам, номера параграфов при этом не совпадают с русскими. При анализе, однако, было установлено, что информация, излагаемая в русских и немецких параграфах совпадает, но из-за возможных ошибок в последовательности нумерации она сбивается. Кроме того, данные несоответствия можно считать доказательством того, что перед переводом текста была произведена правка текста. Вторая особенность заключается в грамматической форме глагола. Если в русском тексте используется императивная форма глагола, как прямое побуждение обратиться к другому параграфу, то в немецком языке переводчик отдает предпочтение пассивной конструкции sein + zu + Infinitiv, которая несет в себе также модальное значение долженствования.

Для начала рассмотрим способы выражения положительной оценки. Особенно часто их можно встретить во вступительной части к «Российской грамматике», где Ломоносов излагает свое размышления о русском языке в целом. Так один параграф первого наставления полностью посвящен не столько изложению грамматической информации, сколько оценке автора:

Но коль велика Творческая премудрость! одарил нас словом, одарил слухом. Определенные к нам члены коль хитро устроены; не возможно и помыслить без удивления о неизреченном разуме без глубочайшего благоговения и благодарения к щедрое Всевышнего Строителя мира [Л.: 12].

Wie herrlich und erhaben ist nicht die Weisheit des gьtigsten Schцpfers, die uns mit der Gabe der Sprache und des Gehцrs beschenkt hat! Niemand ist vermцgend an die kьnstliche und wunderbare Zusammensetzung der hiezu bestimmten vielen Werkzeuge zu gedenken, ohne die unergrьndliche ewige Weisheit mit der grцЯten Verwunderung zu erkennen, und ohne mit der innigsten Verehrung und der lebhaften Dankbegierde, gegen einen solchen milden Schцpfer des unermeЯlichen Weltgebдuges, inbrьnstig entflamt zu werden [L.: 3].

Данные примеры показательны с точки зрения передачи оценки на разных языковых уровнях. Во-первых, это использование лексики с ярко выраженной эмоциональной окрашенностью. Как в русском, так и в немецком тексте отличаются использованием такими эпитетами как «велика премудрость» / «herrlich und erhaben ist die Weisheit», «без глубочайшего благоговения» / «mit der innigsten Verehrung». Во-вторых, на морфологическом уровне мы можем заметить использование превосходной степени сравнения прилагательных, как выражение наивысшей оценки: «глубочайшего благоговения» - «mit der innigsten Verehrung». В третьих, на синтаксическом уровне мы можем отметить вынесение информации на первое место, что нехарактерно для стилистически нейтрального предложения («Но коль велика…» / «wie herrlich und erhaben…»). В оригинале текста присутствует также синтаксический параллелизм, который оказывается утерянным в немецком переводе («одарил нас словом, одарил слухом»). В-четвертых, выражение выражается также посредством пунктуации: как в русском, так и в немецком тексте используется восклицательный знак. Однако интересно, что в русском тексте восклицательный знак помещается автором в середину предложения. Мы можем объяснить это стилистическим выделением не всего предложения, а определенного словосочетания. Чтобы восполнить многие непередаваемые средства выражения эмоциональности в русском языке, в переводе добавляются дополнительные средства на лексическом уровне: «mit der lebhaften Dankbegierde», «mit der grцЯten Verwunderung».

Несмотря на то, что данный пример иллюстрирует ярко выраженную оценку как в русском, так и в немецком тексте, при прочтении мы можем заметить различие в эмоциональной оценке информации, изложенной в обоих текстах. В отражении как положительной, так и отрицательной оценки в немецком тексте можно проследить некоторое тяготение к нейтральности.

Московское наречие не токмо для важности столичного города, но и для своей отменной красоты прочим справедливо предпочитается [Л.: 52].

Die Moskowische Mundart erhдlt nicht nur aus der Ursache, weil diese Stadt die Hauptstadt des Landes ist, sondern auch wegen ihrer besonderen Annehmlichkeit und Zierlichkeit billig vor allen anderen den Vorzug [L.: 68].

Одним из преимуществ московского наречия Ломоносов называет его красоту. В качестве соответствия в немецком тексте используется нейтральное понятие «Annehmlichkeit», которое скорее имеет ассоциативный ряд прилагательных «приятный, удобный», чем «красивый, мелодичный», что и имелось в виду. Тенденцию к стилистически нейтральному изложению материала можно проследить и на примере выражения отрицательной оценки. При этом семантическое ядро оценки в целом в немецком тексте образует прилагательное «angenehm», которое лишает текст эмоциональной красочности и разнообразия, которое отличает оригинальный текст.

В окончании прилагательных множественного числа мужского рода вместо Е или Я, некоторые ставят везде И, что употреблении. И слуху весьма противно [Л.: 54].

In den Endungen der Beiwцrter, da einige bei dem mдnnlichen Geschlecht der mehreren Zahl, statt e oder я, ьberall das и gebrauchen, welches so gar dem Gehцr unangenehm vorkommt [L.: 71].

Прилагательное «противно» достаточно ярко отражает оценку автора, когда как использованное в немецком понятие «unangenehm» передает смысл, но не стилистику высказывания.

2.5 Графический метаязык «Российской грамматики» М.В. Ломоносова

Задача данного раздела состоит в рассмотрении паралингвистических средств, которые также участвуют в метаязыковом оформлении текста и формируют восприятие материала реципиентом.

Прежде всего, при прочтении грамматики можно отметить использование различного шрифта, который служит для смыслового выделения представленной информации. Оригинальный текст грамматики кажется при прочтении более однородным. Основная часть грамматики написана шрифтом одного размера. Выделению подвергаются только определенные группы информации:

а) названия наставлений и глав пишутся заглавными буквами, более крупным шрифтом (рис. 1);

б) примеры, которые приводит Ломоносов для иллюстрации какого-либо лингвистического явления выделяются курсивом (рис. 2);

в) новая, важная для запоминания информация, например термины (рис. 2).

С одной стороны, небольшое количество используемых шрифтов не мешает восприятию текста, что мы можем расценивать как направленность на читателя. С другой стороны, использование курсива, как для выделения примером, так и для введения новых терминов, может привести к путанице в полученной информации, так как графическое различие между терминами и примерами исчезает, и читатель воспринимает это как текст равного значения.

Немецкий текст наоборот отличается большим разнообразием графических выделений, используемых в тексте. При этом необходимо отметить, что русские и немецкие выделения не совпадают. В первую очередь необходимо отметить различные шрифты русского и немецкого текста. При переводе привычный для русского читателя шрифт сменяется на готическое письмо, распространенное в Германии. Среди выделений в немецком тексте стоит отметить: а) примеры на русском языке (рис. 3); б) латинские эквиваленты немецким терминам, что является отличительной чертой именно текста на немецком языке (рис. 4);

В данном разделе приведены особенности только самых основных элементов графического метаязыка. Сам текст в силу того, что его можно рассматривать как отдельное графическое произведение, требует, несомненно, более подробного анализа. В последующем изучении графического метаязыка необходимо обратить внимание на отдельные рисунки, используемые в оформлении грамматики, таблицы, схемы.

Выводы к главе 2

Таким образом, мы можем выделить общие закономерности метаязыка Ломоносова. Во-первых, русский текст построен ярче, разнообразнее в стилистическом плане, в то время как немецкому тексту свойственна нейтральность в выборе лексических средств. Во-вторых, если рассматривать лексическое оформление русского текста грамматики в диахроническом аспекте, то оно с точки зрения современного читателя будет казаться устаревшим, за счет семантических изменений. Немецкий текст напротив больше приближен к современному варианту немецкого языка, что обеспечивает иное восприятие современным реципиентом. И, в-третьих, несмотря на то, что немецкий язык в XVIII веке кажется более современным, использование терминологии отличается некоторой непоследовательностью. Русская терминология на тот период времени также находилась на стадии формирования единой терминологической системы языкознания. Однако в качестве отличительной особенности стиля Ломоносова мы можем отметить его последовательность и систематичность в выборе и использовании термина. Как в русском, так и в немецком языках мы можем наблюдать процесс формирования языка науки и научного стиля в целом.

Проследив на некоторых отдельных примерах использования терминов в грамматике, мы можем отметить двойственную природу терминологии обоих языков. Для русского языка, с одной стороны, характерна архаичность в стилистическом плане, но с другой стороны, последовательность в использовании термина на протяжении всего текста. В немецком тексте напротив, отмечена непоследовательность в использовании терминов, введение нескольких вариантов и отсутствие единой системы в последующем выборе основного варианта. Но при этом текст в его лексической оформлении выглядит более приближенным к современному языку.

При рассмотрении отдельных случаев представления материала в «Российской грамматике» мы можем выделить общие закономерности оформления научного текста. В русском тексте мы можем отметить продуманность при выборе того или иного приема общенаучного оформления, систематичность в его использовании. При этом многие из способов оформления текста, применяемые Ломоносовым, можно считать неактуальными для современного научного дискурса (как например, императивные формы). Немецкий текст по большей части следует за оригиналом, поэтому многие выражения можно считать калькированными с русского языка. Только лишь в некоторых случаях мы можем отметить отказ от прямого перевода текста в пользу устоявшихся в научном дискурсе XVIII века конструкций (как например, пассивные формы). Также немецкий текст в его лексическом оформлении воспринимается как более разнообразный, чем его русский оригинал, что обеспечивается за счет подбора синонимических конструкций при передаче материала.

Таким образом, можно сделать вывод, что немецкий текст в первую очередь старается передать семантику представленной в оригинале «Российской грамматики» информации (нахождение наиболее близких по смыслу конструкций), однако не всегда в переводе передается стилистика, заданная автором в оригинале. В немецком тексте мы отмечаем стремление к нейтральному изложению информации. Вследствие этого русский текст воспринимается более многогранным относительно используемых стилистических средств.

Заключение

В настоящей работе была предпринята попытка провести комплексный анализ «Российской грамматики» М. В. Ломоносова (1757) и ее перевода на немецкий язык (RuЯische Grammatick, 1764) с целью определения метаязыковых особенностей русского и немецкого текстов XVIII в. Проведенное сопоставительное исследование позволяет выявить некоторые закономерности в построении научных текстов и описать характерные черты метаязыка грамматического описания в России с учетом тенденций науки эпохи немецкого Просвещения.

Подробное изучение различных компонентов метаязыка позволило определить специфические особенности научного текста XVIII века. Русский и немецкий тексты «Российской грамматики» М. В. Ломоносова представляют собой значимые вехи на пути становления национального гуманитарного дискурса в России XVIII века, в ходе которого происходит постепенное формирование метаязыка грамматики. Об этом свидетельствует, прежде всего, подход М.В. Ломоносова к выбору применяемых терминов в русском варианте грамматики, а также одновременное использование латинских и немецких терминов в немецком переводе.

В целом анализируемые тексты отражают признаки, характерные для периода становления научного стиля, при котором стремление к объективному изложению материала в опоре на общенаучную лексику и содержательные номинативные конструкции сочетается с некоторой авторской субъективностью при интерпретации языковых фактов. При этом некоторые особенности построения текста могут служить показателями индивидуального научного стиля М.В. Ломоносова.