Тайваньская проблема во внешней политике Америки в 1990-е годы

Единственным серьезным поводом для беспокойства в это время стало четко проявившееся усиление Китая, рост внимания пекинских лидеров к военной мощи государства, их стремление сделать ставку на укрепление армии, как наиболее надежное средство решения всех внешнеполитических задач. Военные расходы КНР, даже по официальным данным, в 1991-1994 гг. ежегодно увеличивались на 17,5 %, в то время как в 1986-1990 гг. этот прирост составлял лишь 9%[51]. Китай стал более решительно, чем раньше, применять военную силу в ходе территориальных споров, прежде всего в Южно-Китайском море, где КНР отстаивала свое право на владение островами Спратли, на которые кроме нее претендовали Вьетнам, Филиппины и Тайвань. Рост агрессивных черт в поведении Китая вдохновил одного известного тайваньского автора на написание популярного футурологического эссе «Август 1995: китайское нашествие на Тайвань», в котором во всех подробностях характеризовались катастрофические обстоятельства этого события. За 1994 г. на Тайване было продано 288 тысяч экземпляров книги, что немало способствовало распространению панических настроений[52].

На уровне формулирования политических программ, 1993-1994 гг. в китайско-тайваньских отношениях были отмечены изданием двух существенных документов: «Белой книги», выпущенной в январе 1993 г. тайваньским МИДом и посвященной обзору направлений внешней политики Тайваня после окончания «холодной войны» и «Белой книги», опубликованной пекинскими властями в августе 1993 г., в ответ на очередное обращение КР в ООН с просьбой о восстановлении членства. Главным содержанием китайской «Белой книги» стало пространное обоснование исконной принадлежности Тайваня Китаю и доказательство невозможности дробления национального суверенитета, вытекающего из членства Тайваня в международных правительственных организациях[53]. В издании же, осуществленном правительством КР, выдвигался тезис о необходимости увеличения поставок американских вооружений на Тайвань в связи с ростом мощи и амбиций КНР, а также предлагалась обширная программа обменов визитами высших должностных лиц между США и Тайванем. Авторы тайваньской «Белой книги» рассчитывали на значительное укрепление американо-тайваньских отношений после перехода Белого Дома под контроль демократической администрации[54].

По прошествии нескольких лет в прессу проникла информация о том, что в Пекине к концу 1993 г. уже была четко сформулирована новая стратегия поведения в отношении Тайваня, в условиях изменившихся подходов тайбэйских властей. Эта стратегия должна была, по замыслу авторов, обеспечить в ближайшее десятилетие воссоединение Китая. План включал в себя три основных элемента: дипломатическую изоляцию Тайваня; косвенное военное давление на Тайбэй; установление экономической зависимости Тайваня от КНР[55].

Очевидно, что Соединенные Штаты оставались главным возможным препятствием на пути реализации данной стратегии. Только вмешательство Вашингтона могло предотвратить успех Пекина в осуществлении дипломатического и военного давления на Тайвань. На протяжении 1993-1994 гг. администрация Б. Клинтона своей политикой давала больше поводов для оптимизма Китаю, нежели Тайваню. Вместо поддержки дипломатических инициатив последнего, последовала разработка «Обзора тайваньской политики», в котором Вашингтон фактически настаивал на консервации существующего «технического» уровня участия Тайваня в делах мирового сообщества. Наращивание Пекином военной мощи также не вызвало жесткой реакции со стороны США - даже обстрелы филиппинских кораблей у атолла Спратли не стали поводом для серьезной критики Китая американской администрацией.

Кризис 1995-1996 годов и политика США

Трезвый анализ обстановки, сложившейся к концу 1994 г. неизбежно приводил к довольно неблагоприятным прогнозам развития ситуации в ближайшие несколько лет, хотя признаки «разрядки» в китайско-тайваньских отношениях заставляли многих журналистов и экспертов говорить о прямо противоположном - о радужных перспективах 1995 г[56]. По этой логике выходило, что Китай заинтересован в дальнейшем сближении и готов идти на значительные уступки. Оптимистические ожидания еще более усилились, когда председатель КНР Цзян Цзэминь 30 января 1995 г., в обращении по поводу наступления нового года по восточному календарю выдвинул программу из восьми пунктов, окрещенную в китайской прессе «новой крупной мирной инициативой». Обращение было озаглавлено «Продолжать бороться за воссоединение Родины» и содержало такие действительно новые предложения Пекина как согласие на прямые переговоры с тайваньскими лидерами о прекращении состояния войны между островом и материком, и приглашение тайваньских руководителей в КНР[57]. Цзян также сказал о том, что сохранение Пекином права применения силы в отношении Тайваня не означает, что «китайцы будут воевать с китайцами» - этого, по словам Цзяна, никогда больше не произойдет. Вместе с тем некие «иностранные силы по-прежнему пытаются помешать воссоединению Китая» - в случае их активного вмешательства власти КНР будут вынуждены отдать приказ о начале военной операции.

Наряду с либеральными коррективами курса, выступление Цзяна содержало и подтверждение старых позиций. Президент КНР сказал, что китайское правительство будет неуклонно следовать принципу «одного Китая» и противодействовать стремлению Тайваня расширить свое «жизненное пространство» в международном сообществе.

После обращения Цзяна в прессе появилось множество оптимистических комментариев, с благоприятными оценками будущего китайско-тайваньских отношений. Говорилось о том, что встреча Цзяна и Ли может произойти уже в 1995 г., и что эти два лидера являются весьма подходящими фигурами для ведения диалога о воссоединении: Ли - потому что он в глазах Пекина является самым влиятельным из числа сторонников «единого Китая» на Тайване, Цзян - потому что он гораздо более «гибок» и «миролюбив» по сравнению с политиками поколения Мао Цзэдуна и Дэн Сяопина[58]. Однако уже в день провозглашения «восьми пунктов» стало ясно, что официальный Тайбэй не проявляет большого энтузиазма по поводу китайских инициатив. Представитель правительственного Совета по делам материка отметил в интервью, что «в словах Цзяна нет ничего по-настоящему нового. В них нет ничего конструктивного и они никак не способствуют развитию отношений между двумя сторонами пролива»[59]. Формальный ответ тайваньского президента китайскому последовал 8 апреля 1995 г. Ли выступил в критическом духе и основное внимание уделил отстаиванию позиции Тайваня по вопросам статуса отношений с материком (которые, по мнению Ли Дэнхуэя должны были вестись «как между двумя обособленными политическими образованиями (political entities)»), и необходимости формального отказа КНР от применения силы до начала переговоров (которые Ли по-прежнему предлагал провести в рамках какого-либо международного форума, и называл не «переговорами о воссоединении», а «мирными переговорами»)[60]. Таким образом, обмен обещаниями между лидерами КНР и Тайваня повлек за собой вовсе не ожидаемое сближение, а наоборот, вывел на поверхность все существующие противоречия. Создавалось впечатление, что именно это и было подлинным намерением обеих сторон, по крайней мере и Пекин и Тайбэй теперь получили моральное право на продолжение реализации своих традиционных политических стратегий. Тайбэйские лидеры, давшие понять, что Цзяну не удалось заманить их в ловушку «переговоров о воссоединении», в апреле 1995 г. предприняли новое наступление в рамках прагматической дипломатии: свой ответ на «восемь пунктов» Ли Дэнхуэй огласил после возвращения из трехдневной поездки по странам Ближнего Востока, а в качестве следующего пункта для нанесения визита Ли выбрал Корнуэльский университет, где он в свое время получил докторскую степень, и откуда ему пришло приглашение посетить юбилейную встречу выпускников в июне 1995 г. Просьбу о предоставлении визы для «частного» визита в Соединенные Штаты тайваньский президент подал еще в начале марта 1995 г., и практически одновременно в американском конгрессе сторонники Тайваня развернули кампанию в поддержку права Ли посетить свою «альма-матер»[61]. Однако в администрации Б. Клинтона посчитали, что настало время воспользоваться официальным поводом для воспрепятствования провокационной деятельности Ли, и на основании позиции, зафиксированной в «Обзоре тайваньской политики», отказали тайваньскому лидеру в выдаче визы. По утверждению представителя госдепартамента, «предоставление визы Ли Дэнхуэю нарушило бы основополагающий принцип неофициальности в отношениях между США и Тайванем»[62]. Такое решение привело к запуску известного еще со времен президента Дж. Картера механизма - обида, нанесенная Тайваню администрацией, компенсируется адекватными действиями конгресса. При этом, снова проявился двухпартийный характер поддержки, оказываемой Тайваню в конгрессе США. В начале мая 1995 г. совместная резолюция с требованием того, чтобы «президент как можно скорее продемонстрировал одобрение правительством Соединенных Штатов частного визита президента Ли Дэнхуэя в его альма-матер - Корнуэльский университет, а также транзитной остановки президента в Анкоридже (Аляска) для участия в работе ежегодной конференции, проводимой американо-тайваньским экономическим советом», была единогласно принята в палате представителей (396 - «за», «против» - нет) и почти единогласно - в сенате (97 - «за», 1 - «против»)[63]. Среди обоснований принятия такой резолюции упоминалась заинтересованность США в укреплении экономических связей с Тайванем («Тайвань является шестым торговым партнером Соединенных Штатов и ежегодно закупает в два раза больше американской продукции, чем КНР»), поддержка демократических преобразований на Тайване («Интересы Соединенных Штатов требуют защиты демократии и прав человека за рубежом, а Тайвань является образцовым примером рождающейся демократии, со свободной прессой, свободными выборами, стабильными демократическими институтами»). В резолюции говорилось, что «не существует законных оснований для отказа Ли Дэнхуэю нанести частный визит в Соединенные Штаты», а также отмечалось, что на протяжении 1994 года сенат американского конгресса несколько раз голосовал за разрешение Ли посетить страну[64].

Почти единодушное мнение конгресса вынудило администрацию пойти на пересмотр первоначально принятого решения. В ходе беседы Б. Клинтона с госсекретарем У. Кристофером они сошлись во мнении, что у исполнительной власти просто нет средств для того, чтобы предотвратить появление Ли Дэнхуэя в США. Даже в случае сохранения запрета, тайваньский президент имел возможность получить визу непосредственно из рук конгрессменов, которые приняли бы для этого специальный закон, и легко преодолели бы президентское вето. Поэтому, 22 мая 1995 г. было объявлено о согласии госдепартамента на выдачу визы Ли Дэнхуэю[65].

Эта победа «прагматической дипломатии» сразу же повлекла за собой контрмеры со стороны Пекина. Уже 23 мая Тайбэй получил болезненный удар, когда на заседании президиума Азиатского олимпийского комитета (АОК), под давлением китайской делегации, тайваньскому городу Гаосюну, ранее считавшемуся фаворитом конкурса, было отказано в праве проведения азиатских олимпийских игр 2002 г[66]. Вслед за этим, лидеры КНР развернули настоящую дипломатическую войну, причем избрали в качестве мишени не столько Тайвань, сколько пошедшее на поводу у тайбэйского руководства правительство Соединенных Штатов. Китайский МИД опубликовал 23 мая сердитое заявление, с требованием отменить решение о выдаче визы, причем отмечалось, что «в противном случае американо-китайским отношениям будет нанесен серьезный ущерб»[67]. Тут же было объявлено о намерении отложить запланированный визит главы генерального штаба ВВС КНР в США[68]. На Тайване предполагали, что очередной раунд переговоров между рабочими группами SEF и ARATS также будет отложен, но он состоялся в срок, 27-28 мая. Появилась надежда на то, что Пекин не станет губить разрядку в отношениях через пролив из-за корнуэльского визита, и что китайский гнев коснется, главным образом Соединенных Штатов, обойдя Тайвань стороной. Во всяком случае, в высказываниях тайваньских политиков в конце мая - начале июня было больше оптимизма, чем пессимизма. Даже после инцидента в АОК, депутат Законодательного юаня от правящей партии гоминьдан Тан Шаочун утверждал, что Тайвань «ожидает передышка, ведь теперь мы имеем приглашение из США»[69]. В июне тайваньский МИД выступил с новой инициативой: было обещано перевести 1 млрд. долларов на счет Фонда международного развития, в случае положительного решения вопроса о восстановлении членства Тайваня в ООН[70]. А с 7 по 12 июня, вопреки раздававшимся из Пекина предупреждениям и угрозам, Ли Дэнхуэй совершил свою «историческую» поездку в США[71]. Вслед за этим, с 15 по 22 июня тайваньский премьер-министр Лянь Чжань нанес «частный» визит в Австрию, Венгрию и Чехию[72].

Прием, оказанный Ли Дэнхуэю в США, должен был оставить у него смешанные чувства. Конечно, ему изначально не приходилось рассчитывать на пышную официальную встречу - в аэропорту Лос-Анджелеса его ожидало лишь несколько сот представителей тайваньской диаспоры. Но дальше начались уже совсем не предвиденные затруднения. Сначала самолету Ли была запрещена посадка в Нью-Йорке, и президенту пришлось довольствоваться аэропортом Сиракуз - ближайшим от города Итака, где находится Корнуэльский университет. Здесь тайваньского лидера ожидали три самых стойких защитника интересов КР в американском конгрессе - сенаторы Дж. Хэлмс, Ф. Мурковски и А. Дамато. Значительное число конгрессменов, первоначально планировавших принять участие в церемонии встречи, вынуждены были остаться в Вашингтоне, так как на день прибытия были намечены важные слушания по Боснии. Сама программа пребывания Ли Дэнхуэя в Итаке, по настоянию представителей госдепартамента, была подвергнута серьезным купюрам. Была отменена пресс-конференция Ли Дэнхуэя после выступления 9 июня; из помещения, где президент должен был произносить речь, убрали флаги Китайской Республики, развешенные там руководством университета. Принимающей стороне были даны жесткие указания именовать гостя просто «президент Ли Дэнхуэй с Тайваня», без упоминания официального названия его должности - «Президент Китайской Республики на Тайване»[73].

В своем выступлении Ли Дэнхуэй не сказал ничего экстраординарного, охарактеризовал экономические и политические достижения Тайваня, призвал Китай следовать его примеру, и в очередной раз заявил о готовности лично встретиться с Цзян Цзэминем. В ходе состоявшейся после выступления встречи с представителями деловых кругов США, Ли было официально передано приглашение посетить в сентябре 1995 г. очередную конференцию американо-тайваньского экономического совета.

На Тайване практически все, включая лидеров оппозиции, оценили поездку как значительный успех «прагматической дипломатии». Телевидение вело прямую трансляцию выступления Ли, в три часа ночи по местному времени, и многие не ложились спать, чтобы послушать своего президента. Популярность Ли Дэнхуэя на острове после поездки значительно возросла, и он превратился в бесспорного фаворита грядущей кампании по выборам президента КР. Казалось, что события развиваются по выгодному для Тайваня сценарию, ведь как еще до начала визита Ли отмечал депутат Законодательного юаня от партии гоминьдан Вэй Юн: «если визит будет успешным, и все увидят, что из-за него отношения КНР и США не испортились, другие страны могут последовать американскому примеру»[74].

Однако китайские лидеры не могли допустить того, чтобы Ли Дэнхуэй почивал на лаврах, равно как и не собирались выражать благодарность чиновникам госдепартамента США за их запоздалые попытки «загладить вину» с помощью корректировки программы пребывания тайваньского президента в Соединенных Штатах. 16 июня на Тайване узнали, что китайская сторона все же отказалась проводить в намеченный срок (в июле 1995 г.) вторую (после апрельской 1993 г.) встречу между лидерами SEF и ARATS. 17 июня из Вашингтона был отозван китайский посол, на что администрации Клинтона пришлось отвечать адекватно, и отзывать своего посла из Пекина[75].

Сразу после 9 июня в китайской прессе началась кампания обличения «предателя Ли Дэнхуэя». Теперь уже никто не называл его «умеренным политиком, желающим воссоединения Родины», как это было в начале года. Досталось и США: в редакционной статье англоязычной «Пиплс Дэйли» говорилось, что «допустив в страну Ли Дэнхуэя, США совершили акт экстремизма… То, что они делают - это игра с огнем»[76]. Далее, Соединенным Штатам припоминались все грехи в отношении Китая, совершенные во время Корейской и Вьетнамской войн, а визит тайваньского президента назывался очередным, сравнимым по значимости ударом по Китаю[77].

По мнению многих комментаторов, кризис в американо-китайских отношениях в действительности не был порожден злополучным визитом Ли: он объективно вызревал на протяжении 1994 - первой половины 1995 гг., и июньский эпизод лишь стимулировал его вступление в фазу обострения. Анализ настроений, господствовавших в американском конгрессе, особенно после «промежуточных» выборов 1994 г., принесших победу республиканцам, показывал, что на позицию большинства конгрессменов определяющее влияние оказывали не исключительные симпатии к демократическому Тайваню, а стремление, во первых, оказать давление на Пекин, и во-вторых, на президентскую администрацию. По словам председателя комитета по иностранным делам палаты представителей, Б. Гилмана, китайская политика США должна была подвергнуться полному пересмотру, так как при сохранении существующего курса Соединенные Штаты будут «терпеть ущерб в вопросах торговли, безопасности, прав человека, распространения вооружений»[78]. Вместе с тем администрация, сделавшая ставку на «вовлечение» Китая, не хотела сдавать позиции и под давлением конгресса переходить к конфронтационной схеме отношений с КНР. В Пекине это, похоже, прекрасно понимали, и пытались, демонстрируя гнев и возмущение, заставить Вашингтон идти на уступки. Во всяком случае, после изменения первоначального решения по визиту Ли Дэнхуэя под давлением со стороны конгресса, Б. Клинтон завоевал репутацию «нестойкого» политика - китайские лидеры могли резонно предположить, что американский президент не выдержит и напора с противоположной стороны. Состояние кризиса, в глазах Пекина, было в некотором роде многообещающим, ведь только острая дестабилизация ситуации могла подтолкнуть «слабую» американскую администрацию к принятию таких решений по тайваньской проблеме, на которые она при других обстоятельствах ни за что бы не пошла.

В конце июня - начале июля 1995 г. нагнетание страстей продолжилось. У американских ученых, артистов и музыкантов стали возникать проблемы с поручением въездных китайских виз.19 июня в Китае был арестован известный правозащитник Гарри Ву. 2 и 3 июля в тайваньской прессе появились сообщения о начале незапланированных учений НОАК в Восточно-Китайском море, в районе к северу от Тайваня. Судя по непрекращающейся на материке кампании обличения «предателя Ли Дэнхуэя», который «совершил незаконный визит в США и упорно отказывается участвовать в переговорах о воссоединении Китая», подлинной целью проведения учений было принуждение Тайваня к отказу от «пагубной прагматической дипломатии»[79].

Несколько дней на Тайване царило настоящее смятение. Котировки ценных бумаг упали на 2,4%. Правительство предприняло специальные меры для восстановления спокойствия: агентству новостей было дано указание опубликовать опровержение «панических сообщений», а военное министерство подготовило специальный отчет для депутатов Законодательного юаня, в котором подтверждался факт проведения учений НОАК у острова Чжишуань, но говорилось о том, что эти учения «плановые и весьма незначительные по масштабам»[80].

По мере обострения кризиса становилось все более очевидным, что двумя его подлинными инициаторами и подстрекателями являются две политические силы - руководство КНР и американский конгресс. Хотя началом всему и послужил визит Ли Дэнхуэя в США, и недовольство Китая направлялось, главным образом, в адрес Белого Дома и госдепартамента США, в продолжающемся конфликте Тайбэй и администрация Клинтона выступали почти что в роли сторонних наблюдателей, вынужденных реагировать на инициативы Пекина и заявления лидеров конгресса. 9 июля в телевизионном интервью, в ответ на антиамериканские и антитайваньские меры, предпринятые руководством КНР, спикер палаты представителей республиканец Н. Гингрич предложил «официально признать существование свободного демократического Тайваня»[81]. Ничего подобного этому заявлению не раздавалось из уст столь высокопоставленного члена американского политического истеблишмента со времен президентской кампании 1980 г., когда кандидат-республиканец Р. Рейган призывал отменить недавнее решение администрации Дж. Картера о разрыве дипломатических отношений с КР. Но тогда об этом говорилось «по горячим следам», модель «неофициальных отношений» с Тайванем еще не продемонстрировала свою жизнеспособность, и не была такой общепризнанной, как в 1995 г. То, насколько радикальным было высказывание Гингрича можно судить и по отношению к нему со стороны, казалось бы, наиболее заинтересованных в усилении американской поддержки тайваньских лидеров. МИД КР вообще предпочел воздержаться от всяких комментариев, а депутаты Законодательного юаня от правящего гоминьдана в своих оценках были весьма сдержанны. Один из них заметил в интервью, что «в настоящее время наше правительство не выступает за установление полноценных дипломатических отношений с США, или какой-либо другой страной «большой семерки». Мы воздерживаемся от публичных призывов к мировому сообществу признать нас в русле концепции «двух Китаев»… Мы официально придерживаемся мнения, что Китай будет в конечном счете объединен… Если же мы станем во всеуслышание говорить о сепаратистском подходе, нам будет грозить военная атака с материка»[82]. Только выступающие за независимость острова члены ДПП, и сторонники сепаратистов за рубежом, высказали одобрение по поводу заявления Гингрича. Как отмечалось в редакционной ремарке «Тайваньского коммюнике»: «Независимость Тайваня - это реальность, и пытаться представить дело иначе есть ни что иное как страусиная позиция»[83]. Но даже представители этой части политического спектра выражали недовольство тем, что спикер палаты представителей поднял вопрос о признании Тайваня лишь в пылу полемики с Китаем, пытаясь отыскать средства давления на Пекин и заставить китайских лидеров освободить Генри Ву (таков был непосредственный контекст заявления Гингрича). Развитие событий показало, что Гингрич действительно не высказывал в интервью свою устойчивую политическую позицию и вовсе не хотел идти вопреки традиционной политике США. По слухам, на следующий день после интервью он был приглашен в Белый Дом для разговора с президентом, который просил его поаккуратнее обращаться с деликатной тайваньской темой. Кроме того, с Гингричем «провел беседу» Г. Киссинджер, «архитектор» политики «стратегической неопределенности» и давний политический ментор спикера. В результате, 18 июля в «Нью-Йорк Таймс» появилась заметка с характерным названием: «Обучение Гингрича, новичка во внешней политике», в которой содержалось признание конгрессмена в том, что он «в действительности не это имел в виду», а лишь хотел своей фразой «привлечь внимание Китая к ряду болезненных для США вопросов»[84].

Углубление американо-китайской ссоры заставило многих известных экспертов и комментаторов заняться выявлением ее причин и поиском путей выхода из кризиса. Г. Киссинджер, именуемый в тайваньской сепаратистской прессе не иначе, как «мистер Китай», за свою «примиренческую» позицию по отношению к Пекину, опубликовал несколько статей в «Вашингтон пост», «Лос-Анджелес Таймс», «Интернешнл Геральд Трибьюн», в которых выдвинул целую программу выхода из тупика. По мнению Киссинджера, администрация Клинтона, которая, несмотря на благие намерения, так и не смогла за два с половиной года сделать ничего полезного для развития американо-китайских отношений, теперь должна приложить все усилия для того, чтобы восстановить прерванный политический диалог с Пекином. Китайские руководители, в свою очередь, должны отказаться от «сверхжесткой» линии в отношениях с США, прекратить оказывать слабоспровоцированное давление на Тайвань. Должна прекратиться и внутренняя конфронтация в американском правительстве, конгрессу следует прекратить «китайскую войну» с администрацией. Ну и наконец, Киссинджер рекомендовал тайбэйским лидерам действовать осторожнее, не провоцировать Китай, не пытаться использовать США в качестве «средства» в рамках «прагматической дипломатии»[85].

Значительная часть экспертов не разделяла точку зрения Киссинджера относительно того, что жесткие шаги Пекина спровоцированы Вашингтоном и Тайбэем. С этого политического фланга исходили призывы к «сдерживанию» КНР, которое, по мнению таких специалистов по Китаю как Дж. Лилли, Дж. Сегала, Х. Фелдмана, Дж. Хогленда являлось единственным адекватным средством нейтрализации «новой китайской угрозы». Последний из перечисленных авторов отмечал в своей статье в «Интернешнл Геральд Трибьюн», что «также как России нельзя давать право вето в отношении контактов США с новыми демократиями Восточной Европы и Украиной, Пекин не должен иметь возможности определять то, как Вашингтону следует себя вести в отношениях с Тайванем. Американо-тайваньские отношения не могут превратиться в заложников мрачных параноидальных фантазий геронтократии, правящей в Пекине»[86].

Конечно, сложно было ожидать, что действующие политики, особенно в КНР и на Тайване, примут размышления американских экспертов в качестве руководства к действию и соответствующим образом изменят свое поведение. Во всяком случае, на протяжении всего июля напряженность не спадала, Пекин и конгресс обменивались очередными «уколами». 29 июля китайские власти задержали двух американских военных атташе, обвинили их в шпионаже и выслали из страны[87]. А с 21 по 26 июля, менее чем через месяц после окончания предыдущих учений, командование НОАК снова организовало военные маневры в Восточно-Китайском море. С побережья материковой провинции Цзянси, по целям, расположенным в море всего в 140 км к северу от тайваньской столицы, наносились удары учебными ракетами, не несущими боевого заряда. Тайваньским авиакомпаниям пришлось отменять рейсы самолетов через зону учений, фондовый рынок отреагировал на происходящее очередным падением курса акций. Однако в целом отношение тайваньцев к этим учениям было гораздо более спокойным, чем к предыдущим. Опрос, проводившийся 23 июля показал, что 71% респондентов не считают угрозу военной атаки с материка серьезной, 8% вообще ничего не знали об учениях, и только 20% были всерьез озабочены агрессивным поведением КНР[88].

В июле 1995 г. американский конгресс, также как и китайское руководство, не торопился прислушиваться к аргументам сторонников умиротворения. На Капитолийском холме были обнародованы разведданные о секретных поставках ракет среднего радиуса действия из Китая в Пакистан. В случае подтверждения этих сведений, администрации Клинтона пришлось бы не мириться с Пекином, как советовал Киссинджер, а в соответствии с действующим законодательством вводить против КНР полномасштабные экономические санкции[89]. Лидер республиканского большинства в сенате Р. Доул призвал своих коллег проголосовать за бойкот очередного Всемирного женского конгресса, который должен был пройти в сентябре 1995 г. в Пекине. Кроме того, конгрессмены решили заново обсудить, в связи с последними событиями, вопрос о целесообразности предоставления Китаю РНБ в торговле[90]. Инициативу по улаживанию разгорающегося конфликта пришлось брать на себя администрации. 16 июля госсекретарь У. Кристофер заявил в телевизионном интервью, что Белый Дом и госдепартамент выступают против бойкота женского конгресса и лишения Китая РНБ. В конце мая - начале августа, в Брунее, У. Кристофер должен был встретиться со своим китайским коллегой Цянь Циченем. По предположению некоторых комментаторов, учения НОАК 21-26 июля как раз и были приурочены к этому событию - чтобы в очередной раз напомнить американскому руководству о значении, которое китайская сторона придает тайваньской проблеме. Накануне отъезда в Бруней, Кристофер еще раз дал понять, что США настроены примирительно: говоря о злополучном визите Ли, он заявил, что «подобная поездка стала возможна лишь в силу особого стечения обстоятельств, повторение которого крайне маловероятно»[91].

В Брунее Кристофер и Цянь Цичэнь беседовали 1,5 часа, и судя по сделанным после этого заявлениям обе стороны выразили желание выбираться из «состояния свободного падения» (так охарактеризовал ситуацию в американо-китайских отношениях У. Кристофер). Вместе с тем ни о каких конкретных соглашениях объявлено не было. После возвращения Киссинджера в Вашингтон, в прессу просочились сведения о том, что китайское руководство, в порядке компенсации за нанесенный визитом Ли дипломатический ущерб, требует от Вашингтона подписания «четвертого коммюнике», в котором Соединенные Штаты однозначно заявляли бы о признании принадлежности Тайваня Китаю - чего не было сделано ни в 1972, ни в 1979, ни в 1982 гг[92].

Власти Тайваня тоже решили внести свою лепту в урегулирование конфликта. В начале августа Ли Дэнхуэй заявил, что он добровольно отказывается от приглашения посетить США в сентябре, для участия в работе ежегодной конференции американо-тайваньского экономического совета. Однако в силу демократических перемен, произошедших на Тайване, и тайваньский президент, так же как и американский, не мог единолично управлять развитием событий. Оппозиционная ДПП в августе организовала президентские «праймариз», по американскому образцу, победителем которых оказался вовсе не признанный фаворит, умеренный Су Синьлянь, а радикальный сторонник независимости Тайваня Пэн Мэнминь. Таким образом, стало окончательно ясно, что 23 марта 1996 г. тайваньские избиратели получат возможность отдать свои голоса за практически немедленное превращение Тайваня в независимое государство. И хотя по данным социологических опросов, в то время лишь 12% населения острова в той или иной степени высказывалось в поддержку данного сценария[93], сама перспектива превращения президентских выборов, по сути дела, в референдум о независимости, приводила в бешенство многих политиков в Пекине.

23 августа, в ходе работы 15 съезда гоминьдана, Ли Дэнхуэй официально объявил о своем намерении баллотироваться в президенты КР на новый срок. Делать это ему пришлось под аккомпанемент взрывов китайских ракет, потому что еще 15 августа китайское руководство развеяло все надежды на умиротворение и приступило к проведению очередного 10-дневного раунда учений в Восточно-Китайском море. На этот раз зона учений значительно расширялась - до 9000 квадратных километров, хотя запланированные цели по-прежнему не располагались ближе 150 км от тайваньского побережья. Снова главной учебной задачей были запуски высокоточных ракет - оружия, которое в Китае явно стали рассматривать в качестве главного средства устрашения Тайваня. Тайваньские военные признавали в интервью, что противоракетная оборона является самым слабым местом вооруженных сил КР[94].

Реакция Ли Дэнхуэя на известие об очередных учениях НОАК оказалась значительно более серьезной, чем в июле. Он заявил, что в октябре 1995 г. и тайваньская армия проведет крупномасштабные учебные маневры. Комментаторы сразу отметили изменение настроения Ли и связали это с его новым статусом участника президентской предвыборной гонки. Теперь и в КР, и в КНР, где Цзян Цземинь должен был достойно противостоять соперникам в борьбе за «наследство Дэна», лидеры не могли занимать умеренные позиции. Продолжение кризиса было объективно неизбежно.

Тем не менее, июльские «миротворческие» инициативы администрации Б. Клинтона приносили свои плоды. В соответствии с договоренностью, достигнутой Кристофером и Цянь Циченем в Брунее, 25 августа в Пекин прибыла делегация, возглавляемая помощником госсекретаря США П. Тарноффом. В итоге проведенных переговоров наиболее серьезные «бреши» в американо-китайских отношениях, возникшие после визита Ли Дэнхуэя, были ликвидированы. Китайские лидеры согласились вернуть в Вашингтон своего посла, и принять нового американского. Делегация американских женщин, во главе с супругой президента Х. Клинтон, должна была прибыть на Всемирный женский конгресс; Генри Ву был выпущен на свободу и получил возможность уехать из КНР в США; делегация китайских военных направлялась в Соединенные Штаты для участия в торжествах, посвященных 50-летию окончания второй мировой войны. Однако комплекс «традиционных» проблем в отношениях, конечно же, никуда не делся. Китай, помимо прочего, продолжал настаивать на официальных извинениях за допущение визита Ли, требовал от Вашингтона обещания не выдавать въездных виз тайваньским лидерам. За кулисами, китайские дипломаты пытались добиться от США и очередного официального и однозначного признания Тайваня частью Китая[95]. Предполагалось, что обо всем этом президенты двух стран смогут поговорить в октябре 1995 г. в Нью-Йорке, где оба они должны были присутствовать на церемонии празднования 50-летия ООН.

К концу лета 1995 г. воинственный настрой американских конгрессменов по отношению к Китаю и собственной администрации начал постепенно снижаться. Единодушная поддержка Тайваня, проявившаяся в мае, в августе уже едва ли была возможна. Даже третьи за 2 месяца военные маневры НОАК вблизи берегов Тайваня не повлекли за собой принятия резолюции протеста. Лишь самые стойкие «друзья Тайваня» - конгрессмены-демократы Ш. Браун, П. Дэйч, Р. Торричели направили У. Кристоферу письмо, в котором призывали госдепартамент более решительно реагировать на агрессивные действия Китая в отношении Тайваня. Тайвань, по мнению конгрессменов, является «суверенным, независимым государством, а не частью Китая… и не признавать это может быть удобно из политических соображений, но нереалистично»[96]. Судя по высказываниям конгрессменов, голосовавших в мае за выдачу визу Ли, жесткость реакции Пекина на это решение оказалась для них неожиданно сильной. По словам Д. Фейнштейн, сенатора из Калифорнии, она была «удивлена радикальностью ответных мер, предпринятых руководством КНР»[97].

Похожие настроения были отмечены и среди тайбэйских политиков среднего звена. Некоторые из них высказывались в том смысле, что решение Ли ехать в США было «непродуманным», что надо было подождать до марта 1996 г., до момента всенародного избрания, и уж потом активизировать «прагматическую дипломатию» - тогда у КНР было бы гораздо меньше законных оснований для начала военного давления. Пессимизма тайваньцам добавлял и экономический спад, в значительной степени спровоцированный действиями КНР. Фондовый рынок за лето 1995 г. упал на 19%, курс национальной валюты («нового тайваньского доллара») достиг в августе 1995 г. уровня, ниже которого он не опускался в течение четырех лет[98].

Однако уже в конце августа - начале сентября стало понятно, что официально заявляемая Пекином цель - добиться отстранения от власти на Тайване «предателя Ли Дэнхуэя», вряд ли может быть достигнута с помощью военных маневров. Опросы показывали, что наоборот, тайваньцы сплотились перед лицом внешней угрозы, и объединяющей фигурой стал именно действующий президент. В случае настоящей атаки с материка, по словам губернатора провинции Тайвань, члена партии гоминьдан Джеймса Суна, тайваньцы стали бы бороться «не за независимость, а за демократию», так что влияние оппозиции, и «левой» и «правой», в такой ситуации неизбежно бы сократилось[99].

27 сентября в Нью-Йорке госсекретарь США У. Кристофер и министр иностранных дел КНР Цянь Цичэнь обсудили детали намеченной на 24 октября встречи президентов США и Китая. Несмотря на примирительную позицию, которую администрация Б. Клинтона занимала по отношению к Пекину на протяжении нескольких последних месяцев, предложение китайского министра повысить статус поездки Цзян Цзэминя в США до уровня официального визита было отвергнуто. Представитель госдепартамента отметил, что «официальный визит главы государства возможен лишь в случае особо тесных, партнерских, договорных отношений между странами»[100]. Тем не менее, китайцы проглотили обиду и согласились на обычную рабочую встречу - четвертую по счету за время президентства Клинтона. Журналисты отмечали, что с президентом России Клинтон успел к тому времени встретиться уже 5 раз, причем эти встречи носили дружественный характер, в отличие от разговоров с Цзяном, которые были сугубо протокольными, и никогда не приводили к серьезным изменениям в политике[101]. Так случилось и на этот раз. Президенты посетовали на то, что злополучный визит Ли замедлил прогресс в важных переговорах по проблемам безопасности, соблюдения прав человека, распространения вооружений, и разошлись, не сделав никаких существенных заявлений. Цзян в очередной раз назвал тайваньскую проблему «центральным пунктом противоречий между США и Китаем»[102].

Осенью 1995 г. главными дестабилизирующими факторами являлись приближавшиеся выборы в Законодательный юань КР, которые должны были состояться 2 декабря, и набиравшая обороты на Тайване президентская предвыборная кампания. Тайбэйские лидеры прекрасно осознавали провоцирующую роль этих событий и даже несколько сократили свою, уже ставшую привычной, активность в рамках «прагматической дипломатии». Не было смысла еще сильнее «раскачивать лодку». Учения армии КР, о которых Ли Дэнхуэй объявил в разгар августовских маневров НОАК, состоялись 5 октября, но прошли тихо, без размаха, свойственного учениям материковой армии. Тайваньский президент без традиционного скандала отказался от участия в ежегодном саммите АПЕК[103]. И все же, избежать очередной демонстрации силы со стороны КНР не удалось, в конце ноября руководство НОАК снова объявило о начале проведения учений: у берегов материковой провинции Фуцзянь была произведена учебная высадка десанта с подводных лодок[104]. Таким образом, выборы 2 декабря прошли в обстановке очевидного внешнего давления. Несмотря на это, число тайваньцев, голосовавших за ДПП выросло по сравнению с 1992 г. ДПП получила 33% голосов (в 1992 г. - 31%) и 54 депутатских мандата (50), гоминьдан - 46% (53%) и 85 мест (96), Новая партия - 13% (в выборах 1992 г. не участвовала) и 21 место в тайваньском парламенте[105]. Комментаторы отмечали неожиданный успех НП и утверждали, что тема взаимоотношений с материком не была центральной в предвыборной кампании. Гораздо больше внимания уделялось внутриполитическим проблемам, и НП достигла высоких результатов именно благодаря своей антикоррупционной программе, а не из-за лозунга скорейшего воссоединения с материком[106]. Учитывая приведенные выше данные социологических опросов, согласно которым провозглашение Тайваня независимым государством, немедленно или в будущем, одобряло не более 12% тайваньцев, и успех ДПП в значительной степени базировался на привлекательности ее внутриполитической программы. Как любопытный факт можно отметить, что Рабочая партия Тайваня, выступающая за немедленное воссоединение Китая по формуле «одна страна - две системы», набрала в двух тайбэйских округах, где она выставила своих кандидатов, всего 1207 голосов (из 1,2 млн. возможных)[107].

На протяжении лета - осени 1995 г. вашингтонская администрация, в первую очередь озабоченная проблемой разрешения конфликта в отношениях с Пекином, почти что игнорировала факт силового давления, оказываемого КНР на Тайвань. Когда 3 августа 1995 г. в комитете по международным делам палаты представителей американского конгресса были организованы слушания по тайваньской проблеме, представитель госдепартамента заявил в своем выступлении, что «учебные запуски ракет, произведенные НОАК в июле, не создавали непосредственной угрозы для Тайваня»[108]. Этот аргумент стал главным обоснованием пассивной реакции администрации Клинтона на происходящее в тайваньском проливе вплоть до февраля 1996 г, когда У. Лорд повторил его, выступая на слушаниях в комитете по международным отношениям сената[109]. Такая позиция позволяла утверждать, что для начала реализации процедуры, предусмотренной в Законе об отношениях с Тайванем (исполнительная власть «немедленно информирует» конгресс о существовании угрозы безопасности Тайваня, и они приступают к «совместной разработке необходимых мер») нет главного основания - угрозы Тайваню, и поэтому ничего экстраординарного правительству США предпринимать не следует. Помимо нежелания в очередной раз сердить Пекин, нейтральная позиция Вашингтона имела и более сложное объяснение. Еще в сентябре 1995 г. заместитель министра обороны США Дж. Най-младший заметил в интервью: «На вопрос «что мы будем делать?» надо отвечать - «не знаем». В 1950 г. мы уже ответили однозначно, поместили Ю. Корею за пределы оборонительного периметра - и получили войну»[110]. Следуя этой логике, в 1995-1996 гг. администрация Клинтона не торопилась ни с однозначным противодействием давлению КНР на Тайвань, ни с прямой поддержкой скорейшего воссоединения Китая. Политика «стратегической неопределенности» впервые должна была пройти испытание на прочность в условиях кризиса, силового давления Китая на Тайвань.

После проведения на Тайване парламентских выборов и очередных маневров НОАК, руководство США решило наглядно продемонстрировать обеим сторонам, что такое политика «стратегической неопределенности». Сначала, 19 декабря 1995 г. через Тайваньский пролив прошла американская военная эскадра, возглавляемая авианосцем «Нимиц»; через месяц корабль ВМФ США «Форт Макгенри» зашел в шанхайский порт «с дружественным визитом». Эти действия не сопровождались никакими заявлениями официальных лиц, но были истолкованы комментаторами как несомненный сигнал Вашингтона Пекину и Тайбэю: «проявляйте сдержанность, Соединенные Штаты остаются главным силовым арбитром ситуации вокруг тайваньской проблемы»[111].

В оставшиеся до проведения на Тайване президентских выборов месяцы, сохранение тревожной обстановки прогнозировалось абсолютным большинством комментаторов. Напряженность стала быстро нарастать после публикации 24 января 1996 г. в «Нью-Йорк Таймс» сенсационного материала, содержащего текст служебной записки бывшего заместителя министра обороны Ч. Фримэна, адресованной помощнику президента по вопросам национальной безопасности Э. Лэйку. Фримэн недавно вернулся из КНР и сообщал Лэйку, что по полученной им от высокопоставленных китайских военных информации, НОАК планирует в ближайшее время приступить к ракетным обстрелам Тайваня. Все необходимые подготовительные мероприятия уже проведены, и в генеральном штабе ждут только окончательного решения политбюро. Также, Фримэн приводил в записке слова одного китайского генерала, который утверждал, что агрессия в отношении Тайваня не приведет к вмешательству США, так как американские лидеры «больше озабочены судьбой Лос-Анджелеса, чем Тайваня». В этой фразе содержался совершенно прозрачный намек на то, что КНР обладает способностью нанести ядерный удар по территории США с помощью межконтинентальных баллистических ракет[112]. Уже на следующий день представитель китайского МИДа официально опроверг всю информацию, опубликованную в «Нью-Йорк Таймс», однако многие простые граждане США в такой ситуации были готовы больше доверять известному американскому политику, а не пекинским властям. В начале февраля, в той же «Нью-Йорк Таймс» появились сообщения о закупке Китаем очередной партии российских истребителей Су-27 (72 машины), а также о состоявшейся год тому назад секретной сделке между КНР и Пакистаном о продаже в Исламабад ядерных военных технологий[113].

На 7 февраля в комитете по международным делам сената были назначены слушания по тайваньской проблеме. Накануне, сенатор Саймон заявил, что пришло время однозначно определить, какие действия правительство США предпримет в случае прямой агрессии КНР в отношении Тайваня. Сам сенатор полагал, что Соединенные Штаты в такой ситуации должны помочь Тайваню посредством направления в зону боевых действий подразделений американских ВВС[114]. Однако ни министр обороны В. Пэрри, ни помощник госсекретаря по делам Восточной Азии У. Лорд не согласились в ходе слушаний как-то конкретизировать американские планы.

Через несколько дней, 9 февраля, стало известно, что власти КНР приступили к серьезной передислокации своих вооруженных сил. Порядка 150 тысяч бойцов НОАК разместились вдоль береговой линии провинции Фуцзянь, как раз напротив Тайваня. Сюда же стягивались дополнительные подразделения авиации и подводного флота. 5 марта официальное китайское агентство новостей Синьхуа сообщило о намерении руководства НОАК провести новую серию учебных запусков ракет в непосредственной близости от Тайваня. На этот раз зона учений значительно расширялась и охватывала не только районы к северу от Тайваня, но и часть Южно-Китайского моря. Запланированные цели обстрелов располагались в 21 миле от северного тайваньского порта Цзилун, и в 32 милях от самого крупного южного портового города Гаосюн[115].

Известие о новых учениях НОАК, причем намеченных на дни, предшествующие президентским выборам на Тайване, заставило вашингтонских политиков перейти сначала к более решительным заявлениям, а затем и действиям. Что касается конгресса, он «бурлил» уже с момента сенсационной публикации в «Нью-Йорк Таймс» 24 января, сенаторы и конгрессмены выступали с резкими заявлениями, 2 февраля 80 конгрессменов поставили подписи под письмом Б. Клинтону, в котором они призывали президента «противостоять китайской агрессии всеми средствами, которые имеются в Вашем распоряжении, и обеспечить Тайвань всем необходимым для самообороны»[116]. После сообщения агентства Синьхуа 5 марта в конгрессе приступили к разработке специальной резолюции, призывающей Пекин «одуматься», а администрацию - принять необходимые меры для ликвидации угрозы Тайваню[117]. И даже министр обороны США У. Пэрри, до этого лишь «выражавший озабоченность» по поводу действий КНР, теперь заявил, что Пекин «совершает очень большую ошибку», и что в случае нанесения в ходе учений ущерба непосредственно тайваньской территории «наступят самые серьезные последствия»[118].

Несмотря на сигналы, поступающие из Вашингтона, пекинские лидеры не отказались от проведения запланированных учений. С 8 по 25 марта 1996 г. военные корабли КНР осуществляли в зоне Тайваньского пролива учебные стрельбы с помощью ракет среднего радиуса действия М-9, которые поражали учебные цели в непосредственной близости от Тайваня. Мало у кого теперь оставались сомнения в том, что действия КНР представляют собой целенаправленное военное давление на тайваньских избирателей накануне и во время президентских выборов. Хотя на острове уже успели привыкнуть к маневрам НОАК, и в марте 1996 г. их отрицательное влияние на экономику КР было даже более слабым, чем в июле или августе 1995 г.[119], мартовские учения имели гораздо более значительный резонанс в мире, потому что внимание широкой публики было привлечено к ситуации на Тайване и историческим президентским выборам. Соответственно, и поведение США в этой непростой ситуации оказалось предметом всеобщего обсуждения. Если раньше вашингтонская администрация могла «отмолчаться» и получить в ответ на это только упреки со стороны конгрессменов и сенаторов, то теперь «мягкая» позиция по отношению к Пекину была чревата падением репутации в глазах мировой демократической общественности. Возможно, что именно это обстоятельство подвигло Белый Дом на решительные действия.

10 марта с заявлением по тайваньской проблеме выступил госсекретарь США У. Кристофер. Он назвал действия Пекина «безрассудными» и объявил о направлении к берегам Тайваня кораблей ВМФ США, ведомых авианосцем «Индепенденс». Корабли должны были приблизиться к зоне маневров НОАК, и «находиться в состоянии готовности к оказанию помощи в случае, если таковая потребуется»[120].

На следующий день, по приказу, отданному лично президентом Б. Клинтоном, группировка ВМФ США у тайваньских берегов была усилена еще одним авианосцем («Джордж Вашингтон»). Американские военные корабли, в «обычном» режиме находившиеся на расстоянии порядка 200 миль от Тайваня, приблизились к нему на расстояние около 100 миль. Ни один из них не вошел в Тайваньский пролив или в официально очерченную Пекином зону проведения учений. Тем не менее, по оценкам экспертов, сосредоточение подразделений ВМФ США в непосредственной близости от Тайваня достигло степени, не фиксируемой со времени окончания войны во Вьетнаме[121].

Действия США не привели ни к каким видимым изменениям в поведении КНР - учения шли своим чередом. Китайские военные заявляли в интервью, что в случае, если американские корабли осмелятся зайти в Тайваньский пролив, их там встретит «море огня»[122]. Однако судя по высказываниям представителей администрации Клинтона, никто в Вашингтоне и не собирался углублять конфронтацию. Достаточно было и эффекта, оказанного на мировое общественное мнение телевизионными картинками американских авианосцев, спешащих на выручку Тайваню. Министр обороны Пэрри уже при посылке авианосцев назвал эту меру «разумной предосторожностью». У. Лорд в телевизионном интервью сказал, что «…подразделения ВМФ США направлены в район Тайваня для того, чтобы не допустить политических просчетов со стороны Пекина; они находятся там для убеждения наших друзей в том, что мы крайне заинтересованы в сохранении стабильности и мира в этом регионе, для того, чтобы не позволить ситуации ухудшаться и дальше»[123].

В дни, непосредственно предшествовавшие выборам на Тайване, НОАК и американские военные соревновались в зрелищности проводимых экзерсисов. В ответ на учебные вылеты китайских истребителей, американские F-14 и F-18 поднимались в небо с палуб авианосцев и кружили над Южно-Китайским морем, имитируя боевые перехваты и бомбовые удары[124].

Уже после окончания кризиса некоторые критики администрации Клинтона утверждали, что действия США в марте 1996 г. были вовсе не такими уж правильными и продуманными. Говорилось о том, что президент не пошел на неукоснительное соблюдение Закона об отношениях с Тайванем, который предписывает главе исполнительной власти советоваться с конгрессом, прежде чем предпринимать какие-либо меры для защиты Тайваня[125]. Некоторые эксперты были уверены в том, что решение об отправке авианосцев принималось администрацией в срочном порядке, для того чтобы не допустить принятия гораздо более решительных мер со стороны конгресса[126].