Норманизм - антинорманизм: полемика и поиск "третьего пути"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Норманизм - антинорманизм: полемика и поиск "третьего пути"

А.Е. Виноградов

Независимый исследователь,

г. Москва, Российская Федерация

Норманизм и его антипод представляют собой два подхода к начальному этапу русской истории, совмещающих как научные, так и идейные представления и являющихся отзвуком спора о вкладе завоевателей и автохтонов в историческое развитие Европы. Длительность полемики в данном случае объясняется как слабостью фактической базы, так и давлением идеологем, мешающих представителям обеих школ критически оценить собственный научный багаж и наладить конструктивную дискуссию. При более объективном подходе участники спора смогут отказаться от ведущих в тупик концепций в пользу новых свежих идей.

Ключевые слова: Русь, варяги, норманизм, антинорманизм, готицизм, идеологизация науки

A.E. Vinogradov

Independent researcher,

Moscow, Russian Federation

Normanism - antinormanism:

Polemics and the search for the “third way”

Normanism and its antipode are two approaches to the initial stage of Russian history, combining both scientific and ideological ideas and being an echo of the dispute about the contribution of conquerors and autochthons to the historical development of Europe. The duration of the controversy in this case is explained both by the weakness of the factual base and by the pressure of ideologemes that prevent representatives of both schools from critically evaluating their own scientific background and establishing a constructive discussion. With a more objective approach, the participants in the dispute will be able to abandon the concepts leading to a dead end in favor of new fresh ideas.

Key words: Russia, Varangians, normanism, antinormanism, gothicism, ideologization of science

Противостояние двух взглядов на начало отечественной истории - норманизма и антинорманизма - насчитывает уже несколько столетий и не прерывается, несмотря на неоднократные попытки то констатировать «конец дискуссии» [24], провозгласив «убедительную победу взвешенного норманизма» [44, с. 196], то объявить «изгнание норманнов из русской истории» [22]. Очевидно, длительность и ожесточение спора во многом объясняется тем, что к его сугубо исторически-научной составляющей в очень большой степени примешивались и примешиваются политико-идеологические мотивы. норманизм история россия европа

Так, в некоторых работах оппонентов норманизма прослеживается мысль о его связи с готицизмом - учением об особой роли готов в истории Европы, исторически объединявшим скандинавские, островные и континентально-германские народы [18, с. 16-62]. С другой стороны, антинорманизм его противниками трактуется как течение, имеющие «корни скорее в психологии и политике, чем в науке» [24, с. 100], утверждающее де-факто развития «славян-русов без какого-либо внешнего влияния» [12, с. 8].

Задача данной статьи - определить степень идеологического воздействия на ту или иную версию происхождения древнерусского государства и, соответственно, как это воздействие сказывалось на научной составляющей спора.

На наш взгляд, действительно, готицизм, активизировавший в XV-XVШ вв. тему германского «славного прошлого» в скандинавском ключе (когда в угоду северянам минимизировалась даже роль других германцев - франков или лангобардов), мог сыграть роль в том, что шведские притязания на начало русской истории были поддержаны не только в Скандинавии, но и в Германии, а затем и в Англии. И даже те немецкие ученые, которые допускали тождество варягов и балтийских вагров, зачастую оговаривали (как Г. Лейбниц), что эти вагры хоть и славяне, но исторически неоднократно подчинявшиеся датчанам, и сам Рюрик «датского происхождения». В начале XIX в. готицизм логически наложился на учение об исторических и неисторических народах Гегеля, согласно которому «исторические» германцы-скандинавы «основали» русское, как и британское, и ряд других государств, где автохтонами являлись «неисторические» этносы [49, S. 424].

Все это отразилось на германской исторической школе, и вряд ли случайным является факт, что среди основных сторонников норманнской теории (включая ее комбинации, например, с готской теорией), живших или работавших в России в XVIII - начале XX в., преобладали ученые, связанные с германской традицией и культурой (Г.З. Байер, А.Л. Шлёцер, Г.Ф. Миллер, А.А. Куник, В.Р. Розен и др.).

Однако, на наш взгляд, предыстория российской научной дихотомии все же глубже и сложнее. На нее повлияли собственно западноевропейские историко-культурные травмы, вызванные давними иноземными завоеваниями и последующим длительным «столкновением цивилизаций», породившие массу национальных комплексов и страстные исторические споры. Ф. Отман, А. де Буленвилье доказывали общие положительные последствия франкского завоевания Галлии в виде установления новых стабильных государственных институтов и традиций. В России та же концепция, по сути, проявилась в диссертации

Г.Ф. Миллера, суть которой М.В. Ломоносов выразил так: «скандинавы победоносным своим оружием благополучно себе всю Россию покорили» [45, с. 300]. Н.П. Брусилов также полагал, что только «ложный стыд» мешал летописцу признать, что «государство Русское основано не добровольным приглашением, но силою оружия норманнов» [5, с. 285, 312]. Влияние теории «положительного завоевания» обнаруживается вплоть до К. Маркса, который утверждал, что ранняя история Руси «составляет, в частности, лишь одну из глав истории норманнских завоеваний» [28, с. 4].

Однако «теория завоевания» в Европе быстро вызвала мощную оппозицию и теорию «отторжения»: Э.-Ж. Сийес объявил, что французская нация состоит из потомков «одних только галлов и римлян», аристократы же - наследники завоевателей, которых, при продолжении их претензий на власть, следует выгнать на историческую родину, в «леса и болота старой Германии» [58, р. 8-9]. Ф. Гизо доказывал, что во Франции «в течение более тринадцати веков побежденный народ боролся, чтобы сбросить иго народа-победителя» и что события 1789 г. прямо отражают эту «старую распрю» [48, р. 1, 3].

Само слово появилось в Англии в XVII в. в рамках этой же тенденции, для обозначения течения, противопоставлявшего англосаксов и пришлых норманнов Вильгельма Завоевателя, ставших уже собственно романизированными нормандцами [50, р. 135-136, 253]. Эти теории «отторжения» имели подчас сильное влияние. Не случайно памфлет Дж. Хейра «Антинорманизм», опубликованный в самый разгар противостояния парламента и короля, сравнивали с «политической бомбой» [51, р. 80].

Возникавшую, таким образом, опасность исторического раскола складывавшихся политических наций умеренные публицисты пытались устранить, сглаживая давние конфликты различными способами. Первым было отрицание завоевания: так аббат Ж.-Б. Дюбо утверждал, что Галлия - прямая наследница Римской империи, франки же - законные еще с той же империи поселенцы берегов Сены, наиболее цивилизованное, романизированное из германских племен, имевшее много общего с коренным населением вплоть до исторической генеалогии [47, р. 71, 217, 230-232].

Второй способ был представлен «теорией изживания». Так, О. Тьерри, не отрицая факта франкского завоевания Галлии, утверждал, что появление в X в. династии Капетингов, по легенде - низкого происхождения, ознаменовало замену правительства завоевателей на национальную королевскую власть [53, р. 196-197]. По мнению И. Тэна, в Италии, последовательно завоевываемой то готами, то лангобардами, тем не менее, народу-наследнику римлян «далось в удел преимущество избегнуть германизации», поэтому уже вскоре «в учреждениях, в нравах, в языке, в искусствах мы видим... постепенное освобождение и возрождение древней цивилизации, на почве которой варвары только прошли и затем растаяли, подобно вешнему снегу» [39, с. 73].

Нетрудно заметить, что российская историография начала Руси в значительной мере повторяла последние две теории применительно к отечественным условиям. Н.М. Карамзин, а также в той или иной мере М.М. Щербатов, А.Л. Шлёцер, И.Н. Болтин и др. утверждали факт процветания России под скипетром варяжской династии, приглашенной самими славянами для предотвращения междоусобиц.

То, что в рамках этой идиллической теории, как правило, вслед за скандинавскими и приезжими немецкими учеными признавалось норманство варягов, было неудивительно для периода становления русской исторической науки, которая, как чеховский Петр Игнатьевич, сохраняла веру в «непогрешимость. главным образом, всего того что пишут немцы». С.М. Соловьев вспоминал, что в первой половине - середине XIX в. и у «самых даровитых профессоров русских. не было самостоятельности», поскольку они пользовались научными шаблонами и результатами, добытыми «своими учителями» на Западе [38, с. 48].

Эти настроения сказывались и на позиции корифеев исторической науки по варяжскому вопросу. Так, В.О. Ключевский признавался, что «под опекой норманистской гипотезы. мы боялись сделать новую догадку, поставить факты в новую комбинацию» [25, с. 119], а С.М. Соловьев охарактеризовал ситуацию еще ярче: «вследствие прекращения движения образовалась плесень» [38, с. 55].

Вместе с тем, отличие российских исторических баталий от западных состояло не только в долгом периоде становления самой исторической науки, но и в предмете спора: на Западе можно было дискутировать о роли, статусе пришлых наемников или завоевателей, но не об их этносе. В России же в силу крайней узости источниковой базы и сам этнос варягов (варягов-руси) представлял загадку.

Реальных, а не трактуемых ab hoc et ab hoc «фактов» в распоряжении историков было крайне мало. Предреволюционный норманизм опирался, по словам А.Е. Преснякова, на «скудные сведения» [35, с. 39]. За него, по сути, и то лишь умозрительно, была только «историческая география», т.е. факты активности скандинавов в разных уголках Европы. Норманское герцогство на севере Франции и королевство на юге Италии представлялись явлениями такого же порядка, как и «скандинаворусское государство» [Там же, с. 39-40, 50]. В свою очередь, и учебные пособия Д.И. Иловайского подвергались отчасти справедливой критике за «туземный подход» к началу отечественной истории. Иными словами, и норманисты, и их противники скорее исходили не из реальных фактов, а из идеологизированных представлений, связывающих древнейшую русскую историю то с историей Западной (или Северной) Европы, то с весьма условной «почвой». Но в обстоятельствах обоюдной слабости аргументов «почва» по определению не могла не иметь определенной форы. В итоге, в исторической науке второй половины XIX в. возобладал антинорманизм [23, с. 76], причем, как правило, принимавший «славянофильские» формы: труды С.А. Гедеонова, И.Е. Забелина, с 1870-х гг. Д.И. Иловайского и др. утверждали идею славянства изначальной Руси или, во всяком случае, ее связь со славянизированными роксоланами. Все это напоминало путь историков из регионов с такой же затуманенной ранней историей, как Болгария, где долгое время существовало убеждение о том, что никакого завоевания дунайских славян тюрками-болгарами не было по той причине, что сами болгары изначально-де были славянами.

Вместе с тем, на ходе варяжской дискуссии не могли не сказаться тенденции, связанные с медленной трансформации государства Романовых в «национализирующуюся империю», повторения пути, пройденного на Западе значительно раньше. Не случайно подъем активности антинорманизма совпал со всплеском создания поощряемых государством памятников «русского стиля», «Русским балом» в Зимнем дворце в 1903 г. и прочими признаками «национализации» верхов. Комментируя это явление, свидетель эпохи В.В. Вейдле много лет спустя писал об этом явлении как о «покаянии» в т.ч. «за призвание варягов. Сами варяги и каялись» за узурпацию власти от народа-автохтона [8, с. 65].

«Покаяние» было реализацией все той же теории изживания. Отстаивая эту точку зрения, Г.П. Федотов уже в 1920-е гг. утверждал, что «у нас обрусение германцев шло еще быстрее, чем на Западе их романизация» [40, с. 410].

Безусловно, патриотический пафос сам по себе не мог заменить научной аргументации. Между тем, в непрекращающейся полемике о начале Руси усиливалась археологическая составляющая: во всяком случае, монография Т. Арне «Швеция и Восток» послужила серьезным аргументом в пользу норманизма, который из довольно умозрительных лингвистических и исторических конструктов стал обретать черты действительно научной концепции.

Возможно, и ее противники смогли бы найти достойный ответ, но ситуация резко изменилась с революцией 1917 г. «Советский проект в 20-30-е годы, - отмечает А.И. Миллер, - был проектом отрицания русского национального проекта» [31, с. 29]. Поэтому ничто не мешало торжествовать концепциям завоевания, которые первое время и советской наукой рассматривались как естественный исторический процесс. Не случайно через столетие с лишним после Н.П. Брусилова формальный глава новой советской исторической школы М.Н. Покровский повторит его тезис, связанный с «завоеванием» варягами [34, с. 25].

И даже в 1939 г. советский академик Б.Д. Греков не слишком отходил от этой концепции: «варяжские викинги - допустим, даже и призванные на помощь одной из борющихся сторон, - из приглашенных превратились в хозяев и частью истребили местных князей и местную знать, частью слились с местной знатью в один господствующий класс» [17, с. 229].

В официальных трактовках истории норманская теория была лишь прикрыта марксистскими одеждами советской кройки. Провозглашалась несущественность внешнего вклада в создание Древней Руси по сравнению с внутренними процессами распада родового строя, и в этой связи поиск альтернативы норманнам, как якобы творцам этого внешнего вклада, и вовсе стал неактуальным.

И в 1970-е гг. В.В. Мавродин в норманской теории критиковал только происхождение названия Русь, а «варяжское происхождение династии Рюриковичей, их скандинавские связи», скандинавский характер многих имен фигурантов договоров Руси с Византией, части «росских» названий днепровских порогов у него не вызывали сомнений [27, с. 154-157].

И в начале 1980-х гг. М.А. Алпатов в одном из ведущих отечественных исторических журналов, с одной стороны, разоблачал крайности норманизма, но провозглашал его суть: «имена первых киевских правителей норманнские... По своему поведению Рюрик, Олег, Игорь, Святослав - типичные викинги» [2, с. 42, 39].

Некоторым исключением из правила была позиция ученых, которые выступали против норманской теории в принципе (М.Н. Тихомиров, В.Б. Вилинбахов, А.Г. Кузьмин), но обобщающих трудов по варяжскому вопросу им в те годы опубликовать не удалось.

Поэтому нельзя не согласиться с утверждениями о том, что советская историческая наука в целом, в отличие от представителей дореволюционной эпохи, критиковала лишь теории, рисовавшие картину полного завоевания или даже заселения Восточной Европы скандинавами [14, с. 20; 41]. И эта критика, на наш взгляд, объяснялась не столько «патриотизмом», сколько тем, что такие постулаты шли вразрез с официальной «марксистской» идеологией (не вписывающееся в нее мнение самого К. Маркса о норманнском завоевании Руси до конца 1980-х гг. скрывалось), с тезисами о классовом характере государства и классовой борьбе как движущей силе общества, где национальному вопросу отводился минимум места. Норманство же варягов при условии их вторичной роли в государствообразовании идеологию устраивало, а споры о замене норманнов на другой этнос были нежелательны, т.к. вносили новые исторические трудности в и без того сложные взаимоотношения народов и государств.

Общее ослабление советской идеологии с конца 1980-х гг. закономерно вызвало подъем норманизма. Хотя он не подтверждался ростом убедительной аргументации за норманскую теорию, будучи связан скорее с «протестом против однобокого антинорманизма 40-70-х гг. XX в.» [16, с. 44], и вылился в итоге в активизацию именно крайней точки зрения об исключительной роли викингов в создании древнерусского государства [15, с. 172-173].

На наш взгляд, «протестом» здесь было лишь желание избавиться от марксистских догм, а основная причина подъема норманизма была в другом. По оценке Д. Шорковитца, в условиях наступившего в СССР кризиса, в стране, как, мол, и во времена призвания варягов, появлялось ожидание «спасения извне», готовность «принять внешний импульс» [46, с. 9]. В науке импульс не заставлял себя ждать: когда российское государство снизило свою роль в научных мероприятиях по Древней Руси, эту нишу со всеми вытекающими последствиями заняли скандинавские страны (например, в организации конференции 1997 г. в Москве особо подчеркивалась роль «шведского института» [49, с. 66], видимо, Svenska Institutet, структуры, пропагандирующей в мире шведские культурно-исторические достижения).

Активизация же именно крайнего норманизма в 1990-е гг. означала во многом лишь смену одной идеологической надстройки над историографией на другую. Можно спорить о степени влияния на нее неизжитого на Западе (хотя и официально критикуемого) готицизма, но сам факт перенесения с Запада в новую российскую науку выработанных давным-давно идеологических штампов и представлений несомненен.

Отсюда постулаты, что пришлые скандинавские (или фризско-скандинавские) дружины сыграли решающую роль в образовании Древней Руси, «возглавив процесс строительства государственных структур» [44, с. 196], став якобы «силой, оживившей все элементы культуры и цивилизации» [43, с. 45]. Мало того, этот якобы установленный факт призывается «рассматриваться и пропагандироваться (! - А.В.) в качестве существенного и позитивного момента отечественной истории, фактора, роднящего русскую историю с историей европейского континента и, в частности, североевропейских стран» [44, с. 203].

В некоторых трудах эта точка зрения объединялась с другими не менее крайними: так, по М.В. Горелику, древнейший Киев - не более чем «хазарский центр на Днепре», вся топонимия которого - сплошь иудейская с некоторыми венгерскими и тюркскими вкраплениями, а Киев летописный - место, куда «причаливают корабли скандинавских хёвдингов... Хаскёльда (Аскольда) и Тюра (Дира), посланных... пришедшим из Ютландии конунгом Рериком», и скандинавская история продолжалась при «захватившем здесь власть норвежском ярле Хельги» [13, с. 12-13].

Как и любой идеологии, современному норманизму свойственен налет мифологичности, и не случайно во многих трудах соответствующего направления огромное место занимает некритичное изложение скандинавских саг, записанных на краю тогдашней Ойкумены, в Исландии, через несколько веков после «призвания варягов», где география, времена, герои и события перемешаны до неузнаваемости. Археологические данные, на которые в XX в. делали основной акцент, по-прежнему дают минимум свидетельств раннего скандинавского присутствия в летописных центрах Руси [21, с. 235; 26, с. 136], а расцвет неизвестного летописям, но прослеживаемого археологически Гнёздова приходится лишь на вторую половину X в. [36, с. 268-269]. При этом скандинавская школа по-прежнему верна идеям, восходящим еще к XVIII в., и все также отказывается замечать, сколь уязвимы ее аргументы хотя бы с логической точки зрения (хотя упрекает своих оппонентов в апеллировании к логике [1, с. 25]). Так, немецкие генеалогии, выводящие Рюрика из славянской Вагрии [30, с. 54-63, 98-109], может быть, и справедливо критикуются за следование предположению С. Герберштейна [3, с. 127-128; 48, с. 53-65], но это не укрепляет и норманнскую версию, т.к. становится очевидным, что германские генеалоги XVI-XVП вв. ничего не слышали о варягах-шведах.

Все эти противоречия не могли не породить обратной реакции. Анализ основных публикаций по тегам «варяги», «норманизм» и др. в научных базах РИНЦ и Киберленинка за последние десять лет позволяет выявить среди них достаточно высокую долю антинорманистских работ.

К сожалению, «патриотический пафос» этих работ не всегда гарантирует глубокое научное содержание и объективность оценок. В частности, основные представители главной из антинорманистских версий - балтийско-славянской - фактически отворачиваются от вопросов, которые еще в XIX - начале ХХ вв. считались в данном споре главными: о «росских» названиях днепровских порогов, именах первых князей

и фигурантов русско-византийских договоров и из-за нерешения которых крупные ученые, высказывавшие справедливые претензии нор- манизму, все же, за неимением лучшего, склонялись в его сторону [4, с. 88-89; 7, с. 377].

Объективному рассмотрению вопросов мешает все та же явная идеологизация. Так, Л.П. Грот в качестве основной задачи исследований по началу Руси ставит создание концепции «светлого прошлого», «утверждение консолидирующей российское общество национальной идеи и воспитание на ее основе здоровой национальной идентичности», что на базе скандинавской теории, на ее взгляд, невозможно [17, с. 68].

Однако попытки построить по образцу давних западноевропейских концепций «светлого прошлого» некую «более национальную», чем фактическая, модель истории вряд ли могут быть перспективны в XXI в., когда эти сведения общедоступны и их трудно скрыть.

Идеологизация сильно мешает рассмотрению ключевой проблемы русской истории sine ira et studio, препятствует диалогу с обеих сторон. Причем предпосылки для диалога выглядят менее обнадеживающе, чем в историографии XIX в. Тогда норманист М.П. Погодин мог переводить труд своего оппонента Г.Ф. Эверса, считая необходимым ознакомить с его взглядами (пусть, мол, и ошибочными) широкий круг ученых и вступать в публичную полемику с Н.И. Костомаровым, а А.А. Куник - писать благожелательное введение к работам С.А. Гедеонова. Сейчас же одна из ведущих представителей скандинавской школы Е.А. Мельникова утверждает, что полемика бессмысленна ввиду того, что «мы говорим на разных языках» [29, с. 57]. Даже «объективные данные» - доля скандинавских погребений в ведущих центрах Древней Руси если не эпохи Рюрика, то хотя бы Святослава - в норманист- ских и оппонирующих им работах приводится совершенно по-разному [20, с. 215-216; 42, с. 386-391].

Между тем, сама длительность и «застойность» «варяжского» спора, на наш взгляд, показывает, что по-своему неправы обе стороны, и объясняется это невниманием к тому избытку идей, которым бурлила русская научная мысль в XIX и начале XX вв. Когда на фоне очевидной пробуксовки традиционных версий появились литовская, финская, еврейская и прочие альтернативные трактовки начала Руси. Когда и некоторые норманисты (А.А. Куник, А.С. Будилович) от традиционной скандинавской теории происхождения русского государства перешли к истории готов [6, с. 118-119]. В.А. Пархоменко, анализируя известные из источников описания первых русских князей, утверждал, что эти князья были «не норманского и не чисто славянского происхождения» [32, с. 60]. Соответственно, «плесень» в этом научном споре не могла существовать долго, и лишь революция с ее научно-кадровыми и идейными последствиями помешала увидеть конструктивные плоды этого спора.

В 1990-2000-е гг. некоторые ученые тоже пытались снять «плесень» с увядшей полемики. С одной стороны, в трудах А.В. Назаренко, А.А. Горского прослеживается желание по-новому развернуть дискус-сию о происхождении этнонима «Русь», или, по крайней мере, иначе взглянуть на характер скандинавского контингента в Восточной Европе. С другой стороны, А.Г. Кузьмин от теории «последней славянизированной волны» балтийских кельтов, обитателей Рюгена, постепенно переместил внимание на Западную Эстонию, ассоциируя ее обитателей с мигрировавшими туда аланами-иранцами.

Мы, со своей стороны, тоже пытались дать понять, что для творческого оживления дискуссии о начале Руси необходимо выйти за рамки многолетних и очевидно, тупиковых представлений, сместить привычные этнокультурные акценты, связав начальную Русь, например, с романизированными германцами Подунавья [9-11].

В свою очередь, выход за эти традиционные рамки невозможен без если не полного снятия (очевидно, что это вряд ли реально), то, по крайней мере, смягчения идеологической нагрузки на дискуссию. Чест-ный непредвзятый конструктивный спор способствовал бы выявлению новых фактов и, по выражению Ключевского, «новых комбинаций» из фактов имеющихся, что, наконец, приблизило бы реальное решение многовековой загадки начала Руси.

Библиографический список / References

1. Авдусин Д.А. Современный антинорманизм // Вопросы истории. 1988. № 7. С. 23-34. [Avdusin D.A. Modern anti-Normanism. Questions of History. 1988. No. 7. Pp. 23-34. (In Rus.)]

2. Алпатов М.А. Варяжский вопрос в дореволюционной литературе // Вопросы истории. 1982. № 5. С. 31-45. [Alpatov M.A. Varangian question in prerevolutionary literature. Questions of History. 1982. No. 5. Pp. 31-45. (In Rus.)]

3. Аряев Л.Н. Норманофобия и ее фантомы // Valla. 2018. Т. 1-2 (14). С. 126-135. [Aryaev L.N. Normanophobia and its phantoms. Valla. 2018. T. 1-2 (14). Pp. 126-135. (In Rus.)]

4. Бестужев-Рюмин К.Н. Русская история. СПб., 1872. [Bestuzhev- Ryumin K.N. Russkaya istoriya [Russian history]. St. Petersburg, 1872.]

5. Брусилов Н.П. Историческое рассуждение о начале Русского Государства // Вестник Европы. 1811. № 4. С. 284-316. [Brusilov N.P. Historical reasoning about the beginning of the Russian State. Vestnik Evropy. 1811. No. 4. Pp. 284-316. (In Rus.)]

6. Будилович А.С. К вопросу о происхождении слова «Русь» // Труды VIII археологического съезда. 1897. Т. 4. С. 118-119. [Budilovich A.S.

7. On the question of the origin of the word “Rus”. Trudy VIII arkheologicheskogo syezda. 1897.Vol. 4. Pp. 118-119. (In Rus.)]

8. Васильевский В.Г. Труды. СПб., 1908. Т. 1. [Vasilevskij V.G. Trudy [Proceedings]. St. Petersburg, 1908. Vol. 1.]

9. Вейдле. В.В. Наследие России. М.; Берлин, 2016. [Vejdle V.V. Nasledie Rossii [The legacy of Russia]. Moscow; Berlin, 2016.]

10. Виноградов А.Е. Антропонимия первых русских князей и происхождение династии Рюриковичей // Via in tempore. История и политология. 2020. № 47 (3). С. 309-317. [Vinogradov A.E. Anthroponymy of the first Russian princes and the origin of the Rurik dynasty. Via in tempore. History and Political Science. 2020. No. 47 (3). Pp. 309-317. (In Rus.)]

11. Виноградов А.Е. Культура длинных курганов в свете варяжской проблемы // Вестник МГПУ. Серия: История. Политология. 2020. № 1. С. 8-20. [Vinogradov A.E. The Culture of Long Barrows in the light of the Varangian problem. Vestnik MGPU. Seriya: Istoriya. Politologiya. 2020. No. 1. Pp. 8-20. (In Rus.)]

12. Виноградов А.Е. О «росских» названиях днепровских порогов в De administrando imperio // Вестник Костромского государственного университета. 2020. Т. 26. № 3. С. 7-13. [Vinogradov A.E. On the “Russian” names of the Dnieper rapids in De administrando imperio. Vestnik of Kostroma State University. 2020. Vol. 26. No. 3. Pp. 7-13. (In Rus.)]

13. Войтович В.Л. Рюрик и происхождение династии Рюриковичей: новые дополнения к старым спорам // Русин. 2013. № 1 (31). С. 6-41. [Vojtovich V.L. Rurik and the origin of the Rurik dynasty: New additions to old disputes. Rusin. 2013. No. 1 (31). Pp. 6-41. (In Rus.)]

14. Горелик М.В. Парадные кабарские клинки // Бюллетень общества востоковедов. Вып. 13: Hungaro-Rossica III. М., 2008. С. 8-25. [Gorelik M.V. Ceremonial Kabar blades. Byulleten obshchestva vostokovedov. Issue 13: Hungaro-Rossica III. Moscow, 2008. Pp. 8-25. (In Rus.)]

15. Горский А.А. Зарождение русской государственности: ключевые проблемы // Вестник МГУ. Серия 12. Политические науки. 2012. № 6. С. 16-33. [Gorskij A.A. The emergence of Russian statehood: Key problems. Moscow University Bulletin. Series 12. Political Science. 2012. No. 6. Pp. 16-33. (In Rus.)]

16. Горский А.А. К спорам по «варяжскому вопросу» // Российская история. 2009. № 4. С. 171-174. [Gorskij A.A. To disputes on the “Varangian question”. Russian History. 2009. No. 4. Pp. 171-174. (In Rus.)]

17. Горский А.А. Русь: от славянского расселения до московского царства. М., 2004. [Gorskij A.A. Rus: ot slavyanskogo rasseleniya do moskovskogo carstva [Russia: From Slavic settlement to the Moscow kingdom]. Moscow, 2004.]

18. Греков Б.Д. Киевская Русь. М.; Л., 1939. [Grekov B.D. Kievskaya Rus [Kievan Rus]. Moscow; Leningrad, 1939.]

19. Грот Л.П. Обзор современного норманизма. Ч. 2 // Исторический формат. 2019. № 3-4. С. 53-72. [Grot L.P. An overview of modern Normanism. Part two. Istoricheskiy format. 2019. No. 3-4. Pp. 53-72. (In Rus.)]

20. Грот Л.П. Призвание варягов. Норманны, которых не было. М., 2013. [Grot L.P. Prizvanie varyagov. Normanny, kotoryh ne bylo [The vocation of the Varangians. Normans who were not there]. Moscow, 2013.]

21.

22. Жарнов Ю.Э. Женские парные погребения в Гнёздове // Смоленск и Гнёз- дово. К истории древнерусского города. М., 1991. [Zharnov Yu.E. Female paired burials in Gnezdovo. Smolensk i Gnyozdovo. K istorii drevnerusskogo goroda. Moscow, 1991.]

23. Захаров С.Д. Белоозеро // Русь в IX-X веках. Археологическая панорама. М.; Вологда, 2012. С. 212-241. [Zakharov S.D. Beloozero. Rus v IX-X vekakh. Arkheologicheskaya panorama. Moscow; Vologda, 2012. Pp. 212-241. (In Rus.)]

24. Изгнание норманнов / Под ред. В.В. Фомина. Вып. 1-5. М., 2010-2015. [Izgnanie normannov [Expulsion of the Normans]. V.V. Fomin (ed.). Vol. 1-5. Moscow, 2010-2015.]

25. Каратовская В.В. Норманнская проблема и отечественная художественная литература // Вестник Томского государственного университета. 2011. № 347. С. 75-78. [Karatovskaya V.V. The Norman problem and Russian fiction. Tomsk State University Journal. 2011. No. 347. Pp. 75-78. (In Rus.)]

26. Клейн Л.С. Норманизм-антинорманизм: конец дискуссии // Stratum plus. 1999. № 5. С. 91-101. [Klein L.S. Normanism-antinormanism: The end of the discussion. Stratum plus. 1999. No. 5. Pp. 91-101. (In Rus.)]

27. Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. М., 1983. [Klyuchevsky V.O. Neopublikovannye proizvedeniya [Unpublished works]. Moscow, 1983. (In Rus.)]

28. Лопатин Н.В. Изборск // Русь в IX-X веках. Археологическая панорама. М.; Вологда, 2012. С. 122-137. [Lopatin N.V. Izborsk. Rus v IX-X vekakh. Arkheologicheskaya panorama. Moscow; Vologda, 2012. Pp. 122-137. (In Rus.)]

29. Мавродин В.В. Происхождение русского народа. Л., 1978. [Mavrodin V.V. Proiskhozhdenie russkogo naroda [The origin of the Russian people]. Leningrad, 1978.]

30. Маркс К. Разоблачения дипломатической истории XVIII века // Вопросы истории. 1989. № 4. С. 3-8. [Marx K. Exposing the diplomatic history of the 18th century. Questions of History. 1989. No. 4. Pp. 3-48. (In Rus.)]

31. Мельникова Е. Ренессанс средневековья? Размышления о мифотворчестве в современной науке // Родина. 2009. № 5. С. 55-57. [Melnikova E. Medieval Renaissance? Reflections on myth-making in modern science. Rodina. 2009. No. 5. Pp. 55-57. (In Rus.)]

32. Меркулов В.И. Откуда родом варяжские гости? М., 2005. [Merkulov V.I. Otkuda rodom varyazhskie gosti? [Where do the Varangian guests come from?]. Moscow, 2005. (In Rus.)]

33. Миллер А.И. Национализм и империя. М., 2005. [Miller A.I. Nacionalizm i imperiya [Nationalism and Empire]. Moscow, 2005. (In Rus.)]

34. Пархоменко В.А. У истоков русской государственности (VIII-XI вв.). Л., 1924. [Parhomenko V.A. U istokov russkoj gosudarstvennosti (VIII-XI vv.) [At the origins of Russian statehood (VIII-XI centuries)]. Leningrad, 1924.]

35. Петрухин В.Я. «Из варяг в греки»: начало исторического пути России // Славянский альманах 1996. М., 1997. С. 63-67. [Petruhin V.Ya. “From the Varangians to the Greeks”: The beginning of the historical path of Russia. Slavyanskiy almanakh 1996. Moscow, 1997. Pp. 63-67. (In Rus.)]

36. Покровский М.Н. Русская история с древнейших времен. Т. 1. М., 1933. [Pokrovskij M.N. Russkaya istoriya s drevnejshih vremen [Russian history since ancient times]. Vol. 1. Moscow, 1933.]

37. Пресняков А.Е. Лекции по русской истории. Т. I. М., 1938. [Presnyakov A.E. Lectures on Russian history [Lectures on Russian history]. T. I. Moscow, 1938.]

38. Пушкина Т.А., Ениосова Н.В. Гнёздово как раннегородской центр эпохи формирования Древнерусского государства и некоторые вопросы его интерпретации // Древнейшие государства Восточной Европы. 2014 год: Древняя Русь и средневековая Европа: возникновение государств / Отв. ред. тома Т.Н. Джаксон. М., 2016. С. 258-303. [Pushkina T.A., Eniosova N.V. Gnezdovo as an early city center of the era of the formation of the Old Russian state and some issues of its interpretation. Drevneyshie gosudarstva Vostochnoy Evropy. 2014 god: Drevnyaya Rus i srednevekovaya Evropa: vozniknovenie gosudarstv. T.N. Jackson (ed. of the vol.). Moscow, 2016. Pp. 258-303. (In Rus.)]

39. Рыбалка А.А. Мекленбургские читатели барона Герберштейна // Valla. 2017. № 3 (5). С. 53-65. [Rybalka A.A. Mecklenburg readers of Baron Herberstein. Valla. 2017. No. 3 (5). Pp. 53-65. (In Rus.)]

40. Соловьев С.М. Записки С.М. Соловьева. Пг., 1915. [Solovyov S.M. Zapiski S.M. Soloveva [Memoirs of S.M. Solovyov]. Petrograd, 1915.]

41. Тэн И. Философия искусства. М., 1996. [Taine H.A. Filosofiya iskusstva [Philosophie de l'art]. Moscow, 1996.]

42. Федотов Г.П. Трагедия интеллигенции // О России и русской философской культуре / Сост. М.А. Маслин. М., 1990. С. 403-443. [Fedotov G.P. The tragedy of the intelligentsia. O Rossii i russkoy filosofskoy culture. M.A. Maslin (њmp.). Moscow, 1990. Pp. 403-443. (In Rus.)]

43. Фомин В.В. Норманистская сущность «Советского антинорманизма». Ч. 1 // Исторический формат. 2018. № 3-4. С. 98-164. [Fomin V.V. Normanist essence of “Soviet anti-Normanism”. Part 1. Istoricheskiy format. 2018. No. 3-4. Pp. 98-164. (In Rus.)]

44. Фомин В.В. Варяги и варяжская Русь. М., 2006. [Fomin V.V. Varjagi i varjajskaja Rus [Varangians and Varangian Rus]. Moscow, 2006.]

45. Хлевов А.А. Норманская проблема в отечественной современной науке. СПб., 1997. [Hlevov A.A. Normanskayaproblema v otechestvennoj sovremennoj nauke [The Norman problem in Russian modern science]. St. Petersburg, 1997.]

46. Хлевов А.А. Современный антинорманизм как исторический феномен // Мавродинские чтения 2018 / Под ред. А.Ю. Дворниченко. СПб., 2018. С. 195-204. [Hlevov A.A. Modern anti-Normanism as a historical phenomenon. Mavrodinskie chteniya 2018. A.Yu. Dvornichenko (ed.). St. Petersburg, 2018. Pp. 195-204. (In Rus.)]

47. Шмурло Е.Ф. (Е.Ш.) Миллер // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. XIX. СПб., 1896. С. 300-301. [Shmurlo E.F. (E.Sh.) Miller. Brockhaus and Efron Encyclopedic Dictionary. Vol. XIX. St. Petersburg, 1896. Pp. 300-301. (In Rus.)]

48. Шорковитц Д. Происхождение восточных славян в переоценке постсоветской историографии // Rossica antiqua. 2010. Т. I. С. 3-53. [Shorkovitc D. The origin of the Eastern Slavs in the reassessment of post-Soviet historiography. Rossica antiqua. 2010. Vol. I. Pp. 3-53. (In Rus.)]

49. Dubos J.-B. Histoire critique de l'йtablissement de la monarchie franзoise dans les Gaules. Paris, 1742. Vol. I.

50. Guizot F. Du gouvernement de la France, depuis sa restauration, et du ministиre actuel. Paris, 1820.

51. Hegel G.W.F. Volesungen ьber die Philosophie der Geschichte. Berlin, 1848.

52. Hill Ch. Puritanism & Revolution. L., 1990.

53. Kliger S. The Goths in England. L., 1972.

54. Sieyиs E.-J. Qu'est-ce que le Tiers йtat ? Paris, 2002.

55. Thierry A. Lettres sur l'histoire de la France. Paris, 1867.

Размещено на Allbest.ru