"Рокамболь, государственный человек": фигура Ивана Манасевича-Мануйлова в предреволюционной России

Введение. Личность Мануйлова как объект научного исследования

К концу XIX в. в России устанавливается взаимообмен между литературой авантюрного жанра и социально-бытовой средой, в котором тексты служили подпиткой для плутовского поведения, а реальные аферы, наоборот, входили в художественную сферу.

При изучении рецепции романов о Рокамболе Понсона дю Террайля в России 1860-1910 гг. наше внимание привлекла фигура И.Ф. Манасевича-Мануйлова (1869 или 1871-1918; далее - Мануйлов), журналиста и агента Охранного отделения в эпоху правления Николая II. В биографических и мемуарных материалах его окрестили «русский Рокамболь»: «Манасевича-Мануйлова можно без преувеличения назвать русским Рокамболем», - пишет в своих мемуарах Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, брат Владимира Бонча- Бруевича [1. С. 95]. С большой долей вероятности он заимствует сравнение из уже опубликованного на тот момент биографического сочинения «Иван Манасевич-Мануйлов, или Русский Рокамболь» К. Бецкого и П. Павлова [2].

Таким образом сформировалась исследовательская задача - определить, что общего могло быть между Мануйловым, заметной исторической фигурой в предреволюционной России, и героем серии романов-фельетонов Рокамболем? Очевидно, общим знаменателем биографии Мануйлова и Рокамболя выступили их поведенческие практики, а именно склонность к авантюре и авантюрному поведению¹. Однако объяснить такое сходство совпадением представляется недостаточным.

В качестве гипотезы выступает идея, что обнаруженные схожие поведенческие установки обусловлены не совпадением, а предвосхищены и детерминированы литературным контекстом эпохи. Именно литература, активно влияющая на социально-бытовую среду, служила подпиткой для автобиографический конструкций. В случае так называемых авантюристов речь идет прежде всего о рецепции французских авантюрных романов фельетонов в России 1860-1870-х гг. Таким образом, данная статья - это попытка интерпретировать поведение Мануйлова через литературные установки и, в то же время, проиллюстрировать социальную сторону рецептивного процесса романов о Рокамболе в России через его фигуру.

При составлении корпуса литературы стало очевидным преобладание работ по истории, в фокус внимания которых попадает личность Мануйлова. В научной традиции он чаще привлекал внимание историков ввиду его тесной связи не только с Охранным отделением, но и с министрами, а также с Распутиным накануне падения царского режима и прихода советской власти. Его деятельность послужила почвой для многочисленных конспирологических теорий. Данная статья не предлагает подробного пересказа биографии Мануйлова - пусть даже она любопытна и заслуживает внимания, - так как неоднократно становилась предметом изучения как в исторической, ¹ Авантюр(а), авантю(у)рщик, авантюрье(р): Середина XVIII в., непосредственно из французского, а также через польский - «приключение, похождение; происшествие, случай», «искатель приключений; бродяга, плут; авантюрист». ^{Необдуманное военное или политическое действие [3].} мемуарной литературе, так и в энциклопедической: Мануйлов включен, к примеру, в словарь «Русские писатели 1800-1917».

Впервые же биография Мануйлова была описана в документально-популярной книге К. Бецкого и П. Павлова «Русский Рокамболь (Приключения И.Ф. Манасевича-Мануйлова)». Эта работа разделена на две части: первая из них написана Павловым (псевдоним П.Е. Щеголева) и публиковалась в журнале «Былое» (1917, № 5-6). Она предлагает набор выписок из секретного дела о Мануйлове, которое до 1916 г. оставалось в тайне. Вторая часть, написанная Бецким и вышедшая из печати впервые в 1925 г. [2. С. 11], предлагает новый набор выписок, завершающих повествование о биографии Мануйлова, но постоянно перемежающихся с художественными отступлениями Бецкого. Во введении авторы следующим образом обосновывают актуальность своего труда:

Для нас, живущих, жизнь Мануйлова - необходимый и неустранимый эпизод истории падения режима. Чтобы понять, почему пал режим и почему пал именно так, а не иначе, историк, наряду с фигурами крупными, патетическими и драматическими, фигурами с крупными именами, - должен заняться и мелкой, юркой, специфически характерной фигурой коллежского асессора.

Для данного исследования Иван Мануйлов - персонаж, находящийся на пересечении истории и литературы - представляется более значимым. Мы попытаемся показать, как Мануйлову удалось объединить в своих поведенческих практиках максимально большой набор элементов, присущих авантюрному жанру, и воплотить их в одной из самых распространенных социальных ролей эпохи, став фигурой незаурядного масштаба. В этом свете новой выглядит именно литературная трактовка жизненного пути Мануйлова, подсказанная, с одной стороны, историками и мемуаристами, а с другой - жизнедеятельностью Мануйлова.

Обозначим несколько основных направлений анализа. В первой части будет предложен исторический комментарий литературного контекста 1860-1880-х гг., в котором воспитывается личность Мануйлова. В характерном для литературы этой эпохи взаимообмене будут выделены две стороны рецептивного процесса - Россия и Франция. Во второй части будет отмечена связь Мануйлова с литературным миром через его литературную и переводчикоиздательскую деятельность. Наконец, в третьей части его биография будет напрямую сопоставлена с канонами авантюрного романа.

Литературный контекст эпохи 1860-1880 гг.

А. Франция

Упоминание Рокамболя в неофициальном прозвище Мануйлова задает четкую литературную «систему координат». Оно отсылает к серии романов о Рокамболе «Парижские драмы, или Подвиги Рокамболя» Понсона дю Террайля, которая была чрезвычайно популярна во Франции и в России в 1850-1870-х гг. Главный персонаж, Рокамболь, по ходу саги перевоплощается из преступника в детектива и удерживает внимание читателей непредсказуемыми и невероятными приключениями, которые во французском языке получили эпитет rocambolesque - «невероятный», или «в стиле Рокамболя».

Секрет популярности и долголетия саги о Рокамболе кроется в конъюнктуре литературного рынка эпохи. Строгая политическая цензура Второй империи благоприятствовала развитию развлекательной прессы с описанием происшествий и светских сплетен, так же как и родственному жанру романа-фельетона. Роман- фельетон наполнял собой все издания, появлялся во всех формах - от фельетона в ежедневных газетах до еженедельных газет- романов и литературных журналов. В совокупности с развивающейся техникой производства и распространения (феномен la petite presse, «маленькой прессы»), увеличением количества результатов иллюстраций [4] эти факторы обеспечили стабильный успех серии о Рокамболе.

Однако сама «рокамболиада» за время своего существования претерпела немало изменений в жанровом и сюжетном плане. Например, Понсон адаптировал свое письмо к ожиданиям публики, меняя главных героев и стиль повествования. Так, первая часть «Таинственное наследство» вполне может быть рассмотрена как самодостаточный законченный текст со своей фабулой и главным героем Арманом. Но по ходу публикации фельетона внимание публики смещается, и в следующих за «Таинственном наследством» частях

Арман уходит в тень, а в центре действия появляются Баккара и Андреа. Вскоре мы встречаем еще одного персонажа, «мальчугана лет двенадцати - хитрого, наглого и уже развращенного» [5. Т. 1. С. 78]. Изначально ему предназначалась роль второго плана: фигура малой важности, ни то ни се, словом, rocambole какой-то (в лексике XIX в.: «пустышка, неважная вещь»). Но на стороне Рокамболя его смелость, дерзость, он не лезет в карман за острым словцом (напомним, что «рокамболь» - это еще и испанский сорт чеснока). Каждое его появление радовало и читателя, и писателя. Довольно быстро Рокамболю пришлось искусственно состариться на четыре года, чтобы более соответствовать своему новому амплуа «сына Парижа, познавшего столицу в совершенстве». Его роль и значимость эволюционируют постепенно: во второй части «Клуб червонных валетов» он выступает главным помощником мстительного Андреа, но его еще нельзя назвать главным героем романа. А уже в следующем эпизоде он становится не только главным, но и заглавным персонажем: «Подвиги Рокамболя» полноценно помещают недавнего второстепенного героя в эпицентр повествования.

Вместе с изменением статуса Рокамболя Понсон адаптирует и жанровую составляющую. Романы о Рокамболе стали переходными во французском развитии романа-фельетона к чисто детективному жанру, элементы которого все больше прослеживались с каждой новой частью саги. Так, начиная с «Клуба червонных валетов» можно отметить признаки английского уголовного романа, который в эту эпоху был популярен на книжном рынке Европы [6]. К середине саги, в «Возрождении Рокамболя», ее главный герой уже начинает походить на сыщика. Он входит в новую роль постепенно, и к эпизоду «Лондонская нищета» влияние английского детектива становится доминирующим.

Любопытно, что в первых частях саги персонаж, который отвечал за детективный сюжет, вовсе не Рокамболь, а его соперник - некий Тимолеон, списанный, по-видимому, Понсоном с Видока. Через него автор выводит на сцену филеров и сыщиков, в которых угадываются некоторые черты героев-шпионов, чудесным образом выбирающиеся из самых запутанных ситуаций. Позже уже Рокамболь будет использовать свои таланты для поимки преступников - например, умение маскироваться и перевоплощаться: по ходу действия, он примеряет самые разные роли от шведского виконта до бразильского маркиза. Однако сам процесс поиска не является сюжетообразующим; переход к нему будет завершен новыми фельетонистами нового поколения и последователями Понсона Отметим самого близкого «наследника» Рокамбо ля Арсена Люпена, придуманного Морисом Лебланом, а также романы «Парижские рабы» (1868) и «Лекок, агент сыскной полиции» (1869) Эмиля Габорио.. Тем не менее вклад саги о Рокамболе в развитие детективного романа остается значительным.

Эта жанровая эволюция, осуществленная Понсоном, отвечает конкретным запросам французской читательской публики [7]. Как отмечает исследователь Доминик Калифа, интерес к детективному чтиву напрямую связан с популярностью уголовных сюжетов в прессе второй половины XIX века [8. Р. 9]. В таких «народных» газетах, как Le Petit Parisien и Le Petit Journal, был высок процент публикаций на тему агрессии, взломов, преступлений. Калифа прослеживает также следующую эволюцию: теперь журналист не только рассказывает о расследовании, но и сам его ведет. Понсон, таким образом, находится в одном ряду с Леру, Леблан и Габорио, которые эксплуатируют новую формулу жанра.

Итак, Рокамболь превращается из мальчишки-преступника, выходца из парижских трущоб наподобие героев «Парижских тайн» (1843) Эжена Сю в детектива-супергероя и приобретает «сверхчеловеческий» ареол [9. Р. 65]. Этот факт позволяет констатировать разнообразие ключевых понятий, терминов, к которым можно отнести Рокамболя в свете анализа фигуры Мануйлова: «мошенник», «авантюрист», «детектив» и «сверхчеловек».

b. Россия

Произведения Понсона дю Террайля быстро переводились и вскоре были доступны русскому читателю, не владеющему французским языком. Практика публикации переводов в журналах и в отдельных томах описана А.И. Рейтблатом [10. С. 78]. Такие переводы, как правило, выпускались насколько возможно быстро после появления оригинального текста с целью поддержания читательского интереса и уступали оригиналу в качестве, так как скорость их выхода в печать достигалась за счет многочисленных сокращений.

В 1867 г. в Санкт-Петербурге вышли три тома «Парижских драм» на русском языке, следом появились «Похождения Рокамболя», включающие эпизоды «Воскресший Рокамболь» (1869) и «Последнее слово о Рокамболе» (1870) - это так называемое издание Львова [11, 12]. В 1878 г. вышла еще одна версия без указания издателя и переводчика, но по тексту которой было исполнено большинство послереволюционных переизданий саги о Рокамболе [13].

Благодаря объемному изданию переводов в форме брошюр и их популярности в библиотеках для чтения [10. С. 66], Рокамболь быстро закрепляется в литературном и общественном сознании России XIX в. Многочисленные писатели апеллируют к опыту чтения саги о Рокамболе: Г.И. Успенский в очерке «На старом пепелище» из цикла «Новые времена, новые заботы» (1873), А. П. Чехов в цикле «Осколки московской жизни» (1883) и Н.Г. Гарин-Михайловский в романе «Студенты» (1895) и т. д.

В то же время в общественном сознании переводные романы о Рокамболе резонируют с громким судебным процессом: в Москве дворянская молодежь, подражая клубу «Червонных валетов», упомянутому в одном из эпизодов серии романов о Рокамболе, создала подобную группу, занимавшуюся вымогательством и мошенничеством в 1871-1875 гг. Информацией об этом и других преступных сообществах, ярких авантюристах была переполнена московская и петербургская пресса 1880-1900-х гг. Сводки новостей и кор-респонденции публиковались в газетах «Московский листок», «Новости дня», «Петер-бургский листок», «Вести», «Русский листок» и др. Их основной деятельностью было похищение имущества путем выманивания, подлогов, введения в обман и пр. Заседание Московского окружного суда с участием присяжных заседателей 8 февраля - 5 марта 1877 г. также инкриминировало «Клубу червонных валетов» кощунство, оскорбление должностных лиц, грабеж и даже убийство. Дело о «Клубе червонных валетов» стало одним из самых громких судебных процессов за историю Российской империи, так как объединило в себе несколько особенных черт: испытание недавно введенного института присяжных, большое количество обвиняемых на скамье подсудимых (48 человек), выступления лучших представителей российской адвокатуры. В течение месяца оно активно освещалось в московской и петербургской прессе Процесс освещался в многочисленных газетах и журналах, среди которых были «Московские...», «Русские...», «Биржевые...» и «Петербургские ведомости», «Петербург-ский листок», «Современность», «Судебный вестник», «Новое время», «Голос», «Петер-бургская газета», «Наш век» и др..

Данный феномен косвенно упрочил ассоциативную связь Рокамболь - аферист. Об этом свидетельствуют художественные и публицистические тексты, такие как «Дневник писателя» (1877) Ф.М. Достоевского, «Дети Москвы» (1877) М.Е Салтыкова-Щедрина, «Свадьба» (1889) А.П. Чехова, «Уголовная чернь» (1911) А.В. Амфитеатрова и др. Согласно «Фразеологическому словарю русского языка» [14], «червонный валет» обозначает «устар. Плут, пройдоха».

Любопытны появление этого типа в высших чинах, которые безусловно представлял Мануйлов, и его действия в государственной сфере:

Червонный валет смотрит на своего собеседника, как на «фофана».

И вдруг - мысль! Продать этому «фофану» казенные присутственные места [15. С. 396].

Таким образом, описанный литературный контекст эпохи обрамляет появление на общественно-политическом горизонте Мануйлова, свидетельствует о популярности и использовании «Рокамболя» в текстах разных жанров в качестве лексического синонима словам «мошенник», «аферист», «авантюрист». Теперь же изучим писательский опыт Мануйлова в его связи с авантюрной литературой.

Литературная деятельность Мануйлова

а. Мануйлов-журналист

Литературная деятельность Мануйлова была разнообразной: журналист и театрал, переводчик французских фарсов, он был близок к авантюрной литературе и к авантюре вообще, в том числе писательской. Так начинается его карьера в охранном отделении, о чем свидетельствует характеристика из его дела при рассмотрении прошения об аккредитации на празднества, приуроченные к коронации Николая II (1896):

Мануйлов Иван Федорович состоит секретарем редакции газеты «Новости». Указаний на его политическую неблагонадежность не имеется, с нравственной же стороны он известен за человека не только не заслуживающего какого-либо доверия, но и в высшей степени предосудительного. Не дальше как в прошедшем году Мануйлов, приехав в Париж, якобы по поручению и делам редакции газеты «Новости», познакомился там с одним из агентов Парижской Префектуры, специально занимающихся русскими делами, назвался состоящим при нашем Министерстве Внутренних Дел и заявил, что командирован за границу для контроля деятельности нашей парижской агентуры, которою, будто бы, недовольны в Петербурге. При этом он предложил агенту за особое вознаграждение содействовать исполнению возложенного на него, Мануйлова, поручения. Изобличенный в самозванстве и во лжи, он в оправдание и объяснение неблаговидного своего поступка тотчас же прибегнул к новой лжи, назвавшись агентом Санкт-Петербургского Охранного Отделения и действующим в Париже, хотя и на свой страх и не имея полномочий, но в интересах сего последнего, за что и предполагал получить денежное вознаграждение. Вынужденный оставить Париж, не осуществив своих шантажных вымыслов, Мануйлов, возвратясь в Петербург, не прекратил предосудительный образ действий и вошел в письменные сношения с проживающим в Париже комиссионером-евреем, стараясь через него собрать полезные для себя сведения о деятельности нашей парижской агентуры, уверял при этом, что успешное выполнение его поручений будет щедро вознаграждено лицами, заинтересованными этим делом в Петербурге и по уполномочию которых он действует. (Заключение: В виду нравственных качеств, безусловно отклонить.) (Резолюция: совершенно согласен) [16. Л. 140].

Мануйлов начинал свою карьеру как журналист, работая с 1892 г. корреспондентом газеты «Театральный мирок», неоднократно командировался, приезжал в Париж, где сотрудничал с газетой «Gil Blas» [17]. Его настойчивые попытки связать свою карьеру с Охранным отделением увенчалась успехом, и ему была поручена миссия по «вступлению в сношения с иностранными журналистами и представителями заграничной печати в целях противодействия распространению в названной прессе ложных сообщений о России» [18. Л. 3]. Таким образом, сочинительство и сотрудничество в газетах стало для Мануйлова не только журналистской деятельностью, но и «трамплином» для продвижения вверх в государственной службе.

Тем не менее вся политическая и секретная деятельность Мануйлова сопровождалась журналистской практикой, которая позволяла ему заводить новые знакомства, а также являлась «убежищем», куда он мог укрыться в моменты своих «падений». В 1905 г. он выпускал официозную газету «La revue russe» (вышло всего два номера, но деньги на выпуск газеты Мануйлов получал несколько лет [19. Л. 7]). С 1906 г. он печатался в «Новом времени» А.С. Суворина (с 1910 г. - сотрудник редакции), с 1911 г. Мануйлов - одновременно один из основных сотрудников «Вечернего времени», где он опубликовал путевые очерки о поездке по воюющей Европе.

b. Мануйлов-переводчик

Журналистская деятельность Мануйлова позволяет оценить высокую степень его вовлеченности в литературную жизнь Франции и России. Помимо этого он был близок к театру и имел опыт перевода французских пьес. В 1895-1900-х гг. совместно с Б.И. Бентовиным Мануйлов переделал для русской сцены полтора десятка пьес, преимущественно французских фарсов за авторством П. Фуше и А. Доде. В 1903 г. он фигурирует среди учредителей Союза драматургических и музыкальных писателей [17].

1. «Дама под вуалью» (1899). Комедия-фарс. Действие происходит в Париже в наши дни.

Поль, секретарь барона, обманывает доверчивого агента префектуры Фаламбара и представляется бароном. В то же время друг Поля Лабертен представляется Полем. Любовная интрига усложняется до абсурда, и образуется путаница, из которой Полю удается выбраться безнаказанно.

2. «Пеленки» (1901). Фарс в трех действиях. Действие происходит в Париже в наши дни.

Рассказывается история о чиновнике, чей зять пытается обманным путем получить с него деньги за каждого нового рожденного ребенка.

3. «Жак-Потрошитель» (1901). Мелодрама в пяти действиях. Действие происходит в Лондоне.

Повествуется история Жаксона, который организует преступную группировку и вместе с сообщниками грабит и убивает. Разворачивается драма, когда на сцену выходит Блаки, настоящая мать Жаксона, работающая на полицию.

Как мы можем констатировать, выбор пьес не только обнаруживает резонирующие с биографией Мануйлова темы (обман агента парижской Префектуры), но и россыпь элементов, традиционно относящихся к авантюрному жанру: смену ролей и фамилий, ношение масок и грима, поиск легкого обогащения, непредсказуемые родственные и любовные связи. Это позволяет нам подчеркнуть, что Мануйлов, очевидно, соотносил себя с авантюрными героями, представленными в литературе эпохи. Таким образом, мы можем изучить, как повторяющийся в авантюрной литературе сюжет о «выскочке» воплощается в биографии Мануйлова.

манасевич мануйлов журналист

Биография Мануйлова как путь авантюрного героя а. Политическая авантюра в литературе

Авантюрист, оказавшийся в кресле чиновника, - этот фантасма- горичный извод уже был известен как во французской, так и в русской литературе. Например, журналист Анри Рошфор в одном из первых выпусков своего сатирического журнала «La Lanteme» [20] публикует рассказ «Rocambole homme politique» («Рокамболь- политик»), в основу которого ложится идея о рокировке амплуа «авантюрист» - «политик». По сюжету Рокамболь подменяет «одного из самых могущественных министров одного из самых могущественных королей Европы» и остается незамеченным. Сатирическая составляющая рассказа, направленная против режима Второй империи, обличает безнаказанность преступлений и растрат, совершаемых Рокамболем уже в статусе министра, и таким образом ставит знак равенства между авантюристом и политическим деятелем.

Такой же плутовской сюжет ложится в основу сочинения «Рокамболь, государственный человек» А.С. Суворина [21], который в это время экспериментировал в фельетонном жанре. Проблемы, против которых был направлен текст Рошфора, оказались актуальными и для российской действительности. Суворинскому Рокамболю удается отравить министра, с помощью его жены избавиться от тела и занять его место так, что никто в государстве не заметил подмены. Заполучив «министерское кресло с париком, содержанием и накладным животом покойного, Рокамболь предался плачевным своим наклонностям»: стал брать крупные взятки, играть на бирже. Когда Рокамболь поинтересовался у супруги, не выдаст ли он себя таким поведением, она успокаивала его, отвечая, что муж вел себя точно так же. «Наконец Рокамболь умер, оставив миллионы. Похоронили его с необыкновенным великолепием. И никому в голову не пришло, что министр переменился». Под видом пародии на авантюрный роман А.С. Суворин в своем рассказе поставил разбойника на место министра и не увидел между ними различий.

Могущество правительственной верхушки, неэффективность работы чиновников, незащищенное положения журналистов стали основными темами для скрытой критики в этой короткой литературной зарисовке. Как Рошфор, так и Суворин впоследствии неоднократно возвращались к этим темам. В данном примере нас интересовал сам сюжет подмены чиновника Рокамболем, описанный Рошфором, а затем и Сувориным в их пародиях. Занимательно, что впоследствии Мануйлов работал сотрудником «Нового времени» Суворина.

Политическая авантюра в биографии Мануйлова

Воплощение описанной выше вымышленной и, казалось бы, гротескной ситуации происходит в политической и служебной карьере Мануйлова. Сопоставление с авантюристом выводится не только из его литературной деятельности, но и отмечается его современниками. Так писал про Мануйлова в своем дневнике французский посол: «Ум у него быстрый и изворотливый; он любитель широко пожить, жуир и ценитель художественных вещей; совести у него ни следа. Он в одно время и шпион, и сыщик, и пройдоха, и жулик, и шулер, и подделыватель, и развратник - странная смесь Панурга, Жиль Блаза, Казановы, Роббера Макэра и Видока» [22. С. 39]. Действительно, факты из жизни Мануйлова соответствуют основообразующим элементам биографий авантюристов.

Пиком славы в жизни Мануйлова стали, несомненно, 19001906 гг., когда он пользовался большим доверием в Департаменте царской охраны. Можно назвать несколько основных причин его подъема. Во-первых, его умение налаживать контакт с людьми разного социального статуса: «С какими пестрыми людьми только приходилось ему встречаться и беседовать! Коронованные особы, крупные общественные деятели за границей, министры и дипломаты; Азеф, Гапон, Рачковский, Витте, Делькассе, Сара Бернар - все это мелькало перед ним с быстротой кинематографической ленты» [24]. Во-вторых, усердно создаваемая им репутация человека, умеющего разрешить все проблемы. На протяжении осени 1904 г. Мануйлов отправляет отчеты о захвате им секретных шифров китайского, шведско-норвежского, японского, германского правительств, ведет наблюдение за японскими шпионами, управляет русской агентурной сетью по всей Европе [25. Л. 29, 68, 249]. Однако, как и любой авантюрист, Мануйлов постоянно переживает взлеты и падения. «Падений» у него было несколько: откомандирование из Парижа и отказ в дальнейшем сотрудничестве со стороны Охранного отделения [19. Л. 5]; суд в 1911 г. с обвинением в мошенничестве; заключение в тюрьму и, наконец, расстрел [17].

Любопытно, до какой степени - сознательно или бессознательно - Мануйлов строит свою биографию как герой романа-фельетона. Его бытовое поведение полностью укладывается в традицию Рокамболя: его, как и всех авантюристов, непреодолимо влечет к роскоши; он большой знаток женщин, сигар, лошадей и иностранной политики. Его постоянно тянет в Париж, где он часто и долго жил. Такой выбор города и французской ауры тоже могут быть трактованы как дополнение к авантюрной самоидентификации: как показал А. Строев, авантюриста притягивает пространство, где обитает фортуна [23. С. 21, 296], причем тогда он берет на себя функции распространителя французских мод и французского языка [Там же. С. 23].

Так, просматривается явная параллель между главными чертами Мануйлова и Рокамболя: оба были, с одной стороны, аферистами и мошенниками, а с другой - детективами и секретными агентами. Оба заключали в себе нечто от «сверхчеловека» и «супергероя». Однако справедливым будет отметить, что данная характеристика относится не столько к Рокамболю в частности, сколько к канону авантюрного поведения вообще. Интересно, что для феномена Мануйлова-авантюриста, «русского Рокамболя», предреволюционная Россия явилась благодатной почвой сразу в нескольких аспектах. Во-первых, в социальном аспекте: с 1860-1870-х гг. Россия вступила в эпоху разного рода афер и громких судебных процессов, количество мошенников и аферистов значительно выросли [26]. Во-вторых, в политическом аспекте: внутриполитическая нестабильность, пришедшая с поражением в Крымской войне и периодом Великих реформ, и вызвала зарождение политических движений разной направленности. В-третьих, в литературном аспекте: на нем мы попытались сосредоточиться в данной статье, продемонстрировав активный взаимообмен, установившийся между литературной и общественной средой. Так, литература может выступить системой координат, которой руководствуются реальные люди. Пример Мануйлова представляет феномен «сверхавторства», когда реальные персонажи проживают свою жизнь по литературным (в данном случае - авантюрным) схемам.

Литература