"Красный бандитизм" как порождение последствий Гражданской войны на окраинах Российской империи

Размещено на http://allbest.ru

ФГБОУ ВПО «Российский государственный университет

туризма и сервиса»

«Красный бандитизм» как порождение последствий Гражданской войны на окраинах Российской империи

Татаринов Сергей Валентинович,

соискатель кафедры «История и политология»

г. Москва

Аннотация

В статье рассматриваются особенности взаимоотношения власти и общества в условиях окончания Гражданской войны в России. Особенности эти обусловлены характерными для того или иного российского региона социальными, экономическими и политическими особенностями, сложившимися в переходный - от войны к миру - период, а также особенностями ментальности российского общества, революционными настроениями и синдромами «победителя и «побежденного».

Ключевые слова: Гражданская война в России и ее последствия, советская власть и «бывшие», особенности «классовой борьбы».

Abstract

“Red banditism” as the consequence of the Civil War on the outskirts of Russia.

Tatarinov S.V.

The article considers the relationships between the power and the society in the power and the society in the conditions of the end of the Civil War in Russia. The peculiarities are substantiated by the typical social, economic and political situation of the transition period (from war to peace) for a definite region of Russia, as well as the ones of the Russian mentality, revolutionary ideas and the syndrome of the winner and the loser.

Key Words: The Civil War in Russia, and its consequences, the Soviet power and “former”, the peculiarities of “the class struggle”.

Гражданская война 1918-1920 гг., среди многочисленных форм социальной борьбы и связанных с этой борьбой явлений, вызвала такое необычное, на первый взгляд, проявление социальной ненависти, как «красный бандитизм».

Современный историк В.И.Шишкин отмечал, что вопрос о красном бандитизме очень сложен для исследования, обобщения и выводов, он считает, что ответы на встающие перед исследователем этого феномена вопросы находятся на различных исторических уровнях и порождены не только революцией и гражданской войной, а особенностями взаимоотношения власти и населения в том или ином регионе [11, с. 3-79].

Термин «красный бандитизм» неразрывно связан в первую очередь с Сибирью, а также с рядом уездов Урала и губерний Украины. Необходимо провести исследование этого феномена в масштабах страны, а не отдельно взятых регионов [1, с. 256; 10, с. 208]. Но это дело будущего времени.

Термин «красный бандитизм», употреблялся в применении к очень разнообразным проявлениям социальных протестов и реакции на них различных социально-политических структур.

Однако, как правило, этот термин применяли при анализе ситуации, сложившей на «освобожденной» от белогвардейцев территории, когда победители (часть их) не будучи удовлетворенными в своей победе, стремились, в обход закона, «отомстить гадам», подразумевая под последними всех, кого не считал своим союзником во время гражданского противостояния [9, с. 17-19].

«Красный бандитизм» заявил о себе в 1920 г. Он выражался как в незаконных экспроприаций имущих слоев, так и в физическом уничтожении по различным, в первую очередь политическим мотивам. Под характеристику-определение «красный бандитизм» могли также подпадать акты и личной мести и месть карьерного плана [8, с. 69-72].

Важно, что согласно анализу социального состава тех, кто проходил как участники так называемого «красно-бандитского движения», практически не было квалифицированных рабочих, это в массе своей крестьяне и разнорабочие. Причем, те, кто участвовал в партизанском (красном) движении и кто, после демобилизации оказался, что называется «не у дел»[12, с. 59-60]. Последние считали себя неудачниками, и требовали от вышестоящих инстанций «должностей», не получив которых, считали, что вина в «недобитых гадах»-контрреволюционерах, занявших в силу того же образовательного ценза, лучшее руководящие места.

Начиная с 1920 г. - и на протяжении трех лет - « красный бандитизм» настолько напугал партийные и советские структуры, что они вырабатывали целый комплекс мер по борьбе с этим явлением и его предотвращением [7].

Говоря о том, что основной причиной появления «красного бандитизма» явилась особенность нового - советского - государственного устройства, стоит также не забывать и об особенностях эволюции этого явления: откровенно немотивированный произвол спецслужб большевистской диктатуры к своим противникам (который распространялся, как правило, и на всех обывателей, даже тех, кто придерживался полного нейтралитета в Гражданской войне).

По сути дела налицо рецидив красного террора, продолжение его осуществления по инерции, по политической касательной. Эта «касательная» вбирала в себя и проявления откровенно уголовного плана, когда бывшие красные партизаны (рассчитывая поправить свое материальное положение, используя свой новый социальный статус) совершали грабежи. Это направление можно рассматривать как классический «красный бандитизм».

Но говорить о «классике» красного бандитизма можно, конечно, с очень большой долей условности, здесь «классическим» можно рассматривать, пожалуй, только лозунг - «Бей гадов!» Под последними понимали всех тех, кто сопротивлялся революционным преобразованиям или сомневался в преимуществах социалистического строя.

Лозунг этот пришел из того сегмента антибелогвардейского движения, который находился под влиянием стихийного анархо-крестьянского движения, и где под гадами подразумевались те же социальные личности. Основу «красно-бандитского» движения (как, впрочем, и многих анархиствующих групп) составили бывшие красные партизаны, демобилизованные красноармейцы и маргинальные слои деревни и города. И цели борьбы восходили к одному корню.

Анархо-крестьянское движение в 1920-1922 гг. было массовым движением сопротивления крестьянства «пролетарской диктатуре». Но крестьяне, действуя против большевиков, не желали и возвращения прежних властей: ни царской, ни белогвардейской.

Красный бандитизм выступал более не против большевистской модели Советской власти как таковой, а против конкретных проявлений власти этой модели. По их мнению участников «красно-бандитского» движения, власть слишком много на себя берет, проявляет слишком много гуманизма к своим вчерашним врагам, забыв их жестокости и не задумываясь о последствиях действий со стороны поверженного врага. Здесь видимо сыграл свою роль и фактор какой-то социальной неудовлетворенности, желания еще и еще раз продемонстрировать свое общественное превосходство над противником и власть - обывателю.

В пользу определенного тождества крестьянского анархизма и «красного» бандитизма в ряде регионов страны свидетельствует немало фактов. Наиболее ярким из этих фактов является, на взгляд ряда исследователей, так называемый анархический «заговор» в сибирском городке Кузнецк.

В ноябре 1920 г. в Кузнецке начала свою деятельность подпольная организация. Ее руководители - сотрудники уездной ЧК Клиндер, Худородзе и Пономарев. Они привлекли в свою организацию начальников уездного и городского отделов Ананчика и Булдакова. Среди причин создания организации ее руководители указывали:

1) чиновничество советского государственного аппарата;

2) засилье в нем буржуазных специалистов (они же - контрреволюционеры;

3) огромное количество в командном составе частей и подразделений Красной армии бывших царских офицеров.

Делали ставку «заговорщики» и на усиливавшийся среди крестьян ропот, из-за продразверстки. Группа Клиндера вела агитацию среди красноармейцев Кузнецкого гарнизона. Они рассчитывали, на поддержку нескольких сотен человек (по другим данным - не более ста), а также на помощь со стороны крестьян близлежащих деревень. День «Х» был намечен на 23 ноября 1920 г.

Планировалось захватить город, ликвидировать большевистские и чекистские структуры, провозгласив руководителей заговора руководством города. В случае неудачи планировалось уйти в тайгу. Был выдвинут лозунг был: «Да здравствует Советская власть, бей коммунистов!». Но в результате деятельности кузнецких чекистов заговор был ликвидирован еще «в зародыще», была арестована вся верхушка руководства подпольной структуры[12, с. 59-60].

Событие в этом сибирском «заштатном» городе показали, что складывается новый феномен классовой борьбы. Против большевиков выступают уже не белогвардейцы, а их «коллеги» - то же большевики, но выходцы и силовых структур, участники красно-партизанского движения. Вполне вероятно, что это выступление можно рассматривать и как элементарный факт борьбы за власть.

По своим характеристикам подпольщики тяготели к крестьянскому выступлении, но у этого заговора были свои особенные черты: все участники заговора работали в советском государственном аппарате и многие из них были большевиками [12, с. 59-60].

Анархистско-крестьянские характеристики «красного бандитизма» проявлялись и в направленности последнего явления как против политики «военного коммунизма» так и против новой экономической политики». По мнению В.И.Шишкина, первоначально причина «красного бандитизма» «...коренилась в прогрессирующем недовольстве различных слоев свободолюбивого населения Сибири жестким организационным централизмом советской государственной системы, трудовыми повинностями, продовольственной и иными разверстками, всей системой «военного коммунизам» [12, с. 59-60]. Здесь стоит акцентировать внимание и на том, что указанные причины крылись и в «региональной махновщине».

Как отмечает В.И.Шишкин, с введением нэпа «красный бандитизм» получил дополнительный импульс [11, с. 3-79]. Переход от чрезвычайщины «военного коммунизма» к более нормальной и экономически упорядоченной политике нэпа не только не уменьшил, но и увеличил размеры красного бандитизма, пик которого пришелся на вторую половину 1921 г.

Ничего парадоксального в этом, правда, не было. Люди, которые в течение последних лет привыкшие все проблемы решать с помощью маузера и шашки вдруг оказались перед выбором - необходимо искать иные пути и средства решения гражданских конфликтов. Многие, особенно представители большевистского лагеря, этого положения дел никак понять не могли и не желали.

Добавим к этому и иной аспект: с отменой разверстки беднейшие слои деревни утратили растеряли все то, что мог привнести им военный коммунизм (пропитание за счет внутридеревенского обложения) и почувствовали себя вновь «обкраденными» (как в 1917-м) [12, с. 59-60]. Весьма показательна в этом плане позиция организации («красно-бандитской»), действовавшей летом 1922 г. в уездах Алтайской и Семипалатинской губерний. Ее лидеры посчитали, что новая экономическая политика - результат соглашения центра с буржуазией, и что спасение от последней теперь в руках исключительно партизан [12, с. 59-60].

Вообще, «не приемля нового курса политики они [«красные бандиты»] продолжали в 1921 г. автоматически действовать стихийно, в духе тех методов, к которым они были приучены в предыдущий период...» [2, с. 20-92].

Стоит согласиться с мнением В.И.Шишкина, что региональное руководство большевиков видело главную опасность «красного бандитизма» в противодействии политическому курсу РКП (б) и Советской власти, «будь то «военный коммунизм» или пришедший ему на смену нэп» [11, с. 3-79]. В принципе, большевики считали и военный коммунизм, и новую экономическую политику составными частями своего единого и неделимого политического курса, принимающего лишь временные отступления.

В итоге, появление «красно-бандитских» организаций и групп было обусловлена как самой политикой власти, так и теми искажениями в проведении политики, которые власть допускала. Это роднило красный бандитизм с анархо-крестьянскими выступлениями. Последний также являлся движением явно антиэтатистского характера и антигосударственной направленности. война ментальность власть российский

Еще одним, доказательством идейной близости «красного бандитизма» и анархистского движения может служить тот факт, что красный бандитизм получил наиболее широкое распространение в районах, где красное партизанское движение было распространено более всего. А последнее, как известно, представляло в массе своей «анархистскую вольницу» [4; 6]. В этом аспекте наше мнение совпадает с мнением ряда исследователей особенностей «красного бандитизма», однако мы настаиваем на факте его известной близости не только с анархизмом, но и большевизмом. И то, и другое - суть порождения революционной идеологии.

Налицо была и прямая связь (как на примере Кузнецка) между руководителями красно-бандитских групп с анархо-крестьянским движением [2, с. 20-92]. Влияние эсеровских и проэсеровских групп не выявлено, тогда как чувствовалось сильное влияние анархистов.

Влияние анархо-крестьянского движения на «красный бандитизм» прослеживается и в документах большевистских и советских структур. Они употребляли для характеристики «красно-бандитского» феномена сочетание «анархическая партизанская вольница» [11, с. 3-79].

Ряд региональных большевистских руководителей трактовали (причем, очень настойчиво) «красный бандитизм» как проявление стихийного анархизма толпы, «пробужденной» к действию революцией. Они характеризовали это явление как стремление революционной, но проникнутой собственническими предрассудками крестьянской массы, проявить социальную активность не в духе указаний и директив большевиков, а в анархическом неорганизованном движении [11, с. 3-79]. Отмечалось, что общественная сущность «красного бандитизма» - в анархическом уклоне крестьянина и рабочего, которого крепко держит деревня» [3].

И у классического анархизма и «красного бандитизма» общими и главными были такие формы борьбы, как экспроприации и политические теракты, - все то, что обычно характеризуют как «прямые действия» [12, с. 59-60].

Опасным явлением можно считать появление подпольных групп в среде самих большевиков, советских структур и советских спецслужб. Это было очень серьезное предупреждение о том, что необходимо вырабатывать специальную стратегию борьбы с «красным бандитизмом».

В обзоре Центрального комитета большевистской партии по парторганизациям республики (октябрь 1921 г.) сообщалось, что из большевистского коллектива выходят организации, которые считают, что только они способный решить вопрос социальной справедливости, тот вопрос, который так и не был окончательно закрыт и с завершением Гражданской войны [5].

Однако тот факт, что во многих случаях красные бандиты состояли в большевистской партии, не может полностью служить основанием для утверждений об исключительно коммунистическом характере «красного бандитизма». Нет, данный вопрос даже не ставитсяё и проблема в данной плоскости даже не рассматривается.

Как отмечают исследователи, факты высвечивает призрачность коммунистического характера подобных групп. Логика большевистской партии состояла в том, что необходимо консолидировать вокруг себя преданные элементы общества, способных не только на словах поддерживать большевистскую идеологию. По этой причине, в большевистскую партию уже с самого начала попало немало беспринципных карьеристов. По этой причине в большевистской среде очутилось большое количество бывших красных партизан, представление которых о большевизме, советском строе и обществе очень сильно расходились с теми целевыми установками, которые ставились во главу угла центральных партийных структур.

Все это требовало очищения исполнительной власти от бывших партизан. Но масса красных партизан в 1920-1921 гг., оказавшаяся в рядах большевиков, не обладавшая глубоким знанием и пониманием коммунистической идеологии, не спешила оставлять поле борьбы. Красные партизаны понимали признавали Советскую власть, но в действиях своих (как во время Гражданской войны, так и после) исходили из совсем иных установок, из иных ментальных подходов. Здесь свою роль играли факторы (казалось бы противоположные) община, сила, удачливость, - все, но конфликты были неизбежны [2, с. 20-92]. В ходе их должен был победить сильнейший - власть.

В начале 1920-х гг. анархизму (в разных его проявлениях) сочувствовали не только молодые большевики, но и партийцы со стажем. И это объяснимо. Несмотря на конфликт с большевизмом, анархизм в основном оставался революционным и социалистическим учением. Этот факт не могли отрицать даже сами большевики.

В начале 1920-х гг. анархизм часто становился идеологическим знаменем тех, кто, с одной стороны, не желал возвращения монархической власти в любой ее форме (абсолютной или конституционной), а с другой - был не согласен с большевистской диктатурой, огосударствлением всех сфер жизни и бюрократизацией партийно-советских верхов [12, с. 59-60].

Подобно синдикалистскому уклону в большевистской партии, споры вокруг которого велись на самом высоком партийном уровне, на местах (в регионах) появился свой, «красно-бандитский» уклон, имевший много общего со своим «тезкой» - и тот, и другой имели опору с анархо-крестьянской среде бывшей Российской империи, в анархо-крестьянской ментальности ее бывших граждан, а также в восприятии революции и Гражданской войны, как мести за свою неудавшуюся социальную роль.

Красный бандитизм, таким образом, и анархизм - имеют много общего, того, что в российской среде принято считать социальным, они порождены и получали общественную подпитку именно из крестьянской среды, которая составляла к 1920 г. до 70% социального поля страны. Все это в целом было присуще и анархизму начала 1920-х гг.

Литература

1. Гришаев В. Ф. Дважды убитые. Барнаул: Издательство Алтайского госуниверситета, 1999. С. 256

2. Павлуновский И. Обзор бандитского движения по Сибири с декабря 1920 по январь 1922 года // Земля Сибирь. 1992. № 4. С. 20-92.

3. Рабочий путь. 1921. 20 октября.

4. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 11. Д. 60. Л. 6.

5. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 11. Д. 61. Л. 8.

6. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 13. Д. 911. Л. 34.

7. Советская Сибирь. 1921. 4 октября.

8. Тепляков А. Красный бандитизм // Родина. 2003. № 4. С. 69-72.

9. Третьяков Н. Г. Из истории ликвидации Западно-Сибирского крестьянского восстания 1921 г. (красный бандитизм) // Тоталитаризм в России (СССР) 1917-1991 гг.: оппозиции, репрессии. Материалы научно-практических конференций. Пермь: Издательство Пермского госуниверситета, 1998. С. 17-19.

10. Угроватов А. П. Красный бандитизм в Сибири (1921-1929). Новосибирск: ЮКЭА, 1999. С. 208

11. Шишкин В. И. Красный бандитизм в советской Сибири//Советская история: проблемы и уроки. Новосибирск: Наука, 1992. С. 3-79.

12. Штырбул А.А. Красный бандитизм в Сибири (к вопросу об идейно-политическом характере явления, 1920-1922 годы) // Из прошлого Сибири. Новосибирск, 1996. Вып. 2. Ч. 2. С. 59-60.

Размещено на Allbest.ru