Историческое мышление в переходные периоды

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Историческое мышление в переходные периоды

М.В. Бахтин

В.М. Шлыков

Нельзя понять сущность того или иного события человеческой истории, феномена мысли, если не изучать их во всей полноте, становлении и развитии. Каждый элемент, черточка той или иной философской теории, ее идеи и принципы возникают не на пустом месте, а определяются всем предшествующим движением философской рефлексии. Данное положение относится и к принципу историзма - фундаментальному принципу наук об обществе. исторический марксистский социализм мировой

Под историзмом чаще всего понимается живой интерес к прошлому как хранилищу полезного или назидательного, причем интерес не музейный, не эрудитско-эстетический, а такой, который стремится мобилизовать прошлое в качестве ценностно-нормативного ресурса или стремится утвердить настоящее как достойный итог прошлого развития. Для ученых, стоящих на позициях историзма, историческая жизнь значима в своем прошлом, причем значима и сама по себе, и для настоящего и для будущего. Мы рассматриваем принцип историзма как преломление в учении об обществе философского принципа единства бытия.

Обострение исторического мышления, одним из проявлений которого является принцип историзма, всегда было связано с радикальными трансформациями, катастрофическими этапами развития истории. Н.А.Бердяев отмечал: "Исторические катастрофы и переломы, которые достигали особой остроты в известные моменты всемирной истории, всегда располагали к размышлениям в области философии истории, к попыткам осмыслить исторический процесс, построить ту или иную философию истории" (4, с.4). Момент философско-исторической рефлексии всегда есть следствие завершения определенного этапа развития истории, что дает возможность абстрагироваться, дистанцироваться от происшедших событий.

История философской мысли предоставляет достаточное количество подобных примеров. Вспомним модель истории Гесиода - одну из первых попыток осмысления исторического процесса средствами философского анализа, - она относится к переломному этапу в истории Древней Греции, переходу от родового строя к рабовладельческому. Книга пророка Даниила, "эта первая философия истории, которую знает человечество" (Бердяев), также связана с трагическими событиями в судьбе еврейского народа. Геродот, Фукидид, Ксенофонт, Платон создали свои исторические труды в эпоху развала античного полиса. Теолого-историческая модель Августина относится ко времени крушения античного мира и падения Рима. О.Шпенглер написал свою книгу «Закат Европы» в 1918 году, в период крушения старого, монархического мира. Русская философия истории рубежа XIX и XX столетий - не менее яркое подтверждение указанного положения. Такой же момент переживает русская философско- историческая мысль и в настоящее время.

Для постсоветской России особенно важно осмыслить изменение вектора ее исторического движения, геополитического статуса. Назрела необходимость в обновлении философско-методологических основ отечественной и мировой исторической науки, ее инструментария. И здесь без философии истории, по нашему мнению, вряд ли возможно обойтись.

Распад СССР и крушение социализма в странах Восточной Европы привели к дискредитации марксистской идеологии, подорвали доверие к ее теоретико-методологическим принципам. Некоторые философы и историки в нашей стране всю вину за кризис в историографии и других гуманитарных науках возложили на марксистскую теорию. Разумеется, доля истины в этом есть. Но было бы странно, если бы теория, созданная в XIX веке, могла без существенных изменений работать в настоящее время. Таких теорий не бывает. Нет абсолютно истинных, объективных теорий, в том числе в исторической науке. Каждая серьезная теория несет лишь долю истины. Ученый-историк при выборе теории должен руководствоваться прежде всего внутринаучными критериями, например, способностью теории по-новому объяснять известные факты, ее плодотворностью и т.п. Но ни одна теория не свободна от ценностных предпосылок, личностных, субъективных предпочтений исследователя.

Далее. Если суть дела состоит лишь в том, чтобы «плохую» теорию (тот же марксизм) заменить на «хорошую», то проблема решалась бы просто. Сейчас никто не диктует историку, какой теорией или методологией руководствоваться. Однако кризисное состояние отечественной историографии не преодолено. Да и в зарубежной истории дела обстоят не лучше. Но если у нас кризис исторической науки связывается в основном с кризисом марксистской концепции мировой истории, то на Западе - с кризисом идеологии Просвещения и ее ценностей, таких, как рационализм, историзм, гуманизм. Историкам отказывается в праве строить обобщающие концепции. Устаревшими понятиями объявляются, например, системность и теоретичность

С нашей точки зрения, одной из причин отмеченного кризиса является игнорирование рядом историков теории вообще и философии истории в частности.

На факт недостаточной разработанности теоретических проблем исторического процесса и его познания указывают многие ученые. Например, И.И.Искендеров отмечает: «...история как наука обречена на гибель, ее дальнейшее развитие просто невозможно, если она будет по-прежнему пренебрежительно относиться к разработке собственной теории. Нисколько не умаляя важности и значения использования методов других наук в исторических исследованиях, необходимо коренным образом пересмотреть свое отношение и свои подходы к исследованиям в области теории и методологии истории» (1, с.24).

На всех этапах историческое знание включало рефлексию, процесс самообоснования - способность посмотреть как бы со стороны на процесс получения знания, дать его критику, эксплицировать, по возможности, онтологические, гносеологические, антропологические, идеологические и другие основания, принципы, установки тех или иных историко-теоретических взглядов, концепций.

Философская рефлексия призвана исследовать произведения историков, различные «формы историй», написанные ими. Вместе с тем она должна с позиций сегодняшнего дня произвести, если можно так сказать, рефлексию рефлексий, то есть того, что осмыслено прошлыми поколениями философов. При воссоздании исторического процесса ученый-историк вынужден использовать «рабочие гипотезы», обобщения, объяснения и т.д., искать некое объединяющее начало, придающее единство, упорядоченность видимому хаосу исторических событий. Поэтому в своей основе история не может не быть теоретической дисциплиной, иначе она лишается научного статуса. Теория необходима исследователю прошлого, если он не хочет быть простым «накопителем фактов».

Однако некоторые исследователи отрицают не только положительное влияние философии истории на историческую науку, но и саму возможность философии истории в наше время. По их мнению, философия истории - это анахронизм, устаревший подход к истории сточки зрения христианского эсхатологизма и телеологии (6).

Отмечается также «...распад и даже крах глобальных схем исторического процесса, направленных на поиск его смысла и целостности, в том числе и особенно - схем марксистского толка, постулирующих естественноисторический характер общественного развития и определенным образом детерминированного» (1, с.51). Выражается сомнение, что философия может помочь в обновлении теоретического арсенала исторической науки.

Российские историки, многие из которых долгое время придерживались марксистской парадигмы, оказались в нелегком положении. С закатом марксистской парадигмы истории одни из них потеряли ориентиры. Другие стали искать помощь в западных философских, социологических, культурологических и др. концепциях, зачастую воспринимая их некритически. Третьи, как было сказано, козлом отпущения посчитали марксизм и философию вообще, отказываясь от построения «больших метанарративов» и, следовательно, от теоретического осмысления объекта исследования. Между тем теоретическая история, по-видимому, может разрабатываться и применяться лишь на глобальном уровне, что не без успеха было продемонстрировано Гегелем.

В начале XXI в., по мнению многих интеллектуалов, наблюдается кризис западной цивилизации. Ощущаются симптомы деградации культуры. Обостряются экологические, энергетические, антропологические проблемы. Вместе с тем увеличивается разрыв между богатыми и бедными странами, что приводит к эскалации политической напряженности, появлению международного терроризма и т.п.

Симптомы кризиса отмечают представители многих наук: философы, историки, психологи, социологи и т.д. Например, Э.Валлерштейн (Валлерстайн И.) пишет следующее: "Нет никакого сомнения в том, что эпистемологические диспуты будут длиться до бесконечности. Но, наверное, наступает время, когда они становятся особенно интенсивны. Последнее десятилетие XX века позволяет нам пережить один из таких моментов. Говорят, что сегодня наука, а вместе с ней - рационализм, современность и техника не могут не подвергаться оживленным нападкам. Некоторые умы видят в этом кризис цивилизации, точнее, западной цивилизации, а иногда - конец самой концепции цивилизованного мира. Кажется, что защитники доминировавших когда-то интеллектуальных концепций предпочитают корчиться в муках, вместо того чтобы игнорировать своих критиков или отвечать им спокойно - и разумно... возможно, настало время немного отступить, чтобы дать более взвешенную оценку происходящих дебатов" (5, с. 127).

Валлерштейн специально оговаривается, что отражать нападки должна ньютоновская, классическая наука. Сегодня же, по его справедливому замечанию, вырабатываются новые представления о науке и познании в целом.

В переломные эпохи усиливается потребность в более глубоком осмыслении мировой истории. Ученые и философы строят ее теоретические модели, стремясь предугадать возможное будущее человечества. Одним из важнейших, на наш взгляд, антропологических оснований активизации в переходные периоды теоретико-познавательных усилий мыслящего сообщества в плане попыток построения моделей социальных процессов является раскрепощение, предельное усиление и реализация одной из главных характеристик человека - свободной воли. Именно в годы переломов резко повышается возможность исторического выбора, именно в это время история, понимаемая здесь не как свершившийся факт, а как живой нескончаемый творческий процесс, становится в высшей степени вариативной. Поскольку же раскрепощение свободной воли неизбежно освобождает другую родственную константу человеческого бытия - творческое начало, такие периоды характеризуются наивысшим расцветом того, что называется свободным историческим творчеством масс, народа.

Как известно, цель и задача любой, в том числе и исторической, науки состоит не только в том, чтобы исследовать известные, имевшие место в реальности феномены, но также экстраполировать имеющиеся в распоряжении исследователя методы познания на еще неведомую область, в данном случае, исторического измерения человеческого бытия. Применительно к истории это означает попытку построения моделей социальных процессов, еще не имевших место в действительности, но потенциально заложенных в конкретной исторической ситуации, готовых актуализироваться в той или иной степени.

По нашему мнению, на рубеже веков в судьбе нашего Отечества обострилось проявление двух исторических векторов, направленных в противоположные стороны. Один устремлен в будущее: это вектор необратимости поступательного прогрессивного хода исторического процесса, вечного стремления человечества к новому. Другой вектор обращен в прошлое: это проявление исторической связи настоящего с прошлым, отражение неизбежной зависимости настоящего от прошлого. Этот вектор есть сила культурно-исторической традиции, закрепленной на социально-психологическом уровне общественного сознания. По мнению Ю.Афанасьева, духовное пространство современной России характеризуется встречей двух тенденций, двух систем ценностей: модернизации и традиционализма. Модернизация традиционных социальных, политических и культурных институтов связывается им с формированием доктрины прав человека, свободы слова, свободы совести. Иными словами, модернизацию можно осознать как трансформирование российской системы ценностей в западную.

В точке пересечения двух тысячелетий встретились несколько эпох: эпоха Руси языческой, догосударственной, России христианской (княжеской, царской, имперской), эпоха России советской и эпоха новой России, постсоветской. Обращение к культурно-историческому наследию дореволюционного времени есть закономерное следствие движения общественного сознания, и является в данном случае скорее не рациональным, а эмоциональным феноменом, поскольку отторжение всего советского привело к поиску новых оснований и принципов, которые могли бы компенсировать утраченные идеалы. А так как новая идеология, культура и вообще новый уклад создается не так скоро, как разрушается старый, то историческая память народа с необходимостью обращается к традиции. Чем больший размах в современном российском общественном сознании приобретает отрицание исторического опыта почти всего двадцатого столетия, тем с большей силой проявляется стремление возродить досоветские традиции российской истории (дворянские титулы, церковные праздники и т.д.). Поскольку же "первое отрицание" всегда есть эйфория, рано или поздно проходящая, то следует помнить, что на смену первому этапу всегда приходит следующий, когда отринутое недавнее прошлое незримо начнет проступать в настоящем, сочетаясь в превращенных формах с новыми веяниями эпохи.

По-прежнему актуальны слова Р.Арона, сказанные несколько десятилетий назад: "Отсутствие философии истории и потребность в ней... являются характерной чертой нашего времени. Человечество осознает, что оно вовлечено в авантюру, где оно ставит на карту и свою душу, и свое существование. Оно больше не сможет полагаться на иллюзорных богов прогресса и истории. Не сожаление об удобных схемах, уничтоженных успехами науки, вызывает его ностальгию. Оно согласно на терпеливый и медленный, в сущности, незавершенный анализ. Оно не смирится с тем, чтобы больше не думать, чтобы больше не желать будущего" (2, с.21).

Для отечественной мысли философия истории имеет особое значение. Еще Н. Бердяев говорил, что русская самобытная мысль "...пробудилась на проблеме историософической. Она глубоко задумалась над тем, что замыслил Творец о России, что есть Россия и какова ее судьба. Русским людям давно уже свойственно чувство, скорее чувство, чем сознание, что Россия имеет особенную судьбу, что русский народ - народ особенный. Мессианизм почти так же характерен для русского народа, как и для народа еврейского. Может ли Россия пойти своим особенным путем, не повторяя всех этапов европейской истории? Весь XIX в. и даже XX в., - отмечал Бердяев, - будут у нас споры о том, каковы пути России, могут ли они быть просто воспроизведением путей Западной Европы?" (3, с.31).

Сегодня, как видим, эти вопросы не только не потеряли актуальности, а стали еще острее. От их решения зависит судьба России и всей европейской цивилизации, а, в конечном счете, - всего человечества.

Литература

2. Арон Р. Избранное: Измерения исторического сознания. М., 2004.

3. Бердяев Н.А. Русская идея. Судьба России. М., 1997.

4. Бердяев Н.А. Смысл истории. М., 1990.

5. Валлерстайн И. Время и длительность: неисключенное среднее. Размышления над Броделем и Пригожиным // Человек перед лицом неопределенности. Москва-Ижевск, 2003.

6. Малинов А.В. Философия истории в России. СПб., 2001.

Размещено на Allbest.ru