Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Выпускная квалификационная работа

Погребения эпохи энеолита Юго-Западного Туркменистана (по материалам могильника Пархай II)

Введение

1. История исследования могильника Пархай II и развитие взглядов исследователей на культуру Юго-Западного Туркменистана

Открытие памятника Пархай II стало закономерным этапом многолетних поисков раннеземледельческих памятников на Юго-Западе Туркменистана. Эта особая культурная провинция была отделена от подгорной полосы Южной Туркмении - крупнейшего очага раннегородской культуры энеолита-бронзового века. В период активного изучения таких памятников как Намазга-депе, Алтын-депе, о юго-западной локальной провинции было мало известно. Первые разведки на Мешед-Мисрианской равнине, (прикаспийская низменность, ограниченная с востока Балханскими горами) проводились А.А. Марущенко и Б.А. Куфтиным. В результате работы Х отряда Южно-Туркменистанской комплексной экспедиции был изучен ряд памятников с керамикой типа Мадау: характерными красно- и черно-лощеными сосудами таких форм как чаши на трех ножках, кувшины с высоким прямым горлом и одной массивной ручкой, полусферические чаши со сливами и носиками. Памятники типа Мадау были открыты восточнее - в Прибалханье у станции Бами, где характерной чертой материального комплекса были сероглиняные чаши на трех ножках [Массон, 1956а, с. 387]. В.М. Массон предложил выделить особую культуру архаического Дахистана. Она была отнесена к эпохе поздней бронзы-раннему железному веку, и представляла на тот момент древнейший археологический пласт Юго-Западного Туркменистана.

В 1950-е гг. была выдвинута гипотеза о существовании доахеменидского объединения на территории Юго-Западного Туркменистана, представленной культурой эпохи поздней бронзы-раннего железа, которая имела генетическое родство с культурой сероглиняной керамики Северо-Восточного Ирана (Eastern Grey Ware culture), также именовавшейся по кладу, найденному в г. Астрабад (устаревшее название г. Горган) [Массон, 1956а, c. 431]. Керамический комплекс культуры архаического Дахистана был наиболее близок керамике памятников Шах-тепе и Тюренг-тепе, относившихся к астрабадской культуре. [Массон, 1957, c. 68]. Эта область совпадала с Гирканией, упоминаемой в Авесте и в ахеменидских надписях. Однако, существенная временная лакуна разделяла Тюренг-тепе, Шах-тепе и тепе Гиссар (конец III-нач. II тыс. до н.э.) с одной стороны и Мадау, Изат-кули с другой (I тыс. до н.э.).

Сопоставление керамического комплекса культуры архаического Дахистана с формами серой керамики, распространенной в северо-восточном Иране свидетельствовало о том, что на последних этапах существования культуры астрабадского бронзового века появился ряд форм, характерных для упомянутой культуры Дахистана. В Гиссаре IIIС и Мадау есть сосуды схожих форм, но они отличаются по фактуре и деталям (например, сосуд со сливом, кувшины с носиком, заканчивающиеся длинным желобчатым сливом, кубок). При этом налицо слабое распространение петлеобразных ручек, отсутствие формы высокогорлого кувшина с ручкой. Несмотря на то, что в Гиссаре IIIB-IIIC есть схожие с культурой архаического Дахистана формы, «ряд новых элементов говорит о более позднем времени культуры архаического Дахистана». На примере невысокого кубка видно постепенное изменение первоначальной формы, гипертрофированность определенных деталей. Это можно объяснить, во-первых, заимствованием идей, недолгим опосредованным контактом культур или действительно значительным временным промежутком, когда привнесенная форма получила местное развитие. Исходя из этого сочли, что культура Мадау - не местная: она распространилась из северо-восточного Ирана (долины Горгана), из памятников Шах-тепе, Тюренг-тепе и т.д. С другой стороны, несмотря на культурное сходство, Шах-депе и др. иранские памятники не стояли непосредственно у истоков культуры Мешед-Мисрианской долины; чтобы их связать, не хватало промежуточного по времени и территории памятника. Можно сказать, что на территории Юго-Западного Туркменистана последующие рекогносцировки проводились с конкретной целью: решить проблему происхождения культуры серой керамики, подтвердить или опровергнуть тезис о существовании отдельной культурной провинции. С этой целью проводились рекогносцировки памятников культуры архаического Дахистана к востоку от Мешед-Мисрианской равнины. Разведочные работы, осуществленные здесь И.Ф. Ганялиным в 1950-х гг., показали наличие небольших поселений в долине р. Сумбар в Балханах [Ганялин, 1953].

С конца 60-х годов в долине р. Сумбар и в северо-западных отрогах Копетдага, рядом с поселком Кара-Кала (ныне п. Махтумкули), начала свою работу Сумбарская археологическая экспедиция ЛОИА и ЮТАКЭ под руководством И.Н. Хлопина, в результате чего был открыт ряд новых памятников. В 1969 и 1972 гг. исследовалось поселение эпохи бронзы Пархай-тепе. Его шурфовка показала наличие восьми строительных горизонтов, прослеженных по остаткам глинобитных стен и полов. Керамические формы, восстанавливаемые по обломкам (триподы, чаши с загнутым венчиком и т.д.), были идентичны найденным на памятниках Мешед-Мисрианской долины. Исходя из этого Пархай-депе рассматривался как самый восточный пункт культуры архаического Дахистана [Хлопин, 1975, c. 118]. В 1972-1976 гг. производились раскопки могильников Сумбар I и II, которые также находились в окрестностях поселка Кара-Кала. В ходе разведок 1972 года на могильнике Сумбар I в 3 км. к югу от поселка Кара-Кала, было вскрыто 18 могил. (Хлопина, Хлопин, 1976) Несмотря на разграбление, инвентарь оказался богатым: бронзовое оружие и украшения. Удалось проследить форму погребальных сооружений - катакомбы (свод перекрывал слои лесса) с горизонтальным дромосом на склоне холма или вертикальным на его гребне. По мнению И.Н. Хлопина, автора раскопок, погребенные в Сумбарском могильнике были древними гирканцами.

Судя по материальной культуре, население, оставившее могильники и поселение Сумбар было близко населению архаического Дахистана, что потом дало И.Н. Хлопину возможность выдвинуть гипотезу о Сумбарской культуре позднего бронзового века, синхронной памятникам Шах-Тепе, Тепе-Гиссар и др. на их финальной стадии, а также периоду Намазга VI памятников подгорной полосы Копетдага.

Следующий этап связан с раскопками могильника Пархай II. Причиной, побудившей исследователей начать поиски ранних памятников в долине р. Сумбар стали найденные в погребениях Сумбарского могильника сосуды, которые не могли быть соотнесены с керамическим комплексом культуры архаического Дахистана. Это были сероглиняные ваза на ножке, чаша раструбом, стакан раструбом [Хлопин, Хлопина, 1980, c. 251].

Аналогии им находили только в поселениях подгорной полосы Северного Копетдага, а не на западе Туркмениcтана, причем на юго-востоке Туркменистана они также не являлись местными формами, а считались предметами импорта (например, в горизонте ранней бронзы поселения Ак-депе). В 1977 году был открыт могильник Пархай I, полностью идентичный по культуре могильнику Сумбар. В 800 м. от могильника Пархай I был обнаружен могильник Пархай II, который оказался самым древним в цепочке погребальных памятников долины р. Сумбар и Юго-Западного Туркменистана в целом. Холм, на котором расположен Пархай II, находится в 1 км. западнее от поселка и на 100 м. севернее шоссейной дороги. Его общая площадь составляет 1,5-2 Га, высота - 10 м, склоны сильно изрезаны. Разведочный шурф в 80 кв.м., заложенный в южной части холма, выявил верхний, как потом оказалось, далеко не последний уровень погребений, находившихся примерно в 90 см. от уровня дневной поверхности.

Можно говорить о месте могильника Пархай II в историографии и с другой точки зрения: южная и юго-восточная Туркмения считалась ареалом распространения единой керамической традиции - светлоглиняной расписной керамики, которая в процессе развития с эпохи неолита / ранннего энеолита распалась на несколько родственных, но не идентичных, уникальных стилей (в эпоху НМЗ III существовал центральный, восточный и геоксюрский очаги). Наличие стратиграфии, основанной на строительных горизонтах, и наблюдения за эволюцией росписи керамики позволили в 1950-х годах создать эталонную периодизацию Намазга (НМЗ) I-VI, охватывающую время от ранннего энеолита до поздней бронзы. Редкие случаи обнаружения серых сосудов вместе с энеолитическими расписными рассматривались как свидетельства инокультурных связей. Так, в погребении, впущенном в верхний слой памятника Кара-депе, сероглиняная керамика сочеталась с керамикой, чья роспись датировала ее временем НМЗ II-III, переходным к позднему энеолиту. Была необходима атрибуция сероглиняной керамики, относящейся не к эпохе бронзы, где она встречена на памятниках юго-восточной Туркмении (Намазга-депе в горизонте НМЗ VI), а к эпохе энеолита. Найденная впоследствии на могильнике Пархай II светлоглиняная расписная керамика подтвердила существование раннеземледельческих энеолитических культур к западу от подгорной полосы Копетдага, синхронных ее памятникам.

Первый полевой сезон на могильнике Пархай II и раскопки первых пяти погребений позволили сделать вывод о том, что погребальный обряд и инвентарь отличался коренным образом от «всех погребальных древностей, доселе известных в долине Сумбара» [Хлопин, Хлопина, 1978, c. 550]. Прежде всего, на могильнике Пархай II обряд погребения предполагал многочисленные коллективные захоронения в одной камере, что являлось не характерным для синхронных культур как Юго-Восточного Туркменистана, так и для Северо-Восточного Ирана.

Из-за такого способа подхоронения погребальное сооружение представляло собой не только катакомбу с вертикальной шахтой или дромосом, характерную для данной территории с эпохи поздней бронзы и до средневековья, но и совершенно новую конструкцию. И.Н. Хлопин интерпретировал ее как склеп полуземляночного типа с искусственным перекрытием, вход в который осуществлялся через смежную яму, отделенную от основной камеры закладом. Несмотря на то, что во время раскопок не были зафиксированы перекрытия, исследователь заключал: «погребальная камера во время функционирования кладбища не была заполнена землей, т.к. внутрь сооружения неоднократно проникали с целью производства последовательных погребений». Этот вывод был основан прежде всего на том, что для могильника оказались характерны наряду с единичными и парными, многочисленные коллективные захоронения людей (от трех до тридцати), кости которых находились как правило в анатомическом беспорядке. Погребенные отличались от костяков из могильников Сумбар и Пархай I массивными черепами и надбровными дугами, то есть представляли собой раннее население более архаичного облика.

Другой характерной чертой могильника Пархай II было преобладание сероглиняной керамики. Среди форм сосудов из первых раскопанных погребений была ваза на ножке с резким перегибом венчика, чаша раструбом, то есть те формы, которые были найдены на могильнике Сумбар и не имели аналогий в керамике раннего железного века Дахистана. Таким образом было найдено недостающее звено, связывающее хронологически культуру Юго-Западного Туркменистана и Северо-Восточного Ирана. С другой стороны серая керамика отличала культуру могильника Пархай II от соседних памятников подгорной полосы Копетдага и юго-востока Туркменистана.

В первый сезон работы на могильнике Пархай II были найдены фрагменты расписной керамики (в заполнении камер, на месте заклада), которые И.Н. Хлопин интерпретировал как относящиеся ко времени НМЗ III, из чего следовало, что могильник Пархай II существовал и в эпоху энеолита. Дальнейшие исследования, которые продолжались до 1992 года, показали, что могильник непрерывно функционировал с эпохи энеолита до поздней бронзы. Это свидетельствовало о существовании более раннего культурного и этнического субстрата, родственному энеолитическому населению северных предгорий Копетдага.

2. Предварительные замечания

Погребальный обряд представляется комплексом взаимосвязанных признаков, относящихся к сфере как духовной, так и материальной культуры, причем первая определяет облик второй. Как уже упоминалось, единственная гипотеза, интерпретирующая конструкцию погребения на могильнике Пархай II была выдвинута И.Н. Хлопиным и заключалась в том, что захоронения совершались в полуподземном склепе с древоземляной крышей. Однако, аналогий этой конструкции на сопредельных территориях юга Средней Азии и Северо-Восточного Ирана нет. Вне зависимости от того, каким было устройство камер, погребальный обряд можно реконструировать следующим образом. Умерших хоронили в вырытых ямах (для раннего этапа) или в подземных склепах. Им придавали позу разной степени скорченности (в зависимости от того как сильно были прижаты колени к груди), и клали преимущественно на правый бок (редко на спину) на раннем этапе ЮЗТ-VII. Место входа варьируется. В последующее время хоронили как на правом, так и на левом боку. И.Н. Хлопин объяснял это половой и социальной дифференциацией, хотя, возможно, имела место строгая привязка положения умершего с местом входа.

В одиночных и парных погребениях преобладает ориентировка на юго-запад, лицо обращено ко входу. Исключение составляют камеры №152 и 214, костяки которых обращены головой на север. Важно отметить, что юго-западная ориентировка характерна для погребений на памятниках подгорного Копетдага начиная с периода НМЗ I и на протяжении всего развитого энеолита [Массон, 1966, c. 116].

Возможно, погребенные укладывались на циновки, отделявшие их от земляного пола, о чем есть косвенные свидетельства - отпечатки плетенки. С умершим, как правило, помещался погребальный инвентарь, прежде всего керамика, медные булавки с разным типом наверший, мелкие медные предметы вроде браслетов, колец, гвоздиков, бусины из мраморовидного известняка, позже - сердолика и лазурита, что, возможно, является частью погребального костюма.

Если практиковалось коллективное захоронение, то камера через определенное время вскрывалась, и в нее помещался очередной погребенный. Обряд подхоронения характерен на позднем этапе энеолитического периода, когда в камеры содержат кости в среднем до 20 человек. Это осуществлялось путем освобождения пространства в камере, когда останки (после разложения мягких тканей) «бесцеремонно отодвигали к стенке склепа, освобождая место для очередного покойника» и помещали нового умершего. В результате, у задней стенки камеры скапливались кости и погребальный инвентарь в перемешанном состоянии; кости последнего погребенного у самого входа в камеру находились в анатомическом порядке.

Помимо очевидных примеров расчистки центрального места для очередного покойника (камеры 252, 121) есть камеры, где встречаются анатомически не нарушенные костяки в малом количестве в одинаковом положении друг за другом. В таком случае можно проследить привязку определенных наборов инвентаря с умершим. Возможно, такой обряд свидетельствует о единовременном положении сразу нескольких человек, что говорит о существовании социальных или родственных связей, которые нельзя было нарушать после смерти.

3. Характеристика погребений на могильнике Пархай II

По мнению И.Н. Хлопина, погребальные сооружения могильника Пархай II, видоизменяясь от раннего энеолита до эпохи поздней бронзы в течение V-II тыс. до н.э., обнаруживают внутреннее единство в развитии, высшей точкой которого становится появление «классической» катакомбы с входной ямой и дромосом, либо только с длинным (до 2,5 м) дромосом [Хлопин, 2002, c. 67]. И.Н. Хлопин предложил схему эволюционного развития погребений, прослеживая истоки катакомбного обряда с самого раннего энеолитического период. (рис. 5) Противоположная точка зрения аргументирована Ю.Г. Кутимовым: катакомбный обряд, свойственный ЭПБ могильника, не имеет генетических связей с обрядом погребения эпохи энеолита [Кутимов, 2009]. Автор, исходя из «динамики развития погребального обряда», делает вывод о существенном хронологическом разрыве между периодом ЮЗТ-III (средняя бронза), продолжающем традиции энеолитических коллективных погребений с одной стороны, и периодами ЮЗТ-I и ЮЗТ-II с другой. Периоды ЮЗТ II-I отличаются от предшествующих периодов как погребальным обрядом, так и керамическим комплексом, который роднит их с памятниками поздней бронзы-раннего железа Мисрианского плато, выделенных В.М. Массоном в культуру архаического Дахистана [Массон, 1956]. Разрыв культурной традиции в долине Сумбара в ЭПБ также подтверждается антропологическими данными. В выборке мужских черепов из камер ЮЗТ I-II есть признаки, выявленные на других могильниках Средней Азии, указывающие на местный компонент, но встречаются также более широкие черепа с такими чертами, как низкое лицо и орбиты, которые более характерны для представителей культур степной бронзы [Громов, 1995, c. 156].

Проблематика возникновения катакомбного обряда эпохи ПБВ не имеет отношения к данной работе. Ее основное внимание сконцентрировано на погребальном обряде и материальной культуре эпохи энеолита.

Следует отметить, что устройство погребальной камеры не всегда удается четко отследить: в публикациях мало чертежей и разрезов камер, перекрывающих друг друга, кроме того, естественно, что при сооружении верхних камер, камеры внизу разрушались. Поэтому в реконструкции сооружения, которое использовалось для погребения, приходится исходить из косвенных данных.

3.1 Характерные признаки погребений на могильнике Пархай II в эпоху энеолита

1. Среднее число костяков в погребениях могильника Пархай II многократно превышает показатели, характерные для погребений Средней Азии. Если рассматривать только погребения, отнесенные И.Н. Хлопиным к эпохе энеолита (по его периодизации - периоды ЮЗТ VII-VI-V), то количество погребенных - около 2000 на 141 могилу, в среднем 15 погребенных.

2. Погребения расчищались по контуру ям, которые были как правило овальной формы, размерами от 100х130 до 300х200 см. Важно отметить, что ямы малых размеров свойственны как раннеэнеолитическим погребениям с 1-2 покойными, так и позднейшим катакомбам, тогда как погребения с большим количеством костяков, существовавшие как будто в промежутке между этими двумя видами погребений, походили размерами на небольшие помещения (в среднем 2х2 м). Из корреляции размера камеры и количества костяков для периодов ЮЗТ VII-VI следует, что существовала тенденция на укрупнение погребального сооружения в эпоху энеолита, которое также выражалось в увеличении количества погребенных.

3. В ряде случаев рядом с погребением зафиксирован завал камней с фрагментами крупной керамики, ряд сырцовых кирпичей либо каменная плита, что могло обозначать только вход, учитывая сочетаемость данного признака с большим количеством захоронений в одной яме. Интересно, что обломки сосудов, поддерживающих заклад, повторяют формы керамики из погребений, но гораздо крупнее последних. Далеко не во всех погребениях прослежен вход, обозначенный закладом, в таком случае его восстанавливали по ориентировке погребенных. Часть камер, отнесенных Хлопиным к периоду ЮЗТ VII (ранний энеолит), представляет коллективное погребение с закладом, обозначающим вход. В группе камер ЮЗТ VII по ряду признаков (размер могильной ямы, степень сохранности, керамический инвентарь) выделяются камеры с малым количеством погребенных. Это овальные или округлые ямы диаметром ок. 110-120 см, с одним-двумя захоронениями.

4. Очевидно, что при последовательном и неодновременном захоронении множества покойных в одной яме происходит смещение костей. Во многих погребениях могильника можно проследить положение последнего скелета, часто единственного анатомически ненарушенного (хотя иногда встречается и более двух последних погребенных в анатомическом порядке). Главное, что следует отметить - скелет последнего погребенного почти всегда обращен лицом ко входу в камеру. В ранних погребениях последний костяк обычно лежит на правом боку, позже - как на правом, так и на левом. (Хлопин 1997) Возможно до перехода к преобладающему в эпоху ранней бронзы (ЮЗТ-IV) типу коллективных погребений, в котором кости множества скелетов находятся в перемешанном состоянии, было время, когда в камеру помещалось небольшое количество покойных, сохранявшихся в анатомическом порядке, что говорит об одновременности их положения. В качестве примера можно рассмотреть камеру 117, раннюю по керамике, со входом в западной части, обозначенным каменной плитой. Верхний ярус погребения, отделенный от нижнего видимо прослойкой земли содержит четыре скелета в анатомическом порядке, лицом ко входу; разрозненные останки двух других скелетов находились под ними. Сходство поз скелетов говорит об их единовременном захоронении. То есть иногда, по определенным причинам, в рамках одной камеры совершалось погребение нескольких покойных сразу. В случае как единовременного, так и последовательного захоронения, можно говорить об определенном погребальном устройстве: подхорон мог быть совершен только при условии, что камера внутри была полая, т.е. незаполненная землей. Только тогда было возможно отодвигание костяков к стенке для освобождения места.

Остается нерешенным вопрос о том, каким могло быть погребальное сооружение, которое удовлетворяло бы вышеперечисленным признакам, а именно: коллективные последовательные захоронения, случаи перекрывания камер, когда поздняя камера «прорубает» раннюю, наличие заклада на месте входа.

И.Н. Хлопин предлагает следующую реконструкцию. По его мнению, коллективные погребения начиная с эпохи раннего энеолита имитировали полуземляночные жилища и «представляли собой полуподземный склеп с боковым входом из предвходной ямы» [Хлопин, 2002, c. 53]. Далее в публикации воспроизводится процесс сооружения полуподземного склепа: в начале вырывался котлован овальной формы и сбоку входная яма, около метра в диаметре; затем по обоим концам длинной оси котлована водружались деревянные столбы-опоры и горизонтальная перекладина на них, это был каркас для крыши, роль которой выполнял дерево-земляной настил. Входную яму и погребальную камеру разделял заклад из камней/ плиты или сырцовых кирпичей. Часто плита помещалась на 80 см. выше пола камеры. У предположения, что камеру перекрывала дерево-земляная кровля, есть обоснование. В камере 15 «были обнаружены четкие следы от вертикальных круглых столбов диаметром 12-15 см, утопленные в стенки камеры на концах оси, перпендикулярной оси входа» [Хлопин, 2002, c. 160]. Однако, как отмечает автор заключения к публикации 2002 года В.А. Завьялов, это едва ли не единственный случай (есть ямка в СВ стене камеры 16), когда удалось проследить следы деревянного столба - опоры наземной конструкции и поэтому не является решающим аргументом в споре о конструкции склепов Пархай II, кроме того столбы могли подпирать и земляной свод.

Принимая в таком случае терминологию Хлопина, мы должны решить вопрос, было ли перекрытие конструкции дерево-земляным, как предлагает автор раскопок и тогда сооружение - полуподземным, однако аналогий «полуподземному склепу», предложенному И.Н. Хлопиным, в Юго-Восточной Туркмении и Северо-Восточном Иране нет. Косвенные данные есть о камерах некрополя Шахр-и Сохте в Систане, датируемых сер. III тыс. до н.э. Авторы раскопок пишут о повторном использовании не только катакомб, но и грунтовых ям, что выражалось в углублении и расширении камеры [Piperno, Tosi, 1975, p. 189]. В прямоугольной камере 32 было совершено захоронение двух детей уже после одного погребения взрослого. Однако, наличие заклада на месте входа указывает на то, что конструкция была более сложной, чем яма с искусственным перекрытием.

По мнению В.С. Бочкарева и автора данной работы, гипотеза о «полуподземном склепе» представляется маловероятной из-за необоснованного усложнения конструкции: чтобы проникнуть в камеру, надо было каждый раз раскапывать входную яму, тогда как проще было бы просто разобрать дерево-земляной настил крыши.

Из-за малого количества разрезов погребальных камер Пархая II в полевых чертежах и отсутствия чертежей рельефа холма, нельзя говорить определенно о глубине ям, в которых совершалось захоронение. Однако, с точки зрения И.Н. Хлопина, это не могли быть катакомбы, для которых обязательна шахта глубиной от 1 метра.

Основным аргументом в пользу полуподземной конструкции было именно неглубокое залегание камер от поверхности холма. Согласно некоторым чертежам, глубина котлована достигала 0,9-1,2 м, каменный заклад находился как будто на 0,1 м. ниже поверхности земли (древней поверхности?). Однако чертежи - условны, они не передают реальной стратиграфии и уровня древней дневной поверхности по прошествии более двух тысяч лет. Кроме того, могильник Пархай II расположен на высоком лессовом холме, и поэтому склепы могли быть врезаны в крутые склоны; иногда входы в погребения обращены в сторону возвышения холма, но есть входы и в противоположном направлении, особенно когда две или три камеры образуют комплекс с одной входной ямой. Как было отмечено ранее, точным выводам мешает отсутствие сведений о рельефе холма. Возможно, каждое коллективное погребение было приспособлено к микрорельефу отдельного участка холма и его возвышению.

Часто верхнее погребение разрушало нижнее или его входную яму. Есть случаи насыпания слоя земли и совершения второго яруса погребений в границах камеры через тот же вход. При этом границы двухъярусных погребений могут как совпадать (134, 132), так и существенно различаться (камеры 117, 49), причем границы погребений второго яруса, как правило, уже. Земля для подсыпки могла быть взята при сооружении ниши для костей, либо, как пишет В. Завьялов, при «подрезании стенок камеры и частичном изменении их формы», что могло бы свидетельствовать о земляном своде [Хлопин, 2002, c. 164]. Обычно, два яруса погребений относятся к одному культурному периоду. Однако чаще разрушенные камеры и перекрывающие их верхние относятся к разным периодам ЮЗТ и, следовательно, разделены большим промежутком времени. При какой конструкции сооружения было возможно «прорубание» поздней камеры в более раннюю? Можно предположить, что это было возможно при оседании свода склепа или, следуя гипотезе Хлопина, искусственной крыши ранней камеры. В засыпи ям часто находили обломки расписной керамики, что говорит о нарушении ранних несохранившихся камер. Хлопин считал, что землю с черепками, вынутую в процессе сооружения котлована, использовали для засыпания древоземляной крыши [Хлопин, 2002, c. 53]. Как заметил В. Завьялов, в случае провала древоземляного перекрытия, черепки должны были повторять форму этого перекрытия или быть сконцентрированы в самом низком месте, чего не наблюдается [там же, c. 164].

По мнению И.Н. Хлопина, прототипом коллективных камер могло выступить жилище полуземляночного типа. Автор пишет, что в условиях «межгорной равнины Сумбара основным строительным материалом были камень, земля и дерево». Однако, косвенным свидетельством наличия сырцовой архитектуры в долине Сумбара, где пока не открыта жилая застройка, выступает заклад из сырцового кирпича в некоторых погребениях. В качестве аналогии полуподземному склепу И.Н. Хлопин прибегал к памятникам в Геоюксюрском оазисе, где в 1950-е годы были открыты коллективные гробницы-толосы из сырца времени НМЗ III (поздний энеолит), названные так по наличию ложного свода, как, например, в микенских гробницах. Автор пишет, что «первоначально их считали наземными склепами, но сохранность наружных углов кирпичей, из которых они были сложены, опровергает это мнение» [Хлопин, 2002, c. 55]. Он считал, что сначала вырывали котлован, а после возведения на каменном фундаменте ложного свода из кирпичей, строение засыпали землей. «Чтобы произвести захоронение…вынимали землю, закрывавшую кирпичи входа, затем кирпичи и в образовавшееся отверстие опускали труп». Таким образом древоземляная конструкция должна была имитировать полуподземную постройку из сырцового кирпичаю Но эта реконструкция противоречит тому факту, что рядом с толосами находили остатки стен из сырцового кирпича, которые как бы отделяли некрополь от жилой застройки, и следовательно подтверждали, что конструкция толосов была наземной [Сарианиди, 1965].

Таким образом, гипотеза полуподземного склепа не подтверждается архивными источниками и косвенными данными, из чего следует погребения могильника Пархай II скорее всего представляли простую конструкцию типа подземного склепа. Вопрос о том, был ли переход к классическому катакомбному обряду захоронения плавным или резким, на данном этапе решить невозможно. Однако, можно наметить общие тенденции в развитии конструкции погребений в рамках эпохи энеолита.

Камеры, отнесенные И.Н. Хлопиным к периодам ЮЗТ VII-V, характеризуют эпоху энеолита на могильнике в целом, однако есть основания думать, что внутри этой эпохи развитие было столь же разнообразным, так что целесообразно выделить отдельные этапы, связанные с конструктивными изменениями в типе погребений, погребальном инвентаре (прежде всего керамике), и, как итог, в динамике культурного развития.

3.2 Характеристика одиночных погребений ЮЗТ-VII

Только в наиболее архаический период встречаются погребения 1-2 человек в яме с необозначенным входом, что является самым простым способом погребения. (рис. 6) К ним относятся камеры №148, 164, 213, 214, 236, 237, 241, 248. Одиночным и парным погребениям свойственна плохая сохранность - они расположены близко к дневной поверхности, что, возможно, свидетельствует о том, что ранние энеолитические камеры были неглубоко вырытыми ямами. Для сравнения, расстояние поздних камер от земной поверхности составляет 90-130 см., распространены глубокие камеры с вертикальным дромосом - катакомбы. Вследствие этого плохо прослеживается контуры и вход камер. 3 из 24 камер ЮЗТ-VII были разрушены (№135, 240,242).

Судя по полевой документации, большинство погребений, отнесенных И.Н. Хлопиным к эпохе раннего энеолита (ЮЗТ-VII) имеет заклад из камней, сырцовых кирпичей и / или обломков керамики, который, возможно, маркировал вход в камеру. Из них 4 представляют коллективные погребения. Это камеры 120-121, имеющие общий вход, 117 и 245. Остается невыясненным характер входа у коллективных камер №238, №252, №153, №93, №134; вход в камеры №249, 150, №250 разрушен или не существовал. В периодах ЮЗТ VI-V, когда доминируют коллективные погребения, они иногда бывают без заклада, что, является, скорее, исключением из правил.

Ориентировка костяков Во всех случаях, когда это можно проследить, анатомически целые костяки последних захороненных по времени лежат на правом боку; это могут быть и мужчины, и женщины, вне зависимости от возраста. Исключение составляют: камера №121, где последний погребенный подросток лежит на спине; камера №245, где у задней стенки на левом боку погребен мужчина (но последний погребенный на правом), и камера 248, где последний погребенный мужчина - на спине. В случае камер №121 и 248 положение костяка на спине могло быть связано с разложением мягких тканей; однако, головы погребенных повернуты в сторону выхода, ноги распались ромбиком, что, скорее, говорит об умышленном придании подобной позы. Обнаружена тесная связь ориентировки последнего погребенного с местом предполагаемого выхода из камеры; лицо умершего всегда обращено к закладу. У коллективных камер, образующих один комплекс, входы тяготеют к одному центру, и поэтому они взаимосвязаны. К ним относится комплекс камер №120-121-122 (последняя - ЮЗТ VI) и камеры №153-145, причем последняя, сооруженная позже, была подстроена под старое устройство входа.

Ряд камер содержит парное захоронение. Оно представляет либо пару взрослый (м/ж) - ребенок (№148, 164, 248), либо пару мужчина-женщина (№237, 241).Важно отметить, что за исключением камеры №148, где двое погребены в анатомическом порядке и №164, где кости двух погребенных перемешаны, остальные камеры (№№213, 237, 241, 248) являют закономерность в обряде. Первый скелет, в анатомическом порядке, расположен лицом ко входу; второй представляет разрозненное скопление костей, которое находится за спиной первого костяка, или рядом с ним. Как это можно интерпретировать? В публикации 2003 г. говорится о костях второго скелета, как о «находящихся в беспорядке». Если принять гипотезу о том, что эти камеры представляют собой одновременные захоронения, получается, что второй скелет подвергся процессам разложения еще до помещения в камеру, после чего кости были помещены рядом с анатомически целым скелетом. Является ли это отражением возникновения обряда т.н. вторичного захоронения? Судя по чертежам камер №№213, 237, 241, 248, разрозненные кости второго скелета находились рядом с первым скелетом кучкой. Напротив, если речь идет о последовательном погребении, отодвинутые кости должны были лежать компактно возле стенки камеры. Предположение того, что один скелет освобождался от мягких тканей на открытом пространстве, точно действует в отношении камеры №248, где «кости ребенка 3-4 лет сложены кучкой у черепа мужского скелета». С другой стороны, объяснением хорошей сохранности первого костяка и разрозненного состояния второго может быть обряд последовательного захоронения, распространенного в коллективных камерах могильника Пархай II. Косвенным подтверждением этого служит то, что в двух камерах с парным погребением (№213 и 237) прослежен каменный заклад на месте входа. Условием существования подобного устройства было наличие пустого пространства в камере и перекрытия сверху. Третье объяснение предлагает И.Н. Хлопин: «Возможно, в столь раннее время последовательное погребение совершалось непосредственно через верх». Если яма после захоронения одного покойника засыпалась, а затем расчищалась вновь, отпадала необходимость в каменном закладе. Окончательный ответ на этот вопрос затруднителен вследствие плохой сохранности камер. Следует принять во внимание, что восстанавливаемый контур ям отражает малый размер камер, который подходит для 1-2 захоронения. Среди камер ЮЗТ-VII есть те, которые содержат всего одно погребение (№214, 236). В камере №214 совершено захоронение ребенка, №236, которая, возможно, имела каменный заклад на месте входа, содержала скелет мужчины. Обе сохранились плохо, поэтому нельзя точно судить, были ли еще захоронения. Неясно, является ли наличие искусственного бокового перекрытия - входа, позволяющего сохранять пустое пространство в камере, обязательным условием для погребений с 1-2 скелетами. Камеры с одним-двумя костяками составляют треть всех могил ЮЗТ-VII, в других периодах они за редким исключением не встречаются.