История Соединенных Штатов Америки

Концепция Уорда звучала резким диссонансом с господствовавшими в американской буржуазной социологии социал-дарвинистскими теориями, не оставлявшими эксплуатируемым массам никаких надежд на улучшение своего положения. Она показывала, и совершенно справедливо, что человек может вмешиваться в общественное развитие, влиять на его ход. Вместе с тем очевидно, что концепция «субъективного фактора» Уорда имела глубоко идеалистический характер. Путь между преобразовательными проектами и социальной реальностью в схемах Уорда был прост. Социолог полностью отрицал роль классовой борьбы в изменении общественных отношений. Уорд постоянно подчеркивал, что улучшение «социальной среды» предполагало лишь наличие в обществе просвещенной политической элиты, способной, по его мнению, овладеть методами социального планирования. Выдвинутая им концепция социального действия как изобретательства, основанного на активности просвещенной элиты, исключавшего возможность классовой борьбы и самостоятельного творчества масс, соответствовала именно реформистскому воздействию на общественные отношения.

Очевидна и буржуазно-реформистская ограниченность социальной критики Уорда. В своих трудах он показал, что разные социальные слои американского общества имеют неодинаковые жилищные условия, доходы, возможности для получения образования. Но, фиксируя проявления неравенства, свойственные капиталистическому обществу, Уорд не вскрывал механизма его возникновения. «Социальный мелиоризм», который, по Уорду, мог использовать косвенные методы и каналы воздействия на общественные условия, совершенно не затрагивал социального статуса различных общественных групп, сложившейся общественной структуры31. Тем самым «социальный мелиоризм» был не чем иным, как реформами, воздействующими на крайности неравенства при капитализме, но не на его причины.

Во второй половине 80-х годов идеи Уорда подхватили и развили ряд представителей буржуазной политэкономии США, среди которых выделялись Р. Эли, С. Пэттэн, Э. Зелигман. В отличие от Уорда, уделившего основное внимание критике с буржуазно-реформистских позиций социал-дарвинизма, они подвергли пересмотру теорию экономического либерализма, уходящего истоками к А. Смиту. На буржуазных экономистов США большое влияние оказала германская историческая школа в политэкономии, особенно ее второе поколение -- Г. фон Шмоллер, А. Вагнер, Л. Брентано.

Вслед за ними американские буржуазно-реформистские экономисты подвергли критике традиционную либеральную концепцию «естественного» и «неограниченного» права индивидуума на частную собственность. Они доказывали, что это право всегда было лишь юридическим и формировалось обществом в соответствии со своими потребностями. Р. Эли, например, выделял два элемента в частной собственности -- «индивидуальный» и «социальный» -- и всячески акцентировал внимание на последнем. Апеллируя к «социальному элементу» в частной собственности, Эли и его единомышленники обосновывали право государства вмешиваться в экономическую жизнь, ограничивать злоупотребления монополий, смягчать крайности неравенства, осуществлять рабочее законодательство. В 1885 г. ими была основана Американская экономическая ассоциация, которая стала на многие годы главным проводником буржуазно-реформистских идей в США 32.

В движении протеста против наступления монополий участвовала небольшая, но сплоченная и достаточно влиятельная группа протестантских деятелей, критиковавшая «новый индустриализм» прежде всего с позиций нравственно-этических и выдвигавшая в качестве панацеи от всех зол идею «евангелизации» американского общества. Жертвуя рядом привычных для протестантизма представлений, ставящих акцент на «личном спасении», сторонники нового либерального течения обратились к «социальному спасению». Они утверждали, что главной миссией христианства является спасение не отдельной личности, а целого социального организма и построение «царства божьего на земле».

Социальный евангелизм (а именно такое название получило новое течение в протестантской церкви) нес в себе критический заряд: порицал антигуманные черты капиталистического общества, разоблачал антихристианский характер некоторых его институтов и т. д. Одновременно социальный евангелизм давал оптимистическую надежду на «возрождение» этого общества с помощью «социального учения Христа». Его адепты заявляли, что христианство может стать реальной силой общественного прогресса, если принципы «социального учения Христа» получат достаточно широкое распространение и признание во всех слоях и классах общества. Социальные евангелисты были воодушевлены стремлением реформировать общественные институты на началах «добра и справедливости», смягчить и исправить нравы, покончить с классовой борьбой и с этой целью призывали церкви активнее включаться в материальную жизнь общества, полнее участвовать в социально-политических и экономических движениях. Особое внимание они уделяли укреплению связей с рабочим движением, стремясь таким образом усилить на него религиозное влияние и отвлечь от выступлений, которые могли бы представлять угрозу для существующего строя.

В начале 70-х годов группа протестантских деятелей образовала Христианский рабочий союз, который выступил в поддержку требований американского пролетариата об улучшении условий труда и быта33. Это была одна из первых попыток либерального протестантства, действовавшего под влиянием английских христианских социалистов, сблизиться с рабочим движением. В конце 70-х -- начале 80-х годов тема соединения христианства с рабочим движением находит свое развитие в деятельности конгрегационалистского священника В. Глэддена, которого американская историография называет «ранним апостолом социального евангелизма». В своих книгах, статьях и воскресных лекциях Глэдден последовательно утверждал этические идеалы социального евангелизма, особый упор делая на необходимости укрепления союза церкви и рабочего класса. Обращаясь к проблемам практической борьбы рабочего класса с капиталистами, Глэдден убеждал первых, что им следует ограничиться применением «христианских» и одновременно наиболее «экономически оправданных» средств, таких, как тред-юнионистское движение. Одновременно Глэдден предупреждал против участия рабочих в социалистическом Движении, которое считал вредным и бесплодным.

Сильный импульс развитию социального евангелизма дал Р. Эли, уделявший большое внимание роли церкви в достижении классового мира. В уставе Американской экономической ассоциации говорилось: «...мы призываем церковь, как главную силу в нашей стране, помочь нам, поддержать нас, обеспечить нашей работе полный успех, на который мы можем рассчитывать лишь в случае содействия с ее стороны» 33. По инициативе Р. Эли в 1893 г. был создан Американский институт христианской социологии, в стенах которого получали теоретическую подготовку многие социальные евангелисты.

Наиболее живо реагировала на выступления социального евангелизма баптистская церковь США. В 1892 г. группа баптистских священников, приходы которых, как правило, располагались в рабочих районах, образовала «Братство царства божьего». На своих собраниях это братство обсуждало вопросы, связанные в первую очередь с так называемой «социальной деятельностью» церкви, иначе говоря, практическим участием в ее жизни прихожан. В 1897 г. на очередном собрании братство приняло резолюцию, выражавшую чувства симпатии к бастующим горнякам з6. Активным участником и одним из руководителей братства в 90-е годы был У. Раушенбуш, который спустя 10 лет стал признанным идеологом американского социального евангелизма.

В целом социальный евангелизм выступал как умеренно либеральное течение в американском протестантизме, что не исключало появления в нем в определенные моменты радикальных настроений. В конце XIX в. выразителем таких настроений явился в числе других У. Д. Б лисc.

Ширящиеся протесты против беззаконий корпораций явились той основой, которая побудила власти задуматься над мерами, способными хоть в какой-то мере сгладить конфликты между монополиями и эксплуатируемыми ими слоями общества. Буржазный реформизм набрал силу в США в начале XX в., но уже в XIX в. были сделаны шаги в этом направлении. Монополистические объединения первоначально получили наиболее широкое распространение на железнодорожном транспорте. Большинство железнодорожных компаний являлись монополиями в рамках своих территорий, а если не были таковыми, то стремились договориться с конкурентами об установлении единых максимальных тарифов на перевозку грузов.

Консервативные члены Верховного суда свято охраняли принцип государственного невмешательства в деятельность бизнеса. Верховный суд объявил недействительным статут штата Иллинойс, ограничивавший произвол железнодорожных компаний на том основании, что регулирование междуштатной торговли и коммерции являлось согласно ст. 8 федеральной конституции прерогативой конгресса США37. Вследствие такого решения утрачивали значение и аналогичные статуты других штатов. В 1887 г. в США был принят первый федеральный закон о государственном регулировании междуштатной железнодорожной сети. В основе мотивов вашингтонских законодателей лежало желание предотвратить распространение требования о национализации железнодорожного транспорта, которое отстаивало фермерское движение и которое пользовалось все более широкой поддержкой среди других слоев. Заслуживает внимания то обстоятельство, что в пользу закона выступили и некоторые железнодорожные компании, надеясь с помощью правительственного арбитража ослабить междоусобную войну и выработать общую тарифную политику.

Закон 1887 г. запрещал сговоры между железнодорожными компаниями об установлении монопольной цены на перевозку грузов и пассажиров, осуждал практику дискриминационных тарифов и в крайне расплывчатой формулировке провозглашал, что тарифы должны быть «разумными и справедливыми». Компании должны были уведомить правительство о желании изменить тарифы за 10 дней до принятия решения. Для наблюдения за выполнением закона создавалась междуштатная торговая комиссия. Она имела право доступа ко всем бумагам компаний, могла расследовать злоупотребления, но внесенные ею решения обретали силу только после соответствующих постановлений судебных органов.

Закон 1887 г., несмотря на всю его расплывчатость и крайне ограниченные возможности междуштатной торговой комиссии, означал распространение власти федерального государства на сферу экономики, которая до того была подчинена законам рыночной конъюнктуры и частной инициативы.

Очень скоро после принятия закона о регулировании междуштатной торговли выяснилось, что для господствующего класса в целом он был не более чем тактическим маневром, декларацией, призванной успокоить общественное мнение, и что суды намерены твердо стоять на страже свободы предпринимательства, освящать полный произвол корпораций. А в 1897 г. Верховный суд США, как бы выражая свое отношение по поводу 10-летия создания федеральной междуштатной торговой комиссии, объявил в двух решениях, что она вообще не вправе выносить какие-либо суждения по поводу железнодорожных тарифов, ибо это, по мнению членов суда, означало узурпацию ею законодательных прерогатив, которыми конституция наделила только конгресс США 38.

В июле 1890 г. американский конгресс принимает закон Шермана, с которым в США традиционно связывают начало федерального антимонополистического законодательства вообще. Статьи закона звучат весьма радикально. Так, уже в первой из них говорится: «Всякий договор, объединение в форме треста или в любой иной форме, или договор с целью ограничения коммерции или торговли между штатами или с иностранными государствами объявляются незаконными». Лица, виновные в нарушении статьи, подвергались штрафу в размере до 5 тыс. долл., или тюремному заключению сроком до 1 года. Ст. 7 закона указывала, что лица, потерпевшие ущерб от незаконных объединений, могли требовать возмещения убытков в тройном размере 39. К концу XIX в. в 27 штатах были приняты аналогичные по духу законы, а в 15 штатах антимонополистические акты даже были включены в конституции40. Антимонополистических законов было необычайно много, они превосходили друг друга в обличении трестов, но судьба у всех была одна -- оставаться на бумаге. Все эти законы представляли собой необходимую уступку многочисленным слоям немонополистической буржуазии, причем уступку идеологического свойства: авторы закона Шермана, например, с самого начала не сомневались, что он не будет проводиться на практике. Сенатор О. Платт впоследствии откровенничал, что в принятии антитрестовского закона не было ничего «четного» и что его авторы озабочены лишь тем, как бы «завоевать поддержку у нации» в преддверии приближавшихся выборов 41.

Уверенность авторов закона Шермана в его полной безопасности для монополий покоилась прежде всего на том, что дальнейшая судьба акта вверялась судебным органам, которые уже не раз доказали способность услужить крупному капиталу. Но акт Шермана претерпел в интерпретации судов такую метаморфозу, в сравнении с которой померкли прежние искажения судами демократических законодательных постановлений. В 1894 г. судебные власти приравняли к трестам профсоюзное объединение железнодорожных рабочих, возглавляемое Ю. Дебсом, потребовали от него прекратить Пульмановскую забастовку и возместить убытки собственникам в тройном размере. В 1895 г. Верховный суд США одобрил эту интерпретацию антитрестовского закона 42, превращенного в одно из средств борьбы с организованным рабочим движением.

Когда же вставал вопрос о привлечении к ответственности за нарушение закона Шермана предпринимательских объединений, суды без особых затруднений находили лазейки, позволявшие монополиям уйти от наказания. В 1895 г. Верховный суд США объявил недействительным иск против сахарного треста. Растолковывая судам низшей инстанции, как следует правильно понимать антитрестовский закон, Верховный суд декларировал, что пресекаться могут попытки монополизировать сферу торговли, но не производства. Сахарный трест был признан производственным объединением.

Решение Верховного суда раскрыло корпорациям ту истину, что, изменяя организационные и правовые формы предпринимательских объединений, можно обойти любой антимонополистический закон.

В 1897 г. Верховный суд пошел еще дальше в защите интересов монополий -- объявил незаконными не всякие ограничения торговли и коммерции, а только их «неразумные» проявления 44. Задача адвокатов сводилась теперь к обоснованию «разумного» характера действий монополистических объединений. Интерпретации Верховного суда вытравили как дух, так и букву антимонополистического законодательства.

Одно из главных мест во внутренней политике последней трети XIX в. занимал вопрос о денежном обращении. Споры вокруг него разделили различные группы американской буржуазии на два больших лагеря: сторонников золотого стандарта, или «дорогих» денег, и защитников «дешевых» денег, под которыми понимались бумажные (гринбэки) и серебряные деньги. Носительницей идеи золотого стандарта была по преимуществу крупная финансово-промышленная и торговая буржуазия. Социальную опору движения за «дешевые» деньги составляло фермерство, мелкая и средняя сельская буржуазия. Но в защиту их агитировали также и представители некоторых групп промышленной буржуазии45. В широком смысле за «дешевые» деньги выступали те буржуазные слои, которые извлекали экономическую пользу от инфляции. Она же была выгодна владельцам неприбыльных и малодоходных хозяйств и предприятий. Всем им постоянное возрастание денег в обращении представлялось верным способом увеличения покупательной способности населения, повышения спроса и цен на их товары и оживления деловой активности. Хроническая инфляция облегчала для них, кроме того, возможность расплаты с долгами: они могли погашать их при помощи все более обесценивающейся валюты.

Легко объяснима особая популярность теории «дешевых» денег среди фермерства: цены на сельскохозяйственные продукты в последней трети XIX в. катастрофически и непрерывно падали, задолженность все возрастала, закладывались и перезакладывались хозяйства. Теория же «дешевых» денег обещала им быстрое повышение цен, облегчение выплаты долгов, освобождение от экономических тягот.

Глубинные корни ухудшения положения фермерства заключались в мировом аграрном кризисе и в чрезвычайно усилившейся конкуренции на мировом рынке со стороны сельскохозяйственной продукции из Австралии, Аргентины, России и Канады. Складывалась парадоксальная ситуация: улучшая обработку земли, удешевляя и увеличивая производство пшеницы, хлопка, маиса, овса, фермер способствовал углублению кризиса, росту перепроизводства. С 60-х по 90-е годы сбор этих культур значительно увеличился, цены же на них снизились в среднем в 1,5-- 3 раза. В результате прибыль фермеров не возросла, а упала 46. Ухудшение положения фермерства было связано и с бурным процессом монополизации в посредническом бизнесе, с нещадной эксплуатацией сельскохозяйственных производителей железнодорожными корпорациями, отнимавшими у них половину прибылей.

Сторонники «дешевых» денег объясняли падение цен на сельскохозяйственные продукты исключительно уменьшением количества денег в обращении. Они подыскивали красноречивые доказательства своей точке зрения: например, было подсчитано, что с 1865 по 1890 г. количество денег в обращении сократилось в расчете на одного человека с 31,18 до 20 долл. Увеличить количество денег в обращении при сохранении золотого стандарта не представлялось возможным: естественные запасы этого благородного металла были ограниченны. После гражданской войны сторонники «дешевых» денег настаивали на расширении выпуска гриноэков, а с конца 70-х годов, когда в западных штатах были обнаружены богатейшие запасы серебра и ежегодная добыча его возросла в 4 раза, выдвинули лозунг свободной чеканки серебряной монеты и уравнения ее с золотой. Так оформилось движение биметаллистов, поборников двойного -- золотого и серебряного -- денежного стандарта.

К великому огорчению сторонников «дешевых» денег, правительственная политика после гражданской войны заключалась в последовательном укреплении золотого стандарта. В 1875 г. государство изъяло из обращения треть бумажных денег -- гринбэков. Еще раньше, в 1873 г., был издан указ о прекращении чеканки серебряной монеты, которая с 1837 г. имела хождение наравне с золотой 47. Противники этих актов назвали их преступлениями, указав, что девальвация доллара и курс на монополию золотого стандарта означали падение цен на сельскохозяйственные продукты и принуждали фермера расплачиваться за займы, предоставленные ранее в дешевых деньгах, дорогой валютой. Постепенно в сознании сторонников «дешевых» денег оформлялась мысль о гигантском заговоре правительства США и других государств с международными и отечественными финансовыми воротилами в целях утверждения господства золотого стандарта и экономического порабощения армии должников.

При всем том, что сторонники «дешевых» денег давали неверное по существу объяснение причин ухудшения положения американского фермерства и наивно связывали утверждение золотого стандарта с заговором могущественных банков и правительства, их программа определенно заключала в себе способ частичного улучшения экономических позиций мелких производителей -- должников. Ретроспективный взгляд на движение за «дешевые» деньги в конце XIX в. позволяет обнаружить, что оно фактически добивалось от правительства дотаций для фермерства посредством и ценой создания бюджетного дефицита и инфляции, т. е. политики, которая стала использоваться в США с 1930-х годов.

С конца 70-х годов движение за «дешевые» деньги, опиравшееся до того почти исключительно на фермерство, получило ощутимую поддержку со стороны владельцев серебряных рудников Запада, которые в результате стремительного роста добычи этого металла столкнулись с проблемой явно недостаточного спроса на него. Их лозунгом стало требование свободной, неограниченной чеканки серебряной монеты. Этот лозунг постепенно восприняли как фермеры, так и организации демократической партии в западных штатах. В 1878 г. они добились частичной уступки своему требованию от конгресса США. Одобренный обеими палатами конгресса билль Бланда -- Эллисона (он стал законом, преодолев вето президента Хейса) предполагал ежемесячную закупку федеральным правительством серебра на сумму от 2 млн. до 4 млн. долл. для нужд денежного обращения. Республиканская администрация, однако, с самого начало бойкотировала этот закон, и он ничуть не поколебал позиций сторонников золотого стандарта.

Республиканцы оставались твердыми защитниками золотого стандарта и на протяжении 80--90-х годов. Защищая его, они указывали, что золотой стандарт утвердился как в большинстве европейских стран, так и на мировом рынке и что в этих условиях свободная чеканка серебряных денег в США приведет к падению доверия к доллару и утечке золотых запасов из страны. В демократической же партии постепенно складывалась достаточно сильная «серебряная» фракция. После победы на президентских выборах 1884 г.

Г. Кливленда она повела решительное наступление на администрацию, добиваясь эффективного проведения в жизнь закона Бланда -- Эллисона. Но президент от демократов обнаружил совершенно противоположное намерение, выдвинув предложение о приостановке действия этого закона. Он заручился поддержкой демократов, выражавших интересы финансово-промышленной буржуазии северо-восточных штатов. В конгрессе же его опорой стал республиканский сенат48. В 1890 г., когда у власти был уже республиканский президент Гарри-сон, «серебряным» демократам удалось провести через конгресс билль, который примерно вдвое по сравнению с законом Бланда -- Эллисона увеличивал сумму федеральных средств на закупку серебра49. Победа «серебряных» демократов носила временный характер, она была подарена им республиканцами за обещание поддержать билль о новом повышении протекционистских тарифов. Уже в 1893 г. Г. Кливленд, во второй раз занявший президентское кресло, указом исполнительной власти отменил закон 1890 г. и, окончательно вбив клин в свои отношения с «серебряными» демократами, распорядился выделить 50 млн. долл. из федеральных средств на покупку золота у Моргана50. Всего на закупку золота в 1894--1896 гг. правительством было выделено 300 млн. долл. Уолл-стрит встретил решение президента с нескрываемой радостью. Решительная поддержка Кливлендом золотого стандарта привела к расколу демократов накануне президентских выборов 1896 г. Демократы, выражавшие интересы промышленных и сельскохозяйственных кругов Запада, добились выдвижения кандидатом в президенты Брайана. Брайа-нисты сумели заручиться поддержкой и со стороны популистов. Для фермерской партии этот шаг означал принесение в жертву единственному лозунгу свободной чеканки серебряной монеты широкой программы демократических социально-экономических и политических требований. Пожертвовав большим, популисты не смогли добиться успеха и в малом. Поражение Брайана обернулось смертным приговором лозунгу неограниченной чеканки серебра. В конце XIX в. в США окончательно восторжествовал золотой стандарт.

Предметом нескончаемых споров между демократами и республиканцами в последней четверти XIX в. являлась и тарифная политика. Приверженность демократов низким тарифам опиралась на давнюю традицию. В эпоху перехода к империализму они попытались изыскать новые способы защиты низких тарифов с тем, чтобы заручиться в этом вопросе поддержкой народных масс. Новый аргумент демократов, рассчитанный на мелкобуржуазные слои, сводился к тому, что высокие тарифы подавляют конкуренцию со стороны иностранных товаров и способствуют развитию внутри страны монополий. Идея о том, что жесткая протекционистская политика является «матерью трестов», прозвучала в президентском послании Г. Кливленда конгрессу в 1887 г. (лидер демократов надеялся с ее помощью завоевать доверие масс в преддверии выборов 1888 г.).

Республиканская пропаганда со своей стороны изощренно обосновывала противоположный тезис -- о преимуществах, исходящих для нации из протекционистской политики. Снижение ввозных пошлин, доказывали республиканцы, приведет к понижению прибылей отечественной промышленности, что, в свою очередь, повлечет повышение рыночных цен и сокращение заработной платы рабочих. В целом тарифная проблема отражала противоречия между различными группами буржуазии. Большинство представителей крупного капитала выступали в пользу протекционизма.

Ввозные пошлины возрастали в США на протяжении последних четырех десятилетий XIX в. На первый взгляд может показаться странным, что американская промышленность, давно вышедшая из младенческого возраста и способная конкурировать в эпоху перехода к империализму с товарами самых развитых капиталистических стран, продолжала оставаться под опекой протекционизма. Неприятие американскими промышленниками фритредерства имело, однако, под собой глубокие основания. Оно объяснялось тем, что у американского капитала не было собственных колониальных рынков и его инвестиционные позиции за границей оставались крайне слабыми. Это и побуждало его к монополизации возможностей внутреннего рынка. Немаловажное значение в защите протекционизма промышленниками США имела боязнь того, что американские товары, несмотря на меньшую себестоимость в сравнении с импортными, окажутся все же дороже из-за более низкой оплаты труда рабочих за границей.

С 1861 г. импортные товары облагались на американских таможнях 5--10%-ной ввозной пошлиной. Этого оказалось достаточно для того, чтобы начиная с 1881 г. ежегодные наполнения федеральной казны стали превышать расходы государства на 100 млн. долл.51 Опираясь на этот факт, демократ Г. Кливленд, придя к власти в 1885 г., потребовал снизить ввозные пошлины. Дальнейшее увеличение федеральной казны он объявил опасным; излишки средств, доказывал Кливленд, ведут к расточительству и в конечном счете подрыву моральных устоев государства. Конгресс счел пуританские проповеди президента безосновательными. Федеральным средствам было найдено применение: морской министр У. С. Уитни предложил списать все устаревшие корабли и выдвинул дорогостоящую программу строительства 22 современных броненосцев.

В 1890 г. конгресс США одобрил законопроект Маккинли -- Олдрича, вводивший рекордные 49,5%-ные ввозные пошлины. Это был не просто защитительный, но и запретительный тариф, направленный фактически на искоренение иностранной конкуренции на внутреннем рынке. Под защиту тарифа попадали даже те отрасли, которые вообще еще отсутствовали в США, например производство броневой стали. Критикуя тариф Маккинли -- Олдрича, Дж. Блейн указал, что столь жесткий протекционизм приведет к аналогичным ответным мерам со стороны иностранных государств и сузит возможности американской экспортной торговли. По его настоянию некоторые товары, ввозимые из латиноамериканских стран, были освобождены от пошлин.

В 1894 г. тариф Вильсона -- Гормана снизил ввозные пошлины до 39,9% и освободил от них импортную шерсть, медь, лесоматериалы. Но в 1897 г. тариф Дингли поднял ввозные пошлины до 57%. Протекционистская политика в США достигла апогея.

Призывая правительство на помощь, когда вставал вопрос о защите национальной промышленности от иностранной конкуренции, капитал США в то же время неукоснительно и твердо следовал принципу государственного невмешательства в подходе к проблеме законодательного обеспечения прав рабочих. С точки зрения правового положения пролетариат США в эпоху перехода к империализму продолжал оставаться парием буржуазного общества. В стране отсутствовали даже зачатки социального страхования рабочих, а требования пенсий для инвалидов и престарелых, компенсаций в случае болезни и производственного травматизма, пособий для безработных считались слишком радикальными. В развитии социального страхования США оказались далеко позади ряда западноевропейских стран, отставали не только от Англии, но и от буржуазно-юнкерской Германии, где первые законы о социальном обеспечении были введены Бисмарком в 80-е годы.

С конца 70-х годов некоторые штаты предприняли робкие попытки законодательного обеспечения самых элементарных норм и условий безопасности на капиталистическом производстве. В 1877 г. в Массачусетсе был принят первый в США закон об охране труда рабочих. К 1900 г. аналогичные акты, направленные на уменьшение производственного травматизма, существовали в 21 из 45 штатов 52. На практике они, однако, были совершенно неэффективны. Органам фабрично-заводской инспекции выделялись крайне скудные средства, и они были обречены на бездействие. Предприниматели, преступившие законы об условиях труда рабочих, в крайнем случае подверглись штрафу от 5 до 50 долл. Нарушение законов стоило капиталистам много дешевле, нежели их соблюдение.

Одной из немногих сфер рабочего законодательства с конца XIX в. становится ограничение применения женского и детского труда в промышленности. К концу 80-х годов в трех штатах были приняты законы, устанавливающие для женщин 8-часовой рабочий день. В четырех штатах было запрещено использовать женский труд на шахтах. В девяти штатах приняты законы, запрещавшие нанимать на производство детей до определенного возраста (он варьировался в разных законах от 10 до 13 лет). Использование труда подростков старше этого возраста не ограничивалось.

Решительно отказывая рабочим в какой-либо материальной поддержке или вспомоществовании под предлогом государственного «невмешательства» в социально-экономические отношения, федеральное правительство и власти штатов в то же время занимали самую активную позицию во время классовых конфликтов между трудом и капиталом. Главный удар буржуазная государственная власть направляла при этом против профсоюзов, против стремления пролетариата улучшить свое положение и защититься от монополий с помощью объединенных, а не разрозненных индивидуальных действий.

Пролетариат добился признания права на создание профсоюзов в 40-е годы XIX в., когда в одном из решений высшей судебной власти было декларировано, что рабочие могут объединяться для достижения своих целей честными средствами 53. Но и после этого буржуазия не примирилась с существованием профсоюзов. Более того, арсенал средств, используемых ею в борьбе с тред-юнионами, пополнялся и разнообразился.

В эпоху капитализма свободной конкуренции в борьбе с профсоюзами судебные органы чаще всего обращались к доктрине «преступного заговора», заимствованной из «общего права». Эта доктрина обнаружила, однако, свою неэффективность в условиях перехода США к империализму, когда происходит резкое укрупнение масштабов частнокапиталистического производства, а вместе с ним стремительно возрастает как численность профсоюзов, так и число стачек, особенно массовых. Обращение к доктрине «преступного заговора» требовало подчас длительного судебного разбирательства, поименного привлечения к ответственности всех бастующих. Более действенным средством борьбы с профсоюзами оказалась система судебных предписаний («инджанкшнз»), которая с конца 70-х годов становится главным орудием расправы с забастовщиками. Доктрина же «преступного заговора» после 1877 г. исчерпывает себя 54.

Преимущество судебных предписаний в борьбе с рабочим движением заключалось в том, что они не требовали разбирательства дела присяжными и могли быть вынесены по одностороннему ходатайству предпринимателей. «Инджанкшнз» являлись превентивным средством пресечения забастовки: судья отдавал соответствующие приказы профсоюзам, едва обнаружив у них намерение организовать стачку, а если та была начата, мог остановить ее с помощью предписания в любой момент. Неповиновение судье, который при вынесении предписания не был связан буржуазно-демократическими процессуальными нормами, влекло за собой суровое наказание. В последней четверти XIX в. «инджанкшнз» были использованы против всех значительных стачек, в том числе и против знаменитой Пульмановской забастовки 1894 г. Число выносимых судебных предписаний стремительно росло: в 80-х годах их было издано 28, в следующем десятилетии -- 122 55.

Приспосабливая систему судебных предписаний, выносимых по так называемому «праву справедливости», юристы нимало не смущались тем обстоятельством, что формальная цель издания «инджанкшнз» заключалась в предотвращении только «непоправимого вреда имуществу». Прецедент допускал обращение к судебным предписаниям, если существовала угроза физического уничтожения собственности предпринимателя. Американские суды обошли это препятствие, отождествив постепенно в своих трактовках понятия «собственность» и «делать бизнес». После того как в определение «имущество» было включено право предпринимателя беспрепятственно производить, продавать и покупать товары, судебные предписания стали использоваться против любых попыток и намерений профсоюзов остановить капиталистическое производство. Рабочим организациям и их руководителям тем самым было отказано в праве рассмотрения их интересов в законном порядке, как он был определен конституцией США.

Пренебрежение судебными властями духом и буквой закона, если это отвечало классовым интересам капитала, раскрылось со всей полнотой, когда они превратили в средство расправы с профсоюзами антитрестовский акт Шермана. Применение акта Шермана к трудовым отношениям предоставило капиталу универсальное средство борьбы с рабочим движением. В законе была заключена возможность использовать все три вида наказания рабочих организаций, известные в то время: уголовное преследование, возмещение ущерба (в тройном размере) и вынесение судебного предписания 56.

В борьбе с рабочим движением капитал США неоднократно прибегал к услугам разветвленного аппарата насилия. Сюда входила и служба так называемого «частного насилия», которую составляли детективные агенты. В трех наиболее крупных из них насчитывалось 135 тыс. (в 5 раз больше численности федеральной армии США) 57. Самой известной «частной армией» монополий было агентство Пинкертона. Но решающее слово в подавлении выступлений принадлежало воинским соединениям штатов и федерации. Своего рода максимой, выражающей отношение буржуазной власти к требованиям рабочих, явились слова одного из руководителей моргановской стальной империи: «Я всегда придерживался такого правила: если рабочий поднимает голову, нужно ударить по ней».

3. НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС

После компромиссного соглашения двух буржуазных партий по негритянскому вопросу в результате сделки 1877 г. на Юге установился своего рода режим «реставрации». Конечно, полный пересмотр итогов гражданской войны и Реконструкции был невозможен: так, плантационное рабство теперь уже прочно принадлежало прошлому. Но было сведено на нет значение XIV и XV поправок к конституции, провозглашавших гражданское и политическое равенство негров. Именно в негритянской политике США последней четверти XIX в. заключены исторические корни того неравенства черных американцев, расовой сегрегации, которые остаются непреодоленными и по нынешний день.

В годы Реконструкции южные расисты прибегали в борьбе против гарантированных конституцией прав негров к террору и насилию. Южные бурбоны опирались на подпольные военизированные организации, такие, как Ку-клукс-клан, «Рыцари белой камелии», «Гвардия конституционного союза» и др. После 1877 г. они получили легальные возможности для осуществления своих целей: Север, республиканцы, федеральное правительство не просто закрыли глаза на творимые ими беззакония, но прямо потворствовали расистам.

Особо реакционную роль в утверждении расистского строя на Юге сыграл Верховный суд США. Пользуясь исключительным правом выносить мнение о конституционности любых законов, принимаемых в стране, Верховный суд, раз за разом попирая федеральную конституцию, благословлял все противоречащие ей постановления расистских властей Юга.

В 1881 г. в штате Теннесси был принят закон о раздельном проезде белых и черных на железнодорожном транспорте, положивший начало легализованной системе расовой сегрегации. В южных штатах стали приниматься законы о раздельном пользовании и посещении неграми и белыми ресторанов, театров, больниц. Встречая упорное сопротивление со стороны негритянского населения, расовая сегрегация тем не менее распространялась повсюду в местах общественного пользования. Подобные акты отрицали тем самым федеральный закон о гражданских правах 1875 г. В 1883 г. Верховный суд США, вынося решение по поводу пяти разбирательств нарушений федерального закона о гражданских правах, объявил неконституционным сам этот закон. Верховный суд мотивировал решение тем, что XIV поправка к конституции США охраняла гражданские права от посягательств только со стороны государственных властей, но не частных лиц. А поскольку, железные дороги, рестораны, больницы являлись собственностью частных лиц, то сегрегация признавалась там допустимой 59. В 1882 г. Верховный суд узаконил запреты на межрасовые браки, введенные в Южной Каролине, Луизиане, Миссисипи и других штатах Юга.

В 1896 г. Верховный суд США подвел новое обоснование под расовую сегрегацию, которое узаконивало ее в местах общественного пользования, принадлежащих как частным лицам, так и государству. Вынося определение по поводу луизианского закона о раздельном проезде черных и белых на общественном транспорте, верховный судебный орган США объявил, что сегрегация возможна, если не отрицает равенства в условиях обслуживания60. Как и прежде, он поворачивал против негров XIV поправку к федеральной конституции, утверждая, что эта поправка осуждала только неравенство прав, но не отрицала возможности раздельного пользования ими.

Доктрина «равных, но разделенных прав» негров явилась самым циничным оправданием расового угнетения. Было хорошо известно, что сегрегация негров обусловливается тем, что они всегда оказываются в гораздо худших условиях, чем белые. Сегрегация негров на транспорте, в школах, больницах и даже в тюрьмах использовалась для того, чтобы низвести человеческое достоинство негров. Так, черных заключенных отдавали на фермы и заводы в качестве бесплатной рабочей силы. Их хозяева использовали кнут и другие средства физической расправы не реже, чем когда-то плантаторы-рабовладельцы. В результате такого обращения в 1887 г. в штате Миссисипи погибли 16% заключенных негров, а в Арканзасе -- 32 %.

В 1890--1900-е годы в южных штатах было повсеместно изменено избирательное право с целью лишить его негритянское население. В 1890 г. в Миссисипи был созван специальный конвент для изменения существующей или принятия новой конституции. В прежней конституции штата указывалось, что ее замену должны санкционировать все избиратели. Но конвент, собравшийся в штате, где большинство голосовавших составляли негры, поступился этим правилом и самолично одобрил новую конституцию, которая вводила ценз грамотности и своеобразный имущественный ценз в виде избирательного налога. Эти цензовые ограничения лишили права голоса более 96% черных избирателей. Аналогичные ограничения избирательного права были введены в других южных штатах.

В 1898 г. Верховный суд США признал их законность, лицемерно заявив, что они не отрицают XV поправки к конституции, ибо последняя запрещала лишать избирательного права только по признаку расовой принадлежности или цвета кожи61. Буквалистское толкование XV поправки Верховным судом было на руку расистам, ибо давало им возможность исключить негров из числа избирателей, прибегнув к любым способам, не запрещенным федеральной конституцией. В результате на избирательных участках в южных штатах утвердился полный произвол.

Введение избирательного налога и проверки грамотности должно было, по замыслу расистов, отстранить от участия в выборах только негров. Практика, однако, показала, что введенные цензы сократили п число голосующих белых граждан62. Дабы восстановить «справедливость» в отношении белых соотечественников, многие из которых были опорой расистов, южные законодатели пошли еще на одну конституционную уловку. Была изобретена так называемая «дедушкина поправка», которая провозглашала, что голосовать могли даже лица, не знакомые с алфавитом и не имеющие за душой ни цента, если их отцы или деды пользовались избирательным правом до 1 января 1867 г. Естественно, что негры не могли представить подобных доказательств, поскольку XIV и XV поправки к федеральной конституции, наделявшие их правом голоса, были ратифицированы после 1867 г.

«Дедушкины поправки» были внесены начиная с 1895 г. в конституции большинства южных штатов. Так негритянское население Юга, составлявшее 89,7% всех черных американцев, было лишено основных гражданских и политических прав. Юг США предстал, по словам В. И. Ленина, как «какая-то тюрьма для „освобожденных" негров...» .

Поддержка федеральными властями устремлений южных расистов выразилась не только в откровенно реакционной позиции Верховного суда США. Исполнительные и законодательные органы внесли свою лепту в пересмотр оценки гражданской войны и Реконструкции. В 1887 г. Кливленд президентским указом распорядился вернуть знамена мятежной Конфедерации, захваченные во времена гражданской войны северянами, в южные штаты. Этот шаг чрезвычайно ущемил самолюбие ветеранов республиканской партии, и Кливленд должен был до поры до времени воздержаться от проведения его в жизнь (знамена Конфедерации оказались в родных штатах при республиканском президенте Т. Рузвельте в 1905 г.). Но лидер демократов не прекратил демонстрировать откровенную неприязнь к итогам гражданской войны. Раз за разом он накладывал, например, вето на билли конгресса, устанавливавшие льготы ветеранам армии северян, которых называл не иначе, как мошенниками. (Кливленд вошел в историю как президент, отклонивший наибольшее число законодательных предложений конгресса.)

В 1890 г. конгресс США, будучи хорошо осведомленным о том, что в южных штатах творится произвол во время выборов и что расисты просто не допускают негров к избирательным урнам, тем не менее провалил законопроект об использовании федеральных войск для защиты права голоса черных американцев. Республиканцы и демократы, депутаты конгресса продемонстрировали верность духу сделки 1877 г. и как бы показали, что возврата к временам Реконструкции быть не может.

Наряду с негритянской проблемой в национальной политике США последней четверти XIX в. особо важное место занимал индейский вопрос. С момента образования США буржуазное государство последовательно проводило линию на оттеснение индейцев с их законных земель и заключение коренных обитателей Америки в резервации, площади которых все сужались и сужались. Гражданская война, устранившая все препятствия на пути развития капитализма вширь, имела своим следствием еще более ожесточенное наступление промышленной и сельской буржуазии на земли индейских племен. Железнодорожные компании настойчиво требовали выселения индейцев со всех территорий, где проходили их магистрали. Так возник план «концентрации», предлагавший перемещение индейских племен из всех штатов в одну резервацию, на небольшой пятачок, заключенный между Канзасом и Небраской. Эта переселенческая политика, начавшая проводиться в конце 70-х годов, обернулась настоящей трагедией для индейцев. Многие из них не выдерживали тяжести переезда, заболевали, нередкими были смертельные исходы.

Политика «концентрации» провалилась как из-за решительного сопротивления индейских племен, не желавших переселяться с обжитых мест, так и в силу оппозиции со стороны земельных спекулянтов юго-западных штатов, притязавших на земли отведенной индейцам национальной резервации. Тогда федеральное правительство взяло на вооружение идею «ассимиляции» индейцев, означавшую разрушение их племенной организации п растворение краснокожих американцев среди белого населения. Эта идея, воплотившаяся в 1887 г. в законе Дауэса, на многие десятилетия определила политику буржуазного государства в отношении индейцев.

Закон Дауэса был направлен на разрушение общинной земельной собственности индейцев и раздел ее в частное пользование. Он означал неизбежно уничтожение всей племенной организации коренных жителей Северной Америки. Инициаторы закона представляли его как приобщение «варваров» -- индейцев к плодам белой цивилизации 64 В тайне сохранялся другой, подспудный, но самый важный мотив принятия закона Дауэса -- желание железнодорожных и земельных компаний поживиться за счет экспроприируемой правительством большей части индейских территорий. Согласно этому закону при разделе земельной собственности племени главе каждой семьи отрезался надел в 160 акров, остальным взрослым членам семьи отписывалось по 80 акров. При таких нормах только меньшая часть земель племени переходила в частную собственность индейцев, большая же часть становилась достоянием федерального правительства, получившего право на их распродажу. К началу XX в. был произведен раздел 118 индейских резерваций. В результате индейцы потеряли 86 млн. акров земли (62%), принадлежавшей им до 1887 г. Осуществленный по закону Дауэса перевод всей жизни и быта индейцев на буржуазные рельсы принес им неисчислимые и непоправимые беды. Фактически подвергались разрушению весь уклад индейцев, его социально-экономические и этнические основы, а также самобытная, питающаяся вековыми традициями культура. Взамен индейцам обещали блага, которыми пользовались белые американцы,-- права на частную собственность и гражданство. В действительности это был обман, о котором знали белые цивилизаторы. Так, не являлось тайной, что все имевшие место до 1887 г. попытки насадить среди индейцев частную собственность оканчивались неизменно тем, что коренные американцы лишались своей земли. Опыт показал, что общее владение землей и племенной уклад жизни заключали для индейцев единственную возможность самосохранения, спасения своей этнической общности и культуры. Авторы закона Дауэса лицемерно закрывали глаза на то, что индейцы, не умевшие ни писать, ни изъясняться на английском языке, не приспособленные к буржуазному образу жизни и капиталистической конкуренции, третировавшиеся белыми как «низшая раса», не могли в основной массе сохранить за собой земельные наделы и не могли, как и чернокожие американцы, реально воспользоваться предоставленными им гражданскими правами.

В целом последняя четверть XIX в. предстает как один из консервативных периодов в истории внутренней политики США. Буржуазия в полной мере воспользовалась победой в гражданской войне для того, чтобы подчинить служению своим социально-экономическим и политическим интересам исполнительную власть, конгресс, суды. Щедрые земельные пожалования железнодорожным корпорациям, беспрецедентная по жестокости протекционистская политика и другие меры буржуазного государства благоприятствовали усилению экономических позиций крупного капитала, образованию повсеместно монополистических объединений. Социальная политика правительства освящала ничем не ограниченную эксплуатацию крупным капиталом пролетариата и мелкой сельской и городской буржуазии. Правительство США отгородилось от социально-экономических требований эксплуатируемых масс при помощи лозунга «государственного невмешательства», но в то же время использовало все средства, не гнушаясь силы, для защиты экономического могущества крупного капитала. В области национальной политики последняя четверть XIX в. ознаменовалась подавлением и отменой многих экономических, политических и юридических прав черных американцев, завоеванных в ходе гражданской войны и Реконструкции. Две буржуазные партии преодолели различия эпохи гражданской войны и выступали отныне единым фронтом по всем основным вопросам внутренней политики.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ ПОДЪЕМ МАССОВОГО РАБОЧЕГО ДВИЖЕНИЯ

1. Особенности формирования рабочего класса

После окончания гражданской войны и Реконструкции быстрыми темпами происходил численный рост пролетариата. Если в 1870 г. было 3,8 млн. рабочих, то 30 лет спустя эта цифра выросла до 9,4 млн.1

В составе самого рабочего класса увеличивался удельный вес фабрично-заводского пролетариата, сконцентрированного в значительной степени на крупных предприятиях новых отраслей промышленности, в производстве средств производства, в металлургии, железнодорожном деле.

Важные изменения происходили в составе рабочей силы по квалификации. Значительная часть коренных рабочих, а также небольшая часть иммигрантов-специалистов, связанных с цеховым, ручным трудом, имевших опыт и высокие производственные навыки, принадлежали к категории квалифицированных рабочих: механики, паровозные машинисты, печатники, столяры, стеклодувы, плотники, некоторые категории строительных рабочих, сигарочники и другие подобные специалисты искусного ручного труда. Несмотря на то что быстрое развитие техники и усовершенствование производственных процессов увеличили в значительной степени спрос на труд неквалифицированный, на каждом предприятии оставались рабочие-специалисты, «белая кость» рабочего класса. Появились и новые категории рабочих профессий (в электротехнической, автомобилестроительной и других отраслях, сделавших первые шаги в своем развитии), требовавшие также специальной выучки, высокой квалификации.

Все это усиливало процесс расслоения пролетариата, а различия между слоями становились все более явственно выраженными. Это отмечали и американские исследователи. На предприятиях «в каждом цеху,-- писал один исследователь,-- можно обнаружить две группы людей, соответствующих этим двум категориям (квалифицированным и неквалифицированным.-- Авт.): кузнец и молотобоец, каменщик и подсобный рабочий, клепальщик, паяльщик, монтажник и их подручные»2. Точное соотношение числа квалифицированных, полуквалифицированных и неквалифицированных американских рабочих в последней трети XIX в. установить трудно. По официальным подсчетам, в 1880 г. в категорию «квалифицированных» входили 844 тыс. рабочих, в 1890 г.-- 1910 тыс., в 1900 г.- 2202 тыс.

В стране монополий -- США отчетливо проявлялась тенденция империализма к выделению среди рабочих привилегированных категорий и отрыв их от широкой массы пролетариата, на что указывал В. И. Ленин 4. Миллиарды сверхприбылей были экономической основой углубления раскола в среде рабочих. Увеличивая за счет сверхприбылей заработную плату отдельным категориям рабочих, предприниматели углубляли разрыв в положении высокооплачиваемых квалифицированных рабочих и массы неквалифицированных.

Разница в получаемой заработной плате как в отдельных отраслях, так и внутри одной отрасли промышленности не исчерпывает характеристики привилегированного положения «аристократии» в рабочем классе. Заработки «верхов» отличались большей стабильностью, в известной степени эти рабочие пользовались защитой тред-юнионов, объединявших главным образом эти слои пролетариата. В социальном отношении рабочая «аристократия» чувствовала свою близость к таким слоям общества, как мелкие собственники, ремесленники, торговцы.