Размещено на http://www.allbest.ru/

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

«НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

«ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ»

Факультет Санкт-Петербургская школа социальных и гуманитарных наук Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики»

Выпускная квалификационная работа

По направлению подготовки 46.03.01 «История»

Образовательная программа «История»

Тема: «Образ «восточной» женщины в советском кинематографе 1920-х годов»

Смирнова Валентина Юрьевна

Рецензент: Самуэль Хирст

Ph.D., доцент факультета истории ЕУ Санкт-Петербург

Научный руководитель

Д.Я. Калугин, кандидат филологических наук, доцент кафедры сравнительного литературоведения и лингвистики

НИУ ВШЭ - Санкт-Петербург

Санкт-Петербург 2016



Оглавление

Введение

1. Советский «Восток» и «восточная» женщина в 1920-х годах

1.1 Образ «восточной» женщины в серии брошюр «Труженица Востока»

1.2 «Западная» Восточная женщина

1.3 Сестры «Востока»

2. Конструирование образа «восточной» женщины в советском кинематографе 1920-х годов

2.1 «Восток» в Советском кинематографе

2.2 «Восточная» женщина в советском кинематографе 1920-х

2.2.1 «Ориенталистский» взгляд на женщину «Востока»

2.2.2 «Восточная» женщина с точки зрения органов центральной пропаганды

2.2.3 «Местные» представления о женщине «Востока»

3. Визуальная репрезентация «восточной» женщины в Советском кинематографе 1920-х

3.1 Основные визуальные метафоры на примере фильма «Севиль»

3.2 «Жестовый костюм» женщин «Востока»

3.3 Разнообразные репрезентационные стратегии

Заключение

Список использованных источников



Введение

Тема и исследовательский вопрос

Данный дипломный проект посвящен вопросу конструирования образа «восточной» женщины в советском кинематографе 1920-х годов. Цель исследования - рассмотрение процесса конструирования образа «восточной» женщины в советском кинематографе 1920-х годов в рамках реализации советской национальной политики.

В данной работе рассматривается, как конструировался образ «восточной» женщины в Советском кинематографе 1920-х годов на центральном и местном уровне, а так же как и с какой целью он мог быть использован как часть пропагандистской деятельности большевиков. Под центральным уровнем имеются в виду проекты, осуществляемые под руководством представителей центральных советских киностудий (Пролеткино, Межрабпомфильм и т.д.), местный уровень - локальные киностудии, созданные непосредственно в Советских Республиках (Азгоскино, Узбеккино и т.д.).

Таким образом, предмет исследования - политика большевиков по вопросам кинематографа в 1920-е годы и непосредственно дискурс о «восточной» женщине, транслируемый в фильмах, созданных в центре и на местном уровне.

Объект исследования - способы конструирования образа «восточной» женщины и его использование при реализации национальной политики большевиков.

Термин «советский» по отношению к кинематографу употреблен в заголовке сознательно, несмотря на то, что подобное обобщение как и такая генерализация как «советский фильм» довольно противоречивы в виду того, что «фильмы разных мастеров, разных республик вряд ли могут быть описаны как нечто усредненное, единое». Тем не менее, «советский» в этом контексте обозначает скорее территориальную и государственную принадлежность режиссеров, работавших в Советском Союзе.

Актуальность темы

1920-е годы являются периодом активного становления кинематографа на территории Советского Союза, когда национальные кинематографические школы еще не были сформированы Rouland M. An Historical Introduction // Cinema in Central Asia: Rewriting Cultural Histories. I.B. Tauris, 2013. P. 8.. Кроме того, в годы НЭПа производство фильмов во многом определялось спросом на них на рынке в виду самоокупаемости киностудий Drieu C. Birth, death and rebirth of a nation: national narrative in uzbek feature films // Cinema in Central Asia: Rewriting Cultural Histories. I.B. Tauris, 2013. P. 48., в результате чего снимались не только фильмы, важные с идеологической точки зрения, но и те, которые могли быть интересны потенциальному зрителю. Важно, что в 1920-е годы в качестве основного инструмента своей пропаганды большевики выбрали именно кинематограф Taylor R. The Politics of the Soviet Cinema 1917-1929. Cambridge University Press, 1979. P. 43. , и поэтому уделяли ему чрезвычайно много внимания. В тоже время в этот период еще не сформировались национальные кинематографы, и не закрепился социалистический канон, установившийся в 1930-е годы Булгакова О. Советское кино в поисках «общей модели» // Соцреалистический канон. Санкт-Петербург, 2000. С. 146.. Все это позволяет рассмотреть многообразие существовавших моделей репрезентации «восточной» женщины.

Исторический контекст

В 1920-е годы эмансипация женщин была для большевиков одним из важнейших направлений их деятельности Attwood L. Creating the New Soviet Woman. Women's Magazines as Engineers of Female Identity, 1922-53. Macmillan, 1999. P. 1., но в то же время они уделяли особое внимание «Востоку» в целом и «восточной» женщине в частности. В историографии существует несколько идей по этому поводу. Во-первых, к 1923 году советским властям удалось установить контроль над Центральной Азией, но теперь перед ними стояла довольно сложная задача построить социализм в существовавших там условиях и закрепить свою власть. Gregory Massel в своей работе выдвинул тезис о том, что «восточные» женщины воспринимались большевиками как потенциальный революционный актив, “surrogate proletariat” Massell G. J. The surrogate proletariat. Moslem women and revolutionary strategies in Soviet Central Asia, 1919-1929. Princeton univ. press, 1974. P. 93., на который они могли бы опереться в будущем. Осознав трудности в применении ставших на тот момент обычных категорий «борьбы классов» относительно мусульманской традиционной среды, большевики стали рассматривать в качестве своих основных союзников именно «восточных» женщин, так как они в этом обществе были своего рода прототипом пролетариата - обездоленные, эксплуатируемые и бедные Ibid.. Подразумевалось, что женщины станут «агентами социальной трансформации» Engel B. A. Women in Russia, 1700-2000. Cambridge univ. press, 2004. P. 198., поддерживая советизацию, будучи благодарны советским властям за свое освобождение. Цивилизаторская же миссия большевистской власти заключалась в «освобождении женщин от угнетения, вовлечении в общественную жизнь и создании основы для равенства с мужчиной» Ibid, p. 199..

Douglas Northrop отмечал, что большевики использовали такие факторы как гендерные отношения, специфическую одежду и положение женщины в обществе в качестве «национальных маркеров» Northrop D. Nationalizing Backwardness. Gender, Empire, and Uzbek Identity // A State of nations. empire and nation-making in the age of Lenin and Stalin /ed. by Ronald Grigor Suny, Terry Martin. Oxford univ. press, 2001. P. 192., через которые конструировался не только женский «восточный» образ, но и образ всего «Востока» в целом. Рассматривая Узбекский пример, Northrop пишет, что в подобной политике Советских властей существовали серьезные противоречия. Во-первых, они определили новый узбекский народ в значительной степени через его отличительные модели гендерных отношений и обычаи женского затворничества, и особенно через тяжелые завесы из хлопка и из конского волоса, которые носили узбекские женщины. В то же время они репрезентировали эти практики как примитивные, «грязные» и угнетающие Ibid.. Таким образом, они показывали, что считают узбекский народ не способным самостоятельно прийти к современному, цивилизованному, образу жизни, и именно поэтому его нужно насильно трансформировать, причем эта трансформация была тесно связана с изменением жизни женщин, так как именно они находились в наиболее угнетенном положении. Такая радикальная политика большевиков дала возможность противникам советизации выступить в качестве «защитников народа», отстаивающих присущие ему социальные практики и через это национальную идентичность в целом.

Используя терминологию Терри Мартина, можно сказать, что после революции большевики вели политику империи «положительной деятельности» Мартин Т. Империя «положительной деятельности». Нации и национализм в СССР, 1923-1939. - М.: РОССПЭН, 2011., чтобы сохранить территории бывшей Российской империи. Для этого они способствовали развитию национальной культуры, финансировали «издания книг, журналов, фильмов, опер, музеев на языках нерусских народов СССР» Там же, c. 11.. В рамки данной политики вписывается и создание в течение 20-х годов киностудий в «Восточных» республиках СССР, который определялись как «культурно отсталые» Там же, c. 178.. Так, в течение 1920-х годов были созданы специальные институции, занимающиеся кинематографом, в Грузии, Азербайджане, Узбекистане, Армении и Туркменистане Лебедев Н.А. Очерки истории кино СССР. Немое кино: 1918-1934 годы. «Искусство», 1965. URL: http://bibliotekar.ru/kino/index.htm. (Дата обращения: 16.12.2015).. Кроме того, на базе Чувашкино и Немкино в 1928 году была создана киноорганизация Востоккино для оказания “помощи этим республикам и областям в развитии киносети и проката, а также производства художественных картин и культурфильмов на материале истории и современности малых народов” Там же.. Таким образом, главной миссией «Востоккино» было обучение представителей «восточных» национальностей с целью включения их в производство фильмов, что позволяет говорить о желаемой «коренизации» киноидустрии Chomentowski G. Vostokkino and the foundation of Central Asian Cinema // Cinema in Central Asia: Rewriting Cultural Histories / ed. by Michael Rouland, Gulnara Ablikeyeva and Birgit Beumers. I.B. Tauris, 2013. P. 38..

Благодаря кинематографу жители отдаленных уголков Советского Союза «увидели картины Революции и смогли почувствовать себя частью исторического процесса» Rouland M. Ibid, p. 4.. Кроме того, кино рассматривалось как специфический источник именно для Востока Chomentowski G. Ibid, p. 35., так как считалось одним из наиболее действенных методов пропаганды среди неграмотного и многоязычного населения, так как именно визуальная репрезентация могла помочь «преодолеть разницу в языках и культурном развитии» Taylor R. The Politics of the Soviet cinema, 1917-1929. Cambridge University Press, 1979. P. 30.. Большевики полагали, что для отсталого неграмотного населения кинематограф был тем инструментом, который делал культурное достояние более доступным, что позволяло познакомить их с ним и в дальнейшем встроить их в Советскую систему Michael G. Smith Cinema for the “Soviet East”: National Fact and Revolutionary Fiction in Early Azerbaijani Film // Slavic Review, Vol. 56, № 4, 1997. P. 645. . Сама идея кинофикации определенных регионов несла в себе деление идею деления на модерное (советизированное) пространство и отсталое, где кино, являя собой один из инструментов распространения этой модерности, осуществляло политическую и идеологическую коммуникацию между центром и периферией Drieu C. Ibid, p. 46.. Но кроме этого, кинематограф сам по себе являлся «знаком технического прогресса», который символизировал модерность и привносил ее в «восточные» регионы Drieu C. Cinema, Local Power and the Central State: Agencies in Early Anti-Religious Propaganda in Uzbekistan // Die Welt des Islams, 2010. P. 536.. В то же время именно «Восток» стал тем местом, где сталкивалась современная революционная советская культура и устойчивые традиционные «отсталые» практики Michael G. Smith Ibid, p. 647. , что являлось полной противоположностью новой советской культуры.

Историография

В той или иной форме вопрос роли образа «восточной» женщины в Советском кино 1920-х годов затрагивали несколько исследователей. В статье, описывающей исторический контекст становления кинематографа в Средней Азии, Michael Rouland отмечает, что в указанный период существовало две тенденции: одна из них подчеркивала местную экзотику (как, например, в фильме «Минарет смерти» 1925 года), другая же служила для обучения и прививания советских ценностей местному населению (как в фильме «Мусульманка» 1925 года или «Вторая жена» 1927 года) Rouland M. Ibid, p. 5.. В то же время исследователь пишет, что демонстрируя на экране истории об угнетенных женщинах Востока, эти фильмы акцентировали внимание на важную роли женской эмансипации для политики партии. Это подчеркивалось деятельностью Женотдела, развернувшего активную работу по просвещению женщин «Востока» по вопросам здоровья, образования, работы и быта, который, в первую очередь, и хотели трансформировать. Поэтому Michael Rouland отмечает, что «Мусульманка» Дмитрия Бассалыго, выход которой был приурочен к первой партийной конференции в Узбекистане, где в центре внимания были женские права в контексте революционных изменений общества, была важнее «Минарета смерти» Ibid, p. 6..

Gabrielle Chomentowski в своей работе о Востоккино также подчеркивает, что для легитимации Советской власти в центральной Азии в фильмах вопрос эмансипации мусульманок рассматривался как важная составляющая Советской политики на Востоке Gabrielle Chomentowski. Ibid, p. 35.. Кроме того, она считает, что «восточных» женщин играли русские актрисы не из-за отсутствия профессиональных актрис или из-за того, что режиссеры из центра считали местных женщин недостаточно квалифицированными для этого, а потому, что эмансипационная политика встречала жесткое сопротивление со стороны мужчин и во избежание насилия эти роли исполняли русские Ibid, p. 36..

Cloe Drieu отмечает, что «восточные» фильмы были крайне популярны в Советском Союзе и за его пределами. Так, в 1928 году «Минарет смерти» был продан 29 странам, что больше, чем у «Броненосца Потемкина» в 1925 году. Тем не менее, Дмитрий Бассалыго отверг первый вариант сценария «Мусульманки», основанный на быте местных женщин и предназначенный для образовательных целей Drieu C. Birth, death and rebirth of a nation: national narrative in uzbek feature films, p. 47.. Кроме того, по словам исследовательницы, не смотря на то, что в фильме молодого московского режиссера Михаила Авербаха «Чадра» (1927), который провалился в Узбекистане, демонстрируется тернистый путь к эмансипации, там не поднимаются важные в тот период вопросы, касающиеся эмансипационной кампании «Худжум», в рамках которой женщины Узбекистана снимали чадру и коллективно ее сжигали Ibid, p. 50..

Кроме того, существует работа Юлии Градсковой, в которой она рассматривает репрезентацию в кино двух советских проектов раннего периода, касающихся эмансипации женщин и национальных меньшинств. В своей работе она анализирует фильмы посвященные женскому вопросы в Урало-Поволжье. Для этого она пользуется как кинохроникой, так и игровыми фильмами. В итоге она приходит к выводу, что в этих фильмах «образ женщины служит для репрезентации традиций прошлого» Gradskova Y. Speaking for Those “Backward”: Gender and Ethnic Minorities in Soviet Silent Films // Region: Regional Studies of Russia, Eastern Europe, and Central Asia, Volume 2, №2, 2013. P. 218., новая же «восточная» женщина теряет свою специфику (национальный костюм, декорации и т.п.) и становится похожей на всех остальных. Теперь для нее важна ее профессиональная, а не этническая идентичность. Но теперь эта «новая женщина» становится не столь интересным объектом для репрезентации «другого» с точки зрения кинематографа, так как она теряет свой исторический бэкграунд.

Источники

Источники для данного исследования можно разделить на несколько групп. Во-первых, это периодические издания, в которых рассматриваются вопросы кинематографа («Советское кино», «Советский экран», «Кино-журнал Ассоциации Революционной Кинематографии», «Кино: Двухнедельник общества кинодеятелей»), издание, посвященное Востоку («Новый Восток»), а так же журнал «Работница», касающийся гендерной проблематики. Кроме того, было использовано непериодическое издание - серия брошюр «Труженница Востока». Во-вторых, были задействованы архивные материалы: стенограммы выступлений, производственные и тематические планы работ, уставы, материалы переписки (РГАЛИ фонд 645 и 2923, ГАРФ фонд Р-8326). В-третьих, были использованы литературные произведения Д. Джаббарлы, Д.Г. Чонкадзе, А. Ширванзаде, А.М. Казбеги, на основе которых была снята часть исследуемых фильмов. В-четвертых, в качестве источников были взяты непосредственно фильмы: «Сурамская крепость» (1922, И.Н. Перестиани), «Легенда о девичьей башне» (1924, В. Баллюзек), «Намус» (1925, А. Бек-Назаров), «Шестая часть мира» (1926, Дзига Вертов), «Элисо» (1928, Н. Шенгелая), «Дочь Гиляна» (1928, А. Быховский, Лео Мур), «Потомок Чингисхана» (1928, В. Пудовкин), «Севиль» (1929, А. Бек-Назаров).



1. Советский «Восток» и «восточная» женщина в 1920-х годах

Для ряда исследователей российский кейс послужил основой для критики теории Эдварда Саида. Так, Adeeb Khalid считает, что в российском случае нельзя говорить о дихотомии между восточным и западным по модели Саида, так как российский ориентализм был довольно специфическим Khalid A. Russian History and the Debate over Orientalism // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History, V. 1, № 4, 2000. P. 697., поскольку в российском случае границы между Востоком и Западом были скорее цивилизационные, нежели расовые. Это может быть обусловлено, во-первых, специфическим положением колоний, которые находились прямо рядом с границейIbid, p. 695. . Кроме того, Khalid пишет о феномене «само-ориентализации» Ibid, p. 698. , когда люди говорили о России как о Востоке, используя это сравнение как что-то негативное, так и обратная ситуация, когда Восток мог рассматриваться как возможная альтернатива Западу. По словам исследователя, всё это говорит о необходимости учета также дихотомии между понятиями Европа/Запад и Азия/Восток. В продолжившейся дискуссии Knight N. On Russian Orientalism: A Response to Adeeb Khalid // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History, V. 1, № 4, 2000. P. 701-715. Nataniel Knight также на основе российского контекста внёс ряд предложений по дальнейшему изучению ориентализма. Так он отмечает необходимость историзации ориенталистского дискурса Ibid, p. 710., а так же рассмотрение «ориентализации» не как исключительно западную практику Ibid, p. 712.. Как проследил в своей работе Дэвид Schimmelpenninck van der Oye, категория Востока была значимой для Российской политики еще при Петере I Schimmelpenninck van der Oye D. Russian Orientalism: Asia in the Russian Mind from Peter the Great to the Emigration. Yale University Press, 2010. . Но по его мнению, концепция Саида о западном империализме подходит для рассмотрения советского кейса, так как основной целью востоковедения было не просто изучение, а изучение с целью дальнейшей помощи в освоении этого пространства Ibid, p. 6. .

Как отмечают ряд исследователей, среди которых уже упомянутые Massel и Northrop, женщины играли особую роль в политике большевиков по отношению к Востоку. Юлия Градскова считает, что несмотря на это, в 1920-е годы «работа среди женщин, которая обычно представлялась в пропагандистских публикациях как массовая, не планировалась в качестве деятельности, охватывающей все население той или иной этнической группы» Градскова Ю.В. «Раскрепощение националки» - социально-культурная политика советской власти в отношении женщин этнических меньшинств (на примере Волго-Уральского региона в 1920-е годы) // Журнал исследований социальной политики, Т. 9. № 1, 2011. С. 56., а вся работа проводилась в основном путем создания «показательных учреждений» Там же., которые должны были стать образцом для будущих массовых. Кроме того, по ее мнению, эта работа основывалась на «схемах и подходах традиционного ориентализма - то есть рассматривало население региона как экзотическое и в то же время - отсталое, нецивилизованное и нуждающееся в руководстве из центра» Там же..

1.1 Образ «восточной» женщины в серии брошюр «Труженица Востока»

В качестве одной из составляющих кампании по раскрепощению «восточной» женщины в 1927-1928 годах была опубликована серия брошюр «Труженица Востока». Ее составлением занимались члены Ассоциации Востоковедения при Центральном исполнительном комитете, которая в 1930 году была поглощена Академией Наук СССР. Серия была опубликована по заданию Отдела работниц и крестьянок ЦК ВКП(б).

Согласно сведениями, приведенным во вступительной статье к этой серии, ее основная цель - «дать широким массам советских читателей возможность ознакомиться с бытом, правовым и экономическим положением женщины советского и зарубежного Востока» Штейнберг Е. Китаянка: «Труженица Востока». М.: изд. «Охрана материнства и младенчества», 1927. С. 3.. К тому же авторы серии должны были «осветить работу и достижения партии и соввласти в области раскрепощения трудящейся женщины Востока» Там же.. Таким образом, акцент делался на женщин, вовлеченных в трудовые отношения, которые должны были принимать участие в построении и укреплении советского государства. Важно, что брошюры создавались про восточных женщин, но не для них, а для остальной части советского государства, так как основной их функцией было информирование и создание образа. Изначально планировалось выпустить 28 брошюр, посвященных женщинам определенных этнических групп Советского Востока от бурятки и якутки до таких зарубежных его представительниц как, например, китаянка и персианка. В итоге же было выпущено 30 - к запланированным добавили монголку и черкешенку.

Ассоциация Востоковедения c 1920 года занималась также изданием журнала «Новый Восток», задача которого состояла во «всестороннем освещении жизни Востока» Новый Восток: Издание Всероссийской научной ассоциации востоковедения при НКН. М., 1922. Книга 1. С. 495.. В этом издании женскому вопросу уделялось не так много внимания, основной акцент делался на экономическую и политическую ситуацию. Но все же и там можно найти несколько статей, посвященных рассматриваемой тематике. В 1928 году, то есть в одно время с выпуском серии брошюр «Труженица Востока», в этом журнале выходит статья «Из истории эмансипации восточной женщины». В ней она представлена исключительно как мусульманка, которая «усилиями, главным образом, фанатичного и узкого духовенства … была низведена на самую низшую ступень» Новый Восток. М., 1928. Книга 20-21. C. 408.. Мусульманские женщины, сохранившие часть своей свободы, по словам автора, встречаются лишь у кочевых народов, так как подобный образ жизни не дал укорениться традициям ислама. Такую ситуацию можно наблюдать у курдов, туркменов и киргизов.

Здесь на примере курдов можно заметить, что автор подразумевает под свободной восточной женщиной: «Куртинки играли значительную роль в судьбах своих племен, свободны, ходят с открытыми лицами, принимают самое живое участие во всех общественных увеселениях и, например, во время танцев выбираются даже в «сар-чупи», т.е. в руководители хороводов» Там же, с. 407.. Таким образом, восточная женщина, которую по меркам автора можно назвать свободной, должна принимать активное участие в общественной деятельности, обладать властью над собственным телом, а так же может занимать лидирующие позиции, пусть не в политической, но повседневной жизни. Но как только кочевой народ переходит к более оседлому образу жизни, женщина начинает терять свои права, как, например, произошло у узбеков.

Следует отметить, что данная идея противоречит экономической политике советской власти, призывавшей осуществить переход к оседлому образу жизни, так как получается, что с точки зрения защиты прав женщин кочевой образ жизни выглядит более прогрессивным. Активное раскрепощение женщины Востока началось, конечно, с русской революции, которая «явилась для мусульманского Востока грандиозным заревом, осветившим все его углы» Там же, с. 410.. Таким образом, «восточная женщина» представляется автору исключительно как «женщина ислама» Там же, с. 411., порабощенная его суровыми традициями, позволяющими мужчинам полностью властвовать над ними.

Кроме того, в журнале «Новый Восток» есть информация о «Совещание научных учреждений Москвы по вопросу о научном изучении вопросов труда и быта женщин Востока» Новый Восток. М., 1929. Книга 26-27. С. 422-427., которое состоялось 14 марта 1929 года. Кроме «Научной Ассоциации Востоковедения» и Музея Народоведения СССР, выступивших в роли инициаторов организации данного мероприятия, в нем участвовали женская комиссия НАВ, женкомиссия Комакадемии, Музей Народоведения, Музей Восточных Культур, Институт Этнических культур народов Востока, ВОКС, отдел работниц и крестьянок ЦК ВКП(б), женкомиссии ЦИК СССР и ВЦИК, Наркомруда, ВЦСПС и другие. Основной темой было закрепощенное положение женщины на Востоке, несмотря на предоставление советскими властями женщинам равных с мужчинами прав: «крепость таких унизительных явлений, как калым, многоженство, похищение женщины, чадра и т.д. - представляют собой очень значительное препятствие для реконструкции экономики и быта и социалистического строительства на окраинах» Там же, с. 423..

В этом контексте серия брошюр «Труженица Востока» кажется еще интереснее, так как в ней «Восток» видится ее создателям не столь гомогенным. Тексты посвящены и представительницам ислама (например, Чеченка, Афганка, Персианка), христианства (например, Армянка, Грузинка, Чувашка), буддизма (например, Бурятка, Калмычка, Монголка), а так же конфуцианства (Китаянка). Таким образом, рассматривается не только советский, но и зарубежный «Восток».

Авторы серии используют знакомые потенциальному читателю культурные коды, которые, тем не менее, должны вызвать ассоциации не просто со своей культурой, но с ее устарелыми, отжившими свое, элементами. В этом контексте авторы не могут обращаться, например, к вековой мудрости, для них все, что не соответствует советскому представлению о мире, принципиально и морально устарело и не современно. И не современно не только в плане исторического времени, но и в цивилизационном. Себя большевики видят как бы на вершине цивилизационного развития, а устаревшие, отставшие элементы должны с их помощью за ними следовать. При этом всячески подчеркивается протяженность и длительность традиций и обычаев, закрепостивших женщину. Часто используются фразы «вековой гнет» Бергер А. Азербайджанка: «Труженица Востока». М., 1928. С. 17-18., “иго старых традиций” Стина И.А. Башкирка: «Труженица Востока». М., 1927. С. 38., «тысячелетние предрассудки и традиции» Пурецкий Б. Казачка: «Труженица Востока». М., 1928. С. 40., «древний быт, страшно отсталый и консервативный» Хацревин З.Л. Персианка: «Труженица Востока». М., 1928. С. 18.. Еще ярче это видно при артикуляции предстоящих задач - «на целине тысячелетнего адата взрастить свежие молодые побеги цивилизации и культуры» Пурецкий Б. Казачка: «Труженица Востока». М., 1928. С. 37.. О схожих тенденциях говорит в своем исследовании и Douglas Northrop, упоминая апелляцию большевиков к «средневековому быту» Northrop D. Nationalizing Backwardness. Gender, Empire, and Uzbek Identity // A State of nations. empire and nation-making in the age of Lenin and Stalin /ed. by Ronald Grigor Suny, Terry Martin. Oxford univ. press, 2001. P. 197., который они видели у узбеков.

Чтобы подчеркнуть негативное влияние религии авторы приводят сведения о дорелигиозном прошлом народов. Так, до распространения у монголов буддизма «ни одеждой, ни отвагой, ни даже внешним обликом монгольская девушка почти не отличалась от своих сверстников мужчин» Дубровская А. Монголка: «Труженица Востока». М., 1928. С. 15., являясь «равноправным членом семьи и государства» Там же, с. 14.. Но распространение буддизма ухудшило положение, так как ламами могли быть только мужчины, а к тому же «ламаизм учил, что женщина существо нечистое, низшее по сравнению с мужчиной» Там же, с. 16-17., «ей запрещалось прикосновение к духовным книгам, по которым только и можно было учиться грамоте, и установился обычай, что если женщина брала книгу, то последнюю надо было сжечь» Там же, с. 17..

Хотя советская власть и вела в этот период антирелигиозную политику, выступая против христианства, которое воспринималось так же как пережиток прошлого, в брошюрах отчетливо прослеживается более лояльное отношение авторов к нему, нежели к другим религиям. Корень зла у христианизированных народов обычно ищется в пережитках дохристианских языческих или мусульманских традиций. Так в брошюре о грузинке много внимания уделено негативному влиянию ислама, так как еще в самом начале там оговаривается, что речь пойдет о «грузинке-крестьянке, особенно грузинке глухих уголков Грузии» Худадов В. Н., Демидов Г.В. Грузинка: «Труженица Востока». М., 1928. С. 19., так как «в большей части Грузии грузинка представляется совершенно свободной и равноправной мужчине» Там же. С. 10., и только там она угнетена вследствие сохранения старых дохристианских традиций. В брошюре об армянке говорится о достаточно «безразличном» отношении к христианской религии и религии в целом, но при этом «гораздо глубже укоренились в некоторых районах древние предрассудки, восходящие к языческим временам» Худадов В.Н. Армянка: «Труженица Востока». М., 1927. С. 12.. Стоит отметить, что существование чего-то застарелого, изжившего себя, что в конечном итоге гнетет женщин, является лейтмотивом во всей серии.

Таким образом, есть очень четкое деление на «цивилизованное» - городское - пространство и «нецивилизованное», отстающее - деревенское. Подобную риторику можно увидеть и в журналах органов центральной печати того же периода, таких как, например, «Работница и крестьянка», где существует четкая дифференциация на городских женщин, занимающихся квалифицированным трудом, как более передовую часть женского населения, и сельских читательниц, чья задача - равняться на представительниц городского рабочего движения. С другой стороны, город не всегда предстает как нечто прогрессивное. Рассказывая о сильном влиянии на узбекскую культуру ее соседей, автор пишет об «извращенной городской культуре, созданной торговым и феодальным классом средневековых Персии и Аравии» Москалев В.И. Узбечка: «Труженица Востока». М., 1928. С. 33..

Кроме того, авторы зачастую показывали «дикие» обычаи, репрезентирующие восточных людей как настоящих варваров. Так у кабардинок существовал обычай из «старого быта» - «обычай кабардинских женщин истязать себя при смерти кого-либо из родных. Если умирал отец, муж, брат или кто-либо другой из семьи, то женщина должна была расцарапать себе до крови лицо и грудь. Преданность умершему определялась количеством именно этих кровавых царапин и ран» Ивановский С. Кабардинка: «Труженица Востока». М., 1928. С. 29.. Подобная практика существовала и у казачек. Им при бесплодии следовало сидеть ночь на могиле знатного человека и к утру развести огонь в честь него и оставить часть головного платка на дереве близ могилы. «Полезно» также надеть на шею собачье ухо и носить его несколько дней» Пурецкий Б. Казачка: «Труженица Востока». М., 1928. С. 33-34.. Это же отмечает в своей работе Юлия Градскова, говоря, что «образ женщины Востока в публикациях, посвященных женскому освобождению, перегружен элементами экзотизации и постоянными упоминаниями о её «отсталости» Градскова Ю. Указ. соч. С. 49. .

Пример создания такого рода брошюр подтверждает идею о том, что люди, позиционирующие себя в роли Запада, стремились упорядочить знание о Востоке, что «в определенном смысле создает Восток, восточного человека и его мир» Said E. Orientalism. New York: Patheon, 1978. P. 40.. Согласно модели, предложенной Саидом, большевики должны были бы просто описать «Восток», чтобы тем самым противопоставить его себе и через это противопоставление сконструировать свой образ как прогрессивных представителей цивилизованного мира. Но в этих брошюрах явно видится стремление «нормализовать» «Восток», упорядочить его с целью включения его в общую систему. Таким образом, нельзя говорить, что здесь наблюдается «ориентализм» в понимании Саида, ведь за патерналистским отношением к «восточным» людям следовало еще и желание их «перевоспитать» и сделать частью Советской действительности.

В то же время полученные данные подтверждают тезис Douglas Northrop, который говорит, что большевики определяли национальную идентичность узбеков через примеры гендерных отношений и традиций, касающихся женщин (например, затворничество). Рассказывая о быте, правовом и семейном укладе жизни женской части населения, авторы через это рисуют картину всей жизни «Востока» в целом, так как женщина, хоть и будучи угнетена, играла очень важную роль в обществе, так как именно она передавала традиции и обычаи, воспитывая новое поколение.

Нельзя сказать, что материалы этого источника полностью вписываются в концепцию «империи положительной деятельности» Терри Мартина. С одной стороны, судя по ним, большевики хотели скорее «нормализовать» это пространство, сделать так, чтобы оно приобрело «советские» черты. На мой взгляд, подобная тактика несколько противоречит идее о стимулировании развития национального самосознания как «необходимого исторического этапа… на пути к интернационализму» Мартин Т. Империя «положительной деятельности». Нации и национализм в СССР, 1923-1939. - М.: РОССПЭН, 2011. - с. 16.. С другой стороны, в брошюрах рассказывается о вариативности подходов к решению конкретных задач в определенном регионе, что говорит о том, что они рассматривали каждый кейс индивидуально, стремясь учесть национальную специфику, что отчасти подтверждает тезис Мартина.

Важно, что у авторов не было определенной четкой концепции по поводу того, как они должны описывать «Восток» как таковой. Можно сделать вывод, что «Восток» определялся наличием факторов, которые легче всего обозначить, выделив представленные там идентичности. Согласно теории интерсекциональности, гендер не может быть отделен от других идентичностей (этничности, класса и т.д.) и может быть исследован только в комплексе с ними. Эти идентичности производятся на пересечении политического и культурного, поэтому важно рассматривать, как национальный вопрос определял гендер. Таким образом, по материалам брошюр можно выделить несколько взаимосвязанных и взаимодействующих женских идентичностей. Во-первых, это национальная идентичность женщин, которые в этом контексте являются не только представителями своего общества, но и медиаторами культуры, традиций и обрядов. Во-вторых, женщины представлены как слабые и угнетенные, сильно зависящие от мужа и фактически принадлежащие ему и его семье. Таким образом, большинство женщин имеют идентичность «жены», так как самостоятельная жизнь и самодостаточность в целом стигматизирована в обществе. В-третьих, авторы пишут о «трудящейся женщине», так как, во-первых, зачастую женщина трудится не только на работе, но и дома, таким образом, проводя за трудовой деятельностью больше мужчины, а во-вторых, только посредством труда женщина может стать наравне с мужчиной. Последняя идентичность - религиозная, так как во всех случаях религия играет значительную роль в жизни женщины, определяя ее восприятие окружающей действительности и себя как ее части, а так же фиксируя социальное неравенство в положении мужчины и женщины. Таким образом, гендерные отношения становятся основой критики социальных отношений среди рассмотренных групп, а их изменение видится залогом модернизации всего общества в целом.

1.2 «Западная» Восточная женщина

Кроме того, довольно популярным становится нарратив о важности советского примера на Востоке для зарубежного Востока. Так, в журнале «Новый Восток» писали: «Осуществленное советской властью полное уравнение женщин в правах с мужчинами, не оставляющее и тени воспоминания об их прежней правовой закабаленности, и достигнутые успехи в области вовлечения тружениц национальных советских республик в профессиональное, советское, кооперативное и партийное строительство явились наилучшими средствами агитации для женщин Японии, Китая, Индии, Турции и других стран Ближнего, Среднего и Дальнего Востока. Женщины далеких зарубежных восточных стран начинают верить в возможность освобождения и раскрепощения и вступают на путь революционной борьбы рука об руку с рабочим классом и крестьянством» Новый Восток. М., 1924. Книга 6. С. 271..

Интересно, что капиталистический Запад тоже начинает рассматриваться как Восток, только там женщина порабощена не традициями и религией, а капиталистическим устройством. Так, например, в одном из выпусков журнала «Работница» публикуется стихотворение Е. Чернышевой «Работница Востока и Запада» Работница. Издание Отд. по работе среди женщин Центр. ком. Рос. ком. партии. М., 1925. № 4. С. 1.:

Сегодня глаза - на Восток и на Запад,

Сегодня все думы направим туда,

Где сестры-работницы в хищных лапах,

Где душит их рабство и давит нужда.

Там - гнет капитала, там бедные дети

От голода гибнут, жертв там не счесть…

Эй, буйный товарищ, эй, мартовский ветер,

Снеси нашим сестрам-работницам весть!

Не падайте духом! Вам надо крепиться,

На гневе рабочем уж точится нож.

Работница, помни, свободу жар-птицу

Ты только упорством и силой возьмешь!

Так помни-ж, сестра, победа за нами!

Завет, умирая, оставил Ильич -

Что лишь Коминтерна победное знамя

Укажет дорогу к свободе Земли.

Не будет тогда ни рабов, ни голодных,

И знай, - на заводе, в крестьянской избе,

В наш праздник работниц, в России свободной,

Все скованы думой, сестра, о тебе.

Рабство и нужда - две категории, объединяющие Восточное и Западное пространство в глазах автора стихотворения, пропагандирующего коммунистические ценности. «Бедные дети» - аргументация, к которой в журнале «Работница» прибегают довольно часто, говоря о жизни на Западе. В 1920-е годы в этом журнале существовал формат писем от работниц из других стран. Так, работницы из Германии писали: «С великой радостью читаем мы о ваших детских домах и трудовых школах. Во время нашей агитации мы все больше указываем на Советскую Россию» Работница. М., 1925. №12. С. 4-5.. В этот период статьи полны пропагандистских фраз вроде: «Русские работницы являются примером для всего международного пролетариата» Работница. М., 1925. №6. С. 2.. Приводится ужасающая информация о том, что «Законодательство большинства капиталистических стран не рассматривает женщину, как самостоятельную личность» Работница. М., 1925. №15. С. 4-5., охрана матери и ребенка на очень низком уровне, разрешена ночная работа женщин и политически женщины тоже фактически бесправны. Доходит до того, что даже уборщица вагонов настолько политически подкована, что сочувствует западным работникам:

«Вот я уборщица вагонов

И целый день с метлой,

Но и мое сердечко стонет

Над пролетарскою борьбой.

И знаю я, что очень жуток

На западе рабочих быт,

И в дни борьбы мне не до шуток -

Весь мир огнем борьбы кипит…

Уборщица вагонов М.К. ж.д. Е. Головко.

1.3 Сестры «Востока»

Жизнь советской «восточной» женщины репрезентируется как постепенно трансформирующуюся, благодаря Советскому вмешательству. Приводится множество историй, когда «Мусульманки пробуждаются» Там же, с. 18. Здесь же появляется противопоставление себя Востоку: «Среди однообразных серых фигур узбечек и белых платков киргизок рассыпались красные косынки европейских работниц. Подали вкусный палац и полились дружеские речи и приветствия. Откинуты черные чадры узбечек, оживленно сверкают глаза, рассеялась робость» Там же. . «Красные косынки европейских работниц» четко обозначают ориенталистскую риторику цивилизованной Европы и отсталого Востока, нарушая общую концепцию репрезентации Запада как Востока. Все эти статьи, называющиеся «Сброшена паранджа» Там же. или «Долой чадру» Там же, с. 19. рассказывают приблизительно одну и ту же историю о том, как под впечатлением от какого-то советского мероприятия (празднования 8 марта) или советской деятельности в целом, женщина Востока публично сбрасывала с себя символ своего многовекового закрепощения: «Одна из них встала, расправила плечи, быстро и дерзко сбросила свою паранджу, а вместе с ней и вековое рабство. Все вздрогнули, когда увидели, что на их глазах родился еще один свободный человек готовый всю свою энергию отдать за благо будущего» Там же, с. 18. .

Советские женщины, называющие своих западных и восточных коллег сестрами, репрезентируются в роли всегда готовых поддержать закрепощенных женщин и помочь им:

Сестрам Востока

Покорна мужу женщина Востока,

Не смеет слова смелого сказать…

Он может быть суровым и жестоким,

У ней всегда опущены глаза.

В неволе гибнут молодость и силы,

Вся жизнь в работе с раннего утра,

И мир иной от ней загородила

Немыми складками чадра.

Не мало горя, женских слез и стонов

Таит в тиши задумчивый аул,

Здесь выше разума и выше всех законов -

Закон седобородых мулл.

Не мало их - аулов тихих пленниц,

Покорных мужу, верящих мулле,

Незнающих, что женщине наш Ленин

Открыл пути иные - на земле.

Но к ним сквозь юрт и саклей стены

Врываются заветы Ильича, -

Растут ряды восточниц-выдвиженок

И голоса их весело звучат.

Лети, призыв наш быстрой птицей,

Восточным сестрам радостно звени:

Долой чадру и рабство! Все - учиться!

Нам маяком - великий ленинизм!

Елена Чернышева

Сама революция 1917 года репрезентируется как новое рождение, новая точка отсчета возраста, дающая людям возможность заново начать свой биографический проект для всех женщин Советского Союза. На страницах журнала появляется множество историй, когда после революции женщины, которых авторы уже не могут назвать юными, начинают новую жизнь. Овладение грамотой, трудовая деятельность, а также активное участие в общественной и партийной жизни репрезентировались как своеобразные пути к возвращению молодости. Примером подобной истории для Восточной женщины может быть случай Т. Рахатовой, узбечки г. Бухары, которая в 14 лет была выдана за 58-летнего узбека. Но после революции она сумела изменить свою жизнь и «стать примером передовой, активной женщины Востока» Работница. М., 1927. №24. С. 10., так как стала членом правительства и инструктором женотдела в Бухаре. кинематограф восточный севиль

Таким образом, характеристика «восточная» по отношению к женщине оказывалась не географической или религиозной категорией. Она характеризовала скорее устройство общества, которое, по мнению большевиков, было отсталым и нецивилизованным. Так, женщина в таком обществе не обладала равными с мужчиной правами, не могла свободно участвовать в общественной и политической жизни и самостоятельно принимать решения. Кроме того, в таком обществе существуют отсталые практики, вредные для физического и психологического здоровья женщины. Все эти факторы подразумевали необходимость советского вмешательства в ситуацию для дальнейшей нормализации жизни женщины, а через нее и всего общества, что позволит в дальнейшем советизировать Восток.



2. Конструирование образа «восточной» женщины в советском кинематографе 1920-х годов

2.1 «Восток» в Советском кинематографе

В выпуске журнала «Советский экран» 1925 года Советский экран. М.: Теа-кино-печать, 1925. №3(13) с. 5. была опубликована статья «Кино на Восток», где говорится, что «одна из крупнейших задач Советского Союза - возможно теснейшая связь со странами ближнего и дальнего Востока» Там же.. В качестве программного заявления для реализации поставленной задачи можно считать следующие слова: «Продвинуть в толщу народных масс Востока коммунистические идеи, наглядно показать опыт строительства Советского государства - труднейшая задача. С такой задачей может легче всего справиться кино, верней советские кино-картины. Трудные вопросы агитации на Востоке должна разрешать советская пленка. Язык кинематографии - международен. Там где слова недостаточно убедительны и понятны, их дополняет выпуклая четкость картины» Там же..

Кроме того, отмечалось и специфическое воздействие кино на «восточное» население: «ни одно зрелище так не привлекает внимания туземцев, как кино-картина, ни одно средство так не воздействует на его психику, как кино. Даже такие картины, как «Минарет смерти», которые дают кривое отображение Востока, привлекают массу узбеков, жаждущих увидеть картину из быта им знакомого» Кино-журнал АРК (Ассоциация революционной кинематографии). М.: Изд. АРК, 1925. №10. С. 5..

В журнале «Советское кино» в этом же году выходит статья «Кино и восточные народы СССР» Советское кино. Ежемесячный орган художественного совета по делам кино. М., 1925. № 1. С. 23., где говорится, что для народов Востока нужны особые фильмы, которые «должны учитывать психику восточного крестьянина и его представление о мире в разрезе коммунистической критики» Там же.. Мнение о кино как искусстве, понятном вне зависимости от разницы в языках, было довольно распространено в этот период. Так, в своей работе об изменчивом телесном поведении в российском и советском кино Оксана Булгакова пишет, что в 1924 году Бела Балаш, ученик Георга Зиммеля и теоретик немого кино, в книге «Видимый человек» «предположил, что экран делает универсальные чувства понятными всем благодаря универсальным знакам выражения - жестам и мимике» Булгакова О. Фабрика жестов. - М.: Новое литературное обозрение, 2005. - С. 15.. Кроме того, Юрий Цивьян пишет о тексте «Возможности кино» Александра Толстого, который был им написан в 1924 году. В нем он пишет о необходимости найти «первоосновные жесты», которые должны стать «отправной точкой искусства» Цивьян Ю. На подступах к карпалистике: движение и жест в литературе, искусстве и кино. М.: Новое литературное обозрение, 2010. С. 149. . Эти жесты понятны вне зависимости от языков и культуры, он “созвучен главному, что нашу эпоху определяет” Там же.(то есть революции), поэтому и понятен всем.

Вопрос о том, как снимать фильмы о Востоке, начали поднимать еще до создания в 1926 году Востоккино. Так, в «Кино-журнале А.Р.К» вышла статья «Объективом к жизни народов» Кино-журнал АРК. М., 1925. №8. С. 28-29. , в которой говорилось о том, что именно в 1925 году советские кинематографисты «впервые широко развернули работу экспедиций по окраинам Союза» Там же, с. 28. и столкнулись с двумя основными проблемами. Во-первых, «не было знания быта того края и народности, где снимались ленты» Там же. , а во-вторых, «обнаружилось неумение организовать работу» Там же.. Важно, что автор приходит к выводу, что на помощь сценаристу должен прийти краевед-этнограф, который «должен знать не только по книгам, а по личному опыту, на практике, быт того народа и общественного класса, который будет воспроизведен сценарием. Он обязательно должен знать язык этого народа. Нельзя хорошо знать живой быт, не зная языка и, кроме того, разговорный язык данной национальности необходимо знать при самих съемках и составлении надписей» Там же, с. 29. . Кроме того, помогать должен режиссер и общественник-марксист. Интересно и то, какой терминологией пользуются авторы при описании таких экспедиций. Рассказывая о съемках фильма «Песнь на камне» в Крыму, Хрис. Херсонский, сценарист, пишет: «Мы хотели приоткрыть чадру, скрывшую жизнь потомков киммерийцев и тавров, готов и греков, итальянцев и татар. Кровь народов смешалась здесь своеобразно в каплю Востока, замкнув черты его разнообразных эпох и культур» Кино-журнал АРК. М., 1925. №6/7. С. 29..

В журнале «Советское кино» Советское кино. М., 1925. №6. С. 24-27. в своей статье 1925 года «Восточная кино-фильма» А.Н. Скачко отмечает неоднородность и многообразие Востока: «Если учесть только внутренний восток СССР, то и тогда получается бесконечно разнообразный круг зрителей, которых должна обслужить советская лента. Правда, подавляющее большинство восточных народов Союза объединено одним общим признаком, - это все народы арабско-мусульманской культуры, но они находятся однако на слишком различных ступенях развития» Там же, с. 24.. Автор делит существующие фильмы о востоке на 5 типов: первые два сценарии-легенды о прошлом и сценарии о настоящем, но в обоих случаях необычайно экзотицированном Востоке, третий тип более реалистичный и рассказывает о национальных вопросах и проникновении революции на Восток, 4 тип - «сценарии агитационные, из которых на первом плане по количеству стоят сценарии, трактующие положение женщины на востоке» Там же, с. 25. и последний изображает быт и нравы Востока. По мнению автора, «доминирующее место среди восточных кино-фильм, предназначенных для внутреннего распространения в СССР, должны занимать бытовая драма и бытовая комедия восточных нравов… Для востока же зарубежного на первом плане, конечно, должны быть поставлены волнующие сейчас этот восток вопросы борьбы с империалистами» Там же, с. 26.. Бытовая драма выбрана не только потому, что быт - это именно то, куда в первую очередь хотят вторгнуться большевики для изменения социального устройства Goldman W. Woman, the State and Revolution. Soviet Family Policy and Social Life, 1917-1936. Cambridge University Press, 1993. , здесь важно, что «подход к изображению отнюдь не должен быть отвлеченным и схематическим, а жизненным и практическим в изображении повседневной жизни, доказывающим неизбежность борьбы с порабощающим империалистическим западом» Советское кино. М., 1925. №6. С.26.. Такой подход вызван слишком сильной агитацией в фильме «Мусульманка», в котором, по мнению Скачко, «призыв к восстанию женщин звучит так подчёркнуто открыто, а посрамление мужчин изображено так ярко, что эту картину не везде можно безнаказанно показывать на востоке (в Персии, Афганистане, например, да и в отдельных частях СССР'овского востока она не может принести ожидаемых результатов); ибо она вызовет страшное возмущение среди фанатичных еще мужчин, а ведь они-то и представляют большую часть зрителей на востоке, где кино посещается женщинами очень мало» Там же..