Народнический и марксистский проекты социалистического преобразования России

Размещено на http://www.allbest.ru/

Минский филиал государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Московский государственный университет экономики, статистики и информатики (МЭСИ)»

Минский филиал МЭСИ

Контрольная работа

по дисциплине Отечественная история

Тема: Народнический и марксистский проекты социалистического преобразования России

Студент Прудникова И.С.

Минск 2011

Содержание

Введение

1. Народнический и марксистский проекты социалистического преобразования России

2. Исторический источник: основные направления источниковедческих исследований, классификация источников по истории России

Заключение

Список используемых источников

Введение

Народничество как идеология российского освободительного движения господствовало не только в 70-е, но и в 60-е и даже в 80-е годы C I C в. Однако временем исчерпывающего выражения и расцвета народничества была, несомненно, эпоха 70-х годов - точнее, с конца 60-х по начало 80-х, включая “старую” (1879-1882) “Народную волю”. Эта “революционнейшая из эпох в жизни русской интеллигенции” давно обрела и сохраняет доныне самостоятельный научный интерес - по совокупности разных причин.

Во-первых, идейные основы народничества, заложенные на рубеже 50-60-х годов А.И. Герценом и Н.Г. Чернышевским, оставались и в 70-е годы знаменем освободительной борьбы, причем они дополнялись и уточнялись, сообразно с требованиями времени. Поэтому изучать теорию народничества всего удобнее на примере 70-х годов с экскурсом в 60-е годы к Герцену и Чернышевскому

Далее, именно в 70-е годы в рамках народнической теории полностью сложились и были изжиты все самые характерные для народничества тактические направления - пропагандистское, бунтарское, заговорщическое.

Далее, 70-е годы - это время проверки на практике, в горниле революционных действий, теории и тактики народничества, время непрерывного демократического подъема, главной силой которого были народники.

Наконец, вторая революционная ситуация 1879-1882 гг. - эта вершина нараставшего в течение десяти лет демократического подъема, обозначила собою момент наивысшего раскрытия, торжества и крушения народничества как единственной тогда в России революционной доктрины единственной же организованной силы, партии революционеров. В условиях 1879-1882 гг. “старое”, классическое народничество от Герцена и Чернышевского до А.И. Желябова и Г.В. Плеханова всеобъемлюще проявило и почти исчерпало себя.

После второй революционной ситуации, примерно с 1883 г., начался постепенный упадок революционного народничества и подъем народничества либерального, а параллельно с этим - рост социал-демократии, т. е. наступила уже совсем иная эпоха, качественно отличная от революционно-народнической. Правда, в начале CC в. вновь появились революционные партии народнического (точнее неонароднического) типа - эсеры, энесы, эсеры-максималисты, - но они создавались и действовали в принципиально новых условиях развитого капитализма и противоборства многочисленных (помещичьих, буржуазных, крестьянских, пролетарских) партий.

Проблема народничества - одна из самых сложных, острых и спорных в нашей исторической науке, проблема поистине с многострадальной судьбой. Это не удивительно, ибо само понятие “народничества” разнолико и противоречиво, его отличают, как подметил Ф. Энгельс, “самые невероятные и причудливые сочетания идей”, из которых одни можно квалифицировать как сверхреволюционные, другие - как либеральные, а третьи - даже как реакционные. Поэтому так разноголосо оценивают народничество историки разных партий и направлений: одно и то же в нем либо осуждают, либо превозносят, черпают из него свое и отбрасывают “чужое”. Эсеры находили в нем аргументы для оправдания терроризма; большевики, напротив, - для противопоставления террору повседневной работы в массах; меньшевики - для обвинений большевиков в “бланкизме” и “нечаевщине”; либералы - для обоснования конституционных реформ. Только царские каратели не находили в народничестве ничего “своего”. Но именно они, как ни странно, явились первыми его исследователями.

Главная предметная особенность исторической науки состоит в том, что историк изучает события и процессы, канувшие в Лету и унесенные Рекой Времени в уже несуществующую реальность. Следовательно, историк, в отличие от представителей точных наук, не в состоянии непосредственно наблюдать и описывать изученный объект. Поэтому единственным источником, содержащим какую-либо информацию об объекте изучения, является тот или иной памятник минувшей исторической реальности, или исторический предмет (реликт) истории и культуры прошлого. Осуществление научного исторического исследования невозможно без использования исторических памятников или исторических источников. Нет исторических источников - нет и исторической науки, такова аксиома в традиционной историографии. Прошлое доходит до нас в определенных формах, о нем напоминающих. Эти формы обычно и называют историческими источниками. Русло реки, текшей тысячу лет тому назад и определявшей жизнь осваивавшего прибрежные долины народа, его песни и предания, язык и пословицы, орудия труда и предметы быта, хроники и летописи, хартии и тексты договоров, своды законов и записи обычаев - все это является для историка исходным материалом, оперируя которым он познает прошлое.

1. Народнический и марксистский проекты социалистического преобразования России

Взяв труды Ленина за методологическое руководство и ориентируясь по ним, как по компасу, с 1917 г. начала развиваться советская историография народничества. В ней следует различать три этапа: с 1917 г. до середины 30-х годов; со второй половины 30-х до середины 50-х; со второй половины 50-х по начало 90-х годов, т. е. до распада СССР.

На первом этапе революционное народничество исследовалось интенсивно и плодотворно - по ряду причин. Во-первых, после победы Октября рос интерес к революционному прошлому, к национальным традициям освободительной борьбы. Во-вторых, подогревали этот интерес печатные и устные выступления живых свидетелей, иные из которых (Вера Фигнер, Николай Морозов, Михаил Фроленко) заслуженно пользовались славой чуть ли не сказочных героев. Вот характерный штрих. На торжественном вечере в Москве 5 февраля 1928 г. по случаю 50-летия процесса “193-х”, где выступали Н.А. Морозов, А.В. Якимова, М.П. Сажин, “клуб (Общества политкаторжан. - Н.Т.) был переполнен рабочей и учащейся молодежью, воспоминания участников процесса затянулись по настоянию аудитории до глубокой ночи, причем молодежь требовала, чтобы сняли с программы вечера концерт и дали послушать “стариков”. Наконец, в-третьих, был открыт доступ к государственным архивам, сохранившим для историков почти все документы старого режима. Не зря директор Национального архива Франции Ш. Ланглуа, досадуя на то, что Французская революция ХVIII в. уничтожила архивы духовного ведомства как “достояние реакционных сил”, сказал советскому академику Е.В. Тарле: “Ваша революция была умнее нашей”.

До недавних пор в ряду причин, которые способствовали успешному изучению народничества (как, впрочем, и всех вообще проблем истории) обязательно называлась еще одна - освоение советскими историками марксистско-ленинской методологии. Теперь выясняется, что эта причина не столько помогала, сколько мешала историкам.

Правда, до середины 30-х годов идейный контроль над историками СССР не был столь жестким, как в последующие годы. Хотя труды и высказывания классиков марксизма-ленинизма о народничестве усиленно пропагандировались и уже начали выходить в свет методологические руководства для историков народничества, все же советские ученые сохраняли отчасти творческую свободу и, дискутируя между собой, успели к середине 30-х годов создать много интересных монографических исследований

Коллективными усилиями ленинская концепция народничества очищалась от вульгаризации и модернизации. Полезной в этом отношении была всесоюзная дискуссия о “Народной воле”. К середине 30-х годов в нашей литературе уже преобладал восходящий к Ленину, но хорошо аргументированный взгляд на народничество как на идеологию крестьянской демократии, господствовавшую в русском освободительном движении с начала до конца его разночинского этапа. Движение 60-70-х годов рассматривалось в неразрывном единстве как революционно-народническое (в противовес либеральному народничеству 80-90-х годов). К тому времени был накоплен колоссальный фактический материал, активно разрабатывались все проблемы народнического движения. На очередь встала задача создания обобщающих монографий. Но вдруг - вся работа по изучению народничества пресеклась.

Дело в том, что к 1935 г., в обстановке воцарения культа личности Сталина, когда сталинская камарилья спекулировала на возможности террористических актов со стороны мнимых “врагов народа”, какой бы то ни было интерес к народничеству с его терроризмом стал для “верхов” опасным. Вскоре после злодейского убийства С.М. Кирова Сталин в кругу приближенных заявил: “Если мы на народовольцах будем воспитывать наших людей, то воспитаем террористов”. Это заявление было воспринято как сигнал к запрету не только народовольческой, но и вообще народнической проблематики. 14 июня 1935 г. ЦК ВКП(б) принял постановление “О пропагандистской работе в ближайшее время”, которое, в частности, гласило: “Необходимо особенно разъяснить, что марксизм у нас вырос и окреп в борьбе с народничеством (народовольчество и т. п.), как злейшим врагом марксизма, и на основе разгрома его идейных положений, средств и методов политической борьбы”. В том же 1935 г. было распущено Всесоюзное общество политкаторжан, которое являлось центром исследования народничества, закрыт его орган - журнал “Каторга и ссылка”, а также его издательство, прерваны уже начатые издания многотомных собраний трудов П.Л. Лаврова, М.А. Бакунина, П.Н. Ткачева, задержан выпуск очередных томов биобиблиографического словаря “Деятели революционного движения в России”, выходившего с 1924 г. (эти тома - онародовольцах - уже подготовленные к выходу в свет, типографски набранные, были сданы в архив, где и лежат поныне).

С 1935 г. научная разработка истории народничества оказалась под запретом, Все деятели народничества - и либеральные, и революционные - были синтезированы под одним ярлыком “народники”, объявлены “злейшими врагами марксизма” (хотя они боролись против самодержавия больше 20 лет до начала распространения марксизма в России) и окончательно развенчаны на страницах “Краткого курса истории ВКП(б)”, который надолго стал высшей и окончательной инстанцией советской исторической науки. “Краткий курс” изображал все - и революционное и либеральное - народничество однотонно и негативно, В нем не было даже термина “революционное народничество”, а были народники вообще, которые, мол, представляли собой «героев-неудачников», возомнивших себя “делателями истории” и начавших «переть».

Только после ХХ съезда КПСС (1956 г.), который декларировал необходимость творческого развития исторической науки без догматизма, конъюнктурщины и, тем более, без насилия над наукой, началось восстановление правды о народничестве и его доброй славы. Как “первая ласточка” новой поры в мае 1956 г. появилась и взбудоражила историков статья П.С. Ткаченко “О некоторых вопросах истории народничества” с призывом восстановить разработку народнической проблематики, пойти вперед от того рубежа, который был достигнут в 1935 г. За статьей Ткаченко последовали другие, аналогичные по смыслу, статьи, а в 1957 г. вышла и первая после 20-летнего перерыва монография на революционно-народническую тему - “Русская секция I Интернационала” Б.П. Козьмина.

Разумеется, не все исследователи сразу отказались от установок “Краткого курса” по отношению к народничеству. Понадобились дискуссии о народничестве, которые и последовали, частые и жаркие, с 1957 г.: в институте истории Академии наук СССР (1957, 1959, 1963, 1966 г.), в журналах “Вопросы литературы” (1960 г.), “История СССР” (1961-1963 гг.) В январе 1961 г. при Институте истории была создана проблемная Группа по изучению общественного движения в пореформенной России, которая объединила и координировала усилия народниковедов фактически всей страны. Таким образом, после долгого запрета вновь открылись возможности для изучения народничества, и наши историки, а также философы, экономисты, литературоведы не замедлили использовать их. За короткое время с конца 50-х по начало 70-х годов были монографически разработаны почти все основные аспекты революционно-народнической проблематики.

Однако за 30-50-е годы принижение народничества пустило столь глубокие корни, что изжить его полностью не удалось, оно сказывается до сих пор и в научной, и в учебной, и в художественной литературе. Иные исследователи и после 1956 г. по старинке воспринимали народничество как нечто зазорное, пытаясь если не принизить, то хотя бы сузить его значение. Выставлять народников не столько борцами против царизма, сколько врагами социал-демократии, как это делалось ранее, после ХХ съезда КПСС стало невозможным. С 1956 г. даже закоснелые хулители народничества были вынуждены признавать, что революционные народники -- это борцы против царизма и предшественники социал-демократии в России. Но такие признания обычно сопровождались оговорками - двоякого рода.

Одни критики народничества старались оторвать от революционно-народнической почвы Герцена, Чернышевского и заодно весь круг их соратников, революционеров 60-х годов, ограничивали само понятие “революционное народничество” рамками 70-х годов, дабы порицать слабости и ошибки народников без риска скомпрометировать вместе с ними великого Герцена и великого Чернышевского, оскорбить память “великих”. Эти ученые договаривались до того, что Чернышевский-де “еще в 60-е годы подверг критике народовольческие иллюзии о всесилии террора”. Поскольку известно, что Ленин называл Чернышевского одним из “родоначальников народничества”, советские критики народников, не желая полемизировать с Лениным, попадали в неловкое положение, как это случилось, например, с Е. М. Филатовой, которая не нашла ничего лучше следующего тезиса: да, Чернышевский - “родоначальник народничества” (“Magisterdixit” - что делать?), но не народник.

Другие критики народничества признают, что революционно-народническая идеология господствовала в русском освободительном движении не только в 70-е, но и в 60-е годы, начиная с Герцена и Чернышевского. Они отмечают и прогрессивность идейных исканий, и последовательный демократизм, и боевитость программ, и невиданный прежде размах борьбы, и героизм революционных народников, т. е. как будто все признают и отмечают, но упор делают не на силе, а на слабости героев народничества, не на том, что они дали, по сравнению с предшественниками, а на том, чего они не дали, сравнительно с преемниками. Самый выразительный пример такой исследовательской позиции - книга С.С. Волка “Народная воля”.

На первый взгляд, эта книга написана “во здравие” “Народной воли”. В ней много слов о героизме народовольцев, много примеров их героизма. Но акцентирована она не столько на сильных сторонах народовольчества, сколько на его слабостях, причем автор муссирует эти слабости и винит народовольцев, вопреки принципу историзма, даже в том, что на деле было не виною их, а бедой (отрыв от масс, недооценка исторической роли пролетариата, тактика террора и пр.) В целом позиция Волка воспринимается как фамильярно-снисходительное похлопывание героев “Народной воли” по плечу: дескать, хорошие вы ребята, лихие, но… тупоумные, не додумались, что надо было оставить террор и заняться “организацией классовой борьбы пролетариата”. Это выходит уже не “во здравие”, а “за упокой” “Народной воли” как исторического явления.

Разгоревшиеся с конца 50-х годов споры о народничестве имели вполне очевидный источник - живучесть нигилистического отношения к народничеству, которое внедрялось в советскую историографию больше 20 лет. В чем же существо этих споров?

Все они как бы фокусировались в одном общем вопросе - о периодизации разночинского этапа освободительного движения в России. Одна группа историков (М.В. Нечкина, И.Д. Ковальченко, Ш.М. Левин, А.Ф. Смирнов, О.Д. Соколов и др.) судила так:

а) народничество - это лишь часть разночинского этапа: оно-де относится только к 70-80-м годам;

б) Герцен, Чернышевский и вся плеяда деятелей 60-х годов - это революционные демократы, а не народники. Зачатки народничества у них были, но как система взглядов народничество для них не характерно, поскольку оно сложилось лишь на рубеже 60-70-х годов;

в) отсюда разночинский этап подразделяется на три периода: революционно-демократический (60-е годы), революционно-народнический (70-е годы) и либерально-народнический (80-е годы).

Другая группа историков (Б.С. Итенберг, М.Г. Седов, В.Ф. Антонов, В.А. Твардовская, Р.В. Филиппов и др.) судит иначе:

а) весь разночинский этап освободительного движения был народническим;

б) Герцен и Чернышевский - основоположники народничества и его самые авторитетные идеологи;

в) отсюда разночинский этап подразделяется на два периода: революционно-народнический (60-е и 70-е годы) и либерально-народнический (с начала 80-х до середины 90-х годов).

При столь разном взгляде на такую общую проблему, как периодизация всего разночинского этапа, естественно, дискуссионным стал ряд более частных, но тоже принципиальных вопросов. Вот некоторые из них.

Были ли революционные демократы 60-х годов народниками, а народники 70-х революционными демократами?

Был ли революционный процесс на разночинском этапе поступательным или попятным? Этот вопрос, как ни странно, тоже дебатировался. Так, по мнению М.В. Нечкиной, “моментом наивысшего раскрытия” разночинского этапа была первая революционная ситуация 1859-1861 гг., а дальше, стало быть, т. е. на протяжении всего этапа движение регрессировало.

Что было решающим фактором второй революционной ситуации в России - массовое (крестьянское) или народовольческое движение?

Был ли “красный” террор народовольцев исторически обусловленным, хотя бы относительно целесообразным и эффективным, или же оказался попросту оплошным и вредным?

Все эти вопросы были предметом острейшей всесоюзной дискуссии по народничеству в Институте истории АН СССР 16-18 марта 1966 г. Здесь, к неудовольствию официозных историков во главе с акад. М.В. Нечкиной и наблюдавших за дискуссией партийных функционеров, обнаружилось, что большинство ученых, специально занимающихся изучением народничества, рассматривает весь разночинский этап освободительного движения в России как народнический, а само движение на этомэтапе как поступательный процесс от 60-х к 80-м годам. После дискуссии этих ученых начали критиковать (с каждым днем все целенаправленнее) как апологетов народничества. Крайним выражением такой критики стала инспирированная “сверху” статья А.Ф. Смирнова - претенциозная во всех отношениях: по существу, по тону и даже названию. Скандальную репутацию этой статьи и ее автора усугубил плагиат: 9 абзацев подряд (два журнальных столбца) Смирнов списал из рецензии С.С. Волка, опубликованной в журнале “Коммунист” четырьмя годами ранее.

В 70-80-е годы изучение народничества вновь (не столь жестко, как при Сталине) искусственно задерживалось, наталкиваясь на цензурные ограничения. Издательства неохотно принимали к печати литературу по народнической тематике, причем требовали даже изымать самый термин “народничество” из названий книг, заменяя “народников” “разночинцами”, “революционными демократами” и просто “революционерами”. В отличие от 1929-1931 гг., когда научная общественность страны отмечала изобилием публикаций 50-летний юбилей “Народной воли”, в 1979-1981 гг. 100-летие этой героической партии все учреждения из мира науки и прессы (кроме Саратовского университета) обошли молчанием, хотя, например, в 1980 г. они шумно отметили 250 лет со дня рождения царского генералиссимуса А.В. Суворова. А ведь то было время Советской власти, когда, как нельзя более, почиталось все революционное!

В оценке народничества 70-х годов и, особенно, “Народной воли” с ее пугающим все и всякие власти терроризмом укоренялся санкционированный “сверху” взгляд С.С. Волка. Согласована с этим взглядом даже творческая, претендующая на преодоление официозных стереотипов книга И.К. Пантина, Е.Г. Плимака и В.Г. Хороса. Идеология “Народной воли” здесь представлена “смутной”, “примитивной”, а деятельность ее - “тупиковой”.

Тем не менее, и в 70-80-х годах выходила литература с непредвзятыми, научно сбалансированными оценками революционного народничества, - главным образом биографическая. Таковы книги А.А. Демченко о Н.Г. Чернышевском, Н.М. Пирумовой о А.И. Герцене и М.А. Бакунине, Б.С. Итенберга и В.Ф. Антонова о П.Л. Лаврове, Б.М. Шахматова о П.Н. Ткачеве, Э.С. Виленской о Н.К. Михайловском. Увидели свет биографии П.А. Кропоткина, Н.А. Морозова, Г.А. Лопатина, А.Д. Михайлова, М.Ф. Фроленко, Н.И. Кибальчича, П.И. Войноральского, А.В. Якимовой, С.Н. Халтурина, А.И. Ульянова, Н.К. Судзиловского-Русселя, замечательный труд Е.А. Таратута о С.М. Степняке-Кравчинском. Должное место уделено народничеству в коллективной монографии о второй революционной ситуации в России (отв. ред. Б.С. Итенберг).

После распада СССР наши историки уже не проявляют былого интереса к народничеству, как и вообще к революционному движению. Приятных исключений - что называется, раз-два и обчелся. Зато в посткоммунистической публицистике (даже на страницах солидных изданий) народники стали обиходной мишенью для нападок, похожих на те, которым они подвергались со стороны их карателей, царских палачей. Впрочем, сегодняшние критики народничества идут еще дальше прежних. Показателен вывод бывшего историка КПСС Л.Н. Краснопевцева “о фактическом прочном союзе и постоянной взаимной (?? -- Н.Т.) поддержке отстаивавших в сущности единый путь развития России былого дворянского самодержавия Романовых и крепнувшего в этом союзе красного самодержавия Нечаева - Желябова - Ленина”. Разницу между этими самодержавиями Краснопевцев усматривает лишь в том, что “царское самодержавие стояло на почве жизни, имело в ней опору”, а “рвущееся к власти самодержавие революционеров было совершенно нежизнеспособным”. Дальше этого вывода идти некуда, ибо дальше, как любил говорить Г.В. Плеханов, “уже начинается комическое царство вполне очевидного абсурда”.

Борьба народничества и марксизма была в свое время одной из ярких и необходимых страниц нашей общественной истории. Оба направления глубоко различались друг от друга по стольким существенным пунктам, что никакое примирение между ними не было возможно. Возникшая отсюда ожесточенная полемика была вполне естественна и не могла не привлечь общественного внимания, так как дело шло о смене одного широко распространенного мировоззрения другим.

Со времени этих споров прошло около двух десятилетий, но марксизм и народничество по-прежнему делят между собой нашу радикальную интеллигенцию и занимают на словах, если не на деле, ту же непримиримую позицию по отношению друг к другу. Но что было правильно и неизбежно прежде, то все более и более становится в наше время, не имеющим под собой почвы, пережитком прошлого.

На самом деле в наше время уже не существует ни марксизма, каков он был десять лет тому назад, ни, тем более, народничества. Пережитое Россией последнее десятилетие было слишком знаменательно, слишком полно событий огромного значения, чтобы какое бы то ни было широкое общественное течение могло не подвергнуться их влиянию. В частности, и марксизм и народничество испытали такие глубокие превращения, что под прежними партийными флагами оказалось совершенно новое идейное содержание.

Что касается народничества, то в семидесятых годах, когда оно достигло своего полного развития и апогея общественного влияния, оно было стройной и законченной доктриной, в основе которой лежала идеализация условий крестьянского натурального хозяйства. Конечно, народничество, в лице своих лучших представителей, было всего менее склонно идеализировать те конкретные условия, в которых велось хозяйство русского мужика. Огромной заслугой народничества было именно вытеснение всего мрака, нищеты, всяческого насилия и бесправия, среди которых приходилось жить русскому мужику. Но народники думали, что выход из всего этого указывается народным идеалом свободного и самостоятельного крестьянского хозяйства на своей земле. Капиталистическая система хозяйства рассматривалась народниками под углом зрения крестьянских интересов как опасный враг, борьба с которым вполне возможна, хотя и не легка. Не только в сфере сельского хозяйства, но и в промышленности крестьянин может отстоять свою хозяйственную самостоятельность и с успехом бороться с капиталистом, если только ему придет на помощь "общество",- иначе говоря, социалистическая интеллигенция.

Напротив, марксисты девяностых годов относились с безусловным отрицанием к крестьянскому хозяйству во всех его сферах и усматривали в нем самый решительный тормоз экономическому прогрессу России. В сельском хозяйстве крупное капиталистическое производство должно вытеснить мелкое крестьянское, подобно тому, как это наблюдается в сфере промышленности. Классовая борьба пролетариата за свои интересы должна явиться движущей силой нашего общественного прогресса, которая сдвинет с места консервативную косность крестьянской массы.

Таковы были взаимоисключающие общественные позиции народничества и марксизма прежде. Что же осталось от них теперь?

Поскольку дело идет о крестьянском хозяйстве в сфере земледелия, народничество существенно не изменилось. И теперь, как и раньше, народничество защищает крестьянское земледелие и верит в его жизнеспособность. Но отношение народничества к капитализму вообще изменилось очень глубоко. Теперь уже никто из народников не верит в возможность для русской промышленности сложиться в систему артелей и, таким образом, избежать капиталистической фабрики. Тот самый В.П. Воронцов, который в 1882 г. полагал, что "есть надежда повернуть весь процесс развития народного труда на народный путь, на путь артелей", признал в 1907 г., что "предсказание Маркса" осуществилось: Россия подчинилась "неумолимым законам" экономической эволюции и в ней водворяется форма хозяйственного быта, известная под именем капиталистической". Молодые народники не отрицают, что развитие фабрики является процессом прогрессивным и что натуральное крестьянское хозяйство неизбежно разлагается современным хозяйственным строем. Они настаивают лишь на том, что наряду с фабриками остается место и кустарному производству, что и в пределах капиталистической системы крестьянское хозяйство не отмирает и что в земледелии и промышленности экономическая эволюция имеет не только различный, но даже противоположный характер: в то время как в промышленности неудержимо растет крупное производство, фабрика, в земледелии крестьянское хозяйство сильнее крупного капиталистического и постепенно вытесняет последнее.

Что касается марксизма, то он испытал не менее глубокое превращение. Крестьянство представляет собой безусловно господствующий, по численности, класс русского населения. Поэтому, никакая партия, опирающаяся на народные массы, не может идти вразрез с крестьянскими интересами. Марксистам пришлось в этом убедиться при первом же соприкосновении с практической жизнью. Чтобы стать политически влиятельной партией, они должны были согласовать свою общественную программу с интересами крестьянства. В результате получилось, что аграрные программы марксистов стали все больше приближаться к аграрным программам народников, пока, наконец, между ними не исчезли какие бы то ни было принципиальные различия. И те, и другие почти с одинаковой энергией требовали перехода земли в руки крестьянства.

Марксисты прежнего времени, твердо стоявшие на почве классовой борьбы, относились равнодушно или даже враждебно к кооперации. Напротив, марксисты нашего времени нисколько не менее народников сочувствуют кооперации и принимают, в лице своих представителей, деятельное участие в кооперативном движении. Наши наиболее видные кооператоры выходят даже теперь, по преимуществу, из среды марксистов.

При таком положении дела старые споры и разногласия решительно утрачивают свой смысл. Жизнь, своей властной рукой, вынула из-под них почву.

2. Исторический источник: основные направления источниковедческих исследований, классификация источников по истории России

история сталин народничество марксизм

Исторические источники как таковые имеют весьма и весьма неоднородную природу. Поэтому в источниковедении давно фигурируют самые разнообразные системы классификации исторических источников. Безусловно, все они связаны с определениями исторического источника и во многом зависят от последних. В целом можно выделить несколько типов классификации:

1. Классификация по цели создания. Предложена немецким ученым И. Дройзеном. В соответствии с ней источники делились на: ненамеренные (остатки, отражающие факты непосредственно), намеренные (свидетельства) и смешанные (памятники).

2. Классификация по степени близости источника к историческому факту, введена Э. Бернгеймом в 1889 году. Исторические источники разделяются на остатки и традицию. Это разделение источников, а соответственно и источниковедческого анализа (для традиции необходимы и внешняя, и внутренняя критики, для остатков -- достаточно внешней), было весьма широко распространено в источниковедении.

3. Классификация источников по носителю известна по трудам Э. Фримена, который разделил источники на: вещественные (памятники), письменные (документы) и словесные (повествования). В несколько видоизмененном виде эта система вошла в практику источниковедения в советский период, здесь источники были классифицированы в соответствии со способом кодирования и хранения информации на семь типов.

4. Смешанная классификация по цели создания и носителю (А. Ксенополь): вещественные (памятники), ненамеренные и осознанные (документы).

5. Классификация К. Эрслева по способу отражения источником исторического факта: остатки (людей и природные), изделия, произведенные людьми, факты современной жизни, дающие представление о событиях прошлого.

6. Классификация А.С. Лаппо-Данилевского: источники, изображающие историческое явление, и источники, отображающие явление". Благодаря первым возможно непосредственное восприятие события, данные вторых требуют "расшифровки".

7. Источники могут быть разделены также по видам: летописи, акты, мемуары, периодическая печать и т. д.

В современном источниковедении принято классифицировать исторические источники на пять больших групп:

Первый, самый многочисленный тип представляют письменные исторические источники, которые, в свою очередь, подразделяются на следующие основные виды:

1) законодательные источники, включающие памятники древнерусского права, светского права и прочие законодательные памятники;

2) актовый материал;

3) делопроизводственные текущие документы;

4) статистические документы, а также документы экономического и географического порядка;

5) документы личного происхождения (мемуары, дневники, переписка);

6) периодическая печать;

7) публицистика и литературные памятники.

Ко второму типу следует относить материальные (вещественные) памятники. К материальным реликтам, к примеру, относятся архитектурные ансамбли, остатки жилищных комплексов, другие предметы ремесленного производства, произведения искусства, машинная и боевая техника и проч. Весьма многие материальные по-прежнему сокрыты под земным покровом. Их извлечением занимается археология - наука, изучающая, главным образом путем раскопок, материальные памятники древней и средневековой истории. Роль археологических изысканий первостепенна в тех случаях, когда производится историческая реконструкция древних эпох и народов, не имевших письменности. Поэтому специфика работы археолога заключена в том, что он часто прибегает к применению достижений вспомогательных исторических дисциплин, естествознания и даже точных наук [2].

Третий тип исторических источников представляют этнографические памятники, содержащие те или иные сведения о различных народах, их названиях, ареалах расселения, специфике их культурной жизни, а также об особенностях их религиозных верований, обрядов и обычаев.

Четвертый тип источников представлен фольклором - устным народным творчеством различных цивилизаций и эпох. К фольклорным источникам относятся: легенда - народное предание о жизни какого-либо лица или о каком-либо событии; эпос - героические сказания, былина; предание - переходящий из поколения в поколение рассказ о былом; сказка - народнопоэтическое повествовательное произведение о вымышленных лицах и событиях с участием волшебных, фантастических сил, и прочие источники. Фольклорные источники, как и данные археологии, приобретают ценность при реконструкции древнейших исторических эпох.

Еще один, пятый тип исторических источников представлен данными лингвистики - наукой о языкознании. Особую роль для историка в воссоздании картины древней истории имеет также топонимика, раздел языкознания, изучающий собственные географические названия в их совокупности.

Так же бывают: устные источники, фотодокументы, фонодокументы, кинодокументы, нумизматические, метрологические, хронологические источники.

Заключение

В ходе проделанной работы мной были сделаны следующие выводы:

Исторические источники -- весь комплекс документов и предметов материальной культуры, непосредственно отразивших исторический процесс и запечатлевших отдельные факты, и свершившиеся события, на основании которых воссоздается представление о той или иной исторической эпохе, выдвигаются гипотезы о причинах или последствиях, повлекших за собой те или иные исторические события.

Существует несколько способов классификации исторических источников, но в современном источниковедении принято классифицировать исторические источники на три большие группы:

1) Письменные источники (законодательные источники, актовый материал, делопроизводственные текущие документы, статистические документы, документы личного происхождения, периодическая печать, публицистика и литературные памятники);

2) Материальные памятники (архитектурные ансамбли, остатки жилищных комплексов, другие предметы ремесленного производства, произведения искусства, машинная и боевая техника);

3) Этнографические памятники (сведения о различных народах, их названиях, ареалах расселения, специфике их культурной жизни, а также об особенностях их религиозных верований, обрядов и обычаев).

Согласно современным представлениям методика источниковедческого анализа включает в себя следующие процедуры и операции:

1. Определение внешних особенностей источника;

2. Установление происхождение источника:

а) установление подлинности памятника,

б) выяснение истории текста, определение его оригинала и последующих вариантов, прочтение текста,

в) определение времени и места возникновения текста, установление его автора (атрибуция),

г) выяснение причин, целей и исторических обстоятельств появления текста, определение его социальных функций в прошлом;

3. Интерпретация или истолкование текста: выяснение смыслов текста, правильное его понимание;

4. Изучение фактического содержания письменного источника и выяснение его соответствия исторической действительности;

5. Источниковедческий синтез памятника.

В настоящей последовательности первые три процедуры, включая истолкование текста, по сути, составляют внешнюю критику источника. Заключительная фаза источниковедческой критики представляет критику внутреннюю [3].

Народничество, идеология и движение разночинной интеллигенции, господствовавшие на буржуазно-демократическом этапе освободительной борьбы в России (1861--95) и отражавшие интересы крестьянской демократии.

Соединяя радикальную буржуазно-демократическую антифеодальную программу с идеями утопического социализма, Народничество одновременно выступало и против пережитков крепостничества, и против буржуазного развития страны.

С момента зарождения в Народничество наметились две тенденции -- революционная и либеральная. В 60--80-х гг. революционные народники разными путями стремились к крестьянской революции.

С середины 1880-х гг. либеральное Народничество, ранее не игравшее существенной роли, стало господствующим направлением. Народничество исчерпало свою революционность и было идейно разгромлено марксизмом. С начала пролетарского этапа ведущая роль в освободительном движении перешла к рабочему классу во главе с марксистско-ленинской партией. В движении Народничество участвовали представители многих национальностей России, идеология

Народничество своеобразно преломлялась в условиях различных национальных районов страны [4].

Список используемых источников

1. Искра. № 1-52. Полн. текст под ред. и с предисл. П.Н. Лепешинского. Л., 1925. Вып. 1. С. 10.

2. Методическое пособие. Красников А.А., Елкин С.И., 2002г.

3. Русская история. Орлов А.Г. 2000г.

4. http://bse.sci-lib.com/article080136.html В.Г. Хорос.

Размещено на Allbest.ru