Нэп и культура: неиспользованный шанс

Размещено на http://www.allbest.ru/

Нэп и культура: неиспользованный шанс

Переход к нэпу - новая страница в культурной жизни страны. С 1921 г. начинают сильно сказываться последствия двух войн. По признанию Ленина, со всей остротой выявилось противоречие, «разрыв между величием начатых... задач и нищетой как материальной, так и духовной».

Кризис в стране проявился во всех без исключения областях. Необходимо было определить основное звено, взявшись за которое, можно вытянуть всю цепь. Таким звеном явилось возрождение народного хозяйства. Решение этой задачи потребовало пойти на жертвы во всех иных областях, в том числе и культурной. Доля расходов на народное образование в государственном бюджете резко сократилась: с 10 % в 1920 г. до 2-3 % в 1922 г. Острая нехватка средств заставила государство перевести финансирование школ на местные бюджеты. Не помогла и такая непопулярная мера, как введение платы за обучение, которая покрывала 30 % расходов. К 1922 г. сеть начальных школ и вузов сократилась, число учащихся уменьшилось. Прекратили свое существование почти 90 % изб-читален, 75 % всех клубов. Численность работников политпросвета составляла 10 тыс. человек, хотя еще в 1921 г. их насчитывалось 475 тыс. По свидетельству самих руководителей Главполитпросвета, 1922 г., «особенно первая его половина, прошла под знаком катастрофы по всей линии политико-воспитательной работы». То, что случилось с культурой в 1922 г., должно было произойти неизбежно, так как небывалый размах культурного строительства в первые годы советской власти не соответствовал экономическим возможностям государства. Нэп обнажил те «узкие места», которые до поры удавалось закрывать с помощью характерных для «военного коммунизма» методов: мобилизации кадров, пайков, спецсредств и т.д. Однако культурная сфера нуждалась в постоянной материальной помощи со стороны государства.

Тенденции к оздоровлению хозяйственной жизни страны наметились в 1923 г. Была стабилизирована финансовая система, шло расширение экспорта, началось производство первых отечественных автомобилей. Городская перепись 1923 г. зафиксировала рост населения в городах, прекратился отток в деревню. В начале 1927 г. численность горожан была выше довоенного уровня на 6%. Урбанизация потребовала увеличения расходов на школу и профессионально-техническое образование. С осени 1924 г. вернулись к государственному финансированию системы образования. Вместе с тем проблем было немало. Только 50 % учащихся обеспечивались учебниками и другими письменными принадлежностями.

Полиграфическая промышленность удовлетворяла потребности страны всего на 52-54%. В результате строительства крупных полиграфкомбинатов и привлечения частных предприятий удалось решить и эту проблему. Значительно улучшилось снабжение канцтоварами. Благодаря американскому предпринимателю А. Хаммеру в стране развернулось собственное карандашное производство, часть продукции страна начала экспортировать в Англию, Турцию, Китай.

Удельный вес ассигнований на культуру, планирование которой началось при разработке первого пятилетнего плана, достиг в 1926/1927 бюджетном году почти 10-11 % государственного бюджета. Были созданы материальные условия для культурной революции в стране.

Государству активно помогала общественность. В 1923 г. было создано общество «Долой неграмотность» (ОДН); председателем Центрального правления стал Калинин. Неграмотность среди населения в возрасте 35 лет предполагалось ликвидировать к 10-летию Октября; было обучено 17 млн. человек. По переписи 1926 г. грамотных насчитывалось 51,5 %. Такие темпы не отвечали потребностям первой страны социализма. В 1928 г. по инициативе комсомола начался культпоход молодежи за полный ликбез. К работе подключились парторганизации. ЦК ВКП (б) в 1929 г. принял специальное постановление “О работе по ликвидации неграмотности”, обязав коммунистов возглавить и этот фронт борьбы. К концу 20-х гг. поступила очередная директива: превратить районы сплошной коллективизации в районы сплошной грамотности. В отчетных рапортах зазвучали оптимистические итоги: в начале 30-х гг. в школах ликбеза обучалось около 40 млн. человек, 13 национальных республик и областей достигли поставленной цели.

Одновременно шла активная работа по стабилизации системы образования. К середине 20-х гг. в школьном образовании сформировалась определенная система: начальная 4-летняя школа (1-я ступень), 5-9 классы (2-я ступень), 7-летняя школа в городах, школа крестьянской молодежи (ШКМ).

Массовой формой подготовки кадров для предприятий стали ФЗУ, где в основном учились дети рабочих. Появились в стране первые техникумы (индустриально-педагогические, медицинские, сельскохозяйственные и др.) с трехлетним сроком обучения. Оправдывали себя и рабфаки, созданные в начале 20-х гг. Первые представители советской интеллигенции в основном прошли эту ступень, дающую надежные гарантии для будущей карьеры. За 20-е гг. в стране была создана широкая сеть вузов, втузов, институтов и курсов повышения квалификации.

Были развернуты и другие формы подготовки специалистов. Одна из них - выдвиженчество из числа передовой молодежи. Недостаток профессионализма компенсировался организаторскими способностями и преданностью идеалам. Подготовка выдвиженцев шла через систему курсов, школ, вузов по очной и заочной формам.

Массовой формой подготовки руководящих кадров в конце 20-х гг. стала система совпартшкол 1-й и 2-й ступеней. Работали курсы красных директоров, преобразованные затем в промакадемии. Первая промакадемия открылась в 1927 г. в Москве при ВСНХ СССР.

Активная работа по подготовке молодых кадров была обусловлена традиционным недоверием власти к дореволюционным специалистам. В них по-прежнему видели потенциальных врагов, способных предать идеалы социализма. Устойчивая неприязнь к интеллигенции, формировавшаяся веками, еще больше обострилась в условиях перехода к нэпу, хотя 1922 г. многим сулил большие надежды. Была вера, что все лишения, кровь, насилие, распад жизни и человеческих отношений - временные, что все это лишь трагический переход от одного состояния общества к другому, от прошлого к светлому будущему.

В эмиграции распространилось движение «сменовеховства», т. е. примирения с советской властью. На родину вернулось более 120 тыс. беженцев. Однако надеждам интеллигенции на создание в стране гражданского общества не суждено было сбыться. Большевистская Россия колебалась относительно своего выбора: или вернуться в привычный мир европейских отношений со всеми вытекающими отсюда последствиями - поисками компромиссов, допуском политического плюрализма, свободным рынком, - или отгородиться от Европы железным занавесом, замкнуться в одиночестве классового превосходства.

Нэп для многих в Советской России был помехой, и в первую очередь для новой касты людей - «совслужащих», число которых увеличилось по сравнению с 1917 г. с 1 до 2,5 млн человек. Бюрократический аппарат безошибочно рассмотрел в возрождении свободного рынка смертельную угрозу своим партийным «привилеям», портфелям и пайкам. Контратака была неизбежной. Но открыто атаковать нэп новый класс не решался: слишком очевидны были позитивные результаты. Наступление повели в той единственной сфере, где большевики считали себя непререкаемым авторитетом - в идеологии. Первой жертвой этого скрытого наступления на нэп стала интеллигенция. Идею борьбы с инакомыслящими поддержал Ленин, который еще 3 марта 1922 г. разъяснял своим единомышленникам: «Величайшая ошибка думать, что нэп положил конец террору. Мы еще вернемся к террору, террору экономическому».

Первыми жертвами борьбы с так называемой «внутренней эмиграцией» стали авторы сборника статей «Освальд Шпенглер и закат Европы» Н. Бердяев, Ф. Степун, Я. Букшпан и С. Франк. Следующий удар был нанесен Питириму Сорокину, которого, окрестив «крепостником, реакционером и дипломированным лакеем поповщины», решили выслать из страны. Для создания правовых основ предстоящей карательной акции Ленин 15 марта 1922 г. поручил наркому юстиции Д. И. Курскому найти формулировку, ставящую деятельность любых других партий в связь с международной буржуазией, и внести конкретные дополнения в Уголовный кодекс: о замене расстрела в некоторых случаях высылкой за границу, расширенном применении расстрела (или изгнания) и расстреле за нелегальное возвращение из эмиграции. Новый Уголовный кодекс с учетом пожеланий вождя вступил в силу уже 1 июня. Непоколебимая уверенность в постоянных неприятельских происках толкала Ленина на как бы целесообразные (всякий раз применительно ко вновь открывшимся обстоятельствам) и весьма целенаправленные агрессивные действия. 19 мая им была дана инструкция Ф.Э. Дзержинскому «о высылке за границу писателей и профессоров, помогающих контрреволюции» с требованием «собрать систематические сведения» обо всех «подозрительных». А подозрительного в новой общественной атмосфере, созданной нэпом, было немало. В Москве по инициативе Н. Бердяева открылась Вольная академия духовной культуры. Возобновилось издание многих дореволюционных журналов: «Былое», «Голос минувшего», «Право и жизнь», «Вопросы философии и психологии», «Экономист», «Артельное дело». В эту короткую оттепель 1922 г. вышел первый номер альманаха «Шиповник», авторами которого были В. Ходасевич, Ф. Сологуб, А. Ахматова, Л. Леонов, Б. Зайцев, А. Эфрос и др. Никто из них еще не знал, что первый номер альманаха будет и последним. Активизировали свою деятельность частные издательства: «Берег», «Мысль», «Цех поэтов», «Парфенон». Центрами притяжения для интеллигенции стали Философское общество при Петроградском университете и аналогичные организации в Костроме, Саратове, Ростове-на-Дону.

Опасные течения были замечены на II Всероссийском съезде врачебных секций. По словам наркома здравоохранения Н.А. Семашко, непокорные врачи восхваляли медицину земскую в противовес советской, желали демократии, стремились «стать вне общепрофессионального рабочего движения» и мечтали о собственном печатном органе.

Основные «осиные гнезда» инакомыслящих были обнаружены в Московском и Петроградском университетах, Сельскохозяйственной академии и Агрономическом институте, Московском высшем техническом училище и Петроградском политехническом институте, Коммерческом и Археологическом институтах. Чистке по признаку умственной полноценности подлежали правоведы и философы, историки и литераторы, агрономы и экономисты, инженеры и врачи. Особое негодование вызывали у власти бывшие деятели упраздненных партий (меньшевики, кадеты, эсеры), члены Всероссийского комитета помощи голодающим, репрессированные еще в 1921 г., кооператоры, в том числе сотрудники кооперативных издательств «Задруга», «Агроном», «Берег».

Идею государственного погрома интеллигенции одобрила XII партконференция, обсуждавшая задачи партии в связи с возрождением буржуазной идеологии в стране.

В августе-сентябре 1922 г. по административному решению ОГПУ без суда и следствия за границу было выслано около 200 человек. В их числе были общественные деятели С. Прокопович, Е. Кускова, А. Пешехонов, В. Водовозов; философы Н. Бердяев, П. Сорокин, С. Франк, И. Ильин, Б. Вышеславцев, Н. Лосский, С. Булгаков; профессора Б. Бруцкус, А. Кизеветтер, В. Мякотин, М. Новиков, Л. Карсавин, Г. Флоровский и многие другие.

В истории послереволюционной России это был первый случай, когда людей «выдворяли» с родины без их согласия. Независимая личность была опасна для новой власти. Непокорных изгнали за их самодостаточность и нежелание мириться с произволом.

Один из вынужденных эмигрантов В.Ф. Ходасевич прогнозировал в 1922 г.: «Как бы ни напрягали мы силы для сохранения культуры - ей предстоит полоса временного упадка и помрачения». Через 15 лет П.Л. Капица уже констатировал: «В отношении прогресса науки и техники мы полная колония Запада».

Жертвами репрессий в 20-е гг. стали также представители духовенства и рядовые верующие. Церковь большевики справедливо считали своим самым сильным идеологическим противником. Уже первые удары, нанесенные властью в 1918 г., отделив церковь от государства и школу от церкви, ослабили позиции русского православия. Решающая атака, названная впоследствии годом «церковного террора», была предпринята в 1922 г. Под предлогом помощи голодающим Поволжья Ленин 19 марта 1922 г. направил В.М. Молотову свою печально известную секретную директиву: «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления... Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать». 28 марта 1922 г. в «Известиях ЦК РКП (б)» был опубликован «список врагов народа», который возглавлял патриарх всея Руси Тихон. Всего за 1922 г. только по суду было расстреляно 3447 священнослужителей, число жертв террора достигло 15 тыс. человек. Было ликвидировано свыше 700 монастырей, в Соловецком монастыре был создан СЛОН - Соловецкий лагерь особого назначения. По данным председателя Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при президенте РФ А. Яковлева, в начале 20-х гг. было изъято ценностей на 2,5 млрд золотых рублей. Однако на покупку продовольствия ушло примерно 1 млн. Остальные деньги осели на зарубежных счетах или были направлены на нужды мировой революции. Всего за годы советской власти были уничтожены 200 тыс. священнослужителей; полмиллиона человек подверглись репрессиям.

Трагедию Русской православной церкви усугублял внутренний раскол и активная антирелигиозная пропаганда, проводимая в СССР. В 1925 г. был создан «Союз безбожников», объединивший всех воинствующих атеистов. Комсомольцы, рабселькоровцы активно поддерживали линию партии и с революционным нетерпением разрушали святыни. Они еще не знали о предупреждении, посланном им из эмиграции З. Гиппиус: «... И скоро в старый хлев ты будешь загнан палкой, Народ, не уважающий святынь».

Пропагандистские успехи по ликвидации неграмотности и формированию нового человека были осмыслены не как преодоление, а как полное отрицание старого, в том числе и в культуре. А тут уже недалеко было и до уничтожения церковных и старопечатных книг и самих церквей и монастырей - «центров мракобесия», а также служителей культа, многих представителей «гнилой интеллигенции».

Стратегический результат был достигнут. Упреждающие удары по инакомыслию в 20-е гг. заставили надолго замолчать советскую интеллигенцию.

Ареной борьбы двух мировоззрений - люмпен-пролетарского и общегражданского - стали также литература и искусство. На протяжении 20-х гг. в обществе шла полемика: чем должно заниматься искусство? Споры соответствовали времени создания командно-административной системы и закончились вместе с ее оформлением.

Идеологизация искусства, усиление его пропагандистского значения нагнетали страсти. В условиях малограмотности населения России, только начавшего приобщаться к сокровищнице культуры, идеи революционной непримиримости к инакомыслию приводили к крайне примитивным формам неприятия иной позиции, вражде представителей разных творческих объединений.

Два полюса литературы и искусства - РАПП и «Перевал» - определяли противостояние двух систем ценностей, двух представлений о сущности искусства и его роли в жизни общества.

РАПП - Российская ассоциация пролетарских писателей - была наиболее массовым литературным объединением. Основными печатными органами были журнал «На посту» (1923), а затем - «На литературном посту» (1925). Деятельность РАППа носила, открыто классовый пролетарский характер. Рапповцы претендовали на монополию в области литературного творчества, вели грубые кампании против писателей-»попутчиков»: М. Горького, С. Есенина, А. Толстого.

Против защитников «пролетарской чистоты» в искусстве выступил общественно-публицистический журнал «Красная новь» во главе с редактором А. Воронским. Его авторитет и статус кадрового революционера позволили некоторое время сдерживать атаки литературных экстремистов. Было создано творческое объединение «Перевал», основной задачей которого стало развитие культуры на основе мирового классического наследия и гуманизма. Скрытый потенциал свободной личности привлекал не только перевальцев, он был близок и имажинистам, и «Серапионовым братьям», и М. Горькому, и Б. Пастернаку. Подобное «интеллигентство» не прощалось, поэтому всех их классовые ортодоксы окрестили «попутчиками», т.е. идущими не вместе, а параллельно.

Соперничество и вражда в творческой среде, «кабинетные» дрязги приводили к печальным последствиям. Со второй половины 20-х гг. советская литература стала терять своеобразие, круг тем сужался. Наряду с талантливыми романами М. Горького «Дело Артамоновых», Д. Фурманова «Чапаев», А. Фадеева «Разгром», М. Булгакова «Белая гвардия» и др. в литературу пришел поток бесцветных произведений, созданных в угоду низкохудожественному вкусу массового читателя.

Культурные запросы пролетариата росли медленно. Интересы интеллигенции и всех «бывших» игнорировались. Все это не могло не отразиться на требованиях, предъявляемых властью к искусству. В резолюции ЦК РКП (б) «О политике партии в области художественной литературы» (1925) была поставлена задача создания произведений, рассчитанных на массового читателя. Это была уступка неразвитому сознанию масс. Вместо того, чтобы ориентировать писателей на «подтягивание» культуры народа до понимания всех сложностей художественного образа, резолюция призывала «выработать соответствующую форму, понятную миллионам». Этим решением было положено начало идеологизации литературы и искусства, закреплению партийного контроля над ними. Несмотря на то, что в резолюции формально осуждались действия РАППа, звучал призыв к свободному творческому соревнованию, одновременно ставилась задача обеспечить переход писателей-»попутчиков» на сторону пролетарской идеологии, бороться с буржуазным влиянием в литературе. Объявленный плюрализм точек зрения на деле не состоялся.

К концу 20-х гг. возобладали монопольные взгляды, стремление к унификации искусства, к подчинению множества «единственно верному» направлению, связанному с пролетарской идеологией. Убедительным объяснением происшедших перемен в сознании руководящих деятелей тех лет может быть письмо начальника Главискусства (ведомства, входящего в состав Наркомпроса) А.И. Свидерского, адресованное заведующему Госиздатом Халатову: «До последнего времени основной задачей было сохранение, усвоение и приумножение того ценного, что составило прошлое в области искусства. Теперь стоит другая задача... Это - овладение искусством со стороны рабочих и крестьянских масс или, выражаясь образно, своего рода «захват» искусства трудящимися. Для этого оно должно реконструироваться во всех отношениях…».

Реконструкция искусства осуществлялась по всем правилам фронтальной атаки. В живописи в первой половине 20-х гг. активно работало множество группировок и направлений: Ассоциация художников революции (АХР, 1922) - И. Бродский, Г. Ряжский, К. Юон; «Общество московских живописцев» - Р. Фальк, И. Машков, А. Лентулов, И. Грабарь. В 1925 г. выпускниками первого советского художественного вуза - ВХУТЕМАСа - было основано «Общество художников-станковистов» (ОСТ). Работы остовцев (А. Дейнеки, Д. Штеренберга, А. Лабаса, Ю. Пименова, А. Тышлера и др.) были современны и по форме, и по содержанию. Безупречной профессиональной культурой, умелым сочетанием традиции и новизны отличались произведения бывших мирискусников и группы «Голубая роза» П. Кузнецова, К. Петрова-Водкина, М. Сарьяна, создавших в 1924 г. новое «Общество художников 4 искусства».

Хотя в среде художников не было таких ожесточенных споров о ложном и истинном искусстве, как у писателей, однако к концу 20-х гг. благодаря поддержке власти лидером стала АХР, выражавшая официальную точку зрения в живописи.

Постепенно отрабатывался «единственно верный» критерий и в архитектуре. Творческое соревнование между «конструктивистами» (братья А. и В. Веснины, М. Гинзбург) и «рационалистами» (К. Мельников, Н. Ладовский) в первой половине 20-х гг. явилось мощным стимулом для создания блестящих проектов: Дворец труда, Дворец культуры им. Лихачева в Москве (братья Веснины), павильон СССР на Международной выставке декоративного искусства в Париже в 1925 г. (К. Мельников), генеральный план реконструкции Москвы (А. Щусев и Н. Жолтовский). Стремление перестроить советский быт вдохновляло многих художников-дизайнеров (В. Татлина, Л. Попову, А. Родченко, С. Степанову) на поиски современных моделей мебели, интерьера, тканей.

К концу 20-х гг. смелые эксперименты уже не приветствовались. Коммуналки и общежития постепенно потеснили дворцы.

Значительных успехов в своем развитии достигло искусство кино. Поддержанный властью, советский кинематограф занял прочное место в новой культуре. Начало «золотому десятилетию» Великого Немого положили документальные фильмы Дзиги Вертова («Шагай, Советы», «Шестая часть мира», «Человек с аппаратом») и Л. Кулешова («На Красном фронте», «Необычайные приключения мистера Виста в стране большевиков»), которые зафиксировали реальные события революционных лет. В середине 20-х гг. появилась целая плеяда зрелых мастеров, снявших кинофильмы, достойные мирового уровня: С. Эйзенштейн (триптих «Стачка», «Броненосец Потемкин», «Октябрь»), А. Довженко («Звенигора», «Арсенал», «Стачка»), В. Пудовкин («Мать»).

Новый импульс в своем развитии получил театр. К.С. Станиславским, В.И. Немировичем-Данченко, В.Э. Мейерхольдом, Е.Б. Вахтанговым, А.Я. Таировым были созданы шедевры драматического искусства: «Дни Турбиных» М. Булгакова, «Шторм» В. Билль-Белоцерковского, «Любовь Яровая» К. Тренева и др.

Многообразие культурной жизни советского общества в 20-е гг. не должно затмевать главного: политика правящей партии была четкой и ясной с точки зрения принципов. Это была классовая политика, отрицавшая такие ценности цивилизации, как свобода, демократия, права личности. Опора на фундаментальные основы большевизма, допуская разногласия в частностях, категорически не сочеталась с так называемыми буржуазными ценностями, которым была объявлена беспощадная война. Эта линия и была той основой, на которой строилась культурная политика и которая, в конечном счете, вела не к духовному возвышению общества, а к его деградации.

Борьба за доступность и массовость в просвещении сопровождалась снижением общего уровня культуры.

Интенсивные поиски новых форм и стилей в первой половине десятилетия создавали благоприятную почву для будущих творческих находок. Однако властное стремление ввести художественные искания в определенное русло привело к унификации, единообразию в искусстве.

Переход к нэпу - новая страница в культурной жизни страны. С 1921 г. начинают сильно сказываться последствия двух войн. По признанию Ленина, со всей остротой выявилось противоречие, «разрыв между величием начатых... задач и нищетой как материальной, так и духовной».

Кризис в стране проявился во всех без исключения областях. Необходимо было определить основное звено, взявшись за которое, можно вытянуть всю цепь. Таким звеном явилось возрождение народного хозяйства. Решение этой задачи потребовало пойти на жертвы во всех иных областях, в том числе и культурной. Доля расходов на народное образование в государственном бюджете резко сократилась: с 10 % в 1920 г. до 2-3 % в 1922 г. Острая нехватка средств заставила государство перевести финансирование школ на местные бюджеты. Не помогла и такая непопулярная мера, как введение платы за обучение, которая покрывала 30 % расходов. К 1922 г. сеть начальных школ и вузов сократилась, число учащихся уменьшилось. Прекратили свое существование почти 90 % изб-читален, 75 % всех клубов. Численность работников политпросвета составляла 10 тыс. человек, хотя еще в 1921 г. их насчитывалось 475 тыс. По свидетельству самих руководителей Главполитпросвета, 1922 г., «особенно первая его половина, прошла под знаком катастрофы по всей линии политико-воспитательной работы». То, что случилось с культурой в 1922 г., должно было произойти неизбежно, так как небывалый размах культурного строительства в первые годы советской власти не соответствовал экономическим возможностям государства. Нэп обнажил те «узкие места», которые до поры удавалось закрывать с помощью характерных для «военного коммунизма» методов: мобилизации кадров, пайков, спецсредств и т.д. Однако культурная сфера нуждалась в постоянной материальной помощи со стороны государства.

Тенденции к оздоровлению хозяйственной жизни страны наметились в 1923 г. Была стабилизирована финансовая система, шло расширение экспорта, началось производство первых отечественных автомобилей. Городская перепись 1923 г. зафиксировала рост населения в городах, прекратился отток в деревню. В начале 1927 г. численность горожан была выше довоенного уровня на 6 %. Урбанизация потребовала увеличения расходов на школу и профессионально-техническое образование. С осени 1924 г. вернулись к государственному финансированию системы образования. Вместе с тем проблем было немало. Только 50 % учащихся обеспечивались учебниками и другими письменными принадлежностями.

Полиграфическая промышленность удовлетворяла потребности страны всего на 52-54 %. В результате строительства крупных полиграфкомбинатов и привлечения частных предприятий удалось решить и эту проблему. Значительно улучшилось снабжение канцтоварами. Благодаря американскому предпринимателю А. Хаммеру в стране развернулось собственное карандашное производство, часть продукции страна начала экспортировать в Англию, Турцию, Китай.

Удельный вес ассигнований на культуру, планирование которой началось при разработке первого пятилетнего плана, достиг в 1926/1927 бюджетном году почти 10-11 % государственного бюджета. Были созданы материальные условия для культурной революции в стране.

Государству активно помогала общественность. В 1923 г. было создано общество «Долой неграмотность» (ОДН); председателем Центрального правления стал Калинин. Неграмотность среди населения в возрасте 35 лет предполагалось ликвидировать к 10-летию Октября; было обучено 17 млн. человек. По переписи 1926 г. грамотных насчитывалось 51,5 %. Такие темпы не отвечали потребностям первой страны социализма. В 1928 г. по инициативе комсомола начался культпоход молодежи за полный ликбез. К работе подключились парторганизации. ЦК ВКП (б) в 1929 г. принял специальное постановление “О работе по ликвидации неграмотности”, обязав коммунистов возглавить и этот фронт борьбы. К концу 20-х гг. поступила очередная директива: превратить районы сплошной коллективизации в районы сплошной грамотности. В отчетных рапортах зазвучали оптимистические итоги: в начале 30-х гг. в школах ликбеза обучалось около 40 млн. человек, 13 национальных республик и областей достигли поставленной цели.

Одновременно шла активная работа по стабилизации системы образования. К середине 20-х гг. в школьном образовании сформировалась определенная система: начальная 4-летняя школа (1-я ступень), 5-9 классы (2-я ступень), 7-летняя школа в городах, школа крестьянской молодежи (ШКМ).

Массовой формой подготовки кадров для предприятий стали ФЗУ, где в основном учились дети рабочих. Появились в стране первые техникумы (индустриально-педагогические, медицинские, сельскохозяйственные и др.) с трехлетним сроком обучения. Оправдывали себя и рабфаки, созданные в начале 20-х гг. Первые представители советской интеллигенции в основном прошли эту ступень, дающую надежные гарантии для будущей карьеры. За 20-е гг. в стране была создана широкая сеть вузов, втузов, институтов и курсов повышения квалификации.

Были развернуты и другие формы подготовки специалистов. Одна из них - выдвиженчество из числа передовой молодежи. Недостаток профессионализма компенсировался организаторскими способностями и преданностью идеалам. Подготовка выдвиженцев шла через систему курсов, школ, вузов по очной и заочной формам.

Массовой формой подготовки руководящих кадров в конце 20-х гг. стала система совпартшкол 1-й и 2-й ступеней. Работали курсы красных директоров, преобразованные затем в промакадемии. Первая промакадемия открылась в 1927 г. в Москве при ВСНХ СССР.

Активная работа по подготовке молодых кадров была обусловлена традиционным недоверием власти к дореволюционным специалистам. В них по-прежнему видели потенциальных врагов, способных предать идеалы социализма. Устойчивая неприязнь к интеллигенции, формировавшаяся веками, еще больше обострилась в условиях перехода к нэпу, хотя 1922 г. многим сулил большие надежды. Была вера, что все лишения, кровь, насилие, распад жизни и человеческих отношений - временные, что все это лишь трагический переход от одного состояния общества к другому, от прошлого к светлому будущему.

В эмиграции распространилось движение «сменовеховства», т.е. примирения с советской властью. На родину вернулось более 120 тыс. беженцев. Однако надеждам интеллигенции на создание в стране гражданского общества не суждено было сбыться. Большевистская Россия колебалась относительно своего выбора: или вернуться в привычный мир европейских отношений со всеми вытекающими отсюда последствиями - поисками компромиссов, допуском политического плюрализма, свободным рынком, - или отгородиться от Европы железным занавесом, замкнуться в одиночестве классового превосходства.

Нэп для многих в Советской России был помехой, и в первую очередь для новой касты людей - «совслужащих», число которых увеличилось по сравнению с 1917 г. с 1 до 2,5 млн человек. Бюрократический аппарат безошибочно рассмотрел в возрождении свободного рынка смертельную угрозу своим партийным «привилеям», портфелям и пайкам. Контратака была неизбежной. Но открыто атаковать нэп новый класс не решался: слишком очевидны были позитивные результаты. Наступление повели в той единственной сфере, где большевики считали себя непререкаемым авторитетом - в идеологии. Первой жертвой этого скрытого наступления на нэп стала интеллигенция. Идею борьбы с инакомыслящими поддержал Ленин, который еще 3 марта 1922 г. разъяснял своим единомышленникам: «Величайшая ошибка думать, что нэп положил конец террору. Мы еще вернемся к террору, террору экономическому».

Первыми жертвами борьбы с так называемой «внутренней эмиграцией» стали авторы сборника статей «Освальд Шпенглер и закат Европы» Н. Бердяев, Ф. Степун, Я. Букшпан и С. Франк. Следующий удар был нанесен Питириму Сорокину, которого, окрестив «крепостником, реакционером и дипломированным лакеем поповщины», решили выслать из страны. Для создания правовых основ предстоящей карательной акции Ленин 15 марта 1922 г. поручил наркому юстиции Д.И. Курскому найти формулировку, ставящую деятельность любых других партий в связь с международной буржуазией, и внести конкретные дополнения в Уголовный кодекс: о замене расстрела в некоторых случаях высылкой за границу, расширенном применении расстрела (или изгнания) и расстреле за нелегальное возвращение из эмиграции. Новый Уголовный кодекс с учетом пожеланий вождя вступил в силу уже 1 июня. Непоколебимая уверенность в постоянных неприятельских происках толкала Ленина на как бы целесообразные (всякий раз применительно ко вновь открывшимся обстоятельствам) и весьма целенаправленные агрессивные действия. 19 мая им была дана инструкция Ф.Э. Дзержинскому «о высылке за границу писателей и профессоров, помогающих контрреволюции» с требованием «собрать систематические сведения» обо всех «подозрительных». А подозрительного в новой общественной атмосфере, созданной нэпом, было немало. В Москве по инициативе Н. Бердяева открылась Вольная академия духовной культуры. Возобновилось издание многих дореволюционных журналов: «Былое», «Голос минувшего», «Право и жизнь», «Вопросы философии и психологии», «Экономист», «Артельное дело». В эту короткую оттепель 1922 г. вышел первый номер альманаха «Шиповник», авторами которого были В. Ходасевич, Ф. Сологуб, А. Ахматова, Л. Леонов, Б. Зайцев, А. Эфрос и др. Никто из них еще не знал, что первый номер альманаха будет и последним. Активизировали свою деятельность частные издательства: «Берег», «Мысль», «Цех поэтов», «Парфенон». Центрами притяжения для интеллигенции стали Философское общество при Петроградском университете и аналогичные организации в Костроме, Саратове, Ростове-на-Дону.

Опасные течения были замечены на II Всероссийском съезде врачебных секций. По словам наркома здравоохранения Н.А. Семашко, непокорные врачи восхваляли медицину земскую в противовес советской, желали демократии, стремились «стать вне общепрофессионального рабочего движения» и мечтали о собственном печатном органе.

Основные «осиные гнезда» инакомыслящих были обнаружены в Московском и Петроградском университетах, Сельскохозяйственной академии и Агрономическом институте, Московском высшем техническом училище и Петроградском политехническом институте, Коммерческом и Археологическом институтах. Чистке по признаку умственной полноценности подлежали правоведы и философы, историки и литераторы, агрономы и экономисты, инженеры и врачи. Особое негодование вызывали у власти бывшие деятели упраздненных партий (меньшевики, кадеты, эсеры), члены Всероссийского комитета помощи голодающим, репрессированные еще в 1921 г., кооператоры, в том числе сотрудники кооперативных издательств «Задруга», «Агроном», «Берег».

Идею государственного погрома интеллигенции одобрила XII партконференция, обсуждавшая задачи партии в связи с возрождением буржуазной идеологии в стране.

В августе-сентябре 1922 г. по административному решению ОГПУ без суда и следствия за границу было выслано около 200 человек. В их числе были общественные деятели С. Прокопович, Е. Кускова, А. Пешехонов, В. Водовозов; философы Н. Бердяев, П. Сорокин, С. Франк, И. Ильин, Б. Вышеславцев, Н. Лосский, С. Булгаков; профессора Б. Бруцкус, А. Кизеветтер, В. Мякотин, М. Новиков, Л. Карсавин, Г. Флоровский и многие другие.

В истории послереволюционной России это был первый случай, когда людей «выдворяли» с родины без их согласия. Независимая личность была опасна для новой власти. Непокорных изгнали за их самодостаточность и нежелание мириться с произволом.

Один из вынужденных эмигрантов В. Ф. Ходасевич прогнозировал в 1922 г.: «Как бы ни напрягали мы силы для сохранения культуры - ей предстоит полоса временного упадка и помрачения». Через 15 лет П.Л. Капица уже констатировал: «В отношении прогресса науки и техники мы полная колония Запада».

Жертвами репрессий в 20-е гг. стали также представители духовенства и рядовые верующие. Церковь большевики справедливо считали своим самым сильным идеологическим противником. Уже первые удары, нанесенные властью в 1918 г., отделив церковь от государства и школу от церкви, ослабили позиции русского православия. Решающая атака, названная впоследствии годом «церковного террора», была предпринята в 1922 г. Под предлогом помощи голодающим Поволжья Ленин 19 марта 1922 г. направил В. М. Молотову свою печально известную секретную директиву: «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и, не останавливаясь перед подавлением, какого угодно сопротивления... Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели, и думать». 28 марта 1922 г. в «Известиях ЦК РКП (б)» был опубликован «список врагов народа», который возглавлял патриарх всея Руси Тихон. Всего за 1922 г. только по суду было расстреляно 3447 священнослужителей, число жертв террора достигло 15 тыс. человек. Было ликвидировано свыше 700 монастырей, в Соловецком монастыре был создан СЛОН - Соловецкий лагерь особого назначения. По данным председателя Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при президенте РФ А. Яковлева, в начале 20-х гг. было изъято ценностей на 2,5 млрд золотых рублей. Однако на покупку продовольствия ушло примерно 1 млн. Остальные деньги осели на зарубежных счетах или были направлены на нужды мировой революции. Всего за годы советской власти были уничтожены 200 тыс. священнослужителей; полмиллиона человек подверглись репрессиям.

Трагедию Русской православной церкви усугублял внутренний раскол и активная антирелигиозная пропаганда, проводимая в СССР. В 1925 г. был создан «Союз безбожников», объединивший всех воинствующих атеистов. Комсомольцы, рабселькоровцы активно поддерживали линию партии и с революционным нетерпением разрушали святыни. Они еще не знали о предупреждении, посланном им из эмиграции З. Гиппиус: «... И скоро в старый хлев ты будешь, загнан палкой, Народ, не уважающий святынь».

Пропагандистские успехи по ликвидации неграмотности и формированию нового человека были осмыслены не как преодоление, а как полное отрицание старого, в том числе и в культуре. А тут уже недалеко было и до уничтожения церковных и старопечатных книг и самих церквей и монастырей - «центров мракобесия», а также служителей культа, многих представителей «гнилой интеллигенции».

Стратегический результат был достигнут. Упреждающие удары по инакомыслию в 20-е гг. заставили надолго замолчать советскую интеллигенцию.

Ареной борьбы двух мировоззрений - люмпен-пролетарского и общегражданского - стали также литература и искусство. На протяжении 20-х гг. в обществе шла полемика: чем должно заниматься искусство? Споры соответствовали времени создания командно-административной системы и закончились вместе с ее оформлением.

Идеологизация искусства, усиление его пропагандистского значения нагнетали страсти. В условиях малограмотности населения России, только начавшего приобщаться к сокровищнице культуры, идеи революционной непримиримости к инакомыслию приводили к крайне примитивным формам неприятия иной позиции, вражде представителей разных творческих объединений.

Два полюса литературы и искусства - РАПП и «Перевал» - определяли противостояние двух систем ценностей, двух представлений о сущности искусства и его роли в жизни общества.

РАПП - Российская ассоциация пролетарских писателей - была наиболее массовым литературным объединением. Основными печатными органами были журнал «На посту» (1923), а затем - «На литературном посту» (1925). Деятельность РАППа носила открыто классовый пролетарский характер. Рапповцы претендовали на монополию в области литературного творчества, вели грубые кампании против писателей-»попутчиков»: М. Горького, С. Есенина, А. Толстого.

Против защитников «пролетарской чистоты» в искусстве выступил общественно-публицистический журнал «Красная новь» во главе с редактором А. Воронским. Его авторитет и статус кадрового революционера позволили некоторое время сдерживать атаки литературных экстремистов. Было создано творческое объединение «Перевал», основной задачей которого стало развитие культуры на основе мирового классического наследия и гуманизма. Скрытый потенциал свободной личности привлекал не только перевальцев, он был близок и имажинистам, и «Серапионовым братьям», и М. Горькому, и Б. Пастернаку. Подобное «интеллигентство» не прощалось, поэтому всех их классовые ортодоксы окрестили «попутчиками», т. е. идущими не вместе, а параллельно.

Соперничество и вражда в творческой среде, «кабинетные» дрязги приводили к печальным последствиям. Со второй половины 20-х гг. советская литература стала терять своеобразие, круг тем сужался. Наряду с талантливыми романами М. Горького «Дело Артамоновых», Д. Фурманова «Чапаев», А. Фадеева «Разгром», М. Булгакова «Белая гвардия» и др. в литературу пришел поток бесцветных произведений, созданных в угоду низкохудожественному вкусу массового читателя.

Культурные запросы пролетариата росли медленно. Интересы интеллигенции и всех «бывших» игнорировались. Все это не могло не отразиться на требованиях, предъявляемых властью к искусству. В резолюции ЦК РКП (б) «О политике партии в области художественной литературы» (1925) была поставлена задача создания произведений, рассчитанных на массового читателя. Это была уступка неразвитому сознанию масс. Вместо того, чтобы ориентировать писателей на «подтягивание» культуры народа до понимания всех сложностей художественного образа, резолюция призывала «выработать соответствующую форму, понятную миллионам». Этим решением было положено начало идеологизации литературы и искусства, закреплению партийного контроля над ними. Несмотря на то, что в резолюции формально осуждались действия РАППа, звучал призыв к свободному творческому соревнованию, одновременно ставилась задача обеспечить переход писателей-»попутчиков» на сторону пролетарской идеологии, бороться с буржуазным влиянием в литературе. Объявленный плюрализм точек зрения на деле не состоялся.

К концу 20-х гг. возобладали монопольные взгляды, стремление к унификации искусства, к подчинению множества «единственно верному» направлению, связанному с пролетарской идеологией. Убедительным объяснением происшедших перемен в сознании руководящих деятелей тех лет может быть письмо начальника Главискусства (ведомства, входящего в состав Наркомпроса) А.И. Свидерского, адресованное заведующему Госиздатом Халатову: «До последнего времени основной задачей было сохранение, усвоение и приумножение того ценного, что составило прошлое в области искусства. Теперь стоит другая задача... Это - овладение искусством со стороны рабочих и крестьянских масс или, выражаясь образно, своего рода «захват» искусства трудящимися. Для этого оно должно реконструироваться во всех отношениях…».

Реконструкция искусства осуществлялась по всем правилам фронтальной атаки. В живописи в первой половине 20-х гг. активно работало множество группировок и направлений: Ассоциация художников революции (АХР, 1922) - И. Бродский, Г. Ряжский, К. Юон; «Общество московских живописцев» - Р. Фальк, И. Машков, А. Лентулов, И. Грабарь. В 1925 г. выпускниками первого советского художественного вуза - ВХУТЕМАСа - было основано «Общество художников-станковистов» (ОСТ). Работы остовцев (А. Дейнеки, Д. Штеренберга, А. Лабаса, Ю. Пименова, А. Тышлера и др.) были современны и по форме, и по содержанию. Безупречной профессиональной культурой, умелым сочетанием традиции и новизны отличались произведения бывших мирискусников и группы «Голубая роза» П. Кузнецова, К. Петрова-Водкина, М. Сарьяна, создавших в 1924 г. новое «Общество художников 4 искусства».

Хотя в среде художников не было таких ожесточенных споров о ложном и истинном искусстве, как у писателей, однако к концу 20-х гг. благодаря поддержке власти лидером стала АХР, выражавшая официальную точку зрения в живописи.

Постепенно отрабатывался «единственно верный» критерий и в архитектуре. Творческое соревнование между «конструктивистами» (братья А. и В. Веснины, М. Гинзбург) и «рационалистами» (К. Мельников, Н. Ладовский) в первой половине 20-х гг. явилось мощным стимулом для создания блестящих проектов: Дворец труда, Дворец культуры им. Лихачева в Москве (братья Веснины), павильон СССР на Международной выставке декоративного искусства в Париже в 1925 г. (К. Мельников), генеральный план реконструкции Москвы (А. Щусев и Н. Жолтовский). Стремление перестроить советский быт вдохновляло многих художников-дизайнеров (В. Татлина, Л. Попову, А. Родченко, С. Степанову) на поиски современных моделей мебели, интерьера, тканей.

К концу 20-х гг. смелые эксперименты уже не приветствовались. Коммуналки и общежития постепенно потеснили дворцы.

Значительных успехов в своем развитии достигло искусство кино. Поддержанный властью, советский кинематограф занял прочное место в новой культуре. Начало «золотому десятилетию» Великого Немого положили документальные фильмы Дзиги Вертова («Шагай, Советы», «Шестая часть мира», «Человек с аппаратом») и Л. Кулешова («На Красном фронте», «Необычайные приключения мистера Виста в стране большевиков»), которые зафиксировали реальные события революционных лет. В середине 20-х гг. появилась целая плеяда зрелых мастеров, снявших кинофильмы, достойные мирового уровня: С. Эйзенштейн (триптих «Стачка», «Броненосец Потемкин», «Октябрь»), А. Довженко («Звенигора», «Арсенал», «Стачка»), В. Пудовкин («Мать»).

Новый импульс в своем развитии получил театр. К.С. Станиславским, В.И. Немировичем-Данченко, В.Э. Мейерхольдом, Е.Б. Вахтанговым, А.Я. Таировым были созданы шедевры драматического искусства: «Дни Турбиных» М. Булгакова, «Шторм» В. Билль-Белоцерковского, «Любовь Яровая» К. Тренева и др.

Многообразие культурной жизни советского общества в 20-е гг. не должно затмевать главного: политика правящей партии была четкой и ясной с точки зрения принципов. Это была классовая политика, отрицавшая такие ценности цивилизации, как свобода, демократия, права личности. Опора на фундаментальные основы большевизма, допуская разногласия в частностях, категорически не сочеталась с так называемыми буржуазными ценностями, которым была объявлена беспощадная война. Эта линия и была той основой, на которой строилась культурная политика и которая, в конечном счете, вела не к духовному возвышению общества, а к его деградации.

Борьба за доступность и массовость в просвещении сопровождалась снижением общего уровня культуры.

Интенсивные поиски новых форм и стилей в первой половине десятилетия создавали благоприятную почву для будущих творческих находок. Однако властное стремление ввести художественные искания в определенное русло привело к унификации, единообразию в искусстве.

Список источников и литературы

советская россия образование кадр подготовка

1. Аймермахер К. Политика и культура при Ленине и Сталине. 1917-1932 / Пер. с нем. М., 1998.

2. Горяева Т. Политическая цензура в СССР. 1917 - 1991 гг. М., 2002.

3. Жидков В. Театр и власть 1917-1927. От свободы до «осознанной необходимости». М., 2003.

4. Карр Э.Х. Русская революция от Ленина до Сталина. 1917-1929 / Пер. с англ. М., 1990.

5. Мау В. Реформы и догмы. 1914-1929: Очерки истории становления хозяйственной системы советского тоталитаризма. М., 1993.

6. Медведев Ж., Медведев Р. Неизвестный Сталин. М., 2002.

Размещено на Allbest.ru