История политических взглядов

Законодательная власть парламента состоит в том, что он может «отменять старые законы, издавать новые, изменять старые порядки и упорядочивать возникающие, изменять права и владения частных лиц, легитимировать бастардов, определять формы религии, регулировать соотношения весов и мер, определять формы престолонаследия, уточнять сомнительные права... предоставлять субсидии, вводить взимания, налоги и пошлины, объявлять амнистии и помилования, восстанавливать в правах».

Как высший суд (the highest court) парламент может осуждать и освобождать от ответственности тех, кого государь повелел прeдать суду. «Короче, -- подводит юрист итог обзору парламентских полномочий, -- все то, что народ Рима мог делать в центуриатных и трибутных комициях, может делать парламент Англии, который представляет все королевство и получает власть от всего королевства, как от головы, так и от тела».

«Парламент, -- пишет Г.Финч, -- есть суд (a court), объединяющий короля, знать и общины и обладающий абсолютной властью в решении всех проблем». Парламенту принадлежит право «издавать законы, вносить уточнения в законы, определять причины жизни и смерти, отменять ошибочные решения Суда Королевской скамьи». Все декреты парламентариев аналогичны решениям судов (all their decrees are as judgments). «И если парламент допускает ошибку (как это случается), то никто не может исправить ее, кроме самого парламента».

Дж.Доддридж характеризует парламент прежде всего как совет (concilium) и суд (curia). Парламент обладает компетенцией решать вопросы, касающиеся войны, персоны короля, королевы и королевских детей (wars, or matters touching the king's person, the queen, and the king's children), общественных дел (the publick businesse of the commonwealth), а также частные и «специальные» (particular) вопросы после получения частных биллей.

Парламент, по Фр.Тейту, -- это совет (assembly), где три сословия совещаются по поводу государственных дел, принимают ордонансы и законы. Каждая часть парламента имеет свою главную функцию, которую он стремится выразить одним словом: общины -- требуют, лорды -- советуют, король -- утверждает. Функция передачи информации о состоянии государства лежит на общинах в большей мере, чем на двух других частях парламента, ибо представители нижней палаты «проживают во всех концах и местностях страны», поэтому могут заявлять о действительных «нуждах» подданных и просить об улучшениях.

В одном из анонимных трактатов о парламенте сказано, что его власть двойственна. Ибо, с одной стороны, парламент является советом (сonsilium), члены которого должны обсуждать пути улучшения управления государством, с другой -- судом, отправляющим правосудие по некоторым уголовным и гражданским делам.

Автор другого анонимного трактата пишет, что «высокий суд парламента есть не что иное, как высший совет короля (king's great council), который он собирает по случаю толкования, отмены старых и создания новых законов... для наказания злоумышленников (evil doers) и награждения достойных». Парламент призван решать только самые важные вопросы, которые без него решить невозможно, ибо он представляет «общее тело королевства». Это -- законодательство, «усиление почтения к Богу и утверждение блага короля и его народа», а также предоставление королю «наилучших» советов на поступившие от него предложения.

С подобным заключением не согласился бы Дж.Селден, который полагал, что парламент может разбирать любые вопросы (All things are brought to the Parliam't).

Цивилист Дж.Коуэлл писал о парламенте как о собрании (assembly) короля и трех сословий королевства -- духовных лордов, светских лордов и общин, собирающихся для обсуждения государственных проблем, создания и исправления законов. Исходя из перечисленных функций, он приходил к заключению, что парламент стоит выше всех прочих институтов королевства и превосходит их авторитетом.

Парламент, говорил Оливер Сент-Джон, «зовется общим советом королевства (Commune Concilium Regni), поскольку, во-первых, все королевство представлено здесь; во-вторых, в нем все подданные королевства получают доступ ко всем тем проблемам, которые касаются их... в-третьих, интересы всего королевства представлены в нем, к выгоде королевства здесь принимают законы и решают проблемы».

По мнению автора диалога «Аргументы в пользу ежегодных созывов парламента», государство должно создавать условия для процветания людей и нейтрализовать предпосылки, ведущие к их разорению. Как свидетельствует опыт, достигнуть этого можно только посредством принятия законов, которые вырабатываются не одним умным человеком, «не сотней избранных умных советников», ибо они, представляя отдельные территории и местечки, не имеют возможности дойти до «обид» каждого отдаленного угла страны, «но более чем четырьмястами избранными людьми», которые делегированы всеми частями страны, получили от них всю информацию и способны вскрыть каждую частную проблему (defect), нуждающуюся в разрешении. Парламент, будучи местом соединения «людей, представляющих все профессии, места и мнения», не нуждается, таким образом, в дополнительных источниках информации. Он сам -- носитель информации о состоянии государства. Парламентарии, соединенные вместе, напоминают автору сердце, которое в естественном теле распределяет кровь между всеми членами. Парламент -- это сердце «политического тела», которое желание народа (intention of the people) превращает в политическое требование (politique provision) во имя пользы и богатства этого народа. Тем самым народное желание доходит до головы и до всех членов политического тела -- государства, а само «тело становится сильнее и крепче».

Использование парламента для разработки законодательства не только наиболее эффективный, но и наиболее безопасный путь при разрешении государственных проблем, полагает автор диалога. Ибо если даже парламент издаст законы, попирающие какие-то права (parliament's laws produced any outrage), то народ останется спокойным. Он будет ожидать наступления того времени, когда сам парламент изменит их. Но если что-либо подобное установит королевская власть своим эдиктом, то это может вызвать бунты и мятежи.

Автор диалога считает, что хотя парламент принимает к рассмотрению частные билли, но его работу следует организовать таким образом, чтобы «частные билли не препятствовали публичным... оградить наш верховный суд от заваливания его частными исками (private suits), которые отвлекают внимание коммонеров от публичных дел». Главная причина, подчеркивает он, которая побуждает подданных обращаться в парламент с их личными проблемами, заключена в деятельности судебных органов, юрисдикция которых опиралась не на общее право, а на так называемое право справедливости, -- Канцелярию, Палату по делам опеки и ту часть Казначейства (Exchequer Chamber), которая использовала «право справедливости». Кроме того, здесь же упоминается «произвольная юрисдикция», под которой в начале XVII в. обычно подразумевали деятельность так называемых прерогативных судов -- Звездной Палаты, Высокой комиссии, Советов Севера и Уэльса, Палаты прошений. Здесь не место для описания полномочий данных учреждений и истории их возникновения. Скажем только, что в трактате содержится весьма прозрачный намек на то, что сама корона, которая полностью контролировала упомянутые органы и активно использовала их для проведения в жизнь своих решений, является причиной такого потока частных биллей, а значит, и причиной недовольства подданных.

По мнению Эд.Кока, парламенту принадлежит право обсуждать и принимать решения по самым важным вопросам страны, а именно: по вопросам, касающимся короля; состояния королевства; защиты королевства; состояния церкви; защиты церкви. «Власть и полномочия парламента по изданию законов на основе поданных биллей настолько трансцедентны и абсолютны (transcedent and absolute), что не могут быть ограничены», -- заявляет юрист. Даже те акты, которые сам парламент под давлением королевской власти принимает для ограничения своих полномочий, не связывают его в последующем. Он приводит примеры из истории, когда парламент, приняв, затем отменял подобные акты. Своим статутом парламент либо создает новый закон, либо декларирует старый, либо делает добавления к существующим законам. Для принятия правильных решений необходимо иметь полное представление, как сказал бы современник Эд.Кока, о «болезнях политического тела». Главная роль в этом деле принадлежит комитетам палаты общин, название которых по-русски звучит несколько неуклюже -- «комитеты по исследованию недостатков» или, быть может, «комитеты по исследованию источников недовольства» (Committees of Grievances). С формирования таких комитетов начинают свою работу члены нижней палаты, которые в них выступают как «главные следователи королевства» (the generall inquisitors of the realm). На заседаниях этих комитетов изучаются «вопросы» и готовятся решения палаты.

Эд.Кок не забывает отметить, что парламент обладает собственной юрисдикцией. Помимо права парламента пересматривать решения, вынесенные ординарными и экстраординарными судами, он считает необходимым отметить возрождение парламентом старой и забытой практики -- подвергать процедуре импичмента должностных лиц короны, уличенных в получении взяток. В частности, среди коррупционеров, которые были отрешены от должности, как он пишет, «в последнее время», упоминается имя его личного врага Фр. Бэкона.

Следующее важное предназначение парламента -- финансировать государство, т.е. предоставлять королю субсидии, поскольку представления о том, что король должен жить на свой счет и сам оплачивать все то, на что распространяются его прерогативы, продолжали доминировать в сознании. Эд.Кок не упускает случая подчеркнуть, что парламентские субсидии выросли из средневековой «помощи» (auxilia) и первоначально давались «для защиты королевства». Затем он дает полную классификацию всех субсидий -- весьма полезный раздел в тех политических условиях, когда корона, ссылаясь на свои древние права, пыталась расширить сферу обложения. Члены нижней палаты прекрасно осознавали, что пустые сундуки королевского казначейства остаются едва ли не единственной причиной, вынуждающей короля созывать парламент. Вот почему многие из них не решались дать свое согласие на заключение «Великого контракта», который предоставлял бы королю привилегию собирать с подданных ежегодный налог в обмен на его отказ от прав верховного сюзерена над землей и фактическое упразднение рыцарского держания. В 1610 г. Роджер Овен так и говорил в палате общин, что, обретя такой источник пополнения казны, король «перестанет нуждаться в парламенте», как перестали нуждаться в созыве представительного органа во Франции.

Все субсидии подразделяются, как указывает Эд.Кок, на постоянные и временные. К постоянным субсидиям относились обложения, предоставленные когда-то парламентом английской короне на вечные времена. Это -- пошлины, накладываемые на английских и иностранных купцов за перевозку шерсти, кож и вин. К временным субсидиям относились обложения, которые предоставляются парламентом короне на определенное время. Это -- потонный и пофунтовый сбор с кораблей, перевозящих товары, который получает вновь вступивший на престол монарх в зависимости от обстоятельств на разные периоды и даже иногда на всю жизнь. Яков I, кстати, стал владеть правом взимать потонный и пофунтовый сбор от своего первого парламента. Наконец, это -- вотируемый парламентом всякий раз заново поземельный налог, налог с движимого имущества и две пятнадцатины, общая сумма которых составляла около 100 тыс. фунтов. Правда, Эд.Кок указывает, что корона давно отошла от традиции испрашивать обычную помощь. Уже Елизавета Тюдор требовала по 3-4 субсидии и по 6 или 8 пятнадцатин. Ее примеру следовал Яков I. А Карл I получил у парламента в 1628 г. сразу 5 субсидий.

Одним из источников пополнения государственной казны являлась практика раздачи монопольных патентов. Королевская привилегия передавать в руки частных лиц или компаний право торговли определенными товарами опиралась на соответствующие парламентские статуты. Она была традиционной, и уже в силу этого Эд.Кок против нее возражать не мог. Но суммировав примеры из прошлого, он считает необходимым отметить бесперспективность сохранения существующей экономической политики. «Следует заметить, что те акты парламента, которые направляются против свободы торговли, товарооборота (merchandizing), ремесленного производства (handycraft) и изобретательства, никогда не живут долго».

Эд.Кок посчитал необходимым остановиться на тех качествах, которыми, по его мнению, надлежало обладать представителям страны. Идеальный парламентарий предстает в его описании как человек, наделенный качествами, которые юрист называет «качествами слона». Всего их -- пять. Итак, при разрешении общественных дел парламентарию надлежало:

1) быть уравновешенным и, в хорошем смысле, человеком без комплексов, т.е. по своему характеру он должен быть человеком не желчным, лишенным чувства злобы, ущемленности, гнева и зависти (without gall, malice, rancor, heat, and envy);

2) не отступать ни перед королевским гневом, ни перед королевской любовью, оставаться стойким и несгибаемым в защите вольностей и прав, не поддающимся чувству страха и не отступающим перед возможными наградами и милостями;

3) иметь тренированную память, чтобы, помня о прошлых ошибках, предотвращать грядущие опасности;

4) обладать крепким здоровьем;

5) иметь развитый интеллект (maximae virtutis, et maximi intellectus).

Парламентарии всегда отстаивали свои привилегии и вольности. Эд.Кок считает необходимым упомянуть о том, что член парламента не может быть арестован и предан суду во время парламентской сессии, и о том, что парламент вправе предоставлять королю объективную информацию о положении дел в стране. Кроме того, Эд.Кок касается проблемы проведения выборов. По его мнению, выборы в нижнюю палату парламента должны быть свободными. А король не может лишать города и местечки права (если таковое у них имеется) проводить парламентские выборы.

Уже в предреволюционное время был поставлен вопрос о регулярности и периодичности созывов парламента. Анонимный автор диалога «Аргументы в пользу ежегодных созывов парламента» пришел к выводу, что наиболее успешным в Англии было правление тех монархов, которые особенно часто созывали парламенты. Он замечает, что за первые 10--15 лет правления Якова I в стране накопилось много проблем -- от упадка торговли до «коррупции политического тела» и совершения «гнусных преступлений» (enotmities). Для их разрешения, полагает автор, следует ввести практику ежегодных созывов парламента.52 Такой же точки зрения придерживался Эд.Кок. Он писал, что до прихода в Англию нормандов парламент здесь собирался дважды в год. Позднее, при короле Эдуарде I (1272--1307), парламент стали созывать один раз в два года. Его современники, сообщает юрист, пришли к выводу, что «для поддержания статей и статутов, для устранения различных бедствий и несчастий, которые ежедневно случаются, парламент следует собирать каждый год». С такими утверждениями, видимо, были не согласны лорд-казначей Англии Р.Сесил и канцлер Т.Эллесмер. Первый в 1610 г., открывая парламентскую сессию, говорил в палате лордов: «Я надеюсь, что у нас не будет потребности часто собирать парламент, видя, сколь велики прерогативы Его Величества». Второй считал, что частые созывы парламента могут привести к нарушению сложившегося баланса власти. Давая обзор деятельности первого парламента Якова I, который не распускался около шести лет и провел пять сессий, Т.Эллесмер отмечал увеличение роли парламента в жизни страны, вследствие чего страна, по его словам, качнулась в сторону демократической формы правления (popular state).54 Опасения Т.Эллесмера были отнюдь не беспочвенны. Ибо в начале XVII в. иногда раздавались голоса о том, что, созвав парламент, король не должен его распускать, но обязан ждать, пока тот сам не решит распуститься. В 1621 г. Эд.Элфорд заявлял в парламенте, «что король не может распустить парламент в тот момент, когда мы держим заготовки в тигле (forge), пока они не закончены».

Другим вопросом, по которому не удавалось достигнуть согласия между коммонерами и членами королевской администрации, был вопрос о том, с чего следует начинать сессию парламента. Корона всегда хотела, чтобы парламент сразу же переходил к вотированию испрашиваемых ею субсидий. Члены нижней палаты отдавали предпочтение скрупулезному исследованию состояния дел в стране. Они начинали деятельность с выслушивания жалоб, определения недостатков и представления королю петиции или даже нескольких петиций с просьбой об их устранении. Например, в 1628 г. государственный секретарь Дж.Кок, подталкиваемый финансовыми потребностями страны, которая участвовала в Тридцатилетней войне, просил парламент сразу после открытия «оказать королю честь» и предоставить ему помощь (supply). Но палата отказалась пойти по предложенному пути. Эд.Кок заявил по поводу пожеланий королевской администрации: «Мы не можем оказать королю честь. Он имеет ее. Но задача палаты состоит в том, чтобы изучить недостатки (grievances)». По словам некоего Броуна, «дорога к помощи начинается с изучения недостатков». Коллег по палате поддержал У.Эрл: «Деятельность древних парламентов начиналась с обсуждения недостатков. Нет необходимости изменять порядок».

Как мы видим, юристы весьма высоко оценивали парламент и его место в жизни Англии. Априори должно существовать единство и согласие между королем и представляющим общество парламентом, ибо у каждого из них свое предназначение. В одном из выступлений с присущей его ораторскому дару образностью Фр.Бэкон выразил эту мысль так: «Верховная власть короля и права парламента представляют два основания государства (The sovereignity of the king and the liberty of the parliament are 2 elements of estate). Упразднить парламент -- значит позволить истекать кровью ранам государства. Ирония не исчезнет, но умножится. Что до короля, то монарх по традиции и по праву наследования не может покинуть свою стезю. И первое, и второе опасно. Нам надлежит осознать, что составленное из разнородных частей тело -- больное тело и что такие тела не имеют долгой жизни. Два элемента государства должны вести себя так же, как части наших тел, в которых одна смягчает тяжелый нрав другой».

Современниками предполагалось, хотя на практике это было, скорее, ритуалом, присутствие короля при выработке законов и обязательное его согласие (уже реальное, а не ритуальное) при придании законопроекту силы закона. Хотя нигде прямо не обозначена зависимость короля от парламента или парламента от короля, часто отмечалась зависимость состояния государства от согласованности их действий. Поэтому весьма последовательно проводилась мысль о том, что наиболее важные проблемы государственной жизни могут быть решены только парламентом или королем в парламенте. Зависимость же парламента от короля сведена к декларированию положения о том, что время созыва и роспуска парламента определяется королевским декретом.

Однако в начале XVII в. королевская власть стремилась сделать парламент более управляемым и зависимым, что, естественно, встречало сопротивление со стороны преимущественно членов нижней палаты. Например, в 1604 г. палата общин, проверяя полномочия избранных в нее коммонеров, выяснила, что в Бекингэмшире выборы проводились дважды. Королевская Канцелярия, куда поступали сведения о выборах, аннулировала избрание Фр.Гудвина, являвшегося, по ее данным, несостоятельным должником, и распорядилась провести повторные выборы, в ходе которых победу одержал член Тайного Совета Дж.Фортескью. Палата общин, сочтя действия королевской Канцелярии покушением на процедуру проведения свободных выборов и на свою привилегию проверять их результаты, аннулировала мандат Дж.Фортескью и повелела Фр.Гудвину занять место в палате. Король вступился за учреждение лорда-канцлера. Палата в ответ обратилась к королю с петицией, в которой доказывала обоснованность своих действий. В результате длительных согласований, в которых участвовали сам Яков I, члены Тайного Совета, судьи судов общего права и представители нижней палаты, был подтвержден принцип проведения свободных выборов и принято компромиссное решение -- отменить результаты всех выборов по данной местности и провести выборы в третий раз.

Параллельно палата разбирала случай с избранным в парламент от городка Стейнинга (графство Суссекс) Т.Шерли, который за долги был заключен в тюрьму буквально накануне открытия сессии. Коммонеры, ссылаясь на свою привилегию свободы от ареста, требовали освобождения заключенного посредством издания соответствующего приказа (habeas corpus), но должностные лица, включая коменданта тюрьмы, противились этому. В конце концов палате удалось отстоять свое право. Т.Шерли занял место в палате. А она приняла специальный акт, провозглашающий незыблемость принципа свободы коммонеров от ареста.

Мы упомянули об этих двух случаях в работе по общественной мысли потому, что они стали поводами для принятия палатой специального документа -- «Апологии палаты общин», в котором были перечислены основные ее права и привилегии.

В «Апологии» общины описывают то, что внушало им беспокойство. По их мнению, «исконные права подданных этого королевства» заключены главным образом в привилегиях парламента. Но король, незадолго до этого прибывший в Англию, получает от своих должностных лиц неверную информацию как о привилегиях палаты, так и о том, что происходит в парламенте. Ложные сведения касаются трех моментов: 1) палата имеет свои привилегии не по праву, но по королевской милости; 2) палата не является так называемым рекордным органом, т.е. ее протоколы не являются источником права, а если их и считают таковыми, то только из великодушия, но не по обязанности; 3) право проверки парламентских выборов принадлежит Канцелярии. Поэтому задача «Апологии» -- «раскрыть» королю «правду» о деятельности палаты, об ее «фундаментальных привилегиях и тем самым о правах и вольностях всех общин королевства Англии, которыми они пользуются, как и их предки, несомненно, пользовались с незапамятных времен под благородными предками Его Величества».

Правда, полагают общины, состоит в следующем: 1) привилегии и вольности палаты являются ее правом и законным наследием не в меньшей мере, чем земли и имущество -- законным наследием коммонеров; 2) эти привилегии не могут быть аннулированы без явного вреда для всего королевства; 3) просьба палаты, обращаемая к королю в начале парламентской сессии, разрешить ей пользоваться ее привилегиями - не более чем ритуал (act only of manners), который не уменьшает ее прав; 4) палата всегда считалась «рекордным органом», а ее протоколы -- источниками права; 5) в королевстве нет ни одного органа, который способен был бы соперничать по величию или авторитету с Высоким судом парламента. Ибо парламент с согласия короля издает законы для других государственных органов, но сам ни от одного органа не получает ни законов, ни приказов; 6) только палата, но никак не королевская Канцелярия может выносить решения о правильности избрания ее членов.

Кроме того, общины еще раз высказались в защиту принципов свободного проведения выборов в парламент, свободы членов палаты от ареста и тюремного заключения и свободы членов палаты в высказывании своих убеждений и изложении своих мнений на ее заседаниях.

Любопытно, что члены палаты общин обвиняли англиканское духовенство больше, чем кого-либо другого, в распространении о парламенте ложных слухов.

Точка зрения англиканского клира, который, как кажется, ставил государя над парламентом и считал, что парламентские законы не могут ограничивать государя в его действиях, нашла свое отражение в книге Дж.Коуэлла. Цивилист писал, что некоторые его современники строят свои доказательства на прецеденте из времен правления Генриха VI (1422--1461), когда Ричард Уорвик отказался повиноваться королевскому приказу и покинуть должность капитана Кале под тем предлогом, что его назначение было произведено парламентом. «На одном примере, -- подчеркивает Дж.Коуэлл, -- нельзя построить истинного учения». Истинным же может быть только одно положение из двух допустимых: «либо король выше парламента и позитивных законов своего королевства, либо он не абсолютный король (he is not an absolute king)». Дж.Коуэлл придерживается первого положения, ибо отнюдь не считает существующее в Англии правило принятия законов -- «по согласию всего королевства» -- императивным. Это правило действует исключительно вследствие «милостивой политики», или «политической милости», английского монарха. Оно удобно, ибо исключает последующие жалобы сословий на принятый ими самими закон. «Однако, -- делает цивилист свой вывод, -- привязывать государя к законам или связывать государя законами -- значит противоречить природе и устройству абсолютной монархии».

Субсидия, которую государь получает от подданных, представляется цивилисту своеобразной компенсацией за монаршье согласие считаться с их мнением при выработке законов. «Хотя, -- оговаривает он специально, -- государь в силу своей абсолютной власти может издавать законы сам». Но Дж.Коуэлл этим не ограничивается. По его мнению, подданным должно быть в высшей степени безразлично то, каким образом вотируются субсидии и принимаются законы. Парламент 1610 г. решительно осудил Дж.Коуэлла за издание его книги, а король запретил ее распространение. Известный юрист общего права Дж.Уайтлок, как бы оспаривая точку зрения Дж.Коуэлла и некоторые конкретные шаги короны в области финансов, восклицал в палате в это время: «Во-первых, мы -- творцы нашей собственности и ничего нельзя взять у нас без нашего согласия; во-вторых, не могут быть созданы законы без нашего согласия, а эдикт государя -- это не закон; в-третьих, парламент -- это хранилище наших свобод (parliament is the storehouse of our liberties)».

В парламенте 1628 г. готовился к принятию специальный акт, который провозглашал, «что каждая из палат должна пользоваться своими вольностями и привилегиями. А тот, кто предпримет что-либо против них, будет лишен прав либо палатой, либо одним из судебных органов».

Р.Мэнверинг, личный капеллан Карла I, по мнению которого желание монарха, руководимого Богом, является законом для подданных и монарх в экстренных случаях может требовать у подданных финансовой поддержки, не считаясь с нормами права и существующими процедурами, расценивал парламент -- «высшее и величественнейшее представительство королевства» -- как инструмент, изначальное предназначение которого состояло в том, чтобы обеспечивать государственную власть материальными ресурсами (to contribute any right to kings). Однако затем парламент отошел от указанной цели, стал оспаривать объемы испрашиваемой помощи (to challenge tributary aids and subsidiary helps), начал заботиться о более равномерном распределении налогов. Поэтому, полагает священник, подданные нередко не понимают сегодня, во имя чего собираются столь большие налоги, и впадают «в тяжкий грех сопротивления повелению Бога». Иначе говоря, Р.Мэнверинг был совсем не склонен считать парламент отражением общественного настроения. Путая причины и следствия, он явно намекал на то, что деятельность парламентов и обсуждение ими королевской политики, в том числе и в области финансов, провоцируют недовольство подданных. Тем самым королевский капеллан подталкивал Карла I к беспарламентскому правлению.

Коммонеры, которые обсуждали книгу Р.Мэнверинга, сразу обратили на это внимание. «Он подошел к тому, чтобы отделить короля от тела, а тело от головы, т.е. разрушить парламент (to overthrow the frame of parliaments)», -- гласил отчет комитета палате общин. Р.Мэнверинг, как сказано в заключительной декларации палаты, полагал, что при сборе «помощи и субсидий» можно обойтись и без парламента (That authority of parliament is not necessary for raising of aids and subsidies), ибо решения в парламенте принимаются медленно, а парламентские дискуссии дают поводы для недовольства (to give them occasions of displeasure and discontent).

Сторонники расширения королевской прерогативы искали разные способы, чтобы принизить значение парламента и степень его возможного воздействия на разные стороны жизни страны. Один из таких способов, как показывает выступление судьи Королевской скамьи Р.Беркли в деле Гемпдена, состоял в том, чтобы свести компетенцию парламента к подаче совета королю при почти полном замалчивании функции законодательства. При этом он отмечал крайне медленное реагирование парламента на перемены во внутренней и внешнеполитической ситуации и недопустимую свободу в высказываниях отдельных парламентариев. Последнее, на его взгляд, должно быть каким-то образом ограничено. Р.Беркли, кроме того, намеренно возвеличивал короля, настаивая на зависимости парламента от королевских решений. «Я считаю, -- говорил судья, -- что, согласно фундаментальному закону Англии, парламент есть общий совет короля и королевства; это значит, что он есть величайший, самый почитаемый и верховный орган в королевстве; что никто не должен замышлять нечто бесчестное по отношению к нему. Но позвольте мне сказать и то, что парламент есть лишь совет; сказать так -- не значит опорочить его. Ибо король может созвать его, приостановить его деятельность и распустить по своему желанию. Как бы король ни поступил с ним, это всегда будет справедливо и необходимо. Мы должны видеть, что этот огромный орган двигается медленно, а внезапно возникающие проблемы не могут его дождаться. Кроме того, хотя парламент не может ошибаться, люди, сидящие в нем, де-факто могут. Каждый отдельный член палаты имеет свободный голос; некоторые из них пользуются им без всякого основания; наверное, они имеют вредные намерения, что может привести к дурным последствиям. Я молю Бога, чтобы последний скорбный опыт не подтвердил эти предположения. Да, были же в прошлые времена цензоры в самом парламенте».

Итак, парламент воспринимался как совершенно необходимый орган в исторически сложившейся структуре управления королевством. Ибо для большинства юристов было очевидно, что благополучие страны напрямую связано с возможностью лучшей части подданных соучаствовать в принятии политических решений или с реализацией традиционного принципа представительства. Парламент, по мнению большинства правоведов, -- наиболее подходящий орган для выработки самых эффективных решений. Парламент многофункционален. Это и представительный, и законодательный, и совещательный, и судебный орган, а также важный источник информации и, следовательно, зеркальное отражение внутриполитической реальности. Реализация принципа представительства есть по сути единственный способ создания канала поступления самой полной и неискаженной информации. Парламент символизировал согласие короля и основных сословий королевства друг с другом, а законы, принятые парламентом, означали согласие с ними подданных и готовность их выполнения.

Юристы фактически сформулировали идею регулярности созывов парламента. На их взгляд, отрицание необходимости и полезности парламента вызовет необратимые перемены в устройстве страны и статусе подданных: превратит правление в исключительно монархическое (regale), а подданных лишит их вольностей и сделает слугами или даже как бы заново завоеванными рабами. Такова была точка зрения основной части правоведов и антиквариев.

Однако существовал и другой взгляд. Его приверженцы считали, что частые созывы парламентских сессий могут сократить полномочия монарха. Сам представительный орган сохраняется в Англии исключительно из королевской милости. Однако парламент слишком медлителен и мало приспособлен для принятия быстрых решений, поэтому те функции, которые выполняет парламент, могла бы выполнять с большим успехом королевская власть.

5. Политические и правовые взгляды европейского Просвещения.

Просвещение - влиятельное общекультурное движение эпохи перехода от феодализма к капитализму. Оно было неотъемлемой составной частью той борьбы, которую молодая тогда буржуазия и народные массы вели против феодального строя и его идеологии.

Специфику содержания Просвещения более всего характеризуют два момента. Во-первых, его социальный и нравственный идеал. Во-вторых, план осуществления этого идеала. Деятели Просвещения желали утвердить на земле «царство разума», в котором люди будут совершенными во всех отношениях, восторжествует гармония интересов свободного индивида и справедливого общества, гуманизм станет высшей нормой социальной жизни. Очень многие из них основные свои надежды на пришествие «царства разума» связывали с вытеснением из массового сознания обскурантистских клерикальных идей, с ликвидацией реакционных феодально-аристократических установлении, нравов, традиций.

Главная ставка делалась на энергичное распространение рационального знания, преодоление темноты и невежества масс, на внедрение в общественную жизнь ценностей, базирующихся на уважении человеческого достоинства. Исключительно важная роль отводилась процессу политического, морального, эстетического воспитания индивида, привития ему потребностей в добре, истине, красоте, качеств истинного человека и гражданина.

В разных формах, пропорциях, отражая национальные и общественно-исторические особенности соответствующих государств, взаимодействуя с иными идеологическими факторами, отмеченные моменты присутствовали в Просвещении Франции, Италии, Германии, Англии, России и Польши, Северной Америки и других стран.

В XVII-XVIII вв. Просвещение и создаваемая им в обществе идейно-нравственная атмосфера оказывали значительное влияние на содержание, способы и направление развития науки о государстве и праве, образуя один из самых значимых для нее духовных факторов. Вот почему при изучении истории политико-юридической мысли столь необходимо хорошо представлять себе сущность и облик Просвещения.

Честь одного из главных вдохновителей и признанных лидеров европейского Просвещения по справедливости принадлежит Вольтеру (1694-1778) - великому французскому мыслителю и литератору. Он не оставил после себя специальных политико-юридических трудов, подобных тем, что создали до него, например, Г. Гроций, Т. Гоббс, Дж. Локк или его современники Ш. Монтескье и Ж.-Ж Руссо. Взгляды на политику, государство, право и закон вкраплены в самые разные произведения писателя, соседствуют в них с рассуждениями на иные темы. Остро критический настрой, осмеяние и отрицание социальных, юридических и идеологических устоев тогдашнего феодального общества ярко отличает эти вольтеровские взгляды. Другое выразительное отличие - пронизывающий их дух свободы, гуманизма, терпимости.

Корень существующих социальных зол, которые могут и должны быть уничтожены, Вольтер видел прежде всего в засилье невежества, предрассудков, суеверия, в подавлении разума. Главным оплотом и виновником всего этого он считал церковь, католицизм. Понятно, почему беспощадная борьба с ними занимает весьма большое место в творчестве мыслителя. Достается от него богу, который изображается тираном, сеющим злобу и слепым в своей ярости. Священнослужители презрительно именуются бонзами и дервишами, осуждаются религиозные преследования и фанатизм.

Именно религиозный фанатизм, единомыслие, которое насаждает церковь, умерщвляют, как убежден Вольтер, жизнетворное начало всякой свободы - свободу совести и слова. Надо, однако, знать и помнить, что, относясь крайне враждебно к католической церкви, к католицизму, мужественно сражаясь с ними, Вольтер отнюдь не отвергает религию и религиозность как таковые. Крылатыми стали его слова: «Если бы Бога не существовало, его следовало бы выдумать». Антиклерикальный настрой не мешал Вольтеру полагать, что религия должна оставаться необходимой уздой для народных масс.

Вольтера очень трудно заподозрить в демократизме. Идеи Просвещения, его принципы, по Вольтеру, «это не для портных и сапожников». Мыслитель, столь высоко ценивший знания, интеллект, умение мыслить, всерьез полагает, что «если чернь начнет думать, то все погибло». Люди физического труда сами по себе не являлись у Вольтера объектом его трепетного почитания. Скорее даже наоборот.

Вольтера нисколько не заботили проблемы переустройства общества на демократических началах. Больше того, демократии, народовластия он смертельно боялся. Но чрезвычайно близки были ему иные проблемы: естественное право, свобода, равенство. Обращение к концепции естественного права, естественного закона - способ легитимировать, придать наивысший авторитет самым значимым для Вольтера политико-юридическим ценностями: свободе и равенству, воплощающим одновременно разум и интерес, данные природой.

Свобода у него в первую очередь - свобода личности, индивида, частная свобода, а не свобода общества в целом. Стержнем личной свободы служит свобода слова, а с нею и свобода печати. В особенности выделяет он свободу совести в качестве антипода удручающей католической нетерпимости. Весьма глубокой была оценка Вольтером (достигавшим подчас также вершин политэкономической мысли своей эпохи) свободы труда - характерного знамения Нового времени. Эта свобода предстает как право каждого «продавать свой труд тому, кто за него дает наибольшую плату, ибо труд есть собственность тех, кто не имеет никакой собственности».

Подлинная свобода, по убеждению Вольтера, проявляется в том, что люди перестают быть формально зависимыми друг от друга; они становятся автономными субъектами. Это, однако, совсем не равносильно воцарению хаоса в обществе, возникновению беспорядочных столкновений в нем автономных воль. Отношения зависимости, определенной связанности действий индивидов остаются. Но теперь такие отношения приобретают совсем другой смысл. «Свобода,- писал Вольтер,- состоит в том, чтобы зависеть только от законов». Так прорастала на французской почве ставшая позже весьма известной и популярной на Западе идея «господства права».

В истории политических и правовых идей свобода и равенство нередко противопоставлялись друг другу. Вольтер подобного противопоставления избегает. Напротив. Завидным считал он положение, при котором свобода дополняется и подкрепляется равенством. «Быть свободным, иметь вокруг себя только равных, такова истинная жизнь, естественная жизнь человека». Равенство людей понимается им в строго политико-юридическом смысле: обретение всеми людьми одинакового статуса гражданина, одинаковая зависимость всех граждан от закона и одинаковая защита их законом. Такое равенство в его трактовке весьма содержательно и социально эффективно. Однако сторонником имущественного равенства (эгалитаристом) и общности имуществ Вольтер не был. Обладание имуществом (либо отсутствие такового) должно, согласно Вольтеру, сказываться на положении человека в обществе. В частности, право голоса в вопросах общественного блага могут иметь, по мнению Вольтера, не любой и каждый, а лишь собственники.

Эти представления о свободе и равенстве Вольтер использовал в своих предложениях по реформированию феодального общества, неизменно вызывавшего его протест. С таких позиций он выступал за уничтожение сословных привилегий и за упразднение церковных судов. Аристократию, занявшую почти все ключевые должности в системе управления государством, следует, по Вольтеру, заменить бюрократией. Он настаивал на необходимости устранить партикуляризм действующего законодательства, добиться справедливого судопроизводства с широким участием адвокатов в процессе, отменить пытки и т.п. Надежды на проведение таких реформ он возлагал на сильную и просвещенную государственную власть.

В разных ситуациях и в разные периоды государство, отвечающее потребностям эпохи, может, по мнению Вольтера, выступать в различных организационных формах. При прочих равных условиях предпочтение он отдает сложившейся в его стране абсолютной монархии. Менее всего ему по душе революционные потрясения, ломка уже существующей государственности. Но Вольтер хочет, чтобы абсолютизм стал «просвещенным». Таковым наличный политический строй будет, если на королевском троне окажется «просвещенный» монарх. «Самое счастливое время, когда государь- философ». Но лишь образованностью и мудростью не исчерпывается набор качеств, необходимых «просвещенному» монарху. Он должен быть также государем милостивым, внемлющим нуждам людей, своих подданных. «Добрый король есть лучший подарок, какой небо может дать земле». Вольтеру хотелось верить в то, что институты абсолютистского государства себя не изжили и могут сами преодолеть собственные социально-экономические, правовые и идеологические устои, как только страной начнет управлять высокоученый нравственный самодержец.

Однако Вольтер знает и ценит достоинства и других государственных форм. Так, он замечает, что первоначально государство возникает в форме республики, образующейся из соединения семей. Ее возникновение - итог естественного хода развития. Республика, согласно Вольтеру, вообще более всего приближает людей к их естественному состоянию. Власть в ней направляется волею всех. Осуществляет же эту власть один человек либо группа лиц на основе законов, выносимых всеми.

Наряду с этим Вольтер чтит форму правления, которая установилась в Англии в результате происшедшей в стране революции, т.е. конституционную монархию. «Английская нация - единственная на Земле, добившаяся ограничения королевской власти путем сопротивления, а также учредившая с помощью последовательных усилий то мудрое правление, при котором государь всемогущий, когда речь идет о благих делах, оказывается связанным по рукам и ногам, если он намеревается совершить зло; при котором вельможи являются грандами без надменности и вассалов, а народ без смут принимает участие в управлении». В превосходной степени характеризуется Вольтером вся английская политико-правовая система. «Наилучшие законы - в Англии: правосудие, отсутствие произвола, ответственность должностных лиц за нарушение свободы граждан, право каждого высказывать свое мнение устно и письменно. Две партии следят одна за другой и оспаривают честь охраны общественной свободы».

Вольтер относится к тем мыслителям, которые первостепенное значение придают не формам управления государства, конкретным институтам и процедурам власти, а принципам, реализуемым с помощью этих институтов и процедур. Для него такими социально-политическими и правовыми принципами являлись свобода, собственность, законность, гуманность.

Шарль Луи Монтескье (1689-1755)- один из ярких представителей французского Просвещения, выдающийся юрист и политический мыслитель.

Наряду с юриспруденцией и политикой в поле его внимания и творчества находились проблемы философии, этики, истории, социологии, религии, политической экономии, естественных наук, искусства и литературы.

Тремя основными его произведениями являются «Персидские письма» (1721), «Размышления о причинах величия и падения римлян» (1734) и, наконец, итог двадцатилетнего труда- «О духе законов» (1748).

Уже первая из этих работ, содержавшая яркую сатиру на феодально-абсолютистские порядки Франции начала XVIII в., сразу же стала значительным событием общественной жизни и за год выдержала восемь изданий. В «Размышлениях...» передовые просветительские и антидеспотические идеи Монтескье подкрепляются аргументами и опытом исторических исследований общественной, политической и духовной жизни Древнего Рима. Здесь он делает существенный шаг вперед в историческом понимании явлений действительности, в рационалистическом толковании объективных закономерностей исторического развития. Он стремится обосновать вывод о том, что миром управляет не божественный промысел или фортуна, а действующие в любом обществе объективные общие причины морального и физического порядка, определяющие «дух народа» и соответствующие формы и нормы его государственной и правовой жизни.

Развернуто и последовательно гуманистическая и просветительская позиция Монтескье представлена в трактате «О духе законов». Эта книга, сделавшая Монтескье одним из авторитетных классиков во всемирной истории политической и правовой мысли, была встречена идеологами тогдашнего абсолютизма и церкви злобной критикой и сразу же внесена в черные списки «Индекса запрещенных книг». Монтескье достойно встретил атаку реакционных сил и блестяще ответил им в своей «Защите «О духе законов» (1750).

Главная тема всей политико-правовой теории Монтескье и основная ценность, отстаиваемая в ней,- политическая свобода. К числу необходимых условий обеспечения этой свободы относятся справедливые законы и надлежащая организация государственности.

В поисках «духа законов», т.е. закономерного в законах, он опирался на рационалистические представления о разумной природе человека, природе вещей и т.д. и стремился постигнуть логику исторически изменчивых позитивных законов, порождающие их факторы и причины.

Свой подход Монтескье характеризовал следующим образом:

«Я начал с изучения людей и нашел, что все бесконечное разнообразие их законов и нравов не вызвано единственно произволом их фантазии. Я установил общие начала и увидел, что частные случаи как бы сами собою подчиняются им, что история каждого народа вытекает из них как следствие и всякий частный закон связан с другим законом или зависит от другого, более общего закона».

Закономерное в тех или иных отношениях (т.е. закон, правило соответствующих отношений) означает, согласно Монтескье, разумное и необходимое, противопоставляемое им случайному, произвольному и фатальному (слепой судьбе).

Закон, по Монтескье, как раз и выражает момент определяемости, обусловленности и пронизанности тех или иных отношений разумным началом, т.е. присутствие разумного (и необходимого) в этих отношениях.

Общим понятием закона охватываются все законы- как неизменные законы, действующие в мире физическом, так и изменчивые законы, действующие в мире разумных существ. Как существо физическое человек, подобно всем другим природным телам, управляется неизменными естественными законами, но как существо разумное и действующее по собственным побуждениям человек (в силу неизбежной ограниченности разума, способности заблуждаться, подверженности влиянию страстей и т.д.) беспрестанно нарушает как эти вечные законы природы, так и изменчивые человеческие законы.

Применительно к человеку законы природы (естественные законы) трактуются Монтескье как законы, которые «вытекают единственно из устройства нашего существа». К естественным законам, по которым человек жил в естественном (дообщественном) состоянии, он относит следующие свойства человеческой природы: стремление к миру, к добыванию себе пищи, к отношению с людьми на основе взаимной просьбы, желание жить в обществе.

Монтескье специально отмечал неправоту Гоббса, приписывавшего людям изначальную агрессивность и желание властвовать друг над другом. Напротив, человек, по Монтескье, вначале слаб, крайне боязлив и стремится к равенству и миру с другими. Кроме того, идея власти и господства настолько сложна и зависит от такого множества других идей, что не может быть первой во времени идеей человека.

Но как только люди соединяются в обществе, они утрачивают сознание своей слабости. Исчезает существовавшее между ними равенство, начинаются войны двоякого рода - между отдельными лицами и между народами. «Появление этих двух видов войны,- писал Монтескье,- побуждает установить законы между людьми». Появляются законы, определяющие отношения между народами (международное право); законы, определяющие отношения между правителями и управляемыми (политическое право); законы, которые определяют отношения всех граждан между собой (гражданское право).

Потребность людей, живущих в обществе, в общих законах обусловливает, согласно Монтескье, необходимость образования государства: «Общество не может существовать без правительства. "Соединение всех отдельных сил,- как прекрасно говорит Гравина,- образует то, что называется политическим состоянием (государством)"». Такое соединение силы отдельных людей предполагает наличие уже единства их воли, т.е. гражданское состояние. Для образования государства (политического состояния) и установления общих законов необходимо, таким образом, достаточно развитое состояние жизни людей в обществе, которое Монтескье (со ссылкой на Гравину) называет гражданским состоянием.

Положительный (человеческий) закон предполагает объективный характер справедливости и справедливых отношений. Справедливость предшествует положительному закону, а не впервые им создается. «Законам, созданным людьми, должна была,- подчеркивал Монтескье,- предшествовать возможность справедливых отношений. Говорить, что вне того, что предписано или запрещено положительным законом, нет ничего ни справедливого, ни несправедливого, значит утверждать, что до того, как был начертан круг, его радиусы не были равны между собою».

Закон вообще - это, по Монтескье, человеческий разум, управляющий всеми людьми. Поэтому «политические и гражданские законы каждого народа должны быть не более как частными случаями приложения этого разума». В процессе реализации такого подхода Монтескье исследует факторы, образующие в своей совокупности «дух законов», т.е. то, что определяет разумность, правомерность, законность и справедливость требований положительного закона.

Перечисляя необходимые отношения, порождающие закон (т.е. законообразующие отношения и факторы), Монтескье прежде всего обращает внимание на характер и свойства народа, которьм должен соответствовать закон, устанавливаемый для данного народа. Кстати говоря, также и правительство, соответствующее этим требованиям, расценивается им как наиболее сообразное с природой вещей. Отсюда вытекает и общий вывод о том, что лишь в чрезвычайно редких случаях законы одного народа могут оказаться пригодными также и для другого народа. Данная идея Монтескье в дальнейшем стала исходным пунктом воззрений представителей исторической школы права (Г. Гуго, К. Савиньи, Г. Пухты и др.) о «народном духе» как основной правообразующей силе и носителе права.

Далее, Монтескье отмечает необходимость соответствия положительных законов природе и принципам установленного правительства (т.е. форме правления), географическим факторам и физическим свойствам страны, ее положению и размерам, ее климату (холодному, жаркому или умеренному), качеству почвы, образу жизни населения (земледельцев, охотников, торговцев и т.д.), его численности, богатству, склонностям, нравам и обычаям и т.д. Специальное внимание уделяется необходимости учета взаимосвязанности законов (или, как сейчас бы сказали, системной целостности законодательства), особых обстоятельств возникновения того или иного закона, целей законодателя и т.п.