История политических взглядов

Явно прослеживается идея перенесения светского наказания на грехи духовной сферы, а не государственной. Иосиф в итоге приходит к идее совмещения властей (светской и духовной), слияния права и нравственности, что, мне кажется, следует считать шагом назад в сравнении с идеями, например, митрополита Илариона (разделение «закона» и «благодати») или Нила Сорского.

Но в итоге в творчестве Волоцкого мы можем выделить две политические линии. Весьма ценной и прогрессивной мы можем считать высказанную им идею возможности критиковать конкретного правителя за его деяния, оказывать ему сопротивление (хотя мыслитель и откажется от неё), и «это была та почва, на которой впоследствии стали возникать свободолюбивые традиции, подвергаться критике тиранические формы и методы правления».

Однако с другой стороны, в области разработки и вычленения понятия «закона» из религиозного контекста мы не можем считать воззрения мыслителя продуктивными.

Иосифлянскую политико-правовую доктрину (позднего Волоцкого) разделял автор историософской теории «Москва-Третий Рим», монах псковского Елеазарова монастыря, Филофей ( XVI в.). Главный предмет его сочинений -- царская власть, её происхождение и значение. В связи с этим исследователи рассматривают Послания Филофея двум русским правителям -Василию Ивановичу и Ивану Васильевичу ( по поводу последнего не ясно, является ли он Иваном III, к чему склоняется исследовательница Н.М.Золотухина, или Иваном IV что утверждают М.Н.Громов и Н.С.Козлов). Произведения Филофея, как пишет Н.М.Золотухина, не являются конфиденциальными письмами, но «представляют собой распространённую в то время литературную форму изложения политико-публицистических взглядов и были рассчитаны не только на непосредственного адресата, но и на других читателей».

Говоря о важности единой царской власти в Московском государстве, Филофей возводит её корни к византийскому императору Константину. Мыслитель также подчёркивает богоизбранность правителей («богоизбранный Ярослав»). Таким образом, как и Иосиф Волоцкий на втором этапе своего творчества, Филофей заявляет о божественной сущности конкретного правителя, который, по словам мыслителя «поставлен есть от бога».

Царь обязан властвовать; если «царь не властвует над подвластными», то «не избегнет суровой Божьей кары», которая обрушивается на страну в виде всевозможных природных катаклизмов.

Таким образом, царь выделяется среди всех других, ставится несоизмеримо выше своих подданных.

Он - источник суда, справедливого суда. Вся надежда подданных в защите своих интересов возлагается на него. Лишь он может успокоить «плачущих и вопиющих… избавлять обидимых от рук обидящих».

По мысли Филофея, персона царя не может подвергаться критике, так как она от бога. Необходимо беспрекословное подчинение его воле. Мыслитель пишет: «да не внидет в сердце тебе всяко слово и помышление лукаво или к богу неблагодарение или на государя хулен помысел».

Но даже если кто и страдает от царя понапрасну, то не имеет он права отстаивать свою позицию, возражать царю, а может лишь «горьким стенанием и истинным покаянием» выразить несогласие, попытаться переубедить правителя. В духе позднего Волоцкого мыслит Филофей и положение церкви в государстве. «Теория совмещения светской и духовной властей им полностью усвоена и моделирована в сторону значительного превышения власти светской над духовной…Государственное и церковное, политическое и религиозное Филофеем, как и большинством иосифлянских мыслителей, не различается».

Филофей не разделяет мораль и право. Незаконное и безнравственное тождественны. Говоря точнее, законы светские - это лишь часть моральных предписаний, из них не выделяемая. «Законы государства - это лишь часть «правды», поддерживаемая силой власти, они основаны на божественных заповедях, которые через них и реализуются».

Важно сказать то, что в теории Филофея за нарушение светского предписания предполагается божественная кара, за нарушение нравственного - светская.

Следует заметить, однако, что солидарно со всей предшествующей традицией политико-правовой мысли , даже той её части, которая настаивает на сакрализации персоны царя, Филофей говорит об определённом кодексе властителя, а именно, о том, что он должен сам следовать заповедям божьим, о чём мыслитель пишет в послании Ивану Васильевичу.

Крайне отрицательно относится автор Посланий к проявлению свободы суждения, а также к научным исследованиям, но всей видимости считая их опасными для государства. Единственный источник всех знаний - это «слово Бога». Отрицает Филофей и всю дохристианскую культуру.

В концепции «Москва - третий Рим» её автор как бы закрепляет престиж, достигнутый Московским государством. «Величие и славу России Филофей сравнивает с величием и славой Рима, и особенно Византии, которая в глазах … русских считалась великим государством. Её блеск, слава и могущество не исчезли, а перешли к стране, возглавляемой великим русским князем».

Воззрения Филофея и конкретно его теория «Москва-третий Рим», будучи изложены в публицистической форме, получили широкую известность: становились частью литературных произведений, запечатлены в живописи.

Известным политическим мыслителем в эпоху правления Ивана IV является Иван Семёнович Пересветов, дворянский публицист. Сфера его интересов - это исключительно светская разработка взглядов в области общественно-политической мысли. Пересветов почти не касался вопросов церкви.

Свою систему политико-правовых воззрений (изложенную в «Малой челобитной», «Великой челобитной»), публицист представил Ивану Грозному как широкую программу государственных преобразований.

Большинство его произведений написано «в форме обращения на высочайшее имя». Интересно, что Пересветов пишет не от себя («Великая челобитная»), а как бы пересказывая слова своего собеседника, молдавского воеводы Петра. Хотя, очевидно, сказанное Петром - это мысли самого Пересветова. Основная тема, заботившая автора- это форма царского правления, основы царской власти, методы её реализации.

Симптоматично, что развивая эти темы, публицист обращается к примеру Османской империи как к государству с достойными, по его мнению, порядками. Вот что сказано в «Большой челобитной» о Магомете: «Хоть и не православный царь, а устроил то, что угодно Богу: в царстве своём ввёл великую мудрость и справедливость…».

Прежде всего - это строгий, суровый суд. В качестве примера приводится расправа в турецком государстве над провинившимся судьёй: «возведут его на высокое место и спихнут взашей вниз и так скажут: «Не сумел с доброй славой прожить и верно государю служить». А других живьём обдирают и так говорят: «нарастёт мясо, простится вина». Таким образом, Пересветов ориентирован на суровость, жестокость судебных санкций в их восточном варианте. Казнить по заслугам для автора челобитной - приемлемая форма суда. Для него, как пишет А.А.Зимин, закон есть «основной источник права, которым следует руководствоваться судьям». То есть Пересветова можно считать сторонником формулы правового позитивизма: Dura lex, sed lex («закон суров, но это закон»).

Пересветов стремится к тому, чтобы судей назначал непосредственно монарх, который т.о. и является источником суда. В той конкретной исторической ситуации - это Иван IV, о котором в Большой челобитной сказано: «Обозначено в мудрых книгах… о благоверном великом царе русском и великом князе всея Руси Иване Васильевиче, что будет в его царстве такая великая мудрость, а судьям неправедным - истина от его великой мудрости, дарованной Богом». Таким образом, Пересветов выступает как апологет Грозного, предлагая ему вполне определённую модель политического поведения.

Власть конкретного правителя, конечно, мыслилась как происходящая от Бога. Но Пересветов, не отступая от традиции политической мысли русского средневековья, считал, что суд сопряжён с «правдой», но в этом последнем понятии слиты религиозное, моральное и правовое. «Правда» обязывает поступать в светских делах по христиански. Мыслитель пишет: «Не веру любит Бог, а правду. Истинная правда - Христос, Бог наш… И оставил он нам Евангелие - правду…».

Как и в концепции иосифлянства, у Пересветова можно проследить ту же иерархию законов: Высший, главный закон - это закон христианской нравственности, Евангелия, а из него непосредственно происходящий, с помощью которого христианский закон внедряется в общественную жизнь - это закон светский.

Как мы помним, у митрополита Илариона была совершенно иная конструкция: закон светский существует первично исторически, чем Благодать. Они находятся в некоторой автономии; они взаимоисключены в том смысле, что если действует Благодать, то закон уже не нужен. И реализации Благодати через закон никак не происходит. Думается, это были более прогрессивные воззрения в сравнении со взглядами Пересветова, поскольку Иларион разграничил сферы Морали и светских законов, хотя и полагал, что Русь уже на пути благодати.

В контексте синкретизма закона и религиозной нравственности Пересветов критикует нарушения правил торговли, которые были характерны, как он пишет, для Византии. Примером же торговли по «правде» для него опять таки является турецкое государство. А санкцией в торговом законодательстве, как его мыслит публицист, должна быть смертная казнь: «а естьли кто даром возьмёт, а не заплатит тое цены, что указано, ино таковому смертная казнь и лутчаго не пощадат. А естьли тот обманет, не столько даст, как вес держит, или цену возьмёт не такову, болши устава царёва, которому царь уставил товару цену… ино таковому смертная казнь бывает, что заповедь царёву преступает».

Что касается формы правления, то на этот счёт большинство исследователей подчёркивает, что Пересветов не являлся, как ни странно, идеологом абсолютизма и тирании. Как пишет А.А.Зимин, «его представление о государстве соответствует в какой-то мере положению главы сословно-представительной монархии, в которой решающее место занимает дворянство».

Но сам же А.А.Зимин пишет, что ВО-ПЕРВЫХ, в качестве идеала Пересветов воспринимает всё ту же Османскую империю, Магомет-салтана, совещающегося с «верной думой».

ВО-ВТОРЫХ, Пересветов не говорит о широком представительстве всех социальных слоёв. Для него этот круг лиц был «не чем иным, как узким кружком сподвижников государя, той самой ближней думой - «Избранной радой», которая в середине XVI в. осуществляла в России важнейшие социально-политические преобразования».

Благо государства достижимо тогда, когда оно управляется « «грозным» и «мудрым» царём, который… вводит в своём государстве «правду». В системе воззрений Пересветова «правда» неразрывно связана с царской «грозой», и «не можно царю без грозы бытии; как конь под царём без узды, так и царство без грозы». «Гроза» есть механизм реализации «правды». Но гроза не есть произвол, вседозволенность царя ( как это понял Иван IV ). Она должна применяться с мудростью. Мудрость выражает рациональное начало; она, наряду с «грозой», является предпосылкой реализации «правды», законности и нравственности.

Главные характеристики царя - «гроза» и «мудрость»- выражают его сильную политическую волю, которая, по Пересветову, есть залог процветания государства. «Царь кроток и смирен на царстве своём, и царство его оскудеет, и слава его низится. Царь на царстве грозен и мудр, царство его ширеет, и имя его славно по всем землям». ( Интересно то, что Пересветов делает акцент именно на пространственном расширении государства). В системе взглядов Пересветова, таким образом, можно обнаружить довольно противоречивое сочетание рациональных и авторитарных мотивов. Последние, на наш взгляд, преобладают.

  Мыслитель стремился к утверждению христианской нравственности, заложенной, в Евангелие; в том числе и к тому, чтобы нравственным в своих действиях был и сам правитель, чтобы он был мудр. Но в вопросах суда публицист противоречит христианским постулатам нравственности ( любви, милосердия), противоречит он и традиции Киевских книжников в правовом вопросе, которые писали о милосердии как основании суда, о гуманном ( на современном языке) суде.

А смешение в концепции публициста правопорядка и нравственных постулатов является посылкой того, что нравственность можно насаждать с помощью жёстких принципов авторитарного суда.

Замечательным политико-правовым теоретиком XVI века является Зиновий Отенский (из Отня монастыря). Исследователи свидетельствуют об отношениях между Отенским и Максимом Греком. Очевидно, в связи с осуждением последнего в опалу попал и Отенский. Но ссылка в монастырь не помешала ему «быть в курсе всех государственно-правовых преобразований», размышлять о них, создать свою концепцию власти, сформировать своё понимание законности и справедливости.

Его мысль независима и критична. Отенский обнаруживает множество социальных пороков, государственных, проблем.

Социальные воззрения Отенского философски - скептичны. Как непреодолимый закон человеческих-социальных отношений мыслитель выводит аксиому: «не познавшие «тесноты» и «недостатков» не имеют жалости к «убогим» и не в состоянии их понять, а потому не хотят «и перстом своим двинути» в сторону удовлетворения насущных интересов бедных».

Однако Отенский не апологет бедноты, подневольного люда. Им он вообще отказывает в какой-либо способности мыслить, называя этих людей «бессловеснейшие свиньи». Они, погрязшие «в тине злобесия страстей», не способны осознать свои пороки.

Очень важные идеи Отенский высказывает касательно политики, государственного устройства. Здесь у него несколько иная позиция, чем у его наставника Максима Грека. Зиновий как бы вновь поднял на свет, выявил идею раннего Волоцкого. Мыслитель утверждает, что власть как таковая есть одна из необходимых основ человеческого устройства, «люди по своей природе… не могут жить без власти». Власть как идея по своему происхождению божественна, «в ней заключено отражение божественного миропорядка». Но конкретный данный правитель не обожествляется Отенским. Цари, с их властью происходят не от Бога; не от него должны вести свою летопись, а от Адама. Таким образом, царь равен своим подчинённым: военачальникам, купцам, нищим. Он одной с ними природы.

А это значит, что он так же должен подчиняться установленным правилам, как и они; соблюдать законы, не отступать от моральных предписаний. И царь, как и подчинённые, способен впадать в самые тяжкие грехи. Таковыми прежде всего являются гордыня, заносчивость, «величие»,та ситуация, когда сам царь воспринимает себя в качестве власти по идее. Как пишет исследовательница Н.М.Золотухина, судьба такого правителя может быть изменчивой, он может быть «как «высим», так и «низлагаем».

По всей видимости, намекая на недостойное правление Ивана IV, Отенский осуждает самовластие как произвол царя, его следование своим иррациональным «хотениям», упование «только собою», безвольную подчинённость своим страстям (ибо воля и разум связаны неразрывно, волевой поступок - это разумный поступок). От безнравственных и безрассудных же поступков царя, по Отенскому, страдает всё государство, всё общество.

Мыслитель развивает и идею законности как ограничения деятельности правителя, как формы реализации его полномочий. Все законы Отенский делит на две большие группы:

1) «Богодухновенные» законы, которые в свою очередь делятся на:

- библейские заповеди,

- святоотеческие писания,

- постановления церковных Соборов.

2) Земные, человеческие законы, которые основываются на «богодухновенных», разветвляются на

- обычаи, «законы земли рождения своего».

- Позитивное законодательство.

Важнейшими фигурами в политико-правовой мысли XVI века являются Андрей Курбский и Иван IV . Для нас очень важны как их отношения, так и их идеи, концепции власти и общественного порядка.

Оба эти мыслителя довольно радикальны в своих высказываниях. Они - на двух противоположных полюсах. В их переписке личное и общественно значимое переплетены.

Курбский воспринимает Грозного как нехристианского царя, говорит о нём: «наш новоявленный зверь»; рассказывает о нём как о злодее, уничтожающем каждого противника, да и просто того, кто ему не по нраву. Но в то же время Курбский понимал и истоки «зверства» царя. Он знал историю его жизни, его страшное детство, боль его искалеченной души. И хотя этим он не оправдывал правителя ни в коей мере, но не был равнодушным судьёй. Курбский пытался выстроить диалог с царём.

Грозный оправдывает свою политическую позицию божественным происхождением своей личной власти: «мы сами обладаем властью, данной нам от бога». Он говорит, что такое происхождение оправдывает политическую беспринципность: «…Всегда царям следует быть осмотрительными: иногда кроткими, иногда жестокими…».

Но Грозному нужна лишь формальная санкция христианства. А далее он заявит, что никому ничего не должен: «царской же власти позволено действовать страхом и запрещением и обузданием».

Идеальная форма правления для Ивана IV - это абсолютная (безграничная) монархия. Царь являлся сторонником такой власти, при которой даже божественное начало подчинено царскому авторитету. Он требовал, « «чтобы всё, что относилось к почитанию бога», было перенесено «на прославление царя». Он усложнил традиционный царский титул, «вставив в него… атрибуты божества». И добавив перечисление владений и исчисление родословия от Августа-кесаря». Из такой концепции власти ясно и то, что она понимается как надзаконная. Единственный закон - это воля царя, его настроение.

Андрей Курбский же противоречит Грозному.

Общеизвестно, что воевода Андрей Курбский, опасаясь расправы, бежал в Литву, откуда он пишет Грозному «послания». Нужно отметить, что опасения Курбского за свою жизнь имели под собой реальные основания. Царь «возводил серьёзные обвинения на Курбского, результатом которых…должна была бы стать смертная казнь». Но поступок Курбского не единичен. Н.М.Золотухина, опираясь на Н.М.Карамзина, пишет, что бегство из страны - это симптом того времени: «Опричная политика Ивана IV, сопровождавшаяся террором и массовыми репрессиями в отношении подданных всех сословий, навёл, по выражению Н.М.Карамзина, «ужас на всех россиян», который и «произвёл бегство многих из них в чужие земли», поскольку люди не хотели подвергаться злобному своенравию тирана. Спасаясь от несправедливого и главным образом, неправедно реализующегося царского гнева, отечество оставляли лица разных сословий, чинов и состояний…».

 По мысли воеводы, «цари и князи от всевышнего помазуются на правление… Державные призванные на власть от бога поставлены». Но вместе с тем божественное происхождение не только даёт почёт и обязывает к повиновению, но и накладывает на правителя ответственность. Однако, как утверждает Курбский, «власть в лице Ивана IV и его «злых думцев» отклонилась от выполнения задач, возложенных на неё высшей волей». Таким образом, власть конкретно Ивана Грозного - это власть «безбожная» и «беззаконная».

Он пишет, что царь не по заслугам судит подданных, несправедливо, жестоко, по сути, пользуясь ими. Относительно себя он, в частности, пишет: «И воздал ты мне злом за добро и за любовь мою - непримиримой ненавистью. Кровь моя, как вода, пролитая за тебя, вопиет к господу моему….Впереди войска твоего не один раз ходил и никакого бесчестия тебе не приносил, но радостные победы…тебе добывал и никогда войска твои спиной к чужим не поворачивал….И это не год, не два, а много лет трудился с терпением, в поте лица и всегда отечество моё защищал….Но тебе, о царь, всё это ни во что, непримиримую ярость и жгучую ненависть, как печь пышущую, являешь нам» Далее в послании, написанном «царю и великому князю из-за прелютого его гонения» (название), Курбский пишет о том, что наказание неотвратимо. Это наказание, от которого ничто не освободит, ибо оно от Бога. Мыслитель выразил это так: «Или думаешь, что ты бессмертен, царь? Или скверной ересью увлечён так, что не хочешь уже предстать перед неподкупным судьёй, богоначальным Иисусом, который будет судить мир по правде, и являешься прегордым мучителем и истязаешь людей, не доказав их вины? Он есть - Христос мой, сидящий на престоле херувимском по правую руку от вышнего судии,- судья между мною и тобою».

За какие же общегосударственные действия критикует Курбский Ивана IV? Неприятие публициста вызывает не время правления Грозного в согласии с «Избранной радой», а те шаги, которые он предпринимает после её роспуска. Так характеризует Курбский время опричнины: «Скоро по Алексееве смерти и по Сильвестрову изгнанию, воскурилось гонение великое и пожар лютости по всей земле Руской возгорелся». Начавшуюся тиранию мыслитель характеризует как не имеющую аналогов ни в христианском, ни в азиатском мире; он утверждает, что такого «никогда же не бывало ни у древних поганских царей при нечестивых мучителях христианских».

Публицист подробно разбирает социальные потрясения, к которым привела Опричнина. От неё пострадали практически все социальные слои: купечество, воинские чины, крестьянство, свободные люди.

Недобросовестно стал работать государственный аппарат, «поскольку чиновничьи посты замещались не достойными и знающими людьми, а «обидниками», клеветниками и доносчиками. В чиновничьей среде процветало мздоимство…».

Андрей Курбский «дал критическую оценку законодательства, первым в истории русской политической мысли проанализировав содержание законодательных предписаний». Огромной ценностью обладает идея о различении закона, с одной стороны, и права как воплощения справедливости и разумности, с другой, осознанная Курбским. По мысли публициста, преступно то правотворчество, которое не опирается на правду, то, чьи законы жестоки, несправедливы и невыполнимы. Законодатели, издающие подобные законы, руководствуются не «правдой», а произволом.

Как пишет, Н.М. Золотухина, для Курбского правда, справедливость -это источник прав и свобод индивида. «В его рассуждениях явно чувствуются элементы естественно-правовой концепции», по которой атрибутами естественных законов являются правда, добро, справедливость. Посредством их «божественная воля сохраняет на земле своё высшее творение - человека». Естественные законы - это необходимая ступень между Божественной волей и позитивным правом. Вершить суд по «правде» и уметь организовать работу государства, основанного на справедливости - вот два важнейших дела царя. Эти умения для Курбского являются критериями соответствия царя идеалу.

Идеальная форма правления - это ограниченная монархия, опирающаяся на сословно-представительный орган, который участвует «в разрешении всех наиважнейших дел в государстве». Этот орган («Совет всенародных человек») должен состоять не из приближённых царя, а из представителей различных социальных слоёв, получающих место выборным путём. В качестве примера удачной организации власти публицист приводит ту, которая существовала при Иване III. Свою модель ограниченной монархии Курбский рассматривает как эффективную защиту от произвола и тирании режима, подобного режиму Грозного.

3. Особенности политико - правовой проблематики России в XV -XVII веков.

Политико-правовая мысль и политическая действительность в Российском государстве XVII во многом развивалась под знаком реакции на революцию в Англии (40-е годы), имевшую общеевропейское значение. Поэтому и в самой Англии (философия Т.Гоббса), и в России общественно-политическая мысль пытается найти компромисс между доминирующим на практике абсолютизмом и рационально обоснованными либеральными идеями.

Юрий Крижанич (родом из Хорватии) - мыслитель, получивший в Европе фундаментальное образование в богословских и светских науках. В 1659 году он поступает на службу к Алексею Михайловичу. Но через два года по ложному доносу Крижанича ссылают в Тобольск, где он и пишет свои «Беседы о политике», более известные как трактат «Политика».

Это обширный философский труд, рассматривающий все стороны общественной жизни: экономику, социальную сферу, политико-правовую. «Его анализ состоит из критических замечаний и позитивной программы, намечающей необходимые преобразования».

 Как в «Левиафане» (год публикации 1651) Томаса Гоббса государство сравнивается с живым существом, государственное устройство - со сложением живого гиганта, подобного человеку, так и у Крижанича политический строй рассмотрен в сравнении с человеком. Если в человеке центром является душа, то государстве центр - это правитель. «В государстве душа - это король, а у короля и у его думы - три жизненные силы: мудрость, могущество и богатство. Посредством этих сил король один властвует над многими…ибо благодаря им повелевает и управляет волей, разумом и жизнью подданных».

Мудрость, могущество и богатство раскрываются как возможности правителя, с помощью которых он осуществляет власть. Но повелевать, по Крижаничу, означает использовать свои возможности и полномочия не только и даже не столько в личных интересах, сколько в интересах всего общества. Например, «благодаря богатству король повелевает волей и желаниями подданных. Так бывает, если он не старается правдой и неправдой сам разбогатеть, а заботится об общем богатстве подданных и об изобилии да дешевизне в стране. Ибо тогда подданные становятся богатыми, и сам король бывает более богат… Но плохо добивается любви своих подданных тот король, который для того, чтобы чрезмерно обогатить нескольких (людей), обижает тиранством многих (других) и беспощадно грабит (их) имущество». Таким образом, мыслитель полагает в качестве основного принципа правления монарха принцип «общей пользы».

В концепции Крижанича роль государя для страны первостепенна. Среди важнейших обязанностей его фигурирует счастье подданных. «Ибо обязанность или призвание короля - сделать подданных счастливыми». Однако «счастье» это, думается, надо воспринимать как социальную стабильность, благополучную жизнь, не более того. Король, по Крижаничу, обязан быть гарантом такой жизни.

Персона правителя сакрализована; но концепция мыслителя продолжает развитие идей Максима Грека, накладывая божественным происхождением на короля серьёзные обязательства: «Король - это божий наместник, и подданные должны воздавать ему некую меньшую (в сравнении с Богом - А.Н.) и человеческую честь, то есть страх, любовь и искреннее почтение, сразу же вслед за богом и божьими святыми.

Чтобы король вызывал страх…нужна его сила. Чтобы он был почитаем и высокоуважаем - нужна его мудрость. А чтобы он был любим - нужно богатство, но не его королевское богатство, а общее богатство подданных, обеспеченное королём». Мы видим, что сакральное происхождение царя не обязывает почитать его заранее (априорно), как следует почитать и любить Бога. Правитель должен заслужить уважение подданных своей мудрой политической деятельностью.

Для мыслителя важно подчеркнуть ценность мудрого, рационального правления. Крижанич резко заявляет о неприятии жестокости, грабежа и тирании со стороны государя. Он пишет: «казна, добытая силой и жестокостью, означает не богатство, а бедность, потому что она является неизбежной причиной грядущих бед. Ведь такое королевство во веки не может быть крепким, ибо ни одно сословие не довольно своим жребием, и все жаждут перемен».

Говорит мыслитель и о вреде советников-льстецов, склоняющих правителя к алчности. Эти люди «поступают преступно и заботятся лишь о том, как польстить и сказать угодное слово, чтобы заслужить королевскую милость». Такие советники наносят вред всему государству, т.к. «они приводят весь народ в нищету и в крайнюю бедность». Ответственность за государственные беды, таким образом, лежит не только на правителе, но и на его советниках, приближённых.

Действия последних, идущие вразрез с общегосударственными интересами, Крижанич называет противоречащими «справедливости» и «чести», под которыми понимаются соответственно христианская нравственность и «королевское достоинство».

Можно также отметить, что философ не выступает против богатства как такового. Но он считает, что для короля необходимо умение верно распоряжаться своим богатством. Мыслитель критикует человеческие страсти: жадность, жестокость, несправедливость «при сборе казны», а не саму возможность быть богатым.

Лучшая форма правления, по Крижаничу, это монархия, «самовладство», так как её извращённую форму, тиранию, легче всего исправить, поскольку одного человека легче переубедить, чем многих. Так монархия, причём, монархия абсолютная, предпочтительнее демократии или олигархии.
 Но абсолютный монарх, по мысли философа, должен быть непременно мудрецом на троне. Крижанич «считает обязательным наличие у правителя знаний; хорошо также, когда знания есть и у всего народа, ибо «мудрость создана Богом недаром, а для того, чтобы быть полезной людям». Королям она особенно необходима, так как они не имеют права учиться на собственных ошибках, которые чреваты последствиями не только для них самих, но и для всего народа, обычно расплачивающегося за их ошибки.

Очень важным моментом в системе взглядов Юрия Крижанича является характер связи и взаимоотношений власти и законов. В «Политике» сказано: «Король не подвластен никаким людским законам, и никто не может его ни судить, ни наказывать». Король, таким образом, не подвластен позитивному законодательству. Точнее он даже сам являет собой закон для подчинённых. Однако, он ответственен (и тем самым подчинён) перед Богом и перед обществом: «божьему закону и людскому суждению…он подвластен. Две узды, кои связывают короля и напоминают о его долге, это - правда и уважение или заповедь божия и стыд перед людьми».

Как отмечает В.С.Никоненко, Крижанич в своих трудах предлагает один из вариантов «западничества в русской мысли XVII в.». По мысли исследователя, Крижанич критикует недостатки «Московской Руси с позиций западноевропейской цивилизации».

С уверенностью можно сказать, что Юрий Крижанич, вслед за Андреем Курбским, - это мыслитель, который своим творчеством выявил проблему отношений России и Запада. По мысли Крижанича, у России есть как преимущества перед Западом («удобства для водоплавания и судоходства», «безопасные рубежи», «хорошие соседи»), так и недостатки её, «причины несчастий», среди которых «роскошь в одежде», «долгие зимы», «злые соседи», «малочисленность жителей».

Общее у Крижанича и Курбского ещё и то, что оба они критикуют правление И.Грозного. Вот что пишет Крижанич: «Царь этот был не только жадным и беспощадным людоедцем, но и лютым, жестоким, безбожным мясником, кровопицей и мучителем».   Однако Крижанич идёт дальше. Он критикует саму мысль о том, что русские правители происходят от римских, критикует теорию «Москва - третий Рим».

Можно увидеть у Крижанича и отличия и от концепции И.С.Пересветова. Для автора «Политики» один из важнейших критериев величия государства заключается не в пространственном расширении, а «в хороших законах».

Таким образом, трактат Юрия Крижанича «Политика» внятно формулирует и по-своему решает важнейшие для России политико-правовые вопросы, заданные философской мыслью прошлого, а также довольно системно раскрывает новую, важнейшу

4. Политико - правовая мысль Англии XVII века.

Парламент в политико-правовой мысли предреволюционной Англии. Вопрос о том, чем был парламент в предреволюционной Англии, до сегодняшнего дня остается остро дискуссионным. Начало серьезным парламентским студиям было положено исследованиями У.Нотстейна, А.Полларда и Дж.Нила. Они считали возможным писать о постоянно растущем значении палаты общин в общественной жизни тюдоровской и раннее стюартовской Англии, о том, что нижняя палата в раннее стюартовскую эпоху оформилась как единая оппозиционная сила, противостоящая абсолютистcким устремлениям короны и «пламенно» отстаивающая конституционные принципы. Данная точка зрения господствовала в англо-американской историографии вплоть до 70-х годов XX в.

В середине 70-х годов в науку пришло поколение, которое иначе взглянуло на эту проблему. «Ревизионисты», как их стали с тех пор называть, в отличие от своих предшественников более скрупулезно взялись изучать парламентскую практику, предвыборную процедуру, деятельность парламентских комитетов, механизм принятия решений, механизм контроля за деятельностью коммонеров со стороны членов верхней палаты и королевской администрации, наконец, жизнь и карьеры отдельных парламентских деятелей.

Они пришли к выводу, что парламент отнюдь не являлся решающим фактором политики, ибо собирался нерегулярно, был зависим от короля, распоряжение которого являлось началом как созыва парламента, так и его роспуска. Поэтому действовал парламент не столь длительные промежутки времени, чтобы в нижней палате сформировалась «партия», преследующая особые политические цели. Политика делалась при королевском дворе, где за близость к королю и за возможность влиять на него боролись различные группировки элиты. Критика королевской власти, раздававшаяся в парламенте, была простым отражением придворного соперничества. Нередко она опиралась на молчаливую поддержку «дворофобов» и «столицефобов» из провинций. Поэтому, полагают ревизионисты, нет никаких оснований говорить о существовании в парламентах первых Стюартов оппозиции, как нет оснований заявлять также о существовании фундаментальных разногласий между парламентариями и короной, ибо сохранилось слишком много документальных свидетельств того, что принципиальность и оппозиционность парламентариев измерялись периодами их пребывания вне власти. Боевой задор парламентских критиков немедленно улетучивался после получения ими должностей. Кроме того, многие парламентарии из провинций были в большей степени поглощены интересами своих графств, городов и местечек, чем проблемами общегосударственными.

Созывы Тюдорами и Стюартами парламентских сессий, считают ревизионисты, означали лишь то, что королевская власть даже после усиления своего влияния и контроля не могла обходиться без соучастия представителей элитных групп (столичных и провинциальных) в управлении страной. Парламент оставался одним из главных источников пополнения государственной казны, каналом, через который можно было ознакомиться с настроениями общества, коли без соучастия подданных в управлении обойтись было нельзя, и, следовательно, местом выработки компромиссов и достижения согласия. Именно отказ Карла I от практики созыва парламентов стал одной из причин гражданской войны.

Нам представляется, что изучение взглядов современников -- юристов, государственных деятелей, любителей «старины глубокой» -- на английский парламент не только интересно само по себе, но и актуально в контексте сегодняшних споров специалистов, ибо позволяет пролить свет на значение парламента в жизни предреволюционной Англии.

Почти все авторы, писавшие о парламенте, начинают свои рассуждения о нем с изучения этимологии слова «parliament» и с выяснения истории происхождения этого представительного института. Нередко посредством этимологического анализа пытались определить основное предназначение парламента. Существовали, как писал У.Лэмбард, две точки зрения на проблему появления данного слова в английском языке. Согласно одной -- термин «parliament» возник в результате соединения двух латинских слов во множественном числе «parium» («равные») и «lamentum» («жалобы», «печали») и, таким образом, означает место, где люди, равные по статусу, имеют возможность высказать свои жалобы. Согласно другой -- название представительного органа Англии происходит от французских слов «parler» («говорить») и «ment» («мнение»), что означает «собрание людей, соединившихся вместе, чтобы выразить мнение или дать совет». Сам У.Лэмбард считает вторую точку зрения более правдоподобной и полагает, что термин «parliament» начал входить в английский язык после нормандского завоевания. Эд.Кок также был сторонником второй точки зрения, полагая, правда, что Англия была знакома с термином «парламент» еще до прихода нормандов. Юрист писал: «Он называется парламент, поскольку каждый член этого органа обязан искренне и беззлобно выражать мнение (parle la ment) во имя общей пользы; такое же имя носит представительный орган в Шотландии; и название это употреблялось (в Англии. -- С.К.) во времена Эдуарда Исповедника, до завоевания страны Вильгельмом Завоевателем».

Весьма затруднительно отыскать сущностные различия в мнениях членов «Антикварного общества». Дж.Доддридж и У.Кэмден почти дословно воспроизводят слова У.Лэмбарда о существующих в Англии двух точках зрения на происхождение термина «parliament». Они, как и У.Лэмбард, придерживаются второй, считая, что данный термин был привнесен в Англию «французскими монахами», а во времена правления Генриха I его впервые использовали для обозначения «общего совета королевства». В трактатах неких Эгарда, Джозефа Голанда, а также в трактате анонимного автора, вошедшего в коллекцию Т.Херна, сказано, что английское «parliament» произошло от французского «parler», что означает «говорить», «обсуждать» (Эгард), «говорить или выражать мнение в собрании» (Д.Голанд).

Цивилист Дж.Коуэлл и юрист общего права Дж.Селден делали одинаковое заключение: слово «парламент» проникло в английский язык из французского и обозначает «собрание» и «совет».

Вполне вероятно, что в умах их современников, не обремененных правовыми и историческими знаниями, обе точки зрения сливались в одну. Парламент становился институтом, который открыто выражал неудовольствие подданных политикой короны и деятельностью королевской администрации, а его члены имели право высказывать любое мнение, касающееся государственых дел. Свидетельством формирования такого взгляда может служить анонимный диалог «Аргументы в пользу ежегодных созывов парламента», недавно опубликованный английской исследовательницей П.Крофт, автором которого, считает она, был человек, близкий к юридическим «подворьям» и «Антикварному обществу». Один из участников диалога говорит, что парламент следует воспринимать и как место «parium lamentum -- жалоб и обид, которые один член этого органа поверяет другому», и как французское «parle-lament -- свободное выражение кем-либо своих точек зрения и мнений».

Как мы видели, большинство авторов считали, что французское «парламент» было привнесено в Англию после прихода нормандов. Дж.Доддридж и У.Кэмден полагали, что в английских источниках оно впервые упоминается в 1009 г. Однако и они, и прочие юристы, и антикварии приходили в конечном счете к заключению, ссылаясь на изыскания хрониста конца XV -- начала XVI в. Полидора Вергилия, что повсеместно в политической практике указанное слово стало использоваться во времена правления Генриха I. Исключением из этого правила является Эд.Кок, заявлявший, что данное слово использовалось в Англии для обозначения совета до прихода нормандов. Точнее прочих оказываются У.Лэмбард и Г.Спелман. У.Лэмбард ближе других подошел к исторической истине: не оспаривая выводов хрониста, он осторожно оговаривал, что, на его взгляд, впервые данный термин был употреблен в 1275 г. в одном из статутов короля Эдуарда I.

И Г.Спелман был склонен к тому, чтобы датировать появление термина «парламент» XIII веком. Этот правовед, поставив под сомнение авторитет Полидора Вергилия, замечал, что даже в Великой Хартии и других официальных документах 20-х годов XIII в. данный термин еще не встречается.

История английского парламента в произведениях юристов общего права предстает гораздо более древней, чем было на самом деле. Это собрание возникло, по их мнению, не во второй половине XIII в., а гораздо раньше. Юристы общего права в своем большинстве приходили к выводу о том, что представительный орган -- универсальный институт, который существовал и существует у многих народов, а в Англии французское «парламент» просто вытеснило старые, донормандские, наименования данного учреждения.

Эд.Кок писал, ссылаясь на Библию, что уже древние израильтяне имели что-то наподобие парламента. Дж.Доддридж проводил параллели между английским парламентом и комициями Древнего Рима. У.Лэмбард полагал, основываясь на сообщениях Тацита, что практика прибегать к «консультированию» при выработке решений существовала у «германских или английских» племен до переселения на остров.

В некоторых произведениях того времени можно встретить высказывания о том, что древние кельты имели представительную власть. Например, Дж.Доддридж, У.Кэмден, Дж.Селтерн писали, что такой орган был у бриттов до высадки на острове саксов. В анонимном диалоге «Аргументы в пользу ежегодных созывов парламента» можно прочесть следующее предположение: «Первоначально управление нашим королевством было либо демократическим, либо аристократическим, и, возможно, парламент берет начало от друидов или германцев Тацита». Однако большинство правоведов и антиквариев, включая упомянутых, склонялось к тому, что в Англии прототип современного им парламента появился в саксонскую эпоху. Эд.Кок, например, писал о том, что в IX в. Альфред Великий, объединив Англию, собирал парламенты. До проведенного им объединения страны парламенты собирались в тех саксонских королевствах, которые существовали на острове ранее.

Юристы полагали, что в саксонскую эпоху в зависимости от времени и места парламент именовался по-разному: либо греческим термином «синод» -- «synods», «synoth» (У.Лэмбард, Дж.Доддридж, Эгард, У.Кэмден), либо латинскими терминами «Consilium, Magnatum Conventus, Prasentia Regis, Praelatorum, Procerumq, Collectorum» (У.Кэмден), «Сoncilium Magnatum, Curia altissima, presentia Regis, Prelatorum, Procerum. Collectorum» (Дж.Доддридж), «Concilium, Commune Consilium, Magnum Consilium, Placitum generale, Curia altissima, Parliamentum generale, seu altissimum» (Фр.Тейт), либо саксонскими «Micel-Gemot (высокое собрание), Witena-Gemot (собрание мудрых людей), Ealrawitena-Gemot (собрание всех мудрых людей)» (У.Лэмбард), «Wittena-Gemot» (Дж.Селден), «Kyfrithin», «Gereduytsif», «Wittena Mota» (Дж.Доддридж), «Gemote, Pirena, cor Pirena, Gemore, Ealpa, Zemots» (Фр.Тейт), «Kifrithin» (У.Кэмден).

Вероятно, основная масса юристов не видела большой разницы между тем, чту они считали древнесаксонскими представительными органами, и английским парламентом. Только, пожалуй, Г.Спелман усомнился в этом, придя к выводу, что привычные его современникам черты представительный орган начал обретать во время и после принятия Великой Хартии вольностей, т.е. в XIII в.

Думается, что представленная в работах юристов и антиквариев столь древняя история происхождения парламента весьма показательна. Она подводила современников к заключению, что орган, испытанный столь большим числом поколений, не может не быть важным и нужным для страны; что королю и впредь следует советоваться с подданными, допускать их к соучастию в принятии политических решений.

Посмотрим теперь, что думали юристы о месте и значении парламента в жизни государства и общества предреволюционной Англии.

В произведениях юристов парламент выглядит прежде всего как орган, представляющий всю страну, и как символ единения всех частей государственного тела. Поскольку, как мы видели, ничто так хорошо не подчеркивало идею единства и гармонии, как использование органических метафор, то естественно ожидать встретить их здесь. У.Лэмбард пишет, что подобно тому, как в годы войны единство короля, знати, дворянства и йоменов являет собой силу и мощь королевства, лорды духовные и светские, рыцари и горожане (Burgesses), собирающиеся в дни мира по призыву монарха в парламенте, представляют единое тело (Bodie), совет и сообщество королевства (Policie of the Realme). В парламенте они должны обсуждать (deliberate), совещаться (conferre) и решать (conclude). Это парламентское сообщество (Policie) рисуется ему и как естественное, и как гармоничное. «Естественное, потому что напоминает естественное тело человека, справедливо называемое еще малым миром (a little World)». Король и две палаты представляются юристу соответственно головой (Head), грудью (Breast) и животом (Belly). Гармоничное, потому что все три части парламента должны действовать так же слаженно, как бас (Base), баритон (Meane) и дискант (Treble), когда они исполняют прелестную мелодию (dеlicious melodie).

Цивилист Т.Смит пишет, что парламент, который состоит из государя, знати (nobilitie) и общин, символизирует их общее согласие и единство во власти, или общее единство головы и тела королевства Англии (we have spoken of the parliament which is the whole universall and generall consent and authoritie as well of the prince as of the nobilitie and commons, that is say, of the whole head and bodie of the realme of England).

Эд.Кок подробно останавливается на парламентском представительстве. В парламенте заседает король и три сословия: 1) лорды духовные -- архиепископы и епископы (в количестве 24 чел.); 2) лорды светские -- герцоги, маркизы, графы, виконты и бароны (в количестве 106 чел.); 3) представители общин -- рыцари, избранные от графств, и горожане, избранные от городов (в количестве 493 чел.). Король и лорды заседают в парламенте как люди, обладающие своим правом (politick capacity). «Король и три сословия являются великим сообществом (great corporation), или политическим телом королевства, и заседают в двух палатах, а именно: король и лорды -- в палате, именуемой палатой лордов, рыцари и горожане -- в палате, именуемой палатой общин». Король является главой парламента, его началом и концом (king is caput, principium et finis). Единение короля и членов парламента представляется Эд.Коку олицетворением государственной мудрости. Он пишет: «Как в естественном теле, когда все жилы, объединенные с головой, соединяют свои силы вместе для укрепления тела и тем самым являют абсолютную мощь (ultimum potentiae), так и в теле политическом, когда король, лорды духовные и светские, рыцари и горожане собираются по повелению короля вместе во главе с ним для совещания во имя общего блага всего королевства, они являют абсолютную мудрость (ultimum sapientiae)».

Эд.Кок отмечает, что природа представительства лордов и общин разная, ибо первые представляют только самих себя, следовательно, получив согласие короля, могут не участвовать в заседании палаты и делегировать свои полномочия своим доверенным лицам. Но для нижней палаты это невозможно, ибо она представляет все население Англии. Каждый ее член «был избран и получил доверие многих людей», а его участие в заседаниях есть «служение всему королевству, на благо короля и его народа».

Отсутствие единства, которое возникает в тех случаях, когда король оказывается недоволен поведением лордов или общин; когда отсутствует согласие внутри палаты лордов; когда отсутствует согласие между лордами и общинами; когда не возникает согласия между самими общинами; когда, собирая парламент, королевская власть не готовит вопросов, достойных рассмотрения в представительном органе, -- все это исключает достижение успеха в деятельности парламента, убежден Эд.Кок.

Т.Эллесмер пишет, что все три составляющие парламента приходят в собрание, движимые разными задачами: король -- чтобы продемонстрировать свое верховенство (regality and supreme prerogative and soueraignytye); знать и прелаты -- чтобы подкрепить свою честь и достоинство; общины -- чтобы «продлить и поддержать» свои «исконные свободы и привилегии» (auncient liberties and priueleges). Поэтому важно сохранение баланса между ними, ибо если король расширит свою regality, то его власть превратится в тиранию. Если лорды обретут слишком большой «авторитет», то форма правления в Англии станет аристократической. Если общины «узурпируют» власть короля (regality), то в стране установится демократическая форма правления.

Дж.Доддридж считает, что «в мире не найдется короля и подданных, которые бы обладали более величественным, более единым (more binding) и вместе с тем более свободным советом, чем парламент в Англии». Парламент -- «политическое тело», -- сказано в одном анонимном трактате. «Он (парламент. -- С.K.), -- пишет автор другого анонимного трактата, -- состоит из головы и тела. Голова -- это король, тело -- это члены парламента. Данное тело делится на две части». Автор далее сообщает о духовных и светских лордах верхней палаты и рыцарях и горожанах -- нижней.

По мнению Дж.Селдена, до середины XV в. все население Англии мужского пола участвовало в парламентских выборах. Только в годы правления ГенрихаVI (1422--1461) был введен 40-шиллинговый ценз. Поэтому теперь, полагает Дж.Селден, эта часть народа Англии представляет всех женщин, детей и тех, кто имеет более скромный ежегодный доход. В целом же парламент представляет все население Англии (All are involv'd in a pаrliament).

Видимо, в начале XVII в. коммонеры стали проникаться мыслью, что именно они представляют страну. Поэтому в источниках того времени можно встретить утверждение, что нижняя палата парламента является представительным органом. Например, в 1614 г. спикер палаты общин Реналф Крю, выступая в день открытия парламента, говорил: «Я вижу перед своими глазами суверенного короля... в присутствии знатных... героев королевства, почтеннейших прелатов, степенных и умудренных судей, одетых в красное, цвет мудрости, вместе с представительным органом (representative body) нашего государства, общества и всей Англии». Такое собрание в саксонскую эпоху называлось собранием сословий и мудрых людей.

Конечно, описание представительства в парламенте короля и основных английских сословий отражало принятую тогда политическую практику. Но, думается, не только. Ибо из самой идеи представительства вытекали другие, не менее важные. Это -- идея о парламенте как высшем органе государственной власти в стране, идея о парламенте как информационном канале, снабжающем короля сведениями о реальном положении дел, идея о парламенте как о наиболее эффективном способе разрешения общественных проблем, наконец, представление о парламенте как месте издания законов и высоком суде.

Парламент, очевидно, был еще далек от того, что сегодня в теории государства и права именуется законодательным органом. Поэтому определение парламента как «высокого суда» встречалось в раннестюартовской Англии повсеместно. От других судов парламент отличался числом и, так сказать, качеством «судей», а главное -- своей компетенцией. Под компетенцию парламента подпадала вся страна, тогда как другие суды имели более или менее определенную юрисдикцию.

«Самая высшая и абсолютная власть королевства Англии сосредоточена в парламенте», -- провозглашает Т.Смит. Ибо здесь знать и епископы в верхней палате, рыцари, эсквайры, джентльмены и «общины» в нижней присутствуют, чтобы «извещать, советовать и показывать, что полезно и необходимо для общего блага». Они выражают свои мнения и обсуждают законопроекты, которые становятся законами после их одобрения королем на заседаниях обеих палат. Закон, принятый парламентом, символизирует согласие с ним всех подданных. Поэтому «никто не может жаловаться на него, но должен примирять себя с ним, находить его добрым и повиноваться ему».