Вопрос об экономической политике как правовом явлении традиционно связывается с рассмотрением проблем участия исключительно государства в экономике и по степени обращения к нему занимает одно из первых мест. Мало какая работа не преминет напомнить о существовании "экономической политики государства" и необходимости того, чтобы она была обязательно эффективной, а то и "державной" [8]. В этом нет ничего удивительного, поскольку "экономическую политику", как и всякую иную политику, рассматривают как род деятельности и ассоциируют с системой, включающей определенный набор целей и задач, достижение которых осуществляется прогнозируемым набором смоделированных способов, методов, мер воздействия.

"Государственность" же политики определяется уже на этимологическом уровне - греческий термин "politikу" объединяет государственные или общественные дела, однокоренное "pуlis" обозначает государство.

С другой стороны, экономическая специфика политики связывается, как правило, с выполнением государством экономической функции.

Не останавливаясь подробно на содержании дискуссии о сущности категории "функция государства", тем не менее следует отметить и в целом согласиться, к примеру, с позицией Л.И. Загайнова, который полагал, что "основным, решающим критерием, с помощью которого можно отграничить одну функцию государства от другой, является различие объекта воздействия, т.е. специфика соответствующих общественных отношений, на которые государство воздействует в процессе своей деятельности" [5, с.4]. Таким образом, можно предположить, что "экономической функцией государства" является одна из общегосударственных задач, вмененных к исполнению в целом всему государству. По этому основанию можно наряду с экономической выделить политическую, социальную и иные функции государства. Однако этот подход не позволяет ответить на вопрос о содержании в данном случае экономической функции государства.

В настоящее время достаточно распространенной точкой зрения по этому вопросу является тезис о том, что указанная категория охватывает как направления деятельности государства (общегосударственные задачи), так и механизм государственного воздействия на общественные отношения [1, с.21-22; 12, с.79; 16]. Однако такой подход не разделяет функцию как направление деятельности и функцию как процесс, то есть не разделяет статику и динамику этого явления. Попытку разрешить эту проблему можно найти в рассуждениях Л.И. Загайнова, который обращает внимание на двойственную природу существования функции государства [6, с.13-14]. М.В. Жигуленков это рассматривает как "обусловленную сущностью государства его способность к деятельности в определенном направлении…" [4]. Авторы учебного пособия "Проблемы теории государства и права", изданного под редакцией М.Н. Марченко, рассматривают функцию государства "как сложное по своей структуре явление, включающее в себя, по крайней мере, четыре элемента: объект (объектную направленность) функции; социальное назначение государства; фактическую деятельность государства (в единстве с ее принципами, способами, методами, формами) и цель, на достижение которой направлена функция" [14, c.174].

Действительно, рассматривая функцию государства только как некую задачу, не включая возможность ее решения, мы столкнемся с декларативной конструкцией. С другой стороны, объединение всего в одном понятии может скрыть действительную проблематику рассматриваемой сферы. В этом смысле функция как общегосударственная задача - это некая сверхзадача существования в целом государства, то есть одновременно и объект, и цель. Но функция как деятельность - это процесс, который требует соответствующей субъективизации во всех смыслах и значениях. В первом случае мы вполне спокойно можем отнестись к ситуации, в которой экономическая (в данном случае) функция корреспондируется с государством, абстрагированным в нашем восприятии от его аппаратно-чиновничьей сущности. Однако во втором случае требуется конкретный субъект, исполнитель, наделенный определенными правами и обязанностями, реализующий в определенном порядке эти права и обязанности, несущий определенного рода юридическую ответственность за надлежащее выполнение прав и обязанностей и т.д.

С учетом сказанного, субъектом, разрабатывающим и реализующим экономическую политику, с нашей точки зрения, являются правительства различного уровня. Экономическая функция предполагает предоставление этим субъектам определенного рода возможностей (компетенции) в разработке экономической политики. Мы полагаем, что государство в контексте "рассмотрения экономической политики государства" - это функционально-ограниченная система принятия управленческих решений, институционально представленная правительствами (исполнительной ветвью власти, государственным аппаратом) различного уровня.

Функциональная ограниченность экономической функции означает, что государство, обладая определенной властной компетенцией, обеспечивающей реализацию экономической функции, в то же время не имеет права выходить за рамки этой функции, действуя только в объеме предоставленных полномочий, а, с другой стороны, гражданское общество имеет право осуществлять контроль за выполнением этой функции. В рассматриваемом контексте речь должна идти не об "экономической политике государства", а об "экономической политике правительства", тем более с учетом доктринальной поддержки Конституции Российской Федерации [9] - например, подпункты "б" и "в" части 1 статьи 114.

Следовательно, "экономическую политику" можно рассматривать исключительно как форму деятельности правительства (государственного аппарата), то есть исполнительной ветви власти; как систему средств, методов, способов, мер (и т.п.) решения общегосударственных задач правительством различных уровней, определяемых в целом экономической функцией государства. Из этого следует, что экономическая политика на разных этапах существования конкретного государства может быть различной, но в любом случае направленной на реализацию единой экономической функции, которая по содержанию остается неизменной.

Права и обязанности в сфере формирования, исполнения и контроля за реализацией экономической политики не могут быть сконструированы на абсолютных началах и существуют как корреспондирующиеся с правами и обязанностями иных субъектов, участвующих в процессах, связанных с экономической политикой. Однако в настоящее время государственный аппарат в РФ является субъектом, который не только вырабатывает и реализует политику, но одновременно и контролирует ее осуществление.

Экономическая функция государства, рассматриваемая как цель (объект), как и абсолютно все другие функции государства, - это способ обеспечения потребностей и задач гражданина-индивидуума и гражданского общества, реализуемый через категорию публичного интереса. То есть экономическая политика является исключительно формой вмешательства государства в экономику.

С учетом провозглашаемой социальной характеристики современного Российского государства, эта проблема обычно рассматривается как проблема соотношения прав индивидуума и публичных интересов. Наличие последних определено в российском законодательстве формулой, в соответствии с которой ограничения гражданских прав могут вводиться только "на основании федерального закона и только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства". Этот принцип регулирования отношений, закрепленный в ст.1 Гражданского кодекса Российской Федерации [3], является формальной основой позиционирования современного государства в экономике, позволяющей ему создавать правовой режим, предполагающий появление конкретных ограничений при общем разрешении.

Чем определяется содержание такой деятельности правительств различного уровня?

Во-первых, содержание экономической политики правительства определяется целями, задачами, механизмами существования государства как такового, то есть содержанием единой экономической функции государства. К элементам этой части основ экономической политики, которые можно обозначить как базисные (фундаментальные, стратегические и т.п.), относятся задачи, связанные с сохранением рыночной экономики и ее фундаментальных социально-политических институтов, обеспечивающих определенного рода взаимосвязь между экономическими и политическими правами, реализующими возможности субъективизации гражданского общества.

Современная доктрина предполагает рассмотрение прав человека как совокупности всех прав индивидуума, в том числе и экономических. Неотъемлемые права человека - это совокупность прав, обеспечивающих внутреннее, духовное развитие, а также статус индивидуума как самостоятельного субъекта публичного права, в том числе его право на свободу слова, право на религиозную свободу, право на светский характер государства, право на свободу митингов, шествий и демонстраций, право на свободу объединений, право на свободу передвижений и места жительства, право на участие в демократических процессах выборов, право на восстание против тиранической власти и т.д. Неотъемлемые права человека как права, обеспечивающие внутреннее, духовное развитие, не могут быть ограничены и являются гарантией реализации всех других.

Однако в условиях, когда экономическое развитие отдельно взятого сообщества базируется на множестве непредсказуемых факторов, но при этом сохраняется функция государства по обеспечению публичных интересов, в том числе и социального характера, уровень вмешательства государства в экономику не может быть определен заранее или раз и навсегда в неизменном варианте. Как подтвердили события мирового кризиса 2008 и 2009 годов, усиление вмешательства государства в экономику потребовалось даже таким "рыночным" странам, как США и Германия.

Именно в этом смысле у государства появляются конкретные субъективные обязанности публичного характера, в том числе и в первую очередь в сфере экономики. Они не трансформируются в нечто абстрактное абстрактного же "государственного аппарата", а представляют собой обязанности конкретных должностных лиц, наделенных в определенном порядке публичной властью, за неисполнение которых эти должностные лица должны нести конкретную юридическую ответственность. В противном случае сомнения в возможности соотношения субъективных публичных прав гражданина и субъективных публичных обязанностей государства приобретут платонический дух - фундаментальные права действуют императивно, и от действий отдельных индивидов эти права не зависят ни по форме, ни по содержанию, являясь формой достижения очередного общего блага [10].

Таким образом, экономические права в настоящее время являются потенциально ограничиваемыми со стороны государства, реализующего публичную функцию. Но этот традиционный тезис порождает и стандартный вопрос: каковы пределы такого ограничения? Каков алгоритм определения избыточности или недостаточности вмешательства государства в экономику?

Таким механизмом не может не быть реализация комплекса неотъемлемых прав человека и гражданина. Общество и отдельно взятый гражданин определяют результаты деятельности государства по степени удовлетворенности своих запросов и ожиданий. Только правовые возможности, традиционно относимые к числу политических прав, способны обеспечить возможность обществу и отдельно взятому гражданину исправить ситуацию, в которой государство недолжным образом реализует возложенные на него обязанности. Спектр этих возможностей определяется правом на жизнь (ст.20 Конституции Российской Федерации) и личную свободу (ст.22 Конституции Российской Федерации), правом на свободу мысли и слова (ст.29 Конституции Российской Федерации), правом на свободу митингов, шествий и демонстраций (ст.31 Конституции Российской Федерации), правом на религиозную свободу (ст.28 Конституции Российской Федерации) и светским характером государства (ст.14 Конституции Российской Федерации).

Именно в этом соотношении заключается механизм определения границ вмешательства государства в иные права граждан, в том числе экономические, - этот механизм в нужный момент должен обеспечить возможности напомнить государству о наличии пределов его вмешательства. Нарушение этих пределов со стороны государства будет означать качественное изменение рыночных экономических отношений и превращение их в нерыночные, что неизбежно влечет отказ и от других элементов либеральной рыночной концепции [11; 18]. Таким образом, из системы, где экономические права должны были защитить права политические, эта система трансформировалась в систему, при которой уже политические права призваны в том числе обеспечить надлежащий уровень прав экономических - без права "поговорить" невозможно обеспечить право "поесть".

В какой степени перечисленные выше неотъемлемые права и свободы можно отнести к числу экономических? С одной стороны, ответ должен быть категоричен в силу того, что гарантии прав однозначно являются частью правового режима этого права. Если строго придерживаться либертарианской позиции [17], то мы должны констатировать, что практически любая правовая возможность человека имеет в своем основании экономический характер. К примеру, М. Ротбард не разделяет права человека и право собственности. Он, называя последнее "единственным подлинным правом человека", демонстрирует первооснову даже таких свобод, как свобода слова и свобода собраний, именно в праве собственности [15, с.355-358]. Естественно, что с точки зрения узкоотраслевых канонов рассмотрения права собственности найдется множество формальноюридических оснований высказать сомнение в обоснованности такого рода позиции. Однако если мы признаем тот факт, что современное моделирование отношений экономического характера с участием предпринимателей (и потребителей-граждан в конечном итоге!) не носит строго частного характера, что изменение характера регулирования связано с вмешательством государства в экономику, что вмешательство является способом выполнения публичных функций государства, то мы должны и признать, что способами надлежащего обеспечения этого вмешательства и формирования модели "экономических прав" являются права, которые традиционно называются политическими. Это правовая конструкция, где имеет место функционально ограниченная, непосредственно контролируемая гражданским обществом и предполагающая возможность привлечения к ответственности система принятия управленческих решений, институционально представленная аппаратом правительств различного уровня. Из этого следует, что субъектом экономического моделирования должно являться не только государство, но в первую очередь гражданское общество в целом. Политические права являются одновременно экономическими, поскольку только они дают возможность субъективировать гражданское общество, которое, в свою очередь, является одновременно и заказчиком, и контролером в области реализации публичных интересов.

Именно в таком контексте возникает и правовой смысл вопроса об ответственности за реализацию экономической политики. В настоящее время этот вопрос никак не решен. Можно сколь угодно много разговаривать о политической ответственности в контексте электоральных побед и поражений, но до тех пор, пока такого рода институты не будут обеспечивать возможность привлечения к реальной юридической ответственности, гарантированность достижения искомых результатов будет оставаться под вопросом.

Следует отметить, что обладание гражданским обществом права на контроль не означает наличия у гражданского общества обязанности осуществлять контроль. Как правило, это обстоятельство приводит постфактум к констатации "отсутствия" гражданского общества, его "недоразвитости", "незрелости", необходимости "становления" и т.д. В действительности в подобного рода ситуации речь идет не об отсутствии гражданского общества или какой-то степени его зрелости, а об отсутствии сформировавшихся правовых традиций и правовых ценностей. Именно последние определяют осознание отдельным индивидуумом и усредненным критическим большинством в обществе целей и задач как индивидуального существования, так и коллективной ответственности за результаты индивидуального существования. Наличие "скрытых правовых традиций" позволяет завуалировать существование истинных характеристик отношений в системе государство - гражданское общество.

Представляется, что приемлемым в рассматриваемом вопросе является тот подход, который, в частности, был избран Гарольдом Берманом в работе "Западная традиция права: эпоха формирования" [2]. Соглашаясь в целом с рассмотрением права как социально-экономического факта, Берман одновременно рассматривает право как идею и ценность (интеллектуальный и моральный критерий), выделяя в нем (применительно к Западу, а следовательно, и к России) сильный элемент традиционности, представленный смешением осознанных и неосознанных элементов. Цитируя Октавио Паса в развитие своего тезиса, Берман приводит его высказывание о том, что "видимая сторона общества - учреждения, памятники, продукты труда, вещи, но это и особенно скрытая от всех взглядов невидимая сторона: убеждения, желания, страхи, сдерживания чувств, мечты" [Там же, с.533].

В основе "скрытых правовых традиций" лежат особенности правосознания отдельно взятого индивидуума. "Автономное правосознание живет личным, свободным убеждением, но свободного убеждения не может быть в душе подавленного и запуганного человека. Привыкший жить чужим разумом и чужим решением, он незаметно утрачивает центр тяжести своего духа и превращается в какой-то трагикомический придаток другого существа или какой-нибудь тоталитарной партии; он привыкает к внешнему руководству, но не научается внутреннему; он может только усваивать веление со стороны и уже не слышит голоса собственного духа и разума. Постепенно угасает активность его ума, слабеет его волевой почин, умаляется его сфера самодеятельности. Он уже не может жить без надзора и опеки; он уже не в состоянии нести всю полноту ответственности за свои поступки; его дух хиреет; его жизнь становится унизительной" [7, с.428-429]. Эти слова Ивана Ильина как нельзя лучше демонстрируют этапы деградации правосознания и замены "здорового" правосознания вышеприведенными "скрытыми правовыми традициями".

Изменение идеологических принципов организации общества, формально закрепленное Конституцией РФ 1993 года, повлекло за собой лишь механическое восприятие правовых механизмов, традиционно обеспечивающих реализацию и построения либерального общества. Следствием этого стала полная ценностная дезориентация - на смену "старым" принципам и идеям, имевшим, в свою очередь, глубокие внутренние пороки, пришли грубо скопированные нормы сами по себе, без их осмысления обществом в целом и каждым его членом, не имеющие реальной социальной ценности.

Базовым условием такой специфики очередного "другого" пути России стали особенности того исторического периода, когда гражданское общество было лишено этапа самообучения и самостановления общественного сознания, закрепления в нем объективной необходимости изменений, глубокого осмысления причин, целей и задач нового этапа на основании имеющегося исторического опыта. С учетом этого вполне логичным является предположение о том, что исправление ситуации связано с восполнением этого этапа. Однако остается открытым вопрос о выборе способов прохождения этого этапа - эволюционный или революционный?

Эволюционный путь решения вышеназванных вопросов заключается в том числе в решении вопроса об институализации гражданского общества. Гражданское общество, как юридический феномен, рассматривается как некая среда, которая в лучшем случае имеет социально-политическую целостность. Если вспомнить, что такой "среде" противостоит четко структурированное и организованное "мускулистое" государство, становится понятна разница в восприятии этих явлений и их осознании. Уровень взаимодействия государства и такого гражданского общества сводится к взаимодействию между отдельно взятой общественной организацией и государством в целом.

Иными словами, право гражданского общества определять уровень экономических возможностей, в конечном итоге применимый к конкретному участнику экономических отношений, формируется на основе совокупности прав, позволяющих рассматривать и формировать само гражданское общество как субъект права. В этом смысле мы абсолютно обоснованно можем говорить об экономических правах гражданского общества и государства, в том числе и по вопросам определения содержания экономической политики правительства.

Во-вторых, содержание экономической политики определяется спецификой присутствия государства в рыночной экономике.

Не приветствуя в целом крайности политики невмешательства государства (laissez-faire) в рыночную экономику, тем не менее следует помнить о том, что государство (даже идеальное) является лишь механизмом трансформации неких тенденций в реальность, в данном случае правовую. Эти тенденции еще до такого моделирования становятся правовыми в сознании заинтересованного лица. С этой точки зрения, правовое - это и правовая теория, не материализованная в правовой норме, но продекларированная как альтернатива существующей правовой доктрине, и правовая культура, и правовая традиция, и правосознание - как индивидуальное, так и общественное. Их взаимосвязи даже в теории недостаточно понятны и изучены. В практике же правосозидания и правоприменения их уловить можно (и не всегда оперативно), к сожалению, только в виде имеющегося результата. Трудно проследить их взаимовлияние, особенно во взаимосвязях: правовая теория - правовая традиция и индивидуальное правосознание - общественное правосознание. Однако тезис о том, что вмешательство государства должно компенсировать в экономике частный эгоистический рационализм субъектов экономической деятельности, очень распространен. В этом смысле частное рациональное поведение хозяйствующего субъекта становится в публичной плоскости иррациональным. В связи с этим вполне естественен вопрос: почему такое нерациональное поведение хозяйствующего субъекта (ов) и в целом рынка должно компенсироваться рациональным поведением государства-чиновника? По какой причине и с использованием какого механизма еще недавно не облеченный властью, нерациональный и, видимо, недобросовестный гражданин по получении властных полномочий в связи с занятием должности в государственном аппарате вдруг обретет рационализм и добросовестность?

Более того, экономическая политика случайна и субъективна в силу того, что она основывается на ограниченном знании в сфере, в которой мы не можем до конца быть уверенными в истинности этого знания. Она зависит от множества факторов и осложнена потенциальным конфликтом частных начал реализации публичных интересов.

В контексте исследования вопросов о процессах познания, в том числе и экономического, и правового, всегда остается открытым вопрос об истинности как ощущений (основы исследовательского материала), так и получаемых результатов в виде идей. В рассматриваемом вопросе мы не можем до конца быть уверенными в том, что и предложенный вариант экономической идеи, и ее отражение в правовой реальности являются истинными. В данном вопросе мы вынуждены полагаться на тот систематически повторяющийся опыт, в котором мы выделяем кажущиеся нам закономерности - например, всякое государство стремится в той или иной степени влиять на отношения по производству, потреблению, обмену и распределению; государства можно классифицировать в зависимости от систематически однородных признаков, присущих им вне зависимости от исторически разных периодов; классификации государства зависят от имеющихся экономических систем. Наша привычка делать систематические выводы позволяет нам в условиях, когда наш разум приводит к заключению о наличии критического числа таких закономерностей, делать соответствующие выводы. С другой стороны, знание обеспечивает практическую сторону формирования рассматриваемой системы, которая в данном контексте связана с обеспечением наших целей, что в конечном итоге означает необходимость поиска мотивов наших действий как наших предшествующих представлений об этих целях. Какими бы ни были в конечном итоге эти представления - предоставляющими реальные пути решения или нет, истинными или ложными, они существуют как объективная реальность. Взаимодействие такого рода является фактически нашим представлением о возможном достижении конкретных экономических целей. Следовательно, в рассматриваемых связях имеют значение мотивы и интересы, которыми руководствуется человек в процессе экономического взаимодействия.

Таким образом, вопрос об экономической политике в итоге мы можем свести к вопросу, поставленному Карлом Поппером: "Как нам следует организовать политические учреждения, чтобы плохие или некомпетентные правители не нанесли слишком большого урона?" [13, с.161].

экономическая политика гражданское общество

Список литературы