Российская экономическая система как мутация позднего капитализма

Размещено на http://www.allbest.ru/

МГУ им. М.В. Ломоносова

Российская экономическая система как мутация позднего капитализма

Бузгалин Александр Владимирович

д.э.н., профессор эконом. ф-та

Колганов Андрей Иванович

д.э.н., профессор, зав. лабораторией по

изучению рыночной экономики

Российскую экономическую систему последнего десятилетия принято характеризовать как рыночную или экономику с развивающимся рынком. Соответственно, едва ли не большинство российских и зарубежных ученых, если и задаются вопросом о ее природе, то рассматривают его исключительно сквозь призму или некоторых особенностей реализации в нашей стране «стандартного» набора микро- и макроэкономических закономерностей, или меры приближения к некоторому стандарту (идеальной модели) рыночной экономики, прописанному в том или ином учебнике экономикс.

Мы Авторы выражают благодарность д.э.н., профессору Д. Б. Эпштейну за конструктивные критические замечания, позволившие внести определенные коррекции в первоначальный вариант текста, а также аспиранткам экономического ф-та МГУ О. Барашковой и О. Лемешонок за помощь в подборе и обработке статистических данных. этому нормативному подходу противопоставляем исследование процессов, происходящих в нашей экономической системе не только на уровне поверхностных (как правило, превратных) форм, но и на уровне содержательных, глубинных противоречий, порождаемых процессами трансформаций, начавшихся в нашей стране в последние десятилетия ХХ века и не завершенных до сих пор.

Подчеркнем: этот текст не претендует на статус завершенного исследования (последнее попросту невозможно: процессы трансформаций не завершены), но и не является исключительно новой гипотезой - авторы вот уже 20 лет работают над этой темой, и результаты этих исследований апробированы в докладах на престижных международных конференциях в крупнейших научных центрах России и многих странах мира, отражены в ряде книг и десятках статей, вышедших на многих языках. Еще более продолжительной является наша работа над проблемами методологии политической экономии и, в частности, структуры производственных отношений, с чего мы и начнем наш анализ.

1. Эмпирические предпосылки исследования

Прежде чем начать поиск решения проблем специфики содержания и структуры системы производственных отношений российской экономики последних десятилетий, напомним некоторые в принципе хорошо известные, но не всегда системно представляемые эмпирически достоверные (насколько вообще может быть достоверной официальная статистика) параметры, характеризующие последние два десятилетия российской экономики.

Начнем с позитивных экономических (о политике - демократии, свободе слова, возможностях выезда за рубеж и т. п. мы в этом тексте речь не ведем) результатов, которые принципиально важно принимать во внимание.

Среди основных - ликвидация дефицита товаров и услуг. При общем сохранении (или незначительном сокращении/увеличении) объемов потребления основных товаров и услуг в натуральном выражении введение свободных цен привело к сбалансированности платежеспособного спроса и предложения Для этого, на первый взгляд, кажущегося парадоксальным положения, есть хорошо известные объяснения: рынок создает объективную видимость изобилия товаров и того, что он создает условия для удовлетворения любых потребностей каждого индивида. Здесь, однако, как и в других разделах нашего исследования, существенно различение содержания экономических феноменов и их превратных форм. Кажется, что на рынке удовлетворяются потребности, но содержанием является удовлетворение лишь платежеспособного спроса. Этот «нюанс» указывает на присущий рыночной экономике механизм отсечения беднейших слоев (в частности, до половины россиян) от удовлетворения многих жизненно-важных потребностей (например, в качественном жилье, медицинском обслуживании, образовании и т. п.)..

Безусловно, за 20 с лишним лет в разы выросло потребление ряда товаров, которые были сконструированы и появились на рынке именно за эти 20 лет (компьютеры, мобильные телефоны и т. п.), а также автомобилей, косметики и т. п. Но и в РСФСР объемы потребления вновь появлявшихся товаров (в ходе структурных изменений на потребительском рынке, регулярно происходящих вследствие научно-технического прогресса) и предметов длительного пользования (холодильников, телевизоров, автомобилей) возрастали в разы за пятилетку и едва ли не в десять - двадцать раз за 20 лет. Так, обеспеченность автомобилями на 1000 человек населения увеличилась за 20 лет - с 1970 по 1990 гг. - более чем в 10 раз (с 5.5 ед. до 58.5 ед.), тогда как за последующие 20 лет «реформ» - в 5 раз (и это при том, что в советский период государственное регулирование было направлено на сдерживание роста личного легкового автотранспорта, что имело свои резоны; нынешние пробки практически во всех крупных городах тому подтверждение).

Вторым важным позитивным достижением стало восстановление до уровня 20-летней давности (по расчетам критиков «реформ») или даже увеличение по сравнению с 1991 годом примерно на 30% (по данным официальной статистики) среднего уровня доходов Рассчитано для 2012 г. по сравнению с 1991 г. по: Социально-экономические показатели Российской Федерации в 1991-2012 гг. (приложение к статистическому сборнику «Российский статистический ежегодник. 2013»). Доступ по ссылке:

http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/publications/catalog/doc_1270707126016. Дата обращения: 20.01.2014.. Этот результат является едва ли не наиболее чувствительным для граждан нашей страны.

При этом, правда, как отмечают эксперты Высшей школы экономики, работавшие под руководством профессора Е. Г. Ясина (а их трудно заподозрить в больших симпатиях к советской системе, равно как и в антипатиях к рыночным «реформам»), в результате резко возросшей социальной дифференциации населения к 2009 году существенно (более чем в 2 раза) улучшили свое положение по показателю реальных денежных доходов только высшие 20% россиян. Еще 20% наших граждан (третья квинтильная группа) 20 лет спустя после распада РСФСР живут так же, как и почти четверть века назад (при этом они смогли достичь уровня 1991 г. только к 2007 г.). Наконец, низшие 40% россиян живут хуже, чем в нашей стране конца 1980-х, при этом половина из них - почти в два раза хуже, чем в дореформенный период (реальные денежные доходы составляли в 2009 г. 55% от уровня 1991 г.). Авторы, более критично оценивающие результаты трансформаций, указывают, что реальные показатели качества жизни и, в частности, объемов потребления, существенно хуже, а мера дифференциации еще выше.

В любом случае мы можем сделать вывод, что экономические и социальные достижения периода реформ для большинства россиян во многом сводятся на нет вследствие резко выросшего уровня имущественного неравенства См.: Уровень и образ жизни населения России в 1989-2009 годах: докл. к XII Междунар. науч. конф. по проблемам развития экономики и общества, Москва, 5-7 апр. 2011 г. / Г. В. Андрущак, А. Я. Бурдяк, В. Е. Гимпельсон и др.; рук. авт. колл. Е. Г. Ясин ; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». М., 2011. С. 69-70..

К третьему достижению последнего двадцатилетия относится восстановительный рост не только в сырьевых, но и в некоторых других отраслях реального сектора экономики. В частности, за 2000-е годы были созданы сотни промышленных предприятий (в большинстве своем являющихся цехами по сборке, розливу и т. п. продукции ТНК или поставке им комплектующих), восстановлено производство на ряде предприятий ВПК, растет доля экспорта продуктов первичной переработки сырья. Более того, наблюдалась нелинейная тенденция роста производительности труда, причем не только в целом по экономике (здесь большую роль играл рост выработки на одного занятого в сфере услуг, торговле и т. п.), но и в ряде отраслей промышленности, а также в сельском хозяйстве Подробнее об этом см.: Эпштейн Д. Б. Россия-2013: противоречия экономической эволюции // Альтернативы, 2014, № 1..

Наконец, важнейшим позитивным результатом «реформ» экономисты праволиберального направления считают формирование в нашей стране основных институтов рыночной экономики и частной собственности.

Здесь, однако, сразу же требуется оговорка: с нашей точки зрения, рынок и частная собственность сами по себе - не «результат»; сами по себе они - всего лишь одно из средств достижения результатов, которые ставит перед собой общество. Если же мы к числу таких результатов относим существенные позитивные изменения в области повышения человеческих качеств (удовлетворение материальных и духовных потребностей, продолжительность жизни, уровень образования и культуры, безопасность, …), прогресс технологий, решение экологических проблем и т. п., то трансформации последних 20 лет привели к позитивным сдвигам только в одной сфере - удовлетворения платежеспособного спроса широким ассортиментом преимущественно зарубежных потребительских товаров и услуг.

Здесь результаты налицо: от «оптовых» рынков для бедных до изысканных бутиков для богатых, от киосков до гипермаркетов - все это видимые и значимые для рядового потребителя результаты «реформ». Да и по официальным статистическим данным оборот розничной торговли за этот период вырос почти в 3 раза (по расчетам на основании индекса физического объема оборота розничной торговли уровень 2012 г. в 2.93 раза выше уровня 1991 г.) Согласно расчетам авторов на основе данных Росстата. Источник данных: Социально-экономические показатели Российской Федерации в 1991-2012 гг. (приложение к статистическому сборнику «Российский статистический ежегодник. 2013»). Доступ по ссылке:

http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/publications/catalog/doc_1270707126016. Дата обращения: 20.01.2014., а объем платных услуг населению за этот период вырос почти в 2 раза.

Однако все остальные социальные индикаторы, как мы покажем ниже, либо ухудшились (положение беднейшей части населения, Индекс человеческого развития), либо незначительно улучшились (средние доходы населения). В сравнении с темпами роста всех этих показателей даже в годы «застоя» (не говоря уже о десятилетии «оттепели») эти результаты выглядят более чем скромно. И это при том, что сравниваем мы с «неэффективной» (по мнению авторов «реформ») плановой экономикой РСФСР.

Поэтому приводить в качестве позитивных результатов (достижений) само по себе создание частной собственности и свободного предпринимательства (если оно в РФ свободно…), фондового рынка и сотен банков и т. д., и т. п. некорректно: все это не более чем средства, которые могут приносить, а могут и не приносить продвижение по пути социального, гуманитарного, технологического и т. д. прогресса.

После этих ремарок следует обратиться к краткому комментарию по поводу основных общеизвестных макроэкономических индикаторов.

Как известно, официальная статистика показывает (см. таблицу 1), что за эти годы валовой внутренний продукт страны сначала сократился почти в два раза, после чего начался экономический рост, во многом (оценки расходятся: от 30 до 50%) обязанный устойчиво высоким ценам на энергоносители и сырьевые товары, составляющие абсолютно лидирующую часть российского экспорта Напомним, что для послевоенной экономики СССР основным источником роста национального дохода было увеличение производительности труда. Так, за счет роста производительности труда за военные годы и в четвертой пятилетке было получено 69% всего прироста промышленной продукции, в пятой пятилетке -- 68%, в шестой пятилетке -- 72%, в седьмой пятилетке -- 62%, в восьмой пятилетке -- 73%. (См.: Народное хозяйство СССР в 1970 году (Статистический ежегодник). М.: Статистика. 1971. С. 58, 62-63)..

Таблица 1

Динамика ВВП в 1991-2012 гг. Источник: Социально-экономические показатели Российской Федерации в 1991-2012 гг. (приложение к статистическому сборнику «Российский статистический ежегодник. 2013»). Доступ по ссылке:

http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/ publications/catalog/doc_1270707126016. Дата обращения: 20.01.2014.

Источник: рассчитано по данным Росстата.

В результате российская экономика по этому показателю, согласно данным Росстата, в 2008 г. приблизилась лишь к уровню 1992 года, отставая от уровня 1991 года Среди экспертных оценок встречаются такие, которые констатируют превышение в 2009 г. уровня ВВП 1991 г. на 8% (см.: Уровень и образ жизни населения России в 1989-2009 годах: докл. к XII Междунар. науч. конф. по проблемам развития экономики и общества, Москва, 5-7 апр. 2011 г. / Г. В. Андрущак, А. Я. Бурдяк, В. Е. Гимпельсон и др. ; рук. авт. колл. Е. Г. Ясин; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». М., 2011. С. 25.), тогда как по официальным данным Росстата в 2009 г. наблюдалось снижение ВВП на 8% по сравнению с 2008 г., а в 2008 г. ВВП еще не достиг уровня 1991 г.. Последующий мировой экономический кризис оказался для России одним из самых глубоких в мире: кумулятивный спад около 9% против 3-5% в странах ЕС и США (см. рис. 1); для Китая кризис вообще обернулся всего лишь сокращением темпов роста до 7% в 2009-2012 гг. См.: Россия и страны мира. 2012.: Стат. сб. / Росстат. M., 2012.. Последние годы наша страна переживает период медленного роста, грозящего обернуться стагнацией (темпы роста ВВП в 2010-2013 гг. снизились с 4.5% до 1.3% Источник: Социально-экономические показатели Российской Федерации в 1991-2012 гг. (приложение к статистическому сборнику «Российский статистический ежегодник. 2013»). Доступ по ссылке:

http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/publications/catalog/doc_127070716016. Дата обращения: 20.01.2014.).

Рис. 1. Динамика реального объема ВВП за 2008-2009 гг. (в %) Анисимова Г. В. Неравенства в Российском обществе: динамика и проблемы // Альтернативы, 2014, № 1.

Итак, по такому обобщающему макроэкономическому показателю, как валовой внутренний продукт, в результате более чем 20 лет «реформ» российская экономика вернулась к уровню «неэффективной», «кризисной» (оценки авторов «реформ») экономики РСФСР.

Безусловно, одним из важнейших индикаторов результатов эволюции экономической системы является структура экономики и, в частности, динамика современных высокотехнологичных производств. Если обратиться к общей оценке ситуации, то здесь едва ли не общепринятым является вывод о том, что в нашей стране оказался почти полностью разрушен высокотехнологичный сектор. ВПК восстанавливается с большим трудом и преимущественно на основе технологий и разработок советской поры. То же касается космоса. Авиастроение по объемам производства находится на уровне более чем полувековой давности.

Что касается образования, то здесь количественные результаты выглядят позитивно. Так, по количеству студентов на душу населения страны в государственных и негосударственных образовательных учреждениях высшего и среднего профессионального образования нынешняя РФ в 1.8 раза превосходит Российскую Федерацию 20-летней давности В сравнении уровня 2012 г. с уровнем 1992 г. Рассчитано по: Социально-экономические показатели Российской Федерации в 1991-2012 гг. (приложение к статистическому сборнику «Российский статистический ежегодник. 2013»). Доступ по ссылке:

http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/ publications/catalog/doc_1270707126016. Дата обращения: 20.01.2014., но качество вузовского образования оставляет желать много лучшего, с чем согласны почти все представители образовательного сообщества Обзор состояния образовательной сферы в РФ дан в работах О. Н. Смолина: http://www.smolin.ru, да и мировые рейтинги ведущих отечественных университетов катастрофически упали по сравнению с советским периодом. В области науки ситуация еще хуже, о чем многократно писалось в связи с дискуссией о «реформировании» РАН См.: Реформа РАН // Эксперт Online, 2013,

http://expert.ru/2013/07/1/reforma-ran/.

Результаты в остальных отраслях материального производства иллюстрируются данными таблицы 2, которая показывает, что практически во всех отраслях, образующих основу экономики позднеиндустриального типа (не говоря уже о 5-м и 6-м технологических укладах) налицо отставание по сравнению с «кризисным» 1991 годом.

экономика постсоветский производственный валовой

Таблица 2

Динамика производства продукции промышленности в 1991-2010 гг. Рассчитано по: Социально-экономические показатели Российской Федерации в 1991-2012 гг. (приложение к статистическому сборнику «Российский статистический ежегодник. 2013»). Доступ по ссылке:

http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/publications/catalog/doc_1270707126016. Дата обращения: 20.01.2014.

Источник: рассчитано по данным Росстата.

Общий индекс промышленного производства и индекс обрабатывающих производств в 2010 г. составляли порядка 80% от уровня 1991 г., и только в добыче полезных ископаемых уровень производства 2010 г. превышал уровень 1991 г. на 9%. Динамика обрабатывающей промышленности в разрезе отраслей дополняет картину отставания.

Хорошо иллюстрирует картину упадка технологического уровня машиностроения как отрасли, составляющей основу обрабатывающей промышленности, катастрофическое снижение доли высокотехнологичных станков высокой и особо высокой точности и станков с ЧПУ в общем объеме производства металлорежущих станков: с 10.4% и 22.6% соответственно в 1990 г. до 0.5% и 4.5% в 2004 г. См.: Российский статистический ежегодник. М.: Росстат, 2005.

Отставание характерно не только для промышленности, но и для сельского хозяйства - отрасли, обеспечивающей продовольственную национальную безопасность страны. Так, общий объем производства сельскохозяйственной продукции в 2012 г. составлял 88% от уровня 1991 г. Рассчитано авторами по данным Росстата на основании индекса производства продукции сельского хозяйства. Урожайный 2013 год несколько улучшает общую картину, но каких-либо качественных скачков по сравнению с 1991 годом не видно, а ведь прошло более 20 лет…

Печальное положение в ключевых отраслях экономики является едва ли не общепризнанным. Сама по себе постановка официальными властями РФ проблемы реиндустриализации симптоматична. Причем подчеркнем: задачи реиндустриализации, которые ставят лидеры развитых стран Запада и власти РФ, качественно различны: там речь идет о сокращении посреднических секторов и расширении высокотехнологичного материального производства, адекватного вызовам XXI века, а у нас - о восстановлении индустрии образца СССР середины ХХ века.

Если посмотреть на финансовые результаты, то здесь к числу достижений относится создание значительного золотовалютного запаса (если на начало 1993 г. золотовалютный запас составлял 4.5 млрд. долл., то на начало 2014 г. - уже 509.6 млрд. долл.). Это достижение, впрочем, весьма сомнительного свойства. Во-первых, подавляющая часть этого запаса - не золото (доля его в золотовалютных запасах сейчас, к сожалению, много меньше, чем в советский период: так, если на начало 1993 г. доля монетарного золота в общей величине стоимости международных резервов составляла свыше 50%, то с начала 2000-х гг. она не превышает 11%, а минимальное значение в этот период составляло 2.5% Отчасти это можно объяснить общей закономерностью, согласно которой удельный вес монетарного золота в составе международных резервов развитых стран значительно больше, чем у развивающихся стран и стран с формирующимися рынками (по данным Центрального банка РФ, на середину 2011 г. в среднем доля золота составляла в этих группах стран 23% и 3.1% соответственно, а в составе резервов стран-участниц Экономического и валютного союза, включая Европейский центральный банк, - в среднем 63.4% См. на сайте Центрального Банка Российской Федерации: http://www.cbr.ru/statistics/print.aspx?file=credit_statistics/res_str.htm), а валюта и ценные бумаги США и ЕС, которые, как известно, (а) малодоходны и (б) устойчивы лишь в той мере, в какой сохраняется доминирующее экономическое и геополитическое положение этих «протоимперий». Во-вторых, эти вложения в экономику наиболее развитых стран Запада оказываются невыгодны для российского производителя, который вынужден брать кредиты под проценты, многократно превышающие те, что мы получаем от Запада. Вместо долгосрочных и недорогих кредитов и прямых инвестиций, обеспечивающих реализацию целевых программ развития высокотехнологичных секторов, образования, науки и т. п. сфер экономики России, отечественные производители берут дорогие кредиты у зарубежных финансовых институтов, которые к тому же (это уже камень в огород российского бизнеса) используются преимущественно в сырьевом и посредническом секторах.

О проблемах с инфляцией сейчас пишется меньше, и большинство не только экспертов, но и граждан старается «забыть», что за годы «реформ» цены в стране выросли более чем в 50 тысяч раз, а по некоторым группам товаров (хлеб, мясо, молоко…) в 100 и более тысяч раз, и даже (например, проезд в Московском метро, широкий круг услуг) - в 500 тысяч раз… (см. таблицу 3). Это не просто публицистический образ - это характеристика непрерывного неравномерного интенсивного инфляционного процесса. И хотя сейчас он замедлился до уровня 6-8% в год, прошлое не оставляет: инфляционные ожидания остаются высокими. Да и инфляция в 6-8% для многих стран мира была бы вполне достаточным основанием для признания макроэкономической политики неэффективной. В России же это… большое достижение. И еще одна деталь: по мнению многочисленных экспертов, рост цен на базовые потребительские товары, услуги ЖКХ и другие блага, составляющие основу расходов большинства граждан России, составляет существенно более 10% в год.

Таблица 3

Рост цен в 1991-2012 гг. Рассчитано авторами по данным Росстата об индексах потребительских цен на различные группы товаров и услуг. Источник исходных данных: Социально-экономические показатели Российской Федерации в 1991-2012 гг. (приложение к статистическому сборнику «Российский статистический ежегодник. 2013»). Доступ по ссылке:

http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/ publications/catalog/doc_1270707126016. Дата обращения: 20.01.2014.

Источник: рассчитано по данным Росстата.

Если же перейти от макроэкономических индикаторов, по преимуществу используемых в неоклассической теории, к показателям развития, то здесь статистика покажет существенное ухудшение по сравнению с советским периодом. Так, «зеленый ВВП», или «полный индекс богатства» (IWI), рассчитанный экспертами ООН Inclusive Wealth Index (IWI) дает представление о реальном богатстве страны и включает в расчеты показатели промышленности, человеческого и природного капитала. Подробнее см.: Inclusive Wealth Report 2012, Measuring progress toward sustainability // Cambridge University Press, 2012. P. XXIII-XXIV., в нашей стране снижался даже в период экономического роста начала 2000-х: природные ресурсы страны сокращались на 0.3% в год, и такими же среднегодовыми темпами сокращался индекс IWI на душу населения Inclusive Wealth Report 2012, Measuring progress toward sustainability // Cambridge University Press, 2012. P. 36.. По индексу человеческого развития наша страна занимает места в районе 60-го (в 2011 году - 66-е, отставая от Аргентины, Чили, Мексики, Румынии… Доклад о человеческом развитии. М., 2011.), что существенно ниже, чем показатели двадцатилетней давности (тогда СССР входил в первую десятку; для РСФСР эти показатели аналогичны: по ВВП на душу населения, продолжительности жизни и образованию Россия мало отличалась от среднего советского уровня).

По другим социальным индикаторам ситуация также свидетельствует либо об ухудшении, либо о крайне незначительном улучшении ситуации, по сравнению с - напомним - кризисным (!) 1991 годом. Выше мы подчеркнули, что в среднем объем потребления в сопоставимых ценах за четверть века вырос примерно в 1.3 раза, но при этом большинство населения либо незначительно улучшило свое положение, либо стало жить хуже (речь идет о 60% населения, образующих три квинтильных - 20%-ных - группы населения, две из которых не достигают по величине реальных душевых доходов уровня 1991 года, а доходы третьей группы находятся на уровне 1991 г.). Количество работников, доходы которых ниже прожиточного минимума (а в него не входят, например, аренда квартиры, сложные медицинские услуги и мн. др.) возросло за 20 лет примерно в 3.9 раза Бобков В. Н., Колосова Р. П. Характеристика социальной дифференциации в России: 1990-2010 гг. // Неравенство доходов и оплаты труда: тенденции, вызовы и стратегии перераспределения / Под редакцией А. В. Бузгалина, Р. Трауб-Мерца. М., 2014.. Число взрослых и детей, ставших бездомными и нищими, превышает миллион.

Еще более впечатляющим является рост социальной дифференциации. Официальные данные показывают, что он вырос многократно. Так, децильный коэффициент (коэффициент фондов) в современной России составляет, согласно этим данным, около 16 (см. рис. 2); оценки же экспертов гораздо более категоричны - 25-30 См.: Смолин О. Н. Социальная справедливость: не «всё поделить», но «делиться надо» // Альтернативы, 2014, № 1..

Рис. 2. Динамика коэффициента фондов Анисимова Г. В. Неравенства в Российском обществе: динамика и проблемы // Альтернативы, 2014, № 1. .

Источники: Социальное положение и уровень жизни населения России. М.: Госкомстат России, 2001. С. 130; Российский статистический ежегодник. 2011. М.: Росстат, 2011. С. 176

Существенно, что социальная дифференциация существенно сказывается на качестве жизни, что можно проиллюстрировать хотя бы данными о заболеваемости групп населения с разным уровнем доходов (см. таблицу 4).

Таблица 4

Заболеваемость в группах с разным уровнем доходов (в %) Анисимова Г. В. Неравенства в Российском обществе: динамика и проблемы // Альтернативы, 2014, № 1.

Источник: Краткие итоги выборочного обследования «Влияние поведенческих факторов на состояние здоровья населения». М.: Росстат, 2009

Противоречия, связанные с крайне высоким уровнем социальной дифференциации, усугубляются тем, что эта дифференциация затрагивает не только доходы, но и богатство: по данным Global Wealth Report 2013, в России 110 человек контролируют 35% национального богатства Global Wealth Report 2013 // CREDIT SUISSE AG. С. 53.!

Наконец, позволим себе принципиально важную ремарку: выше мы все время сравнивали РФ 2012-13 годов с РСФСР 1990-91 годов. Если предположить, что «реформы» шли по действительно эффективной траектории, то за это время страна должна была пройти такой же путь, какой СССР прошел от, скажем, послевоенного 1946/50 до 1970-го. Давайте вспомним, как изменились объемы потребления граждан, уровень образования, продолжительность жизни, научно-технический потенциал, производительность труда и т. п. за эти годы (см. таблицу 5). А они тогда росли, и быстро. Посмотрим только на те показатели, где в РФ за 1991-2012 гг. произошли позитивные сдвиги. Реальные доходы выросли тогда за 20 лет почти в 3 раза, сейчас - в 1.3 раза; розничный товарооборот тогда увеличился в 5 раз, сейчас - в 3 раза; в 7-10 раз вырос объем потребления товаров длительного пользования и т. п. И это происходило в «неэффективной» по определению (по определению таких «авторитетов», как Хайек, Мизес и т. д.) плановой экономике!

Подчеркнем: в отличие от многих ностальгирующих по СССР современных экономистов, авторы различают теоретическую модель пострыночной экономики и первый опыт ее исторического воплощения в СССР. Мы не случайно назвали советскую систему «мутантным социализмом» и не раз, в том числе, в советский период, писали о том, что советская экономика была во многом действительно неэффективной, порождала дефицит, ведомственность, бюрократизм и т. п. См.: Бузгалин А. В., Колганов А. И. Реализация общенародных интересов. М., 1985. Выходит, тем самым, что «рыночная» экономика в РФ оказалась хуже этой действительно крайне противоречивой и имеющей многие встроенные мутации системы Можно было бы предположить, что в «единственно эффективной» по определению (все тех же «авторитетов») рыночной экономике развитие должно было бы идти много быстрее, чем в плановой, однако жизнь показывает, что все далеко не так. И ссылки на то, что после войны все восстанавливать было легче, по меньшей мере неуместны. Хотя бы потому, что «прорабы реформ» в начале 1990-х авторам лично заявляли, что они приняли страну в состоянии разрухи, сравнимой «только с послевоенной» (имеется в виду Великая Отечественная война). Так что, если верить их словам, то авторам «реформ» 1990-х восстанавливать РФ было так же «легко», как экономистам СССР в 1920-х или после 1945-го..

Таблица 5

Показатели развития экономики СССР в 1940-1970 гг. Рассчитано по: Народное хозяйство СССР в 1970 году (Статистический ежегодник). М.: Статистика. 1971. С. 59, 64-65, 533, 537, 551, 558, 565, 569, 643.

Источник: рассчитано по данным Росстата.

Приведенный выше короткий обзор основных результатов постсоветского развития в РФ был сделан не для того, чтобы в очередной раз покритиковать «реформаторов». Об этом уже писалось много подробнее и до нас См., например: Глазьев С. Ю. Геноцид, 1999; Его же: Стратегия опережающего развития России в условиях глобального кризиса. М., 2010.. Наша задача состояла в другом. Мы «всего лишь» ставим проблему: почему в стране с (1) огромными природными ресурсами, (2) высоким уровнем человеческого потенциала и, в частности, одной из лучших в мире систем образования, науки и культуры, (3) одним из самых мощных военно-промышленных комплексов, сосредоточивавшим в своих недрах сильные высокотехнологичные производства, а также (4) в целом удовлетворительным индустриальным производством (на уровне среднеразвитых стран Европы и выше, чем в Третьем мире), - почему в стране с таким потенциалом переход от «неэффективной» (как казалось) плановой экономики к «эффективной» (как утверждается) рыночной экономике привел к глубокому кризису, который с трудом удалось преодолеть, оказавшись почти 25 лет спустя на стартовом уровне?

Решение этой проблемы лежит в трех плоскостях.

Первая: доказательство того, что капиталистическая система производственных отношений в целом ныне находится в состоянии заката и как таковая может быть относительно эффективной исключительно при условии ее неуклонного развития по траектории все большего социального регулирования (вопрос о социополитических аспектах возможности самореформирования этой системы мы в этом тексте не затрагиваем) Подробнее основные аспекты такой стратегии изложены в документах Московского экономического форума 2013 года (http://www.me-forum.ru), а также в ряде международных документов, в частности, в Хартии Порту-Алегри..

Вторая: понимание того, что современная глобальная экономика воспроизводит на новом этапе и в новых формах старое противоречие «центра» и «периферии», обрекая не принадлежащие «центру» экономики на технологическое, гуманитарное и т. д. отставание в случае, если в этих странах не проводится целенаправленная долгосрочная политика, направленная на преодоление такого разрыва.

Третья: анализ и отображение в системе категорий сложившейся (в том числе и не без мощного воздействия субъективного фактора: целенаправленной политики «реформаторов» и стоящих за ними экономико-политических сил) в РФ специфической системы производственных отношений и институтов Как мы покажем ниже, такая система в целом не может не приводить к доминированию асоциальной и по преимуществу экстенсивной модели воспроизводства, отторгающей прогресс человеческих качеств и инновации и закрепляющей в целом периферийное положение нашей экономики. и формулировка на этой основе основных направлений принципиального изменений этой, как показывает опыт, неэффективной, системы.

Анализу первых двух проблем были посвящены десятки наших предшествующих работ. Анализу третьей будет посвящен нижеследующий текст, суммирующий основные положения, также уже приводившиеся в наших прежних публикациях.

2. Россия: система производственных отношений постсоветской экономики

Используя предложенную выше модель структуры производственных отношений исторически-конкретной системы производственных отношений и наследие «цаголовской школы», начнем наш анализ с характеристики отношений координации.

2.1. Специфика производственных отношений российской экономики:

способ координации

Разрушение преимущественно планово-бюрократической системы отношений координации (бюрократической планомерности) привело к возникновению в России сложного комплекса способов координации (распределения или аллокации ресурсов и поддержания пропорциональности).

Они включают (1) характерные для позднего капитализма формы рынка и их мутации, (2) государственное регулирование (и его мутации), а также (3) элементы добуржуазной координации.

Собственно рынок как форма координации в «классическом» виде в российской экономике присутствует разве что в сферах массового потребления. Большая же часть пространства рыночной координации занята существенно отличными от абстрактной модели рынка отношениями.

Доминируют в современной российской экономике формы рынка, характерные для [NB!] позднего капитализма, но они присутствуют, как правило, в неразвитом и деформированном виде. Их дополняют не только «классические» формы рынка, но и широкий спектр полуфеодальных форм.

Причина этого (в том числе - деформаций позднекапиталистических форм рынка) в том, что характерные для капитализма товарные отношения («рынок») сложились в российской экономике как система, первоначально в основном подчиненная нерыночным или не вполне рыночным (аналогом здесь может служить значимо деформированный традициями и личной зависимостью рынок эпохи средневековья) формам, которая потому сама живет в деформированном виде. В нашей стране характерные для позднего капитализма рыночные механизмы формирования пропорций, стимулирования производителей и т. п. (в частности, олигополистическая конкуренция) работают, но (1) в крайне специфическом виде и (2) будучи лишь одним из ряда способов координации.

В силу этого специфические для позднего капитализма трансформации рынка (олигополизм, неравная «рыночная власть» акторов) рынка в российской трансформационной экономике приобрели вид локального корпоративно-монополистического регулирования рынка, также деформированного (по сравнению с «классическим» видом, характерным для развитых экономик) вследствие наличия государственно-бюрократических и позднефеодальных переходных форм (об этих деформациях - ниже).

Именно такой рынок, а не абстрактно-мифическая «экономическая свобода», якобы приходящая на смену бюрократическому планированию, господствует сегодня в России. Свобода товаровладельца в трансформационных экономиках достаточно иллюзорна. Его поведение здесь детерминируется крупнейшими корпорациями не меньше, чем в прошлом - бюрократическим планом, хотя, конечно, и в прошлом, и ныне эта детерминация существенно варьирует (например, ранее это была разница между «слабым» планом в Венгрии с конца 1960-х годов и «сильным» в СССР 1950-х годов; сейчас - между «слабой» властью корпоративных объединений в некоторых областях сервиса и «сильной» - в «городах-заводах» типа Магнитогорска или Норильска).

Экономической теории этот механизм локального корпоративного регулирования хорошо знаком. В неоклассике он характеризуется как «рыночная власть». В классическом институционализме Гэлбрейта - как «плановая система», которую корпорации создают вокруг себя, формируя диффузное пространство воздействий на потребителей и субпоставщиков через рекламу и массу других каналов Этой проблеме посвящена, в частности, одна из наиболее известных книг Дж. К. Гэлбрейта «Новое индустриальное общество».. В новом институционализме - как неравная «переговорная сила» Следует специально подчеркнуть, что едва ли не лучший (из известных авторам) анализ рыночной власти и даже рынка как механизма воспроизводства власти в России, базирующийся на неоинституциональной теории, представлен в работах А. Н. Олейника. См., в частности: Олейник А. Н. Власть и рынок. Система социально-экономического господства в России «нулевых» годов. М., 2011.. В марксизме - как локальное, частичное полицентричное регулирование экономики со стороны крупнейших корпораций (последние положения были развиты в поздних работах Ф. Энгельса, в текстах В. И. Ленина и в работах критически мысливших советских ученых 1960-70-х годов, которые ввели понятие «неполной, монополистической планомерности» См, в частности, работы Н. А. Цаголова, В. В. Куликова и др.). Применительно к СССР и другим экономикам советского типа, где такое локальное регулирование также имело место наряду с централизованным планированием, этот феномен был назван «вегетативным контролем» (по аналогии с различением центральной и вегетативной нервной систем в организме человека) См.: Корнаи Я. Дефицит. М., 1990..

Еще на заре реформ авторы подчеркнули роль этих механизмов, показав, что они качественно отличны как от народнохозяйственного планирования и регулирования, так и от рыночного саморегулирования. Напомним, что в данном случае отдельные институты экономических систем в силу определенных причин (высокий уровень концентрации производства и/или капитала, корпоративная власть и т. п.) получают способность сознательно (но в локальных, ограниченных масштабах) воздействовать на параметры производства у поставщиков и потребителей (объем, качество, структура), рынка (цены на продукцию контрагентов, расширение продаж за счет маркетинга), социальной жизни и т. п.

Этот механизм отличен от народнохозяйственного планирования по своим субъектам, объектам, целям и содержанию: государство как представитель общества - обособленная корпорация; национальная экономика - часть (локус) рынка, производства; общенациональный - корпоративный интерес и т. п. Но он содержательно отличен и от рыночного механизма саморегулирования.

Более того, он отличен и от базовой модели олигополистической конкуренции, ибо включает в себя возможность сознательного воздействия не только на цену, но и на массу других параметров контрагентов, попадающих в «поле зависимости», формируемое корпорацией. Это поле воздействует на содержание, структуру и объем спроса потребителей продукции данной корпорации; объемы, качество, технологии производства ее субпоставщиков (и опять же потребителей); производственные программы фирм, кооперирующихся с данной; стратегии развития входящих в орбиту влияния корпорации структур; динамику, объемы, структуры покупок и продаж; параметры образа жизни конечных потребителей и т. д. Рыночная цена здесь является, таким образом, далеко не единственным и не главным параметром регулирующего воздействия.

Потенциал («силу») для такого регулирующего воздействия корпорация получает отнюдь не только вследствие монополизации определенной части рынка. В современных условиях едва ли не бульшую роль играют финансовый контроль, контроль за информационными потоками, сращенность с государственным аппаратом разных уровней, личная уния на уровне ключевых собственников, топ-менеджеров, инсайдеров (зачастую это одни и те же физические лица).

В условиях развитых рыночных экономик эти феномены не слишком очевидны (хотя и исследуются в отдельных работах, как правило, не экономических) и по видимости не играют существенной роли. В России создаваемые нашими корпоративными структурами «поля зависимости» брутально акцентированы. Сложившийся в российской экономике механизм локального полицентричного корпоративного регулирования является главным параметром, определяющим аллокацию ресурсов. У нас очень выпукло видно, что решения крупнейших корпоративных структур-производителей формируют потребности (спрос) и структуру производства, а не наоборот, как это предполагает модель свободного рынка.

Из этого, повторим, не следует, что в российской экономике не действуют рыночные механизмы саморегулирования. Из этого следует, что в большей части экономики они играют подчиненную (по отношению к локальному корпоративному регулированию) роль. В результате в постсоветской России спросоограниченная (рыночная) экономика подчинена корпоративно-формируемой Позволим себе образную параллель. Если сравнить рыночную конкуренцию с бегом, а конкуренцию российских акторов с бегом в мешках (есть у нас в стране такая забава), то победа в последнем случае достается не тому, кто лучше бегает, а тому, кто лучше бегает в мешках. Так и в случае с аллокацией ресурсов в России: здесь выигрывает не та корпорация, у которой лучше соотношение «цена-качество» на ее товар, а та, у которой больше возможностей манипулирования потребителем, использования на льготных условиях сырьевых и иных государственных ресурсов, сильнее каналы финансового контроля, более активен доступ к информации, шире возможности и больше власть для подкупа менеджеров, руководящих кампаниями-конкурентами (хорошо известен императив Березовского: зачем покупать завод, если можно купить директора), и т. п. навыки «бега в мешках» на российских рынках..

Продолжим. Присущее любой экономике позднего капитализма локальное корпоративное регулирование в России не только более широко распространено, но и развивается преимущественно (но не только) в деформированном виде.

Основные черты этих деформаций состоят в следующем.

Во-первых, в качестве субъекта локального регулирования, как правило, выступает не достигший определенного уровня развития персонифицированный капитал, а «обломок» («обломки») бывшей государственной пирамиды (отсюда доминирование в России сырьевых, военно-промышленных и иных корпораций, выросших на базе «гигантов социалистической индустрии», [бывших] государственных банков и т. п.).

Во-вторых, основой власти этих структур является, соответственно, не столько высококонцентрированный капитал (хотя образование таких капиталов идет очень активно), сколько доступ к тем или иным ресурсам - от монопольного использования природных богатств до близости к ресурсам государства. Отсюда, кстати, ассоциация этого механизма с тем, что экономисты называют «поиском ренты» или «погоней за рентой». Все это позволяет определить такое воздействие как противоречивое соединение корпоративно-капиталистического контроля и вегетативного регулирования, являющегося пережитком «экономики дефицита». Разница лишь в том, что статус «дефицита» ныне все более приобретают доступ к сырью и/или государственные кредитно-финансовые ресурсы, и нынешние наследники советских «толкачей» выбивают (случайная игра слов?) их еще более брутальными методами, нежели их советские предшественники, выбивавшие десятилетия назад дефицитное сырье или оборудование.

В-третьих, в силу такого содержания и под воздействием других методов координации, а также общей атмосферы диффузии институтов методы локального корпоративно-бюрократического регулирования широко используют как добуржуазные механизмы (внеэкономическое подчинение вплоть до прямого применения насилия организованными криминальными группировками), так и механизмы, основанные на сращивании с крайне бюрократизированным и часто теневым государственным регулированием.

Проявления господства отношений локального корпоративного регулирования в российской экономике хорошо известны. Например, в той мере, в какой оно существует, экономика «не поддается» радикальным рыночным реформам (либо саботируют «реформы», либо «убирают» реформаторов). Так, в России под определяющим господством псевдо-государственных и псевдо-частных корпораций находятся система пропорций, динамика цен («ножницы» цен на сельхозпродукцию и ресурсы для ее производства, рабочую силу и потребительские товары), финансы и т. п.

Повторим: это не просто олигополистический рынок; это экономика, регулируемая в определяющей степени нерыночным соперничеством обособленных корпоративно-бюрократических структур - этаких «динозавров» капитализма, под ногами у которых «болтаются» все остальные граждане и которых эти монстры безжалостно топчут, при этом, правда, сами будучи обречены в исторической перспективе (скорее всего, достаточно отдаленной - наша модель, повторим, законсервирована) на вымирание. Столкновением власти этих «динозавров» и их регулирующих воздействий, а не единым центром (как в прошлом) или «невидимой рукой рынка» (которая в трансформационной экономике указывает явно не в ту сторону) определяется реальная система координации в трансформационной экономике кризисного типа.

* * *

Крайне специфические формы в постсоветской российской экономике имеет и государственное регулирование.

Последнее вызвано к жизни как имманентными закономерностями позднего капитализма, ибо любая модель последнего предполагает регулируемый рынок, так и сохранением вследствие мощной инерции советской системы некоторых элементов бюрократической планомерности. В результате сформировался своеобразный переходный вариант, интегрирующий, с одной стороны, черты имманентно свойственного позднему капитализму косвенного государственного регулирования и, с другой стороны, элементы директивного централизованного управления, свойственного советской системе и имманентно содержащего пороки бюрократизма, ведомственности, местничества и блата.