Эпистемологические проблемы изучения истории культурологии: научно-исследовательские и учебно-методические аспекты

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Российский государственный педагогический университет имени А.И. Герцена

Эпистемологические проблемы изучения истории культурологии: научно-исследовательские и учебно-методические аспекты

А.В. Бондарев

г. Санкт-Петербург

Аннотация

культурология эпистемологический преподавание университетский

В предлагаемой статье обосновывается актуальность знания истории культурологии, анализируются узловые эпистемологические проблемы её изучения, а также намечаются возможные пути их преодоления. Предлагаются некоторые методические способы построения и отбора учебного материала для повышения эффективности преподавания истории культурологии в рамках соответствующих университетских курсов. Подчёркивается роль знания истории культурологии в самоопределении, самопознании, самообосновании культурологической науки, а также в формировании профессиональной идентичности и самосознания самих культурологов, их консолидации и осознании своей научной и общественной миссии.

Ключевые слова: гносеологические и эпистемологические основания изучения истории культурологии, культурологическое образование в России, профессиональное самоопределение и самосознание культурологов, интеллектуальная история, история и методология науки.

Abstract

Epistemological problems of studying the history of culturology: research and educational aspects

Alexey V. Bondarev

Herzen State Pedagogical University, St. Petersburg, Russian Federation

The article substantiates the relevance of the culturology history knowledge, analyzes the epistemological problems of its study, and outlines possible ways to solve them. Some methods of constructing and selecting educational material for improving the effectiveness of teaching the history of culturology in the university courses are proposed. The role of the history of culturology knowledge in self-determination, self-knowledge, self-foundation of cultural science is emphasized, as well as in the formation of professional identity and self-consciousness of culturologists themselves, their consolidation and awareness of scientific and social mission.

Keywords: history of culturology, epistemology, history and methodology of science, intellectual history, scientific heritage, culturological education in Russia, professional identity and self-consciousness of culturologists.

Основная часть

Современный уровень развития культурологический знаний ставит перед нами новые вопросы, от ответа на которые зависит само существование культурологии в будущем. Острота социокультурных проблем, требующих своего оперативного и эффективного решения, всё более возрастает. Приходит понимание, что решение этих социокультурных проблем лежит отнюдь не в плоскости компетенции политологии, юриспруденции, экономики или социологии. Имеется несомненный и всё более осознаваемый общественный запрос на культурологию. Стихийно-хаотичное, противоречивое, во многом эклектичное, разновекторное, никак не скоординированное и вместе с тем бурное развитие культурологии в России в 1990-х - начале 2000-х годах перешло в фазу стабилизации и устойчивого научного роста по уже проложенным исследовательским руслам и направлениям - перелом наметился где-то в 2005-2010-х годах. Одним из важнейших условий дальнейшего интенсивного научного роста культурологии является обогащение её теоретико-методологического арсенала, инструментария методов, повышение их познавательной эффективности и расширение понимания прикладных практико-ориентированных возможностей его использования. Однако формирование методологической культуры культуролога-исследовате - ля - задача высокой степени трудоёмкости, требует значительных интеллектуальных усилий и самое главное - времени. А жизнь настолько стремительно меняется, мы настолько перегружены срочной и сверхсрочной работой, что у нас зачастую элементарно не хватает времени всерьёз вчитываться в монументальные и многотомные собрания сочинений мыслителей и учёных прежних веков, глубоко их осваивать, самим без конца на каждом шагу что-то придумывать, изобретать и тем более заново по незнанию переоткрывать уже кем-то в истории науки открытое… В этом смысле совершенно особое значение приобретает история нашей науки - бесценный кладезь и экстракт накопленных нашими предшественниками интеллектуальных богатств: собранные за многие десятилетия кропотливых изысканий и тематически систематизированные материалы, разработанные методы и подходы культурологических исследований, опробованные способы постановки научных проблем, опыт их решения и т.д. Всё это в концентрированном и готовом виде, не надо самому тратить время и силы на поиск информации в море исследовательских публикаций на различных языках. Посмотрел добротную книжку по истории культурологии - сориентировался в опыте предшественников и, может быть, даже лучше понял бы, как выстроить свою собственную исследовательскую работу. Какая была бы значительная экономия времени! Впрочем, некоторые (особенно постмодернистски настроенные) авторы крайне скептически оценивают всё интеллектуальное наследие российской культурологии, отрицают даже саму возможность существования культурологии как науки (К.А. Богданов, С.Н. Зенкин, М. Ларуэль, О.Л. Поляков, С.Д. Серебряный и другие).

Действительно, а есть ли культурология? А если есть, то какова её история? И надо ли знать культурологам собственное прошлое? Казалось бы, ответ очевиден, однако задумаемся над функционально-прагматическим аспектом этого вопроса: кому и для чего нужна история культурологии? Не менее проблематичен и эпистемологический вопрос: кто и как её может и должен изучать? И наконец, образовательный аспект: как транслировать знания об истории культурологии в учебном процессе?

Актуальность изучения истории культурологии связана с целым рядом обстоятельств. В рамках того научного пространства, которое мы сейчас называем культурологией, накоплен огромный исследовательский опыт. В развитие культурологии и формирование самого культурологического тезауруса внесли значительный вклад многие выдающиеся учёные из самых различных научных областей. Знание истории культурологии противостоит забвению научных заслуг наших предшественников, девальвации, эрозии самого культурологического знания в целом. Древние утверждали: «Historia est magistra vitae» («История - учительница жизни»), история культурологии тоже должна наконец обрести свои права истинной наставницы для культурологов и навигатора в понимании самой культурологии. И ещё древние приходили к убеждению: «Ducunt volentem fata, nolentem trahunt» («Желающих Судьба ведёт, а нежелающих - тащит»). Но откуда узнать, каково веление Судьбы для культурологии и собственное предназначение для культурологов? Может быть, стоит заглянуть в анналы истории собственной науки? Всё это обуславливает настоятельную потребность в выявлении, изучении, осмыслении и актуализации научных достижений, аккумулированных в культурологии, реконструкции самого пути, пройденного культурологией.

Однако прежде чем приступать к исследованию собственного прошлого, истории культурологии, необходимо определиться, как это прошлое в соответствии со спецификой культурологии изучать. Между тем исходные эпистемологические проблемы изучения истории культурологии не только не решены, они даже зачастую не осознаются некоторыми исследователями. Серьёзное изучение гносеологических проблем культурологии вообще и тем более изучения прошлого своей науки находится где-то на периферии исследовательских интересов современных культурологов. Имеются лишь отдельные и довольно редкие публикации на эту тематику, но они затрагивают только частные аспекты проблемного поля изучения истории культурологии. Необходимо осознать значимость эпистемологической рефлексии для культурологии и культурологов, нужны специальные исследования, нацеленные на эпистемологическую проблематизацию самих основ культурологии и её истории.

Эпистемологические проблемы изучения истории культурологии. Г.А. Касьянов очень верно охарактеризовал сложившуюся в области изучения истории культурологии ситуацию: «Представитель любой классической университетской дисциплины может с лёгкостью изложить историю той науки, на которой его дисциплина базируется. Так обстоит дело со всеми учебными предметами, с которыми культурология образует межпредметные связи: история, социология, культурная антропология, искусствоведение, социальная психология… Но когда историю своей науки начинают излагать культурологи, сразу дают о себе знать противоречия и неуверенность» [11, с. 95]. Отсутствие эффективного методологического инструментария исследовательского поиска приводит к подмене подлинной истории становления культурологии никак не обоснованными ретроспективными конструкциями, произвольным подбором (где критерии?) и изложением различных концепций культуры (а кто сказал, что история культурологии - это только изложение концепций?), всё это наполнено субъективными интерпретациями, какой-то мифологизацией, самыми разнообразными фикциями и т.д.

Ещё в глубокой древности было осознано: «кто владеет прошлым, управляет настоящим и определяет будущее». А кто же пишет нашу историю? Культурологи? Нет, философы! [см., напр.: 9; 10; 15]. Впрочем, это даже к лучшему, поскольку если бы за дело взялись историки, которые ещё меньшее философов понимают и уважают культурологию, то было бы гораздо хуже. «Свято место пусто не бывает»: другие уже за нас написали историю нашей науки [22; 23] - и что теперь делать, без конца оправдываться и уличать таких авторов в непонимании, незнании и ангажированности? Нет, как в народе по таким случаям говорят: «спасение утопающих - дело рук самих утопающих». Поэтому если всё-таки культурологи проявят шопенгауэровскую

«Wille zum Leben», волю к самосохранению, выживанию и развитию, то им придётся рано или поздно начать задумываться над написанием своей собственной истории…

Остро стоит и вопрос о подготовке серии профессионально выполненной учебной литературы, посвящённой истории культурологии, - соответствующие учебные курсы обеспечены явно недостаточно. Имеющиеся учебные и методические издания зачастую грешат отсутствием чёткого понимания специфики культурологии и соответственно аморфностью, какой-то заму - тнённостью и путанностью в представлении её истории [см., напр.: 8; 9; 21; 22; 23]. Таким образом, создается неверная реконструкция прошлого нашей науки. Отсутствие адекватного и научно обоснованного представления собственного прошлого, как следствие, приводит к непониманию настоящего положения культурологии, а также отсутствию понимания возможного спектра перспектив её развития в будущем. Тем большее значение имеют значительно более удачные опыты изучения истории культурологии [см., напр: 1; 13; 14; 16; 17; 19; 20].

Особенно противоречиво в существующих учебных версиях представлен вопрос о начале культурологии. Без всяких оговорок и разъяснений историю культурологии некоторые авторы начинают с Цицерона, Платона и Аристотеля. Неужели если в каком-то случае Цицерон использовал в специфическом значении слово cultura, то это уже повод отсчитывать начало истории науки о культуре? Складывается порой ощущение, что разные авторы изданий по истории культурологии даже как бы соревнуются друг с другом, кто ещё более удревнит истоки культурологии [ср., напр: 8; 9; 10; 20; 21]. За всеми этими попытками ощущается какой-то комплекс то ли неуверенности, то ли неполноценности. Мне очень импонирует в этой связи ремарка Г.А. Касьянова: «Есть что-то трогательно-ранимое в этом стремлении сочинить для культурологии как можно более длинную, солидную историю, насыщенную именами и датами. Не может не вызывать умиления безотчётное желание множества российских авторов едва ли не всё богатство духовного наследия человечества представить в качестве фундамента такой вершины гуманитарного гения, как культурология» [11, с. 100].

Понятно, что никакая наука не может возникнуть в одночасье, разумеется, её возникновению предшествует период длительного накопления соответствующего знания, формирования своего понятийно-категориального аппарата, поиска собственных специфических способов познания и т.д. [10, с. 10]. Однако насколько следует растягивать этот подготовительный период формирования культурологии? Кого мы можем относить к числу предтеч и основоположников культурологии? Следует принимать во внимание также и то, что на протяжении длительного времени становление культурологии (точнее я бы сказал - «культурологического дискурса») происходило в рамках многочисленных культуроведческих наук (этнографии, истории культуры, искусствознания, археологии, лингвистики, филологии и других). Что должно выступать в качестве критерия в определении точки перехода от «предшествующего накопления знания» к возникновению собственно культурологии? Что следует считать исходной, отправной точкой в её развитии, «точкой ноль»?

Необходимо с сожалением констатировать, что на настоящий момент отсутствует конвенционально выработанное понимание подлинных истоков и основных направлений в развитии культурологии в их исторической ретроспективе. Существующие учебные пособия и исследовательские разработки по данной тематике за редчайшими исключениями затрагивают по большей части историю становления философских концепций культуры, но не историю собственно культурологической науки [см., напр.: 8; 9; 15; 20; 21]. Необходимо понимать, что далеко не всякое исследование, в котором рассматривается культура в целом или какая-то её часть, обладает культурологической спецификой и может быть отнесено к профилю культурологии [см.: 5] и соответственно - занимать место в истории культурологии. Слишком часто приходится сталкиваться с неким синкретическим суммативным представлением истории культурознания. В сознании авторов, пытающихся представить историю культурологии, происходит явное смешение качественно различных уровней в системе знаний о культуре - культуроведения, культурфилософии и культурологии, а следовательно, и траекторий их исторического развития. Как определить, что относится к культурологии, что - к культурфилософии, а что - к культуроведению, а что вообще к нашей области знания не относится? Какие учёные, созданные ими школы, предложенные ими методы, теории, подходы и направления наиболее важны и, следовательно, должны присутствовать в истории культурологии, а какие нет? Эти и другие эпистемологические проблемы изучения истории культурологии обуславливают весьма размытые и противоречивые представления о прошлом нашей науки.

Ситуация усугубляется ещё и тем, что отсутствие у культурологов ясного понимания того, кто они и откуда взялись, это беспамятство о собственном прошлом, естественным образом приводит к ещё одной проблеме - проблеме восприятия культурологии и культурологов. Вокруг культурологии роится множество предубеждений и мифологем (в числе наиболее въевшегося предубеждения можно назвать абсолютно несостоятельное представление о том, что культурология - это не более чем переименовавшаяся наследница исторического материализма и других советских идеологических дисциплин) [2, с. 10]. Незнание культурологами истории собственной науки делает их беспомощными, бессильными перед подобными дискредитирующими обвинениями, разного рода обидными и нелепыми предубеждениями, а также въевшимися штампами искажённого восприятия. Проблемы восприятия культурологии сказываются и на попытках выстраивания междисциплинарного сотрудничества с представителями других научных областей, и даже на востребованности культурологов на рынке труда. В связи с этим исключительное, просто жизненное значение приобретает необходимость «эпистемологической защиты» культурологии и самого права её на существование.

Следует признать, что в нашем знании о прошлом культурологии действительно множество зияющих лакун. Достаточно применить мемориальный подход (memory studies) к изучению истории культурологии, как это «беспамятство» культурологов будет особенно очевидно: налажено ли кем-то интервьюирование учёных, внесших значимый вклад в культурологию, чтобы в видеозаписи запечатлеть живой голос и образ наших классиков? Потом ведь локти кусать будем… Где документальные фильмы, освещающие и пропагандирующие научные достижения культурологии и культурологов? Кто задумывается о сохранении архивов культурологических институции (в том числе и уже прекративших своё существование) и выдающихся культурологов (в том числе и уже ушедших)? Где искать эти архивные документы? А ведь это источниковая база для будущих исследовании по истории культурологии. Где работы о «коллективной памяти» культурологов, изучает ли кто-нибудь функционирование «образов прошлого» нашего профессионального сообщества? Много ли мы занимаемся фиксацией «мест памяти» или особо значимых «памятных событий»? Даже 100-летие рождения идеи культурологии «забыли» культурологи отметить в 2009 году Напомню, что впервые этот замысел проекта по созданию культурологии был выдвинут Вильгель-мом Фридрихом Оствальдом в его статье «Das System der Wissenschaften» («Система наук») и в развёрну-той форме в книге «Die energetischen Grundlagen der Kulturwissenschaft» («Энергетические основы науки о культуре»), изданных в 1909 году.

Со своей стороны, я несколько раз выступал с предложениями провести в 2009 году конферен-цию, симпозиум или хотя бы «круглый стол», посвя-щённый 100-летию культурологии. Однако мою ини-циативу тогда никто из культурологов не поддержал. Поэтому в начале 2010 года я вынужден был огра-ничиться докладом на тему «Генезис культурологи-ческого знания: К 100-летию идеи культурологии», представленного на научно-практической конфе-ренции «Роль культурологии в современном мире» (в рамках IV Собрания Российского Научно-образо-вательного культурологического общества). На этой конференции присутствовал один из моих учите-лей - Э. С. Маркарян, патриарх отечественной куль-турологии, который не только горячо поддержал мой доклад, но и поделился некоторыми ценными воспо-минаниями о своём личном общении и научном со-трудничестве с Л. Э. Уайтом, идеологических трудно-стях упоминания В. Ф. Оствальда в советское время в связи с обоснованием культурологии и т.д.…

История науки - это форма её коллективной памяти, поэтому неизученность истории культурологии подобна «коллективной амнезии». Это, в частности, означает, что без знания истории своей науки каждому новому поколению культурологов приходится каждый раз повторять весь исследовательский путь «проб и ошибок» своих предшественников, начинать всё заново и, к сожалению, далеко не всегда решать встающие исследовательские задачи более эффективно. Из-за этого «научного беспамятства» проистекает полное незнание и непонимание того, что уже было достигнуто, а что требует своего настоятельного изучения, расстановки исследовательских приоритетов и т.д. Ещё для античных авторов было очевидно: «Не знать, что было до того, как ты родился, значит оставаться всю жизнь ребёнком». Перефразируя эту несомненно верную мысль, можно с полным основанием считать, что не знать историю культурологии - это значит уподобляться в своей профессиональной деятельности «несмышлёному ребёнку», «застрявшему в детстве», да так и «не выросшему» до «взрослого» профессионального культуролога. Следует с сожалением констатировать, что мы зачастую недооцениваем вклад наших великих предшественников и попросту не знаем их работ. Вместо прироста культурологического знания зачастую наблюдается лишь его переоткрытие, а ведь знание опыта своих предшественников могло бы существенно повысить эффективность культурологических исследований, импульсировать саморазвитие культурологии как науки в целом.

Можно сказать, что знание истории культурологии является своего рода «банком идей»: то, что вчера было не понято и не принято научным сообществом, сегодня представляется не имеющим ценности, завтра может оказаться интересным, важным и перспективным. Более того, наблюдается удивительный эпистемологический эффект: в зависимости от разных контекстов и познавательных ситуаций, ментальных и когнитивных установок исследователя, в разное время одни и те же эвристически значимые культурологические идеи могут иногда по-разному восприниматься, интерпретироваться и открывать новые горизонты смыслов, оставаясь при этом самими собой. Эти обстоятельства необычайно расширяют возможности выбора культурологом наиболее нужных и подходящих ему в той или иной познавательной ситуации культурологических знаний, понятий, теорий, принципов, методов и т.д. Решая определённую научную проблему, культуролог всегда, вольно или невольно, соотносит себя с определённой научной школой, традицией, направлением или подходом. Знание истории культурологии помогает ему делать это осознанно, позволяя понять, где действительно новое, где давно или недавно забытое старое и как с помощью того и другого решать стоящие перед ним научные задачи.

Имеется ещё и этическая составляющая, актуализирующая важность знания истории культурологии: необходимо знать накопленный опыт наших выдающихся предшественников, их достижения и заблуждения, уважать их усилия и искания, ценить их вклад в нашу общую копилку знаний о культуре [2, с. 15-16]. В своё время В.М. Межуев вполне резонно предельно заострял вопрос о прямой зависимости между признанием права культурологии на существование и наличием у неё собственной истории и соответственно - заслуженных представителей в истории науки: «если есть особая наука под названием «культурология», то кто её конкретно представлял в истории мысли?» [12, с. 9]. Так что без знания истории собственной науки - мы никто. Сколько ещё культурологи будут оставаться «Иванами, не помнящими родства»?

Все эти обстоятельства актуализируют необходимость в целенаправленном, планомерном, скоординированном и систематическом изучении истории культурологии, а также вызывают настоятельную потребность в научно-исследовательской и учебно-методической литературе, способствующей осмыслению и ясному пониманию особенностей возникновения и развития культурологии.

Научно-исследовательские и учебно-методические аспекты изучения истории культурологии. В чём состоит предмет истории культурологии? На основе каких фактов и источников можно проводить исследовательские реконструкции истории культурологии? Как изучать историю культурологии? В чём заключаются задачи этой научной области и учебной дисциплины? Известно, что любая история отвечает, в сущности, на несколько основополагающих вопросов: Что и как происходило? Когда и где это было? При каких обстоятельствах произошло? Почему это случилось? И каковы были последствия? Применительно к истории культурологии ответить на эти вопросы - значит дать представление о том, как возник тот тип знания, который получил наименование «культурология», как формировались специфические эпистемологические признаки, отличающие культурологию от всех иных способов познания культуры, что и как думали учёные о культуре, о способах её изучения, а также о том, в каких условиях они об этом думали и почему они думали так, а не иначе. Иными словами, если вспомнить крылатую мысль Леопольда фон Ранке, то задача историка культурологии - рассказать, «как всё происходило на самом деле» в рассматриваемой им науке («Wie es eigentlich gewesen»). Задача эта, однако, отнюдь не так проста, как кажется некоторым авторам специализированных учебных пособий по истории культурологии, и требует предварительного решения целого ряда серьёзных теоретико-методологических проблем.

В научно-исследовательском отношении история культурологии представляет собой способ рефлексии накопленного опыта в познании культуры, что имеет самое непосредственное отношение не только к познанию прошлого нашей науки, но и совершенствованию её теоретических и методологических оснований в настоящем. Поэтому история культурологии в структуре культурологического знания - это не просто историческая дисциплина, посвящённая прошлому нашей науки, а один из смежных разделов на стыке исторической и теоретической культурологии.

Изучение становления культурологии в рамках имеющихся учебных планов, как правило, подразделяется на несколько дополняющих друг друга дисциплин: «История культурологической мысли», «История культурологии», «Современные исследования культуры», а также изредка встречающийся спецкурс «Источниковедение культурологии».

«История культурологической мысли» рассматривается мною как предваряющая вступительная часть этого общего курса. С моей точки зрения, эта часть курса должна быть посвящена генезису представлений о культуре, осознанию специфики мира человека в истории философской мысли, накоплению многообразного опыта постижения культуры и методов её изучения, формированию философии культуры и различных наук о культуре. Я бы предпочёл назвать этот вводный пропедевтический курс не «История культурологической мысли», а «История изучения культуры», поскольку собственно «культурологическая» составляющая здесь, на самом деле, минимальна.

Условным водоразделом между курсом «История культурологической мысли» и собственно «Историей культурологии» я бы предложил считать появление проекта культурологии как самостоятельной науки по системно-целостному изучению культуры в её качественной специфичности (В.Ф. Оствальд, Л.Э. Уайт, Э.С. Маркарян).

В рамках курса «История культурологии», как мне кажется, следует освещать уже не только и даже не столько становление представлений о культуре, а генезис самой культурологии, осознание необходимости в преодолении фрагментированности, мозаичности, раздробленности в накопленных различными науками знаниях о культуре, а также появление потребности в особой науке, генерализующей и интегрирующей знания о культуре, выявляющей системообразующие основания культуры как целостности. Особое внимание должно уделяться постепенному складыванию специфических культурологических принципов в изучении культуры, формированию особой исследовательской оптики познания культуры в её системной сопряжённости и целостности. И конечно же, в рамках курса по истории культурологии необходимо рассмотреть возникавшие в различных науках о культуре ведущие направления, подходы и концепции, имеющие культурологический характер, а также основные пути развития собственно культурологии, её своеобразные формы в различных странах мира. Следует охарактеризовать причины актуализации культурологии в конце 1980-х - начале 1990-х годов, её укоренения в отечественной науке, процессы оформления российской культурологии и образования различных институций культурологического профиля (НИИ, факультеты, кафедры и т.д.), а также процессы культурологизации в образовании и гуманитарных науках в 1990-х - 2000-х годах. При этом важно сделать акцент на особенностях формирования профессионального сообщества российских культурологов, осветить проблемы формирования их профессиональной идентичности и охарактеризовать объединительные тенденции в сообществе культурологов. Итак, в рамках учебного курса «История культурологии» следует представить пусть и неполное (в ситуации лимитированного количества часов на освоение дисциплины), но и отнюдь не хаотическое видение пройденного культурологией сложного и многовекторного пути развития, формирования специфически культурологических принципов в познании мира культуры, а также профессионального самосознания и самоопределения, складывания институциональных форм в организации научной и образовательной деятельности, самом сообществе культурологов и т.д.

В своих выступлениях на конференциях и некоторых публикациях я уже указывал на то, что главные трудности существующих на настоящий момент реконструкций истории культурологического знания связаны прежде всего с двумя принципиальными эпистемологическими проблемами: во-первых, нечёткостью осознания «объекта развития», то есть понимания специфичности культурологии («историю чего мы реконструируем?»); и, во-вторых, несовершенством теоретико-методологического инструментария реконструкций её истории («как изучать историю культурологии?») [2, с. 8-16].

Для того чтобы заниматься реконструкциями по истории культурологии, необходимо со всей отчётливостью осознавать и учитывать специфичность того объекта, историю которого мы реконструируем, то есть специфику культурологии как самостоятельной науки, которая имеет своей целью обобщённо-научное знание о культуре как целостности. И в этом смысле представляется важным и эвристически весьма плодотворным принцип трёх уровней культурознания [5]. В соответствии с этим принципом культурология - это, по существу, качественно особый уровень рассмотрения мира культуры, занимающий в системе культурознания промежуточное положение между абстрактно-философским (культурософия) и частно-дисциплинарным уровнями (культуроведение). Понимание этой специфической «фокусировки» культурологического уровня исследования чрезвычайно важно для адекватного выстраивания отношений культурологии и культур - философии [14], равно как и связей с другими науками о культуре, использующими свой арсенал средств познания. И эти науки имеют собственную историю формирования, которая, естественно, зачастую оказывалась теснейшим образом взаимосвязанной с постепенным выделением культурологии как качественно особой области исследовательских практик и отдельной самостоятельной науки. «За деревьями видеть лес», за колоссальным вариативным многообразием культурных явлений видеть инвариантное - культуру в её системной сопряжённости и целостности. Вот исходная установка, заложенная в фундамент культурологии её основоположниками (В.Ф. Оствальд, Л.Э. Уайт, Э.С. Маркарян). Кстати сказать, в этом заключается принципиальное отличие культурологии от культурной антропологии, нацеленной по преимуществу на постижение культурного много- и разнообразия, то есть вариативности форм и явлений культуры. Культурология же способна даже индивидуальное своеобразие, уникальность каждой культуры и её развития представить на обобщённом уровне. Именно эту отличительную черту культурологии Э.С. Маркарян обозначил как «генерализирующая индивидуализация» [3, с. 607-608].

Понимание этой специфической теоретико-методологической фокусировки культурологии, её промежуточного положения между абстрактно-философским и частнодисциплинарными уровнями - мне представляется принципиальным. Конечно, эта дифференциация уровней культурознания (культурфилософия, культурология, культуроведение) достаточно условна и относительна. В конкретной исследовательской практике отдельных учёных эти уровни вполне успешно могут сочетаться и совмещаться. Но вместе с тем именно этот принцип задает чёткие ориентиры для понимания специфики генезиса культурологии и особенностей её формирования в исторической ретроспективе по отношению к философии культуры и по отношению ко всему сонму культуроведческих дисциплин (этнографии, истории культуры, искусствознанию, языкознанию и т.д.). Поэтому мне представляется, что не следует путать историю куль - турфилософии и культуроведения с историей собственно культурологии. Таким образом, я предложил бы рассматривать историю культурологии как процесс становления, развития и реализации определённых признаков, образующих специфическую область культурологического знания. Комплексный анализ этих признаков (онтологических, теоретико-познавательных, этико-нормативных и институционально-организационных) позволяет надеяться, что речь идёт об истории именно культурологии. Даже прослеживая внешние по отношению к культурологии влияния (значение которых может быть достаточно велико), следует стремиться не смешивать эти влияния с собственно познавательными процессами внутринаучного генезиса.

Именно для преодоления этой трудности в изложении студентам истории культурологии мною был уже давно предложен довольно неожиданный для этой в общем-то исторической дисциплины, но весьма эффективно зарекомендовавший себя «методический ход» - «начать с конца», ставший одной из главных особенностей разработанного мною авторского курса [4]. Очевидно, что представление о том, что такое история культурологии, явно или неявно предполагает исходное понимание того, что такое сама культурология («здесь и сейчас»). в зависимости от того, что мы относим к собственно культурологии, мы очерчиваем её предметные и объектные, пространственные и временные границы, то есть определяем, где и когда имеет место её история. В соответствии с этой «ретроспективной» установкой, чтобы не путать историю культур - философии и культуроведения с историей собственно культурологии, необходимо с самого начала отчётливо уяснить специфику «культурологизма» в изучении мира культуры, понять ключевые методологические особенности культурологического подхода (в сравнении с иными подходами к изучению культуры), а также представлять особенности современного состояния культурологии. Иными словами, начинать изложение истории культурологии следует не с Цицерона и первых попыток осмысления культуры как особой сферы бытия, а с общей характеристики научной программы культу-

рологии, выступающей своего рода аналогом генетической программы для любых само - воспроизводящихся систем (как биологических, так и социокультурных). Благодаря этому, казалось бы, простому ходу в изложении материала появляется возможность для решения и преодоления первой из указанных выше принципиальной методологической трудности в изучении и преподавании история культурологии. Благодаря этой авторской методической новации у студентов (как хотелось бы надеяться) изначально закладываются чёткие ориентиры в понимании порождающих культурологию теоретико-методологических принципов, благодаря чему мы можем проследить генезис культурологической мысли, не заблудившись в сложных и зачастую не изученных ещё траекториях формирования культурологического дискурса в различных науках. Это ещё раз показывает плодотворность генетического (а не историко-хронологического) подхода в изучении истории науки: чтобы понять происхождение какого-либо явления, необходимо выявить порождающую его сердцевину, выяснить его наличное состояние, а уяснив это, искать истоки.

В связи с этим приведу несколько достаточно показательных цитат, характеризующих ключевые особенности генетического анализа: «Всякая видимость - мираж, а факты - не факты вне взаимной генетической увязки» (Н.Я. Марр); «Показать происхождение какого-нибудь явления - это значит показать систему его связности» (О.М. Фрейденберг). Сам генетический метод был предложен и разработан И.-В. Гёте и И.Г. Гердером как одна из неотъемлемых методологических составляющих холизма/ор - ганицизма - универсального подхода, или, можно даже сказать, парадигмы в изучении объектов любой природы (органической, неорганической и сверхорганической, то есть социокультурной).

Кстати говоря, генетический метод был успешно использован, в частности, К. Марксом при анализе генезиса капитализма. В советское время хрестоматийной стала его фраза: «анатомия человека - ключ к анатомии обезьяны». Эту, казалось бы, неожиданную и парадоксальную мысль Маркс объяснял генетически: «…намёки более высокого у низших видов животных могут быть поняты только в том случае, если само это более высокое уже известно» (Маркс, Энгельс, том 12, с. 731).

Мною было показано, что существуют потенциально различные подходы в историко-культурологических исследованиях и они могут совершенно по-разному освещать историю культурологии [2, с. 8-16]:

• как историю культурологических идей, концептов, интуиций и понятий в процессе познания культуры;

• как многослойный и динамический комплекс, для которого характерно постепенное накопление культурологических знаний и переход в их концептуализации в новый контекст, дающий новую парадигматику и прагматику (архитектоника истории культурологии);

• как смену научных и мировоззренческих парадигм в понимании культуры;

• как персонологическую историю выдающихся учёных и мыслителей, внесших значимый вклад в развитие культурологии (биографика);

• как историю формирования профессионального сообщества культурологов;

• как изучение традиций конкретных научных школ и национальных научных традиций в истории культурологии;

• как историю развития дисциплин культурологического цикла (например, историческая культурология, фундаментальная культурология, прикладная культурология, этнокультурология, лингвокультурология и другие);

• как история культурологических институтов и учреждений (НИИ, кафедры, лаборатории, отделения и т.д.).

Моё предложение заключалось в том, чтобы не только по отдельности освещать эти разные пласты и грани культурологического прошлого, а стремиться к разработке многомерной теоретико-методологической модели истории культурологии, синтезирующей все возможные проекции её реконструкции и изучения [2, с. 13-14]. Иными словами, я предложил применить теоретико-методологический интегративный потенциал исследовательской оптики культурологии к изучению её же собственной истории во всей её многогранности, многомерности, многоуровневости и многоплановости.

Теперь после рассмотрения этой эпистемологической пропедевтики мы можем вернуться к одному из обозначенных вначале «больных вопросов»: на каком вообще основании мы причисляем того или иного учёного или мыслителя в состав культурологов? Это одна из тех проблем, которую поставил не только В.М. Межуев, но и вполне резонно постоянно поднимает в своих ярких антикультурологических выступлениях С.Д. Серебряный [18]. Культура является объектом исследования многих наук, и каждая из них в этом грандиозном объекте выделяет свое явление или сторону, свой предмет и соответствующий ему метод его изучения. Многие исследователи в области филологии, истории, востоковедения, археологии, искусствоведения перерастали рамки этих специальных наук, создавали обобщённые панорамы развития культуры различных народов, умели конкретное явление видеть в контексте развития всей системы культуры, разрабатывали узловые проблемы теории культуры. В таком случае их исследования приобретали культурологический уровень генерализации, а сами они в этой (и только в этой) части своих работ могут рассматриваться в качестве культурологов. На этом основании можно говорить, что значительная роль в формировании историко-культурологического дискурса принадлежит Дж. Вико, И.Г. Гер - деру, Н.Я. Данилевскому, К.Н. Леонтьеву, О. Шпенглеру и А.Ф. Лосеву, физико-химику В.Ф. Оствальду, писателю и антропософу Андрею Белому, языковеду и археологу Н.Я. Марру, психологам Л.С. Выготскому и А.Р. Лурии, культурантрополо - гам Л.Э. Уайту и А.Л. Крёберу, историкам Л. Февру, М. Блоку, Ж. Ле Гоффу, Ж. Дюби, Ф. Броделю, востоковедам Н.И. Конраду и Е.А. Торчинову, филологам О.М. Фрейденберг, В.Я. Проппу, Д.С. Лихачёву, Ю.М. Лотману и С.С. Аверинцеву, историко-географу и этнологу Л.Н. Гумилёву, археологам А.П. Окладникову, В.М. Массону, В.С. Бочкарёву и многим другим учёным. Под их влиянием и благодаря осмыслению их работ в ХХ веке постепенно происходило формирование культурологического сознания, пробуждалось новое понимание человека, общества и истории.

Итак, проблематичность и дискуссионность существующих на настоящий момент реконструкций истории культурологического знания обуславливают весьма размытые и противоречивые представления о культурологии и самих культурологах, недооценку познавательного и прикладного потенциала этой науки, порождают множество мифологем и предубеждений против культурологии, которые самым негативным образом сказываются на её общественном восприятии и научном статусе.

История науки - неотъемлемая составляющая имиджа, престижа и авторитета любой дисциплины. Знание истории культурологии делает нас вооруженными против любых попыток фальсификаций нашего прошлого и соответственно - манипуляций нами сегодня. Поэтому следует всемерно приветствовать исследования, опирающиеся на солидную источниковую базу и посвящённые именно становлению собственно культурологии, различных этапов и знаковых событий её истории (С.Я. Левит, Г.В. Драч, В.В. Савельев, Л.А. Сугай, Е.В. Мареева, Г.А. Касьянов и другие), формированию её научной программы, «конститутативов», эпистемологических признаков как особой области знания (Э.С. Маркарян, И.М. Быховская, Г.В. Драч, К.И. За - булионите, Н.Вс. Исакова, Ю.В. Осокин, Ю.Н. Солонин, В.А. Ремизов, С.Л. Гертнер, Ю.В. Китов и др.). Очень полезны обстоятельные работы о научной деятельности и судьбах выдающихся учёных, внесших заметный вклад в формирование культурологии, создание научных школ, институций и т.д. (Г.В. Драч, Л.А. Закс, С.В. Лурье, Е.В. Мареева, В.И. Шаронов, М.М. Шибаева и другие). Интеллектуальное наследие не только одних зарубежных, но и отечественных культурологов из всех регионов России настоятельно нуждается в серьёзном научном изучении, осмыслении, генерализации, пропаганде и популяризации (С.Я. Левит, Л.А. Мостова, Л.М. Мосолова, И.В. Кондаков, Г.В. Драч и другие). Весьма перспективны и полезны исследования, посвящённые изучению процессов культурологизации в отдельных науках, различным культурологическим институциям, самому профессиональному сообществу культурологов и т.д. (Л.М. Мосолова, И.В. Кондаков, М.С. Уваров, Н.А. Хренов и другие). Автор настоящей статьи со своей стороны также делал по мере своих сил всё возможное в каждом из этих исследовательских направлений изучения и актуализации истории культурологии [см., напр.: 2; 3; 4].

Итак, хотелось бы ещё раз подчеркнуть: не стоит подменять историю культурологии изложением лишь одной бесконечной вереницы концепций культуры, это тоже важно, но - недостаточно. За этим кроются несомненные логические и содержательные подмены: истории науки - историей концепций, истории культурологии - историей культурознания и т.д.

Что даёт знание накопленного опыта развития культурологии? Прежде всего, знакомство и «интериоризация» достижений предшественников повышает методологическую культуру не только студентов, обучающихся по курсу «История культурологии», но и уже зрелых профессиональных исследователей, обращающихся к изучению истории культурологии. В общем, можно сказать, что освоение накопленного опыта развития культурологии аналогично овладению определённым капиталом или ресурсом. Историко-культурологическое знание, если оно имеется у культуролога, выступает его неотъемлемым интеллектуальным и культурным капиталом и таким же ресурсом. А дальше всё зависит от того, как мы сами сумеем этим «капиталом» распорядиться, приумножив интеллектуальные богатства наших знаменитых предшественников или бездумно растранжирив их.

Знание истории культурологии в значительной мере выполняет функцию навигатора, позволяющего быстро и успешно ориентироваться в море существующей литературы, лабиринтах зачастую ещё не изученных извилистых траекторий развития культурознания, сложностях понимания культурологических концепций, массиве самых разнообразных фактов и имён многочисленных учёных, внесших каждый свою лепту в копилку культурологии.

При этом историко-культурологическое знание обладает также не только собственно «знаниевой» функцией, но и программирующим, регулятивным, мотивирующим и консолидирующим потенциалом для современной культурологии и самого сообщества культурологов. Можно сделать вывод о том, что представление об истории культурологии предопределено нашим исходным пониманием, что такое культурология и какова её научная специфика. Вместе с тем хотелось бы заметить, что верно и обратное: представление о том, что такое культурология, определяется тем, как осмыслена её история (аналогичная эпистемологическая закономерность была выведена А.Б. Гофманом для взаимообусловленности между пониманием специфики социологии и способами представления её истории [7, с. 20]).

Эпистемология изучения истории культурологии органически и взаимообразно связана с онтологией культурологии. Более того, если исходить из того, что наука - это весь массив научного наследия, непрерывно пополняемого и обновляемого, в том числе и на наших глазах, то тогда оказывается, что в известном смысле история культурологии - это сама культурология. Как и любая другая наука, культурология не должна ограничиваться лишь трансляцией научного наследия и воспроизводством уже открытого. Разумеется, её главным предназначением является генерация нового знания и тем самым движение вперед, но двигаться вперёд гораздо лучше и удобнее, зная опыт предшественников. В этом состоит диалектика научных традиций и новаций в истории культурологии, лишь на этой основе возможно научное творчество, культурологические прорывы и рождение нового знания о мире культуры. Таким образом, знание истории культурологии, будучи самоценным, в то же время играет эвристическую роль, служит основой для получения нового знания и способствует формированию науки будущего.

И наконец, последний и, возможно, один из самых важных выводов: история культурологии - форма её коллективной памяти, и как таковая она является консолидирующей основой идентичности членов научного сообщества [2, с. 14]. В этом смысле знание истории культурологии выступает фундаментом, одной из базовых составляющих в научном самоопределении, самопознании, самообосновании культурологической науки, а также в формировании профессионального самосознания культурологов, осознании своей научной и общественной миссии.

Список литературы

1. Асоян Ю., Малафеев А. Открытие идеи культуры: Опыт русской культурологии середины XIX -

начала XX веков. 2-е издание, испр. и доп. Москва: ОГИ, 2001. 344 с.

2. Бондарев А.В. История культурологии: память научного сообщества и проблема самоидентификации // Человек в мире культуры. 2014. №3. С. 8-16.

3. Бондарев А.В. Третье рождение культурологии: Вклад Э.С. Маркаряна в разработку культурологической теории культуры // Маркарян Э.С. Избранное. Наука о культуре и императивы эпохи / отв. ред. и составитель А.В. Бондарев. Москва; Санкт-Петербург: Центр гуманитарных инициатив, Университетская книга, 2014. С. 563-625.

4. Бондарев А.В. История культурологии. Методическое пособие. Санкт-Петербург: Астерион, 2019. 136 с.

5. Быховская И.М. Изучение культуры: горизонтали и вертикали // Александрова Е.Я., Быховская И.М. Культурологические опыты. Москва: РИК, Типография Россельхозакадемии, 1996. С. 31-42.

6. Гертнер С.Л., Китов Ю.В. Культурология как реальность и перспектива общественного развития // Вестник Кемеровского государственного университета культуры и искусств. 2014. №29-2. С. 13-18.

7. Гофман А.Б. Семь лекций по истории социологии: учебное пособие. 9-е издание. Москва: Книжный дом «Университет», 2015. 240 с.

8. Иконникова С.Н. История культурологии: учебник для академического бакалавриата. 3-е издание, перераб. и доп. Москва: Юрайт, 2018. 416 с.

9. История культурологии / С.С. Неретина, А.П. Огурцов, В.М. Межуев, Ф.Т. Михайлов. Москва: Гардарики, 2006. 383 с.

10. История культурологии: учебник для бакалавров / В.М. Дианова, Ю.Н. Солонин. 3-е издание, испр. и доп. Москва: Юрайт, 2017. 461 с.

11. Касьянов Г.А. Дисциплина с тёмной историей: мифы об истоках культурологии и их критика // XX Юбилейные Царскосельские чтения. Материалы Международной научной конференции. Санкт-Петербург: Издательство ЛГУ имени А.С. Пушкина, 2016. С. 95-102.

12. Культурология как наука: за и против: круглый стол, Москва, 13 февраля 2008 года / [науч. ред.: А.А. Гусейнов, А.С. Запесоцкий]. Санкт-Петербург: Изд-во СПбГУП, 2009. 102 с.

13. Культурология как она есть и как ей быть / глав. ред. Л. Морева. Санкт-Петербург: Эйдос, 1998. 406 с. (Международные чтения по теории, истории и философии культуры; Вып. 5).

14. Мареева Е.В. Культурология или философия культуры: истоки методологического конфликта // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2021. №1 (99). С. 52-61. https://doi. Org/:10.24412/1997-0803-2021-199-52-61

15. Межуев В.М. Идея культуры. Очерки по философии культуры. Москва: Прогресс-Традиция, 2006. 408 с.

16. Савельев В.В. Генетические и генезисные истоки отечественной культурологии // Учёные записки Российского государственного социального университета. 2005. №1. С. 62-68.

17. Савельев В.В. О преемственности в культурологии // Управленческое консультирование. 2007. №2. С. 206-218.

18. Серебряный С.Д. Есть ли такая наука - «культурология»? // Филология - искусствознание - культурология: новые водоразделы и перспективы взаимодействия: материалы Международной научной конференции (2-4 апреля 2009 г., Белые Столбы) / отв. ред. Н.А. Кочеляева, К.Э. Разлогов. Санкт-Петербург: Нестор-История, 2009. С. 141-150.

19. Сугай Л.А. Культура и культурология - термины и понятия (русский, славянский и общеевропейский контекст). Banska Bysrica: UMB, Belianum, 2019. 182 c.

20. Трофимова Р.П. История культурологии в России: учебник для вузов. Москва: Юрайт, 2018. 473 с.

21. Щавелёва М.Б. История культурологии: учебное пособие. Нижний Новгород: Изд-во Нижегородского госуниверситета имени Н.И. Лобачевского, 2013. 131 с.

22. Laruelle, Marlиne. La culturologie: un nouveau «prкt-а-penser» pour la Russie? Diogиne. Paris, 2003, n°204, dйcembre, pp. 25-45.

23. Scherrer, Jutta. Kulturologie - Russland auf der Suche nach einer zivilisatorischen Identitдt. Gцttingen: Wallstein Verlag, 2003. 192 s.

References

1. Asoyan Yu., Malafeev A. Discovery of the Idea of Culture: The Experience of Russian Culturology of the Middle XIX - Early XX Centuries. 2nd edition. Moscow, United Humanitarian Publishers, 2001. 344 p. (In Russ.).

2. Bondarev A.V. The history of culturology: the memory of the scientific community and the problem of self-identification. Man in the world of culture. 2014, no. 3, pp. 8-16. (In Russ.).

3. Bondarev A.V. The third birth of culturology: E.S. Markaryan's contribution to the development of a culturological theory of culture. In: Markaryan E.S. The science of culture and the imperatives of the era. Moscow, St. Petersburg, Center for Humanitarian Initiatives, University Book Publishing House, 2014. Pp. 563-625. (In Russ.).