Основные направления развития культурных отношений между Россией и Китаем в первой половине 90-х гг. XX в.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Реферат

Основные направления развития культурных отношений между Россией и Китаем в первой половине 90-х гг. XX в.

Составным элементом в развитии современных российско-китайских отношений является сотрудничество в области культуры. Нормализация политических отношений между двумя государствами в конце 1980 - начале 1990 годов создала предпосылки для развития культурных связей. Однако, принимая во внимание политическую нестабильность и экономическую отсталость российских регионов, появившиеся перспективы взаимодействия представляют и потенциальные проблемы.

В 90-е годы не существовало культурных отношений между Россией и Китаем как чего-то единого, упорядоченного, организационно и юридически оформленного. В этих отношениях отчетливо обнаруживается несколько уровней, политически обеспеченных серией межгосударственных и межправительственных договоров и соглашений, но в реальности мало соприкасавшихся и слабо влиявших друг на друга. С политической точки зрения, существовало два «этажа» российско-китайских отношений: межгосударственный (на уровне глав государства, законодательных и исполнительных органов власти и прямо подчиненных им федеральных органов и структур) и децентрализованный (на уровне административных образований, предприятий, организаций, объединений, граждан).

Межгосударственный уровень концентрировался преимущественно в сфере «большой политики», выглядел очень скромно по экономическим показателям и практически не был связан с остальными. Он лишь формально определял, но в реальности не регулировал связи на низовых эшелонах обмена. По статусу и обязанностям государство должно было контролировать и регулировать межрегиональные отношения между Россией и Китаем, но в 90-е годы Москве это практически не удавалось. В результате региональные связи, складывавшиеся на уровне административно - территориальных образованиях двух стран, были фактически децентрализованы.Базаров Б.В., Ганжуров Д.В. Российско-китйаские отношения и роль регионов Восточной Сибири в их развитии (1989 - 1999).- Иркутск, 2002, С. 22-23.

Уже к середине 90-ых годов в сотрудничество с Китаем на региональном уровне были вовлечены более пятидесяти краев, областей и городов России. Тем не менее, основные сюжеты и коллизии уровня региональных отношений разворачивались вдоль протяженной российско-китайской границы и обрели форму приграничного взаимодействия.

Кроме того, культурное сотрудничество на уровне администраций в значительной степени имело откровенно региональнобюрократический характер. Формально обмен на этом уровне осуществлялся достаточно активно. Внешним его результатом были сотни взаимных визитов, деловых встреч, обсуждений, соглашений и договоров. Однако большинство из подписанных документов не было наполнено реальным содержанием и оставалось только на бумаге.

Формальным проявлением двусторонних отношений на этом уровне было такое явление, как породненные города и территории, причем даже провинции Хэйлунцзян, откровенно ориентированной в своих внешних связях на Россию, дальневосточные территории не были очевидным приоритетом. Провинция Хэйлунцзян установила такие отношения с Хабаровским и Красноярским краями и Амурской областью. Среди 27 иностранных «родственников» Харбина из российских представлены только Свердловская область и Хабаровск. Однако побратимские отношения носили чисто представительский и декоративный характер, никоим образом не были связаны, например, с развитием торговли, расширением личных контактов. В их рамках осуществлялся лишь незначительный культурный и спортивный обмен.Ларин В.Л. Российско-китайские отношения в региональных измерениях в 80-ые годы ХХ - начало XXI века.- М., 2005, С. 10-11. политический цивилизация конфуцианский научный

Труднее всего составить представление о характере, формах, масштабах и - самое главное - о результатах культурного обмена между соседними территориями. С одной стороны, в огромном ворохе публикаций, посвященных экономическим и политическим сюжетам двусторонних отношений, совершенно затерялись крупицы информации, проливающие свет как на связи в области культуры, образования, науки, медицины, спорта, так и, особенно, на межличностные, человеческие отношения, с другой - результаты этих отношений в принципе не измеряемы.

Гуманитарный (т. е. человеческий) обмен между представителями двух соседних цивилизаций - конфуцианской и российской - происходил на разных уровнях, от формализованных визитов деятелей культуры до яростного торга китайского продавца с российским покупателем на рынках Суйфэньхэ Благовещенска или Южно-Сахалинска. Учитывая масштабы и индивидуализированный характер приграничною взаимодействия, в которое в той или иной степени была вовлечена значительная часть населения юга Дальнего Востока и приграничной полосы Северо-Восточного Китая, значение этой формы обмена недооценивать нельзя.

Главным двигателем приграничных связей, как показала практика прошедшего десятилетия, стали преимущественно не настроенные на культурный обмен слои населения, не готовые к восприятию, пониманию, адекватной оценке соседней культуры. Население Дальнего Востока ни сознательно, ни психологически не было готово к тесным контактам с представителями иной, разительно отличавшейся от привычных шаблонов и норм цивилизации. Но при этом личностное восприятие цивилизации играло исключительно важную роль в характере двусторонних связей и, которые были очень персонифицированы, находились в пропорциональной зависимости от количества вместе выпитой водки, съеденных блюд, спетых песен. Как подметила одна из участников таких отношений, живущая достаточно далеко от границы, «российско-китайские контакты все еще носят межличностный характер, и, как показывает практика, зачастую экспорт тон или иной зависит от этих контактов в большей степени, а с их потерей возможность экспорта».Суркова А.Г. О некоторых особенностях и факторах экспорта предприятий Красноярска в Китай//Россия и Китай на дальневосточных рубежах. Вып. 4.- Благовещенск , 2002, С. 312

Стихийный обмен, шедший преимущественно по линии индивидуальной торговли, туризма и странного симбиоза туризма и торговли -- «челночного бизнеса», не только не вел к преодолению той пропасти, существовавшей между народами, но еще более ее усиливая. На первых порах стремление к тесным контактам было действительно огромным. Но не меньшим был и шок от осознания непохожести китайской бытовой культуры, с которой пришлось столкнуться большинству российских граждан. И хотя к концу 90-х годов рост материального благосостояния определенных социальных слоев по обе стороны границы и их желание отдохнуть и «расслабиться» в доступном для этого заграничной среде привели к возрастанию интереса сторон к знакомству с чужой культурой, а на этой основе -- к расширению масштабов двустороннего познавательного туризма, это не привело к росту взаимного понимания, к «взаимопроникновению культур и традиций», о котором шаблонно рапортовали российские чиновники.

Второй, формально организованный, уровень культурного обмена осуществлялся в рамках официальных связей в области науки, образования, культуры, медицины, спорта, обмена молодежными, женскими и детскими делегациями.

После периода конфронтации 60-х -- 70-х годов первая попытка приобщения дальневосточников к китайской культуре была предпринята, еще в 1983 г., когда на сцене Амурского театра драмы в Благовещенске была поставлена пьеса китайского драматурга Цао Юя «Тайфун».Из истории российско-китайских отношений.- Благовещенск, 1999, С. 207-208. Если принять во внимание идеологические установки того времени, сам характер пьесы и степень знакомства режиссера и труппы с реальной китайской жизнью, вряд ли она могла дать амурчанам адекватное представление о Китае. Эту постановку можно расценивать лишь как симптом начала новой эпохи в отношениях между двумя государствами.

В конце 1988 г. власти поселка Пограничный предложили народному правительству города Суйфэньхэ провести в 1989 г.

товарищеские по волейболу и баскетболу, обменяться фотовыставками самодеятельных авторов и визитами молодежных организаций. Можно полагать, что этим было положено начало активным приграничным культурным связям. Культурные, спортивные контакты начали осуществляться преимущественно по линии местных органов власти на основе безвалютного обмена, иногда по инициативе и при участии отделений Общества советско-китайской (позднее -- российско-китайской) дружбы. И если в области экономики предприимчивее проявляла себя китайская сторона, то в сфере культуры россияне были не менее активны, особенно на первых этапах.

Наиболее регулярно гуманитарные контакты осуществлялись в рамках соглашении о побратимских связях, обязательно предусматривавших культурный и спортивный обмен.Ларин В.Л. Российско-китайские отношения в региональных измерениях в 80-ые годы ХХ - начало ХХ! века.- М., 2005, С. 190-191. Основными формами культурного обмена были гастроли профессиональных и самодеятельных (танцевальных, хоровых, театральных) коллективов, фестивали художественных фильмов, художественные и фотовыставки. Помимо этого самостоятельные связи устанавливали учреждения культуры: музеи, театры, картинные галереи. Такую же функцию и нагрузку, по существу, нес обмен в области спорта, включавший в себя поездки спортивных делегации, проведение международных соревнований, тренировочные туры профессиональных футбольных, баскетбольных и волейбольных команд Дальнего Востока по Китаю, приглашение дальневосточных тренеров для работы в Китае (борьба, бокс). В марте 1990 г. Харбин посетила первая делегация работников культуры Приморского края, а летом 1991 г. 17 школьников поселка Пограничный совершили поездку в Суйфэньхэ и Муданьцзям, ансамбль танца «Вихрь» из Владивостока участвовал в фестивале «Харбинское лето», а мастера настольного тенниса из Чанчуни экзаменовали приморских теннисистов в Дальнегорске. В 1991 г. Хэйхэ посетила первая делегация деятелей культуры Амурской области, а в 1992 г. в Благовещенск приезжала делегация работников культуры Харбина. Итогом визита стал ряд договоров об обмене делегациями и выставками.Из истории российско-китайских отношений.- Благовещенск, 1999, С. 191.

В дальнейшем проследить развитие культурных связей достаточно трудно. В основном, как уже говорилось выше, мероприятия носили разовый характер и зачастую приурочивались к немногочисленным памятным датам. Если судить по отчетам департаментов администрации Приморского края об их деятельности по развитию отношении с соседними территориями Китая, отчетам Приморского и Хабаровского отделении ОРКД, сообщениям различных структур и ведомств, представленным па юбилейные, приуроченные к 50-летию КНР конференции во Владивостоке, Хабаровске и Благовещенске, то перечень проведенных за десять лет культурных мероприятий был невелик, а результативность их никто не оценивал. Хотя, винить местные власти за невнимание (или непонимание) важности культурного обмена нельзя: скудные финансовые ресурсы, выделявшиеся на социальную сферу вообще, а на культуру и спорт в частности, существенно ограничивали их инициативу и возможности. То же наблюдалось и с китайской стороны.

Оживление обмена произошло ближе к концу 90-х годов, что в определенной степени было связано с подготовкой к юбилею КНР. В мае и августе 1998 г. в Суйфэньхэ и Владивостоке прошли совещания руководителей органов культуры городов и уездов провинции Хэйлунцзян и территорий Приморского края, завершившиеся подписанием соглашения о сотрудничестве.Хрипченко В.В. Культурное сотрудничество - надежный путь к взаимо- пониманию//Российское Приморье и Китайская Народная Республика на рубеже третьего тысячелетия. - Владивосток. 1999, С. 31. Однако финансовый кризис в России «поставил крест» на многих из задумок деятелей культуры.

Особую активность проявляла в конце 90-х годов администрация Амурской области. На рубеже веков в области прошли два международных фестиваля искусств «Амур -- река дружбы». В программу второго фестиваля в 2000 г. были включены обмен самодеятельными коллективами (80 человек с каждой стороны) и проведение российско-китайской выставки детского художественного творчества в Москве и КНР. Китайские художественные коллективы выступали вместе с российскими коллективами в Благовещенске и прибрежных районах Амурской области.Амурская правда. 2000. 19 сентября.

В плане обмена делегациями между Благовещенском и районом Айгунь города Хэйхэ на 2000 г. значились взаимные поездки: специалистов по сельскому хозяйству (по 12 человек на 3 дня), учителей (по 12 человек на 3 дня), врачей (по 10 человек на 3 дня), женщин (по 15 человек на 3) и детей (по 400 человек и 40 сопровождающих на один день). Культурная составляющая в этом соглашении преобладала абсолютно. В 2001 г. было подписано соглашение между Благовещенском и Хэйхэ об однодневном обмене детскими делегациями численностью по 525 человек, 75 сопровождающих и 12 официальных лиц с каждой стороны.

Контакты в области науки, образования, здравоохранения совершались преимущественно на основе двусторонних и многосторонних соглашений между заинтересованными организациями. Поскольку процесс полностью находился в руках этих организаций, фактически никем и никак не направлялся, не регулировался и не контролировался, и тем более не изучался и не обобщался, то и сведения о его существе и результатах выглядят сегодня достаточно общими и отрывочными.Соглашение об укреплении торгово-экономического сотрудничества и развитии всесторонних дружеских связей от 9 февраля 2000; Соглашение между администрацией города Благовещенска амурской области РФ и народным правительством г. Хэйхэ провинции Хэйлунцзян КНР об обмене детскими делегациями в 2001 году от 25 мая 2001 года.

Наиболее интенсивно развивалось сотрудничество в сфере изучения китайского и русского языков. На рубеже 80-х -- 90-х годов, в пору максимально быстрого развития экономических связей, обнаружилась острая нехватка переводчиков, как в России, так и в Китае. В начале 90-х годов наблюдался настоящий бум в изучении русского и китайского языков в приграничных районах двух стран. Бум во многом определялся не культурным интересом, а рыночной конъюнктурой: спросом на специалистов.

В 1990г. отделение китаеведения восточного факультета ДВГУ трансформировалось в факультет. Число студентов, изучивших в университете китайский язык (включая студентов невостоковедческих специальностей), быстро росло и к концу 90-х годов приблизилось к полутысяче. Самым высоким среди востоковедческих специальностей был конкурс на отделение экономики Китая. Оставаясь третьим в России признанным центром подготовки китаеведов (после ИСАА при МГУ и восточного факультета СПбГУ), университет по решению Госкомитета по делам образования КНР с сентября 1999 г. стал базой для создания второго в России центра по приему экзаменов на уровень знании китайского языка как иностранного.

Однако еще в 1989г. монополия восточного факультета Дальневосточного госуниверситета на выпуск китаеведов была нарушена Уссурийским педагогическим институтом, начавшим подготовку преподавателем китайского языка. Несколько позднее китайский язык стали профессионально изучать в техническом университете (с 1995г.) и университете экономики и сервиса (с 1996 г.) во Владивостоке, в педагогическом университете Хабаровска, в Амурском государственном университете и педагогическом институте в Благовещенске.

В этих и других вузах появились отделения русского языка для иностранцев, где часть слушателей составляли китайцы. В 1997-- 1998 гг. в Хабаровском крае обучались 157 студентов из Китая.Перспективы Дальневосточного региона: население, миграция, рынки.- М., 1999, С. 79.

В Хэйлунцзянском университете русский язык изучали более 300 студентов, открылись отделения русского языка в Цзилиньском университете, Ляонинском педагогическом университете и других вузах Северо-востока.

После заключения российско-китайского соглашения о взаимном признании документов об образовании и ученых степенях (26 июня 1995 г.) стало расти число россиян, получивших дипломы китайских вузов, и китайцев с российскими дипломами. В 2001 г. в Институте истории ДВО РАН защитила кандидатскую диссертацию о современном даосизме в Китае преподаватель Амурского университета Вэнь Цзянь.Рахманин О.Б. К истории отношений России - СССР с Китаем в ХХ веке.- М., 2002, С. 202.

База для изучения соседней страны создавалась в сфере среднего образования. Более 80 тыс. человек изучали русский язык в школах Северо-Восточного Китая. Заметно выросло на Дальнем Востоке число государственных и частных школ с преподаванием китайского языка как второго иностранного.

Развивались отношения между вузами по образовательным программам естественно-технического и иного профиля. Обычными формами этих отношений были договоры о сотрудничестве, в рамках которых осуществлялись обмены делегациями, взаимные стажировки, приглашение преподавателей для чтения лекций и преподавания русского языка в Китае и китайского -- в России, совместные научные исследования, конференции, экспедиции, полевые работы, студенческие обмены между учебными заведениями. В сотрудничество были вовлечены не только высшие, но и средние специальные учебные заведения: технические, медицинские, музыкальные, гуманитарные. Появились совместные образовательные программы на основе взаимного признания соответствия учебных планов (например, между Дальневосточным государственным техническим университетом и Хэйлунцзянским горным институтом г. Цзиси по специальностям «Строительство» и «Вычислительная техника»).

О достаточно высоком взаимном интересе к образовательному обмену свидетельствует третье международное совещание ректоров вузов северо-востока КНР и восточных районов России, состоявшееся в сентябре 1996г. на базе ДВГТУ. В совещании приняли участие руководители более чем 30 китайских вузов.Ларин В.Л. Российско-китайские отношения в региональных измерениях в 80-ые годы ХХ - начало XXI века.- М., 2005, С. 206.

Большой интерес, всегда проявлявшийся россиянами к традиционной восточной медицине, стимулировал и быстрое налаживание связей в области здравоохранения, которые, прежде всего, шли по линии учебных заведений. В 1989 г. первые биробиджанские специалисты побывали в клиниках Харбина, что положило начало обмену специалистами в области инфекционной патологии и микрохирургии. В 1991 -- 1992гг. Благовещенский медицинский институт (впоследствии Амурская государственная медицинская академия) установил связи между Харбинским медицинским университетом и Хэйлунцзянским институтом традиционной китайской медицины. Реальным результатом этого сотрудничества стало открытие в 1995 г. первой в России кафедры традиционной восточной медицины.Из истории российско-китайских отношений.- Благовещенск, 1999, С. 149-151.

В образовательном обмене дальневосточных вузов с КНР в 90е годы очевидны две закономерности: во-первых, сотрудничество развивалось преимущественно с университетами и институтами Северо-Восточного Китая, по своему академическому потенциалу в основном уступавшими российским партнерам. Среди американских, японских, южно-корейских партнеров дальневосточных университетов значились многие столичные и куда более известные в мире учебные заведения. Во-вторых, китайское направление для большинства из них не было приоритетным. Оно было хлопотным в плане организации и самое главное -- малоприбыльным в материальном отношении, что для российских вузов, поставленных правительством перед необходимостью поиска средств для самовыживания, было весьма существенным аргументом. Поэтому, наверное, из посетивших ДВГУ за 1993-- 1998. гг. 2240 иностранных студентов и специалистов китайских было только 105, в то время как японских -- на порядок больше.Дальневосточный государственный университет: история и современность. 1899-1999.- Владивосток. 1999, С. 521-522.

Научные учреждения, сотрудничая с китайскими коллегами в сфере совместных научных исследований и разработок, также ориентировались преимущественно на академии наук и другие исследовательские центры северо-восточных провинций. Результаты этого сотрудничества проследить еще более сложно, поскольку информация о них крайне скудна и разрозненна. И если основные аспекты международной деятельности вузов, и в целях агитации для привлечения абитуриентов, и в контексте предварительных научных исследований, в общих чертах известны (хотя и требуют дальнейшего изучения, обобщения и анализа), то вопрос о том, что отдала и приобрела дальневосточная наука в процессе взаимодействия с Китаем, остается открытым.

В определенной степени можно судить о характере и результатах научного сотрудничества по ежегодным отчетам РАН о научной и научно-организационной деятельности. Но они дают очень ограниченную и явно неполную информацию. С одной стороны, не все учреждения были обозначены в общеотделенческих планах международного сотрудничества, с другой -- научные институты далеко не всегда делились с руководством отделения информацией о результатах своими силами налаженных международных связей.

Пик активности научных связей с китайскими коллегами пришелся на 1989--1993 гг. за этот период руководство отделения подписало более десятка комплексных соглашений и протоколов о научном сотрудничестве с научными учреждениями и управленческими структурами Северо-Восточного КитаяЛарин В.Л. Российско-китайские отношения в региональных измерениях в 80-ые годы ХХ - начало XXI века.- М., 2005, С. 209., а также с «научно-техническими компаниями». Соглашения преимущественно имели рамочный характер и обозначали стремление сторон к научному обмену в таких областях, как биология, химия и химическая технология, геология и геофизика, экология, математика и создание автоматических систем управления. Основой их стала взаимная заинтересованность сторон: российской - в промышленной реализации своих научных разработок и продвижении их на китайский рынок, китайской - доступ к российским научным достижениям, использование интеллектуального потенциала дальневосточных ученых. Самым продвинутым решением стала договоренность о создании совместной комиссии по координации научной деятельности ДВО РАН и Академии наук провинции Хэйлунцзян. Положение о комиссии было подписано 5 декабря 1992г. в то время заместителем Председателя ДВО В. Сергиенко и вице-президентом АН Хэйлунцзяна Лу Дуншэном.

Однако основной формой сотрудничества стали двусторонние связи институтов с родственными научными учреждениями КНР. Среди подписанных соглашений были как общие, декларировавшие формальные принципы научного сотрудничества между институтами (обмен учеными, литературой, информацией, проведение совместных конференций и др.), так и конкретные, предусматривавшие общие разработки, совместные морские, геологические и экологические экспедиции. Наибольшие практические результаты, если судить, опять же, по доступным материалам, получили два научных учреждения: Институт проблем морских технологий и Институт химии.Там же, С. 209. Правда, материалы умалчивают о полученном экономическом и научном эффекте от этих разработок.

Серьезным тормозом к реальному научному сотрудничеству в начале 90-х годов была сильная коммерциализация китайской науки, когда члены китайских делегаций, раз за разом атаковали своих российских коллег предложениями по реализации разнообразных предпринимательских проектов: развитию бартерной торговли, открытию магазинов, ресторанов и гостиниц на базе институтов ДВО. Именно это обстоятельство, а также ухудшение финансового положения научных учреждений Северо-Восточного Китая, связанное с резким упадком приграничной торговли, повлекли за собой существенное снижение масштабов сотрудничества в 1994--1995 гг.

Выправление финансового положения научных учреждений Северо-Восточного Китая, а также установка правительства КНР на большее внимание к дальневосточным территориям России, повлекли за собой новый всплеск активности в научном сотрудничестве в самом конце 90-х годов. Одним из реальных продуктов, полученных в результате сотрудничества, стала российско- китайско-американская программа землепользования и развития бассейна реки Уссури, в которой были задействованы Тихоокеанский институт географии и Институт водных и экологических проблем.

18-19 апреля 2001 г. президиум ДВО РАН совместно с административными комитетами Харбинской зоны промышленности высоких и новых технологий и Харбинской зоны технико-экономического освоения КНР провел российско-китайский симпозиум «Проблемы коммерциализации научно-технических разработок». Результатом симпозиума стали соглашения о научно-техническом сотрудничестве между ДВО и двумя «зонами». В том же году был заключен аналогичный договор между ДВО и бюро науки и техники г. Циндао, предполагающий сотрудничество в области морской биологии и биоинженерии, охране окружающей среды, сохранения и воспроизводства морских биоресурсов.Отчет о научной и научно-организационной деятельности ДВО РАН в 2001 году.- Владивосток. 2002, С. 123.

Конечно, предложенный выше обзор российско-китайских культурных связей выглядит очень лаконичным, поверхностным и неполным. Китайские специалисты этот аспект регионального взаимодействия обходят стороной, да и для российских он не представляет пока заметного интереса. Его непосредственные участники владеют ограниченной информацией и, поскольку обмен велся преимущественно на бартерной основе, не очень стремятся ею делиться.

В принципе, обмен в сфере науки, образования, культуры способствовала формированию слоев населения, более адаптированных к соседнем культуре и ориентированных на международное сотрудничество. Однако эти и слои по-прежнему остаются очень узкими, и на них, как и ранее, сильно воздействует поток негативной информации, извергаемый псевдопатриотической, националистической и просто «желтой» прессой. Более того, как и в какой степени, эти слои влияют на процесс регионального взаимодействия, определить пока невозможно. И в будущем гуманитарному взаимодействию с окружающим миром будет отводиться, видимо далеко не ведущая роль.

В «Программе экономического и социального развития Дальнего Востока и Забайкалья» вопросам культурного взаимодействия этих российских территорий с соседями отведен лишь один абзац, который отражает как отношение к культуре вообще, так и к ее роли в налаживании отношении с азиатским миром. «На основе двусторонних соглашении осуществляются проекты взаимного ознакомления регионов с культурой на основе театральных и концертных обменов, «месячников» кино, истории, искусства, развития ознакомительного туризма, а также па основе проведения тематических и постоянно действующих выставок за рубежом: «история», «культура», «природа», «народное хозяйство» дальневосточных субъектов Федерации».Дальний Восток и Забайкалье - 2010. Программа экономического и социального развития Дальнего Востока и Забайкалья// Под ред. П.А. Ми- накира.- М., 2002, С. 74. Этого вопиюще мало, чтобы преодолеть мощный культурный и психологический барьер, но только между россиянами и китайцами, но и между россиянами и японцами, корейцами и другими жителями Восточной Азии, носителями конфуцианской и иной неправославной культуры.

В последние десятилетия для России представилась возможность самого широкого, фактически неограниченного общения со своими соседями. Каковы его результаты?

Во-первых, население региона продемонстрировало неготовность к свободному общению с соседними народами, неспособность к тесному взаимодействию с представителями неевропейской цивилизации. Опыт массовых контактов с китайцами, японцами, корейцами за последние годы скорее можно оценить как негативный, чем позитивный для обеих сторон. Складывание неадекватных представлений друг о друге, охлаждение взаимного интереса (пожалуй, только интерес к Японии у россиян оставался неизменно уважительным, но и, то он был основан на сугубо меркантильных соображениях) стали одним из результатов негативного опыта общения россиян со своими соседями за последнее десятилетие.

Во-вторых, образ Японии, Китая, Кореи и представления об их жителях у населения российских регионов складывались на основе изучения не самых объективных и достоверных источников. Что это за источники? Китайские и российские «челноки». Торговцы подержанными японскими автомобилями и корейской сантехникой. Материалы СМИ: фрагментарные, далеко не всегда корректные, а порой и откровенно дезинформационные. Редкие популярные и научные издания. И только в последнюю очередь источником формирования представлений о наших соседях служит государственное образование, как школьное, так и вузовское. Пролистайте мысленно учебники по истории, литературе, другим гуманитарным дисциплинам... Какие сведения о наших восточных и южных соседях они сообщают и как их интерпретируют?

Скудная информация и недостаток образования не только ограничивают возможности взаимодействия дальневосточников с соседями на профессиональном и бытовом уровнях, существенно снижают эффективность экономического и политического сотрудничества территорий, тормозят процесс реальной интеграции России в региональную экономику. Более того, они ставят вопрос

обудущем присутствии России на Дальнем Востоке, о нашей способности экономно и умело распоряжаться его богатствами.

Общепрофессиональное гуманитарное образование (как школьное, так и вузовское), если его рассматривать с точки зрения познания мира, сегодня не способствует ни успешной адаптации России к реалиям Восточной Азии, ни к ее прогрессу. Это образованно, во-первых, европоцентрично. Оно европоцентрично не только по объему информации, который получают учащиеся. Это образование глубинно европоцентрично, что обнаруживается по подходам к изложению истории и культуры региона, заложено в терминологии, к нему применяемой («Дальний Восток»). В результате это образование воспитывает отношение к азиатским культурам как к культурам второстепенным. Оно не настраивает население России на изучение опыта восточноазиатской цивилизации, на осознание и стремление понять и учитывать специфику мировосприятия, поведения, традиционных норм и принципов общественного устройства и человеческого общежития восточноазиатских народов, не воспитывает к ним элементарного уважения.

Во-вторых, это образование фрагментарно. Оно дает скудные, отрывочные, а порой искаженные знания о странах Востока, в том числе и о самых близких России восточноазиатских соседях.

В-третьих, оно политизировано. Оно акцентирует внимание на политических явлениях и событиях, мало уделяя внимания материальной и духовной культуре региона.

Решение этих проблем даст России возможность тесного и плодотворного сотрудничества с КНР и сформирует условия для полномасштабного развития восточных регионов страны. Помимо внутренней необходимости развития российских регионов, сотрудничество с Китаем важно для расширения политического и экономического присутствия России в Азиатско-Тихоокеанском регионе, наиболее динамично развивающемся центре мировой экономики.

Литература

1. Александрова, Е. А. Культурология. История идей и их воплощений. Учебное пособие / Е.А. Александрова. - М.: Форум, Инфра-М, 2014. - 144 c.

2. Белая, Е. Н. Теория и практика межкультурной коммуникации / Е.Н. Белая. - М.: Форум, 2011. - 208 c.

3. Горелов, А. А. История русской культуры. Учебник / А.А. Горелов. - М.: Юрайт, 2015. - 388 c.

4. Григорьев, С. И. Придворная цензура и образ Верховной власти. 1831-1917 / С.И. Григорьев. - М.: Алетейя, 2007. - 496 c.

5. Ермишина, Н. Д. Культурология / Н.Д. Ермишина. - М.: Трикста, Академический Проект, 2006. - 432 c.

6. Исламгалиева, С. К. Культурология. Курс лекций: моногр. / С.К. Исламгалиева, К.Е. Халин, Г.В. Бабаян. - М.: Экзамен, 2005. - 192 c.

7. Каган, М. С. Введение в историю мировой культуры. В 2 книгах. Книга 1 / М.С. Каган. - М.: Петрополис, 2003. - 368 c.

8. Казбулатова, Гузель Хасановна Теория Моды И Модного Поведения / Казбулатова Гузель Хасановна. - Москва: РГГУ, 2008. - 484 c.

9. Кравченко, А. И. Культурология / А.И. Кравченко. - М.: Академический проект, 2010. - 496 c.

10. Культурология / Под редакцией Г.В. Драча. - М.: Феникс, 2010. - 576 c.

11. Культурология. - М.: Альфа-М, Инфра-М, 2009. - 416 c.

12. Культурология. - М.: Владос, 2003. - 320 c.

13. Культурология. Учебник: моногр. . - М.: Питер, 2014. - 448 c.

14. Культурология. Учебное пособие. - М.: Феникс, 1998. - 576 c.

15. Культурология. Шпаргалка: моногр. . - М.: Окей-книга, 2014. - 958 c.

16. Левяш, И.Я. Культурология / И.Я. Левяш. - Москва: Мир, 2001. - 496 c.

17. Межуев, В. М. Идея культуры / В.М. Межуев. - М.: Прогресс-традиция, 2006. - 408 c.

18. Мировая художественная культура. Древний Восток. Египет. Месопотамия. Палестина. Хрестоматия. - М.: Вече, Грифъ, Лепта Книга, 2014. - 912 c.

19. Мухина, З. З. Культурология / З.З. Мухина. - М.: ТНТ, 2012. - 440 c.

20. Никитич, Л. А. Культурология / Л.А. Никитич. - М.: Юнити-Дана, 2008. - 560 c.

21. Орлов, И. Б. Советская повседневность. Исторический и социологический аспекты становления / И.Б. Орлов. - М.: Высшая Школа Экономики (Государственный Университет), 2010. - 328 c.

22. Петров, К. М. Экология и культура / К.М. Петров. - М.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 2013. - 368 c.

23. Петрова, Наталья Владимировна Культура, Литература И Религия Соединенных Штатов Америки И Канады Часть 1. Религии В Сша. Учебное Пособие / Петрова Наталья Владимировна. - Москва: Гостехиздат, 2009. - 948 c.

24. Пивоев, В. М. Культурология. Введение в историю и теорию культуры / В.М. Пивоев. - М.: КноРус, 2011. - 528 c.

25. Столяренко, Л. Д. Культурология. Конспект лекций / Л.Д. Столяренко, В.Е. Столяренко. - М.: Юрайт, 2015. - 176 c.

26. Фундаментальные проблемы культурологии. В 4 томах. Том 1. Теория культуры. - М.: Алетейя, 2008. - 432 c.

27. Хроленко, А. Т. Основы лингвокультурологии / А.Т. Хроленко. - М.: "ФЛИНТА", 2009. - 184 c.

28. Чистякова, В. О. Экранная культура. Теоретические проблемы / В.О. Чистякова, Я.Б. Иоскевич. - М.: Дмитрий Буланин, 2012. - 752 c.

29. Юлдашбаева, З. Б. Культурология / З.Б. Юлдашбаева. - М.: Высшая школа, 2008. - 296 c.

30. Языкович, В. Р. Культурология / В.Р. Языкович. - М.: Тетралит, 2014. - 176 c.

Размещено на Allbest.ru