Эволюция факторов градообразования в постиндустриальном обществе

11

Эволюция факторов градообразования в постиндустриальном обществе

Парадигмы формально-стилистических классификаций, претензии персонального творчества должны вписываться в предопределения и заданность культурных архетипов.

Архитектура ХХ века суммирует опыт модернизма и постмодернизма, придерживавшихся прямо противоположных взглядов на то, что считать «современным» и, как относится к историческому наследию. Поэтому на новом рубеже веков представляется упрощенной попытка представить пионерами современной архитектуры как «очевидных» Ф. Райта с Ле Корбюзье, так и кого-то из деятелей конца XIX века: Г. Эйфеля,

А. ван де Вельде, Л. Салливена, У. Морриса или А. Гауди. Безусловно, творчество любого из названных мастеров можно представить как «исходную точку» развития новой архитектуры. Но не означает ли такой богатый выбор претендентов на роль первооткрывателя, того, что следует принципиально определить сам критерий «современности» в архитектуре. Тем более что новейшие искания постмодернистов актуализировали опыт давно минувших исторических эпох. Оставляя за «скобками» элемент эпатажа в акциях поставангардистов, попытаемся оценить, что же остается в «сухом осадке» от архитектурного опыта минувших полутора столетий.

Актуальность историзма проблематики при уточнении определения «современный» представляется почти априорной. Вместе с тем, в архитектурно-градостроительной области приходится считаться с особыми условиями функционирования и статусом самого «предмета», которые можно отнести к «темпоральным» феноменам, а следовательно, требующим в исторических исследованиях «современного» соответствующих поправок.

Во-первых, имеет место симультанный характер существования города. Прошлое и современное создают то пространственно-временное лоно, в котором вещественная «ткань» города чревата и воспроизводит жизнь социума. Никому не вывести какой-либо исторический город из актуального «экзистирования». Более того, исторический опыт свидетельствует о социальной эффективности и мобильности таких исторических центров как Афины, Париж или Москва. Руины Трои или других центров реликтовых культур по статистическим соображениям можно опустить. Гораздо показательнее судьба Рима, Еревана или Александрии. Эти города на долгие века уходили в небытие, но жизнь опять брала свое. Иногда само место демонстрировало удивительный и своеобразный «инстинкт» жизни. Древние капища возникали на одном и том же месте с завидной регулярностью в веках, пока не утверждался город с современным топонимом.

Во-вторых, исследования последних десятилетий, в том числе, и авторские разработки, свидетельствуют о феномене «архетипов» архитектуры, которые носят вневременной характер, а точнее, относятся к ценностям из категории «вечных». Парадигмы формально-стилистических классификаций, претензии персонального творчества должны вписываться в предопределения и заданность культурных архетипов.

Указанные моменты делают поле актуальной «современной» проблематики архитектуры весьма динамичным, цельным и «нацеленным» на определенный исторический результат. Все это не исключает как разницу оценок архитектурно-градостроительной деятельности, так и свободу архитектурного творчества в указанной системе «симультанности» и «архетипичности».

Безусловным признаком «современности» архитектуры может быть признано само выделение градостроительства и дизайна как специфических областей архитектурной деятельности. Градостроительство, как и зодчество, насчитывает многотысячелетнюю историю. Что же позволяет говорить о градостроительстве как спе6цифической архитектурной деятельности?

У истоков градостроительства в его современном понимании З. Гидион называет имена римского папы Сикста V и барона Ж.-Э. Османа - деятелей XVI и XIX веков. Градостроительная ментальность связана прежде всего с волевым импульсом действия, социокультурным кругозором, прагматичностью и даром организации сложной синтетической деятельности целого ансамбля специалистов различных профилей, подкрепленных соответствующим ресурсным обеспечением.

Градостроительная деятельность во времена Гипподама или развертывания римских лагерей не предполагала организации реконструктивных акций планировочных объектов, поскольку темп развития социумов, отпущенный им историей срок не входили в конфликт с однозначностью фиксации зданий и других сооружений на местности. Парадигма саморазвития средневековых городов также не нуждалась в корреляциях авторского волевого толка. Лишь новая история актуализировала проблему модернизации городов, некоторые из которых существовали с доантичных времен. Масштабы физического роста городов и их реконструкции, синтетический характер вставших при этом художественно-технических задач, вопросы прогнозирования востребовали специалистов особого типа. Со временем, не без исторических промахов и корреляций, наибольшую адекватность стоящим задачам стали обнаруживать архитекторы-градостроители, соответствующим образом подготовленные и организованные.

Фактором безусловной «современности» главного объекта градостроительства, - города, - и одновременно его вневременного феномена, - является симультанный характер сосуществования в его пространственной системе объектов совершенно различных по времени своего возникновения, но функционально согласованных и адекватных, чему способствуют как физическая долговечность постоянно реставрируемых зданий и сооружений, так и специальная стратегия их реконструкций, основанная на принципе культурной преемственности городского организма. Современность и ценность таких исторических центров, как Рим, Париж или Лондон со временем только растет. В этом притягательная сила, обаяние городского образа жизни и городской культуры. Город можно считать колыбелью цивилизации человечества, что зафиксировано практически во всех языках и архетипических образах мировой культуры. И в то же время Город - место развертывания всевозможных сценариев постиндустриального развития общества. В этом еще одно парадоксальное проявление «современности» архитектуры в целом.

Город, - прекрасная иллюстрация того, - что не может быть «чистой препарированной современности» вне исторического контекста, - пример диалектической связи традиций и новаторства, их преемственности в цепи времен.

Что считать современным в архитектуре, это в некотором смысле вопрос метафизического характера. Ответ на него зависит от дискурса и критериев рассмотрения предмета. Рим или Москва становились веками, и их современное состояние суммирует весь их исторический фонд, поскольку он «работает» на сегодняшние нужды. Симультанность и физическая единовременность всех исторических напластований в пространстве получает развитие в архетипах архитектуры. Ордер античного полиса «цитируется» зодчими Рима, Ренессанса, барокко, классицизма, а нынче и адептами постмодернизма. Расчленить «лабораторным» образом «современное» и «несовременное» в архитектуре - занятие не из плодотворных. Истории известны случаи, когда соборы возводились сотни лет, перестраивались и реконструировались. Определить какой именно момент был для того или иного сооружения «современнее», - вопрос каверзный. Реконструкция - форма существования архитектурно-градостроительной «ткани». Даже в том случае, когда на месте старого здания возводится - новое, - целый ряд параметров являются осознанными и неосознанными константами пространства, своего рода «генетическим кодом» места. Это может быть сеть улиц, топографические доминанты ландшафта и др.

Вновь и вновь реальность города убеждает в консерватизме и вечности таких образований, как улица, площадь, бульвар. Они сродни архетипическим образам «долины», «поляны», «рощи». Они допускают набор градостроительных «текстов» из ряда сооружений, выдержанных как в одном стилистическом ключе, так и в «эклектике».

Любопытен в связи с этим такой факт. Местом «привязки» многих «хитов» европейской модернистской архитектуры стали незначительные по архитектурным меркам пункты: Роншан, Ля-Туретт или заморские территории, - в чуждом культурном контексте. Такова судьба многих построек Ле Корбюзье и Л. Кана. Исторический город европейского типа органически не способен ассимилировать модернизм в неумеренных «дозах», - это противоречит его культурному статусу и морфологии городской среды.

Конечно, строительство новых городов никто не снимал с повестки дня, тем более, в такой обширной стране как Россия. Век новой архитектуры заявил о себе градостроительными проектами Э. Говарда, Т. Гарнье и Ле Корбюзье. Их идеи «Города-сада», «Индустриального города» и «Лучезарного города» предлагали современникам методы переустройства быта социумов радикальными градостроительными средствами, как бы, с «чистого места». Жизнь показала утопизм этих предложений, но одновременно обнажила вопиющие проблемы городов. ХХ век отмечен широкомасштабным строительством новых городов в Советском Союзе в годы первых пятилеток, строительством городов-спутников вокруг Лондона, Стокгольма и Хельсинки после второй мировой войны.

Однако перспектива постиндустриального развития общества заставляет пересмотреть и факторы градообразования. Пожалуй, уже никто не разделяет эйфории по поводу безудержной урбанизации социума. Здравый смысл в этом случае «подпирается» и демографической ситуацией в большинстве стран мира, - свободных мест для новых городов практически не осталось. «Экстравертное» градостроительство уступает место - «интравертному».

З. Гидион в книге «Пространство, время, архитектура» описывает возникновение предпосылок развития современной архитектуры со времен Ренессанса и барокко. Представляется, что такой подход один из наиболее точных и плодотворных: видеть явления архитектуры не в узко профессиональном или искусствоведческом смысле, а - их глубокую культурологичскую основу. Таки образом, проблема исходной точки отсчета «современности» в архитектуре от Г. Эйфеля, А. Гауди, Л. Салливена, В. Орта, Ф. Райта или Ле Корбюзье теряет свою остроту, поскольку имеют значение не социокультурные, технические, научно-философские или художественно-стилистические аспекты архитектонического творчества народов, а их сочетание в «асимметричных» комбинациях исторических коллизий и ассоциаций. Мера новаторства и традиционализма не может быть раз и навсегда заданной характеристикой того или иного явления в истории.

И В. Моцарт, и Микеланджело были для своих современников безумными изобретателями и, напротив, по меркам сегодняшнего дня, постройки Миса ван дер Роэ уже не обладают шармом новизны, хотя в свое время смотрелись вызывающе. Более того, изучение творчества настоящих больших мастеров свидетельствует об их пиетете перед опытом классиков, который они пытались расширить и обогатить. В исторической ретроспективе наблюдается последовательная преемственность классических традиций, а в интонациях новаторских заявлений читается вызов времени, медиаторами которого становились те или иные мастера. Именно Время и внутренняя логика развития архитектуры выбирают меру радикализма и компромисса для творческих акций своих адептов. Мерой традиционализма и новаторства по существу отмечено любое сколько-нибудь серьезное явление в искусстве, в том числе и - в архитектуре и в дизайне, связанном с нею.

Модернизм и постмодернизм - не просто тезис и антитезис в цепи метаморфоз истории мировой художественной культуры, - в ряду с такими явлениями-антиподами, как Ренессанс и маньеризм, барокко и рококо, архаика и эллинизм… Модернизм и постмодернизм по многим критериям и признакам венчают мировую историю искусств. Во всяком случае, так видится ситуация из опыта архитектурно-строительной практики человечества.

В архитектуре модернизма апологетика техницистского максимализма обозначена во всем: в методах проектирования и строительства, в доминировании универсальных ценностей над ценностями самобытных социальных групп населения, в приверженности ценностям потребительского общества, игнорирующих существование экологических ограничений такой парадигме поведения.

Постмодернизм полностью реабилитировал эклектизм как творческий метод. Мера традиционализма и новаторства получила фундаментальное обоснование и подтверждение в творческой практике. Новое значение в архитектурно-градостроительном комплексе приобрел дизайн, - то, что сейчас называют «дизайном городской среды». Традиционные методы архитектурного и градостроительного проектирования оказались бессильными перед масштабами и задачами адаптации урбанизированной среды. Средства ландшафтной архитектуры, архитектуры земли, land art'a, городской «фурнитуры», рекламы, суперграфики, освещения стали элементами беспрецедентного «перфоменса» в крупнейших городах мира. «Накладная» архитектура, сценография улицы, декорация, - понятия из «неархитектурных жанров», - формируют язык новой урбанистики, которая ассимилирует методы дизайна городской среды.

Весь этот эклектичный арсенал средств моделирования предметно-пространственного окружения обладает широким спектром фактурной и временной модуляции. Архитектура земли, - террасированные склоны застроенных холмов, подпорные стены, пандусы, иные фиксированные формы земной поверхности, - способны «пережить» сами постройки, ради которых их возводили. На этом фоне элементы рекламного оформления зданий, малых форм благоустройства городских площадей могут показаться эфемерными. Освещение улиц или специальная подсветка архитектурных сооружений формируют образ быстротекущего времени, «хэппенинга» городской сутолоки.

С другой стороны, в абсолютном значении некоторых новаций дизайна городской среды можно усомниться. А. Аалто, Ж. Кандилис и Ле Корбюзье добивались замечательных результатов как раз в «диапазоне» дизайна городской среды, не задумываясь о терминологии. Тем не менее, их объекты в Сяйнатсяло, в Эрувиле Ле Мирай и в Чандигархе могут быть использованы в качестве образцовых именно для этой «номинации». Серьезные профессионалы никогда и не членили архитектурную практику по ведомственным и типологическим признакам.

В ситуации, когда тотальный эклектизм определяет не только характер стилеобразования архитектуры и дизайна, но и само разграничение корпоративных функций внутри архитектурно-строительного комплекса, когда экономический кризис разрушает призрачные ресурсы отечественного градообразования и жилищно-коммунальной системы, наступает время для самых радикальных и свернутых оценок исторического опыта и экстраполяций футурологического толка.

Полное осмысление технических и антропоморфных «задатков» стоечно-балочной конструктивной системы состоялось еще в Древней Греции. Арочные конструкции римской архитектуры венчают «антропогенез» каменных форм. Их «литературное развертывание» наблюдается в архитектуре Ренессанса - барокко - классицизма. Умиротворяющая гармония классицизма была скоротечной паузой перед веком «бури и натиска» новых строительных технологий и конструктивных систем из железа, железобетона и стекла. Демонизм техники во всем блеске зафиксирован в ортодоксии модернизма архитектуры ХХ века. Парадигма техницистско-конструктивистского максимализма, в принципе, исчерпана новациями в области пневмоконструкций, пространственных структур, бионики, подземной архитектуры и энергосберегающих технологий. Исчерпаны все возможные дискурсы формообразования. Если и допустимы их новые формулировки, то их морфологическое наполнение вполне предсказуемо и едва ли станет сенсацией в широком диапазоне подземных-наземных - «иноземных» - всевозможных виртуальных пространств. Но только исчерпание формально-техницистских целей и может привести к постановке фундаментальных и принципиальных проблем высшего порядка. И что же остается? Культура. Осмысление культурных парадигм архитектуры.

В формотворчестве после открытия всех «америк» ценность может приобрести интерпретация архетипов архитектуры. Такая точка зрения может показаться вызывающей, но современная теория архитектуры не предлагает адекватного ответа на тот хаос, который наблюдается в архитектурно-строительном комплексе страны после демонтажа ценностей советского градостроительства. Отдельные места, где созданы благоприятные условия для инвестиций, только подчеркивают общий дисбаланс в отрасли. Наше общество еще на долгие годы обречено терпеть ущерб из-за коллапсирующего жилищно-коммунального хозяйства. Обнадеживающих, перспективных и принципиальных предложений не поступает и от стран с развитой рыночной экономикой. Парадигма потребительского общества однозначно вдет к экологическому кризису всей окружающей среды человечества.

В стремлении заглянуть назад, обратиться к самым итокам истории человечества нет чего-то присущего исключительно только постмодернизму. Любой сколько-нибудь значительный профессионал ищет в опыте предшественников, иногда, очень отдаленных во времени, творческих импульсов. Об этом свидетельствует З. Гидион, Ю. Ёдике, К. Фремптон. Еще более красноречивы тексты самих мэтров современной архитектуры: Ле Корбюзье, Миса ван дер Роэ, Ж. Кандилиса, Р. Бофилла.

К концу ХХ века в архитектуре постмодернизма сформировалось качественно иное отношение к творческому наследию. В прошлом преемственность определялась, главным образом, логикой последующего шага развития архитектуры, извлечением из исторического опыта непреходящих ценностей. М. Витрувий черпал из древнегреческого опыта, Л. Альберти и А. Палладио изучали тексты М. Витрувия, а их увражами пользовались в свою очередь мастера барокко, классицизма, «советского ампира». Постмодернисты же, как бы, «итожат» всю историю архитектуры. В их творчестве можно обнаружить «цитаты» с доисторическими корнями и то, что еще несколько десятилетий назад считалось «хитом сезона», причем, все это нередко в самой эклектичной комбинации. Эклектизм становится своего рода катализатором сюрреалистического синтеза «несочетаемых», казалось бы, элементов. Это условие в полной мере распространяется и на формирование дизайнерской «начинки» интерьеров сооружений.

Можно без натяжек квалифицировать вопрос определения критериев «современности» архитектуры ключевым не только по академическим параметрам теории архитектуры. Через архитектурную практику реализуется социальная стратегия устойчивого формирования здоровой окружающей среды, баланса экологических и экономических ресурсов государств, «технология» культурного воспроизводства и развития социума. Через архитектуру и градостроительство история реализует сценарии симультанного развития идей прогресса и вечных ценностей; идей формирования ноосферы и Ковчег спасения; восстанавливает утраченную связь времен в конкретике распредмечивания материально-пространственной среды обитания человечества.

Библиографический список

1. Гидион З. Пространство, время, архитектура: Пер. с нем. М.: Стройиздат, 1984.

2. Фремтон К. Современная архитектура: Пер. с англ. М.: Стройиздат, 1990.