Влияние религии на рождаемость: обзор современных демографических исследований
Проблемы, рассматриваемые в исследованиях значения религиозных факторов для рождаемости в последние десятилетия, результаты этих исследований. Влияние религии на рождаемость: основные гипотезы. Исследования 1960-х — 1980-х гг.: различия по рождаемости
Рубрика | Социология и обществознание |
Вид | статья |
Язык | русский |
Дата добавления | 12.04.2023 |
Размер файла | 1,1 M |
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
“A Turning Point in Religious Evolution in Europe”, Journal of Contemporary Religion 19(1): 29-45..
Важно отметить, что на фоне этой «индивидуализации» религиозной жизни демографы вовсе не считали бесспорным, что доля людей, причисляющих себя к полностью нерелигиозным, в развитых странах будет необратимо расти. Рассматривались различные сценарии, в том числе предполагавшие рост доли населения, сохраняющего элементы личной религиозности, в будущем Kaufmann, E. (2010) Shall the Religious Inherit the Earth? Demography and Politics in the Twenty-First Century. London: Profile Books; Kaufmann, E., Goujon, A., Skir- bekk, V. (2012) “The End of Secularization in Europe? A Sociodemographic Perspec-tive”, Sociology of Religion 73: 69-91.. В таком контексте вставал вопрос, сможет ли часть населения развитых стран, которая сохранила ту или иную связь с религией, «затормозить» падение рождаемости. Для этого необходимо было исследовать связь рождаемости не с формальной церковной принадлежностью, а с параметрами личной религиозности потенциальных родителей.
Личная религиозность и число рожденных детей
Прежде всего исследования показали, что в контексте Второго демографического перехода возросла значимость личной религиозности женщин для рождаемости. Личная религиозность в большинстве исследований «измерялась» частотой посещения богослужений. Также ее «маркерами» могли служить ответы женщин на вопрос о том, считают ли они религию важной частью своей жизни, считают ли себя верующими и т. д.
Одним из наиболее авторитетных исследований по данной теме является статья Т. Фрейки и Ч. Уэстоффа Frejka, T. & Westoff, Ch. (2008) “Religion, Religiousness and Fertility in the US and in Europe”, European Journal of Population 24(1): 5-31., которая была написана на материале опроса European Values Survey, охватившего в 2000 г. 34 европейские страны, и опроса National Survey of Family Growth, проведенного в США в 2002 г. Сопоставление данных этих опросов показало, что в США женщины репродуктивного возраста на момент опросов в целом были более религиозны, чем их ровесницы в Европе. Первые превосходили вторых по большинству индикаторов религиозности, используемых авторами. Так, оказалось, что среди американок хотя бы раз в неделю церковь посещали 33% опрошенных, а в Европе -- 15% (лишь в странах Южной Европы этот показатель был близок американскому). Положительный ответ на вопрос о том, важна ли религия в их повседневной жизни, дали 50% американок и только 16% жительниц европейских стран. И в Европе, и в США обнаруживалась положительная связь между основными параметрами религиозности женщины, с одной стороны, и количеством у нее детей на момент опроса, с другой. Эта связь в равной степени прослеживается для женщин всех основных христианских конфессий. При этом различия по рождаемости между конфессиями носили не столь яркий характер и были неодинаковы в исследуемых авторами частях мира.
В статье Н. Пери-Ротем Peri-Rotem, N. (2016) “Religion and Fertility in Western Europe: Trends Across Co-horts in Britain, France and the Netherlands”, European Journal of Population 32: 231-265. делается попытка проследить влияние религиозных факторов на фактическую рождаемость в меньшем количестве стран, но на достаточно длительном промежутке времени; исследуется рождаемость женщин разных конфессий, родившихся с 1930 по 1979 г. в Великобритании, Нидерландах и Франции. Исследование основано на опросе British Household Panel Survey для Великобритании и Generations and Gender Program для Нидерландов и Франции. Для каждой страны в анализ включается несколько «волн» этих опросов, охватывавших одних и тех же респондентов в интервале между 1991 и 2010 гг. Автор проводит различия между женщинами, относящими себя к какой-либо деноминации, но не посещающих регулярно богослужения, и теми, кто ходит в церковь с достаточной регулярностью (хотя бы раз в месяц). Исследуя итоговое число детей у женщин, закончивших свой репродуктивный период, автор делает два основных вывода. Во-первых, женщины, не причисляющие себя ни к какой деноминации, регулярно «отстают» по итоговой рождаемости от тех, кто назвал свою церковную принадлежность во время опроса (независимо от того, посещают ли они регулярно богослужения). Во-вторых, у более молодых групп женщин различия по итоговой рождаемости между посещающими богослужения и не посещающими, но причисляющими себя к церкви, возрастают. То есть значимость именно личной религиозности в противовес формальной принадлежности к какой-либо конфессии -- это демографическая «инновация», наблюдаемая у более молодых поколений Отметим, что при исследовании связи между личной религиозностью респонден-та и характеристиками его репродуктивного поведения всегда имеется один риск: эта связь a priori может иметь разные «направления». Например, может оказать-ся, что более высокая рождаемость у религиозных людей наблюдается не из-за ценности деторождения, устанавливаемой религией, а потому, что после рождения определенного числа детей люди оказываются более склонными к со-блюдению каких-либо религиозных практик (например, ради воспитания детей в духе религии). Для отдельных стран, однако, было показано, что «обратная» причинная интерпретация, скорее всего, не верна. Так, К. Бергхаммер (Bergham- mer, C. (2012) “Church Attendance and Childbearing: Evidence From a Dutch Panel Study, 1987-2005”, Population Studies 66(2): 197-212) на примере лонгитюдного опроса, проведенного в Нидерландах, демонстрирует, что в этой стране частота посещений религиозных служб, сообщенная в одной «волне» исследования, по-зитивно связана с количеством детей, родившихся впоследствии у респондента; однако у респондентов не наблюдается повышенная вероятность начать (чаще) посещать богослужения после рождения ребенка..
Аналогичные выводы делает Т. Бодэн Baudin, T. (2015) “Religion and Fertility: The French Connection”, Demographic Re-search 32(13): 397-420. для Франции на основе опроса, проведенного там в 2008 г. (в анализ включаются только женщины, определившие себя как католички и как неверующие). При этом самоидентификация женщины как верующей, а также религиозность ее родителей значимой связи с количеством детей не демонстрируют. Отсутствие значимой связи числа детей у женщины с религиозностью ее родителей хорошо согласуется с представлениями о том, что в контексте Второго демографического перехода репродуктивное поведение в большой мере является предметом личного выбора, а не воспроизводит установки, воспринятые от старших родственников.
Особый интерес представляет исследование А. Адсеры Adsera, A. (2006) “Marital Fertility and Religion in Spain, 1985 and 1999”, Population Studies 60(2): 205-221., где связь рождаемости с личной религиозностью женщины исследуется для Испании последней четверти XX в. Как известно, с началом демонтажа режима Франко после его смерти в 1975 г. социально-политическая роль Католической церкви в Испании стала заметно падать. Это позволяло ожидать и снижения роли церкви как регулятора в семейной сфере, в том числе и в сфере рождаемости, которая, напомним, в Испании начиная с 1970-х гг. стремительно снижалась (см. рис. 2). Исследование, основанное на двух опросах женщин репродуктивного возраста, проведенных в 1985 и 1999 гг., показало, что доля женщин, заявивших, что регулярно посещают богослужения, между этими опросами заметно снизилась: в 1985 г. таковых было 61,2%, а в 1999 г. -- только 43,2%. Одновременно в 1999 г. было выявлено значимо большее число детей у католичек, посещающих богослужения, по сравнению с теми, кто, относя себя к церкви, богослужения регулярно не посещал; в 1985 г. значимых различий между данными группами не было. То есть по мере того, как участие в церковных ритуалах делалось предметом личного выбора, а не требованием, навязанным извне, важным для рождаемости становился именно этот выбор, а не номинальная принадлежность к церкви.
В странах, в которых одновременно несколько деноминаций имеют значительное число последователей, можно было не только проследить рост значения личной религиозности женщины для числа рожденных у нее детей, но и оценить, сохраняются ли на этом фоне различия по рождаемости между женщинами, принадлежащими разным конфессиям, вне зависимости от того, в какой мере они соблюдают требования религии. В статье К. Берг- хаммер Berghammer, C. (2009) “Religious Socialisation and Fertility: Transition to Third Birth in the Netherlands”, European Journal of Population 25(3): 297. эти вопросы рассматриваются на примере Нидерландов для женщин 1937--1979 гг. рождения. Автор концентрируется на вероятности рождения у женщины третьего ребенка, исходя из гипотезы, что многодетность более ожидаема в религиозных семьях. Различия по этому параметру между женщинами разных конфессий оказались значимыми: наименьшая вероятность рождения третьего ребенка была у католичек, выше -- у представительниц Голландской реформатской церкви, еще выше -- у кальвинисток. Однако с частотой посещения богослужений вероятность рождения третьего ребенка имеет сильную позитивную связь во всех конфессиях. При этом у женщин 1955-1979 гг. рождений эта связь сильнее, чем у более старших женщин, то есть вновь наблюдается рост роли личной религиозности, в противовес конфессиональной принадлежности, для рождаемости в молодых поколениях.
Общая черта описанных исследований состоит в том, что они, принимая во внимание градацию по степени религиозности тех женщин, которые заявили о своей принадлежности к какой-либо конфессии, не проводят никаких разделений среди женщин, не указавших на свою принадлежность к какой-либо церкви в ходе опроса. Всем таким женщинам по умолчанию приписывается низшая степень личной религиозности. Исключение составляет исследование Л. Дилмагани Dilmaghani, M. (2019) “Religiosity, Secularity and Fertility in Canada”, European Jour-nal of Population 35(2): 403-428., основанное на трех опросах женщин в Канаде, проведенных в 1985, 2001 и 2011 гг. (в анализ включались только женщины старше 40 лет). Наряду с женщинами, регулярно посещающими богослужения, автор выделяет женщин, которые (1) считают себя принадлежащими какой-то конфессии, но не посещают богослужений; (2) не относя себя ни к какой конфессии, признают, что индивидуально практикуют молитву, медитацию и т. д.; (3) не относят себя ни к какой конфессии и не имеют подобных индивидуальных практик («чистые» атеисты). У женщин, посещающих богослужение, число родившихся детей к возрастам 40+ значимо выше, чем у всех трех этих групп, но у женщин первых двух групп оно, в свою очередь, значимо выше, чем у «чистых» атеистов.
Личная религиозность, репродуктивные идеалы и намерения
По мере того как контроль рождаемости широко внедрился в развитых странах, актуальность приобрел вопрос влияния религии не только на фактическую рождаемость, но также на представления об идеальном количестве детей и на репродуктивные планы. Исследования показали, что и здесь в конце XX в. конфессиональная принадлежность уступала роли личной религиозности.
В статье Д. Филиппова и К. Бергхаммер Philippov, D., Berghammer, C. (2007) “Religion and Fertility Ideals, Intentions and Be-haviour: A Comparative Study of European Countries”, Vienna Yearbook for Popula-tion Research 5: 271-305. связь репродуктивных идеалов и намерений с религиозными факторами исследуется на данных опросов Family and Fertility Survey, проведенных в конце 1980-х -- 1990-е гг. в 19 европейских странах. Анализ показал, что респонденты, причисляющие себя к какой-либо христианской конфессии, в большинстве стран значимо превосходят тех, кто заявил о своей непринадлежности к церкви, и по количеству детей, которое считают идеальным, и по доле тех, кто планирует завести второго ребенка (среди однодетных). Кроме того, в 17 из 19 исследуемых стран (за исключением Болгарии и Латвии) у респондентов, посещающих богослужения хотя бы раз в месяц, идеальное число детей оказалось значимо больше, чем у тех, кто бывает в церкви реже одного месяца или вовсе не посещает богослужений. То есть для идеалов и намерений важна как конфессиональная принадлежность, так и личная религиозность респондента.
А. Адсера Adsera, A. (2006) “Religion and Changes in Family-Size Norms in Developed Coun-tries”, Review of Religious Research 47(3): 271-286. на материале опроса, проведенного в 13 развитых странах в 1994 г. в рамках International Social Survey Program, прослеживает значение религии для представлений об идеальном числе детей. Практически во всех странах, причем как среди женщин, так и среди мужчин, число детей, названное при опросе как идеальное, значимо выше у тех, кто еженедельно посещает богослужения, по сравнению с теми, кто посещает их реже, чем один раз в неделю, или вовсе не причисляет себя к какой-либо церкви. Более разнообразную картину дает сравнение «внецер- ковных» респондентов и тех, кто относит себя к какой-либо церкви, но не посещает еженедельно богослужения. Идеальное число детей у вторых значимо выше, чем у первых, только в странах, где имеется по несколько крупных христианских деноминаций (в Австралии, Нидерландах, США); в других странах, включенных в исследование, значимых различий между этими группами не обнаружено. Именно в поликонфессиональной среде, делает вывод автор, сама по себе принадлежность индивида к какой-либо церкви, независимо от степени соблюдения им религиозных практик, может оказаться важным для его репродуктивных идеалов. Кроме того, автор замечает, что у респондентов моложе 30 лет между «внецерковными» респондентами и теми, кто посещает богослужения реже раза в неделю, различия по идеальному числу детей слабее, чем у респондентов старше 30 лет. Напротив, различия между «внецерковными» и еженедельно посещающими богослужения остаются существенными и среди молодежи.
Недавнее исследование роли религии в формировании репродуктивных намерений, охватившее восемь стран Западной, Центральной и Восточной Европы (включая Россию) и основывающееся на данных опросов Generations and Gender Survey, проведенных в 2002-2016 гг. Buber-Ennser, I., Berghammer, C. (2021) “Religiosity and the Realization of Fertility Intentions: a Comparative Study of Eight European Countries”, Population, Space and Place., отличается тем, что вводит «тройную» градацию респондентов по религиозности: различаются (1) респонденты, не относящие себя ни к какой конфессии; (2) относящие себя к какой-либо конфессии, но не посещающие регулярно богослужений; (3) посещающие богослужения хотя бы раз в месяц (напомним, что похожие противопоставления проводились в ряде исследований фактической рождаемости). Статистическая модель, построенная для объединенной выборки мужчин и женщин восьми стран, показывает, что у первой группы вероятность иметь намерения завести ребенка в ближайшие три года значимо ниже, чем у второй, а у второй -- значимо ниже, чем у третьей.
Механизмы взаимосвязи личной религиозности и рождаемости
Выше в этом разделе мы видели, что исследования последних десятилетий достаточно убедительно показали влияние факторов личной религиозности индивида на его репродуктивное поведение. Вопрос о механизмах такого влияния, однако, пока во многом открыт. Остается неясным, изменились ли механизмы влияния религиозных факторов на рождаемость, когда ключевыми из этих факторов, вместо принадлежности к какой-либо конфессии, стали особенности индивидуального религиозного поведения. Здесь мы ограничимся кратким рассмотрением некоторых имеющихся подходов к исследованию данной проблемы, до решения которой на данный момент довольно далеко.
Некоторые авторы делают попытку объяснить взаимосвязь личной религиозности и рождаемости через гендерные отношения. Исследования по развитым странам показывают, что более глубокая личная религиозность коррелирует у их жителей с более традиционными идеалами гендерных отношений, при которых мужчине отводится роль «добытчика», а женщине -- роль матери и хранительницы очага (как было отмечено выше, снижение рождаемости в развитых странах в период Второго демографического перехода объяснялось, среди прочего, размыванием именно этих гендерных асимметрий) О корреляции религиозности с семейным «традиционализмом» см., напр., Call, V. R. A., Heaton, T. B. (1997) “Religious Influence on Marital Stability”, Journal for the Scientific Study of Religion 36(3): 382-392; Thornton, A., Axinn, W. G., Hill, D. H. (1992) “Reciprocal Effects of Religiosity, Cohabitation, and Marriage”, American Jour-nal of Sociology 98(3): 628-651; Goldschedier, F., Goldscheider, C., Rico-Gonzalez, A. (2014) “Gender Equality in Sweden: are the Religious More Patriarchal?”, Journal of Family Issues 35(7): 892-908.. Однако попытки свести различия по рождаемости между людьми с разным уровнем религиозности к различиям их гендерных идеалов оказываются проблемными по ряду причин.
Прежде всего, статистический анализ показывает, что личная религиозность индивида и его взгляды на гендерные отношения могут независимо друг от друга влиять на рождаемость (или на репродуктивные намерения/идеалы). В работе С. Хэйфорд и С. Моргана Hayford, S. R., Morgan, S. P. (2008) “Religiosity and Fertility in the United States: The Role of Fertility Intentions”, Social Forces 86(3): 1163-1188., например, это продемонстрировано на основе опроса женщин США (National Survey of Family Growth), проведенного в 2002 г. Авторы показывают, что планируемое женщиной число детей положительно связано и с личной религиозностью женщины (определяемой через ответ женщин на вопрос, важна ли для них религия), и с «традиционностью» ее представлений о гендерных и, шире, семейных отношениях (эти представления определяются в работе единым индексом, вычисляемым на основе ответов на большую группу вопросов о семейных отношениях, включая вопросы о приемлемости внебрачной рождаемости, однополых браков, равного участия мужа и жены в трудовой деятельности и т. д.). Существенно, что при включении в статистическую модель параметров, характеризующих представления женщины об идеальных гендерных отношениях, параметр личной религиозности сохраняет свою значимость для планируемого числа детей. Следовательно, влияние религиозности на репродуктивные планы имеет и какие-то другие механизмы, не связанные с гендерными факторами.
Кроме того, при одновременном анализе данных разных стран оказывается, что страны могут отличаться по взаимосвязи гендерных отношений, религии и рождаемости, как это видно, например, из статьи К. Байна и др. Bein, C., Gauthier A. H., Mynarska, M. (2020) “Religiosity and Fertility Intentions: Can the Gender Regime Explain Cross-Country Diferences?”, European Journal of Popula-tion 37: 443-472. Центральная гипотеза авторов состоит в том, что идеальное число детей имеет более сильную позитивную связь с личной религиозностью индивида в тех странах, где сильнее гендерные асимметрии. Если в некоторой стране гендерные асимметрии, предусматривающие для женщины по преимуществу роль домохозяйки и матери, доминируют в общественном мнении и/или поддерживаются социальной политикой, гендерные установки религиозных людей как бы попадают
«в резонанс» с внешней средой и дополнительно укрепляются, влияя и на их представления об идеальном числе детей. Чтобы проверить эту гипотезу, авторы анализируют результаты опроса Generation and Gender Survey в 12 европейских странах, где данный опрос (его первая волна) был проведен между 2004 и 2013 гг. Измеряя личную религиозность как частоту посещения богослужений, авторы отмечают, что среди мужчин положительная связь между личной религиозностью и идеальным числом детей статистически значима в Болгарии, России, Франции, Румынии, Польше и Чехии, а среди женщин -- в Болгарии, России, Германии, Болгарии, Австрии, Польше и Чехии. Отличаются ли эти страны от других исследуемых стран более жесткими гендерными асимметриями? Чтобы ответить на этот вопрос, авторы используют два «измерителя» гендерных отношений в стране. Во-первых, это результаты ответов на вопросы того же социологического исследования, связанные с гендерными предпочтениями (предпочитают ли респонденты видеть в роли политических лидеров мужчин; считают ли нежелательной ситуацию, когда жена зарабатывает больше мужа, и др.). Во-вторых, это один из индексов, сопоставляющих страны по перспективам женщин на рынке труда. При использовании двух этих параметров оказывается, что при более жестких гендерных асимметриях в стране усиливается позитивная связь между религиозностью и идеальным числом детей среди мужчин, но не среди женщин. В поисках объяснения этому результату авторы замечают, что в странах, в которых государство и общество в высокой степени поддерживают симметричные гендерные отношения, в частности, в Германии и Швеции, церкви в последние десятилетия также перешли к поддержке доктрин гендерного равенства. Тем самым мужчины, характеризующиеся личной религиозностью, в таких странах, в отличие от стран с более традиционными гендерными отношениями, не получают со стороны церквей доктринальной поддержки своей установки на более высокую рождаемость. С отсутствием такой доктринальной поддержки в странах с высоким уровнем гендерного равенства могут, очевидно, сталкиваться и женщины с высоким уровнем религиозности, однако у женщин в таких странах это обстоятельство «уравновешивается» имеющимися там возможностями совмещать работу с материнством. Наличие таких возможностей служит повышению желаемого числа детей, в том числе у религиозных женщин. Тем самым религиозные женщины, в отличие от мужчин, получают ту или иную поддержку своих репродуктивных намерений в странах независимо от доминирующих там взглядов на гендерные отношения.
В еще одном недавнем исследовании Guetto, R., Luijkx, R., Sherer, S. (2015) “Religiosity, Gender Attitudes and Women's Labor Market Participation and Fertility in Europe”, Acta Sociologica 58(2): 155-172. авторы анализируют индивидуальные данные респондентов European Values Survey из 17 стран Западной, Центральной, Южной и Северной Европы («волны» 1990, 1999 и 2008 гг.). На основе ответов на несколько вопросов анкеты каждому респонденту приписывается некоторое значение параметра, характеризующего его религиозность, и параметра, характеризующего его взгляд на гендерные отношения. Обнаруживается, что почти ни в одной из исследуемых стран нет «прямой» статистической связи между взглядами респондентов на гендерные отношения и количеством их детей. Универсальной для исследуемых стран является следующая «цепочка» статистически значимых связей: при большей религиозности ожидается ориентация индивида на более асимметричные гендерные отношения; при ориентации индивида на более асимметричные гендерные отношения более вероятно, что женщина в семье этого респондента не работает за пределами домохозяйства; если женщина не работает за пределами домохозяйства, у нее ожидается большее число детей. Однако в странах Северной Европы доля неработающих женщин крайне мала, и поэтому там эта цепочка не ведет к асимметриям по рождаемости между респондентами с разным уровнем религиозности. То есть традиционно ожидаемая связь между религией и рождаемостью «ломается» при наличии в социуме таких условий, при которых женщины и мужчины, независимо от их ценностных ориентаций, поставлены в одинаковое социальное положение.
Подобные исследования, с одной стороны, показывают, что учет гендерных факторов при анализе связи личной религиозности и рождаемости необходим. С другой стороны, однако, эта связь оказывается достаточно сложной, варьирует от страны к стране. Ожидание, что на гендерные факторы можно полностью «списать» различия по рождаемости между индивидами с разным уровнем личной религиозности, в целом плохо соответствует реальности.
Ряд исследователей предпринимал попытки изучить особенности ранней социализации индивидов, отличающихся личной религиозностью, и на этой основе объяснить более высокую рождаемость в таких группах населения. Предполагается, что более религиозные люди, в общем случае, воспитывались в более религиозных семьях и во взрослой жизни следуют тем «стандартам» репродуктивного поведения, которые они восприняли от родителей. В некоторых исследованиях эта гипотеза нашла подтверждения. Например, в уже упомянутой работе К. Бергхам- мер Berghammer C. “Religious Socialisation and Fertility: Transition to Third Birth in the Netherlands”. на примере Нидерландов показано, что имеется положительная связь между вероятностью рождения у женщины третьего ребенка и тем, насколько, по ее оценке, важным было место религии в семье, в которой она воспитывалась. Однако в исследованиях, выполненных для ряда других стран, зависимость такого рода не прослеживается. Так, в рассмотренной выше работе Т. Бодэна Baudin, T. “Religion and Fertility: The French Connection”. демонстрируется, что во Франции количество детей у женщин, воспитывавшихся в религиозных католических семьях, не имеет значимых отличий от женщин, определивших свою родительскую семью как нерелигиозную. В недавнем исследовании рождаемости в Северной Ирландии McGregor, P., McKee, P. (2016) “Religion and Fertility in Contemporary Northern Ireland”, European Journal of Population 32(4): 599-622. показано, что различия по количеству детей между практикующими католиками и теми, кто получил в семье католическое воспитание, но в данный момент не относит себя к церкви, больше, чем между католиками и протестантами. То же верно относительно практикующих и «бывших» протестантов в Северной Ирландии. В целом отсутствие значимой связи числа детей у женщины с религиозностью ее родителей хорошо согласуется с представлениями о том, что в контексте Второго демографического перехода репродуктивное поведение в большой мере является предметом личного выбора, а не воспроизводит установки, воспринятые от старших родственников.
* * *
Подведем итог. Во второй половине XX -- начале XXI в. в развитых странах параллельно произошли существенные сдвиги и в характеристиках репродуктивного поведения населения, и в проблематике исследований связи рождаемости с религиозными факторами. Второй демографический переход -- комплексная демографическая трансформация, имевшая место в развитых странах в рассматриваемый период -- знаменовался не только снижением уровня рождаемости, но и значительной «индивидуализацией» репродуктивного поведения.
Если вслед за исследователями Второго демографического перехода принять, что в его основе были ценностные сдвиги в сторону большего индивидуализма, приоритета самореализации над выполнением неких социальных «нормативов» в сфере семьи, то естественно ожидать, что роль религиозных факторов для рождаемости в результате этой трансформации снизилась. Однако реальность оказалась сложнее. В ходе Второго демографического перехода, как показали исследования, межконфессиональные различия по рождаемости, действительно, уменьшались. Однако одновременно увеличилось значение личной религиозности человека для параметров его репродуктивного поведения. Неслучайно, что и в исследованиях значения религиозных факторов для рождаемости начиная с 1980-х гг. фокус стал смещаться именно к индивидуальным параметрам религиозности. Более высокая рождаемость среди более религиозного населения в развитых странах является одним из ключевых результатов исследований Второго демографического перехода.
Однако вряд ли этот результат позволяет говорить о том, что в изучении влияния религии на рождаемость в современных развитых странах на сегодня пора ставить точку. Можно выделить по крайней мере две проблемы, которые в рассмотренных нами исследованиях не получили решения, и, вообще говоря, довольно мало в них рассматривались.
Первая проблема касается параметров, используемых для «измерения» личной религиозности. Как мы видели, в современных исследованиях таких параметров очень немного; имеющиеся параметры основаны на ответах на вопросы количественных социологических исследований об отношении респондентов в религии, посещении ими богослужений и т. д. Адекватность такого «измерителя» личной религиозности, конечно же, дискуссионна Обсуждение разных способов «измерения» религиозности в количественных ис-следованиях см. в Пруцкова Е. Операционализация понятия «религиозность» в количественных исследованиях // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2012. № 30(2). С. 268-293.. Достаточно сказать, что тема религии с большой вероятностью относится к числу так называемых «чувствительных» тем, при ответах на вопросы о которых респондент может ориентироваться не на собственную позицию, а на взгляды, доминирующие в его социуме, что создает риски искажений в результатах опросов Tourangeau, R., Yan, T. (2007) “Sensitive Questions in Surveys”, Psychological Bulle-tin 133: 859-883.. Если в дальнейших количественных исследованиях для оценки личной религиозности респондентов будут использоваться какие-то более тонкие методы, вполне возможно, что и обнаруживаемая сегодня картина связи рождаемости с личной религиозностью несколько изменится.
Вторая проблема касается механизмов влияния личной религиозности на рождаемость. Они пока еще в значительной мере не вскрыты. Вероятно, что для продвижения к пониманию этого вопроса также потребуется «донастройка» имеющейся методики социологических исследований такого влияния.
Библиография / References
Бродбери С., О'Рурк К. Кембриджская экономическая история Европы нового и новейшего времени. Том 2: 1870 -- наши дни (пер. с англ.). М.: Изд-во Института Гайдара, 2013.
Вишневский А. Г. Время демографических перемен. М.: Издательский дом ВШЭ, 2015.
Вишневский А. Г. Демографическая история и демографическая теория. М.: Издательский дом ВШЭ, 2019.
Демографическая модернизация России: 1990-2000 / под ред. А. Г. Вишневского. М.: Новое Издательство, 2006.
Пруцкова Е. Операционализация понятия «религиозность» в количественных исследованиях // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2012. № 30(2). С. 268-293.
Adsera, A. (2006) “Marital Fertility and Religion in Spain, 1985 and 1999”, Population Studies 60(2): 205-221.
Adsera, A. (2006) “Religion and Changes in Family-Size Norms in Developed Countries”, Review of Religious Research 47(3): 271-286.
Agadjanian, V. (2001) “Religion, Social Milieu, and the Contraceptive Revolution”, Population Studies 55(2): 135-148.
Agadjanian, V., Yabiku, S. T. (2014) “Religious Affiliation and Fertility in a Sub-Saharan Context: Dynamic and Lifetime Perspectives”, Population Research and Policy Review 33(5): 673-691.
Baudin, T. (2015) “Religion and Fertility: The French Connection”, Demographic Research 32(13): 397-420.
Bein, C., Gauthier A. H., Mynarska, M. (2020) “Religiosity and Fertility Intentions: Can the Gender Regime Explain Cross-Country Diferences?”, European Journal of Population 37: 443-472.
Berghammer, C. (2009) “Religious Socialisation and Fertility: Transition to Third Birth in the Netherlands”, European Journal of Population 25(3): 297-324.
Berghammer, C. (2012) “Church Attendance and Childbearing: Evidence From a Dutch Panel Study, 1987-2005”, Population Studies 66(2): 197-212.
Bhrolchain, M. N. (1992) “Period paramount?”, Population and Development Review 18(4): 599-629.
Bongaarts, J., Watkins, S. C. (1996) “Social Interaction and Contemporary Fertility Transition”, Population and Development Review 22: 639-682.
Branas-Garza, P., Neuman, S. (2007) “Parental Religiosity and Daughter's Fertility: the Case of Catholics in Southern Europe”, Review of Economics of Household 5: 305327.
Broadberry, S. O'Rourke, K. H. (2010) The Cambridge Economic History of Modern Europe. Cambridge: Cambridge University Press.
Buber-Ennser, I., Berghammer, C. (2021) “Religiosity and the Realization of Fertility Intentions: a Comparative Study of Eight European Countries”, Population, Space and Place.
Burch, T. K. (1966) “The Fertility of North American Catholics: A Comparative Overview”, Demography 3: 174-187.
Call, V. R. A., Heaton, T. B. (1997) “Religious Influence on Marital Stability”, Journal for the Scientific Study of Religion 36(3): 382-392.
Coale, A. J. (1973) “The Demographic Transition”, Proceedings of the IUSSP Conference, pp. 177-211. Liege: Ordina Editionis.
Coleman, D. (2004) “Why We Don't Have to Believe Without Doubting in the “Second Demographic Transition - Some Agnostic Comments”, Vienna Yearbookfor Population Research 2: 11-24.
Crook, N. (1978) “On Social Norms and Fertility Decline”, The Journal of Development Studies 14(4): 198-210.
Davie, G. (2002) “Praying Alone? Church-Going in Britain and Social Capital: a Reply to Steve Bruce”, Journal of Contemporary Religion 17(3): 329-334.
Day, L. H. (1968) “Natality and Ethnocentrism: Some Relationships Suggested by an Analysis of Catholic-Protestant Differentials”, Population Studies 22: 27-50.
Dilmaghani, M. (2019) “Religiosity, Secularity and Fertility in Canada”, European Journal of Population 35(2): 403-428.
Esteve, A., Lesthaeghe, R., Lopez-Gay, A. (2012) “The Latin American Cohabitation Boom”, Population and Development Review 38(1): 55-81.
Frejka, T., & Westoff, Ch. (2008) “Religion, Religiousness and Fertility in the US and in Europe”, European Journal of Population 24(1): 5-31.
Goldschedier, F., Goldscheider, C., Rico-Gonzalez, A. (2014) “Gender Equality in Sweden: are the Religious More Patriarchal?”, Journal of Family Issues 35(7): 892-908.
Goldscheider, C. (1967) “Fertility of the Jews”, Demography 4(1): 196-209.
Goldscheider, C. (1971) Population, Modernization, and Social Structure. Boston: Little, Brown and Company.
Goldscheider, C. (2006) “Religion, Family, and Fertility: What do We Know Historically and Comparatively?”, in R. Derosas, F. van Poppel (eds) Religion and the Decline of Fertility in the Western World, pp. 41-57. Springer.
Goldscheider, C., Mosher, W. D. (1991) “Patterns of Contraceptive Use in the United States: The Importance of Religious Factors”, Studies in Family Planning 22(2): 102-115.
Goldscheider, C., Uhlenberg, P. R. (1969) “Minority Group Status and Fertility”, American Journal of Sociology 74(4): 361-372.
Guetto, R., Luijkx, R., Sherer, S. (2015) “Religiosity, Gender Attitudes and Women's Labor Market Participation and Fertility in Europe”, Acta Sociologica 58(2): 155-- 172.
Hayford, S. R., Morgan, S. P. (2008) “Religiosity and Fertility in the United States: The Role of Fertility Intentions”, Social Forces 86(3): 1163--1188.
Heaton, T. B. (1986) “How Does Religion Influence Fertility? The Case of the Mormons”, Journal for the Scientific Study of Religion 25: 248--258.
Johnson, N. E. (1993) “Hindu and Christian Fertility in India: A Test of Three Hypotheses”, Social Biology 40(1--2): 87--105.
Kaufmann, E. (2010) Shall the Religious Inherit the Earth? Demography and Politics in the Twenty-First Century. London: Profile Books.
Kaufmann, E., Goujon, A., Skirbekk, V. (2012) “The End of Secularization in Europe? A Sociodemographic Perspective”, Sociology of Religion 73: 69--91.
Knodel, J. E., Gray, R. S., Sriwatcharin, P., Peracca, S. (1999) “Religion and Reproduction: Muslims in Buddhist Thailand”, Population Studies 53(2): 149--164.
Kulu, H., Milewski, N., Hannemann, T., Mikolai, J. (2019) “A Decade of Life-Course Research on Fertility of Immigrants and Their Descendants in Europe”, Demographic Research 40: 1345--1374.
Lambert, Y. (2004) “A Turning Point in Religious Evolution in Europe”, Journal of Contemporary Religion 19(1): 29--45.
Lehrer, E. L. (1996) “Religion as a Determinant of Marital Fertility”, Journal of Population Economics 9(2): 173--196.
Lesthaeghe, R. (1980) “On the Social Control of Human Reproduction”, Population and Development Review 6(4): 527--548.
Lesthaeghe, R. (1995) “The Second Demographic Transition in Western Countries: An Interpretation”, in O. Mason, A.-M. Jensen (eds) Gender and Family Change in Industrialized Countries, pp. 17--62. Oxford, Clarendon Press.
Lesthaeghe, R. (2010) “The Unfolding Story of the Second Demographic Transition”, Population and Development Review 36(2): 211--251.
Marcum, J. P. (1981) “Explaining Fertility Differentials among U. S. Protestants”, Social Forces 60(2): 532--543.
McGregor, P., McKee, P. (2016) “Religion and Fertility in Contemporary Northern Ireland”, European Journal of Population 32(4): 599--622.
McQuillan, K. (2004) “When Does Religion Influence Fertility?”, Population and Development Review 50(1): 25--56.
Montgomery, M., Casterline, J., Heiland, F. (1998) Social Networks and the Diffusion of Fertility Control. New York, NY: Population Council.
Montgomery, R., Casterline J. B. (1996) “Social Learning, Social Influence, and New Models of Fertility”, Population and Development Review 22: 151--175.
Mosher, W., Hendershot, G. (1984) “Religion and Fertility: a Replication”, Demography 21: 185--191.
Mosher, W. D., Johnson, D. P., Horn, M. C. (1986) “Religion and Fertility in the United States: The Importance of Marriage Patterns and Hispanic Origin”, Demography 23(3): 367--380.
Mosher, W. D., Williams, L. B., Johnson, D. P. (1992) “Religion and Fertility in the United States: New Patterns”, Demography 29(2): 199-214.
Norris, P., Inglehart, R. (2004) Sacred and Secular: Religion and Politics Worldwide. Cambridge: Cambridge University.
Notestein, F. W. (1945) “Population: The Long View”, in Th. W. Schults (ed.) Food for the World, pp. 36-57. Chicago: University of Chicago Press.; Coale, A., Watkins, S. C. (eds) (1986) The Decline of Fertility in Europe. Princeton University Press, Princeto.
O'Grada, C., Walsh, B. (1995) “Fertility and Population in Ireland, North and South”, Population Studies 49(2): 259-279.
Perelli-Harris, B. (2011) “Non-Marital Fertility in Russia: Second Demographic Transition or Patterns of Disadvantage”, Demography 48(1): 317-342.
Peri-Rotem, N. (2016) “Religion and Fertility in Western Europe: Trends Across Cohorts in Britain, France and the Netherlands”, European Journal of Population 32: 231265.
Philipov, D. (2017) “Rising Dispersion of Age at First Birth in Europe: is It Related to Fertility Postponement?”, Vienna Institute of Demography Working Papers 11.
Philippov, D., Berghammer, C. (2007) “Religion and Fertility Ideals, Intentions and Behaviour: A Comparative Study of European Countries”, Vienna Yearbookfor Population Research 5: 271-305.
Prutskova, E. (2012) “Operatsionalizatsiia poniatiia “religioznost'” v kolichestvennykh issle- dovaniiakh” [Operationalisation of the concept `religiosity' in quantitative studies], Gosudarstvo, religija, tserkov* v Rossii i za rubezhom 3(30): 268-293.
Ryder, N. B., Westoff, C. F. (1971) Reproduction in the United States: 1965. Princeton: Princeton University Press.
Sander, W. (1992) “Catholicism and the Economics of Fertility”, Population Studies 46(3): 477-489.
Schellekens, J., van Poppel, F. (2006) “Religious Differentials in Marital Fertility in The Hague (Netherlands), 1860-1909”, in R. Derosas, F. van Poppel (eds) Religion and the Decline of Fertility in the Western World, pp. 59-81. Springer.
Sherkat, D. E. (2000) “That They be Keepers of the Home: The Effect of Conservative Religion on Early and Late Transition into Housewifery”, Review of Religious Research 41(3): 344-358.
Surkyn, J., Lesthaeghe, R. (2004) “Values Orientations and the Second Demographic Transition (SDT) in Northern, Western and Southern Europe: An Update”, Demographic Research 3(3): 45-86.
Thornton, A. (1979) “Religion and Fertility: The Case of Mormonism”, Journal of Marriage and the Family 41(1): 131-142.
Thornton, A., Axinn, W. G., Hill, D. H. (1992) “Reciprocal Effects of Religiosity, Cohabitation, and Marriage”, American Journal of Sociology 98(3): 628-651.
Tourangeau, R., Yan, T. (2007) “Sensitive Questions in Surveys”, Psychological Bulletin 133: 859-883.
Van Bavel, J. Reher, D. D. (2013) “The Baby Boom and Its Causes: What We Know and What We Do Not Know”, Population and Development Review 39(2): 257-288.
Van Bavel, J., et al. (2018) “Seeding the Gender Revolution: Women's Education and Cohort Fertility Among the Baby Boom Generations”, Population Studies 72(3): 283304.
Van De Kaa, D. J. (1987) “Europe's Second Demographic Transition”, Population Bulletin 42(1): 1-59.
Vishnevsky, A. G. (2015) Vremia demograficheskikh peremen [Time of demographic changes]. Moscow: Publishing House of Higher School of Economics.
Vishnevsky, A. G. (2019) Demograficheskaia istoriia i demograficheskaia teoriia [Demographic history and demographic theory]. Moscow: Publishing House of Higher School of Economics.
Vishnevsky, A. G. (ed.) (2006) Demograficheskaia modernizatsiia Rossii: 1990-2000 [Demographic Modernization of Russia: 1990-2000]. M.: Novoe Izdatel'stvo.
Westoff, C., Potter, R. G., Jr., Sagi, P. C. (1964) “Some Selected Findings of the Princeton Fertility Study: 1963”, Demography 1: 130-135.
Westoff, C. F., Jones, E. F. (1979) “The End of `Catholic' fertility”, Demography 76(2).
Whelpton, P. K., Campbell, A. A., Patterson, J. E. (1966) Fertility and Family Planning in the United States. Princeton: Princeton University Press.
Williams, L. B., Zimmer, B. G. (1990) “The Changing Influence of Religion on US fertility: Evidence from Rhode Island”, Demography 27(3): 475-481.
Yeatman, S. E., Trinitapoli, J. (2008) “Beyond Denomination: The Relationship Between Religion and Family Planning in Rural Malawi”, Demographic Research 19: 18511882.
Размещено на Allbest.ru
Подобные документы
Показатели рождаемости, брачности и разводимости. Современное положение рождаемости и брачности в России. Динамика числа родившихся и коэффициента рождаемости в России в 1960–2007 гг. Динамика численности браков и разводов в России в 1960-2007 гг.
реферат [127,4 K], добавлен 29.07.2010Общие сведения, падение уровня рождаемости в России. Что будет, если режим воспроизводства населения не изменится? Гипотезы в отношении рождаемости. Демографическая политика по стимулированию рождаемости. Вариант демографической динамики рождаемости.
курсовая работа [1009,9 K], добавлен 24.10.2010Влияние социальной политики на рождаемость в Российской Федерации. Сущность социальной политики и критерии её эффективности. Приоритетные национальные проекты. Оценка показателей рождаемости. Усиление роли дополнительных мер государственной поддержки.
контрольная работа [43,3 K], добавлен 20.03.2014Показатели рождаемости населения: общие показатели, специальный и возрастной коэффициенты рождаемости, суммарный и кумулятивный коэффициенты рождаемости, средний возраст матерей при рождении детей. Прогнозирование рождаемости и проблемы ее планирования.
курсовая работа [170,3 K], добавлен 21.08.2008Анализ основных демографических показателей по городу Москве. Основные показатели уровня численности, рождаемости, смертности, брачности и населения. Рассмотрение составляющих миграции: постоянной, временной и маятниковой. Динамика рождаемости в Москве.
реферат [731,3 K], добавлен 11.03.2012Анализ динамики рождаемости в России в ХХ в., оценка степени влияния на данный процесс социально-экономических и социально-психологических факторов. Исследование общественного мнения по проблеме рождаемости, проведение и анализ полученных результатов.
курсовая работа [474,2 K], добавлен 03.11.2013Оценка современного состояния уровня рождаемости в Украине. Причины снижения численности населения и рождаемости в стране. Анализ основных причин высокой смертности в Украине. Региональные особенности и различия демографической ситуации в стране.
реферат [25,5 K], добавлен 30.10.2011Характеристика рождаемости как важнейшего фактора современной демографической ситуации. Основные пути выявления эффективных правительственных мер для повышения рождаемости. Современные тенденции движения населения. Развитие программ социальной защиты.
реферат [1,1 M], добавлен 19.05.2011Главные особенности и тенденции брачности в Российской Федерации. Средний возраст вступления в брак. Сочетание возрастов супругов. Кризисное сокращение рождаемости в годы Великой Отечественной войны. Динамика числа родившихся в России в 1960-2010 годах.
курсовая работа [36,4 K], добавлен 06.04.2013Теоретические основы и исторические типы процесса рождаемости. Параметры рождаемости и количественные методы её анализа, территориальный анализ; методы реальных и условных (гипотетических) поколений. Потребности общества в воспроизводстве населения.
курсовая работа [62,0 K], добавлен 01.12.2009