Социально-политическое пространство региона: социологический анализ

В сопоставительном контексте проанализированы другие важные подходы к объяснению феномена власти: 1) «реалистические», понимающие власть как отношения, носящие асимметричный характер и реализуемые в форме господства одних субъектов над другими (М. Вебер, Г. Лассуэлл, Р. Даль, С. Льюкс, отчасти Э. Гидденс); 2) системные, трактующие власть как инструмент обмена ресурсами между подсистемами общества (Т. Парсонс, Д. Истон, М. Крозье, М. Роджерс); 3) коммуникативные, рассматривающие ее как инструмент общения, т. е. язык коммуникаций (К. Дойч, Н. Луман, Ю. Хабермас, Х. Арендт). Особое внимание уделено пониманию власти, развитому в социологических теориях социального обмена (П. Блау, Дж. Хоманс, Р. Эмерсон). Из отечественных авторов власть как форму социального обмена рассматривает А. Эфендиев. Согласно обменному подходу, феномен власти возникает тогда, когда взаимодействия социальных субъектов представляют собой обмен неравных по объему или неэквивалентных по своей природе услуг и ресурсов. Тот, кто предоставляет дефицитные услуги и средства, получает власть над получателями последних. Но и получатели также предоставляют необходимые для власти «ответные услуги» и ресурсы: подчинение, поддержку, доверие, лояльность, наделение власти и ее носителей харизмой, правом озвучивать свои интересы и др. Обменный подход не исключает представлений об асимметричности отношений власти, но в то же время позволяет увидеть в отношениях проявление взаимозависимости двух сторон, когда ни одна из них не может реализовать свои цели без привлечения ресурсов другой стороны. Как обмен можно интерпретировать основные формы политических взаимодействий, определяющих конфигурацию социально-политического пространства: сотрудничество, соперничество, конфликт. Конфликт в этом контексте есть несогласие одной или обеих взаимодействующих сторон с правилами игры, с критериями, по которым оценивается весомость их услуг6.

Политические обмены практиками, услугами и ресурсами представляют собой разновидность социальных взаимодействий. Социально-политическое пространство определяется взаимодействиями двух видов: вертикально выстроенными взаимодействиями власти с гражданами и отдельными социальными группами и институтами, представляющими их интересы; горизонтальными взаимодействиями, которые складываются между политическими агентами в процессе их соперничества или сотрудничества по поводу использования власти, контроля за ней. Социально-политическое пространство есть «местосвершение» обменов политически значимыми ресурсами, в процессе которых объективируются социальные дистанции, подтверждаются либо изменяются позиции агентов (акторов) в системе отношений власти. Используя понятия «дистанции власти» и «политические дистанции», автор характеризует вертикальную и горизонтальную оси координат социально-политического пространства. Спектр политических обменов и взаимодействий широк. Совокупность взаимодействий между разными институтами государственной власти, а также между центральными, региональными и местными органами власти в процессе реализации ими функций по управлению обществом структурирует административно-политическое пространство.

Социально-политическое пространство представляет собой взаимосвязь рядоположенных и разноуровневых элементов. В диссертации проведен анализ основных элементов социально-политического пространства, определяющих его качественные и динамические параметры. К таковым, прежде всего, следует отнести социальных агентов (акторов). Они обладают разной возможностью влиять на социально-политические процессы. Ресурсы, которые контролируют агенты в других полях социального пространства, способны конвертироваться в политические ресурсы, т. е. могут быть непосредственно использованы агентами для того, чтобы закрепить или изменить свое положение в социально-политическом пространстве. К контролируемым ресурсами относятся как объективированные ресурсы (экономические, финансовые, информационные, средства поощрения и принуждения и др.), так и «личностные» ресурсы (ценностные ориентации, образование и уровень знаний о мире политики, информированность, авторитет, харизматичность, работоспособность и др.). Последние особенно важны для политических лидеров. Политическим может стать специфический ресурс, который субъект получает через неформальные сетевые взаимодействия. Ряд социологов (С. Бюссе, Дж. Коулман, Р. Патнэм, Ф. Фукуяма) трактуют его как «социальный капитал».

Важным структурным элементом социально-политического пространства являются формальные и неформальные политические институты. Они определяют принципы политических обменов, доступ к власти, закрепляют распределение ресурсов, предписывают роли и др. Нами используется понятие института в интерпретации Д. Норта и показывается, что в структурировании социально-политического пространства участвуют официальные и неофициальные институты. Массовый характер игнорирования правовых норм как со стороны рядовых граждан, так и со стороны власти, широкое распространение нелегитимных институтов существенно ограничивают возможности демократической трансформации социально-политического пространства.

Взаимосвязь социальных агентов и политических институтов проявляется в политических практиках. Согласно положениям активистско-деятельностного и неоинституционального подходов, агенты учитывают те ограничения, которые накладывают на их деятельность институты, но в то же время способны своими практическими действиями изменить их.

Широкие возможности для описания социально-политического пространства открывает сетевой подход. Под сетью понимают образующуюся в процессе обмена ресурсами или коммуникационными взаимодействями совокупность связей между агентами. Социально-политическое пространство конструируется сетями с разной степенью формализации связей. Они могут быть горизонтальными или вертикальными (иерархическими). В первом случае сети построены на эквивалентном обмене между агентами, которые обладают равными ресурсами и статусами. Во втором случае агенты имеют разный статус и ресурсы, но взаимно нуждаются друг в друге. В социально-политическом пространстве подобные сети обнаруживают себя в форме клиентелизма и патронажа. Под клиентелизмом понимают выгодные неофициальные сделки, обмены личными «одолжениями» между разными по своему социальному положению агентами, каждый из которых контролирует доступ к определенным потокам ресурсов (Л. Ронигер). В целом, клиентарные связи противоречат демократическим нормам, поскольку закрепляют иерархичность позиций агентов в социальном пространстве и опираются на неправовую практику манипуляции ресурсами и статусами. Клиентелизм - разновидность более широких патронажных сетей, которые проявляются в феномене опекунства, связывающего представителей власти с рядовыми гражданами. Как показали исследования М. Афанасьева и других ученых, клиентелизм и патронаж, принимающий разные формы, широко распространены в современной России. Социальные и политические сети оказывают противоречивое влияние на социально-политическое пространство. Одни из них способствуют формированию отношений и организационной инфраструктуры гражданского общества, другие, напротив, формируют внутри пространства «теневую» (полностью неправовую) или «серую» зону. Если следовать смыслу, который вкладывается в понятие «серая зона» (М. Урбан), можно сказать, что этот сектор социально-политического пространства конструируется практиками и связями, которые не являются ни безусловно разрешенными, ни полностью запрещенными.

Другие подходы к исследованию структуры социального пространства связаны с выделением его различных уровней в зависимости от разных критериев. Рассмотрены разные видовые формы, каждая из которых несет определенную функциональную нагрузку и связана со специфическими видами социально-политических отношений и практик. Это электоральное, партийное, публичное, идеологическое или более широкое политико-символическое пространство и др. В работе показано значение символических обменов для структурирования социально-политического пространства, а также проанализированы его взаимодействия с другими полями социального пространства.

В главе исследован комплекс вопросов, связанных с субъектным измерением социально-политического пространства, сопоставлены разные подходы к выделению ключевых субъектов политики, деятельность которых задает вектор изменения социально-политического пространства. В целом социально-политическое пространство полисубъектно: в нем представлены разные субъекты политики, которые отличаются социальной масштабностью (отдельные индивиды, группы, общности, гражданское общество в целом), социальными ролями, статусами и ресурсами, организационными связями и институциональной оформленностью, характером своего влияния на политическую жизнь. Автором затронут вопрос о системе представительства интересов массовых социальных групп в повседневной политической жизни. Политические ориентации и реализуемые стратегии представителей социальных слоев нельзя объяснить жесткой детерминацией структурных факторов (экономическим положением, общностью позиций в разных полях социального пространства). Представители социального слоя проявляют разную политический активность, могут попадать под влияние разных групп и иметь разные партийные предпочтения.

В последнее время все чаще высказывается мнение об исчезновении массового субъекта политики. Исследуя российскую жизнь в регионах, ряд отечественных социологов и политологов приходят к мнению, что значительная часть граждан никак не влияет на политическую жизнь и процессы, что единственными субъектами социальных и политических процессов являются элиты и субэлитные группы. Методологически приемлемое средство для анализа социально-политического пространства с точки зрения его субъектов дает трактовка социального агента и актора социологами, работающими в рамках активистско-деятельностного подхода. В работах Э. Гидденса, П. Штомпки, Т. Заславской, М. Шабановой и др. проводится мысль, что все социальные процессы и особенности общественной жизни определяются взаимодействием самых различных акторов, в том числе и рядовых граждан. Как убедительно показала Т. Заславская, разные группы действуют на разных уровнях трансформационного процесса и, реализуя разные стратегии, определяют его фактический ход и результаты.

Другим принципиальным моментом в понимании участников социальных процессов является разведение понятий «субъект», «актор» и «агент». Подчас эти понятия используются как синонимы. Соотношение понятий социального субъекта и актора было показано Т. Заславской. В ее трактовке субъекта акцент сделан на рациональность сознания и поведения, на способность к свободному выбору. Что касается понятия «актор», то оно связано с социальным действием. Подобное смысловое разграничение понятий субъекта и актора может быть распространено и на участников общественно-политической жизни. Понятием политический «актор» охватывается более широкий круг действующих участников общественно-политических процессов, в том числе и те, чье поведение иррационально, является реакцией на удачно использованные манипулятивные приемы. Политический субъект раскрывается через определенный комплекс внутренних качеств (осознание потребностей и интересов, мотивационные установки, целе- и волеполагание). Воспользовавшись типологией действий, разработанной М. Вебером, отметим, что субъект политики обладает способностью к целерациональной или ценностно-рациональной деятельности. Политический актор раскрывает себя в любом виде действий, в том числе мотивированном эмоциями и традициями.

Ряд западных социологов широко используют понятие «агент». Агент в понимании Э. Гидденса, М. Арчер, П. Штомпки, В. Сьюэлла, П. Бурдье - это всегда действующие индивиды и группы. В этом плане понятия агента и актора пересекаются. Но в то же время агенты, как это следует из работ В. Сьюэлла и Э. Гидденса, обладают особыми качествами субъектности. В трактовке Э. Гидденса, быть агентом - это осуществлять деятельность и ее самоконтроль на основе рефлексивного мониторинга и понимания действий других. Важным проявлением агентности британский социолог считает включение в процесс «диалектики контроля». Агентами выступают не только непосредственные носители власти, но и рядовые граждане, если они с помощью определенных ресурсов воздействуют на использование власти первыми. В диссертации обосновано понимание политического агента как актора и политического субъекта одновременно. По мнению автора, политическая агентность предполагает реализованный деятельностный потенциал, при этом взаимодействия и обмены, в которые включается агент, имеют для него непосредственный смысл. Агентность предполагает использование ресурсов власти и влияния, участие в обменах контролем.

Потребностям демократического развития российского общества отвечает формирование у как можно большего количества граждан, а в идеале у всех, способности выступать политическими агентами. Этой цели отвечает и формирование гражданского общества как макроагента, взаимодействующего с государством. Являясь неполитической формой самоорганизации социума, развитое гражданское общество способно выступать политическим агентом во взаимоотношениях с государством, выполняя по отношению к нему ряд важнейших функций. Через институты и ассоциации гражданского общества происходит объединение индивидуальных ресурсов автономных граждан, формируется социальный капитал (солидарность, доверие, взаимная ответственность), который, по мнению Р. Патнэма, лежит в основе существования гражданских ассоциаций и является необходимым условием того, чтобы «демократия сработала». В главе дан анализ социологических трактовок гражданского общества, сторонники которых видят в нем форму солидарности граждан, связанных общими представлениями и моральной обязательствами. Подобное понимание гражданского общества предлагает такой ориентир развития общества, в котором выражена потребность в социальной интеграции граждан на основе общественных интересов и универсальных ценностей. Вместе с тем, любое гражданское общество представляет собой сферу проявления разных по своему характеру отношений: объединения и разъединения, конкуренции и согласия. Солидарность и способность генерировать общие интересы проявляют себя как тенденции, противостоящие конкуренции и соперничеству групповых интересов, которые также присущи гражданскому обществу.

Отношения государства и гражданского общества могут иметь разный характер, но они взаимно нуждаются друг в друге, т. к. каждое из них не является самодостаточным в обеспечении стабильности общественных взаимоотношений и в разрешении проблем, вызванных многообразными социальными рисками. Как агент социально-политического пространства гражданское общество выполняет важные функции: сигнализирует о проблемах, побуждая тем самым государство к активности; инициирует принятие государством важных решений; мобилизует население «снизу» к участию в общественно-политической жизни, формирует культуру гражданственности; контролирует власть и противодействует ее авторитарным тенденциям и др.

В последние годы важное место в рассуждениях о гражданском обществе занимает тема публичного пространства (сферы). В главе уточняется, в чем проявляются различия публичного и частного пространства, проанализированы и сопоставлены представления о публичном пространстве зарубежных и отечественных авторов. Публичное пространство имеет важнейшее значение для развития гражданского общества, т. к. здесь проявляется способность граждан генерировать общие интересы, формируются представления о гражданских обязанностях и ответственности. Оно структурировано взаимодействиями и коммуникациями акторов гражданского общества друг с другом и с государством. Публичное пространство как «местосвершение» непосредственных обменов гражданского общества с государством выступает одним из видовых проявлений социально-политического пространства. Публичное пространство относится к явлениям с «изменяющимися границами». Подвижность его границ определяется многими условиями: политическим режимом, степенью открытости информационного пространства для дискуссий, отношением государства к гражданскому обществу, зрелостью последнего. Атомизированное гражданское общество с конкурирующими группами интересов не способно выразить общий интерес и сформировать публичное мнение. Целям демократического развития отвечает сетевая организация гражданского общества, построенная на отношениях солидарности между людьми, чувстве взаимных обязанностей, осознании общественных интересов. Ответ на вопрос о том, в каком направлении развивается гражданское общество в России и каков его реальный политический потенциал, не только должен опираться на теоретические дискуссии, но и требует проведения широких эмпирических исследований.

В третьей главе «Региональная структура социально-политического пространства» рассматриваются вопросы, связанные с регионализацией постсоветского пространства. На примере социально-политического пространства сложнопостроенного субъекта Федерации дан анализ проблем, связанных с практикой федерализма. В главе обобщены результаты эмпирических исследований, отражающие общее и особенное в агентной структуре, электоральной культуре субъектов Федерации, входящих в состав Тюменской области, и другие моменты, характеризующие включенность рядовых граждан в обмен контролем с властью.

Процесс регионализации социально-политического пространства стал одним из существенных моментов российского трансформационного процесса. Под регионализацией понимаются процессы, связанные с региональным структурированием пространства или с повышением роли регионов в социально-экономической и политической жизни общества. Понятие «регион» используется по отношению к субъекту Федерации, но рассматриваются многообразные трактовки региона, представленные в литературе, и разные уровни его пространственной локализации. Также отмечено, что в рамках регионального пространства осуществляется специфическое воспроизводство и упорядоченность социальных, экономических, политических, культурных и других форм жизнедеятельности, характерных для каждой социально-территориальной общности.

Под региональной структурой социально-политического пространства общества понимается совокупность социально-политического пространства субъектов Федерации. Границы каждого из них определяются пределами распространения полномочий институтов государственной власти соответствующего уровня и характера, а также возможностями реализации гражданином своего статуса избирателя этих органов власти. Нормативное оформление региональной структуры социально-политического пространства России обозначено Конституцией РФ, определяющей статус субъектов Федерации, федеральными законами и другими правовыми актами, регулирующими отношения в сложнопостроенных субъектах Федерации.

Автором показана неоднозначность последствий процесса регионализации постсоветской России. С одной стороны, возросла автономия регионов и их роль как субъектов политики, повысилась осознанность населением регионального интереса в его экономической, политической, культурной, социальной и экологической составляющей. С другой стороны, неуправляемый процесс децентрализации первой половины 90-х гг. породил целый комплекс проблем, связанных с возросшими диспропорциями между субъектами Федерации по показателям экономического и социального развития, разногласия и противоречия между субъектами Федерации по поводу их фактического политико-правового статуса, и относительно выхода отдельных из них за пределы правового поля Российской Федерации.

Одним из проявлений процесса регионализации стала фрагментация социально-политического пространства России, углубление различий между регионами не только по их политическому «весу», но и по качественным особенностям организации власти и политической жизни в субъектах Федерации. Социально-политические пространства регионов отличаются своими институциональными параметрами, соотношением формальных и неформальных норм, распространенностью клиентарных и патронажных сетей, агентной структурой, степенью развитости элементов гражданского общества, особенностями политической и электоральной культуры, стратегиями взаимоотношений между разными сегментами элит, между элитами и населением. В каждом регионе выстроена своя «вертикаль власти», реализованы разные принципы взаимоотношений между ветвями власти. К этому следует добавить потенциал региональных элит в отстаивании интересов во взаимоотношениях с центром. Региональное многообразие социально-политического пространства определяется асимметричным характером Российской Федерации, региональной политикой центра, сочетанием целого ряда «местных» обстоятельств, которые привели к формированию в регионах особых политических режимов с разным сочетанием элементов демократии и авторитаризма. Многие исследователи (М. Афанасьев, С. Барзилов, В. Нечаев, В. Рыжков, А. Чернышов и др.) находят подтверждение тому, что в социально-политическом пространстве большинства регионов закрепились разные варианты авторитаризма. В работе приводится разное объяснение причин непоследовательности демократического транзита в регионах, в том числе и в контексте концепции о поляризации пространства на центр и периферию.

Более полное представление о диверсификации социально-политического пространства России дают региональные исследования. В главе проанализированы результаты ряда компаративных исследований, осуществленных российскими и зарубежными учеными, раскрывающих особенности политических режимов, структуры властных отношений, стратегии управления элит политическими ситуациями на местах, реализуемые в регионах. Дополнительные грани регионализации российского социально-политического пространства раскрывает исследование электорального поведения. Опыт проведения общефедеральных избирательных кампаний дал богатый материал, позволяющий увидеть дифференциацию регионов в зависимости от политических предпочтений и электоральной активности. Исследователями (А. Бузиным, А. Галкиным, Г. Голосовым, Г. Дилигенским, К. Мацузато, Д. Орешкиным, Н. Петровым, С. Чугровым и др.) были описаны разные модели региональной диверсификации электорального пространства и предложены объяснения причин, вызывающих различия электорального поведения населения разных субъектов Федерации. Отмечены и другие подходы, согласно которым региональное многообразие общероссийского электорального пространства производно от внутреннего раскола регионального пространства по линии «город - село», «региональный центр -- периферия» (В. Колосов, Н. Петров, А. Титков).

В работе определены наиболее важные индикаторы, с помощью которых можно исследовать особенности регионального социально-политического пространства. К ним относятся: институциональная среда как совокупность формально-правовых и неофициальных норм, сочетание которых определяет реальную реализацию принципа разделение властей, функционирование органов местного самоуправления, электоральные процедуры, деятельность СМИ и организаций «третьего сектора», степень политической конкуренции; совокупность акторов (политические, бюрократические и экономические элиты, неэлитные группы, партии и др.) и совокупность тех ресурсов, которые они используют для осуществлении политического влияния; деятельностно-практические факторы, отражающие реализуемые стратегии поведения, характер взаимодействия авторов; социокультурные факторы: ценностные ориентации элитных и неэлитных групп, уровень гражданской культуры, включая особенности электоральной культуры населения; социопсихологические факторы: уровень базового социального доверия, оценка политической ситуации населением, социальные идентичности разных групп населения, распространенность патерналистского типа сознания. Дополнительные характеристики социально-политического пространства раскрываются в механизме рекрутирования политических элит, их социальной и партийной представительности, степени распространенности клиенарных и патронажных сетей, а также особенности региональных идеологий и мифологем. Многие из указанных индикаторов были использованы автором при исследовании специфики социально-политического пространства Тюменского региона.

В правовом отношении сохранение единого социально-политического пространства Тюменской области и автономных округов (Ханты-Мансийского и Ямало-Ненецкого) было определено Конституцией РФ, включившей положение о вхождении автономных округов в состав края или области, постановлением Конституционного Суда РФ от 14 июля 1997 г. № 12-П «По делу о толковании содержащегося в части 4 статьи 66 Конституции Российской Федерации положения о вхождении автономного округа в состав края, области», которое было принято непосредственно по запросам законодательных органов Тюменской области и двух округов. Данным постановлением были подтверждены как самостоятельность округов в качестве субъектов Федерации, так и наличие у области единой территории и населения, составными частями которых являются территория и население автономных округов, а также право населения, проживающего в округах, участвовать в выборах в общие органы законодательной и исполнительной власти области.

Как и Россия в целом, которую образно называют «федерацией контрастов», Тюменская область объединяет в своем составе территории с ярко выраженной асимметрией экономического развития, диспропорциями в размере заработной платы, в показателях уровня жизни и в уровне урбанизации. Вхождение в состав области округов, обладающих большим производственным потенциалом, на фоне общей конституционно-правовой неопределенности относительно подобных сложнопостроенных субъектов РФ содержит в себе потенциальную конфликтность. В 90-х гг. Тюменская область непосредственно испытала на себе процессы дезинтеграции. В настоящее время сложились специфические политико-правовые взаимоотношения трех субъектов, зафиксированные в соглашениях и договорах между органами власти области и округов. Совет трех губернаторов и Совет трех Дум стали организационно-процедурным выражением взаимодействия элит. Стабилизация отношений нашла проявление в совместных инвестиционных программах. Сохранение единого социально-политического пространства находит подтверждение в участии населения автономных округов в выборах депутатов областного законодательного органа и губернатора области.

Опыт Тюменской области свидетельствует о том, что единство и стабильность регионального пространства сложнопостроенного субъекта Федерации определяются рядом факторов и, прежде всего, наличием четких правовых норм, содержащихся в федеральном законодательстве. Правовая неопределенность порождает целый спектр противоречий. Потенциальную конфликтность несет и асимметрия в экономическом развитии. К числу интеграционных факторов следует отнести сохранение единого образовательного пространства, общей социальной инфраструктуры, широкие информационные обмены, позволяющие сохранить общее информационное пространство. Немаловажное значение могут иметь и субъективные факторы: амбициозность региональных лидеров, степень взаимопонимания, готовность к нахождению компромиссов.

В последнее время федеральный центр обозначил свою позицию, способную существенным образом изменить отношения внутри сложнопостроенных субъектов Федерации. Закон «О внесении изменений и дополнений в Закон «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов РФ» (2003), который вступит в действие с 2005 г., предусматривает перераспределение существенной части полномочий от автономных округов к областным органам власти, вновь сделал актуальным вопрос о достижении баланса интересов области и округов.

В главе рассматривается вопрос о том, в каких территориальных контурах население области и округов определяет свою социальную пространственность. Осознание общности своих связей и интересов с теми, кто проживает в этом регионе, или, другими словами региональная идентичность, является важным фактором интеграции регионального сообщества, его способности в случае необходимости активно отстаивать свои интересы. При этом специфика Тюменской области предполагает две возможные формы саморефлексии населения по отношению к региональной общности: областную и окружную. Кроме того, границы социально-территориального сообщества, с которыми идентифицирует себя человек, могут быть сужены до границ поселка или города. В условиях, когда разрушена иерархия общественных ценностей и не ясны общенациональные идеи, актуализация форм идентичностей, сфокусированных на регионе или городе, может сопровождаться размыванием идентификации с «большим» обществом. Именно подобная ситуация фиксировалась рядом отечественных социологических исследований середины 90-х гг. Результаты нашего исследования, проведенного в марте 2002 г. (опрошено 2328 человек), свидетельствуют о том, что массовое сознание проникается пониманием ценности государственного пространства, а общегражданский принцип идентификации («быть гражданином России») является очень важным для 60% всех респондентов. В то же время преобладающей является смешанная идентификация, при этом, в отличие от респондентов юга области, для опрошенных «северян» принадлежность к городской или поселковой общности является более значимой, нежели к региональной. Еще более слабо северяне ассоциируют себя с областной общностью. Предложены объяснения причин низкой позиции окружной и областной самоидентификации в системе ориентаций населения, рассмотрены особенности региональных идеологий и мифологем, используемых элитами для актуализации региональной идентичности и легитимации своей власти.

В главе дан общий сравнительный анализ институциональных факторов, определяющих особенности социально-политического пространства области и округов, основных агентов, в роли которых выступают не только административно-политические элиты, но и крупнейшие нефтегазовые корпорации. Влияние последних на региональную политическую ситуацию особенно велико на Тюменском Севере. Одним из каналов влияния корпораций на политическую жизнь стали законодательные органы власти. Проведенный автором анализ социального состава депутатов региональных законодательных собраний показывает: в законодательном органе ХМАО 14 депутатов из 25 являются генеральными директорами, председателями советов директоров различных ОАО и ООО, в основном представляющих ТЭК и обслуживающие их структуры, трое - заместители генеральных директоров; в Думе ЯНАО 12 депутатов из 21 возглавляют структуры, связанные с «Газпромом», а также фирмы и банки; в депутатском корпусе областной Думы из 25 человек к «директорскому корпусу» относятся 9 человек, из которых 6 - непосредственно связаны с ТЭКом. Вторую по представительности в областной Думе группу составляют главы муниципальных образований.

В главе содержится анализ результатов социологического опроса и оценок экспертов относительно степени влияния на региональную жизнь разных институтов власти, экономических акторов и общественно-политических организаций.

Во всех субъектах Тюменской области наблюдается типичная с другими регионами ситуация, когда, с одной стороны, существует большое количество общественно-политических организаций и других ассоциаций гражданского общества, но, с другой стороны, их социальный капитал и способность реального влияния на региональную жизнь остаются слабыми. Это касается и основного властно-ориентированного института гражданского общества - политических партий. Малочисленность большинства региональных отделений партий и низкая популярность среди населения в совокупности с электоральными процедурами, используемыми при выборах законодательных собраний региона, существенно ограничили их возможности воздействовать на региональную и местную политику. Их место в электоральном процессе занято корпоративными и властными структурами, что предопределило деполитизированный характер региональных и местных выборов, а также представительных органов власти.

Новый нормативный контекст деятельности партий, определенный Законом «О политических партиях» (2001), и изменение правил проведения выборов в законодательные органы субъектов Федерации нацелили партии на большую активность в выполнении своих непосредственных функций на местах. Но электоральный потенциал большинства региональных отделений партий остается низким. В этих условиях для партий становится важной административная поддержка со стороны региональной и местной властей. Характер подобных взаимоотношений партий и власти попадает под определение Н. Лапиной и А. Чириковой - «выборочный патронаж». Подобное «покровительство» распространяется на «партии власти».

В главе дан анализ роли в политической жизни региона национальных организаций и других ассоциаций гражданского общества. Проведенное исследование свидетельствует о неравномерности в развитии гражданского общества. Его основная инфраструктура сосредоточена в нескольких крупных городах. Наблюдается неравномерность в развитии его разных секторов. Более трети из зарегистрированных организаций составляют профсоюзы, 13-15% - спортивные организации. Численность же благотворительных, экологических и правозащитных организаций в общем составе общественных ассоциаций в области и округах составляет от 1% до 3%. Хотя для развития гражданского общества принципиальное значение имеют все формы самоорганизации граждан как прививающие культуру коммунитарности, чертой развитого гражданского общества является широкая представленность организаций, ориентированных на солидарность с другими группами: благотворительные фонды, организации взаимопомощи и социального обеспечения, правозащитные движения. Сюда можно отнести и экологические движения как своеобразную форму выражения солидарности с будущими поколениями и ответственности перед ними.

Вместе с тем, в региональной общественной жизни можно найти и примеры эффективной деятельности гражданского общества, прежде всего, территориального общественного самоуправления, разнообразных волонтерских организаций, общественного фонда «Сибирский центр поддержки общественных инициатив» и др. Новые институциональные формы принимает и публичное пространство как пространство прямого диалога представителей власти и общественности. С ноября 2001 г. действует Гражданский форум Тюменской области (без автономных округов), в рамках которого осуществляется общественная экспертиза проектов программ областной власти по важнейшим направлениям социально-экономической и общественной жизни региона.

Как в регионе, так и в стране в целом, развитие гражданского общества сдерживается целым рядом факторов. Прежде всего, это ограничения социоструктурного характера, связанные с кризисным состоянием экономики, низким уровнем жизни, порождающие отстраненность населения от общественно-политической жизни. Другие причины кроются в противоречивости нормативной базы, которая существенно снижает возможности влияния организаций гражданского общества на политическую жизнь. Используя термин экономиста В. Полтеровича, автор определил эти факторы как «институциональные ловушки». Развитие организаций гражданского общества сдерживается отсутствием необходимого опыта, проблемами финансирования. Сохраняются настороженное отношение органов власти к гражданским инициативам и практика выборочного покровительства по отношениям к организациям, обладающим влиянием на электорат, а также практика создания искусственных организаций как способа подключения общественных ресурсов для поддержки «партий власти». Еще одна серьезная причина слабости гражданского общества связана с социокультурным фактором: привычками, установками, ценностями населения.

Проведенные нами опросы свидетельствуют о парадоксальной ситуации. С одной стороны, существует общественный запрос населения на гражданские ассоциации как каналы реализации своих интересов, но с другой, - люди не проявляют непосредственной активности как в создании подобных организаций, так и в деятельности уже имеющихся. Только 1,7% респондентов ответили, что являются членами общественных организаций, 24,3% вспомнили, что являются членами профсоюзов. Не популярна у населения и идея членства в партиях. Только 2,5% участников опроса ответили, что являются членами партий. Причины столь низкой вовлеченности в деятельность общественных организаций объясняются рядом моментов, в том числе связаны с неверием в их эффективность как способа коллективного отстаивания интересов; со слабыми коммуникационными обменами институтов гражданского общества с населением; с «усталостью» населения от политики. Следует отметить и влияние экономической ситуации, которая потребовала от людей активности и умения «вертеться» в решении проблем повседневной жизни. На этом фоне все более широкое распространение получает такой феномен, описанный в социологии, как «внутренняя эмиграция» - отстраненность индивида от общественной жизни, самоизоляция в мире семьи. В этом плане показательны ответы 30% респондентов, которые полностью согласились с суждением: «Для меня все второстепенно, кроме благополучия семьи». Приведены результаты исследования социального капитала гражданского общества по другим индикаторам: готовность выбрать ту или иную стратегию поведения для защиты собственных прав, интерес к получению политической информации, политическая компетентность как одна из основ формирования рациональности в политике, индекс доверия.

Роль социального доверия как важнейшего фактора, определяющего характер обменов между акторами социально-политического пространства, рассматривается в теоретическом и эмпирическом аспектах. Проблема доверия непосредственно присутствует в социологических теориях, представляющих социальное взаимодействие как обмен. Роль фактора доверия в политических обменах подчеркивал Т. Парсонс. Вопрос о роли доверия в современном обществе в своих работах исследовали Э. Гидденс, Н. Луман, А. Селигмен, С. Айзенштадт, П. Штомпка. В отечественных исследованиях проблему доверия в контексте политических процессов, происходящих в России, затронули А. Галкин, Н. Лапин.

Функциональность доверия проявляется как в личностном, так и в общественном аспектах. В первом случае доверие удовлетворяет базовые потребности индивида в онтологической безопасности. Персонифицированные и неперсонифицированные формы доверия призваны придать повседневной жизни более надежный характер.

Во втором случае доверие непосредственно участвует в конструировании горизонтальных и вертикальных социальных взаимодействий. В частности, доверие - это ресурс рядовых граждан, который включен в механизм легитимизации институтов власти и определяет поддержку проводимого ими экономического и политического курса. На основе доверия формируются социальные идентичности и отношения взаимности и солидарности, что является необходимым фактором формирования гражданского общества. Наряду с этим, доверие выполняет важнейшую функцию уравновешивания социокультурного, политического, этнического многообразия современных обществ. Доверие к «инаковости» является необходимым основанием для формирования отношений толерантности.

Как показывают результаты проведенного автором социологического исследования, «синдром недоверия» (термин П. Штомпки) широко присутствует в социально-политической жизни региона. Большое число опрошенных сомневается в том, что страна, несмотря на трудности, развивается в правильном направлении, что органы власти выражают мнение рядовых граждан. В то же время диапазон колебаний между доверием и недоверием в отношении разных институтов власти существенен. Население склонно демонстрировать более высокий уровень поддержки институтам и фигурам власти, в чьих руках сконцентрирована реальная власть, - президенту и губернаторам. Существует прямая связь между недоверием к политическим институтам и процедуре выборов и абсентеизмом. Так, многие респонденты из числа тех, кто не принимал участия в выборах в Государственную Думу в 1999 г., объяснили свою пассивность тем, что выборы не меняют ситуацию и от них ничего не зависит, или тем, что совсем не интересуются политикой. За подобным негативизмом стоят более глубокие причины - пессимистическая оценка общероссийской ситуации, негативный экономический опыт, приобретенный в ходе рыночных реформ. Характерно, что именно в группе респондентов, оценивших свой материальный уровень крайне низко, чаще наблюдается феномен недоверия и отчужденность от общественной жизни. Как показало другое проведенное автором в январе 2003 г. исследование (1680 опрошенных), на низком уровне находится доверие, обеспечивающее конструктивные горизонтальные взаимодействия. Только 23,5% опрошенных согласились с тем, что «людям можно доверять»; 65,7% ответили, что испытывают недоверие к представителям определенных национальных групп. Восстановление социального доверия определяется сочетанием многих факторов, среди которых важнейшими являются: развитие демократических основ жизни, преодоление экономического кризиса, эффективная социальная политика, развитие культуры толерантности, повышение нравственной и гражданской ответственности населения и непосредственно самой власти.

Непосредственное вовлечение населения в обмены контролем с властью осуществляется через электоральный процесс. Опираясь на данные электоральной статистики и социологические опросы, автор рассматривает важные аспекты, характеризующие электоральную культуру: активность участия населения на выборах общефедерального, регионального и местного уровня, распространенность голосования «против всех», мотивацию электорального выбора; устойчивость партийных ориентаций избирателей и тенденции их изменений, социальные характеристики сторонников различных партий; различия и сходства в электоральных субкультурах населения юга и севера области. В работе показано, что установка на участие в выборах зависит от комбинации ряда факторов, а именно: уровень доходов, ряд социально-демографических характеристик избирателей, интенсивность агитационной кампании, оценка значимости выборов в глазах избирателей, уверенность/неуверенность в эффективности участия, уровень доверия политическим институтам и процедурам. На основе обобщения данных электоральной статистики прослежено влияние фактора урбанизации на активность населения.

Социально-политическое пространство Тюменского региона характеризуется различиями политических предпочтений электората северных округов и юга области. Если первые демонстрируют более лояльное для Кремля голосование, то на юге избиратели настроены более оппозиционно - здесь высок процент голосования за левые партии. Кроме того, электоральное пространство юга области фрагментарно и определяется расколом по линии «город - село», при этом особую электоральную зону представляет областной центр. Общефедеральные избирательные кампании 1999-2000 гг. выявили тенденцию к сближению электоральных субкультур жителей юга области и северных округов. Ухудшение экономической ситуации, вызванное кризисом 1998 г., увеличило процент голосующих за коммунистов на севере региона. Дифференциация электорального пространства региона определяется рядом факторов: особенностями социально-экономической ситуации, сложившейся на разной территории области, особенностями демографического состава населения, профессиональной и отраслевой структуры, уровнем жизни населения, степенью «контролируемости» электората.

Результаты социологических исследований позволяют сделать вывод, что партийные предпочтения значительной части электората не являются устойчивыми. Причины этого кроются как в состоянии российской многопартийности, затрудняющей партийную идентификацию граждан, так и в опосредованности политических предпочтений избирателей сложным сочетанием когнитивных и аффективных факторов. Последнее обстоятельство делает голосование зависимым от многих причин. На него могут влиять изменившаяся социально-экономическая ситуация в регионе или стране в целом, предвыборная риторика, появление новых символов и лозунгов, «сила» административного ресурса и др. Идеологический фактор не является измерением политических предпочтений электората. Так, участники опроса (2003), заявившие о своих симпатиях к либералам и демократам, не имеют последовательной позиции в отношении конкретных положений, характеризующих идеи либерально-демократического континуума. В этом плане сторонники коммунистов являются более последовательными: большинство из них выступают против передачи земли в частную собственность, за сохранение государством социальных функций, за сокращение разрыва между богатыми и бедными. В целом исследование ориентаций населения говорит о том, что в массовом сознании одновременно представлены амбивалентные ценностные ориентации: ценности демократии и авторитаризма, экономического индивидуализма и государственного патернализма, толерантности и интолерантности. Это также затрудняет последовательность позиционирования избирателей в электоральном пространстве. Правда, у данной проблемы есть и другая сторона, которая непосредственно связана с качеством той символической продукции, которая призвана установить осмысленные контакты политиков с их потенциальными избирателями.

В «Заключении» подводятся итоги исследования, формулируются основные выводы и рекомендации, выделяются возможные направления дальнейшего изучения проблемы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ ОТРАЖЕНО В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ

Монографии, учебные и учебно-методические пособия:

1. Социально-политическое пространство общества и региона: Монография. Тюмень: Изд-во ТГУ, 2003. 13,25 п. л.

2. Обществознание: Учебное пособие для абитуриентов. Тюмень: Изд-во ТГУ, 2000. 16,8 п. л. (в соавторстве, личный вклад - 2,0 п. л.).

3. Политология: Электронный учебник. Тюмень: ТГУ, лаборатория мультимедийных средств обучения, 2002.

4. Основы политологии: Учебное пособие. Тюмень: Изд-во ТГУ, 2003. 21,5 п. л.

5. Социальная политика и реализация принципа социальной справедливости: Учебно-методическое пособие. Тюмень: Изд-во ТГУ, 1989. 1,2 п. л.

6. Политология: Учебно-методический комплекс для дистанционного обучения. Тюмень: Изд-во ТГУ, 2001. 12,5 п. л. (в соавторстве, личный вклад - 7,5 п. л.).

7. Образовательная программа по курсу «Современные социальные процессы». Тюмень: Изд-во ТГУ, 1996. 1,25 п. л.

Статьи в научных журналах и сборниках:

8. К проблеме трансформации ценностей в реформируемом обществе // Экология культуры и образования: филология, философия, история. Сборник статей. Тюмень: Изд-во ТГУ, 1997. 0,4 п. л.

9. Демократические преобразования в региональном измерении // Вестник Тюменского государственного университета. Тюмень: Изд-во ТГУ, 2000. № 4. 1,0 п. л.

10. Своеобразие политических субкультур: региональный уровень // Тюменский исторический сборник. Вып. 5. Тюмень: Изд-во ТГУ, 2002. 0,8 п. л.

11. Феномен доверия/недоверия в социально-политическом пространстве // Управление социальными процессами в регионах. Вторая Российская научно-практ. конф. Сб. статей. Ч. 1. Регион как социум: социальная структура, институты и процессы. Екатеринбург: Изд-во УрАГС, 2002. 0,4 п. л.

12. Факторы межэтнической конфронтации и перспективы конструктивного диалога // Духовные традиции славянской письменности и культуры в Сибири. Сборник статей: В 2-х ч. Ч. 1. Тюмень: Изд-во ТГУ, 2002. 0,5 п. л.

13. Особенности электорального поведения населения Тюменской области // Ежегодник Тюменского областного краеведческого музея: 2001. Тюмень: Изд-во «Тюмень», 2002. 0,9 п. л.

14. Региональный электорат партий между выборами // Социологические исследования. 2003. № 9. 0,9 п. л.

15. Феномен доверия и его социальные функции // Вестник Российского университета Дружбы народов. Сер. Социология. 2003. № 1. 0,8 п. л.

16. Политическое пространство как категория политологии и социологии // Социология российской провинции: тенденции и перспективы развития. Сборник статей: В 5 ч. Ч. 3. Политические процессы в современном мире. Екатеринбург: Изд-во УрГУ, 2003. 0,4 п. л.

17. Социально-политическое пространство Тюменского региона: институциональные и агентные характеристики //Политические процессы в Тюменской области: Труды кафедры политологии Тюменского государственного университета. Вып. 1. Тюмень: Изд-во «Тюменская правда», 2003. 1,3 п. л.

18. Толерантность и доверие - социальные ориентиры современного общества //Вестник Тюменского государственного университета. Тюмень: Изд-во ТГУ, 2003. № 1. 0,9 п. л. (в соавторстве, личный вклад - 0,7 п. л.).

Тезисы и материалы научных конференций:

19. О проблемах развития общественного экономического сознания // Безопасность жизнедеятельности в Сибири и на Крайнем Севере: Тезисы докладов международной научно-практ. конф. Ч. 2. Тюмень: Изд-во ТГУ, 1995. 0,2 п. л.

20. Влияние реформ на социокультурную ситуацию в России // Формирование духовной культуры личности в условиях Западно-Сибирского региона: Материалы респуб. научно-практ. конф. Тюмень: ТГИИК, 1997. 0,25 п. л.

21. Экономические преобразования в оценках населения // Социально-экономические проблемы региона в переходный период: Материалы международной научно-практ. конф. Тюмень: Изд-во ТГУ, 1998. 0,2 п. л.

22. Политологические подходы к исследованию политической модернизации общества // Историческая наука на пороге третьего тысячелетия: Тезисы докладов Всероссийской науч. конф. Тюмень: Изд-во ТГУ, 2000. 0,3 п. л.

23. Демократизация в России: трудности и противоречия // Интеллигенция и проблемы формирования гражданского общества в России: Тезисы докладов Всероссийской науч. конф. Екатеринбург: Изд-во УрГУ, 2000. 0,3 п. л.

24. Экономические преобразования и проблемы власти в оценке жителей г. Тюмени // Словцовские чтения - 2001: Тезисы докладов и сообщений научно-практ. конф. Тюмень: Изд-во ТГУ, 2001. 0,25 п. л.

25. Формирование регионального самосознания в контексте процесса регионализации // Глобализация, федерализм и региональное развитие: Сборник тезисов Всероссийской науч. конф. Тюмень: Изд-во ТГУ, 2001. 0,25 п. л.

26. Региональные выборы и проблема федерализма (на примере Тюменской области) // Российская государственность: уровни власти. Теория и практика современного государственного строительства: Материалы Всероссийской научно-практ. конф. Ижевск: Изд. дом «Удмуртский университет», 2001. 0,3 п. л.

27. Политическое участие в зеркале электоральной статистики (на примере северных нефтегазовых регионов) // Северный регион: наука и социокультурная динамика: Сб. тезисов докладов Всероссийской науч. конф. Сургут: Изд-во СурГУ, 2002. 0,25 п. л.

28. Пути оптимизации межэтнического диалога // Славянские духовные традиции в Сибири: Тезисы докладов 25-й юбилейной международной научно-практ. конф. Тюмень: Изд. центр «Академия», 2002. 0,35 п. л.