"Старые секты" на новый лад: проблемы и перспективы изучения русских религиозных диссидентов XVIII-XX вв.

Выше я писал, что привычные для нас представления о старообрядцах и сектантах в России синодального периода во многом обусловлены логикой категоризации, характерной для имперского бюрократического дискурса XIX в. Эта категоризация, однако, имела известное влияние и на идентичность, религиозные идеи и практики самих религиозных диссидентов, так что мы можем считать государственных служащих, духовенство, миссионеров и сектантов игроками (хотя и не равноправными) на общем «дискурсивном поле». Такой «игре» на конфессиональных границах между официальным православием и беспоповскими старообрядческими согласиями посвящена статья Артема Крестьянинова об «отступничестве в раскол» в Казанской губернии в эпоху Николая I. Границы эти, как явствует из статьи, были довольно зыбкими и проницаемыми, а государственная политика, направленная на ограничение числа старообрядцев, привела к обратному эффекту и стимулировала «интенсификацию религиозной жизни беспоповских согласий» и «дальнейшую конфессионализацию старообрядческих общин». Правда, позиция самих старообрядцев доступна нам в данном случае только при посредстве следственных дел.

Материалы «полицейской/миссионерской этнографии» легли и в основу статьи Максима Пулькина о странническом согласии Каргопольского уезда во второй половине XIX -- начале XX в. Здесь, судя по всему, конфессиональные границы тоже не были исключительно жесткими -- вопреки расхожему мнению об исключительном радикализме и «эскапизме» странников. Вместе с тем «внутренняя миссия» Русской православной церкви в пореформенную эпоху была довольно своеобразным инструментом конфессионализации, и исследованные Пулькиным миссионерские отчеты (наряду с обширным массивом подобных документов из других регионов) представляют в этом контексте существенный интерес.

Русские религиозные диссиденты, в отличие от своих западных собратьев, никогда не обладали автономной политической властью. У них не было ни своих городов, ни своих государств. В политическом отношении «иерархическая конфессионализация» синодального периода всегда происходила по нередко противоречивым правилам одного и того же игрока -- государственного аппарата. Это в существенной степени определило стратегии формирования и репрезентации конфессиональной идентичности (или их отсутствие) практически у всех религиозных диссидентов той эпохи, а также многое в их мировоззрении и практиках.

Религиозные мыслители

Мы вряд ли вправе называть Прокопия Лупкина, Лариона Побирахина, Савелия Капустина, Кондратия Селиванова и других известных нам лидеров низовых религиозных движений XVIII -- начала XIX в. богословами в общепринятом смысле этого слова. Их навыки работы с религиозными идеями и текстами в существенной степени подчиняются нормам и правилам устной полемики и герменевтики. Однако вскоре на сцену выходят новые лидеры, начиная с донского есаула Е.Н. Котельникова, автора не дошедшей до нас книги «Начатки с Богом острого серпа в золотом венце» (начало 1820-х гг.) См. Пыпин А.Н. Религиозные движения при Александре I. Пг.: «Огни», 1916. С. 421-458; Жмакин В.Н. Ересь есаула Котельникова // Христианское чтение. 1882. № 11-12. С. 739-795.. Здесь индивидуальная и, скажем так, телесная харизма отчасти уступает место текстуальной -- перед нами авторы теологических и историософских трактатов. Их текстуальные сообщества, таким образом, приобретают новые конфигурации.

Статья Сергея Петрова «Царствовать со Христом тысячу лет: два пророка русского милленаризма» посвящена взаимоотношениям и полемике лидеров молокан-прыгунов М.Г. Рудометкина (ок. 1818-1877) и еговистов-ильинцев Н.С. Ильина (1809-1890). Как полагает автор, и прыгунство, и еговизм были фактически первыми массовыми хилиастическими движениями в религиозной истории России, возникшими под влиянием идей немецких пиетистов-мистиков, в частности -- Иоганна Генриха Юнга-Штиллинга. История богословских споров Ильина и Рудометкина, содержавшихся в заключении сначала в Соловецком, а затем в Суздальском Спасо-Евфимиевском монастырях, интересна, в частности, тем, что показывает проницаемость границ между различными по происхождению и интеллектуальному облику движениями, объединенными при этом мил- ленаристским пафосом: Ильину даже успешно удалось выдать собственные сочинения за письма Рудометкина. Важно, впрочем, и другое: и Рудометкин, и Ильин, в отличие от своих предшественников, пытаются выстроить оригинальные религиозные доктрины, выходящие далеко за пределы аскетических правил, ритуальных норм и экстатических практик. Эта тенденция продолжится и в следующем поколении харизматических лидеров и реформаторов русского сектантства -- у духоборческого «вождя» П.В. Веригина, лидера «Нового Израиля» В.С. Лубкова или основателя «Общества образованных молокан» А.С. Проханова. Иногда их учения пытаются интерпретировать преимущественно как следствие «внешних» воздействий: С.А. Иникова, например, полагает, что движение, которое возглавил Веригин, сформировалось благодаря влиянию религиозно-этических идей Л.Н. Толстого и его последователей Иникова СА. Роль «толстовства» и толстовцев в движении кавказских духоборцев 1890-х гг. // Толстовский сб. -- 2000: Материалы XXVI междунар. Толстовских чт. Тула, 2000. Ч. 2. С. 50-63; Она же. Учение Л.Н. Толстого и «сыны свободы» в Канаде // Религиоведение. 2002. № 3. С. 49-70.. Мне, однако, кажется, что в идеях этих «низовых» мыслителей и их сторонников стоит искать не только и не столько следы «пропаганды» элит, но и собственную логику, обусловленную, в том числе, изменением массового отношения к печатному тексту и новыми информационными каналами, появившимися в эпоху, когда, по выражению Джефри Брукса, «Россия училась читать» Brooks, J. (1985) When Russia Learned to Read: Literacy and Popular Literature, 1861--1917. Princeton, NJ: Princeton University Press.. Иными словами, здесь мы также имеем дело с особым медиальным режимом, чьи особенности заслуживают отдельного анализа.

Впрочем, проблема заимствований, проницаемости социальных, культурных и конфессиональных границ здесь тоже важна. На мой взгляд, генезис христовщины, скопчества и «народного протестантизма» в XVIII в. нет особенного смысла объяснять в контексте каких-либо внешних воздействий: все попытки таких интерпретаций не выглядят убедительными (при том, что отдельные заимствования можно проследить и здесь). Однако в следующем столетии, начиная уже с эпохи Александра I, русская религиозная культура претерпевает серьезные изменения и становится более открытой для западных влияний. Особую роль здесь, по всей видимости, играли учения и практики различных протестантских церквей и движений. И глобальные контексты, и эмпирическая история русских религиозных диссидентов XIX -- начала XX в. в этом контексте пока что исследованы довольно плохо.

После модернизации

На протяжении всего синодального периода значительная часть русского сектантства была так или иначе связана с аграрной культурой, что, конечно, оказывало существенное влияние на практики повседневной жизни. Правда, уже в христовщине первой половины XVIII в. заметную роль играли городские общины, так что русские религиозные диссиденты с самого начала были по-своему значимым связующим звеном между городом и деревней. Принудительные переселения и ссылки в известной степени консервировали «крестьянский» облик русского сектантства, и это обстоятельство отчасти определило его судьбу в XX в. При этом уже в конце предыдущего столетия заметной частью «неправославного» религиозного ландшафта в России становится баптизм, чье распространение существенно влияет на сложившийся баланс сил между государством, официальным православием и религиозными диссидентами и опять-таки открывает для последних нормы и идеи глобального христианства См.: Coleman, H. (2005) Russian Baptists and Spiritual Revolution, 1905-1929.

Bloomington: Indiana University Press.. Распространение западных оккультных и эзотерических практик тоже, по-видимому, оказывало влияние не только на городские элиты. С другой стороны, эмиграция различных групп и общин в конце XIX -- начале XX в. (самым заметным здесь был переезд последователей П.В. Веригина в Канаду) тоже представляло собой своеобразную «глобализацию» русского сектантства.

Трансформации религиозного ландшафта в первое десятилетие советского режима до некоторой степени выглядят продолжением процессов начала XX в. Продолжается экспансия евангелического христианства, теперь это уже не только баптисты, но и пятидесятники. Революция и гражданская война, а также правительственная политика в отношении религии вызывали к жизни новые эсхатологические и мессианские движения «истинно православных». Однако дальнейшие государственные репрессии, далеко превзошедшие по масштабам и жесткости все, что происходило с русскими сектантами в синодальный период, уничтожили существенную часть сообществ религиозных диссидентов и их лидеров. Наименее затронутыми и репрессивной правительственной политикой, и советской модернизацией оказались, по всей видимости, закавказские общины духоборцев, молокан и иудействующих.

Постсоветская религиозная мозаика оказалась довольно разнообразной, и наследники старого русского сектантства заняли в ней относительно скромное место. «Извне» их нередко воспринимают как представителей экзотических этнографических групп, чье место в истории христианства не вполне очевидно. Сами они нередко тоже считают свою этническую и религиозную идентичность проблематичной и неоднозначной, поскольку этноконфессиональные категории, сформировавшиеся в странах бывшего СССР, не предоставляют им приемлемой ниши. Вместе с тем их немногочисленные и разрозненные общины все же вряд ли можно полностью исключать из постсоветских и даже глобальных религиозных процессов.

Здесь следует вернуться к проблеме категориального аппарата, которым мы пользуемся для описания и анализа старого русского сектантства. Жесткие классификационные схемы вообще не очень популярны в современных социальных науках, и их применимость в истории «русского религиозного разномыслия» тоже не выглядит особо успешной. Мы видим, что аскетические нормы, ритуальные практики, эсхатологические и теологические идеи, формы идентичности, характерные для русских сектантов XVIIIXIX вв., образуют довольно причудливую мозаику и могут быть описаны в терминах сенсуальных форм, медиальных режимов, моральных сообществ и довольно сложных процессов «низовой» конфессионализации. Это в свою очередь позволяет заключить, что генезис и эволюцию религиозного «инакомыслия» в России синодального периода необходимо анализировать не столько как конфессиональные «инновации» или «девиации», а как неотъемлемую часть истории русского «многославия» в эпоху Нового времени.

религиозность иудействующий духоборческий текстуальный

Библиография / References

1. Высоцкий Н.Г. Материалы из истории духоборческой секты. Сергиев Посад: Тип. И. И. Иванова, 1914.

2. Высоцкий Н.Г. Первый скопческий процесс. М.: Печатня А.И. Снегиревой, 1915.

3. Дмитриев М.В. «Православная конфессионализация» в Восточной Европе во второй половине XVI века? // Дрогобицький краеєзнавчий збірник. Вип. XVI. Дрогобич: Коло, 2012. С. 133-152.

4. Добротворский И. Люди Божии. Русская секта так называемых духовных христиан. Казань: Университетская типография, 1869.

5. Жмакин В.Н. Ересь есаула Котельникова // Христианское чтение. 1882. № 11-12. С. 739-795.

6. Иникова СА. Роль «толстовства» и толстовцев в движении кавказских духоборцев 1890-х гг. // Толстовский сб. -- 2000: Мат-лы XXVI междунар. Толстовских чт. Тула, 2000. Ч. 2. С. 50-63.

7. Иникова СА. Учение Л.Н. Толстого и «сыны свободы» в Канаде // Религиоведение. 2002. № 3. С. 49-70.

8. Лавров А.С. Колдовство и религия в России. 1700-1740 гг. М.: «Древлехранилище», 2000.

9. Львов А.Л. Соха и Пятикнижие: русские иудействующие как текстуальное сообщество. СПб: Изд. ЕУСПб, 2011.

10. Мартинович ВА. Нетрадиционная религиозность: возникновение и миграция: Материалы к изучению нетрадиционной религиозности. Т. 1. Минск: Минская духовная академия, 2015.

11. Мельников П.И. Тайные секты. Гл. I-IV // Русский вестник. 1868. Т. 75. № 5. С. 5-70. Нечаев В.В. Дела следственные о раскольниках комиссий в XVIII в. веке // Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. М.: Типо-лит. Тов. Кушнеров и компания, 1889. Кн. 6. Отд. II. С. 77-199.

12. Отразительное писание о новоизобретенном пути самоубийственных смертей. Вновь найденный старообрядческий трактат против самосожжения 1691 года. Сообщение Х. Лопарева. СПб.: Тип. И.Н. Скороходова, 1895.

13. Панченко АА. Христовщина и скопчество: фольклор и традиционная культура русских мистических сект. М.: ОГИ, 2004.

14. Петров С.В. Южноамериканский Израиль: Предварительные результаты полевых исследований в русской колонии Сан-Хавьер в Уругвае // Религиоведческие исследования. 2010. № 3/4. С. 66-88.

15. Пыпин А.Н. Религиозные движения при Александре I. Пг.: «Огни», 1916.

16. Сергазина К.Т. «Хождение вкруг»: Ритуальная практика первых общин христоверов. М.: РГГУ, 2015.

17. Собрание постановлений по части раскола. СПб.: Тип. Министерства внутренних дел, 1858.

18. Тамбовцева С.Г. Духоборцы XVIII века как текстуальное сообщество: некоторые источники четырех ранних духоборческих псалмов // Русская литература. 2019. № 2. С. 25-37.

19. Уайт Дж. Единоверие и концепция конфессионализации: дискурсивные заметки // Quaestio Rossica. 2016. Т. 4. № 4. С. 177-189.

20. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. СПб.: Тип. II Отд. Собств. Его Имп. Вел. Канцелярии, 1845.

21. Усенко О.Г. Первые донские лжехристы // Архивные документы как источник формирования представлений об истории Отечества. Мат-лы 37-й Всерос. заоч. науч. конф. СПб.: Нестор, 2005. С. 283-286.

22. Хижая Т.И. Эсхатологическое движение русских иудействующих в конце XIX века // Религия в меняющемся мире. Сб. статей / Отв. ред. М.М. Шахнович. СПб.: Изд. СПбГУ, 2012. С. 244-258.

23. Хижая Т.И. Явление «сокрытого»: эсхатологический миф русских субботников (XIX -- начало XX в.) // Studia Religiosa Rossica: научный журнал о религии. 2019. № 1. С. 57-83.

24. Brooks, J. (1985) When Russia Learned to Read: Literacy and Popular Literature, 18611917. Princeton, NJ: Princeton University Press.

25. Clay, E. (1988) “The Theological Origins of the Christ-Faith (Khristovshchina)”, Russian History/Histoire Russe 15(1): 21-42.

26. Clay, E. (2012) “Traders, Vagabonds, Incarnate Christs, and Pilgrims: The Religious Network of Danilo Filippov, 1650-1850”, in Poverty and Prosperity in the Middle Ages and Renaissance, pp. 225-239. Turnhout: Brepols.

27. Coleman, H. (2005) Russian Baptists and Spiritual Revolution, 1905-1929. Bloomington: Indiana University Press.

28. Dmitriev, M.V. (2012) “'Pravoslavnaia konfessionalizatsiia' v Vostochnoi Evrope vo vtoroi polovine XVI veka?” [“Orthodox Confessionalization” in Eastern Europe in the second half of the 16th century?], in Drogobits'kii kraeeznavchii zbirnik. Vip. XVI, pp. 133-152. Drogobich: Kolo.

29. Dobrotvorskii, I. (1869) Liudi Bozhii. Russkaia sekta tak nazyvaemykh dukhovnykh khris- tian [The People of God. Russian sect of so-called spiritual Christians]. Kazan': Uni- versitetskaia tipografiia.

30. Edelman, M. (2012) “E.P. Thompson and Moral Economies”, in D. Fassin (ed.) A Companion to Moral Anthropology, pp. 49-66. Oxford: Wiley-Blackwell.

31. Fassin, D. (2009) “Moral Economies Revisited”, Annales. Histoire, Sciences Sociales 64 (6): 1237-66

32. Inikova, S.A. (2000) “Rol' `tolstovstva' i tolstovtsev v dvizhenii kavkazskikh dukhobortsev 1890-kh gg.” [The Role of “Tolstovstvo” and Tolstovites in the movement of Caucasian Dukhobors in the 1890s], Tolstovskii sb-2000: Mat-ly XXVI mezhdunar. Tolstovskikh cht. Ch. 2, pp.50-63. Tula.

33. Inikova, S.A. (2002) “Uchenie L.N. Tolstogo i `syny svobody' v Kanade” [The teaching of Leo Tolstoy and “sons of freedom” in Canada], Religiovedenie 3: 49-70.

34. Khizhaia, T.I. (2012) “Eskhatologicheskoe dvizhenie russkikh iudeistvuiushchikh v kontse XIX veka” [Eschatological movement of the Russian Judaizants in the end of XIX century], in M.M. Shakhnovich (ed.) Religiia v meniaiushchemsia mire. Sb. Statei, pp. 244-258. SPb.: Izd. SPbGU.

35. Khizhaia, T.I. (2019) “Iavlenie `sokrytogo': eskhatologicheskii mif russkikh subbotnikov (XIX -- nachalo XX v.)” [Revelation of the “hidden”: eschatological myth of the Russian Judaizants (XIX -- early XX century)], Studia Religiosa Rossica: nauch- nyi zhurnal o religii 1: 57-83.

36. Lavrov, A.S. (2000) Koldovstvo i religiia v Rossii. 1700--1740 gg. [Witchcraft and Religion in Russia. 1700-1740]. M.: “Drevlekhranilishche'.

37. Lotz-Heumann, U. (2013) “Confessionalization”, in A. Bamji, G.H. Janssen, M. Laven (eds.) The Ashgate Research Companion to the Counter-Reformation, pp. 33-53. Farnham: Ashgate.

38. L'vov, A.L. (2011) Sokha i Piatiknizhie: russkie iudeistvuiushchie kak tekstual'noe soobsh- chestvo [Plough and the Pentateuch: Russian Judaizants as a Textual Community]. SPb: Izd. EUSPb.

39. Martinovich, V.A. (2015) Netraditsionnaia religioznost': vozniknovenie i migratsiia: Materialy k izucheniiu netraditsionnoi religioznosti. T. 1 [Unconventional religiosity: the emergence and migration: Materials for the study of unconventional religiosity. Vol. 1]. Minsk: Minskaia dukhovnaia akademiia.

40. Mel'nikov, P.I. (1868) “Tainye sekty. Gl. I-IV” [Secret Sects. Chapter I-IV], Russkii vestnik 75(5): 5-70.

41. Meyer, B. (2013) “Mediation and Immediacy: Sensational Forms, Semiotic Ideologies, and the Question of the Medium”, in J. Boddy, M. Lambek (eds) A Companion to the Anthropology of Religion, pp. 309-326. Oxford: Wiley-Blackwell.

42. Nechaev, V.V. (1889) “Dela sledstvennye o raskol'nikakh komissii v XVIII v. veke” [Investigative cases about the dissenters in the XVIII century], in Opisanie dokumentov i bumag, khraniashchikhsia v Moskovskom arkhive Ministerstva iustitsii. Kn. 6. Otd. II, pp. 77-199. M.: Tipo-lit. Tov. Kushnerov i kompaniia, 1889.

43. Otrazitel'noe pisanie o novoizobretennom puti samoubiistvennykh smertei. Vnov' naidennyi staroobriadcheskii traktat protiv samosozhzheniia 1691 goda. Soobshchenie Kh. Lopareva [A Reflective Writing about a Newly Invented Path of Suicide. Newly found Old Believer treatise against self-immolation in 1691. Publication by H. Loparev.] (1895). SPb.: Tip. I. N. Skorokhodova.

44. Panchenko, A.A. (2004) Khristovshchina i skopchestvo: folklor i traditsionnaia kul'tura russkikh misticheskikh sekt [Khristovshchina and Skopchestvo: folklore and traditional culture of Russian mystical sects]. M.: OGI.

45. Petrov, S.V. (2010) “Iuzhnoamerikanskii Izrail': Predvaritel'nye rezul'taty polevykh issledovanii v russkoi kolonii San-Khav'er v Urugvae” [South American Israel: Preliminary results of field research in the Russian colony San Javier in Uruguay], Religioved- cheskie issledovaniia А: 66-88.

46. Pypin, A.N. (1916) Religioznye dvizheniia pri Aleksandre I [Religious movements under Alexander I]. Pg.: “Ogni”.

47. Sergazina, K.T. (2015) “Khozhdenie vkrug”: Ritual'naia praktika pervykh obshchin khristoverov [“Walk around”: Ritual practice of the first Christ Faith communities]. M.: RGGU.

48. Sobranie postanovleniipo chasti raskola [Collection of decrees on the schism] (1858). SPb.: Tip. Ministerstva vnutrennikh del.

49. Tambovtseva, S.G. (2019) “Dukhobortsy XVIII veka kak tekstual'noe soobshchestvo: nekotorye istochniki chetyrekh rannikh dukhoborcheskikh psalmov” [Dukhobortsy of the 18th century as a textual community: some sources of four early Dukhobor psalms], Russkaia literatura 2: 25-37.

50. Taussig, M. (1980) The Devil and Commodity: Fetishism in South America. Chapel Hill: The University of North Carolina Press.

51. Ulozhenie o nakazaniiakh ugolovnykh i ispravitel'nykh [The criminal and correctional code] (1845). SPb.: Tip. II Otd. Sobstv. Ego Imp. Vel. Kantseliarii.

52. Usenko, O.G. (2005) “Pervye donskie lzhekhristy” [First Don pseudo-Christs], in Arkhivnye dokumenty kak istochnik formirovaniia predstavlenii ob istorii Otechestva. Mat-ly 37-i Vseros. zaoch. nauch. konf, pp. 283-286. SPb.: Nestor.

53. Vysotskii, N.G. (1914) Materialy iz istorii dukhoborcheskoi sekty [Materials from the history of the Dukhobor sect]. Sergiev Posad: Tip. I. I. Ivanova.

54. Vysotskii, N.G. (1915) Pervyi skopcheskiiprotsess [The First Process of the Castrates]. M.: Pechatnia A. I. Snegirevoi.

55. White, J. (2016) “Edinoverie i kontseptsiia konfessionalizatsii: diskursivnye zametki” [Edinoverie and the Concept of Confessionalisation: Discursive Remarks], Quaestio Rossica 4(4): 177-189.

56. Zhmakin, V.N. (1882) “Eres' esaula Kotel'nikova” [Heresy of esaul Kotelnikov], Khristianskoe chtenie 11-12: 739-795.

57. Zhuk, S.I. (2004) Russia's Lost Reformation: Peasants, Millennialism, and Radical Sects in Southern Russia and Ukraine, 1830--1917. Baltimore, MD.: The Johns Hopkins University Press.

Размещено на Allbest.ru